К. Амфитеатрова: “Об отношении Церкви к христианам”, в коих превосходно раскрыта любовь Церкви-матери и ея попечение о всех наших не только духовных, но и земных нуждах. Увы, о таких книгах нынешние образованные христиане и не слыхивали. Знают такия книги скорее простецы, учившиеся еще по Часослову и Псалтири. Та к улетает дух церковности из среды нашего “интеллигентнаго” общества. О самом христианстве оно сочиняет – именно сочиняет свои понятия или же заимствует готовыя у инославных… Оно и не подозревает о том духовном сокровище, какое содержит родная православная Церковь. Церковь в их понятии это – архиереи и “попы”. О том, что и сами они должны быть живыми членами этой Церкви, что в состав этой живой Церкви входят и все спасаемые и все от века Богу угодившие – они и не подозревают. Сами того не сознавая, они обрывают последния нити, соединяюшия их с Церковью, и оказываются вне ея, воображая, что они – добрые христиане. По своему смышлению они строят и свою жизнь – не только в обычных делах житейских, но и в добрых делах своих, в так называемой “благотворительности”. Особенно это наглядно проявляется в благотворительности общественной. Спектакли, балы, танцы, лотереи, гулянья в пользу раненых, в пользу пострадавших от пожара или землетрясения, в пользу вдов и сирот, – кто осмелится назвать все это “христианскою” благотворительностью? Это было бы страшным кощунством… А между тем, это устраивается у нас даже в пользу таких учреждений, которые прикрыты знамением креста Христова в самом своем названии. Затем: кто является распорядителем жертв, поступающих на подобныя учреждения? Есть ли, по крайней мере, в составе сих распорядителей служитель Церкви, который мог бы указать добрым христианам то направление в их деятельности, какого требует дух Евангелия Христова? Обо всем этом было бы странно и заговаривать в наше время: закричат: “Клерикализм, подчинение Церкви, вмешательство попов!..” Да, господа, если не хотите себя обманывать, называя себя христианами, то это “вмешательство” необходимо; без него вот вы и дошли до плясок во имя христианской добродетели… Впрочем, сии господа, кажется, и не нуждаются в том, чтобы их благотворительность была освящена именем Христовым. Разве вот одно: без Церкви, без ея помощи грошей не соберешь. Ведь сами-то они не охотники много жертвовать, а народ православный не особенно доверяет им… Что же тут делать?.. В последние годы отчасти и найден исход; ходатайствовать о разрешении церковнаго сбора по всей России в какой-нибудь праздник. Церковная власть, обременяемая множеством подобных ходатайств от разных обществ, поставила условием: разрешать сборы только тем обществам, которыя не прибегают к увеселениям для успеха сбора. Но и при этом условии почти все праздники в году оказались занятыми. В разрешении таких сборов следовало бы быть как можно осторожнее. Ведь тут весь расчет основан не столько на сознательности жертвующих, сколько на массе жертвователей. Сбор образуется по пословице: “С миру по нитке – голому рубаха”. Большинство богомольцев опускает свою лепту в кружку, не обращая внимания на то, куда идет его копейка. “Все – Богу”, – говорит простой человек. А между тем, этот же простой человек редко может израсходовать лишнюю копейку: взял он, положим, 5 к. с собою в церковь, эти 5 к. он и делит по всем кружкам и тарелкам, какия мимо него проносят. Если несут две кружки – он делит на 2 и 3 к., если же 5 кружек – поневоле меняет по копейке, чтобы на все кружки или тарелки достало. Совершенно естественно, что от этих сборов церковные доходы падают, и старосты, обложенные на епархиальных съездах разными налогами, ропщут, что на содержание и ремонт храма не остается ничего. Ведь храмы Божии имеют свои нужды. Но пусть так: раз церковная власть разрешает тот или другой сбор, пусть он и производится в указанный день. Но сим общества не довольствуются: они хотят, чтоб сбор производился не тем лицом, кого укажет настоятель храма, а непременно тем, кого пришлет само общество или его уполномоченный… Почему? Очевидно, потому, что ни старосте, ни священнику доверия нет: они, видите ли или не все покажут, что соберут, или иным образом повредят сбору… Скажут: им же труд облегчается, не все ли им равно, кто с кружкой пойдет? Но в таком случае предложите им свои услуги, а не предписывайте им бумагами допустить то или другое вами избранное лицо. Но и это не все. Некто М. X. в “Русском Знамени” возмущается, что “вместо церковнаго старосты, вместо лица, известнаго своим усердием к храму, избраннаго приходом и утвержденнаго архиереем, шествует за божественной службой с тарелкою в руках лицо, известное своему начальству разве лишь усердною продажей водки, не имеющее особеннаго уважения от прихожан, не уполномоченное архиереем и… по неотразимой логической ассоциации в представлении прихожан пробуждается кабак и его соблазнительная торговля: “Господи! – думают они, – и здесь, в Твоем храме не дадут оторваться мыслями от кабака! Экое навождение!” – Но и этого мало. Нередко для сбора присылают женщину или девицу; нередко эта девица, нарядившись так, чтоб обращать на себя внимание молящихся, идет по церкви, как по бальному залу: получается впечатление вовсе уж не церковное… Ведь храм Божий – не базар, хотя бы и благотворительный; играть в нем на низменных чувствах пришедших сюда помолиться Богу – значит тяжко оскорблять святыню дома Божия, и если Господь вервием изгнал отсюда продающих и купуюших (покупающих. – Ред.), то какому же осуждению подвергают себя эти барыни и барышни сборщицы, улыбающиеся богомольцам и иногда видимо стремящиеся обратить на себя особенное внимание?.. Простите мне, люди добрые, но не могу же я не сказать, что так творити не добре есть…
   Та к вот до чего дошла наша общественная благотворительность. Можно ли назвать ее христианскою? Не пора ли Церкви разобраться построже: кого пускать в Божий храм с кружкою, а пред кем следует двери закрыть? Благотворительность ушла из Церкви и является теперь сюда только с кружкою для сбора. По своему духу она все дальше и дальше уходит от духа Христова. Не пора ли Церкви самой в своих недрах усилить истинно христианскую благотворительность в духе Апостольском и закрывать свои двери для всех этих сборов, о коих Церковь даже не знает: куда и как они расходуются? Уж слишком стали далеки от Церкви иныя общества, чтобы давать им права, принадлежащие по самому существу своему исключительно церковным организациям.

№ 34
Восстановление идолопоклонства в нашей столице

   О, свобода, свобода! Свобода для всех иноверцев и инородцев на каждом шагу оскорблять заветныя святыни нашего православнаго русскаго сердца, издеваться над нашею святою верою, бить нас по самым нежным струнам нашего измученнаго сердца!.. Пусть простят нам власть имущие, сию свободу дающие: мы не понимаем их веротерпимости, не можем постигнуть: как они успокоивают свою совесть, когда допускают эту свободу? Ведь вот уже пять лет длится эта пытка для верующаго сердца русскаго, и конца ей не видно! И думается иногда: лучше открытое гонение, чем такое попустительство!
   Не буду повторять того, что так прекрасно, так горячо сказал “Свет” и другия патриотическия газеты по поводу того безсовестнаго обмана, который обнаружился в постройке буддийскаго капища в нашем граде святаго Апостола Петра; не буду разбирать, кто кого тут обманул; предположу, что буддийцы и главное – наши изменники вере обманули нашего премьер-министра, ибо не могу же и мысли допустить, чтобы сей министр, верный слуга Помазанника Божия и Его избранник, сознательно обманывал тех, кому говорил, что капище идольское ничем не будет отличаться от простаго дома с внешней стороны и потому-де не будет оскорблять православнаго религиознаго чувства… Хотелось бы думать и верить, что этот – повторяю – безсовестный обман высшаго сановника либеральными прислужниками современнаго язычества достойным образом получит свое возмездие. Хотелось бы мечтать, что здание, обманом построенное, будет обращено… ну, хотя бы, в какой-нибудь азиатский музей, что ли, или просто в пассаж для торговли китайскими чаями и даже ласточкиными гнездами для наших вероотступников новой формации… Поделюсь теми откликами, какия несутся ко мне из глубин наболевших русских сердец. Вот что пишет мне одна русская православная душа:
   “Владыко святый! Что же это такое? Восстановление на Руси идолопоклонства? Поворот в обратную сторону всей Русской истории – от времен Владимира снова к язычеству?..
   “Новое Время” называет дворец, стоивший, как слышно, до трех миллионов рублей, “скромным” зданием, а оффициозная “Россия” описывает его как некое чудо искусства в азиатском стиле. Но ведь в этом “скромном” здании, конечно будут собираться не одни язычники-буддисты, которых едва ли может быть много в Петербурге, а главным образом наши сумасшедшия великосветския барыни, готовыя бегать за всякой новинкой и исповедывать какую угодно веру. И это безбожное дело совершается на глазах у властей светских и при равнодушном молчании властей духовных! Кто же прогремит в обличение этого нечестия? Ужели нет у нас святителей, которые не пойдут на компромисс с духом века сего лукаваго и прелюбодейнаго?! Ужели никто не возвысит настойчиваго голоса от имени самой Церкви о недопустимости такого поругания имени Божия на святой Руси? Ведь уж везут проклятаго идола из далекой Азии, чтобы опоганить нашу столицу. Ведь если это будет допущено, то наша матушка-Русь потеряет право именоваться православною… Как овцы стада Христова, умоляем вас, защитите стадо от вторгающихся в него волков…”
   Вот выписка из другаго подобнаго письма:
   “Мне, как слепому старику, не видевшему многих изобретений и нововведений последних лет, и построение капища в Петербурге кажется какою-то сказкою, да и почему, собственно, Будда в Петербурге, а не знакомый нам Перун в Киеве? Не все ли равно: уж если “свобода совести”, так, по крайней мере, во всю… Ведь Перун мог бы олицетворить собою негодующую народную душу, требующую выхода из-под опеки Церкви, Царя и т. д., мало ли можно наговорить! Право, дело доходит до пределов безсмыслицы и, действительно, получаются явления маловероятные. Вы правы, удивляясь тому, что маловерный Меньшиков начинает говорить так, как бы следовало говорить и всем, пламенно верующим сынам Церкви. Ведь это уже камни вопиют!.. Чувствуется, ох, как чувствуется напряжение всех душевных струн, достигающее высшей степени и обещающее разразиться в скором будущем чем-нибудь неслыханным, небывалым. Быть может, оно и лучше. Жить так, предавая Христа Пилатовым способом, невыносимо. Сколько ни умывайте рук, они чище от этого не будут, и впереди неизбежно стоит собор, который казался еще преждевременным год тому назад, но представляется неизбежным и необходимым сегодня. Надо, наконец, установить нормы принадлежности к Церкви, обязательныя для современнаго человека. Ведь нельзя же в одной ограде, прикрывая всех единым именем христиан, держать верующих, и полуверующих, и неверующих…”
   Да, пора Церкви очистить себя от открытых изменников. Пора сказать им: вы – не наши. Идите прочь – анафема! Левыя газеты, не стесняясь, напротив, с каким-то злорадством по адресу Церкви и с ободрительными кивками называют имена этих изменников, в числе коих выдаются имена представителей высшей науки, академики (конечно, не духовных академий: слава Богу, до этого еще не дошло), профессора, художники, писатели, князья… Есть даже имя одного избранника дворянства… Что ж? Ужели и после этого Церковь будет считать их своими чадами? Ужели церковная власть будет безразлично относиться к этому богоотступничеству?..
   И подобных писем получаю немало. Душа болит, когда читаешь их, и в то же время сознаешь полное безсилие что-либо сделать против этого поругания нашей веры, чем-либо утешить плачущих православных людей…
   Да, плачущих. Сейчас у моего крыльца подвели ко мне слепую старицу на благословение. Заливаясь слезами, она сказала мне: “Владыко святый! Да что же это такое! В Питер идола везут, ему там капище построено. Как это можно?! Ведь Господь за это накажет нас! Молиться надо, чтобы Господь не попустил такого поругания нашей вере святой”.
   Что мог сказать я в утешение этой простой верующей душе? Напротив, она сама меня утешила, сама подсказала, где искать нам исхода в этой тоске, в этой удушающей нас атмосфере всяких непротивлений злу, всяких лжесвобод, которыя гнетут наше верующее сердце хуже всякаго рабства татарскаго или японскаго. Да, конечно, молиться надо. Царь небесный все видит, все слышит, все ведает. Ведает Он и томление нашего болящаго сердца, ведает скорби верующей русской души. Слышит Он стоны и воздыхания тех, кто не может спокойно и равнодушно видеть поругание наших заветных святынь, кто хочет, чтоб Русь навеки оставалась православною и хранила сокровище православия с тою святою ревностью, с какою оберегала она его в продолжении почти тысячи лет своего историческаго бытия. Молиться надо, православные русские люди, чтоб Господь не наказал всю землю нашу за грехи тех, кто попускает поругание наших святынь, чтобы Он вразумил власть имущих положить конец этим поруганиям… Молиться надо, чтобы поганый идол нашел себе место в волнах Невы так же, как древний Перун в волнах Днепра, и не нашлось бы во граде святаго Петра ни одного его почитателя, который крикнул бы ему на прощанье: “выдыбай, боже!” Молиться надо, чтобы его почитатели, коих и немного в Петербурге, просветились светом Христовым и своими руками проводили своего божка в волны прославленной именами святых русских князей – Александра, Бориса и Глеба – реки. Молиться, крепко молиться надобно, что бы скорее рассеял Господь тот ядовитый туман, которым окутаны умы наших законосочинителей вот уже пять лет, чтоб возобладал в них здравый исторический русский разум, чтоб поняли они, наконец, куда ведут Россию все эти либеральныя затеи, все эти лживыя свободы, все эти попустительства, благодаря которым наша Русь стала притчею во языцех, так что турчата и татарчата в старом Иерусалиме ругаются именем русскаго как позорным прозвищем.
   Вот до чего довела нас эта политика либерализма, а если не образумимся, то доведет и до конечной гибели.
   Да, паки и паки реку: молиться надо. Хоть раз в день по поклончику надо полагать за Русскую страдалицу-землю. Но этого еще мало. Бог услышит нас только тогда, когда и мы будем слушаться Его. О, как мы все повинны в преслушании Его святым велениям! Мы забываем Его заповеди в нашей ежедневной практической жизни, и Он отступает от нас Своею всемощною благодатью. Мы живем больше языческой жизнью, чем христианской, и вот приходят язычники в достояние наше, в царственный град наш, и ставят свое капище, и привозят своего пузатаго идола, и будут кадить ему на наших глазах… Что ж? А мы разве не кадим своим идолам – нашим страстям и страстишкам? Разве не служим им целым сердцем? Пусть каждый прислушается к голосу своей совести, пусть каждый взглянет на себя самого пред светлым зерцалом святаго Евангелия: похож ли он на христианина? И тогда, может быть, совесть скажет ему: “Язычник, кланяясь своему идолу, мнится службу приносит Богу, а ты, исполняя похоти своего сердца грешнаго, – кому думаешь служить? Того ли требует от тебя святая вера твоя?” Тогда услышит его сердце и обличающий его голос Самого Христа из святаго Евангелия: Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в царствие небесное, но творяй волю Отца Моего, Иже есть на небесех. Мнози рекут Мне во он день – в последний день мира – Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом, и Твоим именем бесы изгонихом, и Твоим именем силы многи сотворихом? И тогда исповем им, даже сим чудотворцам, – яко николиже знах вас: отыдите от Мене делающии беззакония (Мф. 7, 21–23).
   Слышите слово Господне, православные русские люди! Слышите, пастыри и архипастыри, пасомые и правители Русской земли! Испытуйте же совесть свою: творите ли вы волю Отца небеснаго? Если бы вы были даже чудотворцы, но не жили по заповедям Его, и тогда грозит вам страшный приговор Судии нелицеприятнаго: не знаю вас – отыдите от Мене!..
   Тако глаголет Господь, и непреложно святое слово Его!

№ 35
Светильники угасают!

   Светильницы наши угасают! (Мф. 25, 8). Та к жалуются в Христовой притче неразумныя девы, не взявшия с собою елея в сосуды. Невольно припоминаются эти слова при размышлении о том, что и у нас – гаснут светильники у алтаря Господня! Гаснет дух христианскаго благочестия в народе, гаснет дух ревности о спасении в монашестве, гаснет благодатный огонек пастырства в пастырях Церкви, гаснет, наконец, дух деятельной любви к родной Церкви и в духовной нашей школе, приготовляющей пастырей! Горько говорить это, хотелось бы слышать решительное опровержение этих скорбных дум, но не опровержение, а подтверждение и видишь, и слышишь, и читаешь каждый день!
   Говорить ли о народе? В последние годы у него будто голова пошла кругом: не о труде у него мечта, не о благочестии дума; даже лучшие, трезвые мужички мечтают о прибавке земли, хотя и земли у них достаточно, мечтают о городе, о добыче легкой, а у большинства – праздность, пьянство, разгул и др. грубые пороки становятся стихию их жизни… Скажите: много ли мужичков приходит теперь в храм Божий в день Божий? Не большинство ли богомольцев – женщины и дети? Но и детей становится все меньше и меньше: мирские учителя и учительницы сами не ходят и детей не приучают к храму Божию. Число школ растет, а народ нравственно дичает. И за последние пятьдесят лет это одичание ушло очень и очень далеко. Знаете ли, что в двух-трех волостях одного Грязовецкаго уезда существует обычай, в силу коего молодежь считает чем-то для себя обязательным в каждый годовой праздник вступать в драку, которая почти всегда кончается убийством? Да иначе и не может кончиться: ведь все парни выходят драться не просто с кулаками, а с финскими ножами, с револьверами, с кинжалами. В трех волостях этого буйнаго уезда насчитываются в год не меньше ста таких убийств. Говорят, что отца роднаго не пощадят в этой страшной драке. А дело кончается обыкновенно так, как рассказано в книге Родионова “Наше преступление” – тюрьмою от 4 до 6 месяцев, ибо это-де убийство “нечаянно”, в драке. Парни даже смеются над таким названием говорят. “Важное дело – посидеть в теплом углу, поесть казенных щей с мясом; да это – не житье, а масленица! Ведь мы не видим мяса-то по целому году, от Пасхи до Пасхи”… Да, дичает народ. Все реже и реже встречаются старики, старушки, Богу преданные, и любуешься на них, как на уцелевшие остатки родной прекрасной старины среди безобразных развалин. Вглядитесь в лица: много ли найдете теперь тех прекрасных типов, с коих наш гениальный Васнецов мог бы писать своих богатырей? Народ начинает вырождаться не только духовно, но и физически…
   Говорить ли о нашей интеллигенции?.. Много ли осталось среди нея истинно верующих, с истинно православными взглядами и убеждениями? “Интеллигенция”! Люди якобы живущие умственною жизнию, “понимающие”! Но много ли среди них знающих свою веру побольше того, что знает гимназист 4–5 класса? Да и то улетучилось из головы, а послушайте, как свысока они рассуждают о Православии, о Церкви, о духовной жизни! Подумаешь – всю мудрость богословскую исчерпали до дна… Между тем – о жизни христианской в собственном смысле у них и не спрашивай. Они столько же понимают в ней, сколько слепой в красоте цветов, сколько глухонемой в гармонии звуков. О всем у них свои понятия, и когда говоришь им, что если они хотят быть православными, то должны руководиться понятиями Церкви, то они удивляются, будто слышат нечто неудоборазумеваемое. Что ж: ужели их можно считать истинными христианами? Ужели это тоже православные? Увы, давно погас в них светильник веры истинной – во тьме ходят они!
   А иночество наше, этот цвет христианства! Много, слишком много у нас монастырей, а иноков-то, настоящих иноков – много ли в них? О, если бы в каждом монастыре найти хотя по два, по три таких, на которых можно бы было указать с любовью: се – иноки! Се – носители заветов святоотеческих! Правда, есть они, но их надо искать с фонарем Диогена! Монастырей много, а постригать некого, рукополагать в саны священнослужителей некого, ставить в настоятели некого… У меня 18 монастырей, а настоятелей приходится просить в других епархиях. Жизнь монастырская едва теплится, о духовной жизни в собственном смысле мало имеют понятия. Идут в обители не ради Иисуса, а ради хлеба куска. Даже те, которые, по-видимому, искренно ищут спасения, полагают его найти в самочинных внешних подвигах и уродуют себя так, что с ними не сладишь, не сговоришь: ими овладевает погибельная гордыня. Вериги носят, а слова обличения не терпят – это ли смиренные рабы Божии – иноки, это ли спасаемые во Христе? Но и таких немного, ибо и такой подвиг не под силу нынешним насельникам обителей (скажу: и слава Богу, хоть немощь-то свою видеть еще могут, а то совсем духовно ослепли бы), а большинство едва ползут по пути иноческому, а бывают и такие, которые только позорят иночество. Много об этом говорено было на нашем монашеском съезде, много писано и печатано, да толку не выходит из сего: огонек гаснет, светильники угасают в нас… Горько сознавать это, но что же делать? Мир гасит в душах искорку благодатную прежде, чем она возгорится: в интеллигентных семьях дети уже занимаются политикой, читают газеты, тогда как не знают, что такое Минея Четья; современная школа питает их с азбуки побасенками и прячет от них то, что может питать в душе “божественное желание”. Чему же удивляться, что в монастыри не идут не только из интеллигентов, но и из простого народа? Знаю, есть тихия пристани духовной жизни, но – ах, как их мало – все на перечет! И сияют они тихим светом, будто звездочки одинокия во мраке ночном… Отцы и братия, иноки честные! Зажигайте свои огоньки от этих, пока еще не погасших источников света, спешите, пока не погасли они… Несите эти огоньки в свои келлии, согревайте ими свои души! Мрак сгущается над Русью: ах, как нужны ей, нашей многоскорбной матери эти огоньки! Их ждет и далекая Сибирь, их просит и языческая Япония. Ведь вся сущность-то христианства, насколько оно проявляет себя в его жизнедеятельности, именно в этом горении духа любовью ко Христу и во Христе к ближним нашим, а возгораются сии огоньки благодатию Божией только при условии делания заповедей Божиих. И все благоприятныя условия к тому есть в наших обителях, да ревности о спасении нет, осуетились мы, как и миряне: вот и гаснут, гаснут наши светильники!..
   Моя скорбная мысль обращается к пастырям Церкви. Тяжело их положение в наше время. Мир, в лице иудействующей интеллигенции, поставил себе задачею мешать их с грязью. Ненавистна ему Церковь Божия: может ли он иначе относиться к ея служителям верным? Говорю: верным, ибо – увы! – и в среде ея служителей изредка встречаются Иуды-предатели, вроде Гапонов, Григориев и Михаилов… Не идет и никогда не пойдет наше духовенство, разве исключая немногих вот таких Гапонов, за врагами Христа: простят ли ему это враги Христа? Давно сказал Господь всеведущий, и доселе звучит слово Его жизненною правдою: аще Мене изгнаша, и вас ижденут. Аще мир вас ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде. Аще бы от мира бысте были, мир убо свое любил бы; яко же от мира несте, но Аз избрах вы от мира, сего ради ненавидит вас мир. Несть раб болий Господа своего (Ин. 15, 18–20). Итак, скорби духовенства, его тяжелое положение, это начинающееся на него гонение – все это с христианской точки зрения, так сказать, естественно; всего этого мы, пастыри, должны ожидать; ко всему этому должны быть готовы. Жизнь становится год от году дороже, а так называемых доходов все меньше и меньше. Покинув Церковь, большинство интеллигенции не дает уже ни копейки на содержание духовенства, а простой народ, изленившись, больше думает о кабаке, чем о Церкви и ея служителях. Гаснет и в нем искра Божия! Две тысячи лет почти служащие алтарю и питались от алтаря. Теперь верующие не приходят или редко приходят к алтарю и оскудевают их доброхотныя лепты на пропитание служителей алтаря. Все это правда и нельзя не поблагодарить Святейший Синод, что наконец-то он учредил комиссию под председательством Киевскаго первосвятителя для обсуждения вопроса об обезпечении духовенства. Едва ли можно ожидать, чтоб эта комиссия скоро закончила свою задачу: слишком трудна она и без государственных учреждений ея не решить. А каковы эти учреждения, какова у нас Государственная Дума – духовенство уже знает. От нея скорее можно ожидать жалованья татарским муллам и буддийским ламам, чем нашим пастырям. На жалованье, например, законоучителям церковных школ у нея нет ни гроша, ну а вот татарскому “законоучителю” в русской учительской семинарии в Уф е нашлось 600 р. Но об этом к слову. Слава Богу и за то, что вопрос поднят, поставлен, и будем надеяться, что когда-нибудь и решен будет. А вот, что должно сказать по совести, вот что должно страшить нас, пастырей: положим, что жалованье духовенству дадут; положим, что его обезпечат в достаточной степени, а кто поручится, что наше пастырство будет ревностнее исполнять свой долг, чем как оно исполняет его теперь? Не о всем духовенстве говорю, а вот о тех батюшках, которые так жалуются на свое необезпечение. Будут ли они усерднее проповедывать и в храме Божием, и по домам своих пасомых, будут ли лучше готовиться к урокам в народной школе, будут ли они духом гореть в работе Господу?