– Старшина! Вы слишком много себе позволяете! – оглянулся на полковника, ища поддержки, замполит. За долгие годы службы в политорганах его еще ни разу так не унижали в присутствии подчиненных.
   – Нормально! Каков замах, таков и удар! – Старшина чувствовал, начальник школы и эти… гражданские явно на его стороне, иначе на кой ляд им было сюда приезжать. – Вы только на язык сильны.
   – Погоди, Братченков! – отстранил старшину плечом худощавый капитан. – Товарищ полковник, мы к вам обращаемся как к уважаемому, порядочному человеку. Ведите нас на Москву. По прямой связи ребята слышали, орловская и рязанская школы милиции уже в пути.
   Полковник встрепенулся. Оказывается, курсанты знают больше, чем он, они давно все для себя решили. Кровь бросилась в лицо. «Теперь можно будет сослаться на то, что курсанты выдвинули такие требования». Устыдился собственных мыслей. Наверное, им, молодым, тоже есть что терять. Он встал, оправил гимнастерку, посмотрел мимо плеча замполита на своего второго заместителя.
   – Ваше мнение, Павел Петрович?
   – Я согласен с курсантами.
   – Благодарю вас. И прошу… – полковник чуточку замешкался, так трудно было произнести последнее слово, от которого зависело очень многое. – Прикажите дать сигнал боевой тревоги. Открыть склад, выдать курсантам полный боекомплект, саперные лопатки, противогазы, запас продовольствия. Через три часа выступаем.
   – Да, но… – замполит растерянно заморгал.
   – Разве не поставим в известность обком партии, УВД?
   – Все свободны! – Полковник отвернулся от офицеров. Делегаты восторженно смотрели на него.
   Офицеры, оживленно обсуждая долгожданную новость, вышли из кабинета. Остался только замполит. Все произошло настолько стремительно, что он не смог опомниться, не сумел найти убедительных слов, чтобы предупредить губительный шаг. И теперь, когда его разом отрезали от коллектива, растерялся окончательно. Что случилось? Как мог поступить подобным безответственным образом его старый товарищ? Сколько вечеров проводили вместе, обсуждая речи депутатов, действия Президента. Говорили откровенно, абсолютно доверяя друг другу.
   – У нас на ходу всего два автобуса! – прервал он паузу, чувствуя всю неуместность этих слов, всю фальшь. – А желающих наберется и на все пять.
   – Я сейчас переговорю со своим замом по транспорту, – вмешалась Нина Александровна.
   – Возьмем наш, заводской автобус, он вышел из капитального ремонта. Путевые листы нам вряд ли понадобятся, – не сдержала откровенной усмешки. – Кто остановит милицейскую колонну? – Жигульская села к телефонному аппарату. Полковник, словно забыв о гражданских делегатах, отпер сейф, достал табельное оружие, внимательно осмотрел «Макарова», сунул в кобуру, принялся просматривать документы, нужные складывал в планшетку. Им овладело давно позабытое чувство человека, который в открытую идет на вооруженного бандита: нервы напряжены, глаз зорок, комочек страха глубоко в душе, в мозгу одна лихорадочная мысль: «Успеть! Успеть!» Ему предстояло еще позвонить жене, выставить охрану, откровенно побеседовать с курсантами: не на уборку картошки едем. Было неловко за старого товарища. Замполит почему-то все не уходил из кабинета.
   – Порядок! – весело объявила Нина Александровна. – Сейчас Вася поедет на заправку и через пару часов будет в полном порядке. – Ее била легкая дрожь: назад ходу уже не было, а впереди…
   – Спасибо, Нина! – Булатов с чувством пожал узкую кисть женщины. – Я как руководитель штаба по защите Конституции считаю, что вам нужно остаться в городе. Будете координировать наши действия. Полевые рации, надеюсь, есть у милицейских товарищей. И завод на ваших плечах. Что там подумают? Вы не вправе распоряжаться собой.
   – Верное решение! – поднял голову полковник. – А за душевность и понимание момента спасибо!
   – Мы оставляем на твое попечение, товарищ директор, демократический Старососненск! – с пафосом воскликнул Русич, упорно молчавший до сего момента. Не мог больше сдерживать восторженное чувство. Как он любил в эти мгновения эту необыкновенную женщину, как гордился ею. И вдруг ему стало невыносимо горько и страшно от сознания, что, возможно, больше не увидится с ней. Господи! Сколько сплетен, сколько извращенной лжи сплелось вокруг ее имени! Сам слышал, как высокопоставленные обыватели, оглядываясь по сторонам, обсуждали ее женские достоинства, заверяя друг друга в том, что Жигульская рецидивистка, которую буквально вытащил из тюремной камеры всесильный Петр Кирыч, поразившись ее красотой. Да, наверное, нет дыма без огня. Он-то точно знал, что Нина Александровна служила у Петра Кирыча на «Пневматике» секретарем-машинисткой, что в простонародье называлось проще: «служила в полюбовницах». Да, без сомнения, Петр Кирыч помог ей встать на ноги, полагал, что отныне женщина должна быть ему благодарна по гроб жизни. Разве мог бы предположить нынешний секретарь обкома партии, что его воспитанница, к тому же – член бюро обкома способна выкинуть подобный фортель? Пробил тяжелый для России час, и Жигульская, не колеблясь, не задумываясь о возможных последствиях, перечеркнув прошлое, встала на сторону тех, кого, наверное, втайне любила и ценила.
   – Я останусь с вами, друзья! – упрямо наклонила голову Нина Александровна. – Упустить такой шанс – преступление.
   – Нина! – Русич, наверное, лучше других понимал, что приказом женщину не остановить, вплотную подошел к Нине Александровне. – Я тебя очень прошу, останься. Мы все так любим тебя, наш золотой директор.
   – Все?
   – А я, признаюсь, больше жизни.
   – Спасибо! – Нина Александровна, не стесняясь полковника, обняла и поцеловала Русича в губы.
   …Булатов, заслышав крики, машинально взглянул на часы. Было ровно пять часов утра Их милицейская колонна стояла на развилке дорог. Указатели поясняли: «Симферопольское шоссе», «Окружная дорога».
   – В чем дело? – Полковник Цыбас с трудом разомкнул веки. Задремал, чуть начало светать, до этого сидел рядом с водителем, до боли в глазах всматривался в густую темноту, то и дело прорезаемую фарами встречных машин.
   – Не пускают! – доложил старшина Братченков, вынырнув из гущи людей, которые громко выясняли что-то. – Заслон тут, видно, московская милиция.
   Полковник подошел к старшему наряда, капитану в шлеме и с автоматом в руках.
   – В чем дело, капитан? Мы двигаемся в Москву согласно полученному приказу.
   – Предъявите приказ!
   – Обойдешься! – вновь появился старшина Братченков. – Мелко плаваешь. Освободи дорогу!
   – Вы анархисты? – скривился капитан. – Старшина командует полковником? Нет разрешения? Разворачивайтесь! У меня приказ министра: в столицу въезд только по спецпропускам.
   – Министр нарушил Конституцию! – твердым голосом проговорил полковник Цыбас. – Мы действуем по приказу законного правительства России! – Полковник не верил, что этот слабый заслон будет действовать решительно, прикидывал, каким образом в случае необходимости придется прорываться к столице. – Вот шифровка! Мы с вами, капитан, люди подневольные. Я так же, как и вы, не могу нарушить приказ. Давайте мирно искать выход из тупиковой ситуации.
   – А откуда вы такие смелые? – чуточку ослабил напор капитан. – Из глухой деревни?
   – Высшая школа милиции из Старососненска. Этого вам достаточно? – Полковник поглядел по сторонам. Из автобусов уже вышли офицеры, стояли чуть в стороне, готовые по первому приказу поспешить на подмогу.
   – Возвращайтесь, ребята, назад! От греха подальше. Мы тут, в Москве, без ваших лаптей разберемся.
   – Послушайте, капитан, – Булатов встал рядом с полковником. – Мы, группа депутатов, имеем полномочия от совета… И потом… позади четыреста с лишним километров. Вы по-доброму дайте нам дорогу.
   – А ну, осаживай назад! – нервно рявкнул капитан, передернул затвор. – По мне вы хоть помощники самого Хасбулатова! Я выполняю приказ! В цепь! – не оборачиваясь, скомандовал капитан. Милиционеры мгновенно перекрыли узкий проход шоссе. Из-за автомашин, перегородивших дорогу, появилось еще около десятка милиционеров, без автоматов, вероятно, это были водители.
   – Вижу, капитан, жизнь тебе надоела! – возвысил тон полковник. – Мозгов не имеешь, но зачем подчиненных под огонь ставишь? Одумайся! Неужто настолько пьян, что не разумеешь, разметем вас в два счета и пойдем дальше. Нам отступать некуда. Ночевать будем в Москве. – Он махнул рукой, и курсанты тоже рассыпались в цепь, обтекая автомашины на шоссе. Капитан был явно не дурак, повернул голову вправо, потом влево. Сомневаться не приходилось, им не выстоять. Он явно заколебался, взвешивая все «за» и «против».
   – Черт с вами! – хмуро сказал он. – Уговорили! Стойте тут тихо, а я по рации свяжусь со своим начальством, доложу обстановку.
   – Скажи, перед нами двести вооруженных курсантов! – подсказал старшина Братченков.
   – Не учи! – отмахнулся капитан. – Чином не вышел! Федорчук! – позвал одного из своих офицеров. – Оставайся за меня на заслоне! Без моего приказа чтоб ни одна живая душа не прошла. В случае неповиновения… сам знаешь, не маленький.
   Капитан забежал за КамАЗ, юркнул в будку ГАИ, а Федорчук, немолодой старший лейтенант с вислыми казачьими усами, не проявляя никакой враждебности, вплотную приблизился к курсантам.
   – Хлопцы, вы не встречали по дороге бандитов?
   – Нет.
   – А не про вас ли радио час назад передало: «К столице нашей Родины рвутся кучки преступников и бандитов из Орла и Старососненска»? Может, переоделись в милицейское? – Хитроватый Федорчук все отлично понимал. Он был настроен дружелюбно, а может, просто тянул время.
   – Ты наверняка давно служишь в милиции, должен сразу распознать, где бандит, а где курсанты высшей школы милиции.
   – Это ежели как смотреть – можно в оба глаза, а можно и вприщур. В Москве, ребята, жарко будет. – Он внимательно, цепко осмотрел ладную фигуру полковника, ужаснулся мысли, что придется, возможно, стрелять в этих свойских ребят. – У вас местные учатся или…
   – Со всех регионов. – Полковник подавил вдруг возникшую мысль: «Пока капитан связывается со своим начальством, прорвать заслон и… марш-марш». – Как утихнут эти страсти-мордасти, приезжай Федорчук к нам, на доучивание, звание и должность повысишь.
   Полковник не успел продолжить фразу, как из будки ГАИ стремглав выскочил капитан, побежал к ним, смешно переваливаясь с боку на бок. Все это было столь неожиданно, что мирно стоящие друг против друга офицеры и сержанты отпрянули. Размахивая пистолетом, капитан заорал срывающимся голосом:
   – Всем назад, мать вашу так и разэтак! Назад, говорю! На сто метров от заслона! Даю пять минут на размышление, потом открываю огонь на поражение! Ты не глухой, мятежник? – крикнул в лицо полковника.
   – Дурак ты, капитан! И еще пожалеешь о сказанном. С кем говорил-то?
   – Не твое дело! – Капитан, казалось, был на грани помешательства, сорвал с головы шлем, швырнул на землю, пистолет плясал в его руке. Видимо, либо получил накачку от высшего начальства, либо крепко хватанул спиртного.
   – Береги нервы, капитан, – полковник напрягся, рука невольно потянулась к кобуре. – Мы с тобой стражи порядка. А что, собственно, случилось? Почему милицию не пропускают в столицу?
   – Товарищ Пуго лично говорил со мной из комендатуры! Понимаешь, сам министр! – голос капитана опять сорвался. – Так и быть, скажу, министр приказал не церемониться с изменниками, открывать огонь по бандитам, которые, вполне возможно, будут в форме милиции.
   – Мы бандиты? – Полковник оглянулся на своих. Лица Булатова и Русича были бледны, офицеры тоже казались незнакомыми: опасность изменила их. – Я сейчас прикажу арестовать тебя, капитан, за оскорбление чести мундира.
   – Ха-ха-ха! – истерически задергался капитан. – Кишка слаба! А про тебя, полковник, министр сказал прямо: «Первого поставлю к стенке! Первого!» Капитан бросил быстрый взгляд на часы. – Пять минут прошло.
   – Друзья! – Полковник обернулся к своим офицерам. Это слово было условным знаком. Договорились, как только услышат от начальника школы это слово, нужно мигом окружить группу, вставшую на пути их следования, разоружить. И пока старшина Братченков и пяток офицеров «заговаривали» москвичам «зубы», старососненские ребята разделили шоссе на сектора, распределили между собой цель атаки.
   – Что? Что вы делаете? – взвизгнул капитан, увидев, как из-за автобусов стремительно выскочили курсанты и офицеры, мгновенно взяли заслон в тесное кольцо. – Сволота! Твари безродные! Убью! Всех порешу! – вскинул руку с пистолетом, пытаясь поймать на мушку полковника, но тут же получил оглушительный удар в челюсть. Старшина Братченков прижал воинственного капитана к своей могучей груди, как ребенка. В мгновение ока заслон был снят. Милиционеры не сопротивлялись, не последовало ни единого выстрела. Неизвестно, как бы дальше развивались события на этом участке Симферопольского шоссе, если бы не послышался отчаянный рев мотоциклов. И старососненцы и москвичи обернулись. К заслону на огромной скорости приближался пяток мотоциклистов, затянутых с ног до головы в коричневую кожу. С переднего мотоцикла соскочил рослый офицер.
   – Что здесь происходит? – решительно повел короткоствольным автоматом «узи».
   – А вы кто такие? – Старшина Братченков как-то само собой выдвинулся в число главных действующих лиц, появлялся в самых горячих местах. Полковник Цыбас не возражал, только подумал про себя: «Не с тем званием ходит Братченков, не с тем».
   – Группа «Вымпел»! – с откровенным вызовом дерзко выкрикнул офицер в кожаной куртке. – Слыхали?
   – А мы группа «Выстрел»! – Братченков оглянулся на полковника, словно извиняясь за дерзкую выдумку.
   Полковник все прекрасно понял. «Вымпел» – одна из частей специального назначения, связываться с этими «суперофицерами» не стоило, ибо каждый из них представлял сам по себе грозную силу. Он первым протянул руку офицеру, представился.
   – Это бандиты! – капитан из заслона попытался вывернуться из рук Братченкова. – Вали их, «Вымпел»!
   – Продолжайте, товарищ полковник! – офицер в кожанке чуточку расслабился. Лицо его стало терять свирепое выражение.
   – Мы не знаем ваших полномочий, – миролюбиво продолжал полковник, нутром чувствуя, что избрал лучший путь, – но… высшая школа милиции посчитала своим долгом выполнить приказ правительства: идет к Москве по призыву Егора Гайдара. – Полковник был готов к любой провокации, честно говоря, не предполагал, что им так легко удастся выкрутиться хотя бы на этом промежуточном этапе движения.
   – Выходит, мы поспели вовремя.
   – Это же бандиты, переодетые в нашу форму! – продолжал дергаться капитан.
   – А ну-ка, дыхни, капитан! – набросился офицер на сникшего капитана. Жестом подозвал двух своих молчаливых спутников. – Отведите, ребята, капитана в будку, пусть прочухается, от него несет, как из пивной бочки.
   – Что ты несешь, придурок? – капитан аж позеленел от злости. – Министр Пуго обещал поставить этого горе-полковника к стенке, а ты…
   – А мы ехали, чтобы вас встретить по приказу Белого дома. Мятежники и их пособники вроде этого алкаша, – кивнул офицер на капитана, – чинят препятствия на дорогах, боятся прихода в столицу подразделений из России.
* * *
   Вдруг в кабинете раздался телефонный звонок.
   – Кто у аппарата?
   – Кто спрашивает? – Офицер «Вымпела» Андрей насторожился, каким образом узнали о том, что они здесь находятся.
   – Сейчас будете говорить с начальником Главного управления внутренних дел Москвы.
   Полковник сообразил мгновенно, нельзя было подставлять под удар офицера спецназа, мало ли как повернется дело. Он решительно перехватил трубку:
   – Что за болван со мной разговаривает? – послышался в трубке густой начальственный бас.
   – А что это за баран спрашивает? – рассердился полковник Цыбас.
   – Доложите по форме! – совершенно иным тоном спросил невидимый собеседник.
   – Начальник высшей школы милиции из города Старососненска.
   – Фамилия?
   – А вы, собственно, почему разговариваете подобным тоном?
   – Я – генерал-лейтенант Мымриков! Слушай меня внимательно, предатель! – захрипела трубка. – Запомни, если двинешься от общежития хотя бы на сто метров, будешь разжалован и сгниешь в тюрьме. Усек?
   – Не очень вежливо с вашей стороны, генерал, – полковник стиснул кулаки, но голоса не повысил, не позволил себе сорваться. – Но я вам не подчиняюсь, предатель и пособник хунты. Усек?
   – Через полчаса к твоему убежищу подойдут мои танки и смешают вас с говном, сотрут в порошок. Повтори-ка еще раз свою нерусскую фамилию?
   – Дайте-ка, мне сказать, – капитан из «Вымпела» ловко перехватил трубку. – Слушай, ты, старпер! Не позорь своего воинского звания, уходи, покуда цел, на персональную пенсию и пиши свои гнусные мемуары. Если не одумаешься вовремя, то… баланду будешь жрать и сидеть на параше до конца дней. Это обещаю тебе я, Герой Советского Союза капитан Гордеев!
* * *
   Так уж случилось, что после подавления путча полковник Цыбас, Анатолий Булатов и Русич оказались почти рядом с руководителями обороны Белого дома Борисом Ельциным и ближайшими его сподвижниками, буквально опьяненными победой. Все время норовил притиснуться поближе к Президенту вице-президент Руцкой, одетый в пятнистый комбинезон десантника, радостно кривил рот Руслан Хасбулатов. Лидеры различных движений, забыв о разногласиях, объединились в одну ликующую группу. Бурбулис, Яковлев, Волкогонов, Константинов, Станкевич, священник Якунин, десятки знакомых по телевизионным передачам лиц…
   Вечером 23 августа 1991 года старососненская школа милиции отправилась домой. Москвичи снабдили курсантов продовольствием, деньгами, вином. Остался в Москве лишь Булатов. Он решил отыскать старых коллег по прежней работе. На Старососненском металлургическом заводе.
   Помахав рукой колонне, он направился к будке справочного бюро. Телефона Сергея Спичкина ему не дали, зато выручил номер Гороховского, любезно предоставленный, «на всякий пожарный», Аллой Возвышаевой. Однако Анатолия и тут ждал невеселый сюрприз. Когда он набрал нужный номер, услышал металлически-бесстрастный голос автоответчика: «В вашем распоряжении одна минута. Говорите. Сообщите, что хотите сказать абоненту и куда вам позвонить».
   Булатов с досады повесил трубку, чтобы сформулировать нужную краткую фразу. Она выглядела так: «Бывший предзавкома из Старососненска Булатов. Нахожусь в столице. Нет ночлега. Хотел бы встретиться. Позвоню через два часа».
   Времени у него было хоть отбавляй, делать нечего, и он не спеша направился к Белому дому, пристроился к оживленной группе студентов с трехцветными флагами. Они пришли к месту, где люди, весело переговариваясь, разбирали баррикады. Поразило Анатолия Булатова необычайное единение окружающих. Создавалось впечатление, что противников Ельцина в Москве вообще не было. Что ж, это, наверное, обычное явление: в момент истины все оказываются правы; в момент победы – победителей всегда значительно больше, чем побежденных.
   Ровно через два часа он, стараясь унять тревогу, позвонил на квартиру Гороховского. Боялся, что опять ему ответит «металлический» голос. На сей раз «голос» вроде бы подобрел. «Вас ждут у аппарата!» – бесстрастно сообщил он. «Спасибо!» – машинально ответил Булатов. И почти мгновенно в трубке послышался живой, благожелательный, даже чуточку обрадованный голос самого Гороховского:
   – Анатолий Булатов? Очень рад слышать тебя. Где сейчас находишься?
   – Между небом и землей. Разбираю завалы у Белого дома. Хотел бы вас попросить…
   – Погоди! – перебил Гороховский. – Потолкуем позже. Высылаю машину. Запиши номер. «Мерседес» черного цвета. Водитель – женщина.
   Прошло не более получаса, как появилась черная, сверкающая лаком автомашина. Женщина-водитель сразу узнала Булатова, поманила к себе.
   – К Гороховскому?
   – Да.
   – Помчали!
   Его высадили возле подъезда высотного дома, отделанного декорированным кирпичом. В просторном холле невольно остановился, увидев охранника.
   – Вы к кому?
   Анатолий назвал фамилию. Лицо охранника сразу подобрело. Он попросил гостя посидеть на диванчике, а сам связался по телефону внутренней связи с нужным человеком, осведомился, ждут ли Анатолия Булатова.
   Положив трубку, приблизился к лифту, нажал кнопки нужного кода, двери лифта мгновенно открылись.
   – Прошу! – жестом пригласил посетителя. – Пятый этаж, квартира 21.
   Выйдя из лифта на лестничную площадку, Анатолий остановился, пораженный увиденным: стеклянные цветные витражи вместо окон, мраморные ступени, покрытые ковровыми дорожками, два стула вдоль стены. И охранник. Молодой крутой парень, видимо, ждал гостя.
   – Фамилия? – спросил гостя.
   – Булатов.
   – Вас ждут.
   Дверь, к огромной радости Анатолия, ему отворил… Сергей Спичкин. Широко заулыбался старому другу и единомышленнику. Они шагнули навстречу друг другу, крепко обнялись, расцеловались.
   Улыбающийся Гороховский уже шел им навстречу. Был он в кавказских мягких сапожках с чуточку загнутыми вверх носками, в зеленом халате.
   Барин да и только. Булатову стало стыдно за свой явно затрапезный вид, он даже попытался спрятать руки за спину.
   – Ну, привет славному защитнику демократии! – Гороховский крепко пожал гостю руку, сощурился. Не понять, иронизировал или говорил всерьез. – Сергей! Устрой-ка для начала Анатолия в ванную комнату, обиходь, потом – в столовую.
   Чудеса продолжались. Ванная комната благоухала ароматами: полки были уставлены большими и маленькими флаконами, пузырьками, коробками с импортными наклейками. Здесь же стоял небольшой диванчик, холодильник.
   – Все это к твоим услугам, пользуйся, не стесняйся!
   Спустя полчаса, после теплого душа, разомлевший и в прекрасном настроении, Булатов уселся рядом с Гороховским за богато накрытым столом, в центре которого горели две толстых свечи в старинных медных подсвечниках. Семга, нарезанная тонкими ломтиками, с лимоном источала нежнейший аромат, ветчина в заморских банках невольно притягивала взор. А фрукты, фрукты! Прежде Анатолий и в глаза не видывал подобных. Поискал глазами знакомую «российскую» и не обнаружил. Вина были только импортные. Однако больше всего его поразил Сергей Спичкин, старососненский бедолага и доходяга, вечно гонимый властями волк, окруженный красными флажками. Бывало, изголодавшийся прибегал к маме Зине «хлебнуть супчику», а теперь перед ним сидел уверенный в себе человек, одетый в «джинсу», ироничный и спокойный, который держался едва ли не на равных со своим хозяином Гороховским. Тот, оказывается, процветал при любой власти.
   – Мне, право, неудобно, – Анатолий даже стал заикаться, – из-за меня эдакий сыр-бор, глазам не верю. – Он обвел взглядом роскошный стол, виновато улыбнулся: так чувствует себя бедный деревенский родственник, попавший на обед к процветающему старшему брату.
   – Смотри на вещи проще! – Гороховский наполнил хрустальные рюмки жидкостью вишневого цвета. – И к тому же, дорогой Анатолий, мы так всегда обедаем по воскресеньям, в будние дни живем на кофе и бутербродах. – Переменил тему: – Мы с тобой почти одногодки, Анатолий, правда, я кручусь в более крутых сферах, и, скажу тебе, талантливые люди не должны опускаться до грязи, до переворотов и смут, до позорной борьбы за призрачную власть. Меня отвращает жизнь «вождей». В чем ее смысл? В борьбе за власть любой ценой. – Гороховский слегка наклонил голову, словно со стороны стал разглядывать гостя. Узнавал и не узнавал.
   – Не смотрите на меня так, – засмущался Анатолий, – я обыкновенный, не столичная штучка. Провинция.
   – Провинция бывает чище столиц. А помнишь, как мы с тобой цапались на Старососненском заводе, когда я там был директором? Ага, даже повод ссоры вспомнил. Ты не разрешал рушить старую церквушку. Точно. Вошел в забытый Богом и людьми храм и сказал: «Взрывайте вместе со мной!»
   – Ну и память у вас! – Булатов не скрывал удивления. После крепкой выпивки он осмелел, обрел прежний дар красноречия. – Люди наши вас добром вспоминают. Старый, мол, завод сделали новым.
   – Приятно слышать. – Гороховский знал, скупая похвала Анатолия была искренней, ибо сам убедился: этот человек страдает из-за чрезмерного чувства справедливости.
   Часа через полтора разговор перешел на жизнь концерна, которым управлял их бывший директор, сумевший сколотить за год с небольшим громадный капитал.
   Слушая Гороховского, Анатолий не переставал удивляться. Оказывается, имея талант организатора, можно всюду приносить пользу, да и о себе не забывать. Раньше-то попробуй заработать выше планки – горя не оберешься, а теперь… ум есть – зарабатывай.
   Ближе к полуночи разговор сам собой зашел о последних августовских событиях. И тут ироничный Гороховский разоткровенничался. И «виной» тому был его личный пресс-секретарь Спичкин, который спровоцировал шефа, намекнув о том, что им многое известно, попросил поведать Булатову о расследовании деятельности административного аппарата Центрального Комитета партии.
   – Неужто истинный демократ, доказавший свою преданность новым реформам, рисковавший жизнью, не имеет права знать, что верхушка ЦК спровоцировала путч? – подлил масла в огонь Сергей.