Страница:
Эта мысль усилила его озабоченность. Прежде чем внимательно осмотреть монастырский двор, Бертран еще раз пристально глянул на Портера. Он подал знак следовать за ним и двинулся вперед.
Когда они завернули за угол здания, он потрогал рукой послание, которое спрятал под рубашкой. Сведения о заведенных в монастыре порядках, полученные Портером через болтливую и любвеобильную кухарку Жаннет, оказались очень кстати, когда им пришлось передавать послание с требованиями.
Сестра Маделайн поднималась всегда первой и сразу, выйдя из своей комнаты, направлялась к задним воротам монастыря. Там, остановившись для утренней молитвы, что уже вошло у нее в привычку, она осматривала двор, затем шла на кухню. Тут, согласно их плану, она должна была обнаружить у дверей конверт, адресованный на имя настоятельницы. Она передаст его матушке, которая незамедлительно вручит вложенное туда послание господину Пуантро.
Бертран снова ощутил в своей душе какую-то тревогу. Задние ворота монастыря были всего в нескольких футах, когда он залез под рубашку и вытащил конверт. Сердце его бешено колотилось. Он подал знак Портеру не двигаться с места и ждать завершения операции…
Вдруг какой-то шум раздался позади них в темноте. Послышалась громкая команда: «Стоять!» Топот десятка ног заполнил все вокруг, и люди в форме окружили со всех строи и выхватили конверт у него из рук. Заработали кулаки. Стоны Портера отзывались в его ушах. Тьма поглотила тени. Наступила полная тишина.
Пуантро был внезапно разбужен громким стуком в дверь. Лежа рядом с Манон, он несколько мгновений приходил в себя ото сна, а затем с бьющимся сердцем вскочил на ноги. Схватив лежавшую на ближайшем стуле одежду, он выскочил в холл.
Отшвырнув в сторону оказавшуюся на пути Мари, он промчался к парадной двери и резко распахнул ее.
— Господин Пуантро?
Пуантро кивнул обратившемуся к нему молодому офицеру и тут же перевел взгляд на человека в форме, стоявшего позади него. Официальные лица. Это может означать только одно.
— Простите, что разбудили вас, сэр, но губернатор Клейборн дал указание проинформировать вас немедленно и назвал этот адрес. Два человека были схвачены час тому назад при попытке передать послание, которое вы ждете, в монастырь Святой Урсулы. В настоящее время они под стражей в каталажке. Губернатор приказал нам сопровождать вас, если вы пожелаете отправиться туда.
Пуантро охватило страшное возбуждение. Он предвидел это! Губернатор Клейборн распорядился держать под неусыпным наблюдением его контору и дом в надежде устроить засаду тому, кто будет передавать послание с условиями. Прошлой ночью, лежа в постели с Манон, он вдруг сообразил, что капитан Уитни слишком хитер, чтобы передавать свои условия по таким легко вычисляемым адресам. Оставалось только одно место, где можно было рассчитывать перехватить людей с письмом капитана. Монастырь.
Все так и получилось! Он выиграл! Теперь люди Уитни в его руках, а за ними скоро последует и сам капитан. Немного терпения, и Габриэль будет возвращена ему.
Эти мысли настолько взбудоражили Пуантро, что он не сразу нашелся что сказать.
— Я буду готов через несколько минут.
Не обратив никакого внимания на стоявшую в нескольких шагах Манон, он резко обернулся, снова оттолкнул Мари и понесся в спальню. Манон следовала за ним.
— Доставлено послание с требованиями и эти люди схвачены? — спросила она.
Он не ответил.
— Жерар…
Надев костюм и махнув рукой на незавязанный галстук, он повернулся к двери.
— Жерар!
Он вышел на улицу и спустился по лестнице, сопровождаемый офицером.
Лишь глухой не смог бы догадаться о кипевшей в Пуантро злости, когда он рявкнул:
— Значит, это ты тот дурак, которому поручено доставить мне письмо с условиями?
Пуантро резко шагнул вперед.
— Где Габриэль? Если твой капитан причинил ей хоть какое-нибудь зло…
Бертран позволил себе улыбнуться. Приблизившись почти вплотную, Пуантро нанес ему такой удар в лицо, то чуть не сбил с ног.
— Несчастный дурак! Но я очень хорошо умею использовать таких идиотов, как ты. Не радуйся, что выдержал, когда тебя схватили и провели физическую обработку. Губернатор приходил, когда ты был без сознания, и заметил доставшиеся тебе синяки. Смею заверить, что он не заметит, если их станет немного больше…
На лице Пуантро появилась дьявольская улыбка. Он сделал охране знак закрыть дверь.
— Я позаботился о возобновлении знакомства с опытными мастерами развязывать языки в предвкушении твоей поимки. Я был настолько добр, что увеличил их весьма скудные в прошлом доходы. Они охотно выполнят любой мой приказ, а раз уж я убедил губернатора доверить мне твой допрос…
Пуантро рассмеялся.
— Ты расскажешь мне все, что знаешь, прежде чем они прикончат тебя.
Ощутив разгорающуюся в нем ненависть, Бертран не успел ответить до того, как ему был нанесен мощный удар.
Роган вдруг проснулся, пытаясь осознать причину своего внезапного беспокойства. Он глянул в иллюминатор. Нет, до утра еще далеко.
Тревога овладевала им все сильнее, и он крепче обнял любимую. Спина и крепкие голые ягодицы Габриэль доверчиво прижимались к его телу. Она была в полной безопасности и под его защитой могла спать спокойно. Неспокойно было на душе самого Рогана.
Он интуитивно ощущал какое-то не поддающееся определению присутствие опасности. Роган нахмурился. Ждать еще пять дней и непрестанно думать… Он с нетерпением ждал исхода, и одновременно его переполнял страх перед решающим шестым днем. Мысленно он не раз вопрошал жестокую судьбу: неужели она дала ему Габриэль только для того, чтобы тут же отнять? Ведь он так любил ее!
Да, но и Габриэль любила своего отца. Она никогда по-настоящему не поверит в его виновность. Она возненавидит человека, который поставил цель уничтожить ее отца. Она станет ненавидеть его, Рогана.
Поняв вдруг, что ему уже не уснуть, Роган отодвинулся от Габриэль и, поднявшись, бережно укрыл ее одеялом. Он тихо оделся и, повернувшись, долго глядел на нее. Странно, но даже теперь, находясь так близко, Роган не мог избавиться от чувства, что она вот-вот ускользнет от него.
Никогда еще боль от сознания-неизбежности не была так сильна. Стремясь убежать от своих мыслей, Роган повернулся к двери.
Минутой позже, стоя у борта и вглядываясь в темноту ночи, он глубоко вдыхал соленый ветер. На бескрайнем небе светила луна, ее мерцающий свет постепенно прояснил в голове Рогана мысли и вернул уверенность в себе.
Правда, которой необходимо добиться; справедливость, которая должна восторжествовать… он не может отказаться от этой цели, какова бы ни была цена.
— Роган…
Тут же обернувшись, он увидел стоявшую позади него, как фантастическое видение, Габриэль. Босые ноги выглядывали из-под одеяла, в которое она закуталась. Блестящие распущенные волосы развевались слабым ночным ветерком. Глаза ее, казалось, вобрали в себя серебристый свет луны и будто просвечивали его насквозь.
И лишь мгновение спустя он осознал, что Габриэль была реальностью — и эта реальность глубоко захватила его сердце. Заслонив от ветра, он прижал ее к себе, а затем повернулся лицом к морю и тому неизбежному, что сулил нарождавшийся день.
Глава 9
Когда они завернули за угол здания, он потрогал рукой послание, которое спрятал под рубашкой. Сведения о заведенных в монастыре порядках, полученные Портером через болтливую и любвеобильную кухарку Жаннет, оказались очень кстати, когда им пришлось передавать послание с требованиями.
Сестра Маделайн поднималась всегда первой и сразу, выйдя из своей комнаты, направлялась к задним воротам монастыря. Там, остановившись для утренней молитвы, что уже вошло у нее в привычку, она осматривала двор, затем шла на кухню. Тут, согласно их плану, она должна была обнаружить у дверей конверт, адресованный на имя настоятельницы. Она передаст его матушке, которая незамедлительно вручит вложенное туда послание господину Пуантро.
Бертран снова ощутил в своей душе какую-то тревогу. Задние ворота монастыря были всего в нескольких футах, когда он залез под рубашку и вытащил конверт. Сердце его бешено колотилось. Он подал знак Портеру не двигаться с места и ждать завершения операции…
Вдруг какой-то шум раздался позади них в темноте. Послышалась громкая команда: «Стоять!» Топот десятка ног заполнил все вокруг, и люди в форме окружили со всех строи и выхватили конверт у него из рук. Заработали кулаки. Стоны Портера отзывались в его ушах. Тьма поглотила тени. Наступила полная тишина.
Пуантро был внезапно разбужен громким стуком в дверь. Лежа рядом с Манон, он несколько мгновений приходил в себя ото сна, а затем с бьющимся сердцем вскочил на ноги. Схватив лежавшую на ближайшем стуле одежду, он выскочил в холл.
Отшвырнув в сторону оказавшуюся на пути Мари, он промчался к парадной двери и резко распахнул ее.
— Господин Пуантро?
Пуантро кивнул обратившемуся к нему молодому офицеру и тут же перевел взгляд на человека в форме, стоявшего позади него. Официальные лица. Это может означать только одно.
— Простите, что разбудили вас, сэр, но губернатор Клейборн дал указание проинформировать вас немедленно и назвал этот адрес. Два человека были схвачены час тому назад при попытке передать послание, которое вы ждете, в монастырь Святой Урсулы. В настоящее время они под стражей в каталажке. Губернатор приказал нам сопровождать вас, если вы пожелаете отправиться туда.
Пуантро охватило страшное возбуждение. Он предвидел это! Губернатор Клейборн распорядился держать под неусыпным наблюдением его контору и дом в надежде устроить засаду тому, кто будет передавать послание с условиями. Прошлой ночью, лежа в постели с Манон, он вдруг сообразил, что капитан Уитни слишком хитер, чтобы передавать свои условия по таким легко вычисляемым адресам. Оставалось только одно место, где можно было рассчитывать перехватить людей с письмом капитана. Монастырь.
Все так и получилось! Он выиграл! Теперь люди Уитни в его руках, а за ними скоро последует и сам капитан. Немного терпения, и Габриэль будет возвращена ему.
Эти мысли настолько взбудоражили Пуантро, что он не сразу нашелся что сказать.
— Я буду готов через несколько минут.
Не обратив никакого внимания на стоявшую в нескольких шагах Манон, он резко обернулся, снова оттолкнул Мари и понесся в спальню. Манон следовала за ним.
— Доставлено послание с требованиями и эти люди схвачены? — спросила она.
Он не ответил.
— Жерар…
Надев костюм и махнув рукой на незавязанный галстук, он повернулся к двери.
— Жерар!
Он вышел на улицу и спустился по лестнице, сопровождаемый офицером.
Лишь глухой не смог бы догадаться о кипевшей в Пуантро злости, когда он рявкнул:
— Значит, это ты тот дурак, которому поручено доставить мне письмо с условиями?
Пуантро резко шагнул вперед.
— Где Габриэль? Если твой капитан причинил ей хоть какое-нибудь зло…
Бертран позволил себе улыбнуться. Приблизившись почти вплотную, Пуантро нанес ему такой удар в лицо, то чуть не сбил с ног.
— Несчастный дурак! Но я очень хорошо умею использовать таких идиотов, как ты. Не радуйся, что выдержал, когда тебя схватили и провели физическую обработку. Губернатор приходил, когда ты был без сознания, и заметил доставшиеся тебе синяки. Смею заверить, что он не заметит, если их станет немного больше…
На лице Пуантро появилась дьявольская улыбка. Он сделал охране знак закрыть дверь.
— Я позаботился о возобновлении знакомства с опытными мастерами развязывать языки в предвкушении твоей поимки. Я был настолько добр, что увеличил их весьма скудные в прошлом доходы. Они охотно выполнят любой мой приказ, а раз уж я убедил губернатора доверить мне твой допрос…
Пуантро рассмеялся.
— Ты расскажешь мне все, что знаешь, прежде чем они прикончат тебя.
Ощутив разгорающуюся в нем ненависть, Бертран не успел ответить до того, как ему был нанесен мощный удар.
Роган вдруг проснулся, пытаясь осознать причину своего внезапного беспокойства. Он глянул в иллюминатор. Нет, до утра еще далеко.
Тревога овладевала им все сильнее, и он крепче обнял любимую. Спина и крепкие голые ягодицы Габриэль доверчиво прижимались к его телу. Она была в полной безопасности и под его защитой могла спать спокойно. Неспокойно было на душе самого Рогана.
Он интуитивно ощущал какое-то не поддающееся определению присутствие опасности. Роган нахмурился. Ждать еще пять дней и непрестанно думать… Он с нетерпением ждал исхода, и одновременно его переполнял страх перед решающим шестым днем. Мысленно он не раз вопрошал жестокую судьбу: неужели она дала ему Габриэль только для того, чтобы тут же отнять? Ведь он так любил ее!
Да, но и Габриэль любила своего отца. Она никогда по-настоящему не поверит в его виновность. Она возненавидит человека, который поставил цель уничтожить ее отца. Она станет ненавидеть его, Рогана.
Поняв вдруг, что ему уже не уснуть, Роган отодвинулся от Габриэль и, поднявшись, бережно укрыл ее одеялом. Он тихо оделся и, повернувшись, долго глядел на нее. Странно, но даже теперь, находясь так близко, Роган не мог избавиться от чувства, что она вот-вот ускользнет от него.
Никогда еще боль от сознания-неизбежности не была так сильна. Стремясь убежать от своих мыслей, Роган повернулся к двери.
Минутой позже, стоя у борта и вглядываясь в темноту ночи, он глубоко вдыхал соленый ветер. На бескрайнем небе светила луна, ее мерцающий свет постепенно прояснил в голове Рогана мысли и вернул уверенность в себе.
Правда, которой необходимо добиться; справедливость, которая должна восторжествовать… он не может отказаться от этой цели, какова бы ни была цена.
— Роган…
Тут же обернувшись, он увидел стоявшую позади него, как фантастическое видение, Габриэль. Босые ноги выглядывали из-под одеяла, в которое она закуталась. Блестящие распущенные волосы развевались слабым ночным ветерком. Глаза ее, казалось, вобрали в себя серебристый свет луны и будто просвечивали его насквозь.
И лишь мгновение спустя он осознал, что Габриэль была реальностью — и эта реальность глубоко захватила его сердце. Заслонив от ветра, он прижал ее к себе, а затем повернулся лицом к морю и тому неизбежному, что сулил нарождавшийся день.
Глава 9
Пуантро шел по коридору тюрьмы. Он вспоминал молчаливый отпор матроса Бертрана. Твердая тяжелая походка выдавала переполнявшую его ярость.
Бертран. Это имя стало единственной информацией, которую он смог получить за два дня беспрерывных допросов светловолосого негодяя с изуродованным лицом. Оглядываясь назад, Пуантро понимал, что парень вовсе не проговорился в минуту слабости, назвав свое имя, как ему подумалось вначале. Скорее молчаливый моряк намеренно назвал его, чтобы оно отпечаталось у мучителей в мозгу.
Бертран. Это имя вертелось у него в голове. Что ж, когда все кончится и вернется Габриэль, он непременно заставит страдать каждого, кто был связан с этим человеком. Сейчас он вынужден проявлять осторожность.
По приказу Клейборна арест этих двух моряков держался в секрете от жителей города. Отсутствие дополнительных посланий подтверждало их с Клейборном подозрение, что капитана Уитни нет поблизости. И скорее всего в данный момент он еще не знает, что лазутчики схвачены. Однако трудно сказать, как долго он будет находиться в неведении.
Заросшая щетиной щека Пуантро нервно подергивалась. В целях безопасности губернатор приказал поместить Бертрана и человека, опознанного как Дастин Портер, в разных концах тюрьмы. Он также имел твердое намерение ежедневно лично посещать их во время допросов.
Пуантро догадывался, что послание с требованиями Уитни породило в голове Клейборна целый ряд вопросов в отношении него самого. За заключенными неотступно следили, и нанятые им живодеры никак не могли применить те особые методы давления, которые ужасали даже видавших виды людей. Пуантро немного беспокоили подозрения Клейборна — ведь раньше он никогда не испытывал ни малейших затруднений, манипулируя этим человеком. Нынешнее бессилие приводило его в бешенство.
Минуло два дня, а ни Бертран, ни Портер не проявили никаких признаков того, что они могут расколоться. Требования, высказанные в послании, были совершенно определенными. Первое из них — публичное признание Пуантро своего участия в преступной деятельности Гамби, распространенное по городу. Может, Уитни в этот момент с нетерпением ожидает появления таких заявлений? А что будет с Габриэль, если они не появятся? Время истекает!
Пуантро подошел к выходу, волнение его усилилось. Он очень мало спал последние две ночи. Допросы Бертрана и Портера убедили его, что их не сломить. Страдания Пуантро были теперь так велики, что он уже подумывал о необходимости сделать требуемые признания, чтобы обеспечить безопасность Габриэль. Был только один шанс избежать этого позора.
Положение ясно. Пуантро открыл дверь и вышел на улицу.
Клариса застыла, не донеся ложку до рта. Она замерла, услышав разговор двух молодых куртизанок, которые перешептывались, сидя недалеко от нее за столиком. Они продолжали:
— Я тебе говорю, это правда. Жак — один из моих самых горячих поклонников. Он должен быть в курсе по своему положению. И мне он доверяет — зачем ему врать?
За обеденным столом в заведении мадам Рене разрастался шум. Один раз в день его обитательницы собирались все вместе, чтобы поесть, а вернее, обменяться новостями, высказать свои замечания, а иногда и жалобы, что редко ускользало от слуха мадам. Некоторые из событий горячо обсуждались, над чем-то можно было дружно посмеяться, а какие-то новости передавались шепотом… как те, от которых Клариса в тревоге замерла. А молодые куртизанки продолжали.
— Не может быть, — брюнетка покачала головой. — Господин Пуантро вызывает сочувствие всего города с тех пор, как похитили его дочь. Все ждут, когда же будет вручено письмо с условиями ее возврата. И если то, что ты сказала, было бы правдой, об этом говорил бы весь город.
— Я говорю тебе, это правда! Жак сказал, что эти люди были арестованы во дворе монастыря, когда пытались передать матери-настоятельнице письмо с выдвинутыми требованиями! Их поместили в отдельных камерах под строжайшей охраной и сохраняя тайну. Поверь, если бы я не спрашивала Жака так настойчиво, чем вызвана необходимость его возвращения на службу прошлой ночью, он бы не проронил ни слова…
— Не может быть…
— Такие предосторожности необходимы, чтобы устроить ловушку человеку, похитившему дочь господина Пуантро.
— Но ведь держать такое в секрете совершенно невозможно! Ты веришь любой сплетне!
Последнее замечание окончательно вывело из себя светловолосую красотку, ее лицо залилось краской, и она сказала:
— Я вообще не должна была тебе это говорить. Жак меня предупреждал: если господин Пуантро узнает, что кто-нибудь обмолвился хоть словом, то…
Брюнетка тут же задрожала:
— Ради Бога, ничего мне больше не говори. Я не хочу ничего знать о том, что касается этого человека!
— Ты дура, Селиста! Господин Пуантро…
— Он — чудовище!
— Но…
— Не говори больше ничего!
Разговор внезапно прервался.
Клариса опустила ложку в тарелку перед собой. Она попыталась перевести дух, но это ей не удалось. В горле застрял комок. Она, чуть ли не задыхаясь, поднялась и направилась к выходу.
— Клариса…
Обернувшись, Клариса увидела, что на нее пристально смотрит мадам, и едва выдавила из себя:
— Извините меня, s'il vous plait.
И, не дождавшись ответа, она поспешно поднялась по лестнице. Пока за ней не закрылась дверь, она не могла ни о чем думать.
С тяжело бьющимся сердцем, едва дыша, она бессильно прислонилась к двери своей комнаты. Так она и знала! Она сердцем почуяла беду, когда Бертран не связался с ней на следующий день после того, как должен был вручить письмо с условиями! С каждым часом ее напряжение возрастало. Дошло до того, что прошедшей ночью она даже нагрубила Пьеру. И все это время Клариса безуспешно пыталась уговорить себя, что беспокойство напрасно, просто необычное оживление в заведении в последние два дня вынудило Бертрана соблюдать предельную осторожность.
Так что же такое говорила Ивонна?.. Два человека были помещены в разных частях тюрьмы, и Пуантро рассчитывает расставить ловушку для Рогана? Non, она не может этого допустить! Если возьмут Рогана, у Бертрана и Портера не останется шансов на спасение! Необходимо что-то предпринять.
Бертран сказал ей, что встреча с кораблем Рогана назначена через четыре дня, но не сказал — где! Следует это выяснить… как-то изыскать возможность проникнуть в тюрьму и поговорить с ним. Но как… как?
Стук в дверь испугал ее и оборвал ход мыслей… Она услышала голос мадам.
— Можно войти?
— Я… я плохо себя чувствую, мадам.
Минутное молчание.
— Я тоже слышала разговор Селисты и Ивонны.
Клариса подошла к двери и отворила ее. Мадам, несмотря на свою тучность, элегантно прошествовала в комнату.
— Любым способом я должна изыскать возможность повидать Бертрана, мадам. Мне надо с ним поговорить.
— Нет, ты не должна этого делать. Слишком опасно.
— Он же мой брат!
— Слишком рискованно! Должен быть какой-то иной выход. Я постараюсь его найти.
— Но я не могу ждать! Прошло уже два дня. Два дня он находится в руках Пуантро!
— Non, он в руках губернатора, а это совсем другое дело.
— Пуантро обводит губернатора вокруг пальца, как хочет!
— На этот раз не обведет. Губернатор не из тех людей, кто не умеет извлекать уроки из прошлого.
— Мадам… — Утонченное лицо Кларисы стало похожим на маску. — Неужели вы не понимаете? Я не могу не попытаться!
— Ты не можешь рисковать, пытаясь сама встретиться с Бертраном. — Мадам покачала головой, и ее полные щеки затряслись.
— Но время уходит!
— Послушай, Клариса. Ты окажешь плохую услугу своему брату, если окажешься рядом с ним в тюремной камере. Как только станет известно твое родство с Бертраном, ты сыграешь на руку Пуантро, который обретет над ним еще большую власть.
— Мадам… — Сердце Кларисы сжалось от боли. — Я должна что-то сделать!
— Ты должна ждать здесь. Я попробую навести справки.
— Мадам…
— Жди здесь.
Как только дверь за мадам закрылась, Клариса опустилась на кровать. Мысли путались в голове. Мадам была настоящим другом и желала ей добра, но Клариса не могла позволить, чтобы судьба Бертрана оказалась в чьих бы то ни было чужих руках. Она не могла рисковать жизнями Бертрана и Рогана. Ей необходимо попасть в тюрьму как можно скорее, а для этого был только один путь.
При виде подноса с завтраком Манон поняла, что чувствует парус, хлопающий на ветру. Мари методично готовила еду и приносила в комнату Манон, но та неизменно с отвращением отворачивалась от нее. Она потеряла аппетит с тех пор, как два дня назад Жерар, не сказав ни слова, покинул ее комнату. Вернулись ночные кошмары.
— Вы должны поесть, Манон.
— Я не могу!
Манон коснулась рукой лба. Бедная женщина чувствовала себя неважно. С того дня она будто лишилась сил, а тошнота все усиливалась. В тишине одиноких ночей Манон уже определенно ощущала крепнущую внутри себя жизнь — ребенок шевелился. Это будило в ней двойственное чувство — безграничную радость и уносящую последние силы боль.
Она не хотела поверить, что вновь жестоко оскорблена! Неужели Жерар прервал с ней все контакты после того, как настойчиво старался убедить ее в том, что их отношения имеют теперь постоянный характер, у них есть будущее, их союз основывается на глубоком чувстве? Она не желала допускать и мысли о том, что он просто использовал ее, как это бывало не раз прежде.
Жерар просил простить его. Разумеется, это означало, что он любит ее, и тем не менее…
— Манон, так не может больше продолжаться. — Мари была сильно обеспокоена. — Вы заболеете. Вы должны подумать о ребенке.
— О ребенке Жерара…
Морщинки на лице Мари обозначились резче.
— О вашем ребенке. Если господин Пуантро не пожелает признать его, вы должны…
— Остановись! Жерар сделал это не преднамеренно. Он просто целиком поглощен поисками Габриэль, и все остальное ускользает от его внимания.
— Вы должны посмотреть правде в глаза. Манон зажмурилась, паника неудержимо охватывала ее. Она не хотела признаться себе, что поняла значение взгляда Пуантро, брошенного на нее в последний раз… Она не хотела поверить, что он просто ненавидит ее.
— Манон…
Она заставила себя улыбнуться:
— Два дня не очень большой срок. Я пошлю ему записку и напомню, что беспокоюсь.
— Вы напрасно потеряете время. Он…
— Я пошлю ему записку!
Что-то похожее на ненависть к Мари зародилось в ней. Манон отказывалась признаться в обуревавших ее страхах. Она повторила:
— Я напишу записку… и ты отнесешь ее к нему домой. И увидишь… Он придет… или по крайней мере пришлет ответ с сообщением, когда освободится и сможет навестить нас. Вот посмотришь!
Нарочно повернувшись спиной к Мари, Манон села к письменному столику. Дрожащей рукой она взялась за перо.
— Повторяю вам, это единственная возможность!
Вильям Клейборн молчал, оценивающе разглядывая Жерара Пуантро. Он вдруг почувствовал, что впервые обнаружил в этом человеке качества, которых никогда не замечал прежде. Этот новый Пуантро был ему незнаком.
Клейборн поднялся из-за стола, медленно и глубоко дыша, что он делал обычно в сложных ситуациях, успокаивая нервы. Без сомнения, в данный момент была именно одна из таких ситуаций. Минуту назад Жерар буквально ворвался в кабинет и с ходу обратился к нему, совершенно забыв свою обычную манеру поведения. Клейборн успел заметить в его глазах следы паники и что-то зловещее, трудно поддающееся определению, отчего по спине губернатора пробежал холодок.
Клейборн поневоле вспомнил условия, выдвинутые в послании Уитни. Они его озадачили. Капитан не преследовал никаких меркантильных интересов. Напротив, он взывал к справедливости. Безусловно, полной уверенности в том, что капитан Уитни абсолютно честен в своих требованиях, у губернатора не было. Вдруг это вызвано простым желанием отомстить Пуантро?
Разумеется, Жерар отрицал, что в обвинениях, выдвинутых в письме капитана, есть хоть крупица правды. Однако, покопавшись в своей памяти, Клейборн вспомнил, что первый помощник капитана неожиданно умер в тюрьме, а Уитни действительно обвинял Винсента Гамби в ответственности за потопление американских кораблей. Продолжая размышлять, Клейборн задумался над тем, что если капитан Уитни ни в чем не виноват, а Гамби — организатор этих преступлений, то у него должен быть союзник, снабжающий его информацией о судах, груз которых представляет ценность для пиратов. Но был ли этим союзником Жерар Пуантро, его близкий друг и советник?
Порывшись еще в своей памяти, Клейборн подумал, что именно Пуантро разжигал его резкое неприятие этого капитана, призывая к суровым мерам наказания и предлагая большую награду за поимку Уитни, настаивая на том, что он является самым опасным преступником в Новом Орлеане, скрывающимся от правосудия, Тогда Клейборн искренне верил, что Жерар разделяет его чувство пламенного негодования к человеку, который наживается на крови своих соотечественников. Теперь же…
Лицо Жерара при виде колебаний губернатора Клейборна приняло окраску спелого помидора. Он был похож на человека, которого вот-вот хватит апоплексический удар. Клейборн нахмурился, когда Пуантро в бешенстве подскочил к нему.
— Как вы смеете колебаться, когда на карту поставлена жизнь моей дочери?
Действительно, как он посмел?
— Вы рискуете очень немногим! Если бы я провоцировал вас на такой обман с этим моряком Бертраном, мне были бы понятны ваши колебания, но Портер — просто дурак! Совершенно ясно, что этого человека наняли только потому, что у него связь с монастырской кухаркой, поставлявшей ему сведения о расположении помещений в монастыре и заведенных там порядках.
— На меня матрос Портер не произвел впечатления дурака. Он…
— А я говорю, он — дурак! И вы — просто глупец, если не видите этого!
Воцарилось молчание. Клейборн наблюдал, как Пуантро пытается справиться со своим бешенством. Переход от состояния безграничной злобы к обычной любезности давался Жерару с трудом. Тут Пуантро заговорил снова:
— Вильям, простите меня, пожалуйста. Я так расстроен. Я боюсь за жизнь Габриэль. Прошу вас учесть…
— Хорошо, Жерар.
Пуантро так затих, что, казалось, перестал дышать.
— Я сказал, хорошо.
Пуантро ожил и задышал глубоко и порывисто. — Куда вы, Клариса?
Его рука тяжело опустилась на ее плечо. Клариса попыталась стряхнуть ее, но Пьер держал крепко.
По-видимому, совершенно не замечая обращенных на нее в холле заведения мадам Рене любопытных взглядов, Клариса тихо, но решительно ответила:
— Дайте мне пройти, Пьер! Я сказала, отпустите меня!
— Non! Нет, если вы не скажете мне, куда идете. Клариса была напряжена до предела, что никак не вязалось с прекрасной солнечной погодой. Она буквально прошипела:
— Это не ваше дело, куда я иду! Вы заблуждаетесь, считая меня своей собственностью!
— Клариса…
Повинуясь голосу рассудка, Пьер отступил на шаг. Он был поражен ее неожиданной враждебностью. Два дня назад Клариса простила его за вторжение и скандал во время визита брата. Пьер абсолютно уверовал в это, когда на следующее утро пришел с цветами и самыми искренними извинениями. Он был встречен с такой теплотой и любовью, что камень с души упал. Правда, придя вечером, Пьер заметил растущее в ней напряжение. Он почувствовал, что на следующий день напряжение усилилось. В этот вечер он не смог посетить Кларису, но был уверен, что должен повидаться с ней сразу же, как только сумеет освободиться.
И вот, примчавшись к ней с единственной мыслью о нежной встрече, он сталкивается с Кларисой у выхода из заведения, и она категорически отказывается объяснить ему, куда направляется.
Пьер пристально посмотрел на ее лицо. Она вся дрожала. Напряжение Кларисы, которое так тревожило его, достигло своего предела. И было еще что-то необычное в ней… то, как она одета…
Решив во что бы то ни стало выяснить причины ее странного поведения, Пьер крепко схватил Кларису за руку и втащил в крохотную комнату рядом с парадным входом. Захлопнув за собой дверь, он потребовал от нее объяснений.
— Почему вы одеты подобным образом? Клариса вызывающе задрала носик.
— Не понимаю, что вы имеете в виду?
Пьер оглядел ее ядовито-зеленое платье: броский цвет, сильно затянутый лиф, вызывающе выпячивающий все ее формы, да и фасон самый вульгарный. Он перевел глаза от глубокого выреза на ее ярко накрашенное лицо… почти как у… как у…
— Вы одеты, как putain[19]!
Под толстым слоем румян на щеках Клариса побледнела.
— Что вас удивляет, Пьер? — Ее носик инстинктивно задрался еще выше. — Ведь я и есть шлюха.
— Вы не шлюха!
Грудь ее тяжело вздымалась, чего не скрывало глубокое декольте. Клариса вынуждена была приложить заметные усилия, чтобы овладеть собой, прежде чем смогла ответить:
— У меня нет времени на разговоры. Пожалуйста, отпустите мою руку.
— Клариса, если что-то случилось, вы должны сказать мне об этом.
— Ничего не случилось.
— Я помогу вам.
— Ничего не случилось!
— Клариса…
— Клариса! — раздался неожиданный голос.
Оба повернули голову в сторону двери, где стояла мадам. Взгляды, которыми обменялись женщины, только подтвердили опасения Пьера. Мадам заговорила повелительным тоном:
— Клариса, пожалуйста, вернитесь в свою комнату.
— Non, я должна…
— Ступайте к себе! Я разберусь с господином Делизом.
— Мадам, мне необходимо…
— Сейчас же идите наверх. Я поговорю с вами позднее.
Пьер, не произнесший ни слова во время этого диалога, почувствовал ту муку, которую испытывала Клариса, когда она отняла у него свою руку и, молча пройдя мимо мадам, покинула комнату через заднюю дверь.
В наступившей затем тишине мадам подошла к нему поближе. Возбуждение Пьера было столь очевидно, что она сказала:
— У Кларисы есть личные причины для тревоги, поэтому она не отдает себе отчета в том, что говорит. Вопреки моему совету она затеяла одно дело, которое никому не принесло бы пользы. Я рада, что она послушалась меня.
Бертран. Это имя стало единственной информацией, которую он смог получить за два дня беспрерывных допросов светловолосого негодяя с изуродованным лицом. Оглядываясь назад, Пуантро понимал, что парень вовсе не проговорился в минуту слабости, назвав свое имя, как ему подумалось вначале. Скорее молчаливый моряк намеренно назвал его, чтобы оно отпечаталось у мучителей в мозгу.
Бертран. Это имя вертелось у него в голове. Что ж, когда все кончится и вернется Габриэль, он непременно заставит страдать каждого, кто был связан с этим человеком. Сейчас он вынужден проявлять осторожность.
По приказу Клейборна арест этих двух моряков держался в секрете от жителей города. Отсутствие дополнительных посланий подтверждало их с Клейборном подозрение, что капитана Уитни нет поблизости. И скорее всего в данный момент он еще не знает, что лазутчики схвачены. Однако трудно сказать, как долго он будет находиться в неведении.
Заросшая щетиной щека Пуантро нервно подергивалась. В целях безопасности губернатор приказал поместить Бертрана и человека, опознанного как Дастин Портер, в разных концах тюрьмы. Он также имел твердое намерение ежедневно лично посещать их во время допросов.
Пуантро догадывался, что послание с требованиями Уитни породило в голове Клейборна целый ряд вопросов в отношении него самого. За заключенными неотступно следили, и нанятые им живодеры никак не могли применить те особые методы давления, которые ужасали даже видавших виды людей. Пуантро немного беспокоили подозрения Клейборна — ведь раньше он никогда не испытывал ни малейших затруднений, манипулируя этим человеком. Нынешнее бессилие приводило его в бешенство.
Минуло два дня, а ни Бертран, ни Портер не проявили никаких признаков того, что они могут расколоться. Требования, высказанные в послании, были совершенно определенными. Первое из них — публичное признание Пуантро своего участия в преступной деятельности Гамби, распространенное по городу. Может, Уитни в этот момент с нетерпением ожидает появления таких заявлений? А что будет с Габриэль, если они не появятся? Время истекает!
Пуантро подошел к выходу, волнение его усилилось. Он очень мало спал последние две ночи. Допросы Бертрана и Портера убедили его, что их не сломить. Страдания Пуантро были теперь так велики, что он уже подумывал о необходимости сделать требуемые признания, чтобы обеспечить безопасность Габриэль. Был только один шанс избежать этого позора.
Положение ясно. Пуантро открыл дверь и вышел на улицу.
Клариса застыла, не донеся ложку до рта. Она замерла, услышав разговор двух молодых куртизанок, которые перешептывались, сидя недалеко от нее за столиком. Они продолжали:
— Я тебе говорю, это правда. Жак — один из моих самых горячих поклонников. Он должен быть в курсе по своему положению. И мне он доверяет — зачем ему врать?
За обеденным столом в заведении мадам Рене разрастался шум. Один раз в день его обитательницы собирались все вместе, чтобы поесть, а вернее, обменяться новостями, высказать свои замечания, а иногда и жалобы, что редко ускользало от слуха мадам. Некоторые из событий горячо обсуждались, над чем-то можно было дружно посмеяться, а какие-то новости передавались шепотом… как те, от которых Клариса в тревоге замерла. А молодые куртизанки продолжали.
— Не может быть, — брюнетка покачала головой. — Господин Пуантро вызывает сочувствие всего города с тех пор, как похитили его дочь. Все ждут, когда же будет вручено письмо с условиями ее возврата. И если то, что ты сказала, было бы правдой, об этом говорил бы весь город.
— Я говорю тебе, это правда! Жак сказал, что эти люди были арестованы во дворе монастыря, когда пытались передать матери-настоятельнице письмо с выдвинутыми требованиями! Их поместили в отдельных камерах под строжайшей охраной и сохраняя тайну. Поверь, если бы я не спрашивала Жака так настойчиво, чем вызвана необходимость его возвращения на службу прошлой ночью, он бы не проронил ни слова…
— Не может быть…
— Такие предосторожности необходимы, чтобы устроить ловушку человеку, похитившему дочь господина Пуантро.
— Но ведь держать такое в секрете совершенно невозможно! Ты веришь любой сплетне!
Последнее замечание окончательно вывело из себя светловолосую красотку, ее лицо залилось краской, и она сказала:
— Я вообще не должна была тебе это говорить. Жак меня предупреждал: если господин Пуантро узнает, что кто-нибудь обмолвился хоть словом, то…
Брюнетка тут же задрожала:
— Ради Бога, ничего мне больше не говори. Я не хочу ничего знать о том, что касается этого человека!
— Ты дура, Селиста! Господин Пуантро…
— Он — чудовище!
— Но…
— Не говори больше ничего!
Разговор внезапно прервался.
Клариса опустила ложку в тарелку перед собой. Она попыталась перевести дух, но это ей не удалось. В горле застрял комок. Она, чуть ли не задыхаясь, поднялась и направилась к выходу.
— Клариса…
Обернувшись, Клариса увидела, что на нее пристально смотрит мадам, и едва выдавила из себя:
— Извините меня, s'il vous plait.
И, не дождавшись ответа, она поспешно поднялась по лестнице. Пока за ней не закрылась дверь, она не могла ни о чем думать.
С тяжело бьющимся сердцем, едва дыша, она бессильно прислонилась к двери своей комнаты. Так она и знала! Она сердцем почуяла беду, когда Бертран не связался с ней на следующий день после того, как должен был вручить письмо с условиями! С каждым часом ее напряжение возрастало. Дошло до того, что прошедшей ночью она даже нагрубила Пьеру. И все это время Клариса безуспешно пыталась уговорить себя, что беспокойство напрасно, просто необычное оживление в заведении в последние два дня вынудило Бертрана соблюдать предельную осторожность.
Так что же такое говорила Ивонна?.. Два человека были помещены в разных частях тюрьмы, и Пуантро рассчитывает расставить ловушку для Рогана? Non, она не может этого допустить! Если возьмут Рогана, у Бертрана и Портера не останется шансов на спасение! Необходимо что-то предпринять.
Бертран сказал ей, что встреча с кораблем Рогана назначена через четыре дня, но не сказал — где! Следует это выяснить… как-то изыскать возможность проникнуть в тюрьму и поговорить с ним. Но как… как?
Стук в дверь испугал ее и оборвал ход мыслей… Она услышала голос мадам.
— Можно войти?
— Я… я плохо себя чувствую, мадам.
Минутное молчание.
— Я тоже слышала разговор Селисты и Ивонны.
Клариса подошла к двери и отворила ее. Мадам, несмотря на свою тучность, элегантно прошествовала в комнату.
— Любым способом я должна изыскать возможность повидать Бертрана, мадам. Мне надо с ним поговорить.
— Нет, ты не должна этого делать. Слишком опасно.
— Он же мой брат!
— Слишком рискованно! Должен быть какой-то иной выход. Я постараюсь его найти.
— Но я не могу ждать! Прошло уже два дня. Два дня он находится в руках Пуантро!
— Non, он в руках губернатора, а это совсем другое дело.
— Пуантро обводит губернатора вокруг пальца, как хочет!
— На этот раз не обведет. Губернатор не из тех людей, кто не умеет извлекать уроки из прошлого.
— Мадам… — Утонченное лицо Кларисы стало похожим на маску. — Неужели вы не понимаете? Я не могу не попытаться!
— Ты не можешь рисковать, пытаясь сама встретиться с Бертраном. — Мадам покачала головой, и ее полные щеки затряслись.
— Но время уходит!
— Послушай, Клариса. Ты окажешь плохую услугу своему брату, если окажешься рядом с ним в тюремной камере. Как только станет известно твое родство с Бертраном, ты сыграешь на руку Пуантро, который обретет над ним еще большую власть.
— Мадам… — Сердце Кларисы сжалось от боли. — Я должна что-то сделать!
— Ты должна ждать здесь. Я попробую навести справки.
— Мадам…
— Жди здесь.
Как только дверь за мадам закрылась, Клариса опустилась на кровать. Мысли путались в голове. Мадам была настоящим другом и желала ей добра, но Клариса не могла позволить, чтобы судьба Бертрана оказалась в чьих бы то ни было чужих руках. Она не могла рисковать жизнями Бертрана и Рогана. Ей необходимо попасть в тюрьму как можно скорее, а для этого был только один путь.
При виде подноса с завтраком Манон поняла, что чувствует парус, хлопающий на ветру. Мари методично готовила еду и приносила в комнату Манон, но та неизменно с отвращением отворачивалась от нее. Она потеряла аппетит с тех пор, как два дня назад Жерар, не сказав ни слова, покинул ее комнату. Вернулись ночные кошмары.
— Вы должны поесть, Манон.
— Я не могу!
Манон коснулась рукой лба. Бедная женщина чувствовала себя неважно. С того дня она будто лишилась сил, а тошнота все усиливалась. В тишине одиноких ночей Манон уже определенно ощущала крепнущую внутри себя жизнь — ребенок шевелился. Это будило в ней двойственное чувство — безграничную радость и уносящую последние силы боль.
Она не хотела поверить, что вновь жестоко оскорблена! Неужели Жерар прервал с ней все контакты после того, как настойчиво старался убедить ее в том, что их отношения имеют теперь постоянный характер, у них есть будущее, их союз основывается на глубоком чувстве? Она не желала допускать и мысли о том, что он просто использовал ее, как это бывало не раз прежде.
Жерар просил простить его. Разумеется, это означало, что он любит ее, и тем не менее…
— Манон, так не может больше продолжаться. — Мари была сильно обеспокоена. — Вы заболеете. Вы должны подумать о ребенке.
— О ребенке Жерара…
Морщинки на лице Мари обозначились резче.
— О вашем ребенке. Если господин Пуантро не пожелает признать его, вы должны…
— Остановись! Жерар сделал это не преднамеренно. Он просто целиком поглощен поисками Габриэль, и все остальное ускользает от его внимания.
— Вы должны посмотреть правде в глаза. Манон зажмурилась, паника неудержимо охватывала ее. Она не хотела признаться себе, что поняла значение взгляда Пуантро, брошенного на нее в последний раз… Она не хотела поверить, что он просто ненавидит ее.
— Манон…
Она заставила себя улыбнуться:
— Два дня не очень большой срок. Я пошлю ему записку и напомню, что беспокоюсь.
— Вы напрасно потеряете время. Он…
— Я пошлю ему записку!
Что-то похожее на ненависть к Мари зародилось в ней. Манон отказывалась признаться в обуревавших ее страхах. Она повторила:
— Я напишу записку… и ты отнесешь ее к нему домой. И увидишь… Он придет… или по крайней мере пришлет ответ с сообщением, когда освободится и сможет навестить нас. Вот посмотришь!
Нарочно повернувшись спиной к Мари, Манон села к письменному столику. Дрожащей рукой она взялась за перо.
— Повторяю вам, это единственная возможность!
Вильям Клейборн молчал, оценивающе разглядывая Жерара Пуантро. Он вдруг почувствовал, что впервые обнаружил в этом человеке качества, которых никогда не замечал прежде. Этот новый Пуантро был ему незнаком.
Клейборн поднялся из-за стола, медленно и глубоко дыша, что он делал обычно в сложных ситуациях, успокаивая нервы. Без сомнения, в данный момент была именно одна из таких ситуаций. Минуту назад Жерар буквально ворвался в кабинет и с ходу обратился к нему, совершенно забыв свою обычную манеру поведения. Клейборн успел заметить в его глазах следы паники и что-то зловещее, трудно поддающееся определению, отчего по спине губернатора пробежал холодок.
Клейборн поневоле вспомнил условия, выдвинутые в послании Уитни. Они его озадачили. Капитан не преследовал никаких меркантильных интересов. Напротив, он взывал к справедливости. Безусловно, полной уверенности в том, что капитан Уитни абсолютно честен в своих требованиях, у губернатора не было. Вдруг это вызвано простым желанием отомстить Пуантро?
Разумеется, Жерар отрицал, что в обвинениях, выдвинутых в письме капитана, есть хоть крупица правды. Однако, покопавшись в своей памяти, Клейборн вспомнил, что первый помощник капитана неожиданно умер в тюрьме, а Уитни действительно обвинял Винсента Гамби в ответственности за потопление американских кораблей. Продолжая размышлять, Клейборн задумался над тем, что если капитан Уитни ни в чем не виноват, а Гамби — организатор этих преступлений, то у него должен быть союзник, снабжающий его информацией о судах, груз которых представляет ценность для пиратов. Но был ли этим союзником Жерар Пуантро, его близкий друг и советник?
Порывшись еще в своей памяти, Клейборн подумал, что именно Пуантро разжигал его резкое неприятие этого капитана, призывая к суровым мерам наказания и предлагая большую награду за поимку Уитни, настаивая на том, что он является самым опасным преступником в Новом Орлеане, скрывающимся от правосудия, Тогда Клейборн искренне верил, что Жерар разделяет его чувство пламенного негодования к человеку, который наживается на крови своих соотечественников. Теперь же…
Лицо Жерара при виде колебаний губернатора Клейборна приняло окраску спелого помидора. Он был похож на человека, которого вот-вот хватит апоплексический удар. Клейборн нахмурился, когда Пуантро в бешенстве подскочил к нему.
— Как вы смеете колебаться, когда на карту поставлена жизнь моей дочери?
Действительно, как он посмел?
— Вы рискуете очень немногим! Если бы я провоцировал вас на такой обман с этим моряком Бертраном, мне были бы понятны ваши колебания, но Портер — просто дурак! Совершенно ясно, что этого человека наняли только потому, что у него связь с монастырской кухаркой, поставлявшей ему сведения о расположении помещений в монастыре и заведенных там порядках.
— На меня матрос Портер не произвел впечатления дурака. Он…
— А я говорю, он — дурак! И вы — просто глупец, если не видите этого!
Воцарилось молчание. Клейборн наблюдал, как Пуантро пытается справиться со своим бешенством. Переход от состояния безграничной злобы к обычной любезности давался Жерару с трудом. Тут Пуантро заговорил снова:
— Вильям, простите меня, пожалуйста. Я так расстроен. Я боюсь за жизнь Габриэль. Прошу вас учесть…
— Хорошо, Жерар.
Пуантро так затих, что, казалось, перестал дышать.
— Я сказал, хорошо.
Пуантро ожил и задышал глубоко и порывисто. — Куда вы, Клариса?
Его рука тяжело опустилась на ее плечо. Клариса попыталась стряхнуть ее, но Пьер держал крепко.
По-видимому, совершенно не замечая обращенных на нее в холле заведения мадам Рене любопытных взглядов, Клариса тихо, но решительно ответила:
— Дайте мне пройти, Пьер! Я сказала, отпустите меня!
— Non! Нет, если вы не скажете мне, куда идете. Клариса была напряжена до предела, что никак не вязалось с прекрасной солнечной погодой. Она буквально прошипела:
— Это не ваше дело, куда я иду! Вы заблуждаетесь, считая меня своей собственностью!
— Клариса…
Повинуясь голосу рассудка, Пьер отступил на шаг. Он был поражен ее неожиданной враждебностью. Два дня назад Клариса простила его за вторжение и скандал во время визита брата. Пьер абсолютно уверовал в это, когда на следующее утро пришел с цветами и самыми искренними извинениями. Он был встречен с такой теплотой и любовью, что камень с души упал. Правда, придя вечером, Пьер заметил растущее в ней напряжение. Он почувствовал, что на следующий день напряжение усилилось. В этот вечер он не смог посетить Кларису, но был уверен, что должен повидаться с ней сразу же, как только сумеет освободиться.
И вот, примчавшись к ней с единственной мыслью о нежной встрече, он сталкивается с Кларисой у выхода из заведения, и она категорически отказывается объяснить ему, куда направляется.
Пьер пристально посмотрел на ее лицо. Она вся дрожала. Напряжение Кларисы, которое так тревожило его, достигло своего предела. И было еще что-то необычное в ней… то, как она одета…
Решив во что бы то ни стало выяснить причины ее странного поведения, Пьер крепко схватил Кларису за руку и втащил в крохотную комнату рядом с парадным входом. Захлопнув за собой дверь, он потребовал от нее объяснений.
— Почему вы одеты подобным образом? Клариса вызывающе задрала носик.
— Не понимаю, что вы имеете в виду?
Пьер оглядел ее ядовито-зеленое платье: броский цвет, сильно затянутый лиф, вызывающе выпячивающий все ее формы, да и фасон самый вульгарный. Он перевел глаза от глубокого выреза на ее ярко накрашенное лицо… почти как у… как у…
— Вы одеты, как putain[19]!
Под толстым слоем румян на щеках Клариса побледнела.
— Что вас удивляет, Пьер? — Ее носик инстинктивно задрался еще выше. — Ведь я и есть шлюха.
— Вы не шлюха!
Грудь ее тяжело вздымалась, чего не скрывало глубокое декольте. Клариса вынуждена была приложить заметные усилия, чтобы овладеть собой, прежде чем смогла ответить:
— У меня нет времени на разговоры. Пожалуйста, отпустите мою руку.
— Клариса, если что-то случилось, вы должны сказать мне об этом.
— Ничего не случилось.
— Я помогу вам.
— Ничего не случилось!
— Клариса…
— Клариса! — раздался неожиданный голос.
Оба повернули голову в сторону двери, где стояла мадам. Взгляды, которыми обменялись женщины, только подтвердили опасения Пьера. Мадам заговорила повелительным тоном:
— Клариса, пожалуйста, вернитесь в свою комнату.
— Non, я должна…
— Ступайте к себе! Я разберусь с господином Делизом.
— Мадам, мне необходимо…
— Сейчас же идите наверх. Я поговорю с вами позднее.
Пьер, не произнесший ни слова во время этого диалога, почувствовал ту муку, которую испытывала Клариса, когда она отняла у него свою руку и, молча пройдя мимо мадам, покинула комнату через заднюю дверь.
В наступившей затем тишине мадам подошла к нему поближе. Возбуждение Пьера было столь очевидно, что она сказала:
— У Кларисы есть личные причины для тревоги, поэтому она не отдает себе отчета в том, что говорит. Вопреки моему совету она затеяла одно дело, которое никому не принесло бы пользы. Я рада, что она послушалась меня.