Страница:
– Доставай замки, – приказал я Альберту. – Будем спускаться.
Альберт молчал. Я не видел его лица, но мог догадаться, что случилось что-то нехорошее.
– Что-то случилось? – мягко спросил я. – Не спи. Нам надо вниз.
– Я... я потерял...
– Что потерял?
– Всё. Я рюкзак у входа оставил... Чтобы легче... Ну, когда исследовать.
Вот так... Лишь сейчас я заметил, что его кобура пуста: видимо, выронил пистолет, когда пытался расстрелять тварей в озере. Я тоже хорош – сбросил рюкзак, чтобы увеличить манёвренность экзоскелета в бою.
– Ничего. Всё в порядке. Сейчас вернёмся по маякам, подберём.
Он помотал головой. Экзоскелет воспроизвёл это движение утрированно.
– Андрей, ты это... Я лучше здесь подожду. У меня предчувствие.
Ага. Знаем мы твои предчувствия.
– Пойдём. Кончай дурить.
Он не ответил. Просто лёг на пол, и я понял, что он не встанет. Сила отшельника оказалась коварнее, чем я думал. Исподволь, незаметно – она сломила нас. Хаала, Грааль, Иртанетта – всё стало маленьким и неважным. Я уселся рядом с ним, привалившись спиной к стене. Вот-оно как... Силы утекают понемногу. Отчаяние затягивает; ещё час, другой – и мы никуда не уйдём. Вплавимся в лёд – как жуки в янтаре. А через миллионы лет нас найдут исследователи. Быть может, потомки той твари, что обитает у озера.
И Хаала всё дальше от нас.
Пока мы вместе, мы можем защищаться от влияния отшельника. Разорванные части круга стремятся соединиться. А поодиночке – мы бессильны.
– Поднимайся, – я встряхнул Альберта. – Вставай.
– Как хочешь.
Я взвалил его на плечи, поднялся. Экзоскелет заскрипел, перераспределяя нагрузку. Силы он, конечно, увеличивает, но в супермена превратить не в силах. Сколько там внизу? Тридцать метров? Силовая аварийка должна выдержать.
Мне вспомнился роман, что я оставил недочитанным на борту протея. Что там советовал затейник и выдумщик Акунин? Досчитать до трёх, оттолкнуться ногами от стены и восславить будду Амиду.
– С богом, – объявил я, шагая через край пропасти. Альберт на мои действия никак не отреагировал. Ему было всё равно.
Стены метнулись вверх. Дух перехватило – как в аквапарке, в чёрной трубе. Удар оказался настолько силён, что в глазах потемнело. Системы «упыря» отчаянно зазуммерили, прося пощады. Их гомон постепенно стихал. Лишь зловещие попискивания, сообщающие о славной гибели силовой аварийки, не умолкали.
Обошлось. Перед глазами вспыхнула схема экзоскелета: несколько суставов светились жёлтым. Ну, жёлтый не красный, жить будем. Мои-то кости все на месте.
– Давай, брат, – отвесил я тумака Альберту. – Поднимайся. До места я тебя доставил;
Я поднял взгляд. На стене темнел барельеф: человекоподобная фигура на троне из ледовых игл. Рогатая голова, трезубец в руках. Дьявол. Ниже металлически поблёскивала дверь. Кто-то до нас распаковал здесь жилой модуль.
Вот и всё. Конец пути. Я подошёл и прикоснулся к сенсорному замку. Если хозяин модуля не задал никаких ограничений, то рисунок на пластике перчаток откроет дверь. И передаст хозяину информацию о госте.
Мембрана раскрылась, и мы вошли в обитель отшельника. Сняли костюмы и двинулись по коридору. Три каюты слева, мембрана санблока справа. Этот модуль был поменьше, чем тот, на «Погибельном Троне». Но общая планировка совпадала. Дверь в кают-компанию открылась перед нами, и я вздохнул с облегчением.
Мать Хаала была здесь. Она успела переодеться в черный строгий комбинезон и сидела на диване, прихлёбывая кофе из пластиковой чашки. Нашему появлению Хаала нисколько не удивилась.
– Ты прав, срединник, – буднично сказала она. – Здесь действительно живёт некто сродни нам. Позволь представить тебе господина Шиону Туландера.
– Андрей Перевал, – я протянул ладонь. Сидящий возле бара человек равнодушно кивнул в ответ на моё приветствие. Грузный, рыхлый – он выглядел нездоровым. На вид ему можно было дать лет пятьдесят. Седые волосы связаны в неопрятного вида хвост, лицо тёмное, изрезанное морщинами. Руку он мне так и не пожал.
Я потянул за собой Альберта. Мы уселись. Едва заметный кивок Шионы, видимо, означал, что мы можем чувствовать себя здесь как дома. Хаала – вот чудеса! – налила нам кофе.
– Вы знаете о моём существовании? – вяло спросил господин Туландер. – Откуда?
Голос его звучал невнятно, как у человека, который долгое время разговаривал только с собой. Движения бессильно обрывались, не находя логического завершения. Казалось, Шиона вообще не видит смысла что-либо делать.
– Пираты высадили нас не где-нибудь, а именно на Сигуне, – сказал я, обращаясь более к Хаале, нежели к Туландеру. – Катер сел неподалёку от входа в пещеру. Какова вероятность этих событий? Можете не отвечать. Я и сам знаю: это чудо.
– Когда человек отправляется за Граалем, – назидательно ответила Хаала, – Господь являет ему чудеса. Грешно сомневаться в его величии.
– Так ты знала, что я ищу Грааль?
– Не совсем. Ты ведёшь игру лжи и притворства, но у нас, дианниток, есть свои пророчества. Хвала Господу, они сбываются. Расскажи нам. Расскажи всё, что знаешь. И прошу тебя: отбрось своё двуличие.
И я начал рассказ.
Рассказывал я долго. Лонот, Иртанетта, школа экзоразведчиков. Концлагерь на Лангедоке, заговорщики и «Погибельный Трон». Наконец перешёл к теории Гранье.
Слушали меня по-разному. Альберт ёрзал, не в силах сидеть спокойно, вздыхал и ёжился. Хаала вся подалась вперёд; так несправедливо осуждённый выслушивает приговор – вдруг помилуют? Шиона дремал, расплывшись медузой.
– Достойнейшим, значит, осталось найти двоих? – вдруг переспросил он. – Этого, как его... медиатора?
– Медитатора. И огненную демонессу.
– В купности получается...
Он вновь погрузился в свои внутренние сумерки. Я уж решил, что он спит, как вдруг отшельник зашевелился.
– Да, – сказал Шиона. – Истинно так. Не примите слова мои превратно. Но достойнейшим лучше плюнуть на это дело.
– Как плюнуть?
– Слюной – как говорится в писаниях древних сюцаев. Плюгавенький встречался с человеком, занимающим мысли великих.
Шиона умолк – на этот раз надолго. Хаала кашлянула, но никакой реакции не последовало.
– Омерзительный тип, – заметила она. – Хороши же мы, коль из всех людей судьба столкнула нас именно с ним. Но Господь сражается любым оружием. Смиримся с этим.
Я промолчал. Пока Туландер не заговорит сам, тормошить его бесполезно. «Ничтожнейший» и «плюгавенький» родился на Иньчжоу-3. Недеяние на этой планете ценится очень высоко. Иньчжоулане с рождения обучаются высшей праздности.
Я налил себе ещё кофе. Добавил ликёра «Вааанааа Тааалллиииннн» (древняя и очень редкая марка, почти в неизменности просуществовавшая несколько веков) и уселся на подлокотник кресла, наблюдая за отшельником. В Лоноте, глядя в Морское Око, я решил, что мы чем-то схожи. Как оказалось – нет. Туландер напоминал толстенького китайского божка – но не весёлого, как их изображают в храмах, а брюзгливого.
– Поганенький не скажет зря. Чаяния прекраснодушных обречены на провал. Дело в том, что человек, которого ищут прекраснодушные... медитатор... он...
– Да кто же он? – не выдержала Хаала. – Скажите же наконец, хватит мычать!
– Он даос деревянного служения.
– Чего?
Шиона повторил. И добавил:
– Никудышнепькому очень жаль. Но медитатор – звено в цепи причин, приведших бесполезного на Сигуну. Как говорится, благородный муж да соразмерит силы с предначертанным. И коли окажутся препятствия непреодолимыми, то утешится мудростью мудрых.
Водянистые глазки Шионы смотрели то на меня, то на монахиню:
– Убогонький просит снисхождения. Достойным не покинуть Сигуну: ведь мёртвые следуют за живыми, как иероглиф «извергнуть» следует за иероглифом «пища».
– Ты о тварях, что живут у озера?
– Осмелюсь поправить: об одной твари. Да не обманут доблестного мужа многочисленные обличья зла.
Значит, я был прав.
– Эти не проблема. Я их перебью.
…
Паузы в разговоре – серьёзное испытание. Пообщавшись с Туландером, я стану средоточием спокойствия. Если Хаала его раньше не придушит.
Наконец Шиона ответил:
– Достойный муж умеет воодушевлять сердца. У малосмысленного есть пинасса. Найдётся и запас топлива. Но медитатор обитает на Терре Савейдж. Для упорных духом нет невозможного, однако кто проложит курс?
– Я.
Брови отшельника прыгнули вверх:
– Да простят невежество и самомнение хиленького, но пол и цвет волос благороднейшего из мужей...
– У него счётчица в окраинниках, тупоумный ты червяк! – рявкнула монахиня. Туландер при этих словах радостно закивал. – Ты тупой, Шиона. Ты очень тупой, понимаешь это? И оттого наводишь на мысли о грехе.
Альберт захихикал. Хаала одарила его яростным взглядом:
– Я имела в виду мысли об убийстве, а не то извращённое непотребство, о котором ты подумал.
– Но я... мать Хаала, я тоже ничего...
– Как будто я не знаю, что у тебя на уме.
Альберт покраснел ещё сильнее. Я дождался, пока они успокоятся, а потом спросил:
– Ваша пинасса далеко отсюда, господин Шиона? И курс... У вас хороший компьютер?
– Плешивенький... – начал Туландер и умолк. Казалось, он уменьшился в размерах. Не человек-гора сидел перед нами, но всего лишь испуганный, рыхлый толстяк. – Да, найдётся. Конечно же найдётся.
Мне стало жаль его. Крепко, по-человечески жаль. Человек не краб – он не должен прирастать к панцирю.
– Сколько вы прожили на Сигуне, господин Шиона?
Губы отшельника беззвучно шевелились.
– Когда яшмовый Тай Чи купил прачечную... А Ци Лю... нет это было в первом браке... Десять лет... Подумать только... Десять лет!
– Пора в путь, Шиона, – твёрдо произнесла монахиня. Глаза её подозрительно блеснули. – Это к лучшему. Всё к лучшему.
ХРОМОЙ КОРОЛЬ И ЕГО ПАСЫНКИ
Глава 1. КОЛЕСНИЧИЙ АПОКАЛИПСИСА
Альберт молчал. Я не видел его лица, но мог догадаться, что случилось что-то нехорошее.
– Что-то случилось? – мягко спросил я. – Не спи. Нам надо вниз.
– Я... я потерял...
– Что потерял?
– Всё. Я рюкзак у входа оставил... Чтобы легче... Ну, когда исследовать.
Вот так... Лишь сейчас я заметил, что его кобура пуста: видимо, выронил пистолет, когда пытался расстрелять тварей в озере. Я тоже хорош – сбросил рюкзак, чтобы увеличить манёвренность экзоскелета в бою.
– Ничего. Всё в порядке. Сейчас вернёмся по маякам, подберём.
Он помотал головой. Экзоскелет воспроизвёл это движение утрированно.
– Андрей, ты это... Я лучше здесь подожду. У меня предчувствие.
Ага. Знаем мы твои предчувствия.
– Пойдём. Кончай дурить.
Он не ответил. Просто лёг на пол, и я понял, что он не встанет. Сила отшельника оказалась коварнее, чем я думал. Исподволь, незаметно – она сломила нас. Хаала, Грааль, Иртанетта – всё стало маленьким и неважным. Я уселся рядом с ним, привалившись спиной к стене. Вот-оно как... Силы утекают понемногу. Отчаяние затягивает; ещё час, другой – и мы никуда не уйдём. Вплавимся в лёд – как жуки в янтаре. А через миллионы лет нас найдут исследователи. Быть может, потомки той твари, что обитает у озера.
И Хаала всё дальше от нас.
Пока мы вместе, мы можем защищаться от влияния отшельника. Разорванные части круга стремятся соединиться. А поодиночке – мы бессильны.
– Поднимайся, – я встряхнул Альберта. – Вставай.
– Как хочешь.
Я взвалил его на плечи, поднялся. Экзоскелет заскрипел, перераспределяя нагрузку. Силы он, конечно, увеличивает, но в супермена превратить не в силах. Сколько там внизу? Тридцать метров? Силовая аварийка должна выдержать.
Мне вспомнился роман, что я оставил недочитанным на борту протея. Что там советовал затейник и выдумщик Акунин? Досчитать до трёх, оттолкнуться ногами от стены и восславить будду Амиду.
– С богом, – объявил я, шагая через край пропасти. Альберт на мои действия никак не отреагировал. Ему было всё равно.
Стены метнулись вверх. Дух перехватило – как в аквапарке, в чёрной трубе. Удар оказался настолько силён, что в глазах потемнело. Системы «упыря» отчаянно зазуммерили, прося пощады. Их гомон постепенно стихал. Лишь зловещие попискивания, сообщающие о славной гибели силовой аварийки, не умолкали.
Обошлось. Перед глазами вспыхнула схема экзоскелета: несколько суставов светились жёлтым. Ну, жёлтый не красный, жить будем. Мои-то кости все на месте.
– Давай, брат, – отвесил я тумака Альберту. – Поднимайся. До места я тебя доставил;
Я поднял взгляд. На стене темнел барельеф: человекоподобная фигура на троне из ледовых игл. Рогатая голова, трезубец в руках. Дьявол. Ниже металлически поблёскивала дверь. Кто-то до нас распаковал здесь жилой модуль.
Вот и всё. Конец пути. Я подошёл и прикоснулся к сенсорному замку. Если хозяин модуля не задал никаких ограничений, то рисунок на пластике перчаток откроет дверь. И передаст хозяину информацию о госте.
Мембрана раскрылась, и мы вошли в обитель отшельника. Сняли костюмы и двинулись по коридору. Три каюты слева, мембрана санблока справа. Этот модуль был поменьше, чем тот, на «Погибельном Троне». Но общая планировка совпадала. Дверь в кают-компанию открылась перед нами, и я вздохнул с облегчением.
Мать Хаала была здесь. Она успела переодеться в черный строгий комбинезон и сидела на диване, прихлёбывая кофе из пластиковой чашки. Нашему появлению Хаала нисколько не удивилась.
– Ты прав, срединник, – буднично сказала она. – Здесь действительно живёт некто сродни нам. Позволь представить тебе господина Шиону Туландера.
– Андрей Перевал, – я протянул ладонь. Сидящий возле бара человек равнодушно кивнул в ответ на моё приветствие. Грузный, рыхлый – он выглядел нездоровым. На вид ему можно было дать лет пятьдесят. Седые волосы связаны в неопрятного вида хвост, лицо тёмное, изрезанное морщинами. Руку он мне так и не пожал.
Я потянул за собой Альберта. Мы уселись. Едва заметный кивок Шионы, видимо, означал, что мы можем чувствовать себя здесь как дома. Хаала – вот чудеса! – налила нам кофе.
– Вы знаете о моём существовании? – вяло спросил господин Туландер. – Откуда?
Голос его звучал невнятно, как у человека, который долгое время разговаривал только с собой. Движения бессильно обрывались, не находя логического завершения. Казалось, Шиона вообще не видит смысла что-либо делать.
– Пираты высадили нас не где-нибудь, а именно на Сигуне, – сказал я, обращаясь более к Хаале, нежели к Туландеру. – Катер сел неподалёку от входа в пещеру. Какова вероятность этих событий? Можете не отвечать. Я и сам знаю: это чудо.
– Когда человек отправляется за Граалем, – назидательно ответила Хаала, – Господь являет ему чудеса. Грешно сомневаться в его величии.
– Так ты знала, что я ищу Грааль?
– Не совсем. Ты ведёшь игру лжи и притворства, но у нас, дианниток, есть свои пророчества. Хвала Господу, они сбываются. Расскажи нам. Расскажи всё, что знаешь. И прошу тебя: отбрось своё двуличие.
И я начал рассказ.
* * *
Рассказывал я долго. Лонот, Иртанетта, школа экзоразведчиков. Концлагерь на Лангедоке, заговорщики и «Погибельный Трон». Наконец перешёл к теории Гранье.
Слушали меня по-разному. Альберт ёрзал, не в силах сидеть спокойно, вздыхал и ёжился. Хаала вся подалась вперёд; так несправедливо осуждённый выслушивает приговор – вдруг помилуют? Шиона дремал, расплывшись медузой.
– Достойнейшим, значит, осталось найти двоих? – вдруг переспросил он. – Этого, как его... медиатора?
– Медитатора. И огненную демонессу.
– В купности получается...
Он вновь погрузился в свои внутренние сумерки. Я уж решил, что он спит, как вдруг отшельник зашевелился.
– Да, – сказал Шиона. – Истинно так. Не примите слова мои превратно. Но достойнейшим лучше плюнуть на это дело.
– Как плюнуть?
– Слюной – как говорится в писаниях древних сюцаев. Плюгавенький встречался с человеком, занимающим мысли великих.
Шиона умолк – на этот раз надолго. Хаала кашлянула, но никакой реакции не последовало.
– Омерзительный тип, – заметила она. – Хороши же мы, коль из всех людей судьба столкнула нас именно с ним. Но Господь сражается любым оружием. Смиримся с этим.
Я промолчал. Пока Туландер не заговорит сам, тормошить его бесполезно. «Ничтожнейший» и «плюгавенький» родился на Иньчжоу-3. Недеяние на этой планете ценится очень высоко. Иньчжоулане с рождения обучаются высшей праздности.
Я налил себе ещё кофе. Добавил ликёра «Вааанааа Тааалллиииннн» (древняя и очень редкая марка, почти в неизменности просуществовавшая несколько веков) и уселся на подлокотник кресла, наблюдая за отшельником. В Лоноте, глядя в Морское Око, я решил, что мы чем-то схожи. Как оказалось – нет. Туландер напоминал толстенького китайского божка – но не весёлого, как их изображают в храмах, а брюзгливого.
– Поганенький не скажет зря. Чаяния прекраснодушных обречены на провал. Дело в том, что человек, которого ищут прекраснодушные... медитатор... он...
– Да кто же он? – не выдержала Хаала. – Скажите же наконец, хватит мычать!
– Он даос деревянного служения.
– Чего?
Шиона повторил. И добавил:
– Никудышнепькому очень жаль. Но медитатор – звено в цепи причин, приведших бесполезного на Сигуну. Как говорится, благородный муж да соразмерит силы с предначертанным. И коли окажутся препятствия непреодолимыми, то утешится мудростью мудрых.
Водянистые глазки Шионы смотрели то на меня, то на монахиню:
– Убогонький просит снисхождения. Достойным не покинуть Сигуну: ведь мёртвые следуют за живыми, как иероглиф «извергнуть» следует за иероглифом «пища».
– Ты о тварях, что живут у озера?
– Осмелюсь поправить: об одной твари. Да не обманут доблестного мужа многочисленные обличья зла.
Значит, я был прав.
– Эти не проблема. Я их перебью.
…
Паузы в разговоре – серьёзное испытание. Пообщавшись с Туландером, я стану средоточием спокойствия. Если Хаала его раньше не придушит.
Наконец Шиона ответил:
– Достойный муж умеет воодушевлять сердца. У малосмысленного есть пинасса. Найдётся и запас топлива. Но медитатор обитает на Терре Савейдж. Для упорных духом нет невозможного, однако кто проложит курс?
– Я.
Брови отшельника прыгнули вверх:
– Да простят невежество и самомнение хиленького, но пол и цвет волос благороднейшего из мужей...
– У него счётчица в окраинниках, тупоумный ты червяк! – рявкнула монахиня. Туландер при этих словах радостно закивал. – Ты тупой, Шиона. Ты очень тупой, понимаешь это? И оттого наводишь на мысли о грехе.
Альберт захихикал. Хаала одарила его яростным взглядом:
– Я имела в виду мысли об убийстве, а не то извращённое непотребство, о котором ты подумал.
– Но я... мать Хаала, я тоже ничего...
– Как будто я не знаю, что у тебя на уме.
Альберт покраснел ещё сильнее. Я дождался, пока они успокоятся, а потом спросил:
– Ваша пинасса далеко отсюда, господин Шиона? И курс... У вас хороший компьютер?
– Плешивенький... – начал Туландер и умолк. Казалось, он уменьшился в размерах. Не человек-гора сидел перед нами, но всего лишь испуганный, рыхлый толстяк. – Да, найдётся. Конечно же найдётся.
Мне стало жаль его. Крепко, по-человечески жаль. Человек не краб – он не должен прирастать к панцирю.
– Сколько вы прожили на Сигуне, господин Шиона?
Губы отшельника беззвучно шевелились.
– Когда яшмовый Тай Чи купил прачечную... А Ци Лю... нет это было в первом браке... Десять лет... Подумать только... Десять лет!
– Пора в путь, Шиона, – твёрдо произнесла монахиня. Глаза её подозрительно блеснули. – Это к лучшему. Всё к лучшему.
ХРОМОЙ КОРОЛЬ И ЕГО ПАСЫНКИ
Глава 1. КОЛЕСНИЧИЙ АПОКАЛИПСИСА
Вселенная расширяется. Звёзды меняют свой цвет с белого, жёлтого и зелёного на красный. Заметить это невооружённым глазом невозможно, но я доверяю Допплеру.
Мы всё дальше и дальше уходим от Сигуны.
Корабль Шионы называется простенько и со вкусом: «Стремительный зверь Цилинь, любимец императора Бао Сю, правившего под девизом „Процветание и нанотехнологии"». Даже сам Шиона признаёт, что название длинновато, а поэтому мы зовём кораблик просто «Стремительным». Конечно же, это преувеличение. Соревноваться в скорости с большими кораблями, и уж тем более с протеем, он не способен. Пинасса есть пинасса. Однако для наших целей «Стремительный» более чем хорош.
Шиона считал, что Сигуна – его последняя пристань. Десять лет он просидел в модуле, не высовывая носа. Но, видимо, даже разорванный круг даёт силу. Мы вытащили его. Тварь, живущая в лабиринте, погибла в бою. Безликие манекены, пульсирующие кожаные мешки расползались от жара напалма, не успевая убежать. Киношные мифы о чудовищах, что в воде не тонут и огне не горят, всего лишь мифы. Природа скупа и расчётлива. Она никому не даст полной неуязвимости. Потому что не существует тварей, способных заплатить полную цену.
Не мертвецы и не лёд сделали Туландера отшельником. Его держали в плену призраки прошлого. К сожалению, о них я ничего не знаю. Шиона неохотно рассказывает о себе.
Как, впрочем, и остальные люди круга.
Цель нашего путешествия приводит его в ужас. Если бы не наша настойчивость, он так бы и жил в ледовой пещере. По его словам, это куда лучше, чем встретиться с неправильным медитатором.
Стандарт-суток мы не соблюдали. Сперва мать Хаала скорбно поджимала губы, когда я засиживался за терминалом допоздна, но вскоре безалаберность корабельного времени захватила её. Монахиня понемногу оттаивала. Не раз я заставал Альберта и Хаалу прогуливающимися по скромной оранжерее пинассы. Ничего предосудительного они не делали, только болтали. Но Хаала всякий раз очень смущалась.
Когда «Стремительный» вышел к звезде Терра Савейдж, они сидели в оранжерее, среди кадок с цветущими лимонами и актинидиями. Я с тоской вспомнил сады протея. Где, интересно, носит моего верного Росинанта?
«Симба? – без особой надежды позвал я. – Симба, отзовись!»
Мне ответило далёкое жизнерадостное мурлыканье. Протею было хорошо. Он одичал, и это его вполне устраивало. Что ж... Ну и ладно. Я и так слишком завишу от протея.
Я посмотрел на терминал. Терра Савейдж, дикая земля. Кто дал тебе это имя? За какие заслуги? Наверное, Шиона знает. Если бы он был трезв, я расспросил бы его. Но Туландер вот уже неделю пил по-чёрному.
Перед высадкой его придётся засунуть в робоэскулап. Даже не перед высадкой, сейчас. И мне спокойней будет.
От второго гиперузла системы шёл подозрительный сигнал. Скорее всего, это армейский бакен. Наш или рунархский. Точно определить невозможно: на «Стремительном» нет подходящей аппаратуры.
Я отправился в каюту Шионы. Ледовый отшельник сидел на кровати, тупо глядя на пластиковый стаканчик в своей руке. По лицу Туландера блуждала бессмысленная улыбка. Я принюхался. Пахло «бальзамом Круттка» – весьма почитаемым на Инчжоу напитком.
– Поднимайся, – сказал я. – Мы прибываем.
– Уже? – Он поднял на меня пьяный взгляд. – Благородный муж настойчив в достижении цели... Так говорит Конфуций. А нижайший – свинья. – Он рыгнул и вновь потянулся к стакану. – Уважает ли богоравный плюгавенького?
Я забрал у него бутылку и выбросил в утилизатор.
– Хватит пить, Шиона. Скоро Терра.
Шиона пьяно погрозил мне пальцем.
– Путь благородного бессмыслен, – почти не запинаясь, произнёс он. – Потому что он путь. Лишь беспутство таит свободу.
– Хорошо излагаешь. Пойдём.
Я взял его за шиворот и поднял. Отшельник не сопротивлялся. Идти он почти не мог, мне приходилось волочь его, как мешок с техническим углем.
Мембрана робоэскулапа раскрылась.
– Прошу вас, потомок Конфуция, – я подтолкнул его к открывшейся двери. Шиона обернулся и прошептал:
– Пусть благороднейший учтёт: сын древа не терпит, когда...
Над дверью зажёгся жёлтый огонёк. Эскулап ждал.
– А ну назад. Рассказывай. Чего не терпит?
Мембрана разочарованно затянулась. Туландер смотрел на меня трезвыми глазами:
– Дозволено ли будет сказать ледащенькому?
– Говори, – я потащил его обратно в каюту.
– Слабоумный не всегда был нищ и бессмыслен, как сейчас. Когда-то ничтожненький занимал видное место среди мужей Чёрного Чума.
– Мафии?
Он указал глазами на бутылку. Я покачал головой:
– Нет, Шиона. Тебе нельзя. Рассказывай дальше.
– Чум собирал дань с новооткрытых миров. Терра Савейдж платить отказалась – безумное небрежение путями кармы. Муж мудрый и государственный выпалывает ростки мятежа, пока они ещё малы. Поэтому униженный отправился на Терру во главе армии бойцов Чума. – Речь Шионы всё больше замедлялась: – Высадка прошла под девизом «Трепет и ужасный вид».
– А дальше?
– Дальше... Колонистов небеса покинули. Сожгли мы город. Да прокляла меня золотая дева. Тушеницу с пояса – и в харю нижайшему. А сама лисой перекинулась и бежать.
Речь отшельника звучала всё более бессвязно. Я достал с полки бутыль и плеснул бальзама на полпальца.
– Благодарствую, богоравный. Так о чём говорил, нижайший?
– О лисе.
– Какой лисе? А, этой... Это фигура речи. Но как погиб город, начались чудеса. Ни в чём нам удачи не было. Так бывает: заведётся алчность в сердце, да человека и погубит. Нашептали злые духи плюгавенькому о сокровищах в джунглях, а он и поверил. Через то всех слуг положил и сам злым духом стал. Не будет ему счастья в двенадцати рождениях.
Рука Шионы вновь потянулась к бутылке.
– Хватит, – остановил я его. – Значит, вы разгромили поселение колонистов, а потом отправились грабить местных. А медитатор?
– Медитатор... Странный народ обитает в джунглях. Среди деревьев живут, древу поклоняются. Из чащи отрок вышел. Сам как яшма, глаза – листва весенняя, и возрастом схож с двенадцатилетиим. Я, говорит, дитя леса. И пошли беды: то на базе реакторы горят, а то мятеж.
– То есть ты думаешь, что мальчишка – это и есть Медитатор?
– Кто же ещё? Да будет дозволено никудышненькому молвить. Колесо кармы плетёт причины и следствия. В медитациях отрок нарушал все установления. Оттого гневлив был да неспокоен.
Реальность в повествовании Туландера причудливо переплеталась с вымыслом. Лисы-оборотни, гуи-мертвецы, небесные старцы. Ребёнок, о котором он рассказывал, обладал сверхъестественными способностями. Каким-то образом он уничтожил корабль, на котором прилетел Шиона. Погибли почти все бойцы мафии.
После гибели корабля Шиона полгода прожил в лесной деревне. Жители её поклонялись лесу и порядку. Что это за порядок, Туландер так и не смог объяснить. Когда прибыли эмиссары Чума, Шиона обманул их и бежал на принадлежащей им пинассе. Дальнейшее мы уже знали.
– Такова история пути ничтожнейшего, – завершил он свой рассказ. – А теперь, если суроволицый не думает отступаться, пусть винные бесы возьмут своё.
Шиона уткнулся носом в столешницу и захрапел. Я позвал Альберта и Хаалу, и мы отнесли отшельника в робоэскулап.
Терра Савейдж приближалась. Нас ждали новые загадки.
Высадка на планету прошла обыденно. Без торжественного трепета, замирания сердец. Сказалось то, что среди нас был Шиона – человек Воды. Его равнодушие передалось всем нам. Удивительно: даже Хаала стала меньше думать о своих и чужих грехах.
Пинасса промчалась над бамбуковыми зарослями, раскалила воздух в низине, убив надежду туземцев на дождь, и села у подножия горы. Обратной дороги не было: свой ресурс «Стремительный» выработал до конца.
Местные жители восприняли наше появление как нечто само собой разумеющееся. У обгорелой опоры корабля появилась группка людей в набедренных повязках.
– Знамение однако, – на ломаном стандарте объяснил им человек в шкурах. – Рис, батат, сладкая редиска – хорошо. Вождь банан давай – один, два, много. Тогда дождь будет. Урожай будет.
Удовлетворённые этим объяснением, люди разошлись. Мы стали частью их простенького, цельного мира, а значит, неожиданностей от нас ждать не приходилось.
Шаман дождался, пока измученный, помятый Шиона спустится по трапу, и отправился нам навстречу:
– Долго тебя не было, драгоценный начальник. Наши дети выросли и обзавелись собственными детьми. Зачем ты вернулся?
Шиона склонил голову:
– Лишь мудрецу дано увидеть забор в темноте. Ничтожный бежал от судьбы, да не убежал.
– Хорошо. Сын древа ждёт тебя.
На мне взгляд шамана задержался:
– Ты, значит, небесный вождь? По кругу идёшь?
– Да.
Ери развернулся и пошёл по тропинке.
– Оружие не берите, – бросил он через плечо. – Оно вам не понадобится.
Мы двинулись следом. С каждым шагом Туландер горбился всё больше. На его лице поблёскивали капельки пота.
– Благородный муж... – обернулся он ко мне. – Благородный муж не ищет последствий и не чтит причин. А в желаниях-то и кроется погибель.
Я разозлился. Не люблю болтунов. Особенно когда человек толком ничего не умеет, зато на каждый случай мудрая мысль припасена. Как оказалось, злились все мои спутники – каждый по своей причине. Мы вступили на земли четвёртого человека круга.
Тропинка вилась меж зарослей местного бамбука. Ветерок шевелил коленчатые стебли в пучках полосатых листьев. С ветки на ветку прыгали птицы с ярким оперением. Словно голуби на Казе, такие же бесцеремонные. Видимо, не трогают их местные.
Из-за пригорка показались крытые соломой и черепицей крыши. Посёлок огораживал забор – ровный, словно вычерченный в графическом редакторе. Взрослых на улицах не было. Зато парочками прогуливались дети – непривычно серьёзные, хмурые. В аккуратных будках сидели собаки. Ни лая, ни крика – всё молча, степенно.
Дети одеты как на парад: чистенькие, опрятные, ни пятнышка, ни прорехи. И играют, словно автоматы у конвейера: ни лишнего движения. Но больше всего меня поразило выражение лиц. Дети смотрели так, словно знали, как правильно.
Шаман оставил нас у забора. Сам пошёл к длинному зданию в центре посёлка. Дом этот, видимо, считался роскошным: его стены были выкрашены охрой, а на окнах золотились наличники в виде волчьих голов. И черепица на крыше лежала в несколько слоев. Богатый дом.
Там шаман задержался надолго. Когда же появился, за ним шёл высокий грузный человек в лиловом халате. Усы великана свисали, словно моржовые клыки.
– Вы – злые люди с небес? – поинтересовался великан, едва увидев нас. – Здоровья вам.
– Здравствуй, – отозвался я, а Шиона добавил: – Злые люди на небесах больше не живут. Их убили мы – добрые люди из космоса.
Великан устало улыбнулся. Так улыбаются глупым шуткам уважаемого человека.
– Мы проводим вас много-много есть. Пить. Всё, что нужно.
– Можешь говорить с ними на языке шаманов, Коляшка, – остановил его шаман. – Они мудрые. Всё понимают. Неужели ты забыл драгоценного начальника Шиону?
– Нет, не забыл. Благодаря ему сын древа даровал нам порядок. Язык, на котором говорить. Простой язык. Понятный. Идёмте.
Перед тем, как войти в ворота, Коляшка сорвал лист с дерева. Показал его фигурке обезьяны, вырезанной на столбе. Шаман кивком приказал нам сделать то же самое.
Перейдя линию ворот, мы оказались во власти множества местных правил и установлений. На перекрёстках висели клетки с разноцветными птицами. Переходить от дома к дому можно было лишь по разрешению зелёной птицы. Надписи на стенах следовало читать, даже не зная языка. При малейшем отхождении от ритуала Коляшка хватался за нож.
Наконец нас привели к симпатичному белому домику в тени двух сосен.
– Вот ваш дом, – объявил Коляшка. – Мы вас ждали. Он, – великан кивнул на Шиону, – обещал вернуться и привезти воинов. Сильных воинов. Слово надо держать. Тогда порядок.
– Сын Древа навестит вас ночью, – поддержал его шаман. – Всё узнаете. Будьте готовы. – И они ушли, оставив нас одних.
Гостевой домик оказался уютным. Крышу его покрывала свежая солома, на стенах висели гирлянды из хвои. Напротив крыльца стояла дряхлая виселица. Кожаные ремни почти сгнили, да и перекладина оставляла желать лучшего. У подножия виселицы росли болезненные красные цветы – словно расплескалась кровь.
Глядя на повешенного, мать Хаала презрительно оттопырила губу:
– Обрядовое творчество, да? Мир язычников, вот что это такое. Шиона, вы притащили нас в обиталище скверны.
Отшельник развёл руками:
– Ничего не знаю. При никудышненьком такого не было.
Он помрачнел. Не было, не было, да что-то всё-таки было... Я обошёл вокруг столба. Повешенный висел вниз головой. Руки его перекрещивались на груди, свободная нога была согнута в колене – издалека он напоминал перевёрнутую четвёрку. На сведённом судорогой лице застыла улыбка.
Деревянная скульптура. Но какое мастерство!
– Извращённое понимание искусства. И язычники уверены, что почтили этим Господа!
– Только не устраивай костров инквизиции, умоляю. Вполне симпатично.
Альберт постучал повешенного по животу. Дерево отозвалось глухим утробным звоном.
– Мне кажется, – пробормотал не-господин страха, – что он живой.
– И смотрит на нас. Пойдём отсюда.
Мы вошли в дом. С неприятным чувством я обнаружил, что на соломенных циновках красным нарисованы силуэты подошв. Я разулся. Мои кроссовки как раз идеально подходили к силуэтам. Для пробы я переставил их на соседние – линия выбилась из-под подошвы.
Всё шло так, как должно было идти. Сила пульсировала в воздухе. Каждый из рабов круга меняет мир, наполняя его своим безумием. Альберт, Хаала, Шиона... Мы на правильном пути. Где-то рядом скрывается четвёртый человек круга.
Мы прошли в комнату. Циновки под ногами сменились бледно-зелёными матами из сушёной травы. Повсюду царил порядок: нервный, отчаянный. Тот, что возникает у измученной хозяйки, готовой убить за кружку, положенную не на своё место. На полу лежали коврики: раскрашенный под гранит – для Альберта, затканный золотом и серебром – для Хаалы. Шионе достался коврик, играющий бликами морских волн. Мне – с абстрактным орнаментом. Коврик, украшенный листвой и желудями, оставался пуст.
– Садитесь, злые люди с небес, – усмехнулся я. – Места уже приготовлены.
Мы расселись на ковриках. Откуда-то появился грозный мохнобровый старичок в белом переднике. За ним семенили насупленные дети лет одиннадцати-двенадцати. В белых передниках, с подносами в руках. Руководствуясь одними им известными правилами, дети расставили на матах чашки, чайники и тарелки с травой.
– Злые люди со звёзд. Отдыхать. Вы устать, мы – чай, травка. Хорошо!
Самый младший высыпал в глиняную плошку горсть сушёной травы. Высек искру. По комнате поплыл аромат нагретого солнцем камня, цветов дикого лука и молочая. Кланяясь, словно автоматы, слуги вышли в дверь. Дети попадали точно в такт со своим начальником, и от этого становилось жутко. Хаала вздохнула:
Мы всё дальше и дальше уходим от Сигуны.
Корабль Шионы называется простенько и со вкусом: «Стремительный зверь Цилинь, любимец императора Бао Сю, правившего под девизом „Процветание и нанотехнологии"». Даже сам Шиона признаёт, что название длинновато, а поэтому мы зовём кораблик просто «Стремительным». Конечно же, это преувеличение. Соревноваться в скорости с большими кораблями, и уж тем более с протеем, он не способен. Пинасса есть пинасса. Однако для наших целей «Стремительный» более чем хорош.
Шиона считал, что Сигуна – его последняя пристань. Десять лет он просидел в модуле, не высовывая носа. Но, видимо, даже разорванный круг даёт силу. Мы вытащили его. Тварь, живущая в лабиринте, погибла в бою. Безликие манекены, пульсирующие кожаные мешки расползались от жара напалма, не успевая убежать. Киношные мифы о чудовищах, что в воде не тонут и огне не горят, всего лишь мифы. Природа скупа и расчётлива. Она никому не даст полной неуязвимости. Потому что не существует тварей, способных заплатить полную цену.
Не мертвецы и не лёд сделали Туландера отшельником. Его держали в плену призраки прошлого. К сожалению, о них я ничего не знаю. Шиона неохотно рассказывает о себе.
Как, впрочем, и остальные люди круга.
Цель нашего путешествия приводит его в ужас. Если бы не наша настойчивость, он так бы и жил в ледовой пещере. По его словам, это куда лучше, чем встретиться с неправильным медитатором.
* * *
Стандарт-суток мы не соблюдали. Сперва мать Хаала скорбно поджимала губы, когда я засиживался за терминалом допоздна, но вскоре безалаберность корабельного времени захватила её. Монахиня понемногу оттаивала. Не раз я заставал Альберта и Хаалу прогуливающимися по скромной оранжерее пинассы. Ничего предосудительного они не делали, только болтали. Но Хаала всякий раз очень смущалась.
Когда «Стремительный» вышел к звезде Терра Савейдж, они сидели в оранжерее, среди кадок с цветущими лимонами и актинидиями. Я с тоской вспомнил сады протея. Где, интересно, носит моего верного Росинанта?
«Симба? – без особой надежды позвал я. – Симба, отзовись!»
Мне ответило далёкое жизнерадостное мурлыканье. Протею было хорошо. Он одичал, и это его вполне устраивало. Что ж... Ну и ладно. Я и так слишком завишу от протея.
Я посмотрел на терминал. Терра Савейдж, дикая земля. Кто дал тебе это имя? За какие заслуги? Наверное, Шиона знает. Если бы он был трезв, я расспросил бы его. Но Туландер вот уже неделю пил по-чёрному.
Перед высадкой его придётся засунуть в робоэскулап. Даже не перед высадкой, сейчас. И мне спокойней будет.
От второго гиперузла системы шёл подозрительный сигнал. Скорее всего, это армейский бакен. Наш или рунархский. Точно определить невозможно: на «Стремительном» нет подходящей аппаратуры.
Я отправился в каюту Шионы. Ледовый отшельник сидел на кровати, тупо глядя на пластиковый стаканчик в своей руке. По лицу Туландера блуждала бессмысленная улыбка. Я принюхался. Пахло «бальзамом Круттка» – весьма почитаемым на Инчжоу напитком.
– Поднимайся, – сказал я. – Мы прибываем.
– Уже? – Он поднял на меня пьяный взгляд. – Благородный муж настойчив в достижении цели... Так говорит Конфуций. А нижайший – свинья. – Он рыгнул и вновь потянулся к стакану. – Уважает ли богоравный плюгавенького?
Я забрал у него бутылку и выбросил в утилизатор.
– Хватит пить, Шиона. Скоро Терра.
Шиона пьяно погрозил мне пальцем.
– Путь благородного бессмыслен, – почти не запинаясь, произнёс он. – Потому что он путь. Лишь беспутство таит свободу.
– Хорошо излагаешь. Пойдём.
Я взял его за шиворот и поднял. Отшельник не сопротивлялся. Идти он почти не мог, мне приходилось волочь его, как мешок с техническим углем.
Мембрана робоэскулапа раскрылась.
– Прошу вас, потомок Конфуция, – я подтолкнул его к открывшейся двери. Шиона обернулся и прошептал:
– Пусть благороднейший учтёт: сын древа не терпит, когда...
Над дверью зажёгся жёлтый огонёк. Эскулап ждал.
– А ну назад. Рассказывай. Чего не терпит?
Мембрана разочарованно затянулась. Туландер смотрел на меня трезвыми глазами:
– Дозволено ли будет сказать ледащенькому?
– Говори, – я потащил его обратно в каюту.
– Слабоумный не всегда был нищ и бессмыслен, как сейчас. Когда-то ничтожненький занимал видное место среди мужей Чёрного Чума.
– Мафии?
Он указал глазами на бутылку. Я покачал головой:
– Нет, Шиона. Тебе нельзя. Рассказывай дальше.
– Чум собирал дань с новооткрытых миров. Терра Савейдж платить отказалась – безумное небрежение путями кармы. Муж мудрый и государственный выпалывает ростки мятежа, пока они ещё малы. Поэтому униженный отправился на Терру во главе армии бойцов Чума. – Речь Шионы всё больше замедлялась: – Высадка прошла под девизом «Трепет и ужасный вид».
– А дальше?
– Дальше... Колонистов небеса покинули. Сожгли мы город. Да прокляла меня золотая дева. Тушеницу с пояса – и в харю нижайшему. А сама лисой перекинулась и бежать.
Речь отшельника звучала всё более бессвязно. Я достал с полки бутыль и плеснул бальзама на полпальца.
– Благодарствую, богоравный. Так о чём говорил, нижайший?
– О лисе.
– Какой лисе? А, этой... Это фигура речи. Но как погиб город, начались чудеса. Ни в чём нам удачи не было. Так бывает: заведётся алчность в сердце, да человека и погубит. Нашептали злые духи плюгавенькому о сокровищах в джунглях, а он и поверил. Через то всех слуг положил и сам злым духом стал. Не будет ему счастья в двенадцати рождениях.
Рука Шионы вновь потянулась к бутылке.
– Хватит, – остановил я его. – Значит, вы разгромили поселение колонистов, а потом отправились грабить местных. А медитатор?
– Медитатор... Странный народ обитает в джунглях. Среди деревьев живут, древу поклоняются. Из чащи отрок вышел. Сам как яшма, глаза – листва весенняя, и возрастом схож с двенадцатилетиим. Я, говорит, дитя леса. И пошли беды: то на базе реакторы горят, а то мятеж.
– То есть ты думаешь, что мальчишка – это и есть Медитатор?
– Кто же ещё? Да будет дозволено никудышненькому молвить. Колесо кармы плетёт причины и следствия. В медитациях отрок нарушал все установления. Оттого гневлив был да неспокоен.
Реальность в повествовании Туландера причудливо переплеталась с вымыслом. Лисы-оборотни, гуи-мертвецы, небесные старцы. Ребёнок, о котором он рассказывал, обладал сверхъестественными способностями. Каким-то образом он уничтожил корабль, на котором прилетел Шиона. Погибли почти все бойцы мафии.
После гибели корабля Шиона полгода прожил в лесной деревне. Жители её поклонялись лесу и порядку. Что это за порядок, Туландер так и не смог объяснить. Когда прибыли эмиссары Чума, Шиона обманул их и бежал на принадлежащей им пинассе. Дальнейшее мы уже знали.
– Такова история пути ничтожнейшего, – завершил он свой рассказ. – А теперь, если суроволицый не думает отступаться, пусть винные бесы возьмут своё.
Шиона уткнулся носом в столешницу и захрапел. Я позвал Альберта и Хаалу, и мы отнесли отшельника в робоэскулап.
Терра Савейдж приближалась. Нас ждали новые загадки.
* * *
Высадка на планету прошла обыденно. Без торжественного трепета, замирания сердец. Сказалось то, что среди нас был Шиона – человек Воды. Его равнодушие передалось всем нам. Удивительно: даже Хаала стала меньше думать о своих и чужих грехах.
Пинасса промчалась над бамбуковыми зарослями, раскалила воздух в низине, убив надежду туземцев на дождь, и села у подножия горы. Обратной дороги не было: свой ресурс «Стремительный» выработал до конца.
Местные жители восприняли наше появление как нечто само собой разумеющееся. У обгорелой опоры корабля появилась группка людей в набедренных повязках.
– Знамение однако, – на ломаном стандарте объяснил им человек в шкурах. – Рис, батат, сладкая редиска – хорошо. Вождь банан давай – один, два, много. Тогда дождь будет. Урожай будет.
Удовлетворённые этим объяснением, люди разошлись. Мы стали частью их простенького, цельного мира, а значит, неожиданностей от нас ждать не приходилось.
Шаман дождался, пока измученный, помятый Шиона спустится по трапу, и отправился нам навстречу:
– Долго тебя не было, драгоценный начальник. Наши дети выросли и обзавелись собственными детьми. Зачем ты вернулся?
Шиона склонил голову:
– Лишь мудрецу дано увидеть забор в темноте. Ничтожный бежал от судьбы, да не убежал.
– Хорошо. Сын древа ждёт тебя.
На мне взгляд шамана задержался:
– Ты, значит, небесный вождь? По кругу идёшь?
– Да.
Ери развернулся и пошёл по тропинке.
– Оружие не берите, – бросил он через плечо. – Оно вам не понадобится.
Мы двинулись следом. С каждым шагом Туландер горбился всё больше. На его лице поблёскивали капельки пота.
– Благородный муж... – обернулся он ко мне. – Благородный муж не ищет последствий и не чтит причин. А в желаниях-то и кроется погибель.
Я разозлился. Не люблю болтунов. Особенно когда человек толком ничего не умеет, зато на каждый случай мудрая мысль припасена. Как оказалось, злились все мои спутники – каждый по своей причине. Мы вступили на земли четвёртого человека круга.
Тропинка вилась меж зарослей местного бамбука. Ветерок шевелил коленчатые стебли в пучках полосатых листьев. С ветки на ветку прыгали птицы с ярким оперением. Словно голуби на Казе, такие же бесцеремонные. Видимо, не трогают их местные.
Из-за пригорка показались крытые соломой и черепицей крыши. Посёлок огораживал забор – ровный, словно вычерченный в графическом редакторе. Взрослых на улицах не было. Зато парочками прогуливались дети – непривычно серьёзные, хмурые. В аккуратных будках сидели собаки. Ни лая, ни крика – всё молча, степенно.
Дети одеты как на парад: чистенькие, опрятные, ни пятнышка, ни прорехи. И играют, словно автоматы у конвейера: ни лишнего движения. Но больше всего меня поразило выражение лиц. Дети смотрели так, словно знали, как правильно.
Шаман оставил нас у забора. Сам пошёл к длинному зданию в центре посёлка. Дом этот, видимо, считался роскошным: его стены были выкрашены охрой, а на окнах золотились наличники в виде волчьих голов. И черепица на крыше лежала в несколько слоев. Богатый дом.
Там шаман задержался надолго. Когда же появился, за ним шёл высокий грузный человек в лиловом халате. Усы великана свисали, словно моржовые клыки.
– Вы – злые люди с небес? – поинтересовался великан, едва увидев нас. – Здоровья вам.
– Здравствуй, – отозвался я, а Шиона добавил: – Злые люди на небесах больше не живут. Их убили мы – добрые люди из космоса.
Великан устало улыбнулся. Так улыбаются глупым шуткам уважаемого человека.
– Мы проводим вас много-много есть. Пить. Всё, что нужно.
– Можешь говорить с ними на языке шаманов, Коляшка, – остановил его шаман. – Они мудрые. Всё понимают. Неужели ты забыл драгоценного начальника Шиону?
– Нет, не забыл. Благодаря ему сын древа даровал нам порядок. Язык, на котором говорить. Простой язык. Понятный. Идёмте.
Перед тем, как войти в ворота, Коляшка сорвал лист с дерева. Показал его фигурке обезьяны, вырезанной на столбе. Шаман кивком приказал нам сделать то же самое.
Перейдя линию ворот, мы оказались во власти множества местных правил и установлений. На перекрёстках висели клетки с разноцветными птицами. Переходить от дома к дому можно было лишь по разрешению зелёной птицы. Надписи на стенах следовало читать, даже не зная языка. При малейшем отхождении от ритуала Коляшка хватался за нож.
Наконец нас привели к симпатичному белому домику в тени двух сосен.
– Вот ваш дом, – объявил Коляшка. – Мы вас ждали. Он, – великан кивнул на Шиону, – обещал вернуться и привезти воинов. Сильных воинов. Слово надо держать. Тогда порядок.
– Сын Древа навестит вас ночью, – поддержал его шаман. – Всё узнаете. Будьте готовы. – И они ушли, оставив нас одних.
Гостевой домик оказался уютным. Крышу его покрывала свежая солома, на стенах висели гирлянды из хвои. Напротив крыльца стояла дряхлая виселица. Кожаные ремни почти сгнили, да и перекладина оставляла желать лучшего. У подножия виселицы росли болезненные красные цветы – словно расплескалась кровь.
Глядя на повешенного, мать Хаала презрительно оттопырила губу:
– Обрядовое творчество, да? Мир язычников, вот что это такое. Шиона, вы притащили нас в обиталище скверны.
Отшельник развёл руками:
– Ничего не знаю. При никудышненьком такого не было.
Он помрачнел. Не было, не было, да что-то всё-таки было... Я обошёл вокруг столба. Повешенный висел вниз головой. Руки его перекрещивались на груди, свободная нога была согнута в колене – издалека он напоминал перевёрнутую четвёрку. На сведённом судорогой лице застыла улыбка.
Деревянная скульптура. Но какое мастерство!
– Извращённое понимание искусства. И язычники уверены, что почтили этим Господа!
– Только не устраивай костров инквизиции, умоляю. Вполне симпатично.
Альберт постучал повешенного по животу. Дерево отозвалось глухим утробным звоном.
– Мне кажется, – пробормотал не-господин страха, – что он живой.
– И смотрит на нас. Пойдём отсюда.
Мы вошли в дом. С неприятным чувством я обнаружил, что на соломенных циновках красным нарисованы силуэты подошв. Я разулся. Мои кроссовки как раз идеально подходили к силуэтам. Для пробы я переставил их на соседние – линия выбилась из-под подошвы.
Всё шло так, как должно было идти. Сила пульсировала в воздухе. Каждый из рабов круга меняет мир, наполняя его своим безумием. Альберт, Хаала, Шиона... Мы на правильном пути. Где-то рядом скрывается четвёртый человек круга.
Мы прошли в комнату. Циновки под ногами сменились бледно-зелёными матами из сушёной травы. Повсюду царил порядок: нервный, отчаянный. Тот, что возникает у измученной хозяйки, готовой убить за кружку, положенную не на своё место. На полу лежали коврики: раскрашенный под гранит – для Альберта, затканный золотом и серебром – для Хаалы. Шионе достался коврик, играющий бликами морских волн. Мне – с абстрактным орнаментом. Коврик, украшенный листвой и желудями, оставался пуст.
– Садитесь, злые люди с небес, – усмехнулся я. – Места уже приготовлены.
Мы расселись на ковриках. Откуда-то появился грозный мохнобровый старичок в белом переднике. За ним семенили насупленные дети лет одиннадцати-двенадцати. В белых передниках, с подносами в руках. Руководствуясь одними им известными правилами, дети расставили на матах чашки, чайники и тарелки с травой.
– Злые люди со звёзд. Отдыхать. Вы устать, мы – чай, травка. Хорошо!
Самый младший высыпал в глиняную плошку горсть сушёной травы. Высек искру. По комнате поплыл аромат нагретого солнцем камня, цветов дикого лука и молочая. Кланяясь, словно автоматы, слуги вышли в дверь. Дети попадали точно в такт со своим начальником, и от этого становилось жутко. Хаала вздохнула: