И Тоня об этих сплетнях знала. Но такая работа, где и ребенок мог находиться при ней, — оставить сына дома Тоне было не с кем! — и зарплата неплохая идет, очень ей тогда была кстати.
   И Тоня устроилась в эту контору уборщицей.
   Приходила по вечерам, когда сотрудники уже покидали помещение. Мыла полы, вытирала пыль. Ничего, что нельзя было трогать, не трогала, как и требовала того инструкция.
   Вот только коляску с сыном тайком от начальства Тоня брала с собой, ставила рядом, чтобы, если заплачет ребенок, сразу услышать.
   Сын Женька спал, а Тоня спокойно убиралась.
* * *
   Теперь, когда погибшего в разборке сына Женьки уже не было на свете, а ее внук, родившийся уродом, находился в приюте «Юная мама» вместе со своей матерью Люськой, Тоня Семенова с содроганием вспоминала, как брала тогда с собой на работу детскую коляску.
   Тем более что погибший сын Женька не желал даже являться матери во сне. Презирал! Обиделся, видно, на свою мать сильно. Мало, мол, того, что внука в приют отправила, так даже и навестить его там не желает. Вот так бабушка!
   И как ни было Тоне плевать на соседей и людскую молву, на своего сына наплевать она не могла.
   Наконец Тоня решилась: накупила баночек с детским яблочным пюре, голубую пушистую фланелевую пеленку. Вытащила из своих запасов банку варенья — матери, для Люсъки-шалавы, — и отправилась.
   Приют «Юная мама» был похож на обычный многоквартирный дом.
   Но дверь «квартиры» Тоне Семеновой отворила не Люська, а какая-то женщина, как оказалось, воспитательница.
* * *
   Тоня, собственно, и сама не знала, почему все-таки решила прийти, навестить Люську и внука. Наверное, все-таки хотела еще раз сказать Люське, что та шалава, еще раз предупредить, чтобы не лелеяла надежду вернуться когда-нибудь к ним, Семеновым, в дом…
   Потому что срок, на который мамы, похожие на Люську, могли оставаться в приюте, был ограничен — не больше года. И год этот рано или поздно истечет.
   Но, когда, поборов брезгливость, Тоня наклонилась над детской кроваткой, уродец ей улыбнулся.
   Тоня не любила читать книжки и не знала, что подобное уже случалось не раз. Это описывали еще античные авторы: когда самые свирепые наемные убийцы приходили убить младенца, он улыбался им — и они не смогли исполнить приговора.
   Всего этого Тоня, конечно, не знала.
   Но что такое сила улыбки невинного существа, которое, не подозревая о злости человеческой и коварстве и о том, как его ненавидят, беспечно улыбается ненавидящим его, Тоня Семенова узнала. Испытала на себе.
   И когда наконец она разогнулась над детской кроваткой, душа ее была смущена этой невинной улыбкой. Душа ее проснулась.
   И хмуро глядя куда-то в сторону, Тоня сказала своей невестке Люське:
   — Ладно! Перебирайся домой!
* * *
   Ночью Тоне Семеновой приснился ее сын Женька.
* * *
   Светлова сразу почувствовала неладное. У подъезда уже знакомого дома Семеновой толпились люди. Они были и на лестнице в подъезде, и на лестничной площадке перед дверью квартиры Семеновых. А сама дверь была распахнута настежь, и даже приставлена табуретка, чтобы не закрывалась.
   Такое бывает только в одном случае… Когда в доме похороны.
   Гроб был крошечный. Таких маленьких гробиков Аня в своей жизни никогда раньше не видела.
   И закрытый.
   Так хоронят тех, кого нельзя привести в божеский вид, чтобы продемонстрировать городу и миру.
   Изуродованных во время страшных автокатастроф, потерявших надлежащий вид…
   Уродливый младенец Женечка Семенов относился к их числу. Различие было только в том, что он таким в этот мир и явился.
   Увидев девушку из поликлиники. Тоня Семенова, кажется, совсем не удивилась. В прошлый раз она выгнала ее, потому что понимала, что не из какой она не поликлиники, а «крутится» тут… Потому крутится, что что-то выведывает, вынюхивает.
   Только такой охламон, как ее муж, позарившийся на дармовую выпивку, мог этого не понять.
   Тоне, в общем, не было дела до того, что эта светловолосая девушка собиралась у них выведать.
   Семенова боялась тогда только одного: что ненароком вылезет наружу то, в чем она и себе признаться не имела сил.
   А именно в том, что у Люськи родился урод, виновата, очевидно, она. Тоня.
   И это неизбежно бы «вылезло», начни Тоня Семенова вспоминать про свою жизнь в городке Октябрьский-27 и про Геннадия Николаевича Геца, фамилию которого якобы вскользь упомянула «девушка из поликлиники».
   Но теперь все это не имело значения.
   После того как Тоня забрала Люську и маленького Женечку из приюта, внук-уродец, к которому Тоня буквально с каждым днем привязывалась все сильнее, — всей душой! — прожил совсем недолго.
   И, потрясенная смертью мальчика, Тоня рассказала Светловой и про детскую коляску, которую тогда брала с собой на работу… И про эту работу…
   И про ту… — Тоня и не знала толком, как ее назвать! — которая навещала ее некоторое время назад, задолго до смерти маленького Женечки.
* * *
   — И вы, конечно, понятия не имеете, как ее найти? — автоматически, без всякой надежды на положительный ответ, поинтересовалась совершенно ошеломленная рассказом Тони Светлова.
   — Почему же не имею…
   — Имеете?! — изумилась Светлова.
   — Она же это.., адрес мне свой оставила.
   — Адрес?! — Аня изумленно смотрела на Семенову.
   — Ну да…
   — У вас есть ее адрес?! — переспросила Светлова.
   — Щас вот погляжу… Где-то был.
   Семенова встала из-за стола, подошла к зеркалу и долго копалась в груде лежащей там всякой всячины — квитанций, каких-то ниток, коробочек, баночек. И наконец извлекла из этой груды листок.
   — Вот. Все она тут и написала.
   — Можно?
   Аня, не веря происходящему, приняла из рук Семеновой как великую ценность листок из блокнота.
   Светлова смотрела и не верила глазам своим: «Город П., улица Космонавтов, дом двадцать три…»
   Точный адрес! Садись в поезд до города П. — и езжай!
   Вот тебе и таинственная неуловимая женщина в белом!
   Но Светловой было уже не до этого города П., чтоб ему!
   Анна оперативно зашла в ближайшую аптеку, купила градусник и прямо в аптеке, не обращая внимания на оглядывающихся посетителей, померила себе температуру.
   Градусник показывал тридцать шесть и шесть…
   Все равно Светловой казалось, что ее бьет озноб.
   Она посчитала себе пульс.
   Пульс был нормальным. Но это ее мало успокоило. Душу ее наполнял настоящий ужас.
   Прав был Оскар Уайльд, утверждая: у человека две трагедии — получить то, что он хочет, и не получить!
   Анне так хотелось, чтобы ее муж оставил ее в покое и не мешал ввязываться в авантюрные расследования… И Петя Стариков так, в кои-то веки, и сделал: уехал, оставил и не мешал.
   И что из этого?!
   Как теперь Анна раскаивается в своем желании!
   Если бы Петя был рядом, он бы непременно удержал ее от этой авантюры!
   А теперь…
   То, что рассказала ей Тоня Семенова, было ужасно.
   Конечно, Семенова толком ничего не знала. Что вообще может знать уборщица? Но детали, о которых Тоня сообщила Светловой… Эта «контора», в которой Семенова двадцать лет назад мыла полы…
   Какие-то пробирки! Опыты! Какая-то лаборатория!
   И все, кто имел отношение к этой лаборатории, умирают один за другим… Гец, Николаев…
   А Семенова уверена, что и внук ее родился таким уродом оттого, что она таскала с собой туда, в контору эту, своего сына Женьку, его отца.
   И внук-младенец тоже умер.
   Светлова еще раз, уже в поезде, по дороге в Москву, померила себе температуру. Удивительно: температура по-прежнему была нормальной!
   Анна в ужасе смотрела на своих попутчиков. Мало того, что она во время своего расследования, возможно, подхватила какую-то дрянь, так не исключено, что и она сама является источником опасности! И ее надо теперь в карантин!..
   Светлова скорбно вздохнула. Там она, очевидно, в скором времени тихо и быстро скончается!
   Чуточку успокаивало Анну то, что все те, кто был в контакте с умершими, — Инна Гец, соседи Гецев в Линибурге, коллеги самого Геца… А также Семенова, ее муж, Люська-шалава… Семья умершего Полоцухина, кстати сказать! И другие персонажи… Все они были живы и здоровы! И, судя по всему, все — с нормальной температурой.
   Здравствовала также и была полна жизни и энергии — даже сверх меры! — и деревня Ковда. Хотя находилась «в контакте» с Осипом Николаевым! Однако все другие Николаевы остались, по счастью, живы.
   Но эти пробирки, о которых рассказала ей Семенова!
   Какие там зомби, о которых Анна еще недавно гадала! Какие там зомби могут быть в пробирках?
   В пробирках могут быть вирусы! Зараза всякая…
   А зомби… Зомби — это прелесть что такое по сравнению с этой дрянью…
   Да, Светлова сейчас променяла бы новую открывшуюся ей версию на десяток зомби! Милых, приятных женщин-зомби! С ними можно все-таки иметь дело. Они незаразные.
   С вокзала Анна поехала не домой. Она отправилась, помчалась, понеслась прямо в Безбожный переулок. Ох, не надо было переименовывать этот переулок в Протопоповский! Генералу Тегишеву полагалось жить в переулке именно с тем, старым названием, — Безбожный!
   Охранник уже привык к визитам Анны и беспрепятственно пропустил ее.
   — Юли нет. — Аню встретил на пороге сам генерал и далее в квартиру не пустил.
   — Не нужна мне ваша Юля на сей раз. — Светлова в упор смотрела на генерала.
   — Я скоро умру?! — без обиняков спросила она.
   — Ах, вот оно что! — Генерал ухмыльнулся. — Испугались, стало быть?
   — Испугалась!
   — И докопалась! Докопалась все-таки, любознательная вы моя?
   — Докопалась!
   — Спите спокойно, любознательная! Вам это не грозит! Вы слишком хорошенькая, чтобы я допустил такую ужасную развязку!
   И генерал с треском захлопнул дверь перед самым носом у Светловой.
   Очевидно, Игорь Багримович тут же позвонил консьержу, потому что могучий охранник, как только мог, крайне оперативно «помог» Ане покинуть подъезд.
   — Грубиян! — обругала в сердцах Светлова охранника. — Грубиян и преступник!
   Однако Светлова явно успокоилась и даже повеселела, а вернувшись домой, опять померила температуру — тридцать шесть и шесть.
   Неужели это правда и она будет жить?!
   Обнадеженная, Анна принялась названивать своему знакомому Федору Андреевичу Соколовскому.
   — Федор Андреевич, миленький, а в том фонде знаменитом, где вы консультируете… Нет ли там специалистов по…
   Светлова, как могла, объяснила, о чем именно она хотела бы потолковать со «специалистом», знающим человеком.
   — Я позвоню кое-кому сейчас, узнаю, — откликнулся на ее просьбу, более похожую на мольбу, Федор Андреевич. — Однако какая экзотическая область знаний вас привлекла!
   — Да уж привлекла.., экзотическая! Чтоб ей, этой области… — чертыхнулась про себя Светлова.
   — Договориться о встрече с этим человеком? — предложил Соколовский.
   — О, если это только возможно, Федор Андреевич, миленький! Я вам по гроб жизни буду благодарна! — залепетала благодарно Светлова и сама вдруг испугалась этой простой фразы «по гроб…».
   — Полагаю, это возможно, — хмыкнул «Федор Андреевич миленький». — Без ложной скромности доложу вам: уважают старика и вряд ли откажут.
   Я вам позвоню, как все разузнаю поподробнее.
   Да, Анечка, забыл спросить… А вы на даче-то этим летом будете?
   — Где? — Аня не сразу даже поняла вопрос: настолько она выпала из обычной колеи, где люди живут как ни в чем бывало, планируют будущее, строят планы.
   — Да, да, конечно!.. На даче… Разумеется!
   «Если доживу до этого лета…» — вздохнула Анна, положив телефонную трубку.
* * *
   То, чего хотят боги, делается быстро. Так говорили древние.
   Надо отдать должное: рассеянный и забывчивый, часто выглядящий смешным стариком, Федор Андреевич Соколовский весьма оперативно организовал для Светловой встречу со специалистом. И Анна, жаждущая информации о вирусах и военной биологии вообще, отправилась на эту встречу.
* * *
   «Специалист» представляться не захотел, но постарался быть откровенным:
   — Видите ли, Анна… Штаммы некоторых вирусов могут дремать в организме человека семь лет, а некоторые — и тридцать. И в тот день, когда вирус проснется и начнет свою работу, разве придет в голову несчастному носителю как-то связать свое внезапное заболевание с происшествием, случившимся тридцать лет назад? Скорее он воспримет это как удар судьбы.
   — Так оно, полагаю, и вышло, — подтвердила Анна.
   — Ну что ж. Если верить вашему рассказу, выходит, что приблизительно в одно и то же время Осип Николаев, господин Полоцухин и Геннадий Гец умерли от заболевания, симптомы которого напоминали геморрагическую лихорадку.
   — Геморрагическую лихорадку?
   — Да. Заболевание довольно редкое. Особенно для цивилизованных стран.
   — В смерти Геца врачи обвинили белую крыску Микки.
   — Да, представьте, так оно и есть. Подобная ошибка в диагнозе вполне вероятна. Укус крысы и некоторых грызунов вызывает симптомы геморрагической лихорадки. Отказывают почки — и смертельный исход.
   — Но виновата была не крыса?
   — Скорее всего, нет. Ее следует посмертно оправдать.
   — А.., кровавый пот? Некоторые упоминали «кровавый пот»?
   — Да. Кровь источается сквозь поры при тяжелом течении этого заболевания…
   — Что же случилось?
   — Возможно, все трое — Осип Николаев, Александр Полоцухин и Геннадий Гец когда-то пострадали от вируса, заразившись во время своего пребывания в Октябрьском-27, где велись соответствующие работы и исследования. Но, вполне вероятно, что они даже не знали об этом и не узнали бы никогда, благополучно скончавшись от старости, а не от поселившегося в них вируса.
   — Тогда что произошло?
   — По-видимому.., мы, конечно, только можем предположить, основываясь на аналогичных случаях. Скажем.., что-то произошло с солнцем! Его невиданная активность, вспышки… Вспышки, влияние которых на состояние земных дел до сих пор никак не изучено.
   — Ну да, — понимающе кивнула Светлова, давая понять, что она уже посвящена в тему. — Иначе откуда вдруг берутся несметные полчища ос? Или почему черепахи выползают умирать на каменистый раскаленный остров?..
   — Именно так! Воздействие солнечной активности на все живое на Земле непредсказуемо. И возможно, сверхактивное поведение солнца в один отнюдь не прекрасный день разбудило спавший в Николаеве, Полоцухине и Геце дремавший вирус. И этот день оказался для бывших жителей Октябрьского-27 по-настоящему черным!
   А возможно, вирус просто «проспал» положенный ему цикл и пришла пора пробуждаться. Ведь даже сами создатели вирусов не могут прогнозировать с точностью его поведение. А может быть, сошлось и то, и другое вместе.
   — Понятно… То есть возможно все?
   — Именно так. Никто, например, из ученых не знает, отчего пробуждается чумной вибрион. Отчего и, главное, когда? Когда происходит очередная вспышка на солнце — через двадцать или пятьдесят лет после нее?
* * *
   — Вы так спокойно говорите обо всем этом!
   И можно подумать, что мой рассказ вас совсем не удивил, — заметила Анна.
   — К сожалению, время от времени нечто подобное происходит. Разве вы, например, ничего не слышали о том, что стряслось не так давно в станице Обливской Ростовской области?
   — Ах, это! Да, слышала.
   — И просто чудо, что дело получило огласку: какой-то парень случайно вышел в Интернет!
   — Но…
   — Вы уверены, что в каждом маленьком поселке или городке, где может произойти подобное, есть человек, имеющий доступ в Интернет, и есть провайдер, у которого достанет мужества, чтобы противостоять давлению властей, поместив его информацию?
   — Я слишком мало об этом знаю, чтобы судить.
   — Ну а я знаю и поэтому утверждаю: я не уверен.
   Не уверен, что, если где-то сейчас, в данный момент, проснется какой-то страшный вирус и вызовет мини-эпидемию, мы с вами об этом узнаем.
   — Но в нашем случае… Что это может быть за вирус?
   — История этих экспериментов долгая.
   — Долгая? Насколько долгая?
   — Первыми, кажется, попробовали японцы. Говорят, они даже проводили опыты над живыми людьми. Вообще обычно «бакоружие» — это аэрозоль.
   Или сухая пыль. И во время войны японцы распыляли что-то подобное в Китае.
   — Но это же бесчеловечно! Вопреки здравому смыслу. И наконец, смертельно опасно!
   — Ну, разумеется! Однако, понимаете… Если оружие можно создать — его нужно создать. Такова логика военных. У представителей каждой профессии своя логика поведения. Они не были бы военными, если бы думали иначе. Это равносильно тому, чтобы требовать от балерины, которой грозит в перспективе профессиональный артрит, перестать танцевать. Балерина знает, что у нее в итоге все равно будут болеть ноги… И что из этого?
   — Слушайте, но это ее ноги! И это ее, только ее, личное дело! А тут…
   — Ну, танцовщице просто повезло, что у нее такая профессия. Не будем романтиками. Будем исходить из того, как реально устроен мир и наша жизнь, А реальность, это вы, несмотря, наверное, на свою молодость, успели заметить, достаточно жестока Такова, какова есть! И повторюсь: если оружие можно создать — его создают. Что касается вируса конкретно геморрагической лихорадки, то с ним.., с ним много работали! История этих экспериментов насчитывает не один десяток лет.
   — Даже так?
   — Геморрагическую лихорадку Мальбурга обнаружили когда-то в Африке. Немцы тогда сразу заинтересовались этим. Проводили опыты. Захоронили трупы зараженных. Наши после войны раскопали — не пропадать же добру! И вызвали на свет божий вирус. Где он? Томится запертый в лаборатории, дремлет в каком-то человеке-носителе? Или с ним происходит что-нибудь еще?
   Дело в том, что для создания бактериологического оружия не потребуется мощного производства.
   Все можно делать тихо, локально, незаметно. Так, ничего особенного — на посторонний взгляд. Трудится где-нибудь некая контора, «лавочка». Чем занимается? Иногда, увы, это становится известно десятилетия спустя.
   — Ну точно как в нашем случае!
   — К тому же, когда речь заходит о военной биологии, догадаться, докопаться до первопричины заболевания вообще необычайно сложно. Например, военные любят сочетание двух вирусов.
   — Это как?
   — Это когда один вирус компенсирует недостатки другого. Скажем, первый возбудитель болезни нестойкий, но зато эффективно заражает. Когда он гибнет, уже вовсю работает другой. В результате же человек заболевает от одного, а умирает от другого.
   Собственно говоря, осуществить эту военную «операцию» — вызвать эпидемию, то есть достигнуть самой цели, ради которой и ведутся такие бактериологические эксперименты, — вряд ли возможно.
   Потому что вызвать эпидемию, несмотря на кажущуюся простоту затеи, не так уж и просто. Тут большие проблемы с «вирулентностью», то есть с заражаемостью! Какова быстрота, скорость распространения. Она явно недостаточна. Обычно обнаружив очаг заражения, «противник», против которого осуществляется диверсия, тут же устанавливает карантин. Он может быстро провести санацию зараженной территории — и все! Эпидемия предотвращена.
   Так что победить в войне с помощью такого оружия практически невозможно. Хотя, надо признаться, люди беззаботны! Например, агенты ФБР проводили такой эксперимент: распыляли в метро баллоны на глазах у пассажиров, провоцировали, так сказать, в научных целях! И представьте — никто даже не обратил внимания на людей с баллонами!
   Больше того! Те же агенты запускали в кондиционеры Белого дома незаразные бактерии… И опять та же реакция полнейшей индифферентности!
   Но и даже, несмотря на такую человеческую беспечность, суперкатострофы маловероятны. А вот побочные, не учитываемые последствия подобных экспериментов… Вот они-то и есть, на мой взгляд, самое большое зло!
   Что случается по истечении нескольких десятилетий на обработанной, очищенной, санированной, но когда-то зараженной территории?
   Откуда, скажем, произошла внезапная вспышка сибирской язвы в Свердловской области в 1992 году?
   На этот вопрос мог бы ответить небезызвестный институт в славном городе Кольцове Новосибирской области. Так вот, поди ж, не отвечает.
   То, что появилось, — уже есть. А то, что уже есть, — не исчезает. Никогда не исчезает до конца и бесследно. Обретает новую форму, переходит в другое состояние, но существует, живет. Ищет новые возможности выжить. Вот почему так опасно создавать монстров: от них потом трудно избавиться.
   Знаете, вот Пастеровский институт в Париже, например, выделил штаммы, не поддающиеся антибиотикам.
   И вообще… Микроорганизмы засыпают, видоизменяются, мимикрируют. Борьба с ними сейчас, в канун нового тысячелетия, при всех достижениях науки и медицины, не имеет конца. Побежденная оспа, скажем, находит возможность появиться вновь.
   И вот еще что. Вирус умен! И вирус одновременно «подлый» микроорганизм: он проникает в клетку и заставляет ее работать на себя.
   Кроме того, в науке известны случаи, когда вирус выходит из-под контроля во время экспериментов. И их немало. Скажем, один в соответствующей «конторе» отдел, занимающийся созданием биологического оружия, уже закончил работу, а другой — работающий над созданием вакцины и защиты! — запаздывает.
   — И как же мы все от этого защищены?
   — Да, в общем, если «гром грянет» — никак. Обычная защита от бактериологической атаки — противогаз. Герметичная спецодежда…
   Но если вирус просыпается и начинает действовать и никто об этом еще не догадывается… Мы ведь не ходим по улице в герметичной одежде.
   — Но что же это может быть за вирус? Вирус из Октябрьского-27?
   — Вы спрашиваете, Аня, что это может быть за вирус? Ну.., предположительных вариантов — тьма!
   Возможно, этот вирус — создание генной инженерии. Один из тех выращенных в лаборатории микроорганизмов, которые ранее никогда не существовали в природе. Вирус с заданными параметрами!
   Военные это направление исследовательской работы считают, кстати, очень важным. Например, их очень волнует запрограммированность бактериологического оружия. Чтобы, скажем, заражались, попадали под влияние вируса только молодые мужчины в возрасте двадцати-тридцати лет.
   — Вот как?! Понимаете, я по ходу следствия познакомилась с Антониной Семеновой, которая тоже работала в Октябрьском-27 на одном из объектов уборщицей. Так на нее вирус вообще не подействовал.
   — Возможно…
   — — Но! Семенова, вопреки всем инструкциям, брала с собой на работу маленького ребенка, ставила в лаборатории детскую коляску, а сама мыла полы.
   — У Семеновой был сын?
   — Да!
   — Ну вот…
   — И вирус нашел себе жертву!
   — Получается, что нашел.
   — Так! Но сын Семеновой тоже не ощутил на себе действие вируса, результатов его разрушительной работы. Такое в принципе возможно?
   — Да, разумеется. Я же говорю.., штаммы некоторых вирусов могут дремать в организме довольно долго.
   — Но сын Семеновой погиб от другой напасти…
   — А что с ним случилось?
   — Его убили не очень давно в обычной бандитской разборке. Евгений погиб смертью, заурядной для нашего времени. Можно даже сказать, учитывая современную криминальную обстановку, даже «естественной», а не смертью экзотической, от вируса, как Гец или Осипов… Но.., у его сына — Жени Семенова номер два — были врожденные аномалии!
   — Что ж.., возможно, именно так вирус из Октябрьского-27 продолжил свою работу. И очевидно, это и объясняет врожденные аномалии младенца. Хотя существуют и другие объяснения.
   — Какие же?
   — Строго говоря, параметры-то вирусу его создателями заданы. Но вирус ведь может совершенствоваться. Он живой и, повторюсь, умный. Он не всегда может действовать в соответствии с программой, заданной для него его создателями.
   Например, запрограммировано поражение вирусом молодых мужчин. Но как он подействует на их потомство? Каково будет его вмешательство в гены?..
   — Никто наверняка этого толком не знает?
   — В общем, да.

Глава 10

   Анин путь теперь лежал в славный город П.
   Что ожидало ее там?
   Во всяком случае, Аня была уверена, одна загадка должна точно разрешиться.
   Гец перед смертью составил список людей, которых, кроме него самого, мог погубить вирус. Так сказать, список гипотетических жертв.
   Но все они теперь были уже жертвами не гипотетическими, а вполне реальными. Смерть их свершилась.
   Все погибшие были мужчинами.
   Как там ей сказали в фонде? Светлова припомнила эти слова:
   "…Возможно, это создание генной инженерии.
   Один из выращенных в лаборатории микроорганизмов, ранее не существовавших в природе… Вирус с заданными параметрами. Военные это направление работы считают важным. Избирательность бактериологического оружия. Чтобы попадали под влияние вируса только молодые мужчины в возрасте двадцати-тридцати лет…"
   Возможно, при исследованиях в Октябрьском-27 задача была упрощена: своими жертвами вирус должен был выбирать только мужчин, неважно, какого возраста.
   Александр Полоцухин, Геннадий Гец, Осип Николаев, младенец Женя Семенов…
   Очевидно, Геннадий Гец внес в свой список Семенову, поскольку то самое «начальство», тайком от которого Тоня брала на работу коляску, разумеется, было все-таки «в курсе». При тех строгостях, которые существовали в подобных режимных конторах, иное вряд ли было возможно…