Арбенина Ирина. Черное солнце

   — Так вот представьте, что взорвалась она не одна, а сорок миллиардов таких бомб.
   — Не представляю, — честно призналась Светлова. — Вряд ли это доступно человеческому воображению. , — Именно! Но, к счастью, мы далеко, и до нас долетают только отголоски этих штормов.
   — Я рада!..
   — Землю защищает магнитное поле. Но выброс энергии настолько силен, что и оно неизбежно деформируется.
   — Надо же!
   — Да. И поэтому каждого такого «плевка» Солнца в сторону Земли люди боятся, ибо за ними следуют всякий раз разрушения, эпидемии…
   — А какие-то загадочные явления, связанные с поведением живых существ, могут объясняться действием Солнца?
   — Надо полагать, да.
   — Какие же именно?
   — Например, очень интересно проследить воздействие солнечной активности на человеческие массы. Знаете, считается, что войны, революции… всевозможные обострения, конфликты на нашей планете тоже с этим связаны.
   — То есть вы хотите сказать, что, когда у толпы начинает «ехать крыша», то это, возможно, тоже проливает свет на активность Солнца?
   — Не слишком изящная и научная формулировка, но, в общем, по сути, именно так.
   — И что, у черепах тоже поехала крыша?
   — Не понял?
   — Крыша, говорю!
   — А! Вполне вероятно. Да и то сказать… Если уж на разумное существо поведение солнца воздействует, то что уж говорить о твари бессловесной и неразумной.
   Аня не стала ничего рассказывать Федору Андреевичу про ясновидящую Орефьеву.
   Она знала, что, когда старику сообщали что-нибудь «этакое», он начинал, по его собственному признанию, бешено хохотать — ведь как-никак бывший комсомолец и материалист! Ну, не верил, и все тут!
   Однако для себя Аня решила, что это все же удивительное совпадение. Очевидно, появление черепах на безымянном острове было связано с каким-то важным для планеты происшествием, глобально охватывающим радиусом своего действия огромную территорию и множество людей. И тогда, не исключено, что люди с повышенной чувствительностью и способностью проникать в «мировой информационный банк», способны увидеть вещи и не имеющие, может быть, к ним прямого отношения, но происходящие в данный момент за сотни километров от них.
   А может быть, все-таки имеющие?
   Может быть, Орефьева, пока они бок о бок томились с ней в темном подвале, со свойственной ясновидящим сверхчувствительностью, уловила то, о чем напряженно и неотступно думала все последнее время сама Светлова? И из вороха мировых происшествий ее интуиция извлекла то, что напрямую связано с ответами на мучившие Анну вопросы?
   Светлова долго дозванивалась на телевидение.
   Наконец там ей ответили, что черепахи — это был далеко не свежий сюжет, пришедший некоторое время назад по каналам Рейтер. Просто раньше его никогда не пускали в эфир.
   То есть отсюда следовало, что Орефьева видеть этот сюжет раньше никак не могла.
   Но, может быть, она видела что-то похожее?
   Ведь создается впечатление, что некоторые новости словно штампуют: еще один «львенок с соской», еще один ураган…
   Однако совпадение таких деталей, как муж и жена.., англичане на острове.., и, главное, эти пластиковые бутылки из-под минералки, в которых мужчина с женщиной носят воду и из которых поливают умирающих черепах, — вряд ли возможно такое совпадение…

* * *

   Что же тогда происходит?
   Значит, Геннадий Гец знал о существовании Осипа Николаева и Александра Полоцухина? И о Марион Крам, Марии Крамаровой, тоже знал и был с ней как-то связан? Крам оставила завещание Игорю Багримовичу Тегишеву. А Игорь Багримович сказал, что он не знает никакой Марии Крамаровой.
   Соврал, по-видимому: безусловно, между ними существовала какая-то связь.
   А есть ли связь между Тегишевым и этими тремя умершими?
   К сожалению, они на этот вопрос ответить уже не могут, и, может, это как раз и объясняет их преждевременный уход из жизни?
   Но если они не могут ответить, значит, надо спросить об этом самого Тегишева, благо он еще жив.
   И как бы он ни ответил… А он скорее всего соврет, как и в случае с Крам, но это уже будет все равно: какая-никакая, а информация будет получена.
   И вот Светлова решила посетить Тегишева экспромтом, без предварительного звонка, потому что нет ничего проще, как отказать человеку по телефону.
   И в один прекрасный день она просто появилась на пороге уже знакомого ей дома.
   Консьерж довольно мирно отнесся к желанию гостьи поговорить по домофону. И стало очевидно, что никаких приказов от Игоря Багримовича — «а вот эту и близко на порог не пускайте!» — он не получал. Стало быть, прошлый Анин визит Игоря Багримовича не испугал и, вообще, судя по всему, настроение ему не испортил…
   — А его нет дома, — ответил Анне уже знакомый, «почти детский» голос.
   — Жаль… Я, видите ли, из адвокатской конторы…
   Я у вас уже была как-то.
   — Какой еще конторы?
   — Ну, видите ли, речь идет о наследстве из Амстердама…
   — Да? А папа мне ничего не говорил.
   «Так низко пасть! — Светлова мысленно краснела от стыда. — Самое последнее дело — пытаться вытянуть информацию из детей!»
   — Нам, что, досталось наследство, а папа не хочет его брать?
   — Получается что-то в этом роде.
   — Ничего себе, «что-то в этом роде»! Да это просто безобразие!
   — И мне так показалось…
   — Я вообще никогда еще не получала наследства. Должно быть, это очень приятно. Знаете что?..
   Поднимайтесь к нам!
   Аня оглянулась на консьержа — лицо его оставалось непроницаемым во все время бурного обсуждения перспектив получения голландского наследства.
   Вот это профессионализм!

* * *

   Девушка — скорее даже девочка — встретила Светлову в пижаме, с толстенной старой книгой в руках — палец заложен между страницами.
   — Ну, так что за наследство?
   — Извините, но это строго конфиденциально и касается — пока! — только вашего отца.
   — Вот как? — Хозяйка квартиры была явно разочарована. — Ну что ж! Подождем папу.
   — Подождем.
   И они стали ждать папу.
   — Чего читаешь? — поинтересовалась ради приличия Светлова.
   — Книгу.
   «Отличный ответ, — похвалила про себя Аня. — Главное — исчерпывающий».
   Светловой вообще нравились эти совсем маленькие, только-только подросшие девочки. Их предельный лаконизм.
   — Какую книгу? — решила все-таки уточнить Анна. — Ну, если не секрет, конечно.
   — Не секрет.
   Гусенок немного оживился, открыл книгу на том месте, где держал палец, и начал читать вслух:
   — "Молодого гуся или утку узнают по лапкам.
   Они должны быть желтыми и блестящими, а перепонки хрупкими. Клюв должен быть яркого цвета.
   Покупая гуся или утку, нужно следить за тем, чтобы клюв был желтый, а никак не красным и не темным. Откормленный гусь покрыт большим количеством жира. Под ножками у него валики сала. Если стремятся вытопить побольше жира, выгоднее покупать небольшого гуся…
   У молодой птицы лапки светлые и гладкие, по виду влажные, у молодого голубя — розовые. Перьев мало…"
   — И откуда такое поэтическое описание? — Аня прервала это вдохновенное декламирование.
   — Из книги о вкусной и здоровой пище. — Гусенок перевернул обложку. — Славной чешки Марты Гавелковой.
   «Птицу нужно убивать быстро и таким образом, чтобы не причинить ей ненужной боли и чтобы из нее не вытекла вся кровь. Если вытечет вся кровь, то мясо будет темным. Голубю отрубают головку острой сечкой…»
   — Б-рр!.. — не выдержала Анна.
   — Это еще что!
   — Что, есть и еще более художественные описания?
   — Разумеется!
   — Ну, например?
   — Это мы еще не дошли до главы «Как убивать рыбу».
   — А есть и такая глава?
   — Обижаете! — Девочка пожала плечами. — Вот!
   «Завернутую в полотенце рыбу кладут на доску спинкой вверх. На голову накидывают угол полотенца и оглушают деревянным молотком. После этого острым ножом разрезают хребет у самой головы…»
   — Ну, просто стынет кровь!
   — «Закалывать угря несколько труднее, так как он очень живуч, а поверхность его чрезвычайно скользкая… Угря оглушают, как и прочих, ударом молотка между глаз или, держа в мокром полотенце головой вниз, несколько раз ударяют его о каменный пол, а затем быстро разрезают позвонок…»
   — Ужас! Как там сказано? «Как и прочих», ударом молотка между глаз?
   — «Как и прочих рыб» — там сказано.
   — Ну да, да! Все равно ужасно.
   — Зато рыба хорошо усваивается человеческим организмом, как совершенно справедливо отмечает великий кулинар Марта Гавелкова. А уж она что-то в этом да понимала.
   — Я так и подумала.
   — Видите ли, ведь это старая книга. А раньше все приносили на кухню с базара и несли это все живым, свежим, парным. Так что кухарке нужно было знать и как, и какой позвонок разрезать. И все такое прочее.
   — Впечатляет! — Анна с любопытством взглянула на девочку.
   — Правда?
   — Клянусь!
   — А давайте что-нибудь приготовим!
   — Приготовим? Чтобы скоротать время, пока дожидаемся твоего папу?
   — Ну да… Вот, например…
   Девочка принялась быстро перелистывать книгу.
   — Паштет из гусиной печенки! У меня тут как раз глава «Птица»…
   — Ну…
   — Впрочем, где ж ее взять, эту гусиную печенку?
   Надо сначала пойти купить гуся с желтым клювом!
   — Да уж!.. Именно с желтым, а отнюдь не с красным.
   — Давайте цыпленка?
   — Ну, давайте.
   Пока Аня с недоумением взирала на свою энергичную собеседницу, девочка открыла холодильник и извлекла оттуда запечатанного в целлофан цыпленка.
   — Вот! — Она бегом вернулась к «священной» книге Марты Гавелковой. — В помидорном соусе!
   — Вы уверены?
   — Нет, вы правы: не уверена! Давайте лучше «цыпленка с шампиньонами».
   — Жаль, что мы так и не узнаем никогда, какие у него были лапки: светлые и гладкие или еще какие-нибудь, — заметила Аня, скорбно глядя на обезглавленную и «обезлапленную» распотрошенную птичью тушку, запечатанную в целлофан.
   — Будем надеяться, что светлые.
   — Итак?
   — "Цыпленка готовят либо сразу же после того, как он был заколот, либо на второй-третий день.
   Мясо цыпленка должно созреть. Но не слишком, ибо в противном случае оно теряет свой аромат. В блюда из цыпленка нельзя класть слишком много специй, они уничтожают специфический вкус куриного мяса… Маленьких цыплят жарят. Больших запекают или тушат", — торжественно процитировала вслух свою священную книгу девочка-девушка.
   — Я все поняла.
   — Итак, цыпленок маленький и, стало быть, будет жареный. Правда, готовим мы его неизвестно на какой день после кончины. Но все остальное будем делать по правилам!
   — О'кей! — согласилась Светлова.
   — Нарезаем на порции и обтираем салфеткой… тушка ни в коем случае не должна быть мокрой… Далее обжариваем до румяной корочки… Затем добавляем мелко нарезанный лук. Затем обжариваем и только после этого солим… Потом заливаем несколькими ложками горячей воды и кладем шампиньоны или белые грибы.
   Дочка Тегишева колдовала вдохновенно.
   Наконец стол был накрыт.
   Аня отрезала кусочек цыплячьего мяса.
   — Ого!
   — Вкусно? Правда, вкусно?
   — Нет слов!
   — Точно?
   — Клянусь!
   — Еще?
   — Спасибо, мне достаточно.
   — Ну, пожалуйста…
   — Нет, нет, благодарю.
   — Ну, еще кусочек…
   — В самом деле, достаточно!
   — Но…
   — А вы сама?
   — Я?
   — Да. Вы сами ведь даже не попробовали.
   — Нет, спасибо.., что-то не хочется.
   — Даже попробовать?
   — Знаете, когда готовишь, аппетит пропадает. Никогда нет желания есть то, что приготовила сама.
   — Да, это так. Самый плохой аппетит и желудок, как известно, у поваров…
   Аня с неподдельным интересом посмотрела на свою «кормилицу».
   Что-то ее настораживало, но Анна и сама еще не понимала, что именно.
   — А ты чем вообще-то занимаешься? — поинтересовалась Светлова между делом.
   — А-а.., так! — «гусенок» махнул рукой.
   — Учишься?
   — Нет, школу я бросила.
   — Так что же, значит, ничем, и в свободном полете? По принципу «больше всего я делаю, когда ничего не делаю»?
   — Да нет. Почему же? — Анина собеседница недовольно нахмурилась. — Я не лентяйка. У меня есть занятие, даже, можно сказать, дело.
   — И какое? — Аня кляла свою неприличную назойливость и стремление задавать вопросы тем, кто явно не горит желанием на них отвечать. Но ведь это было ее делом — тормошить, расспрашивать.
   Но и «гусенок» был по-шпионски неболтлив. То ли осторожен — «в папу», — то ли просто эта тема была ей неинтересна.
   — Так… — Девочка зевнула. — Дело как дело…
   Ничего особенного.

* * *

   Тегишева Анна так и не дождалась. Ушла, что называется, не солоно хлебавши. Если, конечно, имела право так сказать после столь вкусного обеда.

* * *

   «Один неглупый англичанин в прошлом веке утверждал, что по пристрастию к той или иной пище можно судить о характере человека не хуже, чем по чертам лица», — рассуждала про себя несколько отяжелевшая после еды Светлова.
   По сути, ей в одиночестве пришлось уплести целого цыпленка — но ведь так было вкусно! А девочка даже не дотронулась до еды.
   И это удивительно.
   Так вот, например, тот англичанин уверял, что инстинктивно избегает тех, кто любит рубленую телятину.
   А его друг, поэт Кольридж, и вовсе был уверен, что, например, «человек с чистой душой неспособен отказаться от пончиков с яблоками»!
   — Отличный шоколад!
   Юлсу дотронулась губами до края чашки и сделала судорожный глоток…
   Они долго бродили, не чуя ног, как и полагается влюбленным, пока ее Эмерику вдруг не захотелось шоколада.
   Его аппетитный густой запах витал над столиком кафе «Ладо», смешиваясь с пьянящим запахом весеннего парижского воздуха и бензина.
   «Милый, милый, милый… Милый человек!»
   Ради Эмерика она бы согласилась даже на шестиразовое принудительное питание да еще плюс питательный коктейль в промежутках между приемами пищи… Именно такой прописали недавно одной ее знакомой девочке.
   Отхлебнуть шоколад она, однако, заставить себя не смогла. Ее замутило от одного только запаха густого сладкого варева.
   А Эмерик с удовольствием поглощал фруктовое мороженое.
   — Ты не будешь?
   — Нет.
   — И напрасно.
   Он принялся теперь и за ее пирожное.
   — Ты совсем ничего не ешь… Так нельзя!
   Вокруг переливались огни, и стоял тот удивительный гул веселых, довольных жизнью голосов — шум безмятежного веселья, легкости и счастья, который бывает только в Париже и только в двенадцать ночи, весной, на Елисейских Полях.
   Рядом, за столиками соседнего кафе, послышались аплодисменты, громкие веселые крики.
   Они с Эмериком оглянулись.
   Компания девушек устроила представление: одна из них, одетая в подвенечное платье, с длинной фатой — и на лыжах! — громко стучала лыжными палками по асфальту.
   Какой-то японец, смеясь, фотографировался рядом с «невестой», а все кругом тоже смеялись и аплодировали.
   — Смешная! — заметил Эмерик.
   Но она даже не улыбнулась: почему-то эта ряженая невеста вдруг неприятно ее поразила.
   Шутка веселых девушек показалась не смешной.
   Вдруг и она станет такой же «невестой» ? Смешной и нелепой?! Как эта девушка, в фате и на лыжах, когда вокруг нет ни одной снежинки ?
   Какая участь ожидает ее, Юлсу?
   Она испуганно взглянула на Эмерика, рассеянно наблюдающего за импровизированным представлением.

Глава 7

   — Ладушкин, нам предстоит грандиозная слежка! — провозгласила Светлова, засучив рукава и, как это делают домохозяйки, объявляя великую стирку или тотальную суперуборку. — Будем следить.
   — И долго?
   — Долго.
   — Как долго?
   — До упора. Пока не обнаружим хоть что-то, хоть какой-то краешек, хоть пятнышко, хоть клочок чего-то — неизвестно пока чего! — за который можно зацепиться.
   — О'кей! — кивнул Ладушкин с видом знатока. — В нашем агентстве «Неверные супруги» я это отлично освоил. Тоже все так и начинается… Посмотришь на какую-нибудь.., какой-нибудь объект слежки…
   Ну, ангел! Чисто ангел непорочный!
   — Не чисто ангел, а чистый ангел! — поправила своего сотрудника Светлова. — Так, во всяком случае, раньше произносили это словосочетание.
   — Ну, неважно.., пусть чистый ангел. Как будто без единого изъяна женщина. Носки штопает, капусту солит, блины печет, пылинки с мужа сдувает Спросишь, «где была?» — расскажет весь свой день, как вахтенный матрос, по минутам. Словно в судовом журнале записи ведет: у маникюрши была во столько-то, потом солярий во столько-то… А как сядешь на хвост этой мадам непорочной, елы-палы1 В борделе отдыхают — по сравнению с этим-то «ангелом»!
   — Гоша! — Аня укоризненно посмотрела на увлекшегося описанием изнанки жизни Ладушкина. — Оставьте вы эти свои.., темы. Это уводит нас в сторону.
   — Ну, так уж и уводит! — буркнул недовольно Ладушкин, остановленный «на скаку».
   — Да, уводит. Поскольку мы не собираемся изобличать Тегишева в супружеской неверности, поскольку у него вообще нет жены.
   — А где же она?
   — Ну, это мы еще выясним. А пока… Будем следить попеременно, по очереди.

* * *

   Два дня ничего не дали.
   На третий «на хвосте» сидела Светлова — Тегишев выехал из города.
   К загородному особняку, очевидно ему и принадлежащему, они добрались уже затемно.
   К недвижимости Тегишева примыкал кусок леса. И это сыщику оказалось на руку: темнота и деревья. Иначе в этой безлюдной дачной местности Светлова просто вынуждена была бы бросить слежку — уж слишком все на виду.
   А так она, оставив машину в лесочке, пешком дошла до дачи Тегишева. И увидела, что Игорь Багримович, выйдя из машины, открыл ворота, возле которых его, подпрыгивая на холоде, поджидал какой-то молодой человек. Они оживленно начали о чем-то говорить. Точнее, оживлен был молодой человек, а Тегишев, как всегда, немногословен, величественен и непроницаем. Наконец он вошел в дом, а тот, кто его встречал, юркнул за ним.
   Светлова огляделась.
   Собак на участке не было и забора как такового тоже. Ибо забором в России декоративное легкое ограждение, подчеркивающее красоту дома и символически обозначающее границу собственности, не считается. Несерьезно это все. Забор — это глухая, как минимум метра три в высоту непреодолимая преграда. Чтобы снаружи обитателей не видно было и не слышно.
   Так же, как и затемненные стекла, эти забором были приметой нынешней России.
   Любопытно, что у Игоря Багримовича такого забора не было. Вокруг его участка шло как раз именно декоративное легкое ограждение, подчеркивающее красоту дома и символически обозначающее границу собственности, однако не нарушающее общий архитектурный замысел.

* * *

   Кроме луны, тегишевский дом освещал фонарь над крыльцом. Было прозрачно-холодно и звездно.
   Такая погодка хороша тем, что не дает заснуть.
   И все равно Светлова чуть не задремала прямо стоя, как лошадка, в темноте за деревьями.
   Поэтому она вздрогнула от неожиданности, когда дверь дома с грохотом отворилась и на пороге, в прямоугольнике освещенного проема, возник мужской силуэт.
   Человек пятился задом с поднятыми руками.
   Это был тот самый, давешний, молодой человек, поджидавший Тегишева часом ранее у ворот.
   — Прощелыга! Букашка! Гнус! — гремел с крыльца баритон хозяина.
   Гость Тегишева попытался, продолжая пятиться задом, перешагнуть порог, но споткнулся.
   И в это время раздался выстрел. Молодой человек с завыванием скатился с высоких ступеней в траву.
   Прямо под ноги Светловой.
   Однако вместо предсмертных хрипов перевернулся, словно игрушка «ванька-встанька», и довольно шустро встал на четвереньки.
   Дверь дома с грохотом захлопнулась.
   — Вам не больно? — поинтересовалась Аня.
   — Больно! — захныкал пострадавший. — Мне больно, больно, больно!
   — Сочувствую.
   — Он меня убил, убил, убил!
   — Вы уверены?
   — Убил! Мне больно.
   — Одно другое исключает. Не плачьте. До свадьбы все заживет.
   — Да о чем вы говорите? Не будет никакой свадьбы! Вы что, не видите, куда он мне попал?
   — И правда! — подивилась Светлова, глядя на простреленные штаны своего собеседника.
   — Покалечил, покалечил, покалечил!
   — Но мне кажется, что это… Это не огнестрельное ранение. Иначе вы выглядели бы сейчас гораздо хуже.
   — Не огнестрельное, говорите? Да вы не представляете, какое у них, этих военных, может быть разработано сверхсекретное оружие! Может быть, я только сейчас, поначалу, так неплохо выгляжу, а потом умру в страшных мучениях…
   — Да что вы!
   — Они ведь, знаете, как умеют заметать следы?
   Выстрелят сейчас, а человек прощается с жизнью через долгое время. Чтобы не возникло никаких подозрений!
   — Долгое.., насколько? — уточнила Аня.
   — Ну… Генералу Тегишеву виднее!
   — Генералу? — Аню не на шутку заинтересовали слова собеседника.
   — Разумеется.
   — Игорь Багримович — генерал?
   — А я вам о чем? Генерал, правда, в отставке, а ныне бизнесмен. Ушел из армии в бизнес, благо стартовый капитал для этого бизнеса генералу ЗГВ найти было несложно.
   — Прощелыга! Букашка! Гнус! — снова вдруг загремел с крыльца баритон Тегишева.
   Очевидно, выкинув гостя и выпив после этого еще, генерал решил, что еще не все высказал ему до конца…
   — Я тебе покажу Гринпис! Я тебе такой «пис» покажу! Да тебе, прощелыга, весь мир, весь «пис» покажется не зеленым, а малиновым в крапинку!
   Аня оглянулась.
   Тегишев, не сходя с порога, картинно опирался на ружье; фоном ему служил освещенный дверной проем.
   — Я тебе покажу, как меня преследовать! Да я тебя собакам скормлю на псарне!
   — Орлов-Задунайский. Местное отделение Гринпис, — торопливо представился Ане пострадавший.
   «Хорошо, что не Потемкин-Таврический, — хмыкнула про себя Светлова. — Интересно, почему у всех защитников окружающей среды фамилии почти как у фаворитов Екатерины Второй?»
   — По-моему, нам нужно отсюда как можно скоре выбираться, — заторопился подстреленный представитель Гринпис. — Иначе этот зверь…
   — Да, кажется, генерал немного подшофе.
   — Немного? — не согласился Орлов-Задунайский. — Да это форменное пьяное чудовище, и к тому же у него оружие.
   — Ну что ж, я вам, пожалуй, помогу, — согласилась Светлова. — Но в обмен на откровенную беседу.
   — Видите ли, вся информация нашей организации сугубо конфиденциальна.
   — Ну, тогда.., извините! — Аня повернулась, чтобы уйти.
   — Нет, нет! Я согласен! — Увидев, что Светлова готова раствориться во тьме подмосковной ночи, защитник окружающей среды резко изменил свое мнение. — К тому же вы не можете меня бросить здесь одного.., раненого. — — Могу.
   Видно было, что своим лаконичным ответом Светлова сильно разочаровала собеседника.
   — И хватит вам! — Аня поморщилась. — Пищать!
   — Да, я пищу! — гордо вскинул голову Орлов-Задунайский. — Да, я пищу, когда мне больно. Скажу больше: да, я боюсь! Боюсь! Но это не значит, что ради принципов нашей организации я не готов приковать себя к…
   — К чему?
   — К воротам усадьбы Тегишева!
   — Учитывая приближение зимы, лучше приковаться где-нибудь поближе к камину. — Аня зябко повела плечами. — Потому что ждать покаяния от Игоря Багримовича вам придется ох как долго. Не такие генералы люди, чтобы каяться перед букашками!
   — Я готов и к воротам! — героически не сдавался Анин собеседник.
   — А что вы, собственно, от него хотите?
   Глаза Орлова-Задунайского подернулись легким туманом. Такое лицо, знала Аня, бывает у людей, приготовившихся к вдохновенному вранью.
   Светлова, кажется, уже поняла, кто перед ней. Вариант Репетилова. Хлестаковско-репетиловская разновидность российского мужчины, необычайно распространенная на бескрайних просторах родины.
   — Видите ли, генерал, возможно, причастен к разработкам сверхсекретного оружия, создание которого нарушает гуманистические принципы…
   — Откуда вы знаете? — поинтересовалась Светлова. — Ведь оно, как вы говорите, не просто секретное, а сверхсекретное? Как же вам-то стало это известно?
   — Видите ли, с нашей организацией сотрудничают самые информированные и осведомленные люди… В том числе и такие, кто немало проработал в определенных ведомствах. — Орлов-Задунайский многозначительно посмотрел куда-то вверх. — Тегишев, безусловно, причастен к разработкам сверхсекретного оружия, создание которого нарушает гуманистические принципы…
   — Уж не к тому ли самому оружию, которым он вас так безжалостно поразил?
   — Не смешно, право.
   — Понятно! — Аня вздохнула. — Значит, оружие!
   Значит, именно таким образом генерал согрешил перед мировым сообществом. Пожалуй, для меня это слишком, ведь я все-таки не из международного трибунала в Гааге.
   — А я Предлагаю вам сотрудничество. Сразу видно, что вы девушка смелая и решительная.
   — А зачем вам смелая девушка? Вы так боитесь генерала?
   — Генерала? Да, конечно. — Орлов-Задунайский вдруг задумался и отрешенно уставился куда-то в сторону. В темноту ночи. — И генерала тоже.
   — И кого-то еще?
   — Вы когда-нибудь слышали о зомби?
   Анне показалось, что в эту минуту лживые глаза защитника стали огромными от страха, и этот страх на сей раз был действительно искренним.
   — Вы это серьезно?!