Барковский Вячеслав. Русский транзит 2

   Кроме того, он решил, если все подтвердится, сейчас же начать экспериментировать с раствором. Петя придвинулся к столу и с нетерпением первооткрывателя прильнул глазами к окулярам...
   Юрьева бросили на кресло у журнального стола и привязали руки к подлокотникам небольшими ремнями, которые один из молодых людей извлек из кармана куртки.
   - Значит, подписывать не будешь? - Не давая ответить Юрьеву, который в эту минуту был почти готов подписать директорскую "липу", молодчик сунул ему в грудь какую-то штуку.
   Долю секунды Юрьев чувствовал удар такой силы, словно он вдруг столкнулся на встречных курсах с тепловозом, и после этого тело его стремительно перешло в атомарное состояние...
   Навстречу Юрьеву бежала Ирина. Она бежала, словно сопротивляясь сильному встречному ветру, выставив руки вперед и опустив голову. Чем ближе подходила Ирина к Юрьеву, тем тяжелее ей было двигаться. Она уже едва-едва передвигала ноги, упираясь локтями в пространство, словно оно было тяжелым и тягучим.
   В двух шагах Ирина остановилась, ощупывая ладонями невидимую стену, отделявшую ее от Юрьева, словно искала зазор в ней. Наконец она нашла его и, мучительно напрягшись, стала раздвигать пространство.
   Юрьев понял, что она хочет что-то сказать ему. Он навалился на вязкий, тягучий воздух, чтобы продавить его своим весом. Но воздух вдруг стал густеть, приобретая почти резиновую упругость. Ирина, не глядя на Юрьева, вытянувшись в струнку, начала протискиваться к нему сквозь узенькую щель, куда Юрьев протянул руку с судорожно растопыренными пальцами. В тот момент, когда разделявшая их стена приобрела кристаллическую твердость и начала сдавливать Ирину, Юрьев успел коснуться ее ладони.
   Ладонь была маленькая и сухая. Последнее, что увидел Юрьев, было лицо Ирины, вдруг ставшее лицом слепой Параскевы...
   - Ну что, уважаемый, освежился? Еще хочешь "шокера"? Правда, отличная штучка? Самое гуманное в мире средство для поднятия тонуса и стимулирования умственной деятельности. Оказывает кумулятивное действие на мозжечок! - сказал, нервно хихикая и придвигая к очнувшемуся Юрьеву свое аккуратное, гладко выбритое лицо, один из джентльменов.- Ну что, будем подписывать?
   - Куда он денется, Вова.- Юрьев впервые услышал имя кожаного молодого человека.- Подпишет и еще попросит, только чтобы больше не отлетать.
   - Верно, Витя. Какие странные люди: говоришь им - не слышат, платишь за них - не ценят, не говоря уже о простой человеческой благодарности... Да, измельчал народец и умом тронулся: не понимают, ничего не понимают. Мы ведь о стране заботимся, а они все про свое: дай на бутылку, не хочу работать, не желаю цивилизованным становиться. Лучше вонять буду да по подвалам с кошками знаться.
   - Сейчас Николай Алексеевич вернется, и вы ответите,- простонал Юрьев.
   - Смотри-ка, букашка, а тявкает, как собачка,- сказал Витя, удивленно вскидывая брови.- Николай Алексеевич, может, и вернется (Вова при этом закатил глаза и комически перекрестился), но только тебя уже здесь не будет... Извини, мужик, будем опять мозги тебе вправлять.
   - А он копыта не откинет? - спросил Вова.
   - Может, и откинет...
   - А кто тогда бумагу подпишет?
   - А ты и подпишешь. Профессор дал его заключение с подписью, оттуда и передерешь.
   - Ладно, это уже не важно. А какой упорный доходяга достался! Ты идейный что ли, говнюк? На идеологической работе был?
   - Да нет же, таких у нас не держали,- сказал Вова.-Это, Витя, результат как раз идеологического разложения: перегной социализма.
   - Ладно, кончай базар,-сказал Витя,-с этим идейным физиком дохлый номер. Пора ехать к химику. Не дай Бог, он что пронюхает и дров наломает, тогда придется и из него делать шизика, а то и вовсе-в шихту...
   - Ас этим что? - спросил Вова.- Столько сил на него потратили. И зачем только все это надо было?.. Теперь-то куда девать его будем?
   - Вовик, не задавай глупых вопросов. Вокруг на земле столько места для идейных... Бодни-ка лучше его еще раз "шокером" для профилактики и тащи в машину.
   Когда Вовик, кривляясь, вновь вытащил из кармана свое орудие убеждения, использующее последние достижения научной мысли, а Юрьев закрыл глаза, ожидая в любой момент получить в грудь удар "Красной стрелы", летящей с курьерской скоростью из Москвы в Петербург, дверь в овальную гостиную отворилась и на пороге появились старые знакомые - майор с усатым сержантом.
   Вовик, вопросительно посмотрев на Витю, улыбнулся и быстро спрятал "шокер" в карман. Юрьев с облегчением вздохнул: доводы милиционеров, аргументируемые ударами хромовых сапог и пудовых кулаков, казались ему младенческой забавой в сравнении с Вовиной гуманной "игрушкой" кумулятивного действия.
   - Добре, значит, не договорились с хлопчиком? - начал майор.- Ой-ой-ой, этак вы из него раньше времени душу вынете, а мне шо останется? Отруби? - Майору явно хотелось покуражиться.-Ну, вставай. Пойдем, хлопчик, впереди у нас с тобой еще столько посиделок. Сержант надел на Юрьева наручники.
   - Да и хлопчики тебя в камере заждались: ты им что-то должен, особенно одному, такому щербатенькому, худенькому, по кровушке скучающему...
   - Скучавшему, майор,- сказал Юрьев, с трудом разлепив рот и подняв глаза.
   - Ты что говоришь? Это как? Как это?
   - А так. Насосался и уснул вечным сном, как болотный кровосос... А вы чего вернулись, мало заплатили, что ли?
   Вова и Витя, послушав некоторое время, пошли к выходу.
   - Эй вы,-окликнул их майор,-ремешки свои сыромятные заберите. Нехорошо добром разбрасываться.
   - Возьми их себе, майор, может, пригодятся. Советуем долго с клиентом не возиться - бесполезно.
   - Но-но, ты еще поучи отца... Вот именно. Гуляйте, хлопчики. Я этого клиента должен теперь по месту прописки доставить - в камеру. У меня на шее убийство при отягчающих. Мне без этого хлопчика назад нельзя. Ну пойдем, болезный мой. Только погоди, надо бы тебе физиохномию подновить. Так говоришь, мало заплатили? - И майор сильно ударил Юрьева в лицо, свозя в сторону запекшуюся черную коросту на скуле.
   Голова Юрьева сразу стала воздушной, так что он даже не почувствовал боли. На лице обильно выступила кровь.
   - Фу, майор, что за методы? Выпишите себе электрическую дубинку - гораздо эффективнее, и крови нет,- сказал Вовик, стремительно выходя за дверь.
   - Не учи ученого. У нас свои методы, хе-хе
   Игорь Сергеевич метался по кабинету, как боевой бык в загоне, и все не находил себе места. Секретарша, было напомнившая ему о бесценном здоровье директора такого выдающегося института, пулей вылетела в приемную, ошпаренная его эпитетами в свой адрес, и засела в маленькой кухонке, комкая душистый носовой платочек у глаз: вот так, утешаешь его, отдаешь всю себя на работе и после, а тебя, как тряпку, в угол...
   "Такое плевое, пустячное дело! - сокрушался Игорь Сергеевич.-Экспертиза, экспертное заключение... Только подписать и-Москва, Президиум Академии... Что я скажу Самсонову?! Один пьяница, деклассированный элемент из моего института, которого и держали-то при лаборатории из жалости, не подписал бумажку, эту филькину грамоту, интересную лишь канцелярской крысе, парализованной непосильной ответственностью перед грядущими поколениями идиотов? Говорил я им: давайте возьмем человека дельного, своего, какого-нибудь завлаба со степенью, которому одного моего взгляда достаточно, чтобы грамотно оценить ситуацию... Ведь всем им дальше расти, руководить отделами, которых всего-то пять, а их вон сколько, расталкивающих друг друга локтями. А этому, которого они выбрали из всех, мною предложенных,-оказалось вообще ничего уже не надо, даже лаборатории. Странный у них принцип: лучше того, кто похуже... Что, что я скажу Самсонову, когда будет решаться мой вопрос в Академии наук? Не смог убедить забулдыгу? Кого??? О, Боже, такая ерунда на самой финишной прямой - прямо арбузная корка какая-то: наступил на нее, и все рухнуло... И эти молодые люди, как комиссары какие-то в кожаных тужурках, приказывают, кричат... У них, видите ли, деньги уплывают, бабки, как они все теперь выражаются. Мне бы их заботы. Тут жизнь на карту поставлена, имя, которое могут вписать золотыми буквами в мрамор какого-нибудь престижного фасада, а могут и не вписать. Почему? Да один инженерик бумажку нужную не подписал. Вот и цена славы: даже не бумажка, а дрожащие руки абститента, которому все, все, все вокруг до лампочки... Так, они сказали, что сами найдут этого Юрьева и принесут подписанный документ. Сказали, что и аргументы у них есть в пользу того, что подписать липу необходимо. Я догадываюсь, какие у них аргументы... Но где они его найдут? Хотя мне-то какое дело. Это уже меня не касается... Но каков этот самый Юрьев: даже от лаборатории отказался, лишь бы не подписывать липовый акт. Что-то есть в нем, зерно какое-то малое..."
   Майор плеснул в лицо Юрьеву воды из вазы с цветами, которая стояла на журнальном столике, и Юрьев пришел в себя.
   - Ну что, посвежело, хлопчик? Все, больше не буду тебя рихтовать: боюсь, идиотом сделаю, а ты нам еще признаться должен в убийстве вахтера. Правильно?
   Юрьев кивнул головой, желая хотя бы минутной передышки. Его тошнило. Высоковольтные провода в нем вновь загудели в полную силу. Раскрыв рот, Юрьев стал икать, судороги пробегали от живота до горла, пытаясь вывернуть его желудок наизнанку. Майор, взвизгнув, отпрыгнул, и Юрьева вырвало прямо на ковер
   - Давай, Серега, бери эту падаль и волоки ее скорее отсюда, пока хозяев нет. Нехорошо, ковер-дорогая штука,-сказал майор озабоченно и хотел еще раз ударить Юрьева, но сдержался, опасаясь, что тот преждевременно отдаст Богу душу.
   Усатый сгреб Юрьева в охапку и, не ожидая с его стороны сопротивления, потащил за шиворот к выходу.
   На окрестности уже спустились сумерки, и за окном было темно. Лишь на западе сквозь черные кроны сосен еще алела полоска уходящего дня. Лаяли собаки, где-то совсем близко переговаривались по рации охранники - был слышен радиошум и обрывочные фразы...
   - А ну, стоять! Пушки на пол! - срывающимся голосом, почти фальцетом крикнул им кто-то из-за балюстрады второго этажа как раз в тот момент, когда майор взялся за ручку входной двери.
   Юрьев медленно поднял голову. Над ними стоял Максим. В руках он сжимал охотничий помповик.
   Майор замер и, не снимая ладони с дверной ручки, зло посмотрел вверх. Увидев руку подростка, до дрожи сжавшую цевье, его бледные прыгающие губы, майор, собравшийся было злобно отшутиться, благоразумно бросил свой пистолет под ноги, вытащив его из кобуры двумя пальцами. Усатый замедлил с выполнением команды, но, когда Максим передернул затвор, быстро отбросил свой "Макаров", словно пчелу с лацкана пиджака.
   - Отпусти его, усатый, а сам ложись на пол, и ты, пузатый, ложись.
   - Вот ты где, хлопчик! Его мамка небось по всему городу ищет, а он здесь, в нехорошей компании,-старался казаться веселым майор.- Этот человек - очень опасный преступник: он старика из-за нескольких рублей убил. Зачем ты с ним? Ты же не преступник. Так, похулиганил чуть-чуть. Ну, хотели мы тебя немного поучить, а ты парикмахера ударил и - через окно с этим уголовником... Нехорошо. Мы ведь тебя уже отпустили, некогда нам с тобой возиться. У нас вон какая рыба! А тебя пусть родители дома воспитывают.. Что тебе здесь надо, да еще в компании с этим убийцей? Езжай скорей домой, темно уже, а ты сутки дома не был. Не беспокойся - мы ведь ни адреса твоего не знаем, ни как звать тебя. Ну, беги отсюда!
   - Он не убийца...
   - Это он сам тебе сказал? - зохохотал майор.- Он тебе еще и не то расскажет. Ему ведь, хлопчик, вышка маячит - расстрел. Он ведь и тебя, если что, убить может.
   До последних слов майора Максим колебался: ему совсем не хотелось стрелять в людей, тем более убивать кого-то. Выходило, что можно спокойно ехать домой, раз его имя и адрес в милиции не знают. И уже завтра утром все это страшное сегодняшнее ушло бы в прошлое, потеряв весь ужас и трагизм и приобретя взамен упоительность детектива... Но почему тогда менты выпустили этого кровососа Чику, дружки которого едва не убили его, Максима? И ведь именно отец Игоря спас его в лесу от ножей убийц. И если он, Максим, сейчас сбежит, отца Игоря могут забить до смерти и сбросить куда-нибудь в канализационный люк.
   - Я сказал -ложись, пузатый! Больше не буду повторять. А ну! - крикнул им Максим, словно убеждая себя в необходимости до конца стоять на своем даже перед лицом угрозы неминуемого наказания за сопротивление властям. В глубине души он чувствовал свою правоту, но не мог ее пока себе объяснить. Просто нужно было спасать друга и его отца.
   Майор, обходной маневр которого сорвался, еще раз укоризненно посмотрев на подростка, с жалкой ухмылкой оттопырил свой объемистый зад и, кряхтя, лег на пол - как раз на свой пистолет, который разнервничавшийся подросток совсем упустил из виду.
   Усатый, видя такое поведение начальника, хмыкнул и, хищно глядя на Максима, стал опускаться на колени.
   Юрьев, до того привалясь к стене, стоявший у двери с закрытыми глазами, почувствовал что-то неладное. Он открыл глаза как раз в тот момент, когда майор медленно вытаскивал из-под своего живота пистолет. Оттолкнувшись спиной от стенки и уже падая на майора, Юрьев успел ударить того ботинком в ухо. Удар был не сильный, но достаточный, чтобы на мгновенье оглушить майора.
   Обеими руками, скованными наручниками, Юрьев вцепился в пистолет и, вырвав его, откатился, обессиленный, в сторону.
   - Надо было тебя сразу добить,- глухо, сквозь зубы сказал усатый.
   - Надо было,- подтвердил Юрьев, держа пистолет перед собой двумя руками.Сними с меня браслеты, они ведь не мои.
   Сержант, все время с опаской глядя на подростка, подошел к Юрьеву и открыл замок.
   - Теперь одно колечко - начальнику, Другое - себе, а ключик - мне.
   Сержант помог подняться чертыхающемуся майору и замкнул на его запястье браслет.
   - А себя забыл? Только, сержант, через подлокотник кресла. Вот так! И ключик сюда... Сидите смирно и мебель не ломайте, а то хозяин вернется, счет вам предъявит.
   Максим спустился вниз и протянул Юрьеву помповик.
   - Вот, из кабинета хозяина. Правда, не знаю, заряжен ли?
   Юрьев взял ружье в руки.
   - Заряжено. Как ты туда проник?
   - Вы же сами сказали, что ключ за шкафом.
   - А куда ты, парень, исчез? - Теперь в присутствии скованных милиционеров он намеренно не называл Максима по имени.
   - Когда вы отсюда куда-то ушли,- начал Максим шепотом, вплотную приблизившись к Юрьеву,-я увидел его...
   - Кого?
   - Того, кто увез Игоря.
   - Где?
   - Вон там, на фотографии...
   Юрьев перестал чувствовать смертельную усталость и боль. Он нашел, нашел то, что еще пять минут назад найти казалось невозможно.
   - Который? - взволнованно спросил он подростка, стремительно захромав к фотографиям на стене.
   - Вот этот,- Максим указал на крайнего слева на общей охотничьей фотографии, где кроме Николая Алексеевича и его людей были также Юрьев с Игорем.
   Слева на фотографии, чуть отступив на задний план, стоял Леонид Михайлович, Колин врач.
   - Но зачем ты туда, в кабинет Николая Алексеевича, полез?
   - Когда я узнал его, я стал искать вас. В это время к дому подъехала машина. Я выглянул в окно и увидел... красный ВМW, тот самый...
   - На котором увезли Игоря?
   - Да. Я испугался, что меня сейчас увидят. Первое, что пришло в голову,спрятаться. Но где? И я вспомнил о ключе за шкафом. Когда охранники и повар вышли на улицу, чтобы встретить приехавших, я поднялся на второй этаж и сразу отыскал внизу за шкафом на гвоздике ключ. Когда они уже входили в дом, я отворил кабинет, спрятался там и закрыл дверь изнутри. Потом меня искали; я слышал, как они кричали и матерились, переговариваясь по рации. Они называли меня ублюдком. Если б я попал к ним в руки...
   - Ладно, молодец! Ты все верно сообразил. Надо поскорее убираться отсюда. Здесь нам опасно оставаться... Только сначала позвоню жене.
   Юрьев подошел к висевшему на стене аппарату и набрал номер жены. Ирина сразу же, словно сидела у телефона и ждала звонка, сняла трубку.
   - Это ты, Толя?
   - Я. Я знаю, кто увез Игоря. Сейчас я поеду к нему.
   - Ты обязательно найдешь его... Но против тебя что-то замышляют. Несколько раз уже мне звонили какие-то люди - тебя искали. Сердцем чувствую беду... Будь осторожен, когда поедешь. Да, Седова убили сегодня в подъезде. Мне его жена позвонила. В милиции говорят: ограбить хотели... Но кому это надо - нищих грабить? Правда, его Наташа говорит, что в последние три дня у него деньги завелись, за какую-то экспертизу премировали, так что вполне могли...
   Юрьев повесил трубку.
   Седов, как и он, Юрьев, был членом экспертной комиссии. Акт он подписал. И вот теперь выходило, что участников экспертизы не только преследуют какие-то сомнительные личности, не только сажают в тюрьму, но и убивают в подъездах.
   "Нет, тут явно все дело в этом подозрительном порошке,- думал Юрьев.- Как проверить, как узнать? Где найти подтверждение?"
   - Эй, майор, дай-ка мне мою записную книжку! - крикнул Юрьев.
   - Какую книжку?
   - Ту, которую ты изъял у меня. Только не говори, что ты ее приобщил к делу. Дела-то никакого нет. Просто кому-то очень было нужно меня посадить, чтобы я глаза не мозолил и, чего доброго, не помешал в одном очень выгодном и весьма криминальной деле... Сержант, поищи у начальничка в карманах. Поживее, а то мне придется рихтовать вас, ребята. Долг платежом красен.
   Сержант вытащил из внутреннего кармана майора записную книжку. Юрьев набрал номер телефона одного из своих коллег по работе в институте.
   - Андрей, привет! Как дела на службе?
   - А ты, Юрьев, не знаешь?
   - Нет, ничего. Я же на "кочерге" - магнитофон пропиваю. А что такое?
   - Седова убили, а Сысоева, завлаба, сбила машина. Говорят, в больнице, в тяжелом состоянии. А ты, собственно...
   Юрьев положил трубку. Его подозрения подтверждались. Всех причастных к этому делу с грузом, по крайней мере экспертов, преследовал злой рок: их явно пытались устранить, спрятать, а то и уничтожить. Какая-то невидимая сила расчищала дорогу на Урал сверхважному грузу.
   - Да ведь они же поехали к Пете Счастливчику! - почти закричал Юрьев и стал набирать номер его телефона.
   Но у Пети, как всегда, было занято. "Опять треплется со своими бабами! Ну сколько можно!" Он попытался еще несколько раз набрать номер, но всякий раз слышал в трубке короткие гудки.
   - Скорее! - крикнул Юрьев Максиму.- Надо отсюда убираться. Бандиты поехали к моему товарищу. Если мы не предупредим Петю, они убьют его.
   Дверь с улицы вдруг открылась, и в гостиной появился один из охранников с рацией в руке. Он удивленно застыл на пороге.
   - Поздно, хлопчики! - сказал майор.- Теперь мы вас здесь похороним под соснами.- И он засмеялся, обнажая шесть золотых зубов в ряд.
   Кто-то вызывал охранника по рации, но тот молчал, как завороженный.
   - Что у вас тут, Серега? - удивленно спросил охранник усатого сержанта.
   - Как видишь, Боря: фраер с малолеткой укатали нас.
   Охранник поднес рацию к губам.
   - Ни слова,- мгновенно оценив ситуацию, сказал Юрьев и навел на охранника помповик.-Подними-ка руки вверх, а рацию положи на стол. Возьми, парень, рацию, нам пригодится,-обратился Юрьев к Максиму.- Теперь, верзила, отойди к стенке. Лицом к стене... Вот так, и ноги-шире плеч. Я правильно говорю? Мне ведь терять нечего. Иди, парень, посмотри теперь у него пушку, только поосторожнее.
   Пока Максим прощупывал охраннику карманы и извлекал у того из-за ремня "ТТ", Юрьев пытался понять: что изменилось в данной мизансцене? Что-то пропало... Что?.. Радиошум! Значит, рация охранника работала на передачу!
   Юрьев бросился к двери и успел лязгнуть задвижкой до того момента, как с той стороны кто-то навалился на дверь.
   - Открывай! Открывай дверь! - глухо захрипели с улицы... и вдруг раздался выстрел.
   Пуля прошла у самого носа Юрьева, влепившись в голову трофейному кабану как раз между пуговиц.
   За два с половиной часа Петя Счастливчик "накопытил" (Петенькино словцо!) в "испорченном" Юрьевским порошком растворе, по крайней мере, пару загадок природы и одну настоящую сенсацию.
   Нет, даже не сенсацию, а грандиозное научное открытие, которое сулило Петеньке как минимум доклад в какой-нибудь Академии наук или в Королевском обществе с последующей пресс-конференцией и обильным фуршетом. Цену Петенькиному открытию еще только предстояло определить всему ученому миру.
   "Наглотавшись" Юрьевских "отходов металлургического производства", Петенькины стрептококковые микробы стремительно мутировали, давая миру новый вид весьма активных и опасных бактерий. Эти самые измененные стрептококки, паразитируя на коже и тканях животных, обладали волчьим аппетитом и кроличьей неутомимостью в деле производства себе подобных. Размножались они в геометрической прогрессии да еще со второй космической скоростью!
   Вспотев от осознания собственной значительности и томительно-радостного предчувствия солидной научной премии, Петя обнаружил, что, попав на кожу и ткани подопытных мышей, мутанты через некоторое время поражали их, образуя гангренозные очаги, которые росли как на дрожжах, обрекая мышь на скорую мучительную смерть.
   Петенька, в общем-то, был равнодушен к страданию мышей. Сожалел он обычно лишь о растраченном впустую времени. Впустую было все то, что совершалось не за рабочим столом в условиях многотрудного и напряженного поиска неуловимой истины пытливым умом естествоиспытателя или вне теплой компании пары-тройки весельчаков с тринадцатым или тридцать третьим портвейном,- то есть сон, прием пищи и политинформации. Но в данном случае Петеньке стало жалко этих безмозглых беленьких с розовым хвостиком смертников, потому что они безвозмездно и кротко отдавали свои жизни за его радость предощущения личного бессмертия (конечно, только в анналах науки!).
   "А Людочку сделаю соавтором! Утешу милую. Ведь если бы не она, мое открытие продолжало бы скучно пылиться на какой-нибудь полке истории!" - по-маниловски щедро грезил он.
   Потом мысли его вернулись с заоблачных высот к тревожной реальности: "Но ведь этот "металлургический" порошок, этот самый мутаген хотят захоронить где-то на Урале! Веселенькое будет захороненьице! Этакий невинный очаг эпидемии очередной смертельной болезни, которая, судя по скорости удваивания мутантов и их воздействию на живую ткань, будет пострашнее бубонной чумы или какой-нибудь тривиальной холеры. Ведь стрептококковые микробы живут в горле многих людей, так сказать, на самом выходе человеческого организма и потому могут, например, с легкостью распространяться аэрозольным способом".!
   Петя не был узким специалистом в этой области. Но он возжелал сейчас же сделать электронную микрофотографию этого мутанта на своей аппаратуре, познакомиться с ним поближе. Если бы только это было возможно, Петенька сфотографировался бы с ним в обнимку - с этаким прожорливым и мохнатым товарищем!
   Итак, Юрьевский порошок, помещенный в Петенькин раствор, вызывал почти мгновенные мутации стрептококковых микробов. "А если не только стрептококковых, но и еще каких-нибудь? А если вообще всяких или всех сразу, что тогда?"
   Счастливчик от удовольствия даже хлопнул в ладоши. Наклевывалась, наклевывалась мировая сенсация!
   "Но ведь это - шутки в сторону! - собираются где-то у нас захоранивать, причем как отходы металлургического производства!!!" Петя Счастливчик моментально вспотел. Ему вдруг захотелось позвонить Юрьеву, нет, в Государственную Думу, Президенту, наконец, и доложить ему о своем грандиозном, сногсшибательном открытии.
   К сожалению, с утра в отделе не работал телефон. А как было бы приятно по вертушке сейчас же сообщить САМОМУ: "Только что в лабораторных условиях мною обнаружена угроза человечеству в виде розовато-зеленоватого порошка весьма подозрительного состава!"
   Жаль только, вертушки у Пети не было.
   Это как раз то, ради чего гениальный Петенька жил на свете. Его призванием стало открывать глаза людям, нет, больше - социальным слоям и группам, да нет же, целым народам, так сказать, вскрывать потайные кладовые природы и ржавые сундуки мировой истории!
   Ему всегда страстно хотелось оказаться репортером какой-нибудь солидной газеты, мобильным и незаменимым, обладающим собачим нюхом на любую тайну, из которой можно выжать сенсацию.
   Нет, он, конечно, никогда не променял бы свою фундаментальную науку на склоку и злобу дня! Но побыть хоть раз в неделю скандальным репортером с многострельным японским фотоаппаратом, нет, лучше с портативной видеокамерой, и поразоблачать, поорать, поохотиться за чем-нибудь, по-настоящему жаренным, было его голубой мечтой!
   Петя Счастливчик уже сотрудничал с несколькими питерскими газетами. Конечно же, они были не филиалами "Известий", "Коммерсанта" или радиостанции "Свобода", но и не какие-нибудь там четырехполосные многотиражки на рыжеватой, словно бывшей в употреблении бумаге, типа "Мясной гигант" или "Путь в депо".
   Петя писал обо всем сразу и сразу во все газеты. Прямо с редакционного порога он мог предложить статью о только что выкопанных из мерзлоты Якутии мамонтах и попросить у редактора только на авиабилеты туда и обратно, уговаривая дать ему сделать сенсационный репортаж о вкусовых качествах мамонтятины, пролежавшей в подземной морозилке тысячи лет. Петя должен был с улыбкой жевать, а корреспонденты отечественных и зарубежных телекомпаний снимать его на пленку с куском дымящейся мамонтятины во рту. Если мамонтятина не проходила, Петя менял курс и предлагал написать материал о "Барабашке" из далекого туркменского селения, которого глава местной администрации как-то после презентации книги собственных мемуаров "Жизнь в нагрузку" поймал в водочную бутылку...