Страница:
За порогом стало заметно яснее, но буря продолжала неистовствовать. Плотные облака снежинок носились над землей, морозная пыль ранила глаза, заставляя болезненно щуриться. Из псарен доносился слаженный вой. Привязанные возле ограды лошади озабоченно фыркали.
Риль стояла возле псарни и смотрела на обрывавшуюся вереницу следов. Куртка на ее груди была распахнута, и в смутном утреннем свете виднелась длинная платиновая цепочка с крупным камнем, словно покрытым изнутри инеем. Волшебница сложила ладони лодочкой и закрыла глаза. Возле нее переминался с ноги на ногу Нестор Нурр. В руках он бережно держал шубку Ойны. За спиной скульптора маячили Подер и любопытный Биви. Хёльв и Лэррен расположились чуть поодаль. Эльф красовался в новеньких меховых ботинках и стеганке. И то и другое было выдано ему сердобольной кухаркой.
— Что она задумала? — шепотом спросил юноша.
— Попытается направление взять, — объяснил тот. — Высокого полета колдунья. Наверное, из тех, что через Грозу прошли.
Хёльв собрался было засыпать друга целым градом вопросов, но не смог вымолвить ни слова. Вокруг Риль рваной вуалью пронесся неведомо откуда взявшийся синий туман. Чародейка вздрогнула, выпрямилась, и на ее лбу, между броней, открылся третий глаз. Глаз был черный, глубокий, полностью лишенный белка — одна антрацитовая сияющая радужка. Его взгляд обежал ожидавших людей, задержался на Хёльве, рассматривая его как-то растерянно и удивленно, и устремился в низкое небо.
Юноша зябко поежился:
— Ты видел?
— Что именно? — со скукой в голосе отозвался Лэррен. Еe кулон? Весьма подозрительный камешек.
Он нетерпеливо наблюдал за Риль, и по его лицу никак нельзя было сказать, что он стал свидетелем чего-то необычайного. Хёльв украдкой покосился на остальных и убедился, что и они ничего не заметили.
«Похоже, я от усталости сомлел, — потрясенно подумал юноша, — чудеса всякие мерещатся».
Тем временем черный глаз закрылся и исчез, будто его никогда и не было, Риль тряхнула золотыми волосами и сказала:
— Они ушли на север, в Убарис. Там находятся большой храм Амны и женский монастырь. Нашу незнакомку зовут Полонна, она там дама-настоятельница. Двигаются быстро, но без помощи волшебства. Очевидно, летят на гельмаре.
— На гельмаре?! — с восторгом переспросил Хёльв и с нескрываемым торжеством посмотрел на Лэррена.
— Ристагов штопор — выругался тот. — Похоже, перехватить их в пути не удастся.
Риль развела руками:
— К великому сожалению. Хотя это было бы проще всего. Гельмар опустится на землю только в стенах монастыря. Но мы можем легко перегнать их и ждать уже на месте.
Нурр понимающе кивнул:
— Телепортация?
— Да. Примерно в дне пути от монастыря есть хорошая, давно известная точка. Если поспешим — за трое суток обернемся.
Хёльв щурился на сыпавшее снегом небо, делая вид, что присутствовать при подобных разговорах ему не впервой. Лэррен же, напротив, слушал внимательно, с откровенной заинтересованностью.
— Поехали, — сказала Риль, отвязывая своего игреневого.
Остальные последовали ее примеру. Хёльв выбрал мохнатую пегую лошаденку добродушного вида, Лэррен неожиданно лихо вскочил в седло рыжеухого гнедого. Биви и Подер помогли хозяину взобраться на крепкую соловую кобылу.
Узорчатые ворота отворились, и перед путниками белой лентой легла заснеженная дорога.
Ойна сидела возле окна и наблюдала за катившимися по стеклу каплями воды. Они напоминали прозрачных жучков, спешивших вниз по своим делам. Некоторые бежали быстрее, некоторые медленнее, но — рано или поздно — все достигали жестяного карниза.
В коридоре послышались голоса, и Ойна поспешно спрыгнула с табурета, оправила манжеты и передник.
— Девочка шаловливая, но очень милая, ты увидишь, — произнесла мать Самния.
— Как и все они, — согласился с ней незнакомый женский голос.
Дверь отворилась, и в комнату вошла настоятельница. Ее сопровождала бледная невысокая монахиня с пышными седыми волосами, казавшимися в свете лампы серебристым облачком. Ойна уставилась на гостью, раскрыв рот.
— Откроем сердца чистоте, — спохватилась она в последний момент.
— Откроем сердца чистоте, — ответили старшие сестры. Самния поманила девочку рукой:
— Ойна, познакомься, это — мать Полонна, настоятельница Убарского монастыря. Помнишь, что о нем рассказывали на уроках?
— В стенах монастыря расположен Убарский храм — величайшее святилище во славу Всемилостивой Амны, заученно отбарабанила Ойна и, подумав, добавила: — Там хранится Сердце. Оно помогает служительницам Амны совершать разные чудеса. А Чистые охраняют его и поддерживают в нем силу.
Мать Полонна кивнула:
— Все верно. — Она подошла к девочке, легко коснулась пальцами ее лба и улыбнулась. — Ты бы хотела там побывать?
Ойна недоверчиво вскинула глаза на настоятельницу Самнию. Та еле заметно наклонила голову. — Очень! Очень сильно! Если это возможно…
— Для маленькой Чистой — возможно, — сказала Полонна. — Едем?
Девочка задохнулась от восторга: — Прямо сейчас?
— Конечно. На улице нас ждет гельмар. Стоит поспешить, пока погода совсем не испортилась. По дороге мы залетим еще за двумя воспитанницами — в Хан-Хессе и Велерию.
— Гельмар! — Карие глаза Ойны сделались похожими и блюдца.
Она приподняла подол юбки и закружилась по комнате. Путешествие! Настоящее долгое путешествие! По воздуху! На чудесном пушистом гельмаре!
— Это большая честь, дитя мое, — добавила Самния. Высокая награда.
— Я… Я так рада! Ойна прижала руки к груди. — Спасибо! Спасибо большое!
— Беги собирайся, — велела девочке Полонна.
В сумерках мокрая шерсть гельмара казалась темно-серой, почти черной. Он лежал, широко расправив крылья, и косился на людей большим любопытным глазом. Крыша Убарского храма, служившая посадочной площадкой, была чистой, круглой, покрытой вязаными дорожками.
Ойна сидела, привалившись к боку гельмара, и осторожно поглаживала зверя по носу. Ее слегка мутило: сказывалась многочасовая тряска в воздухе. Рядом с ней, возле бортика крыши, стояли Герма и Тинель — девочки из приютов Хан-Хессе и Велерии. Чуть в стороне мать Полонна беседовала со встречавшими гостей сестрами.
— Покушать бы, — печально вздохнула светленькая розовощекая Тинель, разглядывая полный людей монастырский двор.
Ойна сморщила носик.
— Сперва, наверное, молиться пойдем, — предположила Герма.
— На ночную, благодарственную, — согласилась Тинель.
— С умерщвлениями, — добавила Ойна.
Теперь вздохнули все три. По крыше размеренно застучал дождь. Полонна закончила разговор, накинула на голову капюшон и вернулась к своим подопечным.
— Пошли, — сказала она, обнимая девочек за плечи. Они направились к двери, ведущей в глубь храма, спустились вниз по широкой каменной лестнице.
— А куда мы идем? — полюбопытствовала Ойна.
— Хочу вас кое с кем познакомить.
— С кем?
Настоятельница улыбнулась:
— А сами не догадываетесь?
— С Чистыми? — замирая, предположила Герма.
— Именно. Они давно ждут вас.
— Ждут нас? — Румяные щеки Тинель порозовели еще больше. Полонна снова улыбнулась и ничего не ответила.
В нижнем святилище их ожидало несколько десятков сестер. Все почтительно приветствовали девочек, заглядывали им в глаза, старались прикоснуться хоть к краешку одежды. Ойна смущенно озиралась и втягивала голову в плечи: подобное внимание казалось ей не слишком приятным.
В зале было прохладно и немного сыро — словно в заброшенном погребе. Стены покрывал замысловатый орнамент, по трехгранным колоннам вился плющ.
— А где же Чистые? — шепотом спросила Герма.
— Не знаю, — отозвалась Тинель — Этих вроде бы слишком много. Наверное, они просто сестры.
В то же мгновение толпа расступилась. Посреди святилища, на небольшом возвышении, стояла скульптурная композиция: три женщины в монашеских одеждах держали на вытянутых руках прозрачный сияющий кристалл — Чистое Сердце Амны. Тусклые блики свечей играли на белых мраморных лицах, на гладких плечах, на волосах.
— Мамочки, — всхлипнула Ойпа, цепляясь за юбку настоятельницы, — они же каменные.
Тебе так кажется, дитя мое, — сказала Полонна, подталкивая ее вперед.
Ойна отпрянула, извернулась, чтобы бежать, но тут одна из статуй повела головой и ожила. По бледным щекам разлился румянец, потеплел цвет кожи, просветлели глаза.
— Подойдите, — проговорили белые губы.
Голос звучал глухо и бесцветно, но в нем заключалась сила, противиться которой было невозможно. Вытянувшаяся в струнку Герма обреченно вздохнула и шагнула к Чистым. Следом двинулась Тинель. Ойна схватила ее за локоть, хотела потянуть назад, но вместо этого сама последовала за ней.
— Я не хочу, — шептала она, пытаясь заставить непослушные ноги повернуть назад. — Не хочу, не хочу…
Девочки встали рядом с Чистыми, и неяркий свет, исходивший от Сердца, коснулся их, заключая в круг. Воздух стал свежим, утренним, напоенным едва уловимыми запахами цветов.
— Амна, Матерь Пресвятая, отвори свои объятия, — раздались вдалеке слова молитвы, — Дай нам силы…
— Не хочу, — упрямо повторяла Ойна. — Отпустите меня! Слышите? Отпустите!
Она не могла пошевелить даже мизинцем. Тело больше не желало ей подчиняться.
— Ты должна, — ответил ей хор из трех голосов. — Вы должны. Должны.
— Я не хочу, мне страшно! — Ойна перешла на крик. — Почему я?!
Спокойные ясные глаза смотрели на нее с осуждением.
— Вы должны. Сменить. Нас.
На плечо Ойны легла чья-то тяжелая рука, и кожу сковало холодом. Ледяные нити потянулись по спине, бедрам, рукам. От пола по щиколоткам поднимался мороз, полз к коленям. Она зажмурилась, и стылая волна накрыла ее с головой.
— Почему ты ее так странно называешь? — шепотом спросил юноша.
— Эйне ма — это обращение к старшим по возрасту и положению, — пояснил эльф. — У нас, знаешь ли, принято уважать почтенное поколение. Высокий ранг предков искупает нечистоту ее крови.
— А она почтенная?
— Да уж не юница, — с раздражением ответил Лэррен.
«Не юница» обернулась и с усмешкой посмотрела на сородича. Потом бросила несколько слов скульптору и остановилась, поджидая разом притихших приятелей.
— Кажется, я еще не потребовала от вас объяснений, —заявила она.
Эльф отъехал на несколько шагов назад.
— Вообще-то все произошло из-за этого наглого флейтиста. Пускай он и отдувается.
— Да я только… — Юноша бросил на колдунью взгляд затравленной горной козочки. — Я только хотел ночь переночевать. Видите ли, нам пришлось спешно покинуть Брасьер, и мы не успели прихватить должного количества денег, еды и теплой одежды. Мы могли насмерть замерзнуть в этой неприветливой местности.
— Что же за спешка такая была? Ограбили кого-то? Хёльв возмущенно махнул рукой:
— Если бы. Дело похитрее вышло.
— Я сгораю от нетерпения, — подбодрила его Риль. Юноша вздохнул, натянул на уши сползшую шапку и начал рассказывать. Чародейка слушала внимательно, не перебивая вопросами. На ее губах играла улыбка. Когда Хёльв стал описывать проведенный Амель обряд, Риль довольно хмыкнула, а услышав о возвращении генерала Рубелиана — громко рассмеялась.
— Ну и дела, — протянула она, вытирая слезы. Хорошенькая история, нечего сказать. И угораздило же вас вляпаться.
— Ему не привыкать, — проворчал Лэррен.
— Говоришь, баронесса сочла тебя великим магом? — с интересом переспросила Риль.
Он кивнул с некоторым смущением:
— Вы не знаете — почему?
— Знаю. — Чародейка неопределенно пожала плечами, прислушиваясь к чему-то, и натянула поводья.
— Приехали, — сказала она и спешилась.
Хёльв с любопытством огляделся. Лесная поляна, на которой они оказались, ничуть не отличалась от других, виденных по дороге: небольшой пятачок, окруженный коричневыми сосновыми стволами и прятавшимися в сугробах кустами.
— Здесь ничего нет, — сообщил зевавший во весь рот Подер.
— Пока нет, — ответила Риль. — Отойдите в сторону, к дороге.
По колено утопая в снегу, она подошла к росшей в центре поляны одинокой елке и, сложив ладони лодочкой, выкрикнула несколько звенящих металлом слов. Широколапая ель качнула макушкой. Воздух перед ней задрожал и словно потек, оголяя четко обрисованный прямоугольник прохода.
— Идите, — приказала волшебница. — Смотрите только вниз.
Первым в проем нырнул Нестор Нурр, гигант Подер отстал от него всего на шаг. Пришпорив коня, за ними устремился Лэррен. Хёльв с тоской посмотрел ему вслед.
— Ну что, великий маг, телепортации боишься? — съехидничала Риль.
Он покраснел и, зажмурившись, стеганул свою лошаденку по лоснящемуся боку. Свет на мгновение померк, дохнуло плесенью. Потом щеки Хёльва коснулся солнечный луч.
— Да всё уже, всё, — засмеялся где-то рядом Лэррен. Юноша открыл глаза и опасливо огляделся. Они стояли на вершине пологого холма. Небо было ясным, искристо-голубым, очень высоким. Несмотря на сильный мороз, снег лежал не везде: белые овраги чередовались с бурыми полосами полей и темной зеленью лесов. Вдалеке, почти у самого горизонта, виднелись четыре башни — одна высокая и три поменьше.
— Это он? Монастырь? одними губами спросил скульптор.
— Да, — ответила Риль. — Мы будем там к вечеру.
Храм был ликующей песней, гимном во славу Всемилостивой Амны. Он стоял на вершине специально насыпанного кургана, озирая окрестные домишки, как сеньор —покорных подданных. Три изящные башни, сложенные из розоватого, в красных прожилках камня, переплетались легкими стеклянными галереями. На верхних уровнях, накрытые почти незримыми колпаками, цвели зимние сады. Четвертая башня стояла в центре треугольника, образованного ее товарками. Она не казалась тонкой — массивная, крепкая, построенная из обтесанных валунов. На ее шпиле тускло сверкало синее сердце — символ непреходящей любви богини.
— Оно не горит, — задумчиво сказала Риль.
— Что? — рассеянно переспросил Нестор.
— Сердце.
— Разве? — удивился Лэррен. — Я бы так не сказал.
— Обычно оно блистает почти как солнце. — Чародейка вздохнула. — Если бы вы это видели, вы бы поняли. Нечто незабываемое.
Хёльв украдкой перевел дух. Открывшееся зрелище и без того было величественным.
— Похоже, и здесь не обошлось без магии монахинь? — поинтересовался он. — Какие еще чудеса нас могут ждать? Говорящие камни?
— Вряд ли. В своих лабораториях сестры занимаются и алхимией, и матрикацией, и спиритизмом, но мы вряд ли с этим столкнемся.
— По-моему, вы говорите не о том, — перебил ее Нурр. — Надо решить, как мы попадем в храм.
Оказавшись так близко к цели, он приободрился, расправил плечи.
— Обыкновенно, — ответила Риль. — Придем преклонить колена в святом месте, как и положено добропорядочным верующим. Полонну мы обогнали, и еще есть время осмотреться. Даже если гелъмар летит с предельной скоростью, они будут здесь не раньше завтрашнего полудня.
— Да я не о том! — Скульптор досадливо нахмурился. — Как мы во внутренние помещения проберемся?
— На месте и решим, — неожиданно для самого себя брякнул Хёльв, — Чего загадывать? Чародейка одобрительно кивнула:
— Вот именно. Парень дело говорит. Только учтите одну вещь: ни в монастыре, ни в храме я колдовать не смогу.
— Не сможешь? — Напускная уверенность в себе сползла с Нестора, как развязавшийся плащ.
— Во-первых, это просто запрещено. В стенах святилищ вся власть принадлежит монахиням. Они легко обнаружат работающего мага и вышвырнут его безо всякого почтения.
— А во-вторых? — подался вперед Лэррен. Затянутая в перчатку рука Риль нервно потрепала медную гриву коня. Фаворит покосился на хозяйку грустным карим глазом и негромко заржал.
— Тяжело, — пояснила она. — Очень тяжело. Будто в сиропе плаваешь со свинцовыми гирями на ногах. Я постараюсь что-то сделать, но ничего обещать не могу. Мне бы не хотелось, чтобы вы рассчитывали на чудеса с моей стороны.
— Что ж, обойдемся без магии, — подвел итог эльф. Топтавшийся в сторонке Подер, нерешительно кашлянув, подошел к хозяину.
— Пора подумать о ночлеге, — напомнил он.
«И о сытной трапезе из пяти-шести блюд, — мысленно добавил Хёльв, проводив взглядом садившееся за лес солнце. — Целый день скакали почти без роздыху, хватит уж».
— Думаю, идти всей компанией в храм не стоит. Слишком уж приметно, — сказала Риль и повернулась к Нестору Нурру. — Вы с Подером подыщете место для ночевки, а мы пока сходим на разведку.
— Я пойду с вами, — упрямо заявил скульптор. — Пусть я и не самый смелый человек среди присутствующих, но прятаться за чужими спинами не собираюсь.
— Вас могут узнать, — подал голос Лэррен.
— Кто?
— Полонна.
— Так она же еще не прибыла?
Риль нахмурилась:
— Я предполагаю, что еще не прибыла, А если я ошиблась? Зачем так глупо рисковать?
— Я же должен что-то сделать, — горестно прошептал скульптор. — Я не могу сидеть сложа руки.
На лицо чародейки тенью набежало раздражение.
— Сделаешь. Позднее, А сейчас твое присутствие может только помешать, — отчеканила она.
— Встретимся ровно через два часа на торговой площади, возле мясных рядов.
Указав рукой направление, она тронула коня шпорами и устремилась вперед. Изнывавший от голода Хёльв и задумчивый Ларрен последовали за ней.
У входа в храм их встретил нежный перезвон бубенцов. Закат — время вечерней службы, покаяния, исповедей. Сквозь широкие, увитые вечнозеленым плющом ворота двойным потоком шел народ — кто-то, получив благословение, спешил домой, кто-то, напротив, торопился преклонить колена в святой обители.
Оставив лошадей у коновязи, путники влились в толпу. Прихожане шли к богине не с пустыми руками — большинство волокло корзины с чуть сморщенными зимними яблоками, колбасами, банками варенья, гирляндами чеснока и сушеных грибов. Каждый хотел оставить у ног Матери гостинчик, порадовать родительницу. Сестры, служительницы Амны, не держали никакого хозяйства, полностью полагаясь на щедрые подношения.
Хёльв вышагивал, глядя строго перед собой, стараясь не обращать внимания на острый запах копченостей и овечьего сыра, пропитавший, казалось, даже стены.
— Потерпи немного, — сказала вдруг Рилъ, сжимая его ладонь. — Подер — человек надежный, не даст нам от голода помереть.
Юноша запунцовел и неслышно что-то пролепетал, но чародейка уже не смотрела на него. Остановившись посреди дороги, она сверлила глазами пузатого монаха в синей робе, устроившегося возле не работавшего по причине холодов фонтана.
— Пусть продлит Отец Непостижимый дни наши, дабы мы могли всецело посвятить себя трудам и думам во славу его и супруги его, Матери всего сущего, — старательно выводил он.
Прихожане кланялись ему, целовали краешек одеяния. — Похоже, нам повезло, — возбужденно прошептала Риль, увлекая спутников к фонтану. — Вот уж не ожидала! Завидев волшебницу, монах сбился, перепутал слова молитвы и умолк на полуслове. Порозовевшее от мороза лицо расплылось в улыбке.
— Госпожа! Вы ли это? — воскликнул он.
— Конечно, я, — засмеялась Риль. Монах всплеснул руками:
— Я был уверен, что рано или поздно мы снова встретимся!
— Какая прозорливость. Не податься ли тебе, Баулик, в оракулы?
— Хорошо бы. Быть провидцем полезно и приятно, — сообщил тот.
— Почему ты здесь? — спросила Риль, присаживаясь на мраморную скамейку. — Служишь двум богам?
— Так ведь канун Лазоры — Небесного Обручения, разве вы не знаете? — охотно ответил Баулик. — Мы всегда бываем в Убарисе в это время.
— Заехал в гости? По-братски?
— Можно и так сказать. А вы какими судьбами?
Чародейка украдкой осмотрелась и придвинулась к монаху поближе.
— Это мои друзья — Лэррен и Хёльв, — начала она. — Одну девушку силой увезли сюда. Мы хотим вернуть ее домой.
Баулик важно повертел пухлыми пальчиками.
— Совершенно невозможно! Сестры не стали бы никого похищать!
— Тем не менее это случилось, — ответила Риль.
— Сестры не тащат никого силой, — упрямо гнул он. — И без того добровольцев достаточно.
— Это абсолютно исключено?
— Да. — Монах на секунду призадумался. — Если, конечно, нет каких-то особых обстоятельств.
Лэррен присвистнул:
— Значит, были особые обстоятельства…
— Естественно. Ведь за нашей девочкой приехала аж сама дама-настоятельница. Не думаю, что она за каждой соплячкой по всему свету мотается, — подтвердила Риль. Хорошо бы теперь узнать, что это за обстоятельства.
— Мать Полонна еще не возвращалась, — заметил Баулик. — Насколько мне известно, ее с нетерпением ждут.
На балконы центральной башни вышел хор, и слаженное, ясное пение десятков голосов заполнило двор. Хёльв на мгновение зажмурился — такой неожиданно прекрасной показалась ему музыка.
— …Нашу юдоль осветит, — лились слова молитвы. Обернется с состраданьем, плач сестер услышав тихий…
— Славные соловушки, — пробормотал Баулик. Риль встала, стряхивая с себя оцепенение.
— Ты можешь нам помочь? — спросила она монаха.
— Я бы рад, но как?
— Для начала покажи нам тут все. Баулик послушно вскочил.
— Здесь заблудиться сложно. В розовых башнях — их еще называют миньонами — располагаются небольшие Сестрины часовни, трапезные, дортуары воспитанниц и кельи монахинь, — Он подвел спутников к самому низкому из этих строений.
Несмотря на холод, дверь была открыта. На пороге, полностью закрывая собой проход, сидела дородная привратница в толстой шерстяной накидке.
— Видите, там лестница в верхние покои, внизу — столовая.
— С трудом. Почтенная сестра загораживает.
— Часовня располагается на самом верху. — Подобрав робу, Баулик засеменил дальше по утоптанному снегу. — Все миньоны устроены подобным образом.
— То есть внутрь вас допускают? — поинтересовался Лэррен.
Он украдкой отхлебнул из спрятанной в рукаве фляги и, воровато стрельнув глазами по сторонам, отер губы. Монах пошевелил кончиком носа и бросил на эльфа взгляд, исполненный самой черной зависти.
— Допускают, а как же. Не в кельи, понятное дело, зато в трапезные, молельни — совершенно свободно. Но только во время Лазоры.
— А нас, пожалуй что, дальше порога не пригласят? — с усмешкой предположила Риль.
— Не пригласят, можете не сомневаться, — согласился Баулик. — Мирским только во дворе прогуливаться можно, благодатным воздухом дышать, да в храме перед божественными образами во прахе лежать.
— Прах надо с собой приносить или на месте могут выдать? — ядовито осведомилась чародейка.
Баулик надулся:
— Вот опять вы издеваетесь.
— Это просто оборот речи такой.
С любопытством озиравшийся вокруг Хельв хихикнул. Монах расстроился еще больше.
— И паж у вас невоспитанный.
Риль сдвинула брови и холодно уставилась на юношу. Тот съежился и попытался стать незаметной серой тенью.
«Конечно, самой ей можно, а мне — так сразу чуть ли не подзатыльники отвешивают», — с горечью думал он, шагая вслед за всеми к храму.
— На крыше серединной башни устроен насест для гельмаров, — гордо заявил Баулик, указывая пальцем вверх. — Видите?
— Видим, — кивнула чародейка.
— А символ любви погасший видите? — понизив голос, спросил монах.
Хёльв украдкой бросил взгляд наверх. На фоне ясного закатного неба венчавшее башню сердце казалось особенно темным, почтя черным.
Замерев на месте, Риль заинтересованно повернулась к Баулику:
— Что с ним стряслось? Когда я была здесь в последний раз, оно сияло так, что смотреть больно.
— Об этом никто не осмеливается говорить вслух, — сказал Баулик, — Оно потухло несколько недель назад. Становилось все тусклее и тусклее, пока совсем не померкло, Никто не знает почему.
Лэррен недоверчиво хмыкнул.
— Уж кто-то да знает, — заметил он.
— Пожалуй, — не стал спорить монах. — Но рядовые служительницы в ужасе и панике. Поговаривают, что милость богини покинула храм.
— Так вот почему у сестер такие озабоченные лица! — хмыкнула Риль.
Баулик только вздохнул.
— А как же исцеления, помощь больным? — решился спросить Хёльв. — Я много слышал о творимых здесь чудесах.
— Никак. — Монах опасливо огляделся. — Всех страждущих потихоньку спровадили, сославшись на праздники. Боюсь, что служительницы утратили часть своей силы.
Он замолчал, пропуская вперед бедно одетого мужчину, ведущего за руку кудрявого мальчика. Мальчик торжественно нес ярко-оранжевую тыкву.
— Декаду назад даже ритуал особый начали, — еле слышно продолжал монах. Самые сильные в вере заперлись в кельях, постятся и плачут, просят Матерь о прощении.
— Что-то они натворили. Но вот что? — пробормотала Риль и погрузилась в размышления.
Убарское святилище Всемилостивой Амны было строгим и величественным. Ни игривая лепка, ни цветные витражи не нарушали простой гармонии увитых зеленью колонн и белых стен с барельефами, изображавшими земное житие богини — беседу с маленькими сестрами, утешение сирот, вразумление правителей. Воздух казался особенно светлым, пахло мятой и базиликом.
Риль стояла возле псарни и смотрела на обрывавшуюся вереницу следов. Куртка на ее груди была распахнута, и в смутном утреннем свете виднелась длинная платиновая цепочка с крупным камнем, словно покрытым изнутри инеем. Волшебница сложила ладони лодочкой и закрыла глаза. Возле нее переминался с ноги на ногу Нестор Нурр. В руках он бережно держал шубку Ойны. За спиной скульптора маячили Подер и любопытный Биви. Хёльв и Лэррен расположились чуть поодаль. Эльф красовался в новеньких меховых ботинках и стеганке. И то и другое было выдано ему сердобольной кухаркой.
— Что она задумала? — шепотом спросил юноша.
— Попытается направление взять, — объяснил тот. — Высокого полета колдунья. Наверное, из тех, что через Грозу прошли.
Хёльв собрался было засыпать друга целым градом вопросов, но не смог вымолвить ни слова. Вокруг Риль рваной вуалью пронесся неведомо откуда взявшийся синий туман. Чародейка вздрогнула, выпрямилась, и на ее лбу, между броней, открылся третий глаз. Глаз был черный, глубокий, полностью лишенный белка — одна антрацитовая сияющая радужка. Его взгляд обежал ожидавших людей, задержался на Хёльве, рассматривая его как-то растерянно и удивленно, и устремился в низкое небо.
Юноша зябко поежился:
— Ты видел?
— Что именно? — со скукой в голосе отозвался Лэррен. Еe кулон? Весьма подозрительный камешек.
Он нетерпеливо наблюдал за Риль, и по его лицу никак нельзя было сказать, что он стал свидетелем чего-то необычайного. Хёльв украдкой покосился на остальных и убедился, что и они ничего не заметили.
«Похоже, я от усталости сомлел, — потрясенно подумал юноша, — чудеса всякие мерещатся».
Тем временем черный глаз закрылся и исчез, будто его никогда и не было, Риль тряхнула золотыми волосами и сказала:
— Они ушли на север, в Убарис. Там находятся большой храм Амны и женский монастырь. Нашу незнакомку зовут Полонна, она там дама-настоятельница. Двигаются быстро, но без помощи волшебства. Очевидно, летят на гельмаре.
— На гельмаре?! — с восторгом переспросил Хёльв и с нескрываемым торжеством посмотрел на Лэррена.
— Ристагов штопор — выругался тот. — Похоже, перехватить их в пути не удастся.
Риль развела руками:
— К великому сожалению. Хотя это было бы проще всего. Гельмар опустится на землю только в стенах монастыря. Но мы можем легко перегнать их и ждать уже на месте.
Нурр понимающе кивнул:
— Телепортация?
— Да. Примерно в дне пути от монастыря есть хорошая, давно известная точка. Если поспешим — за трое суток обернемся.
Хёльв щурился на сыпавшее снегом небо, делая вид, что присутствовать при подобных разговорах ему не впервой. Лэррен же, напротив, слушал внимательно, с откровенной заинтересованностью.
— Поехали, — сказала Риль, отвязывая своего игреневого.
Остальные последовали ее примеру. Хёльв выбрал мохнатую пегую лошаденку добродушного вида, Лэррен неожиданно лихо вскочил в седло рыжеухого гнедого. Биви и Подер помогли хозяину взобраться на крепкую соловую кобылу.
Узорчатые ворота отворились, и перед путниками белой лентой легла заснеженная дорога.
* * *
В то утро на город опустился туман. Не было видно огней даже самых ближних домов, из серой мути выступали только нечеткие силуэты росших вокруг храма деревьев.Ойна сидела возле окна и наблюдала за катившимися по стеклу каплями воды. Они напоминали прозрачных жучков, спешивших вниз по своим делам. Некоторые бежали быстрее, некоторые медленнее, но — рано или поздно — все достигали жестяного карниза.
В коридоре послышались голоса, и Ойна поспешно спрыгнула с табурета, оправила манжеты и передник.
— Девочка шаловливая, но очень милая, ты увидишь, — произнесла мать Самния.
— Как и все они, — согласился с ней незнакомый женский голос.
Дверь отворилась, и в комнату вошла настоятельница. Ее сопровождала бледная невысокая монахиня с пышными седыми волосами, казавшимися в свете лампы серебристым облачком. Ойна уставилась на гостью, раскрыв рот.
— Откроем сердца чистоте, — спохватилась она в последний момент.
— Откроем сердца чистоте, — ответили старшие сестры. Самния поманила девочку рукой:
— Ойна, познакомься, это — мать Полонна, настоятельница Убарского монастыря. Помнишь, что о нем рассказывали на уроках?
— В стенах монастыря расположен Убарский храм — величайшее святилище во славу Всемилостивой Амны, заученно отбарабанила Ойна и, подумав, добавила: — Там хранится Сердце. Оно помогает служительницам Амны совершать разные чудеса. А Чистые охраняют его и поддерживают в нем силу.
Мать Полонна кивнула:
— Все верно. — Она подошла к девочке, легко коснулась пальцами ее лба и улыбнулась. — Ты бы хотела там побывать?
Ойна недоверчиво вскинула глаза на настоятельницу Самнию. Та еле заметно наклонила голову. — Очень! Очень сильно! Если это возможно…
— Для маленькой Чистой — возможно, — сказала Полонна. — Едем?
Девочка задохнулась от восторга: — Прямо сейчас?
— Конечно. На улице нас ждет гельмар. Стоит поспешить, пока погода совсем не испортилась. По дороге мы залетим еще за двумя воспитанницами — в Хан-Хессе и Велерию.
— Гельмар! — Карие глаза Ойны сделались похожими и блюдца.
Она приподняла подол юбки и закружилась по комнате. Путешествие! Настоящее долгое путешествие! По воздуху! На чудесном пушистом гельмаре!
— Это большая честь, дитя мое, — добавила Самния. Высокая награда.
— Я… Я так рада! Ойна прижала руки к груди. — Спасибо! Спасибо большое!
— Беги собирайся, — велела девочке Полонна.
В сумерках мокрая шерсть гельмара казалась темно-серой, почти черной. Он лежал, широко расправив крылья, и косился на людей большим любопытным глазом. Крыша Убарского храма, служившая посадочной площадкой, была чистой, круглой, покрытой вязаными дорожками.
Ойна сидела, привалившись к боку гельмара, и осторожно поглаживала зверя по носу. Ее слегка мутило: сказывалась многочасовая тряска в воздухе. Рядом с ней, возле бортика крыши, стояли Герма и Тинель — девочки из приютов Хан-Хессе и Велерии. Чуть в стороне мать Полонна беседовала со встречавшими гостей сестрами.
— Покушать бы, — печально вздохнула светленькая розовощекая Тинель, разглядывая полный людей монастырский двор.
Ойна сморщила носик.
— Сперва, наверное, молиться пойдем, — предположила Герма.
— На ночную, благодарственную, — согласилась Тинель.
— С умерщвлениями, — добавила Ойна.
Теперь вздохнули все три. По крыше размеренно застучал дождь. Полонна закончила разговор, накинула на голову капюшон и вернулась к своим подопечным.
— Пошли, — сказала она, обнимая девочек за плечи. Они направились к двери, ведущей в глубь храма, спустились вниз по широкой каменной лестнице.
— А куда мы идем? — полюбопытствовала Ойна.
— Хочу вас кое с кем познакомить.
— С кем?
Настоятельница улыбнулась:
— А сами не догадываетесь?
— С Чистыми? — замирая, предположила Герма.
— Именно. Они давно ждут вас.
— Ждут нас? — Румяные щеки Тинель порозовели еще больше. Полонна снова улыбнулась и ничего не ответила.
В нижнем святилище их ожидало несколько десятков сестер. Все почтительно приветствовали девочек, заглядывали им в глаза, старались прикоснуться хоть к краешку одежды. Ойна смущенно озиралась и втягивала голову в плечи: подобное внимание казалось ей не слишком приятным.
В зале было прохладно и немного сыро — словно в заброшенном погребе. Стены покрывал замысловатый орнамент, по трехгранным колоннам вился плющ.
— А где же Чистые? — шепотом спросила Герма.
— Не знаю, — отозвалась Тинель — Этих вроде бы слишком много. Наверное, они просто сестры.
В то же мгновение толпа расступилась. Посреди святилища, на небольшом возвышении, стояла скульптурная композиция: три женщины в монашеских одеждах держали на вытянутых руках прозрачный сияющий кристалл — Чистое Сердце Амны. Тусклые блики свечей играли на белых мраморных лицах, на гладких плечах, на волосах.
— Мамочки, — всхлипнула Ойпа, цепляясь за юбку настоятельницы, — они же каменные.
Тебе так кажется, дитя мое, — сказала Полонна, подталкивая ее вперед.
Ойна отпрянула, извернулась, чтобы бежать, но тут одна из статуй повела головой и ожила. По бледным щекам разлился румянец, потеплел цвет кожи, просветлели глаза.
— Подойдите, — проговорили белые губы.
Голос звучал глухо и бесцветно, но в нем заключалась сила, противиться которой было невозможно. Вытянувшаяся в струнку Герма обреченно вздохнула и шагнула к Чистым. Следом двинулась Тинель. Ойна схватила ее за локоть, хотела потянуть назад, но вместо этого сама последовала за ней.
— Я не хочу, — шептала она, пытаясь заставить непослушные ноги повернуть назад. — Не хочу, не хочу…
Девочки встали рядом с Чистыми, и неяркий свет, исходивший от Сердца, коснулся их, заключая в круг. Воздух стал свежим, утренним, напоенным едва уловимыми запахами цветов.
— Амна, Матерь Пресвятая, отвори свои объятия, — раздались вдалеке слова молитвы, — Дай нам силы…
— Не хочу, — упрямо повторяла Ойна. — Отпустите меня! Слышите? Отпустите!
Она не могла пошевелить даже мизинцем. Тело больше не желало ей подчиняться.
— Ты должна, — ответил ей хор из трех голосов. — Вы должны. Должны.
— Я не хочу, мне страшно! — Ойна перешла на крик. — Почему я?!
Спокойные ясные глаза смотрели на нее с осуждением.
— Вы должны. Сменить. Нас.
На плечо Ойны легла чья-то тяжелая рука, и кожу сковало холодом. Ледяные нити потянулись по спине, бедрам, рукам. От пола по щиколоткам поднимался мороз, полз к коленям. Она зажмурилась, и стылая волна накрыла ее с головой.
* * *
Прошло несколько часов, и резвый галоп коней сменился рысью. Впереди, оживленно разговаривая, скакали Риль и Нестор Нурр. За ними следовали Хельв и Лэррен. Дремавший на ходу Подер замыкал колонну.— Почему ты ее так странно называешь? — шепотом спросил юноша.
— Эйне ма — это обращение к старшим по возрасту и положению, — пояснил эльф. — У нас, знаешь ли, принято уважать почтенное поколение. Высокий ранг предков искупает нечистоту ее крови.
— А она почтенная?
— Да уж не юница, — с раздражением ответил Лэррен.
«Не юница» обернулась и с усмешкой посмотрела на сородича. Потом бросила несколько слов скульптору и остановилась, поджидая разом притихших приятелей.
— Кажется, я еще не потребовала от вас объяснений, —заявила она.
Эльф отъехал на несколько шагов назад.
— Вообще-то все произошло из-за этого наглого флейтиста. Пускай он и отдувается.
— Да я только… — Юноша бросил на колдунью взгляд затравленной горной козочки. — Я только хотел ночь переночевать. Видите ли, нам пришлось спешно покинуть Брасьер, и мы не успели прихватить должного количества денег, еды и теплой одежды. Мы могли насмерть замерзнуть в этой неприветливой местности.
— Что же за спешка такая была? Ограбили кого-то? Хёльв возмущенно махнул рукой:
— Если бы. Дело похитрее вышло.
— Я сгораю от нетерпения, — подбодрила его Риль. Юноша вздохнул, натянул на уши сползшую шапку и начал рассказывать. Чародейка слушала внимательно, не перебивая вопросами. На ее губах играла улыбка. Когда Хёльв стал описывать проведенный Амель обряд, Риль довольно хмыкнула, а услышав о возвращении генерала Рубелиана — громко рассмеялась.
— Ну и дела, — протянула она, вытирая слезы. Хорошенькая история, нечего сказать. И угораздило же вас вляпаться.
— Ему не привыкать, — проворчал Лэррен.
— Говоришь, баронесса сочла тебя великим магом? — с интересом переспросила Риль.
Он кивнул с некоторым смущением:
— Вы не знаете — почему?
— Знаю. — Чародейка неопределенно пожала плечами, прислушиваясь к чему-то, и натянула поводья.
— Приехали, — сказала она и спешилась.
Хёльв с любопытством огляделся. Лесная поляна, на которой они оказались, ничуть не отличалась от других, виденных по дороге: небольшой пятачок, окруженный коричневыми сосновыми стволами и прятавшимися в сугробах кустами.
— Здесь ничего нет, — сообщил зевавший во весь рот Подер.
— Пока нет, — ответила Риль. — Отойдите в сторону, к дороге.
По колено утопая в снегу, она подошла к росшей в центре поляны одинокой елке и, сложив ладони лодочкой, выкрикнула несколько звенящих металлом слов. Широколапая ель качнула макушкой. Воздух перед ней задрожал и словно потек, оголяя четко обрисованный прямоугольник прохода.
— Идите, — приказала волшебница. — Смотрите только вниз.
Первым в проем нырнул Нестор Нурр, гигант Подер отстал от него всего на шаг. Пришпорив коня, за ними устремился Лэррен. Хёльв с тоской посмотрел ему вслед.
— Ну что, великий маг, телепортации боишься? — съехидничала Риль.
Он покраснел и, зажмурившись, стеганул свою лошаденку по лоснящемуся боку. Свет на мгновение померк, дохнуло плесенью. Потом щеки Хёльва коснулся солнечный луч.
— Да всё уже, всё, — засмеялся где-то рядом Лэррен. Юноша открыл глаза и опасливо огляделся. Они стояли на вершине пологого холма. Небо было ясным, искристо-голубым, очень высоким. Несмотря на сильный мороз, снег лежал не везде: белые овраги чередовались с бурыми полосами полей и темной зеленью лесов. Вдалеке, почти у самого горизонта, виднелись четыре башни — одна высокая и три поменьше.
— Это он? Монастырь? одними губами спросил скульптор.
— Да, — ответила Риль. — Мы будем там к вечеру.
Храм был ликующей песней, гимном во славу Всемилостивой Амны. Он стоял на вершине специально насыпанного кургана, озирая окрестные домишки, как сеньор —покорных подданных. Три изящные башни, сложенные из розоватого, в красных прожилках камня, переплетались легкими стеклянными галереями. На верхних уровнях, накрытые почти незримыми колпаками, цвели зимние сады. Четвертая башня стояла в центре треугольника, образованного ее товарками. Она не казалась тонкой — массивная, крепкая, построенная из обтесанных валунов. На ее шпиле тускло сверкало синее сердце — символ непреходящей любви богини.
— Оно не горит, — задумчиво сказала Риль.
— Что? — рассеянно переспросил Нестор.
— Сердце.
— Разве? — удивился Лэррен. — Я бы так не сказал.
— Обычно оно блистает почти как солнце. — Чародейка вздохнула. — Если бы вы это видели, вы бы поняли. Нечто незабываемое.
Хёльв украдкой перевел дух. Открывшееся зрелище и без того было величественным.
— Похоже, и здесь не обошлось без магии монахинь? — поинтересовался он. — Какие еще чудеса нас могут ждать? Говорящие камни?
— Вряд ли. В своих лабораториях сестры занимаются и алхимией, и матрикацией, и спиритизмом, но мы вряд ли с этим столкнемся.
— По-моему, вы говорите не о том, — перебил ее Нурр. — Надо решить, как мы попадем в храм.
Оказавшись так близко к цели, он приободрился, расправил плечи.
— Обыкновенно, — ответила Риль. — Придем преклонить колена в святом месте, как и положено добропорядочным верующим. Полонну мы обогнали, и еще есть время осмотреться. Даже если гелъмар летит с предельной скоростью, они будут здесь не раньше завтрашнего полудня.
— Да я не о том! — Скульптор досадливо нахмурился. — Как мы во внутренние помещения проберемся?
— На месте и решим, — неожиданно для самого себя брякнул Хёльв, — Чего загадывать? Чародейка одобрительно кивнула:
— Вот именно. Парень дело говорит. Только учтите одну вещь: ни в монастыре, ни в храме я колдовать не смогу.
— Не сможешь? — Напускная уверенность в себе сползла с Нестора, как развязавшийся плащ.
— Во-первых, это просто запрещено. В стенах святилищ вся власть принадлежит монахиням. Они легко обнаружат работающего мага и вышвырнут его безо всякого почтения.
— А во-вторых? — подался вперед Лэррен. Затянутая в перчатку рука Риль нервно потрепала медную гриву коня. Фаворит покосился на хозяйку грустным карим глазом и негромко заржал.
— Тяжело, — пояснила она. — Очень тяжело. Будто в сиропе плаваешь со свинцовыми гирями на ногах. Я постараюсь что-то сделать, но ничего обещать не могу. Мне бы не хотелось, чтобы вы рассчитывали на чудеса с моей стороны.
— Что ж, обойдемся без магии, — подвел итог эльф. Топтавшийся в сторонке Подер, нерешительно кашлянув, подошел к хозяину.
— Пора подумать о ночлеге, — напомнил он.
«И о сытной трапезе из пяти-шести блюд, — мысленно добавил Хёльв, проводив взглядом садившееся за лес солнце. — Целый день скакали почти без роздыху, хватит уж».
— Думаю, идти всей компанией в храм не стоит. Слишком уж приметно, — сказала Риль и повернулась к Нестору Нурру. — Вы с Подером подыщете место для ночевки, а мы пока сходим на разведку.
— Я пойду с вами, — упрямо заявил скульптор. — Пусть я и не самый смелый человек среди присутствующих, но прятаться за чужими спинами не собираюсь.
— Вас могут узнать, — подал голос Лэррен.
— Кто?
— Полонна.
— Так она же еще не прибыла?
Риль нахмурилась:
— Я предполагаю, что еще не прибыла, А если я ошиблась? Зачем так глупо рисковать?
— Я же должен что-то сделать, — горестно прошептал скульптор. — Я не могу сидеть сложа руки.
На лицо чародейки тенью набежало раздражение.
— Сделаешь. Позднее, А сейчас твое присутствие может только помешать, — отчеканила она.
— Встретимся ровно через два часа на торговой площади, возле мясных рядов.
Указав рукой направление, она тронула коня шпорами и устремилась вперед. Изнывавший от голода Хёльв и задумчивый Ларрен последовали за ней.
У входа в храм их встретил нежный перезвон бубенцов. Закат — время вечерней службы, покаяния, исповедей. Сквозь широкие, увитые вечнозеленым плющом ворота двойным потоком шел народ — кто-то, получив благословение, спешил домой, кто-то, напротив, торопился преклонить колена в святой обители.
Оставив лошадей у коновязи, путники влились в толпу. Прихожане шли к богине не с пустыми руками — большинство волокло корзины с чуть сморщенными зимними яблоками, колбасами, банками варенья, гирляндами чеснока и сушеных грибов. Каждый хотел оставить у ног Матери гостинчик, порадовать родительницу. Сестры, служительницы Амны, не держали никакого хозяйства, полностью полагаясь на щедрые подношения.
Хёльв вышагивал, глядя строго перед собой, стараясь не обращать внимания на острый запах копченостей и овечьего сыра, пропитавший, казалось, даже стены.
— Потерпи немного, — сказала вдруг Рилъ, сжимая его ладонь. — Подер — человек надежный, не даст нам от голода помереть.
Юноша запунцовел и неслышно что-то пролепетал, но чародейка уже не смотрела на него. Остановившись посреди дороги, она сверлила глазами пузатого монаха в синей робе, устроившегося возле не работавшего по причине холодов фонтана.
— Пусть продлит Отец Непостижимый дни наши, дабы мы могли всецело посвятить себя трудам и думам во славу его и супруги его, Матери всего сущего, — старательно выводил он.
Прихожане кланялись ему, целовали краешек одеяния. — Похоже, нам повезло, — возбужденно прошептала Риль, увлекая спутников к фонтану. — Вот уж не ожидала! Завидев волшебницу, монах сбился, перепутал слова молитвы и умолк на полуслове. Порозовевшее от мороза лицо расплылось в улыбке.
— Госпожа! Вы ли это? — воскликнул он.
— Конечно, я, — засмеялась Риль. Монах всплеснул руками:
— Я был уверен, что рано или поздно мы снова встретимся!
— Какая прозорливость. Не податься ли тебе, Баулик, в оракулы?
— Хорошо бы. Быть провидцем полезно и приятно, — сообщил тот.
— Почему ты здесь? — спросила Риль, присаживаясь на мраморную скамейку. — Служишь двум богам?
— Так ведь канун Лазоры — Небесного Обручения, разве вы не знаете? — охотно ответил Баулик. — Мы всегда бываем в Убарисе в это время.
— Заехал в гости? По-братски?
— Можно и так сказать. А вы какими судьбами?
Чародейка украдкой осмотрелась и придвинулась к монаху поближе.
— Это мои друзья — Лэррен и Хёльв, — начала она. — Одну девушку силой увезли сюда. Мы хотим вернуть ее домой.
Баулик важно повертел пухлыми пальчиками.
— Совершенно невозможно! Сестры не стали бы никого похищать!
— Тем не менее это случилось, — ответила Риль.
— Сестры не тащат никого силой, — упрямо гнул он. — И без того добровольцев достаточно.
— Это абсолютно исключено?
— Да. — Монах на секунду призадумался. — Если, конечно, нет каких-то особых обстоятельств.
Лэррен присвистнул:
— Значит, были особые обстоятельства…
— Естественно. Ведь за нашей девочкой приехала аж сама дама-настоятельница. Не думаю, что она за каждой соплячкой по всему свету мотается, — подтвердила Риль. Хорошо бы теперь узнать, что это за обстоятельства.
— Мать Полонна еще не возвращалась, — заметил Баулик. — Насколько мне известно, ее с нетерпением ждут.
На балконы центральной башни вышел хор, и слаженное, ясное пение десятков голосов заполнило двор. Хёльв на мгновение зажмурился — такой неожиданно прекрасной показалась ему музыка.
— …Нашу юдоль осветит, — лились слова молитвы. Обернется с состраданьем, плач сестер услышав тихий…
— Славные соловушки, — пробормотал Баулик. Риль встала, стряхивая с себя оцепенение.
— Ты можешь нам помочь? — спросила она монаха.
— Я бы рад, но как?
— Для начала покажи нам тут все. Баулик послушно вскочил.
— Здесь заблудиться сложно. В розовых башнях — их еще называют миньонами — располагаются небольшие Сестрины часовни, трапезные, дортуары воспитанниц и кельи монахинь, — Он подвел спутников к самому низкому из этих строений.
Несмотря на холод, дверь была открыта. На пороге, полностью закрывая собой проход, сидела дородная привратница в толстой шерстяной накидке.
— Видите, там лестница в верхние покои, внизу — столовая.
— С трудом. Почтенная сестра загораживает.
— Часовня располагается на самом верху. — Подобрав робу, Баулик засеменил дальше по утоптанному снегу. — Все миньоны устроены подобным образом.
— То есть внутрь вас допускают? — поинтересовался Лэррен.
Он украдкой отхлебнул из спрятанной в рукаве фляги и, воровато стрельнув глазами по сторонам, отер губы. Монах пошевелил кончиком носа и бросил на эльфа взгляд, исполненный самой черной зависти.
— Допускают, а как же. Не в кельи, понятное дело, зато в трапезные, молельни — совершенно свободно. Но только во время Лазоры.
— А нас, пожалуй что, дальше порога не пригласят? — с усмешкой предположила Риль.
— Не пригласят, можете не сомневаться, — согласился Баулик. — Мирским только во дворе прогуливаться можно, благодатным воздухом дышать, да в храме перед божественными образами во прахе лежать.
— Прах надо с собой приносить или на месте могут выдать? — ядовито осведомилась чародейка.
Баулик надулся:
— Вот опять вы издеваетесь.
— Это просто оборот речи такой.
С любопытством озиравшийся вокруг Хельв хихикнул. Монах расстроился еще больше.
— И паж у вас невоспитанный.
Риль сдвинула брови и холодно уставилась на юношу. Тот съежился и попытался стать незаметной серой тенью.
«Конечно, самой ей можно, а мне — так сразу чуть ли не подзатыльники отвешивают», — с горечью думал он, шагая вслед за всеми к храму.
— На крыше серединной башни устроен насест для гельмаров, — гордо заявил Баулик, указывая пальцем вверх. — Видите?
— Видим, — кивнула чародейка.
— А символ любви погасший видите? — понизив голос, спросил монах.
Хёльв украдкой бросил взгляд наверх. На фоне ясного закатного неба венчавшее башню сердце казалось особенно темным, почтя черным.
Замерев на месте, Риль заинтересованно повернулась к Баулику:
— Что с ним стряслось? Когда я была здесь в последний раз, оно сияло так, что смотреть больно.
— Об этом никто не осмеливается говорить вслух, — сказал Баулик, — Оно потухло несколько недель назад. Становилось все тусклее и тусклее, пока совсем не померкло, Никто не знает почему.
Лэррен недоверчиво хмыкнул.
— Уж кто-то да знает, — заметил он.
— Пожалуй, — не стал спорить монах. — Но рядовые служительницы в ужасе и панике. Поговаривают, что милость богини покинула храм.
— Так вот почему у сестер такие озабоченные лица! — хмыкнула Риль.
Баулик только вздохнул.
— А как же исцеления, помощь больным? — решился спросить Хёльв. — Я много слышал о творимых здесь чудесах.
— Никак. — Монах опасливо огляделся. — Всех страждущих потихоньку спровадили, сославшись на праздники. Боюсь, что служительницы утратили часть своей силы.
Он замолчал, пропуская вперед бедно одетого мужчину, ведущего за руку кудрявого мальчика. Мальчик торжественно нес ярко-оранжевую тыкву.
— Декаду назад даже ритуал особый начали, — еле слышно продолжал монах. Самые сильные в вере заперлись в кельях, постятся и плачут, просят Матерь о прощении.
— Что-то они натворили. Но вот что? — пробормотала Риль и погрузилась в размышления.
Убарское святилище Всемилостивой Амны было строгим и величественным. Ни игривая лепка, ни цветные витражи не нарушали простой гармонии увитых зеленью колонн и белых стен с барельефами, изображавшими земное житие богини — беседу с маленькими сестрами, утешение сирот, вразумление правителей. Воздух казался особенно светлым, пахло мятой и базиликом.