Барковский Вячеслав. Русский транзит 2

   - Паша, Павлик,- позвала она тихо, склонясь над ним, что с вами? Вы живы? Паша медленно открыл глаза.
   - Откуда вы здесь, ангел мой ...- Паша попробовал улыбнуться своими бледно-синими губами, но лишь страдальчески искривил их. Или я уже умер?
   - У вас на рубашке кровь. Вы весь в крови. Это он вас так?
   - Кто он?..
   - Тут старик один с пробитой головой лежит, и на его ладони - нож!
   - Интересно, кто его...- Паша хотел продолжить, но не смог.- Ох, тяжко.
   - Куда вас ранило? Куда он вас ударил, в грудь? - говорила Ксюша, осторожно пытаясь расстегнуть на груди Паши набрякшую от крови рубашку.
   Нужно было остановить кровотечение. Оксана Николаевна вытащила из сумочки сверкающий белизной носовой платок и смело прижала к ране. Павел вскрикнул.
   - Потерпите, Павлик, так надо. Попробую остановить кровотечение, хотя оно у вас слабое, и кровь, к счастью, не пузырится. Значит, легкое не задето.
   Потом она сняла свою вязаную кофточку, надетую поверх платья и, взяв ее за рукава, осторожно и в то же время плотно притянула носовой платок к Пашиной груди. Колпинский при этом терпеливо скрипел зубами, зажмурив глаза.
   - Ну вот, а теперь попробуем дойти до станции. Там я вас отправлю в больницу.
   - Или они меня - на тот свет... А старик этот жив? - тихо спросил Паша.
   - Не знаю... Хотя, по-моему, он дышит.
   - Надо сделать, чтобы не дышал,- выдохнул Паша.
   - Да вы что! Нет, я его не буду трогать! - вскрикнула Ксюша.
   - Понимаю... Придется мне самому. Живой он слишком опасен.
   - Бросьте это! - строго сказала Ксюша.- Как бы он ни был опасен, но добивать раненых - это слишком!
   - Фу, вроде полегчало... Не беспокойтесь так, Ксюша, он на человека не тянет, скорее - на бешеного пса.- Паша осторожно с помощью Ксюши приподнялся и посмотрел но лежащего врага.- И все же нельзя его оставлять...
   Со стороны станции к ним бежали какие-то люди. Их было трое.
   - Смотрите, Паша, к нам кто-то бежит. Интересно, кто это? - тревожно спросила Ксюша.
   Паша медленно, с огромным усилием развернулся всем корпусом и, открыв глаза, всмотрелся в бегущих. На бледном лице его выступили мелкие капельки пота.
   - Это братва... По мою душу бегут. Добивать...- мрачно, не отрывая от бегущих своих полуприкрытых от слабости глаз, сказал он. И "бульдога" моего нет, вытащили...
   - У меня есть "пушка" Крестовского.-Ок сана Николаевна с готовностью вытащила из сумочки револьвер и протянула его Паше - А что, они действительно хотят убить вас?
   - Боюсь, что не только меня, но и вас. Наверное, они выследили нас вчера ночью... Нет, не могу, совсем ослаб,- снова закрыв глаза, сказал Паша Колпинский; он даже не смог удержать оружие в руках.
   Братва уже приблизилась к вагонам настолько, что можно было услышать их отрывистую речь.
   Ксюша быстро взяла "пушку" из Пошиных рук. Через мгновение она уже приняла решение.
   - Попробуем спрятаться. Держите меня за шею.
   Обхвотив тяжелое тело раненого, она подтащила его к краю платформы. Павел при этом, слабо постанывая, помогал ей ногами. Потом Ксюша спрыгнула на насыпь и, словно к маленькому ребенку, протянула руки к Паше, перегнувшемуся через борт.
   - Подождите, у этого старого козла документы на груз...
   - Как?! Ведь они были у Крестовского!
   - После расскажу...
   - Ну, давайте же,- сказала она нетерпеливо, стараясь не углубляться в тревожные мысли.
   Уже щебень скрипел под ногами идущей быстрым шагом братвы и где-то совсем близко были слышны их возбужденные голоса.
   - Катапультируюсь, ловите! - попробовал пошутить Паша и тут же тяжело свалился на Ксюшу, подмяв ее под себя.
   Ксюша жалобно вскрикнула, больно ударившись о щебенку.
   - Вы меня раздавили! - прошипела она Паше, влажное лицо которого оказалось у нее на груди.- Давайте скорей за вагон. Да что вы там, заснули? - И она потащила Пашу к предпоследнему вагону, то и дело выглядывая из-за колес в ту сторону, откуда приближались трое.
   - Во, смотри, у старого-то дырка в башке, а второго, Колпинского, нет, пропал! - удивленно сказал Болек, первым взобравшись на платформу.- Николаич, ты живой еще? - гигант, взяв старика рукой за грудки, поднял его и крепко встряхнул.
   К Болеку подошел Витенька и заглянул в лицо Николаю Николаевичу.
   - Вроде дышит. Ну-ка, дай я попробую,- сказал Витенька и стал сначала осторожно, а потом наотмашь лупить его по щекам.
   Николай Николаевич тревожно задышал, замотал сухонькой головой и вдруг открыл глаза.
   - Ты че это, падло? Больно!
   - Николаич, а где Колпинский-то? Это он тебя так? - спросил Лелик, стоявший тут же.
   - Как где?! Что, нету? Сбег, сука! Ах, сынки, не успел я его кончить, кинуло меня головой об угол... Ладно, далеко не уйдет. Будем искать: где-нибудь поблизости в кустах затаился. Смотрите, вот кровя его дорожкой. Ищите, где он спрыгнул, по кровянке ищите...
   Николай Николаевич встал и, держась за голову, попытался пройтись по деревянному настилу платформы. Вдруг он остановился и хлопнул себя по карману, в который положил документы на груз.
   - Нету!!! Ну сучара, ну падаль! Сам зубами загрызу! - завыл он.
   Что такое, Николаич?
   - Эта сука Колпинский ксиву на груз прихватил! Ну все, ищите его, сынки. Кто найдет, тому пятьсот баксов! Только не кончайте его без меня. Я сначала с него ремней нарежу! -крикнул он братве и сам первым спрыгнул на землю.
   Ксюша и Паша, который наконец нашел в себе силы идти без посторонней помощи, были уже за насыпью метрах в двухстах от вагонов, когда братва попрыгала с платформы на землю и стала озираться по сторонам, вытащив свои "пушки".
   Пригнувшись как можно ниже к земле, беглецы продолжали свой побег к лесу Ксюша впереди, держа за руку задыхающегося Пашу,- как вдруг один из братвы показал на них рукой. и что-то крикнул. Но, к счастью, беглецы были уже у самого леса.
   - Нет смысла бежать, они все равно нас догонят,- говорил на бегу Паша.Ксюша, дайте мне "пушку" Крестовского. Думаю, что теперь я смогу... По крайней мере с Николаем Николаевичем этим сочтусь, а там как повезет... Ведь они думают, что у меня нет оружия. Бегите Ксюша до станции, там они вас не тронут.
   - Я останусь с вами. Вы мне еще не сказали, что с Крестовским.
   - Не знаю, при мне он был без сознания. Его притащили двое охранников, Болек и Лелик.
   - Вы думаете он жив? - остановившись, тихо спросила Ксюша.
   Паша Колпинский опустил глаза и так же тихо ответил:
   - Теперь не знаю... Тогда, как мне кажется, он был жив, просто его оглушили...
   - Где он теперь может быть? - спросила Ксюша дрожащим от волнения голосом, быстро пробираясь сквозь заросли в направлении станции.
   - Наверное, где-то там, где остановились вагоны. А может...
   - Что может?! Крестовский жив, я знаю Счастливчика! - Твердо и даже как-то грозно оказала, не обернувшись Оксана Николаевна, продолжая бежать.
   Бегущий сзади Паша не стал разуверять девушку: он-то был уверен, что Петенька сейчас лежал где-нибудь под лапником с простреленным затылком.
   Голоса преследователей и хруст ломаемых сучьев были слышны уже где-то метрах в ста от Паши и Ксюши. И Паше стало ясно, что теперь им вряд ли удастся уйти от погони. Внезапно он схватил Ксюшу за плечо и остановился. Девушка развернулась к Паше, и он, задыхаясь, сказал ей:
   - Все, теперь не уйдем. Кто-нибудь из них через пару минут обязательно догонит нас. Ксюша, оставьте мне "пушку" и бегите отсюда... Я вам как обуза, только мешаю. Поймите, не уйти нам теперь, не уйти...
   Оксана Николаевна посмотрела на Пашу, силы которого действительно были на исходе: он со свистом втягивал через открытый рот воздух и почти захлебывался дыханием, с трудом произнося фразы. Некоторое время она стояла, молча глядя на раненого: ей было ясно, что как только она побежит, он начнет стрелять и сразу себя обнаружит. Преследователей было четверо. Следовательно, Пашу моментально окружат и... А потом, она оставалась без оружия и без надежды хоть как-то помочь Крестовскому, который - Ксюша почему-то не сомневалась - был еще жив.
   - Ладно, сейчас мы узнаем, жив ли Крестовский.
   - А я вам говорю, Ксюша, бегите отсюда скорее! - захлебываясь, прошептал ей Паша - где-то уже совсем рядом трещали сучья.- Вы же видите, они уже тут. Дайте сюда оружие. Может, мне повезет...
   - Держите пистолет... и быстрее ложитесь сюда. Правда, здесь сыро, но ничего... Давайте, я вас накрою ветками: будет не видно. Только, ради Бога, не стреляйте сразу.
   - Бегите, я вам говорю! Что вы задумали?
   - Сыграю еще раз Троянского коня.
   Болек хрустел сучьями, как заправский медведь-шатун, готовый разорвать первого, кто попадется на пути. После того как они спрыгнули на землю и старый козел засек бегущих к лесу Пашу и какую-то женщину, Болек передал старому Патину "пушку", и они, рассыпавшись веером, начали прочесывать лес. Пару минут назад Болек услышал чьи-то голоса: один явно принадлежал женщине. Что и говорить, Болек был совсем не прочь заработать пятьсот "зелененьких". Правда, при этом он не собирался с кем-либо, даже со вторым "акробатом", делить призовую "зелень".
   Выпрямившись в полный рост, он шел вперед быстрым шагом с "пушкой" в руке, вовсе не опасаясь получить пулю в лоб, поскольку беглец был безоружен. Проломившись сквозь мелкий кустарник, он вдруг вышел на поляну, где увидел лежащую на пригорке девушку, вероятно, ту самую, которая убегала вместе с Колпинским.
   Запрокинув полные смуглые руки за голову, девушка лежала во влажном мху на небольшом пригорке, словно кто-то с силой швырнул ее туда, и она, упав навзничь, от удара потеряла сознание Бежевая юбка ее задралась выше колен и заголила стройные загорелые ноги с бархатистой кожей. Темно-русые волосы тяжелой шелковой волной рассыпались по мху и кустам черничника. На щеках алел румянец, а по-детски припухлые губы были приоткрыты, обнажая несколько крупных жемчужин. Совсем забыв о преследовании беглецов, Болек впился в девушку глазами и, пробежав ее взглядом с ног до головы, с трудом проглотил сухой горячий комок. Теперь его внимание было поглощено этой лежащей во мху молодой - не старше двадцати пяти женщиной, которая, пожалуй, занимала сознание Болека в большей степени, чем премиальный фонд.
   Стараясь не дышать, Болек подошел к девушке и склонился над ней, вдыхая едва уловимый аромат каких-то цветов, смешанный с щекочущим ноздри тончайшим запахом молодости и здоровья. Голова у него вдруг невыносимо закружилась от нетерпения, сердце глухо запрыгало в недрах его огромной груди, и он, повинуясь нахлынувшему тяжелой горячей волной желанию, чуть не упал на девушку, готовый тут же растерзать или даже целиком проглотить ее... Но Болек лишь удивленно дотронулся до девушки, и она вдруг зашевелила губами и отвернула голову в сторону. Грудь ее начала мерно вздыматься перед самым носом у "акробата". Этого он уже не смог снести. На всякий случай воровато посмотрев по сторонам, Болек лег в мох рядом и, нетерпеливо сунув свою "пушку" в карман, прильнул к девушке, жадно обхватив ее своими огромными руками. Дрожь прошла по всему ее телу, и она чуть слышно застонала, поворачивая голову то вправо, то влево. Губы ее что-то беззвучно шептали... Хмель забродил у Болека в крови, какой-то неуемный горячий ветер засвистел у него в голове, выметая оттуда весь сор нехитрых мыслей и оставляя лишь голую равнину, выжженную зноем желания. Когда губы его бескровного рта с желтыми и острыми, как у мелкого грызуна, зубами коснулись перламутровой свежести ее губ, Болек увидел у своего носа огромную "пушку", дуло которой девятимиллиметровой черной дырой холодно заглядывало прямо в душу, уже приготовленную для сладкого удовольствия.
   - Ну, слезай, Болек, покайфовал и хватит,- сказал Паша шепотом откуда-то из-за спины "акробата", шаря у него в карманах,-только тихонько, без резких движений, а то братва, не дай Бог, услышит, и мне придется провентилировать тебе мозги. Ведь интересно: сколько извилин у тебя в голове? А вдруг там одна кость?
   Паша Колпинский извлек из кармана Болека его оружие и легонько пихнул его носком ноги в бок.
   - Ну давай, отваливайся от девушки. Я смотрю, ты на дармовщинку любишь? Не хорошо, такие "бабки" зарабатываешь, а все норовишь на халяву.
   Оксана Николаевна оттолкнула от себя оцепеневшего "акробата" и вскочила на ноги, одергивая юбку и оглядываясь по сторонам. Она прислушивалась к лесу. Преследователи, вероятно, уже миновали их, поскольку треск сучьев и отчаянная, доходящая до истошного крика брань Николая Николаевича слышалась метрах в ста впереди них.
   - Паша, отдайте мне теперь мой,- сказала Оксана Николаевна, указывая на "пушку" Крестовского.
   Взяв из рук Паши оружие, она подошла к сидящему на пригорке Болеку и с силой приставила к его лбу холодное дуло, оцарапав надбровие.
   - Где тот человек, у которого вы взяли этот пистолет? Отвечайте мне. Уверяю вас, его жизнь для меня несомненно дороже вашей, так что я даже не буду обременять товарища (Ксюша показала на Пашу) неприятной просьбой прикончить такого негодяя, как вы. Я это сделаю сама и через две секунды. Где он? Раз, два...
   Глаза у Болека вылезли из орбит от такого неожиданного сюжетного поворота. Он вдруг понял, что сейчас эта нежная и прекрасная действительно вышибет ему мозги.
   - Там,-быстро ответил он на счет "два".
   - Где там? Он жив?
   - Жив, жив. Он там, за трансформаторной будкой под листом фанеры.
   - Где эта будка?
   - Отсюда где-то в километре...
   Ксюша замерла, прислушиваясь. Преследователи возвращались, они кричали звали Болека.
   - Они ищут его. Минуты через две будут рядом,- шепотом сказал Паша, наставляя на Болека его "пушку" и словно раздумывая, не прикончить ли свидетеля, который покорно молчал, преданными глазами глядя то на Пашу, то на девушку, понимая, что любое даже незначительное слово может теперь решить их сомнения не в его пользу
   - Павлик, ты же меня знаешь,- начал шепотом Болек,- я ведь против тебя никогда ничего не имел. Это же все старый козел, он заставил, разорался А мне ведь на него с высокой колокольни, мне ведь все равно и на контейнер этот плевать я хотел...-говорил шепотом Болек, пытаясь оттянуть смертельную развязку
   Бледный, с голубыми от слабости и потери крови губами. Паша стоял перед самым "акробатом" и совсем не слушал его. Ему вновь стало плохо: ноги и руки слабели, и он чувствовал, что каждую секунду может упасть. Братва была где-то уже совсем рядом У Паши вдруг подкосились колени, закружилась голова, и тошнота вместе со слабостью подкатилась к самому горлу. Но перед тем как упасть, он резко опустил свой кулак с выступающей из него рукояткой на голову Болека...
   - Ищите "акробата", он где-то здесь. Не верю, сынки, что этот сучара завалил его. "Пушку"-то мы у него отобрали, и потом, никто не стрелял,- говорил Николай Николаевич, по-волчьи принюхиваясь к лесу и рыская по сторонам в поисках пропавшего бойца.
   - Так ведь не слышно его нигде, Николаич. А у этого Колпинского и нож мог быть,- говорил белобрысый Витенька, на всякий случай ежесекундно оборачиваясь, чтобы избежать нападения с тыла.
   - Не,- сказал Лелик,- у Колпинского пера точно нету, я знаю.
   - Может, пера и нету, а вот всякие там звезды или стрелки - это добро у него может быть. Ты ведь, Лелик, сам говорил, что Колпинский - бывший каратист и когда-то учился Приемам нинзя...
   - Ша, сынки, вот он, "акробат",- Николай Николаевич выскочил на поляну и подбежал к Болеку.-Дышит, дышит сынок. Трясите его, приводите в чувство...
   Ксюша шла через многочисленные пристанционные пути, поддерживая Пашу, который едва переставлял свои ставшие ватными ноги, напрягала все силы. Они шли в обратном от станции направлении.
   - Где-то там, за цистернами, должна быть дрезина. Я видел ее,- с трудом говорил Паша тихим голосом, не открывая глаз.
   Ксюша все время оглядывалась: с минуты на минуту она ожидала погоню. Судя по тому, что цистерны виднелись в километре от них, до дрезины было еще очень далеко.
   - Павлик, ну потерпите еще. Мне вас не дотащить! - молила она раненого, видя, как быстро силы покидают его.- Надо еще немного потерпеть, ну еще чуть-чуть.
   Вдруг где-то сзади раздался выстрел. Ксюша остановилась, переводя дух, и обернулась: метрах в трехстах от них с опушки леса за ними бежали четверо бандитов, правда, одному из них помогали. Ксюша попробовала бежать быстрее, но Паша уже просто волочил ноги, повиснув на ней.
   - Все, не уйти,- сказала Ксюша, бессильно опускаясь на щебенку как раз между рельсами одного из путей.
   Силы оставили ее, и она заплакала. Паша лег рядом. Он уже бредил. Ксюша сидела над Пашей, бормочущим что-то невнятное, и никак не могла остановить душившие ее слезы. Все, все оказалось зря: и эти разыгранные на пару со Счастливчиком и Пашей инсценировки, и стрельба в кабине тепловоза, и бегство. Счастливчик не спасет человечество, потому что он лежит где-то у трансформаторной будки, и еще не известно, жив ли он; рядом умирает его товарищ, и сама она через несколько минут, возможно, будет растерзана и застрелена бандитами.
   Нет, Оксана Николаевна не жалела себя; ей просто было очень горько от того, что все, с таким трудом сделанное ими здесь, оказалось бесполезным: и вот теперь никто не сможет преградить путь смертоносному грузу... Она вспомнила вдруг Крестовского: его веселое остроумие и чуть нагловатый напор, его всегдашнее везение и уверенность в личном бессмертии "Эх, Счастливчик,- подумала она с грустью,- ведь ты, дорогой мой, увы, оказался простым смертным, а совсем не Кощеем..."
   Братва была уже метрах в двухстах от Ксюши и Паши. Вероятно поняв, что им уже не будет оказано никакого сопротивления, бандиты перешли с бега на быстрый шаг.
   Ксюша положила рядом с собой пистолет и уставилась на него, думая о чем-то своем. Где-то совсем недалеко, в районе станции, диспетчер отрывисто переговаривался с эксплуатационниками по радио, а тяжелые составы гремели сцепками, когда гудящие тепловозы пытались сдвинуть их с места. За спиной у Ксюши надрывался свисток, пытаясь перекричать Ксюшину боль...
   Медленно-медленно и как-то механически она обернулась заплаканным лицом и уставилась невидящими глазами на что-то плывущее на нее со стороны цистерн и вагонов, к которым еще три минуты назад они так спешили, теряя последние силы и надеясь на чудо. Это была дрезина - вероятно, та самая, о которой говорил Паша.
   Не успев еще ничего придумать, она вскочила на ноги и, пряча оружие в сумочку, пошла по шпалам навстречу дрезине.
   - Помогите нам,- закричала плачущая Ксюша машинисту, который высунулся из окошка с недовольным лицом,- за мной и моим товарищем гонятся те бандиты. Они уже ранили его. -Если вы нас сейчас же к себе не возьмете, они убьют нас.
   Глядя на плачущую девушку в грязной и кое-где разорванной одежде, машинист не смог не поверить ей. Он еще раньше увидел бегущих к ним людей, в руках у которых было что-то вроде оружия. И потом, у машиниста была взрослая дочь, и он прекрасно знал, что значит встречать ее вечером у дверей института и провожать до дома, держа под полой на всякий случай монтировку, завернутую в газету.
   - Скорей забирайтесь в кабину! - крикнул машинист.-Коля, помоги принести парня! Давай-давай...
   Пожилой машинист и неизвестно откуда вдруг взявшийся Коля в оранжевой безрукавке подбежали к Паше, который уже не бредил, а тихо, едва заметно часто-часто дышал. Взяв его за ноги и под мышки, они потащили Пашу к дрезине. Бандиты, которые были уже метрах в семидесяти, бросились врассыпную между путями: двое из них, Болек и Лелик, побежали наперерез, а Николай Николаевич с белобрысым, видя, что уже бывшие у них в руках беглецы уходят, закричали машинисту: "Стой!" и замахали руками.
   - Коля, майнай его сюда! - машинист показал на место в кузове дрезины, где стояли ящики с инструментом и лежали бухты кабеля со стальным тросом.
   В кабине дрезины Ксюша вытащила из сумочки оружие и встала у окна, готовясь отразить атаку. Машинист с помощником только молча посмотрели на эти ее приготовления. В этот момент дрезина тронулась и пошла вперед, резко набирая скорость. Видя это, Николай Николаевич с белобрысым остановились, и белобрысый выбросив обе руки вперед, выстрелил в кабину, пытаясь попасть в машиниста. Машинист даже не пригнулся, а Коля поспешно лег на пол, моргая оттуда своими испуганными черными глазами.
   - Ну, Капитоныч, ты даешь, они ведь убьют нас! Зачем ввязываться? Это не наше дело! Видишь, у них у всех "пушки" какие! - заголосил Коля чуть жалобно, по-бабьи.
   - Нет, это наше дело! - отрезал машинист, скрипя зубами и смотря на бегущих где-то уже совсем рядом с дрезиной Болека и Лелика. - От этой бандитской сволочи уже не продохнуть!
   - Капитоныч, да это же их разборки! Вот пусть они между собой и разбираются, а наше дело - сторона. Пусть перебьют друг друга!
   - Заткнись! Лучше лежи тихо, и тебе не достанется,- сказал Капитоныч и вдруг выскочил из кабины к перилам, в которые уже вцепились Лелик с ожившим Болевом, соревнуясь в лихости с героями ковбойских фильмов, которые вечно пытаются оседлать железного коня на курьерской скорости.
   - Ну подожди, водила! - хрипел Лелик, уже подтянув ноги к площадке и собираясь встать - Щас ты у меня поедешь задом-наперед в Африку!
   Собственно говоря, что именно собирался сделать с машинистом Лелик, было не ясно даже ему самому. Но он крепко рассердился на всю эту удирающую компанию, которая заставила его, большого и медлительного, изрядно попотеть. И про себя он решил-таки покончить и с братком-предателем и с его упорной подружкой. Даже обещанные старым козлом пятьсот долларов были не так нужны ему сейчас. Просто Лелик смертельно устал ловить, его большое измученное тело нуждалось теперь в сытной жратве с выпивкой и послеобеденном по кое, поэтому он был готов хорошенько стукнуть обоих беглецов, а заодно и железнодорожников,
   которые вмешивались не в свое дело...
   Но тут перед не на шутку рассердившимся Леликом молча вырос машинист. Акробат еще не успел встать, и машинист, не давая ему .захватить инициативу, наотмашь ударил грозного ковбоя газовым ключом по правой руке, вложив в этот удар всю свою ненависть к этим расхристанным и полупьяным героям с темных аллей городского парка, каждый вечер караулящим их с дочкой где-нибудь на скамейке или в подворотне, героям, которых он уже устал бояться. Машинист мстил сейчас за этот свой ежевечерний страх, мстил за дочь, которая каждый раз, когда они проходили мимо теплых компаний, в ужасе вжимала голову в плечи, ожидая унизительных насмешек и грязной брани в спину им, торопливо уходящим прочь...
   Охнув, Лелик отдернул ушибленную руку и в тот же момент увидел, что ключ в широком кулаке "водилы" решительно начал свое нисхождение из верхней точки над головой машиниста к нижней на бритой голове Лелика. Увиденного было достаточно, чтобы Лелик с рыдающим криком "Сука!" мгновенно катапультировался под откос, жертвуя товарным видом своего упитанного тела ради возможности еще подышать под небом. С пронзительным "А-а-а!" он приземлился, бешено, как белье в барабане, крутясь вниз по насыпи.
   А в это время Оксана Николаевна, уперев Петенькину "пушку" в лобную кость Болека между его бегающими глазами, упрашивала ушкуйника, еще вяловатого после пережитого им потрясения, добровольно избавить их от своего присутствия. Болек крутил, крутил головой, явно не имея отваги для прыжка на острые камни - дрезина уже набрала скорость,- как вдруг изловчился и правой рукой ударил Ксю-шу по плечу. Ксюша отлетела в сторону, ударилась головой о кабину и выронила свою "пушку", а торжествующий Болек перелетел через перила и, по-матросски широко расставляя ноги, пошел на нее, лежавшую рядом с кабиной. Видя, что дело принимает серьезный оборот, Капитоныч бросился на помощь девушке, беспомощно свернувшейся на железе... Она все больше напоминала ему собственную дочь.
   - Не трожь ее! - сказал он угрожающе, поднимая газовый ключ.
   Болек посмотрел на машиниста своими бесцветными, ничего не выражающими рыбьими глазами и снял кожаную куртку. Потом он рывком накрутил куртку на руку и двинулся на машиниста, выставив ее вперед, как щит. Капитоныч полоснул ключом воздух, целясь в голову Болеку, но Болек принял удар на защищенную руку, а свободной неожиданно ловко ударил машиниста. Капитоныч упал на перила, едва не вылетев на рельсы под колеса собственной дрезине. Ключ он выпустил из рук Боль в спине не дала машинисту мгновенно подняться, чтобы попробовать защитить себя от последующих ударов бандита. Болек склонился Нвд лежащим Капитонычем, смотря на него, как на пойманного жука и, гадко улыбнувшись, ударил его своим огромным кулаком в перено сицу. С тяжелым гулом голова машиниста грох пула о перила, и сам он успокоился на железном полу. Болек с довольной ухмылкой выпрямился и начал разворачиваться всем корпусом к кабине, намереваясь теперь-то уж разделаться с девицей, которая все еще лежала, оглушенная падением. Но когда Болек развернулся, он лишь успел запечатлеть в своем мозгу что-то темное на фоне безмятежного синего неба. Запечатлел И сразу же впал в кромешную тьму небытия
   - Капитоныч, Капитоныч! - теребил машиниста за плечо Коля, чуть не плача от страха и возбуждения.- Кажись, я его грохнул, бугая-то! Что мне теперь будет?! Я не хотел! Он сам! Я защищался! - В руке Коля сжимал монтировку.
   Капитоныч попробовал подняться, но боль в спине ему помешала. Между глаз у него уже оформилась большая белая шишка, постепенно начинавшая лиловеть.
   - Помоги,-простонал он. Коля помог машинисту встать на ноги, и вместе они подошли к Оксане Николаевне
   - Ну что, дочка, как ты? - ласково спросил Ксюшу машинист.
   - У трансформаторной будки лежит наш товарищ... Там, под фанерой. Прошу вас, по могите ему,- сказала, не открывая глаз, Ксюша.