Страница:
— Риль, — представилась волшебница. — Риль Арбигейла.
— Мерлок, — сказал он и тяжело опустился на стул, задев локтем фарфоровый кувшинчик.
Напряженно прислушивавшиеся к разговору горничные бросились вытирать обширную молочную лужу.
— Ну-ка брысь, — прикрикнула на девушек Риль, подождав, когда они закончат.
Те неохотно повиновались, бросая любопытные взгляды на понуро молчавшего гостя.
— Замечательные булочки, — заметил Лэррен, прерывая затянувшуюся неловкую паузу. — Очень люблю корицу.
— И я, — поддакнул Хёльв. — Просто обожаю.
Риль налила Мерлоку чашку травяного отвара, положила на тарелку кусок пирога. Рыцарь покорно ковырнул ложкой в яблочной начинке и отпил глоток чая.
— Холодно, — пробормотал он.
— Что? — переспросила чародейка. Ее брови взметнулись вверх.
— Мне было холодно.
Мерлок беспомощно пожал плечами, желая показать, что сам понимает, насколько странно звучат его слова.
— Очень холодно.
— Не перенапрягайся, — мягко сказала Риль. — Не надо себя мучить.
Но рыцарь ее не слышал. Отодвинув чашку, он облокотился на стол, сжал ладонями виски. По его лицу промелькнула тень.
— Большое здание, — еле слышно шепнул он. — Огромное, старое. Замок.
Лэррен подался вперед:
— Брошенный? Пустой?
Губы Мерлока болезненно искривились.
— Нет. Там были люди. Много людей.
Хёльв вздрогнул, чувствуя, как темная шелестящая волна коснулась его ступней. В ушах тяжело зашумело, глаза затянуло пеленой. Он хотел крикнуть, махнуть рукой, позвать на помощь, но не смог и пошевелиться.
— Они… Они сражались. И я сражался тоже.
— Против кого вы сражались? — спросил эльф.
— Это была война? — поинтересовалась Риль.
Голоса друзей доносились будто издалека, стихая, растворяясь в пространстве. Столовую заволокло туманом — мокрым, плотным, живым.
— Убарис, — неуверенно произнес Мерлок. — Кажется, это был замок Убарис, резиденция герцога Акины.
Лэррен скептически хмыкнул:
— Ты уверен?
— Да. Я хорошо это помню.
«Убарис? Опять Убарис? Он же мне сегодня снился», — подумал Хёльв и потерял сознание.
Возле полыхавших халуп лежали тела — обожженные, разрубленные, искалеченные.
Акина Убарский медленно шел по пожарищу, бывшему когда-то главной улицей Ягодного Яра. За ним, на расстоянии десяти шагов, следовал лейтенант Кирун. Повсюду мелькали черно-болотные мундиры, раздавались команды: военные пытались вытащить из огня запертых в собственных домах крестьян.
— Отвратительно, — сказал герцог, остановившись на относительно чистом каменном пятачке и брезгливо стряхивал с сапог пепел. — Солдаты не должны воевать с бабами и пахарями. Это мерзко. Мерзко и противоестественно.
— Злобные дикари, — робко заметил Кирун. — Чего от них можно ждать?
Вельможа глянул сквозь него и передернул плечами:
— Недоразвитые народы обычно видят сражение как поединок сильных, наиболее достойных мужей.
— Но эта бессмысленная резня… Герцог покачал головой:
— Именно эта бессмысленность меня и угнетает. — Он достал из кармана платок, повертел его в руках, словно не зная, что с ним делать. — Жаль, что мы не успели раньше.
Кирун не мог с ним не согласиться.
…Разведывательный отряд вошел в Ягодный Яр в три часа пополудни, но зарево пожара было видно давно, с того момента, как группа спустилась с лесистых холмов на равнину.
По пшеничному полю шла широкая просека — темная полоса частью вытоптанных, частью сожженных колосьев четко выделялась на желто-золотом фоне.
— Что твой большак, — сплюнул кто-то из солдат. — Пять рыцарей с копьями наперевес спокойно пройдут.
— Сколько зерна погубили, уроды забугорные. Крестьяне-то вкалывали, голодать теперь будут…
Немолодой бывалый вояка с сомнением посмотрел на затянутый алым дымом горизонт.
— Вряд ли, Пит, ой вряд ли.
Уже на ближних подступах к селу стало ясно, что старый солдат был прав: возле заросшего ряской пруда лежали тела четырех женщин. Все были убиты ударами ножа. Бросалось в глаза то, что смертельные раны нанесены уверенно и легко, походя. Без излишней жестокости, просто для того, чтобы убрать с пути досадное препятствие.
— Косарь, — коротко бросил Акнна. Присевший на корточки возле тел Кирун удивленно посмотрел на него снизу вверх.
— Не копье, не меч, не стрела, — пояснил герцог. — Просто косарь. Это значит, что кудиумы не сражались.
Кирун кивнул и нервно облизнул губы. Плотный черный дым столбом поднимался на горизонте…
— Лейтенант! Лейтенант? Нашел время спать. — Акина тронул его за плечо, возвращая к действительности.
— П-простите, светлейший господин, — смущенно пробормотал он. — Я задумался.
Герцог криво усмехнулся:
— Что ж, самое время.
Кирун побледнел, стиснул пальцами рукоятку меча.
— Но намерение похвальное. — Акина вздохнул. — Давай бегом, посмотри, как идут дела.
Лейтенант быстро поклонился и бросился исполнять приказ.
— Кого найдете в сознании, способного связно рассказывать, ведите сразу ко мне! — крикнул ему вслед герцог, — Лекарь потом.
Это была девочка. Маленькая, худющая, с растрепанными мышиными косичками. Ее лицо было покрыто копотью, обгоревшее по подолу и рукавам платье висело лохмотьями. В глазах затаился ужас, но она не плакала, только громко, судорожно сглатывала, цепляясь за пояс Кируна.
— Ее зовут Виля, светлейший господин. Дочь кузнеца.
Губы Акины сложились в подобие улыбки.
— Я рад, что ты спаслась, милая, — сказал он. Девочка моргнула, еще крепче вцепилась в сопровождавшего ее лейтенанта. Закинув голову, посмотрела на него испуганным взглядом. Кирун осторожно погладил ее по волосам.
— Мы хотим, чтобы ты нам помогла, малышка, понимаешь?
Виля кивнула.
— Ты можешь говорить?
Виля снова кивнула.
— Могу, — тихо сказала она и беззвучно всхлипнула.
— Тебе больше нечего бояться, — медленно и раздельно произнес герцог. — Мы здесь, мы защитим тебя, не дадим в обиду.
— Моя мама, — еле слышно сказала девочка. Ее губы дрожали.
Кирун понял, что она сейчас заплачет, и привлек ее к себе, обнял:
— Хочешь отомстить за маму?
В глазах дочери кузнеца мерцали отблески пожара.
— Хочу. Хочу отомстить, — неожиданно четко и раздельно выговорила Виля. Слово «отомстить» далось ей с некоторым трудом, будто она произнесла его впервые.
Герцог посмотрел на нее с теплотой:
— Как это случилось?
— Я была на поле, — начала рассказывать девочка. — С Тишкой и Ясой. Красных жуков собирали с картохи. Мы часто-часто туда ходим, трясем вершки, ссыпаем гадов в ведра, а потом сжигаем цельными кучами. Мама говорила, что работня как раз для дитев. И польза, и с глаз долой, под ногами не мешаются. Краснюки — они большие такие, воняют сладко, противно, плодятся со страшной силищей, надо вовремя отковыривать, иначе они весь стебель картошковый пожрут.
Она говорила быстро, громко, захлебываясь словами. Кирун боялся, что герцог Убарский прервет ее и прикажет держаться ближе к делу, но Акина слушал спокойно, время от времени кивал, заинтересованно вскидывал брови и лишь изредка позволял себе задавать наводящие вопросы.
— Значит, во время нападения ты была за пределами села?
— Нет, — возразила девочка. — Поле-то вон оно, туточки, совсем рядом. Только за кустами не видно, но как кличут — слыхать.
Акина наклонил голову:
— Продолжай.
— Мы как раз первую ходку в кучу свалили, сидим. Вдруг будто гиканье какое раздалось. И топот, топот. Как от табуна целого. Тишка с Ясой вскочили, побежали смотреть, решили, что караван торговый…
— Торговый, — механически поправил Кирун. — Я и говорю — торговый. Купцы должны были приехать с солью, корицей всякой. Тишка крикнула: давайте наперегонки, кто последняя — коза хромая, облезлая. Виля вздохнула, шмыгнула носом. Осунувшееся лицо побледнело еще больше. — Они побежали… Побежали… — Ее голос задрожал. — Я за ними, но споткнулась, упала. Я крикнула им, чтобы они подождали меня, но Тиша засмеялась, а Яса сказала, что я облезлая коза.
Девочка дотронулась до запекшейся ссадины на коленке.
— Потом они закричали так громко и страшно… Я испугалась, спряталась.
— Виля лежала в кустах, когда мы ее нашли, — пришел ей на помощь Кирун. — В землю вжалась, чуть не зарылась, да еще и в траву вцепилась, как клещ в собачий загривок, — не оторвать было.
Хмуро молчавший герцог Акина потер переносицу и остро глянул на девочку:
— Ты что-то видела, малышка?
— Видела, — сказала она неожиданно спокойно. — Много дяденек, очень много. Одетых не по-нашему: одни голые почти, только зад да передок тряпками прикрыты, другие — в шубах.
Герцог и его помощник переглянулись.
— Какого цвета тряпки? — спросил Акина.
— Красные, — не раздумывая ответила девочка.
— Значит, маки.
— Маки, ваша светлость? — переспросил Кирун.
— Одно из племен кудиумов. Продолжай, Виля. Что было дальше?
— Те, что в шубах, били в барабаны и бормотали слова всякие странные. От них людики останавливались совсем, застывали намертво. А голые с факелами бегали, дома поджигали.
— А ты не застыла?
— Застыла. Но они меня не заметили. Зато я… Я заметила. Как они кузню с трех концов подпалили, а там все мои были. И отец, и мамка, и старшие братья.
Раздался страшный треск, и крыша ближайшего дома обвалилась, вздымая клубы расчеркнутого искрами дыма. Толстенная обуглившаяся балка упала на землю, едва не задев замешкавшегося солдата.
Герцог Акина погладил всхлипывавшую девочку по волосам и кивнул Кируну поверх ее головы.
— Позаботься о ребенке. Пусть ее отвезут в замок. У Келлы, экономки, большая семья. Они с радостью приютят сироту.
Лейтенант козырнул:
— А мы, ваша светлость?
— А мы будем ждать донесения из Картух. Только отъедем отсюда подальше. Уж больно воняет.
Кирун вытянулся и браво что-то отбарабанил, но грохот рушившейся избы заглушил его слова.
Герцог Акина сидел на холщовом покрывале и легко водил острием ножа по разложенной перед ним карте. В левей руке он держал кубок с вином. Над его головой шелестел листьями дуб, бросал рябую тень на полупустой кожаный бурдюк, на тарелки с овощами и окороком.
— Значит, Картухи не пострадали, — бормотал вельможа, прихлебывая вино. — Совсем не пострадали. Ни в малейшей степени. Очень странно.
— Вы разочарованы, ваша светлость? — рискнул спросить лейтенант Кирун.
— Разочарован? Разочарован, что кудиумы не перерезали еще сотню моих подданных? Не сожгли еще несколько полей, тем самым уменьшив мои возможные доходы? Что ты такое несешь?!
Кирун втянул голову в плечи и, чтобы скрыть смущение, принялся резать свежий ржаной каравай и посыпать ломти рубленой зеленью. Герцог следил за его действиями, беззвучно шевеля губами.
— Просто это полностью разбивает мои предположения, — сказал он после долгого молчания.
— Какие, ваша светлость?
Акина небрежно махнул рукой:
— Не важно. Абсолютно не важно. Я основывал свои умозаключения на предыдущих нападениях кудиумов. Тогда они шли либо за славой, ведомые молодым амбициозным вождем, либо за невольниками. При первом раскладе они напали бы на пограничные крепости. — Острие ножа провело на карте линию. — Осадили бы Вибур, Кнессин либо Перьот.
— Но, светлейший господин, дикарям не взять ни одну из этих цитаделей!
Герцог положил в рот кусочек мяса и тщательно его прожевал, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Желудок молчал, и Акина решился отведать морковного салата:
— Конечно. Зачем им крепость? Они удовольствовались бы возом трофеев и тремя дюжинами рыцарских ушей.
Лейтенант сглотнул ставшую вязкой слюну:
— Ушей, ваша светлость?
— Ушей. Для хвостов, — туманно пояснил Акина. Лицо у него было суровое и недовольное, потому переспросить Кирун не решился. Он молча уставился на сеньора.
— Что же касается второго расклада, — продолжал герцог, — то тут кудиумы напали бы на близлежащие деревни. На те поселения, что находятся за пределами протектората замков. На городишки, не имеющие собственных гарнизонов. Короче говоря, на наименее защищенные людские обиталища
Он прилег, облокотившись на горку седельных сумок.
Отпил вина.
— В этом случае они бы не убивали всех. Положили бы самых строптивых, пожгли бы дома — да, уж без этого никуда, а потом… — Акина залпом опорожнил кубок и отер губы платком. — Шаманы кудиумов знают достаточно наговоров. Одурманили бы население, выбрали бы наиболее крепких и здоровых, согнали бы в кучи да потащили к себе.
— Но сейчас… — начал Кирун.
— Сейчас происходит что-то третье, — кивнул герцог. — Ладно, не мешай мне. Надо подумать.
Он потянулся, улегся поудобнее и закрыл глаза. Только беспокойно подрагивающие, сплетенные на груди пальцы указывали на то, что герцог не спит. Лейтенант Кирун вздохнул и пошел проверять несших караул солдат.
Прошло не меньше часа, когда послышалось холодное пение горна и топот копыт. Герцог быстро принял сидячее положение.
— Донесение с границ, ваша светлость! — отрапортовал гонец. Его мундир был бурым, покрытым слоем грязи и пыли. Когда-то белый воротник и манжеты пестрели пятнами.
— Не нависайте надо мной, — неприязненно буркнул герцог. — Присядьте лучше. Налейте себе вина или воды.
Гонец робко опустился на краешек покрывала, стараясь не коснуться сеньора испачканным плащом, залпом осушил поданный Кируном кубок. Взглядом попросил налить еще.
— Я вас слушаю, — бросил Акина.
— Кудиумы приближаются к рубежам Убара в двух местах. Утром были уничтожены вольные деревни Пилейка и Валуны, — единым духом выпалил гонец.
Пальцы герцога Акины стиснули рукоятку ножа.
— Еще в двух… Покажите на карте, — приказал он. Гонец поставил кубок, задумчиво почесал в затылке:
— Значит, так. Шли они вот здесь и здесь, в хорошем таком темпе. Бодренько. Две большие, очень большие группы. Армии. Причем племена разные — орляки и лисохвосты. Южное крыло было в Пилейке глубокой ночью. Северное форсировало Живку. — Он провел ногтем по синей ниточке реки. — Потому двигалось чуточку медленнее. Валуны были атакованы на рассвете.
— Что поселения? Жители? Гонец пожал плечами:
— Избы сожжены. Крестьяне убиты, кудиумы прут дальше.
Вполголоса помянув Ристага, герцог встал и неторопливо прошелся по пружинящей мхом опушке. Лейтенант и гонец тоже вскочили, последовали за ним, ожидая распоряжений.
Напролом, идут напролом. Три разных племени. Одновременно. Но куда? — прошептал вельможа и, наклонившись; сорвал несколько длинных прямых травинок.
Не обращая внимания на вопросительную мину лейтенанта, он снова сел на покрывало и склонился над картой. Кирун и гонец подошли ближе, хотя вельможа скорее обращался к самому себе, чем к ним.
— Дикари идут с трех сторон. С севера — мимо Тещиной Пасти и Ягодного Яра. Обозначим направление. — Первая травинка легла на глянцевую бумагу. — С юга — через Живку и Валуны. Вот так, да. — Вторая травинка расположилась неподалеку от первой. Последняя — надеюсь, что последняя, — группа шагает тут, пока еще не по нашей территории. Верно?
Лейтенант кивнул, хотя и понимал, что вопрос герцога скорее риторический.
— Так, болота, озерца, лесок. Что это тут за башня? Да-да, сам вижу, подпись снизу. Интересно выходит. Надо запомнить, наверняка пригодится. Дальше… Убарис, конечно, а левее… Хорошенькое дело. Хм. А вот и оно.
Герцог Акина быстро смел травинки с карты и откинулся назад, прижимая обе руки к животу.
— Не надо быть великим мудрецом, чтобы понять, что все они стремятся в одну точку.
— В какую, светлейший господин? — хором воскликнули гонец и Кирун.
— В неожиданную. В совершенно неожиданную, я бы даже сказал.
— Ваша светлость, умоляю, что это за место?
Акина усмехнулся и ответил. Несмотря на блуждавшую на губах улыбку, в его голосе сквозило недоумение.
— Ты становишься кисейной барышней, — сказал сидевший на краешке кровати Лэррен, заметив, что юноша открыл глаза. — Чуть что — сразу в обморок, На редкость куртуазно с твоей стороны, не находишь?
Он улыбался, но в больших серых глазах стояла тревога.
— Я в порядке. Ничего страшного, — тихо произнес Хёльв и поморщился. Учитывая произошедшее, фраза прозвучала по меньшей мере глупо.
— Конечно, — хмыкнул эльф. — Я и вижу. Полнейший ажур, Здоровье так из тебя и прет. Можно сказать, так его много, что в организме не помещается. От этого случаются внезапные обмороки, разного рода расстройства и головокружения.
— Лэррен..
— Да-да, — не дал себя перебить эльф. — А так все в полном порядке. Можно продолжать изображать из себя идиота, врать и считать, что никто вокруг ничего не понимает.
Хёльв опустил веки, стараясь убедить себя в том, что резкая, ломающая виски боль — явление минутное и обращать на него внимание не стоит. Перед глазами то и дело проносились цепочки искр, вспыхивали огни. В ушах гудело.
— Я не знаю, в чем…
— Знаешь, знаешь, — прервал его Лэррен. — Мне кажется, что и я догадываюсь, где тут покойник висит.
Юноша вздрогнул и с немой укоризной посмотрел на приятеля.
Бесшумно отворилась дверь, впуская Риль. Бросив на Хёльва беспокойный взгляд, она быстро пересекла комнату, пододвинула к кровати табурет и уселась на него, сложив руки на коленях. Следом за чародейкой вошел Мерлок, остановился за ее спиной.
— Итак, это уже второй случай, — сказала она. — Да и второй ли? Может, третий, четвертый? Ты теряешь сознание — вдруг, как бы ни с того ни с сего. Так неожиданно, словно тебя кто за шиворот выдергивает.
Хёльв опустил глаза
— Я хочу тебе помочь, понимаешь? — Чародейка мягко коснулась его лба, — Я боюсь, как бы не оказалось слишком поздно. Но прежде чем что-то лечить, прежде чем предпринимать активные действия, хотелось бы услышать историю болезни.
— Сейчас он скажет, что чувствует себя отлично, — зло буркнул Лэррен. — По физиономии вижу.
Риль пытливо глянула на Хёльва.
— Не сердись на него, — попросила она. — Возможно, он и сам рад бы рассказать.
— Так пусть рассказывает, если рад, — проворчал эльф. — Нечего тут без толку разлеживаться с несчастным видом и ресницами хлопать.
Хёльв вымученно улыбнулся;
— Я не специально, Лэр. Чародейка кивнула:
— После воздействия некоторых видов магии сильно повышается скрытая параноидальность, недоверчивость, нежелание делиться с кем-либо своими переживаниями. Потому я принесла с собой незаменимое в данной ситуации снадобье. — Она поболтала в воздухе колбой. Густая опалесцирующая жидкость неохотно стекала по стенкам сосуда. — Сейчас наш пациент сделает маленький глоточек и расслабится. А мы пока будем развлекать его разговорами.
Встав с табурета, Риль подошла к столику, открыла колбу и вылила ее содержимое в стакан. При соприкосновении с воздухом жидкость взбурлила, выпустила струйку пара и пошла мелкими пузырями. Хёльв поежился.
— А он опять в обморок не шлепнется? — поинтересовался Лэррен.
— Не исключено, что и шлепнется, — ответила волшебница. — Но это было бы нам даже на руку: мальчик станет совершенно прозрачным, и я смогу выяснить, что же с ним происходит. Молчаливо прислушивавшийся к разговору Хёльв только вздохнул. Он чувствовал себя распластанной на смотровом столе подопытной крысой.
— Открой рот, — скомандовала Риль. — Шире, шире, я тебя не из соломинки поить собираюсь. Вот так-то лучше. Одним движением запрокинув юноше голову, она влила ему в рот зелье. Хёльв задержал дыхание и сглотнул. Колдовской напиток оказался крепким, сладким, очень мягким. В нем смешались ароматы дюжины трав, из которых больше всего выделялись шалфей и базилик.
— Ух, — только и смог вымолвить юноша, вытирая брызнувшие из глаз слезы. — Ну и варево.
По горлу, пищеводу и желудку поползло теплое облако. Оно росло, ширилось, его горячие щупальца коснулись вен, оплели позвоночник, потянулись к сердцу.
— Может, откроем окно? — спросил Хёльв, отбрасывая одеяла.
— Жарко? — улыбнулась Риль.
— Жарко.
Лэррен распахнул форточку и по привычке устроился на подоконнике. Мерлок занял его место на краешке кровати.
— Пока ты спал, — заговорила Риль, — мы немного побеседовали с рыцарем. Похоже, его память восстановилась полностью.
— Но он пока ничего не рассказывал, — вставил эльф. — Мы хотели дождаться твоего пробуждения.
Тут Хёльв громко рыгнул, но ничуть этим не смутился. Он перевел взгляд на Мерлока и спросил, сразу переходя на «ты».
— Так что там у тебя вышла за история? Выкладывай скорее, пока я опять не отключился.
Рыцарь весело хмыкнул, потом разом посмурнел. Безотчетно коснулся шрамов на лице, провел пальцами по уродливым рубцам на левом предплечье. Поморщился, выпрямляя искалеченные ноги.
И начал рассказывать.
Минутная стрелка настенных часов с сухим щелчком перескочила на следующую позицию. Мелодично пробили куранты.
— Три, — констатировал Акина.
— Не думаю, что он придет, светлейший господин, — отозвался Дибас. — Побоится повторения ситуации.
— Вряд ли он думает, что я такой дурак и попытаюсь захватить его. В письме было все подробно изложено, полагаю, сотрудничество выгодно нам обоим.
— И что немаловажно — не только нам, — многозначительно заметил полковник. — Далеко не только.
Герцог неприятно усмехнулся, вынул из бутылочки пробку и понюхал лечебное зелье — очередное изобретение придворного лекаря. Бесполезное, как предполагал Акина.
— Полагаю, общечеловеческие ценности ему чужды. Надежда только на личную заинтересованность.
— А если…
Акина резко отодвинул, почти отбросил от себя пузырек.
— Это мы будем обсуждать потом. Проблемы следует решать по мере их поступления.
Полковник Дибас опустил голову, рассматривая алую лилию, вышитую в центре ковра. Он слишком хорошо знал, что ледяные нотки, прозвучавшие в голосе сеньора, не предвещают ничего хорошего. К счастью, намечавшуюся бурю успокоил лейтенант Кирун.
— Пришел, — шепнул он, заглядывая в дверь.
Разом просветлев, Акина приглашающе махнул рукой. Дибас выпрямился в неудобном кресле и закинул ногу на ногу, стараясь придать своей позе подобие изящества.
— Вы пригласили меня, — медленно произнес вошедший.
Он был высок ростом и худ. Темные, с проседью, волосы густыми прядями спадали на плечи, обрамляя угрюмое, непроницаемое лицо. В сощуренных глазах читалось если не презрение, то явная дерзость и неуважение.
Герцог поднялся ему навстречу.
— Очень рад, Фархе, что вы сочли возможным принять мое приглашение, — искренне сказал он.
— Счастлив познакомиться, — протянул руку полковник.
Колдун быстро осмотрелся и сел на придвинутый Кируном стул.
— Итак? — сухо осведомился он.
Акина проигнорировал непочтительный тон вопроса:
— Вы читали письмо? Фархе пожал плечами;
— Был бы я иначе здесь?
Невозмутимо кивнув, герцог откинулся на спинку стула: — И что вы думаете по поводу изложенной мною информации?
Фархе снова пожал плечами:
— Вас интересуют мои эмоции, субъективные домыслы или политические взгляды, светлейший господин?
Поморщившись от изжоги, Акияа сделал извиняющийся жест рукой и залпом выпил микстуру.
— Вижу, что вы — человек деловой и нет смысла ходить вокруг да около, — продолжил он, переведя дыхание. — Кудиумы наступают. Три армии приближаются к нашим границам, все три стремятся в одну точку — в Убарский храм Всемилостивой Амны. Ристаг их разберет, почему именно туда.
— Я хорошо помню содержание вашего послания, — уверил вельможу нахальный колдун. — Не стоит повторяться.
Покачивавшийся в креслице полковник Дибас возмущенно засопел и кинул вопросительный взгляд на сеньора, ожидая, что тот прикажет привести наглеца в чувство. Однако герцог смотрел на гостя с добродушным любопытством.
— Что ж, не стоит так не стоит, — легко согласился он. — Вы принимаете мое предложение?
Дибас замер, пожирая Фархе глазами. — Принимаю, — просто ответил колдун.
Полковник икнул от неожиданности. По невольному вздоху, вырвавшемуся у герцога Акины, можно было заключить, что и он никак не рассчитывал на такую быструю победу.
— Отрадно слышать, что вы согласны, — пробормотал вельможа.
Фархе развел руками:
— Мне странно ваше удивление. Вы обрисовали ситуацию чрезвычайно ясно и понятно: здание, в котором я имею несчастье обретаться, находится точнехонько на линии движения левого фланга армии дикарей. Несмотря на силу и опытность, сдержать многотысячную толпу мне не удастся, следовательно, башня будет разрушена до основанья или же… — Он задумчиво потер переносицу. — В лучшем случае — сильно повреждена. Сам я, конечно, уйти смогу, но не хотелось бы терять жилище, к которому успел привыкнуть. Потому готов к сотрудничеству.
— Мерлок, — сказал он и тяжело опустился на стул, задев локтем фарфоровый кувшинчик.
Напряженно прислушивавшиеся к разговору горничные бросились вытирать обширную молочную лужу.
— Ну-ка брысь, — прикрикнула на девушек Риль, подождав, когда они закончат.
Те неохотно повиновались, бросая любопытные взгляды на понуро молчавшего гостя.
— Замечательные булочки, — заметил Лэррен, прерывая затянувшуюся неловкую паузу. — Очень люблю корицу.
— И я, — поддакнул Хёльв. — Просто обожаю.
Риль налила Мерлоку чашку травяного отвара, положила на тарелку кусок пирога. Рыцарь покорно ковырнул ложкой в яблочной начинке и отпил глоток чая.
— Холодно, — пробормотал он.
— Что? — переспросила чародейка. Ее брови взметнулись вверх.
— Мне было холодно.
Мерлок беспомощно пожал плечами, желая показать, что сам понимает, насколько странно звучат его слова.
— Очень холодно.
— Не перенапрягайся, — мягко сказала Риль. — Не надо себя мучить.
Но рыцарь ее не слышал. Отодвинув чашку, он облокотился на стол, сжал ладонями виски. По его лицу промелькнула тень.
— Большое здание, — еле слышно шепнул он. — Огромное, старое. Замок.
Лэррен подался вперед:
— Брошенный? Пустой?
Губы Мерлока болезненно искривились.
— Нет. Там были люди. Много людей.
Хёльв вздрогнул, чувствуя, как темная шелестящая волна коснулась его ступней. В ушах тяжело зашумело, глаза затянуло пеленой. Он хотел крикнуть, махнуть рукой, позвать на помощь, но не смог и пошевелиться.
— Они… Они сражались. И я сражался тоже.
— Против кого вы сражались? — спросил эльф.
— Это была война? — поинтересовалась Риль.
Голоса друзей доносились будто издалека, стихая, растворяясь в пространстве. Столовую заволокло туманом — мокрым, плотным, живым.
— Убарис, — неуверенно произнес Мерлок. — Кажется, это был замок Убарис, резиденция герцога Акины.
Лэррен скептически хмыкнул:
— Ты уверен?
— Да. Я хорошо это помню.
«Убарис? Опять Убарис? Он же мне сегодня снился», — подумал Хёльв и потерял сознание.
* * *
Деревня горела. Веселое пламя плясало на руинах длинного, недавно отстроенного хлева; озорно потрескивая, пожирало соломенные крыши изб; стремительно бежало по изгороди, вспыхивая костерками на высохших кустах. Пахло гарью и кровью.Возле полыхавших халуп лежали тела — обожженные, разрубленные, искалеченные.
Акина Убарский медленно шел по пожарищу, бывшему когда-то главной улицей Ягодного Яра. За ним, на расстоянии десяти шагов, следовал лейтенант Кирун. Повсюду мелькали черно-болотные мундиры, раздавались команды: военные пытались вытащить из огня запертых в собственных домах крестьян.
— Отвратительно, — сказал герцог, остановившись на относительно чистом каменном пятачке и брезгливо стряхивал с сапог пепел. — Солдаты не должны воевать с бабами и пахарями. Это мерзко. Мерзко и противоестественно.
— Злобные дикари, — робко заметил Кирун. — Чего от них можно ждать?
Вельможа глянул сквозь него и передернул плечами:
— Недоразвитые народы обычно видят сражение как поединок сильных, наиболее достойных мужей.
— Но эта бессмысленная резня… Герцог покачал головой:
— Именно эта бессмысленность меня и угнетает. — Он достал из кармана платок, повертел его в руках, словно не зная, что с ним делать. — Жаль, что мы не успели раньше.
Кирун не мог с ним не согласиться.
…Разведывательный отряд вошел в Ягодный Яр в три часа пополудни, но зарево пожара было видно давно, с того момента, как группа спустилась с лесистых холмов на равнину.
По пшеничному полю шла широкая просека — темная полоса частью вытоптанных, частью сожженных колосьев четко выделялась на желто-золотом фоне.
— Что твой большак, — сплюнул кто-то из солдат. — Пять рыцарей с копьями наперевес спокойно пройдут.
— Сколько зерна погубили, уроды забугорные. Крестьяне-то вкалывали, голодать теперь будут…
Немолодой бывалый вояка с сомнением посмотрел на затянутый алым дымом горизонт.
— Вряд ли, Пит, ой вряд ли.
Уже на ближних подступах к селу стало ясно, что старый солдат был прав: возле заросшего ряской пруда лежали тела четырех женщин. Все были убиты ударами ножа. Бросалось в глаза то, что смертельные раны нанесены уверенно и легко, походя. Без излишней жестокости, просто для того, чтобы убрать с пути досадное препятствие.
— Косарь, — коротко бросил Акнна. Присевший на корточки возле тел Кирун удивленно посмотрел на него снизу вверх.
— Не копье, не меч, не стрела, — пояснил герцог. — Просто косарь. Это значит, что кудиумы не сражались.
Кирун кивнул и нервно облизнул губы. Плотный черный дым столбом поднимался на горизонте…
— Лейтенант! Лейтенант? Нашел время спать. — Акина тронул его за плечо, возвращая к действительности.
— П-простите, светлейший господин, — смущенно пробормотал он. — Я задумался.
Герцог криво усмехнулся:
— Что ж, самое время.
Кирун побледнел, стиснул пальцами рукоятку меча.
— Но намерение похвальное. — Акина вздохнул. — Давай бегом, посмотри, как идут дела.
Лейтенант быстро поклонился и бросился исполнять приказ.
— Кого найдете в сознании, способного связно рассказывать, ведите сразу ко мне! — крикнул ему вслед герцог, — Лекарь потом.
Это была девочка. Маленькая, худющая, с растрепанными мышиными косичками. Ее лицо было покрыто копотью, обгоревшее по подолу и рукавам платье висело лохмотьями. В глазах затаился ужас, но она не плакала, только громко, судорожно сглатывала, цепляясь за пояс Кируна.
— Ее зовут Виля, светлейший господин. Дочь кузнеца.
Губы Акины сложились в подобие улыбки.
— Я рад, что ты спаслась, милая, — сказал он. Девочка моргнула, еще крепче вцепилась в сопровождавшего ее лейтенанта. Закинув голову, посмотрела на него испуганным взглядом. Кирун осторожно погладил ее по волосам.
— Мы хотим, чтобы ты нам помогла, малышка, понимаешь?
Виля кивнула.
— Ты можешь говорить?
Виля снова кивнула.
— Могу, — тихо сказала она и беззвучно всхлипнула.
— Тебе больше нечего бояться, — медленно и раздельно произнес герцог. — Мы здесь, мы защитим тебя, не дадим в обиду.
— Моя мама, — еле слышно сказала девочка. Ее губы дрожали.
Кирун понял, что она сейчас заплачет, и привлек ее к себе, обнял:
— Хочешь отомстить за маму?
В глазах дочери кузнеца мерцали отблески пожара.
— Хочу. Хочу отомстить, — неожиданно четко и раздельно выговорила Виля. Слово «отомстить» далось ей с некоторым трудом, будто она произнесла его впервые.
Герцог посмотрел на нее с теплотой:
— Как это случилось?
— Я была на поле, — начала рассказывать девочка. — С Тишкой и Ясой. Красных жуков собирали с картохи. Мы часто-часто туда ходим, трясем вершки, ссыпаем гадов в ведра, а потом сжигаем цельными кучами. Мама говорила, что работня как раз для дитев. И польза, и с глаз долой, под ногами не мешаются. Краснюки — они большие такие, воняют сладко, противно, плодятся со страшной силищей, надо вовремя отковыривать, иначе они весь стебель картошковый пожрут.
Она говорила быстро, громко, захлебываясь словами. Кирун боялся, что герцог Убарский прервет ее и прикажет держаться ближе к делу, но Акина слушал спокойно, время от времени кивал, заинтересованно вскидывал брови и лишь изредка позволял себе задавать наводящие вопросы.
— Значит, во время нападения ты была за пределами села?
— Нет, — возразила девочка. — Поле-то вон оно, туточки, совсем рядом. Только за кустами не видно, но как кличут — слыхать.
Акина наклонил голову:
— Продолжай.
— Мы как раз первую ходку в кучу свалили, сидим. Вдруг будто гиканье какое раздалось. И топот, топот. Как от табуна целого. Тишка с Ясой вскочили, побежали смотреть, решили, что караван торговый…
— Торговый, — механически поправил Кирун. — Я и говорю — торговый. Купцы должны были приехать с солью, корицей всякой. Тишка крикнула: давайте наперегонки, кто последняя — коза хромая, облезлая. Виля вздохнула, шмыгнула носом. Осунувшееся лицо побледнело еще больше. — Они побежали… Побежали… — Ее голос задрожал. — Я за ними, но споткнулась, упала. Я крикнула им, чтобы они подождали меня, но Тиша засмеялась, а Яса сказала, что я облезлая коза.
Девочка дотронулась до запекшейся ссадины на коленке.
— Потом они закричали так громко и страшно… Я испугалась, спряталась.
— Виля лежала в кустах, когда мы ее нашли, — пришел ей на помощь Кирун. — В землю вжалась, чуть не зарылась, да еще и в траву вцепилась, как клещ в собачий загривок, — не оторвать было.
Хмуро молчавший герцог Акина потер переносицу и остро глянул на девочку:
— Ты что-то видела, малышка?
— Видела, — сказала она неожиданно спокойно. — Много дяденек, очень много. Одетых не по-нашему: одни голые почти, только зад да передок тряпками прикрыты, другие — в шубах.
Герцог и его помощник переглянулись.
— Какого цвета тряпки? — спросил Акина.
— Красные, — не раздумывая ответила девочка.
— Значит, маки.
— Маки, ваша светлость? — переспросил Кирун.
— Одно из племен кудиумов. Продолжай, Виля. Что было дальше?
— Те, что в шубах, били в барабаны и бормотали слова всякие странные. От них людики останавливались совсем, застывали намертво. А голые с факелами бегали, дома поджигали.
— А ты не застыла?
— Застыла. Но они меня не заметили. Зато я… Я заметила. Как они кузню с трех концов подпалили, а там все мои были. И отец, и мамка, и старшие братья.
Раздался страшный треск, и крыша ближайшего дома обвалилась, вздымая клубы расчеркнутого искрами дыма. Толстенная обуглившаяся балка упала на землю, едва не задев замешкавшегося солдата.
Герцог Акина погладил всхлипывавшую девочку по волосам и кивнул Кируну поверх ее головы.
— Позаботься о ребенке. Пусть ее отвезут в замок. У Келлы, экономки, большая семья. Они с радостью приютят сироту.
Лейтенант козырнул:
— А мы, ваша светлость?
— А мы будем ждать донесения из Картух. Только отъедем отсюда подальше. Уж больно воняет.
Кирун вытянулся и браво что-то отбарабанил, но грохот рушившейся избы заглушил его слова.
Герцог Акина сидел на холщовом покрывале и легко водил острием ножа по разложенной перед ним карте. В левей руке он держал кубок с вином. Над его головой шелестел листьями дуб, бросал рябую тень на полупустой кожаный бурдюк, на тарелки с овощами и окороком.
— Значит, Картухи не пострадали, — бормотал вельможа, прихлебывая вино. — Совсем не пострадали. Ни в малейшей степени. Очень странно.
— Вы разочарованы, ваша светлость? — рискнул спросить лейтенант Кирун.
— Разочарован? Разочарован, что кудиумы не перерезали еще сотню моих подданных? Не сожгли еще несколько полей, тем самым уменьшив мои возможные доходы? Что ты такое несешь?!
Кирун втянул голову в плечи и, чтобы скрыть смущение, принялся резать свежий ржаной каравай и посыпать ломти рубленой зеленью. Герцог следил за его действиями, беззвучно шевеля губами.
— Просто это полностью разбивает мои предположения, — сказал он после долгого молчания.
— Какие, ваша светлость?
Акина небрежно махнул рукой:
— Не важно. Абсолютно не важно. Я основывал свои умозаключения на предыдущих нападениях кудиумов. Тогда они шли либо за славой, ведомые молодым амбициозным вождем, либо за невольниками. При первом раскладе они напали бы на пограничные крепости. — Острие ножа провело на карте линию. — Осадили бы Вибур, Кнессин либо Перьот.
— Но, светлейший господин, дикарям не взять ни одну из этих цитаделей!
Герцог положил в рот кусочек мяса и тщательно его прожевал, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Желудок молчал, и Акина решился отведать морковного салата:
— Конечно. Зачем им крепость? Они удовольствовались бы возом трофеев и тремя дюжинами рыцарских ушей.
Лейтенант сглотнул ставшую вязкой слюну:
— Ушей, ваша светлость?
— Ушей. Для хвостов, — туманно пояснил Акина. Лицо у него было суровое и недовольное, потому переспросить Кирун не решился. Он молча уставился на сеньора.
— Что же касается второго расклада, — продолжал герцог, — то тут кудиумы напали бы на близлежащие деревни. На те поселения, что находятся за пределами протектората замков. На городишки, не имеющие собственных гарнизонов. Короче говоря, на наименее защищенные людские обиталища
Он прилег, облокотившись на горку седельных сумок.
Отпил вина.
— В этом случае они бы не убивали всех. Положили бы самых строптивых, пожгли бы дома — да, уж без этого никуда, а потом… — Акина залпом опорожнил кубок и отер губы платком. — Шаманы кудиумов знают достаточно наговоров. Одурманили бы население, выбрали бы наиболее крепких и здоровых, согнали бы в кучи да потащили к себе.
— Но сейчас… — начал Кирун.
— Сейчас происходит что-то третье, — кивнул герцог. — Ладно, не мешай мне. Надо подумать.
Он потянулся, улегся поудобнее и закрыл глаза. Только беспокойно подрагивающие, сплетенные на груди пальцы указывали на то, что герцог не спит. Лейтенант Кирун вздохнул и пошел проверять несших караул солдат.
Прошло не меньше часа, когда послышалось холодное пение горна и топот копыт. Герцог быстро принял сидячее положение.
— Донесение с границ, ваша светлость! — отрапортовал гонец. Его мундир был бурым, покрытым слоем грязи и пыли. Когда-то белый воротник и манжеты пестрели пятнами.
— Не нависайте надо мной, — неприязненно буркнул герцог. — Присядьте лучше. Налейте себе вина или воды.
Гонец робко опустился на краешек покрывала, стараясь не коснуться сеньора испачканным плащом, залпом осушил поданный Кируном кубок. Взглядом попросил налить еще.
— Я вас слушаю, — бросил Акина.
— Кудиумы приближаются к рубежам Убара в двух местах. Утром были уничтожены вольные деревни Пилейка и Валуны, — единым духом выпалил гонец.
Пальцы герцога Акины стиснули рукоятку ножа.
— Еще в двух… Покажите на карте, — приказал он. Гонец поставил кубок, задумчиво почесал в затылке:
— Значит, так. Шли они вот здесь и здесь, в хорошем таком темпе. Бодренько. Две большие, очень большие группы. Армии. Причем племена разные — орляки и лисохвосты. Южное крыло было в Пилейке глубокой ночью. Северное форсировало Живку. — Он провел ногтем по синей ниточке реки. — Потому двигалось чуточку медленнее. Валуны были атакованы на рассвете.
— Что поселения? Жители? Гонец пожал плечами:
— Избы сожжены. Крестьяне убиты, кудиумы прут дальше.
Вполголоса помянув Ристага, герцог встал и неторопливо прошелся по пружинящей мхом опушке. Лейтенант и гонец тоже вскочили, последовали за ним, ожидая распоряжений.
Напролом, идут напролом. Три разных племени. Одновременно. Но куда? — прошептал вельможа и, наклонившись; сорвал несколько длинных прямых травинок.
Не обращая внимания на вопросительную мину лейтенанта, он снова сел на покрывало и склонился над картой. Кирун и гонец подошли ближе, хотя вельможа скорее обращался к самому себе, чем к ним.
— Дикари идут с трех сторон. С севера — мимо Тещиной Пасти и Ягодного Яра. Обозначим направление. — Первая травинка легла на глянцевую бумагу. — С юга — через Живку и Валуны. Вот так, да. — Вторая травинка расположилась неподалеку от первой. Последняя — надеюсь, что последняя, — группа шагает тут, пока еще не по нашей территории. Верно?
Лейтенант кивнул, хотя и понимал, что вопрос герцога скорее риторический.
— Так, болота, озерца, лесок. Что это тут за башня? Да-да, сам вижу, подпись снизу. Интересно выходит. Надо запомнить, наверняка пригодится. Дальше… Убарис, конечно, а левее… Хорошенькое дело. Хм. А вот и оно.
Герцог Акина быстро смел травинки с карты и откинулся назад, прижимая обе руки к животу.
— Не надо быть великим мудрецом, чтобы понять, что все они стремятся в одну точку.
— В какую, светлейший господин? — хором воскликнули гонец и Кирун.
— В неожиданную. В совершенно неожиданную, я бы даже сказал.
— Ваша светлость, умоляю, что это за место?
Акина усмехнулся и ответил. Несмотря на блуждавшую на губах улыбку, в его голосе сквозило недоумение.
* * *
Он лежал в своей комнате, укутанный в одеяла до самого подбородка. В ногах громоздились подушки, на стоявшей рядом тумбочке выстроились разноцветные баночки с этикетками и без. Сквозь плотные белые шторы сочился свет не слишком яркий, но и не тусклый, послеполуденный.— Ты становишься кисейной барышней, — сказал сидевший на краешке кровати Лэррен, заметив, что юноша открыл глаза. — Чуть что — сразу в обморок, На редкость куртуазно с твоей стороны, не находишь?
Он улыбался, но в больших серых глазах стояла тревога.
— Я в порядке. Ничего страшного, — тихо произнес Хёльв и поморщился. Учитывая произошедшее, фраза прозвучала по меньшей мере глупо.
— Конечно, — хмыкнул эльф. — Я и вижу. Полнейший ажур, Здоровье так из тебя и прет. Можно сказать, так его много, что в организме не помещается. От этого случаются внезапные обмороки, разного рода расстройства и головокружения.
— Лэррен..
— Да-да, — не дал себя перебить эльф. — А так все в полном порядке. Можно продолжать изображать из себя идиота, врать и считать, что никто вокруг ничего не понимает.
Хёльв опустил веки, стараясь убедить себя в том, что резкая, ломающая виски боль — явление минутное и обращать на него внимание не стоит. Перед глазами то и дело проносились цепочки искр, вспыхивали огни. В ушах гудело.
— Я не знаю, в чем…
— Знаешь, знаешь, — прервал его Лэррен. — Мне кажется, что и я догадываюсь, где тут покойник висит.
Юноша вздрогнул и с немой укоризной посмотрел на приятеля.
Бесшумно отворилась дверь, впуская Риль. Бросив на Хёльва беспокойный взгляд, она быстро пересекла комнату, пододвинула к кровати табурет и уселась на него, сложив руки на коленях. Следом за чародейкой вошел Мерлок, остановился за ее спиной.
— Итак, это уже второй случай, — сказала она. — Да и второй ли? Может, третий, четвертый? Ты теряешь сознание — вдруг, как бы ни с того ни с сего. Так неожиданно, словно тебя кто за шиворот выдергивает.
Хёльв опустил глаза
— Я хочу тебе помочь, понимаешь? — Чародейка мягко коснулась его лба, — Я боюсь, как бы не оказалось слишком поздно. Но прежде чем что-то лечить, прежде чем предпринимать активные действия, хотелось бы услышать историю болезни.
— Сейчас он скажет, что чувствует себя отлично, — зло буркнул Лэррен. — По физиономии вижу.
Риль пытливо глянула на Хёльва.
— Не сердись на него, — попросила она. — Возможно, он и сам рад бы рассказать.
— Так пусть рассказывает, если рад, — проворчал эльф. — Нечего тут без толку разлеживаться с несчастным видом и ресницами хлопать.
Хёльв вымученно улыбнулся;
— Я не специально, Лэр. Чародейка кивнула:
— После воздействия некоторых видов магии сильно повышается скрытая параноидальность, недоверчивость, нежелание делиться с кем-либо своими переживаниями. Потому я принесла с собой незаменимое в данной ситуации снадобье. — Она поболтала в воздухе колбой. Густая опалесцирующая жидкость неохотно стекала по стенкам сосуда. — Сейчас наш пациент сделает маленький глоточек и расслабится. А мы пока будем развлекать его разговорами.
Встав с табурета, Риль подошла к столику, открыла колбу и вылила ее содержимое в стакан. При соприкосновении с воздухом жидкость взбурлила, выпустила струйку пара и пошла мелкими пузырями. Хёльв поежился.
— А он опять в обморок не шлепнется? — поинтересовался Лэррен.
— Не исключено, что и шлепнется, — ответила волшебница. — Но это было бы нам даже на руку: мальчик станет совершенно прозрачным, и я смогу выяснить, что же с ним происходит. Молчаливо прислушивавшийся к разговору Хёльв только вздохнул. Он чувствовал себя распластанной на смотровом столе подопытной крысой.
— Открой рот, — скомандовала Риль. — Шире, шире, я тебя не из соломинки поить собираюсь. Вот так-то лучше. Одним движением запрокинув юноше голову, она влила ему в рот зелье. Хёльв задержал дыхание и сглотнул. Колдовской напиток оказался крепким, сладким, очень мягким. В нем смешались ароматы дюжины трав, из которых больше всего выделялись шалфей и базилик.
— Ух, — только и смог вымолвить юноша, вытирая брызнувшие из глаз слезы. — Ну и варево.
По горлу, пищеводу и желудку поползло теплое облако. Оно росло, ширилось, его горячие щупальца коснулись вен, оплели позвоночник, потянулись к сердцу.
— Может, откроем окно? — спросил Хёльв, отбрасывая одеяла.
— Жарко? — улыбнулась Риль.
— Жарко.
Лэррен распахнул форточку и по привычке устроился на подоконнике. Мерлок занял его место на краешке кровати.
— Пока ты спал, — заговорила Риль, — мы немного побеседовали с рыцарем. Похоже, его память восстановилась полностью.
— Но он пока ничего не рассказывал, — вставил эльф. — Мы хотели дождаться твоего пробуждения.
Тут Хёльв громко рыгнул, но ничуть этим не смутился. Он перевел взгляд на Мерлока и спросил, сразу переходя на «ты».
— Так что там у тебя вышла за история? Выкладывай скорее, пока я опять не отключился.
Рыцарь весело хмыкнул, потом разом посмурнел. Безотчетно коснулся шрамов на лице, провел пальцами по уродливым рубцам на левом предплечье. Поморщился, выпрямляя искалеченные ноги.
И начал рассказывать.
* * *
Герцог Акина Убарский сидел в своем кабинете и ждал гостя. Руки вельможи покоились на столе, унизанные перстнями пальцы вертели бутылочку с микстурой. Напротив него, в низком креслице без подлокотников, сидел полковник Дибас.Минутная стрелка настенных часов с сухим щелчком перескочила на следующую позицию. Мелодично пробили куранты.
— Три, — констатировал Акина.
— Не думаю, что он придет, светлейший господин, — отозвался Дибас. — Побоится повторения ситуации.
— Вряд ли он думает, что я такой дурак и попытаюсь захватить его. В письме было все подробно изложено, полагаю, сотрудничество выгодно нам обоим.
— И что немаловажно — не только нам, — многозначительно заметил полковник. — Далеко не только.
Герцог неприятно усмехнулся, вынул из бутылочки пробку и понюхал лечебное зелье — очередное изобретение придворного лекаря. Бесполезное, как предполагал Акина.
— Полагаю, общечеловеческие ценности ему чужды. Надежда только на личную заинтересованность.
— А если…
Акина резко отодвинул, почти отбросил от себя пузырек.
— Это мы будем обсуждать потом. Проблемы следует решать по мере их поступления.
Полковник Дибас опустил голову, рассматривая алую лилию, вышитую в центре ковра. Он слишком хорошо знал, что ледяные нотки, прозвучавшие в голосе сеньора, не предвещают ничего хорошего. К счастью, намечавшуюся бурю успокоил лейтенант Кирун.
— Пришел, — шепнул он, заглядывая в дверь.
Разом просветлев, Акина приглашающе махнул рукой. Дибас выпрямился в неудобном кресле и закинул ногу на ногу, стараясь придать своей позе подобие изящества.
— Вы пригласили меня, — медленно произнес вошедший.
Он был высок ростом и худ. Темные, с проседью, волосы густыми прядями спадали на плечи, обрамляя угрюмое, непроницаемое лицо. В сощуренных глазах читалось если не презрение, то явная дерзость и неуважение.
Герцог поднялся ему навстречу.
— Очень рад, Фархе, что вы сочли возможным принять мое приглашение, — искренне сказал он.
— Счастлив познакомиться, — протянул руку полковник.
Колдун быстро осмотрелся и сел на придвинутый Кируном стул.
— Итак? — сухо осведомился он.
Акина проигнорировал непочтительный тон вопроса:
— Вы читали письмо? Фархе пожал плечами;
— Был бы я иначе здесь?
Невозмутимо кивнув, герцог откинулся на спинку стула: — И что вы думаете по поводу изложенной мною информации?
Фархе снова пожал плечами:
— Вас интересуют мои эмоции, субъективные домыслы или политические взгляды, светлейший господин?
Поморщившись от изжоги, Акияа сделал извиняющийся жест рукой и залпом выпил микстуру.
— Вижу, что вы — человек деловой и нет смысла ходить вокруг да около, — продолжил он, переведя дыхание. — Кудиумы наступают. Три армии приближаются к нашим границам, все три стремятся в одну точку — в Убарский храм Всемилостивой Амны. Ристаг их разберет, почему именно туда.
— Я хорошо помню содержание вашего послания, — уверил вельможу нахальный колдун. — Не стоит повторяться.
Покачивавшийся в креслице полковник Дибас возмущенно засопел и кинул вопросительный взгляд на сеньора, ожидая, что тот прикажет привести наглеца в чувство. Однако герцог смотрел на гостя с добродушным любопытством.
— Что ж, не стоит так не стоит, — легко согласился он. — Вы принимаете мое предложение?
Дибас замер, пожирая Фархе глазами. — Принимаю, — просто ответил колдун.
Полковник икнул от неожиданности. По невольному вздоху, вырвавшемуся у герцога Акины, можно было заключить, что и он никак не рассчитывал на такую быструю победу.
— Отрадно слышать, что вы согласны, — пробормотал вельможа.
Фархе развел руками:
— Мне странно ваше удивление. Вы обрисовали ситуацию чрезвычайно ясно и понятно: здание, в котором я имею несчастье обретаться, находится точнехонько на линии движения левого фланга армии дикарей. Несмотря на силу и опытность, сдержать многотысячную толпу мне не удастся, следовательно, башня будет разрушена до основанья или же… — Он задумчиво потер переносицу. — В лучшем случае — сильно повреждена. Сам я, конечно, уйти смогу, но не хотелось бы терять жилище, к которому успел привыкнуть. Потому готов к сотрудничеству.