Настоятельница пристально, жестко смотрела на послушницу, Хёльв заметил, что за спиной седовласой монахини сестры выстроились ровной дугой.
   Воздух задрожал от стянутой силы, заструились прозрачные потоки обжигающего льда, кольцами укладываясь вокруг Ойны. Казалось, порыв ветра коснулся подола ее платья — и мягкая ткань затвердела, застыла; нежная кожа засветилась мраморной бледностью, замерли бежавшие по щекам слезы. Она в последний раз посмотрела на скульптора, чуть повернулась и застыла, глядя на невидимую точку за окном.
   — Прекрасно. Милостью Амны, все прекрасно, — сказала Полонна, дотрагиваясь до статуи, которая еще минуту назад была живой девушкой. — Теперь их три.
   С каменных волос соскользнула лента, беззвучно упала на пол.
   — Ойна! — закричал скульптор. — Ойна, Ойна!
   Его лицо исказилось от боли, сведенный судорогой рот перекосился. Потемневшие глаза стали сухими, страшными.
   «Он сошел с ума, — подумал Хёльв, холодея. — Он рехнулся.»
   Повинуясь знаку Полонны, одна из сестер, удерживавших Нурра, наклонилась к нему и провела по лицу платком. Скульптор застонал и потерял сознание.
   — Ты сумасшедшая, — срывающимся голосом произнес Хёльв. — Ты проклятая чокнутая старуха.
   — А ты — глупый мальчишка, который лезет не в свои дела, — бесстрастно парировала она, жестом призывая к молчанию зароптавших монахинь.
   — Вы преступницы, — не унимался юноша. — Вы погубили беззащитную девушку.
   Настоятельница печально вздохнула:
   — Какую девушку? Никакой девушки не было.
   — Не было? — с непривычной иронией усмехнулся Хёльв. — Конечно, теперь вам просто так говорить. Какая девушка? Нет девушки. Статуя каменная холодная — есть, а девушки — нет и никогда не было.
   Полонна ласково улыбнулась ему, оправляя манжеты на рукавах.
   — Дитя мое, я постараюсь тебе все объяснить. Такого славного мальчика, думаю, еще удастся исправить. Постарайся меня понять. — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Ты знаешь, что такое Чистое Сердце Амны? Это величайшая наша реликвия, святыня, хранящая силу богини. Можно часами перечислять чудеса, совершенные с ее помощью, — исцеления ран и болезней, возвращения потерявшихся детей, пророчества. Чтобы мощь Сердца не исчерпалась, Всемилостивая Амна посылает нам своих сестер — трех Чистых. Они поддерживают силу в реликвии, оберегают ее. Они всегда рождаются одновременно. Когда девочкам исполняется семь, мы привозим их сюда, чтобы они прикоснулись к свету Сердца, С этого момента начинается их служение.
   — Вы хотите сказать, что ваша реликвия тянет из них Жизнь? — зло спросил Хёльв.
   — У них нет своей жизни, — ответила настоятельница. Они не могут жить без Сердца, как и Сердце не может жить без них. Когда одиннадцать лет назад оно было похищено негодяем Акиной, Чистые продолжали его чувствовать, ниточка между ними не исчезла. Она опустила глаза.
   — Но несколько декад назад, когда Убарский замок был разрушен, эта связь прервалась. Мы не знаем точно, что случилось; скорее всего Сердце увезли куда-то далеко, на самый край материка. Так далеко, что дотянуться до него стало невозможно. Три старшие хранительницы погибли мгновенно. Их преемницы продолжали жить, угасая с каждым днем.
   — Как они умерли? — негромко спросил юноша, стараясь унять дрожь в руках.
   — Разбились. Они разбились.
   Хёльв с ужасом перевел взгляд на каменную Ойну. Полонна кивнула. Ее рот сжался в жесткую линию.
   — Нужно было придумать, как найти реликвию. Пока не стало совсем поздно.
   — И вы придумали?
   Да. Мы решили отвести Чистых в равноудаленные храмы материка — Хан-Хессе, Дигон, Убарис и совершить обычный ритуал слияния с Сердцем. Мы надеялись, что все хранительницы повернутся в ту сторону, где оно находится.
   Оранжевый шар закатного солнца заглядывал в окна, бросая блики на стены и колонны. Голос Полонны доносился до Хёльва словно издалека — с другого океанского берега, из другого мира.
   — Для того чтобы найти точку на плоскости, хватило бы и двух линий, — сказал Хёльв, с трудом двигая непослушными губами.
   — Это не геометрия, дитя мое, это теология, спокойно возразила Полонна. — Ойны больше нет с нами. Как и ее сестер — Гермы и Тинель. Они выполнили свой долг. Теперь мы сможем отыскать Сердце и попытаться его спасти, если еще не поздно.
   Хёльв закрыл глаза и расхохотался. Его бил озноб.
   — Если оно еще на материке. Если еще не поздно. Если оно еще существует. Не слишком ли много «если»?! Вы ненормальные. Вы все — ненормальные!
   Полонна задумчиво посмотрела на него, беззвучно шепча молитву. Ее взор был столь чистым, столь ясным, столь исполненным сознания собственной правоты, что по спине юноши пробежали мурашки.
   — Что ж, жаль. А мы могли бы сработаться. Ты талантлив и многому бы научился в наших лабораториях. — Она вздохнула. — Уберите его.
   К Хёльву подошла полная привратница с родинкой на щеке и легко надавила на какую-то точку на его шее. Он зевнул и провалился в сон.
 
   Когда Хёльв проснулся, было уже совсем темно. В забранное частой решеткой окошко заглядывали первые звезды. Оглядевшись, юноша обнаружил, что лежит на соломенной подстилке в углу холодной обшарпанной кельи. Рядом спал Нестор Нурр. Напротив них, в другом углу, сидел замотанный в лохмотья калека с грязным, перекошенным безумной ухмылкой лицом.
   — Ты кто? — спросил Хёльв, тупо таращась па незнакомца.
   — Ыы-у-оо, — ответил тот, еще больше забиваясь в угол.
   — Понятно. Местный юродивый.
   Он прислонился к стене и попытался собраться с мыслями. Почему Полонна их пощадила? Что ей помешало сразу же отправить их в Ристаговы Подземелья? Ей нужен подопытный материал для лабораторий? Хёльв бросил панический взгляд на скрюченного человека, закрывавшегося от него изуродованной, покрытой шрамами рукой.
   «Надо бежать, — подумал юноша. — Есть надежда, что Лэррен и остальные еше ждут нас».
   — Нестор, вставай! — зашептал он, тряся скульптора за плечо.
   Тот даже не пошевелился. Дыхание его было тяжелым, прерывистым.
   Вскочив на ноги, Хёльв заметался по келье. Дверь была надежно заперта, ни в полу, ни в потолке не было люков или отверстий. Окно выходило на безлюдный кусочек двора, белевший круглыми сугробами клумб. Поплевав на ладони, он рванул решетку на себя.
   — Тихо ты, — прошептал вдруг совсем рядом знакомый женский голос. — Не дергайся, как карп на сковородке.
   Центральный прут решетки негромко звякнул и выпал в ночную темень, за ним последовали остальные. В окне сперва появились обутые в грубые монашеские башмаки ноги Риль, потом мелькнула сине-серая юбка, и чародейка проскользнула в комнату.
   — Уф, — сказала она. — Я как раз над тобой была, на крыше. К счастью, служительницы на время забыли обо мне, сочли мертвой.
   Хёльв смотрел на нее с ужасом. Элегантную холеную волшебницу было не узнать: ее лицо и руки были покрыты синяками и ссадинами, поперек щеки тянулся глубокий порез, лоб был красным от подсыхавшей крови.
   — Неудивительно, — запинаясь пробормотал он.
   — Надо скорее выбираться, пока сюда никто не пришел, — сказала Риль, поправляя волосы трясущимися пальцами, — Маленький фокус с решеткой монахини могли и не заметить, но с левитацией, боюсь, так не получится.
   — Но как?
   — Быстро раздеваемся. Снимай с себя все, без чего сможешь продержаться на морозе пару часов.
   Юноша смешался:
   — Как раздеваться?
   — Быстро! — прошипела чародейка и оскалилась. В сочетании с кровью на лице это выглядело устрашающе.
   Хёльв прерывисто вздохнул и потянулся к пуговицам на кофте.
   — Ойна погибла. Стала статуей, — произнес он, глотая комок в горле. — А Нестора чем-то усыпили.
   — Я вижу. Потом поговорим. Сними что-нибудь с него. Морщась от боли, она собирала одежду и связывала ее в подобие веревки.
   — Маловато будет, — пробормотала Риль оглядываясь. — Ладно, помоги мне.
   Они вместе закрепили веревку на дверной ручке. Подергали, чтобы убедиться в прочности.
   — Сойдет, — заявил Хёльв. — Теперь надо крепко связать скульптору кисти и закинуть его руки мне на шею. — Он показал как. — Тогда я смогу тащить его на спине.
   Чародейка посмотрела на него с некоторым сомнением: Ты уверен, что справишься?
   — Я постараюсь.
   Когда Хёльв выбрался из окна и повис на веревке из шерстяных юбок и панталон, земля показалась ему недостижимой и очень твердой.
   — Ристаговы слуги, — пробормотал он, — Надеюсь, ткань на эти портки пошла добротная?
   В лицо плотным потоком ударил морозный ветер. Хёльв медленно полз, переступая ногами по стене. Он думал только о следующем шаге — раз, еще раз, еще разок. Шея онемела от тяжести, ныли плечи, спина.
   Закрыв глаза, он прислушивался к тяжелому дыханию скульптора у себя за плечом, но тут веревка кончилась. Промерзшая земля больно ударила по ногам, беглецы повалились друг на друга. Нестор вскрикнул, но не проснулся.
   В окне показалась Риль, вылезла наружу и скользнула вниз. Следом за ней метнулась какая-то тень, и на плечи чародейки обрушился человек.
   — И меня! — отчаянно визжал он, повиснув у нее на шее. — Не бросайте, возьмите! Пожалуйста!
   Это был давешний калека
   — Сейчас рухну, — сквозь зубы сказала колдунья. — Очень тяжело.
   Ее платье промокло от лота, руки дрожали. Она то и дело оскальзывалась. Юродивый жалобно плакал, бормоча что-то невразумительное.
   — Пожалуйста, пожалуйста! — время от времени принимался причитать он.
   На уровне первого этажа пальцы Риль разжались.
   — Ой-ой, — только успел вымолвить Хёльв, глядя, как она с треском обрушилась в кусты, вполголоса выругалась и прихрамывая вышла на дорожку. За ней ковылял калека.
   — Все целы? — вполголоса спросила чародейка.
   — Вроде бы, — ответил юноша. Он чувствовал, как горят от мороза его полуголые ноги.
   — А-а-а, — подтвердил юродивый.
   — Нестор?
   — Спит, — проговорил Хёльв и повернулся к калеке. Наши друзья у центрального входа. Надо поскорее туда попасть. Раз уж ты с нами — помогай.
   Тот посмотрел на Риль, и в его неожиданно ярких голубых глазах мелькнуло понимание. Наклонившись, он бережно поднял спавшего на руки, и Хёльв заметил, что изувеченное тело незнакомца сохранило силу и крепость.
   — Бежим, — сказала колдунья, показывая направление. Нас ждут.
 
   На вершине холма было сухо и ветрено, глубокое агатовое небо сверкало ожерельем из крупных звезд. Ночной мороз покалывал кожу тысячью крошечных иголочек, заставлял кутаться в куртки, плотнее завязывать шарфы. Взмыленные лошади жарко дышали, выпуская быстро таявшие облачка пара.
   Позади осталось бегство из спящего Убариса, прощание с опечаленным Бауликом и бешеная скачка по заснеженным дорогам. Возле самой точки телепортации дремавший в седле Нестор проснулся и приподнялся в стременах, глядя на смутно темневшие на горизонте башни храма Всемилостивой Амны.
   — Что такое, погоня? — встревожился Лэррен.
   Хёльв невольно сжал кулаки, всматриваясь в раскинувшиеся у подножия холма поля и перелески, но скульптор покачал головой.
   — Я просто… Просто смотрю, — прошептал он.
   Угрюмо молчавший Подер вскинул на него глаза. Безымянный калека, ехавший сзади Риль, обеспокоено завертелся, переводя взгляд с одного спутника на другого.
   Затаив дыхание, все смотрели на далекий монастырь, будто ожидая какого-то знамения. Текли минуты, но башни оставались черными. Когда звезды скрылись за косматым одеялом облаков и на землю посыпалась сухая белая крошка, чародейка устало махнула рукой, призывая двигаться дальше. С видимым трудом создав проход, она пришпорила игреневого, направляя его вперед.
   — Поторопимся, — сказала она и взяла за поводья лошадь Нестора.
   «Поторопимся, — мысленно согласился Хёльв, ныряя в резко очерченный, ведущий в пустоту проем. — Хотя куда теперь торопиться?»
 
   Выстроившиеся возле ограды особняка собаки встретили их слаженным воем.
   — Почувствовали, — сказал скульптор отворачиваясь.
   На пороге их ждал полуодетый Биви. Высоко подняв фонарь, мальчишка вглядывался в лица прибывших.
   — Что случилось?! Господин?! — спросил он. Никто не ответил. Лэррен первым спрыгнул с коня и помог слезть волшебнице, Хёльв протянул руку беспомощно озиравшемуся калеке. Подер присел на колени, успокаивая льнувших к нему псов.
   — Что здесь происходит?! — тоненько закричал Биви. — Почему вы молчите? Господин Нурр?
   Пройдя мимо застывшего мальчишки, Риль скользнула в холл, постояла минуту, оперившись о кресло, и решительно двинулась к лестнице. Хёльв был уверен, что чародейка хочет спокойно отдохнуть в одной из спален, но вместо этого она направилась вниз, к кухонным кладовым. Толкнув лакированную дубовую дверь, Риль прихрамывая заспешила по тайному ходу.
   — Куда ты? — окликнул ее скульптор.
   Та не отозвалась, знаком требуя следовать за собой.
   В мастерской было холодно и сыро, от журчавшего фонтана веяло тоской, словно смерть Ойны уже успела наложить отпечаток заброшенности на окружавшие ее вещи.
   Возвышавшееся посреди комнаты изваяние было накрыто куском льняной материи. Нестор сжал руками голову и отвернулся.
   — Снимите покрывало, — хрипло попросила Риль. Небеленая ткань упала на пол.
   — Ристаговы дары, — выдохнул Лэррен. У Хёльва пересохло во рту. Каменная Ойна по-прежнему сидела на валуне и со смехом тянулась ножкой к воде. Мокрое платье липло к ее коленям, по спине рассыпались влажные колечки волос.
   — Она… Она снова такая, как была, — потрясенно произнес юноша. — Как это может быть? Мы же сами видели, как Полонна… Что это значит?
   Риль опустилась на пол, прислонилась плечом к мраморной раковине.
   Скульптор с благоговением коснулся изваяния. Протер глаза пальцами. Тяжело выдохнул. Его спутники присели рядом, любуясь прекрасной, лучившейся жизнью статуей. Первым нарушил молчание эльф.
   — Она все-таки осталась, — сказал он с улыбкой.
   — Благодаря силе искусства, — подтвердил Хёльв.
   — Или любви? — рискнул предположить Лэррен. Оба посмотрели на погруженного в себя Нестора Нурpa, переглянулись и одновременно пожали плечами.

МЕРТВООЗЕРЬЕ

   Горизонт терялся в тумане. Желтоватая дымка окутывала лес и пологие холмы, почти вплотную подступая к башне. Только у самого забора воздух становился чуть прозрачнее, позволяя рассмотреть гибкую молодую рябину и размытую тропинку, вдоль которой тянулись осевшие сугробы.
   — Ты обязан мне помочь! Ристаг тебя забери, ты ведь не можешь просто так пропустить мимо ушей мою просьбу! И в конце концов, повернись ко мне лицом! Мне надоело созерцать твои неопрятные патлы.
   Фархе отвел взгляд от окна и посмотрел на говорившего. Койло Зурт, бат Мертвоозерья, Опека Северной Кромки, светловолосый пузатый человек, в этот момент больше всего напоминал медведя-шатуна, мучимого зубной болью.
   — Что тебе надо?
   — Что мне надо?! Я толкую об этом уже полчаса! С каких это пор ты стал туг на ухо, колдун?
   Тот пожал плечами:
   — Ты рассказывал о том, что тебе нужно какое-то животное. — Присев на корточки, он подозвал к себе большого бурого кота, настороженно заглядывавшего в дверь. Кот готовностью запрыгнул хозяину на руки. Бат закатил глаза.
   — Не какое-то животное. Мне нужен монстр, обладающий страшной силой.
   — Даже так?
   — Даже так. Послушай, мы же старые друзья… — При этих словах Фархе приподнял бровь. — Во всяком случае, мы давно сотрудничаем, — поправился Зурт.
   — И что из этого следует?
   — Мы могли бы хорошо заработать. Ты и я.
   — Я и без того зарабатываю достаточно.
   — Достаточно для чего? — Зурт скинул на пол роскошную песцовую шубу и повел плечами. Нагрудный панцирь ярко блеснул в свете ламп.
   Пальцы Фархе нежно поглаживали упругую кошачью шерстку.
   — Зачем тебе монстр? Опять с кем-нибудь воевать собрался?
   — У меня есть знакомый — невероятно, запредельно богатый и могущественный человек, он готов щедро заплатить за зверя, на которого можно было бы возложить физическую охрану сокровищницы.
   — Физическую?
   — От магии защита уже придумана. — Зурт придвинул к себе скамью и сел, — Ты должен создать его. Я знаю, тебе это по силам.
   — Возможно.
   — Ты согласен? — Он крепко сжал запястье колдуна. Не совсем понимаю, зачем в таком случае мне ты, — ответил тот отстраняясь. — Или хочешь предложить посильную помощь в составлении заклинаний?
   — Я — посредник. Импер… Наш толстосум доверяет мне. Решайся, Фархе! Ведь это выгодно нам обоим. — Бат окинул неодобрительным взором скудно обставленную комнату. — Давно было пора все здесь устроить по-людски! Самарагдские ковры, вазы с цветами, паркет! А этот халат… Неужели у тебя нет ничего приличнее?
   — Оставь, пожалуйста. Я уже не твой придворный чародей, не твоя заводная игрушка, и не тебе решать, что мне надевать.
   — Ладно-ладно, прости. Не об этом сейчас речь. Ты согласен?
   Фархе вздохнул: — Нет. Лицо Зурта потемнело.
   — Но почему? — спросил он вставая.
   — Не хочу.
   — По-твоему, это хорошее объяснение?
   — Другого у меня нет.
   — Ты не понимаешь, от чего отказываешься!
   — Почему же? Прекрасно понимаю. Я отказываюсь от нудной кропотливой работы, которая не принесет мне никакого удовлетворения, поскольку совершенно неинтересна. Я отказываюсь от бессонных ночей, от головной боли и от ломоты в спине. Я отказываюсь от заманчивой перспективы сидеть сутки напролет в подземелье, вдыхая вонь полуразложившихся эликсиров.
   — А ты хочешь все получить, не прилагая никаких усилий?
   Колдун рассмеялся:
   — Нет, по-моему, это ты хочешь все получить, не прилагая никаких усилий. Во всяком случае, не прилагая усилий самому.
   — Вассал, ты забываешься! Я — твой бат и повелитель.
   — Да ну? — Фархе прищурился. — Тогда прикажи мне. Заставь исполнить свою волю.
   Колдун опустил кота на пол и сложил ладони ковшиком. Зурт попятился. Он слишком хорошо знал этот жест.
   — Сдается мне, это ты забываешься, Койло. Твои могучие владения — плевок на карте мира. Маленькое пятнышко, клочок земли на краю света, состоящий в основном из никогда не тающих снегов и валунов.
   — Что ж, мы прекрасно подходим друг другу. Захолустный князек и старый, никому не нужный колдун, неудачник и слабак, чье имя давно позабыто и в Гёднинге, и и Хан-Хессе.
   — Тем более, тем более. Я не достоин столь ответственного поручения. Найди себе кого-то другого.
   — Ты же знаешь, что это невозможно! У меня не хватит денег. Да и доверять какому-то чужаку я не смогу.
   — Сочувствую.
   Они замолчали, исподлобья поглядывая друг на друга. За окном пошел дождь, и сопровождавшие бата слуги шумно перекрикивались, выясняя, долго ли им тут еще торчать.
   — Выходит, зря я тащился к тебе по болотам, по этой ужасной слякоти? — Зурт надел шубу и искоса посмотрел на себя в зеркало.
   Непринужденно поклонившись, Фархе распахнул перед ним дверь.
   — Выходит, что зря. Но я тебя и не звал. Да и разве не для того я протянул между нашими домами Связующую Нить, чтобы не совершать длительных и никому не нужных путешествий?
   — А, это проклятое корыто с волшебной водой? Сломалось, кажется. — Зурт еле заметно кивнул и вышел.
   В окно было видно, как бат широким шагом пересек двор, подозвал стоящих на страже солдат и вскочил в седло.
   — Мы еще увидимся, колдун! — выкрикнул он. — Очень скоро, очень!
   — Надеюсь, что ты ошибаешься, — пробормотал Фархе и задернул штору.
 
   Они познакомились около тридцати лет назад, Койло Зурт был тогда совсем молодым человеком, только ставшим батом Мертвоозерья после внезапной смерти отца. Нельзя сказать, чтобы эта кончина сильно огорчила юного вельможу — сразу после похорон Зурт приказал выкинуть из замка всю старую обстановку, включая реликвии, портреты предков и проржавевшие военные трофеи.
   — Уж больно от этого барахла папашкой несет, — пояснял он, отправляя в камин кипы пожелтевшей бумаги.
   Только одна вещь избежала общей участи. Разбирая чердак, горничные нашли небольшой ларец, инкрустированный черными камнями. Обнаружив в нем кусочек шелковой ткани вместо ожидаемых сапфиров и изумрудов, новоиспеченный бат призадумался.
   Не простая это тряпочка, нюхом чую. Найдите мне мага, способного разобраться, в чем тут дело.
   Несколько дней спустя к юноше привели высокого, бедно одетого мужчину со спокойными усталыми глазами. Это был Фархе.
   — Покажите артефакт, — сразу перешел он к делу. Зурт молча откинул крышку ларца. Колдун вздохнул.
   — Вам крайне повезло, мой мальчик, — сказал он, — Это очень редкая и опасная вещь — Вуаль Покорности.
   — И чем же она ценна?
   Фархе брезгливо провел пальцами по синему шелку:
   — Она заставляет одного человека служить другому. До тех пор, пока не рассыплется по ниточкам.
   Бат подался вперед;
   — А как?..
   — Просто повязать на руку, — ответил колдун.
   Еще не успев договорить фразу до конца, он понял, сколь страшно ошибся, недооценив быстроту и сообразительность сидящего перед ним юноши. Губы зашептали защитное заклинание, но было уже поздно: Зурт ударил мечом плашмя, явно намереваясь не убить, а только лишить сознания. Падая на пол, Фархе почувствовал, как зазмеилась, оплетая запястье, ледяная струйка.
   — Старик оказался прав, мне действительно повезло, — услышал он голос своего владыки.
   Покинуть замок колдун смог только пять лет спустя, когда Вуаль Покорности распалась на клочки. За это время он успел свершить немало дел, способствовавших вящей славе и процветанию Мертвоозерья. Войско бата обзавелось зачарованными доспехами, пробить которые не могли ни железо, ни камень, Луки обрели чудесную меткость, мечи и топоры — небывалую остроту. По достоинству оценив мощь армии Зурта, император назначил его Опекой Северной Кромки и выделил значительные средства на поддержание постоянной боеготовности. Усилиями колдуна скудная бесплодная почва вокруг замка преобразилась в чернозем, искусно подогреваемый воздух позволял собирать обильные урожаи. Маленькая замерзшая страна приобрела некоторую независимость от торговых караванов, поставляющих овощи и зерно.
   От неизвестной, стремительно протекшей болезни скончалась троюродная сестра бата, оставив ему большое поместье и крупную сумму денег, помещенную в один из банков Брасьера. За ней последовали и некоторые состоятельные родственники батессы Альзы.
   После того как все руководители заговора, направленного против законного правителя Мертвоозерья, однажды утром проснулись разбитые параличом, Фархе прозвали Серым Мором. Нельзя сказать, что он ненавидел Зурта, за долгие годы жизни колдун научился подавлять в себе сильные чувства. Тем более что по-своему бат ценил и любил его.
   — Подумаешь, — рассуждал он, — что для тебя жалкие десятки месяцев службы, когда впереди столетия?
   — Не так уж их много, этих столетий, — ворчал в ответ колдун.
   — Но ведь это лучше, чем смерть?
   — Безусловно.
   — Ты мог заболеть пестрянкой и потерять зрение и слух. А так ты потерял только свободу, да и то — временно.
   Когда волшебство Вуали рассеялось, Фархе вернулся в свою башню, исполненный желания никогда от нее не удаляться более чем на три мили. К нему регулярно наведывался Зурт, рассказывал новости, просил совета, уговаривал вернуться в замок — послужить добровольно, за звонкую монету. К своему стыду, Фархе привык к этим посещениям и даже ждал их. Ему не хотелось ни мстить бату, ни помогать ему. Он просто жил, наслаждаясь вновь обретенной волей.
 
   Узел Связующей Нити выглядел совершенно нормально. Воздух над ним чуть дрожал и пах разогретой древесиной. Придвинув к себе табурет, Фархе уселся возле кадки и с кряхтением запустил руку в густую неподвижную жидкость.
   — Что он там придумывает, этот болван? — сказал он сквозь зубы. — Все должно работать.
   Его отражение в воде заколыхалось, на мгновение исчезло, сменившись видом богато обставленной спальни. Возле неубранной кровати стоял сервировочный столик с кувшином и двумя бокалами. Колдун ухмыльнулся.
   — А не сходить ли мне в кабачок? — Он провел ладонью по недлинной, почти полностью седой бороде. — Только личину бы какую нацепить повеселее да пообаятельнее.
   Отбросив табурет в сторону, он подошел к шкафу и достал оттуда толстый том, корешок которого был украшен множеством переплетающихся профилей.
   — Хм. Это слишком заупокойно, это слишком разухабисто… А вот и нечто подходящее. — Он выкрикнул несколько звонких непонятных слов, резко тряхнул головой — и его волосы укоротились, потемнели, по щекам разлился свекольный румянец.
   Фархе вразвалочку прошелся по комнате, гордо выставив новообретенный тугой животик.
   — Настоящий купчина. Эй, Цишер! Ты где, котяра проклятый? Как я тебе в новой ипостаси?
   Котяра не отзывался. Разочарованно пожав плечами, колдун запихнул книгу обратно и направился было к двери, но остановился на пороге. Узел Нити отчетливо поскрипывал и гудел. Койло Зурт вызывал на беседу.
   — Милостивые светила, что тебе опять от меня надо? — взревел Фархе, наклоняясь к кадке.
   Бат игриво улыбнулся:
   — А вдруг я соскучился?
   — Могу прислать тебе свой портрет. В полный рост.
   — Отличное лицо, кстати. Куда приятнее твоей собственной унылой физиономии.
   — Я знал, что тебе понравится, — ответил колдун.