Страница:
Такой часто бывает реакция на индивида, значительно отличающегося от членов данной группы по внешнему виду и поведенческим проявлениям, тем более в случае использования атрибутов или символики конкурирующего образования, даже если этот человек не проявляет агрессивности. «Чужак» практически моментально стигматизируется членами группы как хулиган, радикал или даже враг, особенно если он представляет равное по силе конкурирующее объединение.
Подобное происходит и при столкновении фанатов конкурирующих спортивных клубов, при попытке проведения поблизости религиозных обрядов конкурирующих общин, например Украинской автокефальной и Русской Православной Церкви у одного храма, во время ежегодного марша протестантов – оранжистов через католические кварталы Ольстера в память о старинном сражении и т. п.
Умышленное создание и эскалация конфликта такого рода являются хулиганским или экстремистским проявлением, в зависимости от целей субъекта правонарушения. Хулиган, как и вандал, посягает на права и свободы относительно определенной группы окружающих лиц, но не в силу того, что данные лица являются носителями (предполагаемыми носителями) политических, идеологических, этнических, расовых, национальных и социальных признаков – тех, о которых говорится в п. «е» ч. 1 ст. 63 УК РФ. Агрессия, мотивируемая наличием у оппонента указанных признаков, характерна именно для совершения преступлений экстремистской направленности. При этом механизм формирования агрессивных установок у преступников-одиночек, например нападавших с ножами на прихожан синагоги в Москве или на монахов в Оптиной пустыни, и у члена некоторой группы, постоянно общающегося с другими членами, одинаков.
Вот несколько характерных признаков совершения деяния членами виртуальных групп, которые лишь на первый взгляд представляются труднообъяснимыми:
а) повышенная интенсивность действий, нападение на объективно более сильных субъектов (ожидание помощи со стороны предполагаемой группы);
б) минимизация воздействия сдерживающих факторов, неспособность критически воспринимать содеянное и его последствия (предполагаемая анонимность участника группы);
в) абсолютная типизация действий по совершению посягательства на один и тот же объект (ролевая типизация в составе группы);
г) склонность действовать в состоянии риска, не просчитывая возможные варианты поведения, на авось (обязанность планирования и прогнозирования перепоручается предполагаемому организатору, лидеру группы);
д) документирование собственной преступной деятельности в виде создания вещественных доказательств – видеофайлов, фотографий, видеофильмов, которые все чаще изымаются по делам о групповых преступлениях экстремистской направленности.
Таким образом, в основе делинквентного поведения подростков и молодежи лежит явление экстремальности сознания, отражающее особенности во многом маргинального положения представителей подрастающего поколения в современном обществе. Проявлениями экстремального сознания являются риск и иные формы девиантности в поступках, нигилизм и фанатизм в суждениях, интолерантность, отчужденность от господствующих в обществе норм и институтов. Наиболее опасная для общества форма девиации – делинквентное поведение, включая совершение преступлений.
Во многом преступное поведение детерминируется субкультурными установками на эскалацию социальных конфликтов, прежде всего в сфере распределения материальных благ, отстаивание личной свободы, борьбу за собственные убеждения. Такие установки при определенных условиях трансформируются в мотив вражды и ненависти к социальным конкурентам и оппонентам, называемый экстремистским.
Усилия законодателя по противодействию росту совершения данных преступлений (преступления экстремистской направленности) должны быть направлены прежде всего на усиление ответственности за различные формы организованной преступной деятельности, в том числе ведущейся с использованием различных форм субкультурных объединений молодежи. Для разработки более обоснованных рекомендаций необходимо исследовать процессы организации и самоорганизации в экстремистской деятельности.
1.2. Самоорганизация и организация в экстремистской деятельности. Фанатские группировки как первичные организационные структуры
Подобное происходит и при столкновении фанатов конкурирующих спортивных клубов, при попытке проведения поблизости религиозных обрядов конкурирующих общин, например Украинской автокефальной и Русской Православной Церкви у одного храма, во время ежегодного марша протестантов – оранжистов через католические кварталы Ольстера в память о старинном сражении и т. п.
Умышленное создание и эскалация конфликта такого рода являются хулиганским или экстремистским проявлением, в зависимости от целей субъекта правонарушения. Хулиган, как и вандал, посягает на права и свободы относительно определенной группы окружающих лиц, но не в силу того, что данные лица являются носителями (предполагаемыми носителями) политических, идеологических, этнических, расовых, национальных и социальных признаков – тех, о которых говорится в п. «е» ч. 1 ст. 63 УК РФ. Агрессия, мотивируемая наличием у оппонента указанных признаков, характерна именно для совершения преступлений экстремистской направленности. При этом механизм формирования агрессивных установок у преступников-одиночек, например нападавших с ножами на прихожан синагоги в Москве или на монахов в Оптиной пустыни, и у члена некоторой группы, постоянно общающегося с другими членами, одинаков.
Вот несколько характерных признаков совершения деяния членами виртуальных групп, которые лишь на первый взгляд представляются труднообъяснимыми:
а) повышенная интенсивность действий, нападение на объективно более сильных субъектов (ожидание помощи со стороны предполагаемой группы);
б) минимизация воздействия сдерживающих факторов, неспособность критически воспринимать содеянное и его последствия (предполагаемая анонимность участника группы);
в) абсолютная типизация действий по совершению посягательства на один и тот же объект (ролевая типизация в составе группы);
г) склонность действовать в состоянии риска, не просчитывая возможные варианты поведения, на авось (обязанность планирования и прогнозирования перепоручается предполагаемому организатору, лидеру группы);
д) документирование собственной преступной деятельности в виде создания вещественных доказательств – видеофайлов, фотографий, видеофильмов, которые все чаще изымаются по делам о групповых преступлениях экстремистской направленности.
Таким образом, в основе делинквентного поведения подростков и молодежи лежит явление экстремальности сознания, отражающее особенности во многом маргинального положения представителей подрастающего поколения в современном обществе. Проявлениями экстремального сознания являются риск и иные формы девиантности в поступках, нигилизм и фанатизм в суждениях, интолерантность, отчужденность от господствующих в обществе норм и институтов. Наиболее опасная для общества форма девиации – делинквентное поведение, включая совершение преступлений.
Во многом преступное поведение детерминируется субкультурными установками на эскалацию социальных конфликтов, прежде всего в сфере распределения материальных благ, отстаивание личной свободы, борьбу за собственные убеждения. Такие установки при определенных условиях трансформируются в мотив вражды и ненависти к социальным конкурентам и оппонентам, называемый экстремистским.
Усилия законодателя по противодействию росту совершения данных преступлений (преступления экстремистской направленности) должны быть направлены прежде всего на усиление ответственности за различные формы организованной преступной деятельности, в том числе ведущейся с использованием различных форм субкультурных объединений молодежи. Для разработки более обоснованных рекомендаций необходимо исследовать процессы организации и самоорганизации в экстремистской деятельности.
1.2. Самоорганизация и организация в экстремистской деятельности. Фанатские группировки как первичные организационные структуры
Обращает на себя внимание тот факт, что отечественный законодатель использует термины «экстремизм» и «экстремистская деятельность» как тождественные. Именно на это указывает символ (…) в тексте Федерального закона № 114. Любая деятельность предполагает некоторую совокупность или даже систему поведенческих актов, действий, характеризующихся единой целью или общими целями. Вопрос о целях принципиально важен для определения специфики деятельности, поскольку разные участники могут руководствоваться разными мотивами, и только общая цель объединяет действия нескольких лиц или ряд действий одного лица в общую деятельность.
Нет никаких оснований представлять участников групповых хулиганских действий, тем более экстремистских акций, какими-то умственно отсталыми, расторможенными субъектами с неупорядоченным поведением. Напротив, поведение таких людей на индивидуальном и, прежде всего, на групповом уровне организовано и упорядочено в рамках соответствующей делинквентской субкультуры. Именно в пределах субкультуры, носителем которой является индивид, осуществляется целеполагание.
В каждом обществе возникают системы ценностей, установок, способов поведения и жизненных стилей отдельных социальных групп, отличающиеся от господствующей в обществе культуры, хотя и связанные с ней. Они называются субкультурами и делят часть элементов с господствующей культурной традицией, создавая и собственные нормы поведения, и ценности, отличающиеся от ведущей (эталонной) культурной традиции. Любая субкультура предписывает человеку цель и путь следования, устанавливая тем самым индивидуальный и коллективный смыслы. Субкультура, как отмечает Я.И. Гилинский, выделяет известную группу людей, отгораживает их от других и позволяет теснее сплотиться на основе общих идеалов, целей, атрибутики и ритуалов. У контркультуры, например криминальной или революционной, всегда имеются социальные цели, как минимум – расчистить себе путь за счет других социальных групп или субкультур, занять в обществе доминирующие позиции, как максимум – свергнуть существующий строй, создать новый.
Понятие «контркультура» является собирательным и используется для обозначения разных по идейной и политической ориентации протестных групп молодежи («новые левые», хиппи, битники, яппи и т. д.), сознательно противопоставляющих свои цели, задачи и атрибутику символам, принципам и целям официальной культуры. Молодежный протест принимает различные формы – от пассивных до экстремистских, общедемократические цели нередко сочетаются в нем с анархизмом, «левацким» радикализмом, «неприобретательский» образ жизни проникнут культурным нигилизмом, технофобией, религиозными поисками.
Для контркультуры характерен отказ от сложившихся социальных ценностей, моральных норм и идеалов, стандартов и стереотипов массовой культуры. Отказаться от них взрослая молодежь еще может, но подростки нет. У субкультуры и контркультуры цели, задачи и функции могут быть разными. Криминологический интерес в связи с этим представляют субкультура преступного мира, без которой не может существовать преступность, а также молодежная субкультура, без которой невозможно рекрутирование новых членов в любые социальные группы.
Контркультурное объединение, кроме того, выступает средством борьбы с другими субкультурными объединениями за контроль над ограниченными ресурсами общества, среди которых важнейшее положение занимают власть, авторитет и информация. Генеральной целью контркультуры является изменение, в широком смысле, общественного строя, самого общества, поэтому для исследования самоорганизации делинквентных подростков и молодых людей важны три следствия.
1. Контркультура всегда формируется в среде социальных аутсайдеров, маргиналов, недовольных своим положением в обществе и стремящихся к его активному изменению (для субкультур в целом подобное нехарактерно). Не идеология, сколько бы экзотической она ни выглядела на субкультурном поле, формирует группу и определяет направление групповой (внутригрупповой) агрессии.
Группа в силу своего развития и мироощущения определенного числа участников, как минимум лидирующего ядра, и референтной для всех членов подгруппы, выбирает себе субкультурную форму, вернее ее базовые элементы. Для агрессивной группы такими базовыми элементами являются элементы субкультуры профессиональных преступников (организованной преступности). Название («вывеска»), атрибуты, сленг и т. п. в данном случае не имеют значения, но, как уже отмечалось, способны дезориентировать окружающих в вопросах социально-политической сущности девиантного поведения.
2. Контркультуры или делинквентские субкультуры составляют незначительную часть всех субкультурных объединений, соединяют лишь крайне незначительную часть представителей социальных групп, в среде которых они возникли или были ассимилированы.
3. Далеко не в каждом обществе существует единая экстремистская субкультура.
Различия между этими следствиями обусловлены содержанием той культуры, к которой данная субкультура принадлежит. Эти различия обнаруживаются в целях, методах, формах поведения. Можно проследить связь, например, между этнической принадлежностью несовершеннолетних, демонстрирующих девиантное поведение, и их делинквентностью. Такие черты как подростковое хулиганство и вандализм не представляют самостоятельного культурного или социального явления. Они возникают как слепое подражание криминальной субкультуре взрослых либо под прямым руководством ее носителей. Однако увлечение наркотиками, которое появляется именно в подростковом возрасте, – это уже самобытное явление.
С учетом субкультурных смыслов и формируемого на их основе образа жизни для идентификации конкретной субкультуры часто приходится применять несколько критериев. Допустим, субкультура хиппи или яппи является комплексной: у них своеобразное отношение к господствующим в обществе ценностям, включая правосознание, различное классовое положение, стиль жизни, формы проведения досуга, музыкальные предпочтения, «форма» одежды, язык общения.
Соответственно, и молодежные группы, как носители определенной субкультуры или элементов нескольких субкультур, могут быть про– и антисоциальными: первые не противоречат и не борются с господствующей культурой или обществом в целом физическими средствами, вторые прибегают к оружию и насилию в защите собственных интересов. Отрицание смысловой ценности «других» составляет идейную основу нигилизма, проявляющегося, в том числе, в актах хулиганства, вандализма и экстремизма, а отрицание смысловой ценности права, правовой нигилизм, по верному замечанию С.Л. Франка, «невольно санкционирует преступность и дает им (преступникам. – Прим авт.) рядиться в мантию идейности и прогрессивности».[39]
Общество, которое терпимо относится к девиантному поведению, «чудачествам» молодых, не обязательно должно столкнуться с дезинтеграцией, однако избежать ее можно только тогда, когда индивидуальные свободы сочетаются с социальной справедливостью и с таким социальным порядком, при котором неравенства не очень велики и у населения есть шанс жить насыщенной и полноценной жизнью. Если свобода не сбалансирована равенством и многие лишены возможности самореализации, девиантное поведение, экстремальность в действии, принимает социально деструктивные формы.
Перед законодателем встает непростая задача: гарантировать правовыми предписаниями признанные большинством граждан запреты и ограничения, имеющие преимущественно нравственную, субкультурную окраску, и в то же время гарантировать права на свободное развитие представителей других субкультур, запретить лишь строго определенные формы субкультурной конкуренции. Не случайно периоды социально-экономических, политических и административных преобразований характеризуются быстрым ростом анормии, то есть поведения, противоречащего требованиям социальных предписаний, прежде всего тех, которые сформировались в качественно иных исторических и культурных условиях.
Развитые государства Запада столкнулись с проблемой субкультурных конфликтов еще в 60-е годы ХХ века. Эта проблема стала объектом исследований таких известных криминологов как А. Коэн, Р. Клоуард, Л. Олин, У. Миллер и их последователей, развивавших теорию субкультурных конфликтов в рамках классической теории девиации Р. Мертона. В частности, было замечено, что делинквентные подростки не стремятся освоить ценности и принципы доминирующей культуры (группы субкультур), присущей представителям среднего класса, и формируют собственные «делинквентские» субкультуры. Несколько ранее предметом социологических исследований стало сопоставление молодежной субкультуры (группы субкультур) и доминирующей субкультуры (среднего класса).
К специфическим чертам современной российской молодежной субкультуры, имеющим конфликтогенное и криминогенное значение, специалисты относят следующие.
1. Преимущественно развлекательно-досуговая направленность. Наряду с коммуникативной функцией (общение с друзьями) досуг выполняет в основном рекреативную (около 1/3 подростков 14—17 лет отмечают, что их любимое занятие на досуге – «ничегонеделание»), в то время как познавательная, креативная и эвристическая функции не реализуются вовсе или реализуются недостаточно.
2. Вестернизация (американизация) культурных потребностей и интересов. Ценности национальной культуры вытесняются образцами западной масскультуры. По данным опросов, для девушек любимыми героями становятся героини сериалов и бульварных романов о любви, а для юношей – непобедимые супергерои триллеров. Соответственно, меняется ценностная шкала юношеского сознания, где главные роли играют прагматизм, жестокость, неумеренное стремление к материальному успеху, а иные ценности – вежливость, кротость, уважение к окружающим и т. п. – выдавливаются из сознания. Так, по данным опросов, авторы граффити больше всего ценят деньги и иные материальные блага (1-й ранг), дружбу (2-й ранг), секс (3-й ранг), свободу (4-й ранг), любовь (5-й ранг).[40]
3. Консюмеризм – приоритет потребительских ориентаций над креативными. По данным опросов студентов, потребление в рамках художественной культуры заметно превышает креативные установки в социокультурной деятельности. Еще более заметна подобная тенденция в группах школьной молодежи. Рост преступности происходит на фоне нарастания явлений девиантного и делинквентного поведения российских подростков. Так, если в начале 60-х годов ХХ века мужчины начинали систематически употреблять алкоголь с 24 лет, в 80-е – с 19 лет, то в начале 90-х годов – уже с 17 лет. Сегодня мы постоянно встречаем на улицах столицы с пивными бутылками не только юношей, но и девушек в возрасте 14—15 лет[41]. Досуговые ориентации подкрепляются основным содержанием теле-и радиовещания, распространяющим скрыто и явно рекламу потребления и ценности массовой культуры.
4. Ослабление избирательности в принципах отбора культурных образцов. В этом российская молодежь часто следует требованиям групповой среды (тусовки) и веяниям моды, а не собственному выбору или советам родителей. Несогласные с группой рискуют пополнить ряды «лохов», «неинтересных», «непрестижных», отвергаемых субкультурной группой людей и даже стать жертвами внутригруппового насилия (мобинг).
Именно опасения оказаться жертвой третирования или насилия, потребность в защите способствуют пополнению рядов территориальных делинквентских групп, материальной поддержки их деятельности со стороны рядовых членов, в том числе доходами от противоправной деятельности. Так, по данным исследования Р.А. Ханипова, в различные территориальные делинквентские группировки среднего промышленного города может входить до 29% учащихся 7–9-х классов. При этом 19% мальчиков и 11% девочек вступили в такие группировки (обычно, создаваемые более старшими людьми, целенаправленно для сбора денег), чтобы обезопасить себя, 29% мальчиков и 11% девочек указали, что им приходилось требовать деньги у сверстников или младших (14% и 7%, соответственно, в этот момент лично нуждались в деньгах)[42]. Закономерной представляется такого рода интеграция и у поклонников различных экстремальных форм проведения досуга. С одной стороны, имеет место потребность в деньгах, а с другой – в защите от членов конкурирующих группировок.
5. Внеинституциональный путь развития молодежной субкультуры – создание неформальных, неофициальных, альтернативных, андеграундных и прочих форм культуры, осуществляющихся вне учреждений образования и культуры.
При этом выделяются как неорганизованные, так и высокоорганизованные, жестко управляемые объединения неформалов. Вторая тенденция проявляется в деятельности люберов, гопников, скинхедов и, отчасти, футбольных фанатов. Их группировки отличаются жесткой дисциплиной и организованностью, агрессивностью, следованию культу физической силы, ярко выраженной криминальной направленностью. Основу их деятельности составляют устрашение оппонентов и борьба с конкурирующими субкультурными группами. В условиях политической нестабильности подобные объединения представляют повышенную опасность, поскольку являются достаточно пластичным материалом и в любой момент могут стать инструментом в деятельности политических организаций радикальной и экстремистской ориентации.
Так, исследователи сравнивают многоярусную сеть преступного сообщества с грибницей, она иерархически структурирована и имеет множество относительно автономных подгрупп[43]. В упомянутом исследовании Р.А. Ханипова приводятся данные об объединениях пяти возрастных уровней и, соответственно, групп: 13—15 лет, 15—17 лет, 17—20 лет, 20—23 года, 23—25 лет, лидеру или организатору всего сообщества может быть 30 лет или даже 40. «Организация делинквентной группировки может происходить следующим образом. Основной лидер набирает (выбирает, организует) несколько человек 23—25 лет, может быть и старше, каждый из которых также набирает “себе” группу молодежи, возраст которой 20—23 года, дальше – “моложе”, в каждой группе должен быть свой локальный лидер…
Неотъемлемой частью “сети” является ежемесячный сбор денег лидеру группы, деньги перемещаются по цепочке от “старшего” к “старшему”, и так до главного организатора, который, в свою очередь, возможно, также передает деньги другим агентам криминального мира».[44]
6. Отсутствие этнокультурной самоидентификации. Народная культура (традиции, обычаи, фольклор и т. п.) большинством молодых людей воспринимается как анахронизм. Например, по данным исследования музыкальных пристрастий жителей городов, от 44,3 до 48,6% предпочитают современную отечественную эстрадную музыку (группы «Руки вверх», «Дискотека Авария», «Иванушки Интернешнл»; исполнители Алсу, Андрей Губин, Децл, Игорек)[45], а зарубежной эстраде отдают предпочтение 28%[46]. Музыкальные пристрастия обычно становятся своеобразным субкультурным элементом. Таковы, например, феномены популярности российского шансона или творчества немецкой группы «Рамштайн».
При этом, как отмечает С.А. Захаров, индивиды «не “прилепляются” накрепко к определенным культурным образам и традициям, а свободно меняют их, подобно маскам (курсив наш. – Прим. авт.), в зависимости от конкретной коммуникативной ситуации. Современная массовая культура предлагает широкий выбор готовых образцов и стилей поведения. Люди выбирают на “символическом рынке” подходящие, по их мнению, образцы и пытаются имплантировать их в ткань своей повседневной жизни…»[47]
Конечно, выбор субкультурной формы осуществляется не произвольно, но с учетом особенностей коллективной деятельности. При этом, будучи сделанным, он начинает определенным образом формировать мотивацию, а тем самым характер и направленность деятельности. Детерминируя деятельность группы, можно существенно влиять если не на ценностные установки ее членов, то на мотивы их правомерного или противоправного поведения. В частности, для делинквентных сообществ подростков такими базовыми элементами становятся атрибуты криминальной субкультуры. Для этого есть несколько причин: во-первых, на всех этапах истории она предлагала образцы поведения свободного человека в далеко не свободном российском обществе, во-вторых, экстремальному сознанию близко нигилистическое отрицание существующих форм и институтов, включая правовые, в-третьих, эта субкультура проституирует естественное стремление молодого человека к независимости, риску, чести, дружбе, уверенности в себе. Только распространяет криминальная субкультура данные отношения лишь на «своих», то есть на членов шайки (gang), отчасти – всего криминального сообщества, гангстеров.
Криминальная субкультура – классический пример контркультуры в любом обществе. Ее носителями являются профессиональные преступники. Надо отметить, что человек становится профессионалом в любой сфере именно в процессе совместной деятельности профессионального общения с другими лицами, осуществляющими ту же профессиональную деятельность. Лишь первичные, достаточно примитивные навыки специализации можно приобрести в одиночку, без такого общения и обмена опытом, взаимного наблюдения, оценки результатов.
Реальное определение криминальной субкультуры включает в себя совокупность ценностей, обычаев, традиций, норм и правил поведения, направленных на наиболее рациональную организацию жизнедеятельности, целью которой является совершение преступлений, их сокрытие и уклонение от ответственности. Сходное определение криминальной субкультуры дали в 60-е годы ХХ века Р. Клоуард и Л. Оулин. Возникновение этой субкультуры они объясняли действием трех групп факторов:
1 – необходимость противодействия воздействию внешней среды, основной части общества, государства, полицейской и судебной системы;
2 – организация взаимодействия членов криминального сообщества при осуществлении специфической деятельности и в связи с ее осуществлением;
3 – удовлетворение личностных потребностей членов сообщества, обеспечивающее рекрутирование новых членов и самовозобновление сообщества как социального института.[48]
Криминальная субкультура является сложным и многоплановым явлением, включающим три основных подвида: субкультуру профессиональных преступников («воровскую»), субкультуру представителей организованной преступности (криминального бизнеса), субкультуру наркоманов. Все они во взаимодействии с некриминальными субкультурами формируют тюремную субкультуру. Эти субкультуры нередко определяют как контркультуры, поскольку цели их носителей противоречат целям, разделяемым основной частью граждан и закрепленным правовой системой. Известный исследователь российских «неформалов» А.Н. Тарасов полагает, что для контркультуры всегда характерны некое подобие идеологии, представления о «дальних» целях совместной деятельности, авторитет основателей течения.[49]
Именно криминальная субкультура (группа субкультур) становится основным фактором взаимной криминализации в неформальных группах, прежде всего в группах несовершеннолетних, «поскольку в них субкультурные нормы гарантированы системой весьма жестких правил с достаточно суровыми санкциями, подчас выражающимися в физическом насилии и следовании иным традициям преступного мира»[50]. По мнению А.Л. Сагалаева, «преступный мир, в определенный период времени “освоил” подростковые компании, и преобразовал их в хорошо организованные группировки».[51]
Нет никаких оснований представлять участников групповых хулиганских действий, тем более экстремистских акций, какими-то умственно отсталыми, расторможенными субъектами с неупорядоченным поведением. Напротив, поведение таких людей на индивидуальном и, прежде всего, на групповом уровне организовано и упорядочено в рамках соответствующей делинквентской субкультуры. Именно в пределах субкультуры, носителем которой является индивид, осуществляется целеполагание.
В каждом обществе возникают системы ценностей, установок, способов поведения и жизненных стилей отдельных социальных групп, отличающиеся от господствующей в обществе культуры, хотя и связанные с ней. Они называются субкультурами и делят часть элементов с господствующей культурной традицией, создавая и собственные нормы поведения, и ценности, отличающиеся от ведущей (эталонной) культурной традиции. Любая субкультура предписывает человеку цель и путь следования, устанавливая тем самым индивидуальный и коллективный смыслы. Субкультура, как отмечает Я.И. Гилинский, выделяет известную группу людей, отгораживает их от других и позволяет теснее сплотиться на основе общих идеалов, целей, атрибутики и ритуалов. У контркультуры, например криминальной или революционной, всегда имеются социальные цели, как минимум – расчистить себе путь за счет других социальных групп или субкультур, занять в обществе доминирующие позиции, как максимум – свергнуть существующий строй, создать новый.
Понятие «контркультура» является собирательным и используется для обозначения разных по идейной и политической ориентации протестных групп молодежи («новые левые», хиппи, битники, яппи и т. д.), сознательно противопоставляющих свои цели, задачи и атрибутику символам, принципам и целям официальной культуры. Молодежный протест принимает различные формы – от пассивных до экстремистских, общедемократические цели нередко сочетаются в нем с анархизмом, «левацким» радикализмом, «неприобретательский» образ жизни проникнут культурным нигилизмом, технофобией, религиозными поисками.
Для контркультуры характерен отказ от сложившихся социальных ценностей, моральных норм и идеалов, стандартов и стереотипов массовой культуры. Отказаться от них взрослая молодежь еще может, но подростки нет. У субкультуры и контркультуры цели, задачи и функции могут быть разными. Криминологический интерес в связи с этим представляют субкультура преступного мира, без которой не может существовать преступность, а также молодежная субкультура, без которой невозможно рекрутирование новых членов в любые социальные группы.
Контркультурное объединение, кроме того, выступает средством борьбы с другими субкультурными объединениями за контроль над ограниченными ресурсами общества, среди которых важнейшее положение занимают власть, авторитет и информация. Генеральной целью контркультуры является изменение, в широком смысле, общественного строя, самого общества, поэтому для исследования самоорганизации делинквентных подростков и молодых людей важны три следствия.
1. Контркультура всегда формируется в среде социальных аутсайдеров, маргиналов, недовольных своим положением в обществе и стремящихся к его активному изменению (для субкультур в целом подобное нехарактерно). Не идеология, сколько бы экзотической она ни выглядела на субкультурном поле, формирует группу и определяет направление групповой (внутригрупповой) агрессии.
Группа в силу своего развития и мироощущения определенного числа участников, как минимум лидирующего ядра, и референтной для всех членов подгруппы, выбирает себе субкультурную форму, вернее ее базовые элементы. Для агрессивной группы такими базовыми элементами являются элементы субкультуры профессиональных преступников (организованной преступности). Название («вывеска»), атрибуты, сленг и т. п. в данном случае не имеют значения, но, как уже отмечалось, способны дезориентировать окружающих в вопросах социально-политической сущности девиантного поведения.
2. Контркультуры или делинквентские субкультуры составляют незначительную часть всех субкультурных объединений, соединяют лишь крайне незначительную часть представителей социальных групп, в среде которых они возникли или были ассимилированы.
3. Далеко не в каждом обществе существует единая экстремистская субкультура.
Различия между этими следствиями обусловлены содержанием той культуры, к которой данная субкультура принадлежит. Эти различия обнаруживаются в целях, методах, формах поведения. Можно проследить связь, например, между этнической принадлежностью несовершеннолетних, демонстрирующих девиантное поведение, и их делинквентностью. Такие черты как подростковое хулиганство и вандализм не представляют самостоятельного культурного или социального явления. Они возникают как слепое подражание криминальной субкультуре взрослых либо под прямым руководством ее носителей. Однако увлечение наркотиками, которое появляется именно в подростковом возрасте, – это уже самобытное явление.
С учетом субкультурных смыслов и формируемого на их основе образа жизни для идентификации конкретной субкультуры часто приходится применять несколько критериев. Допустим, субкультура хиппи или яппи является комплексной: у них своеобразное отношение к господствующим в обществе ценностям, включая правосознание, различное классовое положение, стиль жизни, формы проведения досуга, музыкальные предпочтения, «форма» одежды, язык общения.
Соответственно, и молодежные группы, как носители определенной субкультуры или элементов нескольких субкультур, могут быть про– и антисоциальными: первые не противоречат и не борются с господствующей культурой или обществом в целом физическими средствами, вторые прибегают к оружию и насилию в защите собственных интересов. Отрицание смысловой ценности «других» составляет идейную основу нигилизма, проявляющегося, в том числе, в актах хулиганства, вандализма и экстремизма, а отрицание смысловой ценности права, правовой нигилизм, по верному замечанию С.Л. Франка, «невольно санкционирует преступность и дает им (преступникам. – Прим авт.) рядиться в мантию идейности и прогрессивности».[39]
Общество, которое терпимо относится к девиантному поведению, «чудачествам» молодых, не обязательно должно столкнуться с дезинтеграцией, однако избежать ее можно только тогда, когда индивидуальные свободы сочетаются с социальной справедливостью и с таким социальным порядком, при котором неравенства не очень велики и у населения есть шанс жить насыщенной и полноценной жизнью. Если свобода не сбалансирована равенством и многие лишены возможности самореализации, девиантное поведение, экстремальность в действии, принимает социально деструктивные формы.
Перед законодателем встает непростая задача: гарантировать правовыми предписаниями признанные большинством граждан запреты и ограничения, имеющие преимущественно нравственную, субкультурную окраску, и в то же время гарантировать права на свободное развитие представителей других субкультур, запретить лишь строго определенные формы субкультурной конкуренции. Не случайно периоды социально-экономических, политических и административных преобразований характеризуются быстрым ростом анормии, то есть поведения, противоречащего требованиям социальных предписаний, прежде всего тех, которые сформировались в качественно иных исторических и культурных условиях.
Развитые государства Запада столкнулись с проблемой субкультурных конфликтов еще в 60-е годы ХХ века. Эта проблема стала объектом исследований таких известных криминологов как А. Коэн, Р. Клоуард, Л. Олин, У. Миллер и их последователей, развивавших теорию субкультурных конфликтов в рамках классической теории девиации Р. Мертона. В частности, было замечено, что делинквентные подростки не стремятся освоить ценности и принципы доминирующей культуры (группы субкультур), присущей представителям среднего класса, и формируют собственные «делинквентские» субкультуры. Несколько ранее предметом социологических исследований стало сопоставление молодежной субкультуры (группы субкультур) и доминирующей субкультуры (среднего класса).
К специфическим чертам современной российской молодежной субкультуры, имеющим конфликтогенное и криминогенное значение, специалисты относят следующие.
1. Преимущественно развлекательно-досуговая направленность. Наряду с коммуникативной функцией (общение с друзьями) досуг выполняет в основном рекреативную (около 1/3 подростков 14—17 лет отмечают, что их любимое занятие на досуге – «ничегонеделание»), в то время как познавательная, креативная и эвристическая функции не реализуются вовсе или реализуются недостаточно.
2. Вестернизация (американизация) культурных потребностей и интересов. Ценности национальной культуры вытесняются образцами западной масскультуры. По данным опросов, для девушек любимыми героями становятся героини сериалов и бульварных романов о любви, а для юношей – непобедимые супергерои триллеров. Соответственно, меняется ценностная шкала юношеского сознания, где главные роли играют прагматизм, жестокость, неумеренное стремление к материальному успеху, а иные ценности – вежливость, кротость, уважение к окружающим и т. п. – выдавливаются из сознания. Так, по данным опросов, авторы граффити больше всего ценят деньги и иные материальные блага (1-й ранг), дружбу (2-й ранг), секс (3-й ранг), свободу (4-й ранг), любовь (5-й ранг).[40]
3. Консюмеризм – приоритет потребительских ориентаций над креативными. По данным опросов студентов, потребление в рамках художественной культуры заметно превышает креативные установки в социокультурной деятельности. Еще более заметна подобная тенденция в группах школьной молодежи. Рост преступности происходит на фоне нарастания явлений девиантного и делинквентного поведения российских подростков. Так, если в начале 60-х годов ХХ века мужчины начинали систематически употреблять алкоголь с 24 лет, в 80-е – с 19 лет, то в начале 90-х годов – уже с 17 лет. Сегодня мы постоянно встречаем на улицах столицы с пивными бутылками не только юношей, но и девушек в возрасте 14—15 лет[41]. Досуговые ориентации подкрепляются основным содержанием теле-и радиовещания, распространяющим скрыто и явно рекламу потребления и ценности массовой культуры.
4. Ослабление избирательности в принципах отбора культурных образцов. В этом российская молодежь часто следует требованиям групповой среды (тусовки) и веяниям моды, а не собственному выбору или советам родителей. Несогласные с группой рискуют пополнить ряды «лохов», «неинтересных», «непрестижных», отвергаемых субкультурной группой людей и даже стать жертвами внутригруппового насилия (мобинг).
Именно опасения оказаться жертвой третирования или насилия, потребность в защите способствуют пополнению рядов территориальных делинквентских групп, материальной поддержки их деятельности со стороны рядовых членов, в том числе доходами от противоправной деятельности. Так, по данным исследования Р.А. Ханипова, в различные территориальные делинквентские группировки среднего промышленного города может входить до 29% учащихся 7–9-х классов. При этом 19% мальчиков и 11% девочек вступили в такие группировки (обычно, создаваемые более старшими людьми, целенаправленно для сбора денег), чтобы обезопасить себя, 29% мальчиков и 11% девочек указали, что им приходилось требовать деньги у сверстников или младших (14% и 7%, соответственно, в этот момент лично нуждались в деньгах)[42]. Закономерной представляется такого рода интеграция и у поклонников различных экстремальных форм проведения досуга. С одной стороны, имеет место потребность в деньгах, а с другой – в защите от членов конкурирующих группировок.
5. Внеинституциональный путь развития молодежной субкультуры – создание неформальных, неофициальных, альтернативных, андеграундных и прочих форм культуры, осуществляющихся вне учреждений образования и культуры.
При этом выделяются как неорганизованные, так и высокоорганизованные, жестко управляемые объединения неформалов. Вторая тенденция проявляется в деятельности люберов, гопников, скинхедов и, отчасти, футбольных фанатов. Их группировки отличаются жесткой дисциплиной и организованностью, агрессивностью, следованию культу физической силы, ярко выраженной криминальной направленностью. Основу их деятельности составляют устрашение оппонентов и борьба с конкурирующими субкультурными группами. В условиях политической нестабильности подобные объединения представляют повышенную опасность, поскольку являются достаточно пластичным материалом и в любой момент могут стать инструментом в деятельности политических организаций радикальной и экстремистской ориентации.
Так, исследователи сравнивают многоярусную сеть преступного сообщества с грибницей, она иерархически структурирована и имеет множество относительно автономных подгрупп[43]. В упомянутом исследовании Р.А. Ханипова приводятся данные об объединениях пяти возрастных уровней и, соответственно, групп: 13—15 лет, 15—17 лет, 17—20 лет, 20—23 года, 23—25 лет, лидеру или организатору всего сообщества может быть 30 лет или даже 40. «Организация делинквентной группировки может происходить следующим образом. Основной лидер набирает (выбирает, организует) несколько человек 23—25 лет, может быть и старше, каждый из которых также набирает “себе” группу молодежи, возраст которой 20—23 года, дальше – “моложе”, в каждой группе должен быть свой локальный лидер…
Неотъемлемой частью “сети” является ежемесячный сбор денег лидеру группы, деньги перемещаются по цепочке от “старшего” к “старшему”, и так до главного организатора, который, в свою очередь, возможно, также передает деньги другим агентам криминального мира».[44]
6. Отсутствие этнокультурной самоидентификации. Народная культура (традиции, обычаи, фольклор и т. п.) большинством молодых людей воспринимается как анахронизм. Например, по данным исследования музыкальных пристрастий жителей городов, от 44,3 до 48,6% предпочитают современную отечественную эстрадную музыку (группы «Руки вверх», «Дискотека Авария», «Иванушки Интернешнл»; исполнители Алсу, Андрей Губин, Децл, Игорек)[45], а зарубежной эстраде отдают предпочтение 28%[46]. Музыкальные пристрастия обычно становятся своеобразным субкультурным элементом. Таковы, например, феномены популярности российского шансона или творчества немецкой группы «Рамштайн».
При этом, как отмечает С.А. Захаров, индивиды «не “прилепляются” накрепко к определенным культурным образам и традициям, а свободно меняют их, подобно маскам (курсив наш. – Прим. авт.), в зависимости от конкретной коммуникативной ситуации. Современная массовая культура предлагает широкий выбор готовых образцов и стилей поведения. Люди выбирают на “символическом рынке” подходящие, по их мнению, образцы и пытаются имплантировать их в ткань своей повседневной жизни…»[47]
Конечно, выбор субкультурной формы осуществляется не произвольно, но с учетом особенностей коллективной деятельности. При этом, будучи сделанным, он начинает определенным образом формировать мотивацию, а тем самым характер и направленность деятельности. Детерминируя деятельность группы, можно существенно влиять если не на ценностные установки ее членов, то на мотивы их правомерного или противоправного поведения. В частности, для делинквентных сообществ подростков такими базовыми элементами становятся атрибуты криминальной субкультуры. Для этого есть несколько причин: во-первых, на всех этапах истории она предлагала образцы поведения свободного человека в далеко не свободном российском обществе, во-вторых, экстремальному сознанию близко нигилистическое отрицание существующих форм и институтов, включая правовые, в-третьих, эта субкультура проституирует естественное стремление молодого человека к независимости, риску, чести, дружбе, уверенности в себе. Только распространяет криминальная субкультура данные отношения лишь на «своих», то есть на членов шайки (gang), отчасти – всего криминального сообщества, гангстеров.
Криминальная субкультура – классический пример контркультуры в любом обществе. Ее носителями являются профессиональные преступники. Надо отметить, что человек становится профессионалом в любой сфере именно в процессе совместной деятельности профессионального общения с другими лицами, осуществляющими ту же профессиональную деятельность. Лишь первичные, достаточно примитивные навыки специализации можно приобрести в одиночку, без такого общения и обмена опытом, взаимного наблюдения, оценки результатов.
Реальное определение криминальной субкультуры включает в себя совокупность ценностей, обычаев, традиций, норм и правил поведения, направленных на наиболее рациональную организацию жизнедеятельности, целью которой является совершение преступлений, их сокрытие и уклонение от ответственности. Сходное определение криминальной субкультуры дали в 60-е годы ХХ века Р. Клоуард и Л. Оулин. Возникновение этой субкультуры они объясняли действием трех групп факторов:
1 – необходимость противодействия воздействию внешней среды, основной части общества, государства, полицейской и судебной системы;
2 – организация взаимодействия членов криминального сообщества при осуществлении специфической деятельности и в связи с ее осуществлением;
3 – удовлетворение личностных потребностей членов сообщества, обеспечивающее рекрутирование новых членов и самовозобновление сообщества как социального института.[48]
Криминальная субкультура является сложным и многоплановым явлением, включающим три основных подвида: субкультуру профессиональных преступников («воровскую»), субкультуру представителей организованной преступности (криминального бизнеса), субкультуру наркоманов. Все они во взаимодействии с некриминальными субкультурами формируют тюремную субкультуру. Эти субкультуры нередко определяют как контркультуры, поскольку цели их носителей противоречат целям, разделяемым основной частью граждан и закрепленным правовой системой. Известный исследователь российских «неформалов» А.Н. Тарасов полагает, что для контркультуры всегда характерны некое подобие идеологии, представления о «дальних» целях совместной деятельности, авторитет основателей течения.[49]
Именно криминальная субкультура (группа субкультур) становится основным фактором взаимной криминализации в неформальных группах, прежде всего в группах несовершеннолетних, «поскольку в них субкультурные нормы гарантированы системой весьма жестких правил с достаточно суровыми санкциями, подчас выражающимися в физическом насилии и следовании иным традициям преступного мира»[50]. По мнению А.Л. Сагалаева, «преступный мир, в определенный период времени “освоил” подростковые компании, и преобразовал их в хорошо организованные группировки».[51]