– Почтеннейшая публика! Заходите, усаживайтесь поудобнее! – Альф картинно взмахнул руками. – Мы вам покажем удивительную историю, в которой много весёлого и грустного, как в жизни!
   Киборги зааплодировали. Джомар остался стоять, заложив руки в карманы брюк.
   Предметы под шалью зашевелились, послышались писклявые и дребезжащие голоса. На несколько мгновений Джомаром овладел бессознательный ужас – ему представилось, что из-под шали полезут маленькие чудовища, ящерицы с рогами или крабы с человеческими лицами, и побегут к нему, чтобы кусать за ноги, взбираться по штанинам… но это оказались куклы.
   Небольшие, сантиметров тридцать высотой, аляповато сделанные фантоши на хромых ногах, с кривыми ручонками и нарисованными на головах-шариках лицами. Куклы-уродики кое-как вставали, толкались, путались в шали и падали.
   Горсть микромоторов и радиореле, обрезки трубок и простейшие шарниры. Всю оснастку для изготовления кукол можно привезти с Хамры в ручном багаже. Джомар вспомнил, как Наблюдатель сказал однажды: «Образец Второй всегда что-то мастерит. Любит возиться с техникой».
   – Действующие лица, – объявлял Альф. – Арлекин, весёлый малый без мозгов. Пьеро, грустный дебил. Смеральдина, дура набитая. Кукольник в чёрном, злодей. Кукольник в белом, лицо бездействующее, на сцене не появляется вовсе.
 
Фантоши обретают счастье
(пьеса в одном действии)
 
   Пьеса происходит где-то на свете. Мир представляет собой квадрат без окон, без дверей, потому что нет стен. Потолок отсутствует. Пьеро, в балахоне из носовых платков, опустившись на одно колено, бьёт по полу тяжёлым металлическим предметом. К нему из-за края мира ковыляет скелетообразный, горбатый и пятнистый Арлекин. Голоса у Пьеро и Арлекина скрипучие, почти визгливые, с иностранным акцентом.
 
   Арлекин. Чем это ты здесь занимаешься?
   Пьеро. Разве не видишь? Забиваю гвозди микроскопом!
   Арлекин. Ха! ха! ха! А разве микроскоп – он молоток?
   Пьеро. Больше он ни на что не годен! Только гвозди заколачивать! Бац, бац! А ещё можно съездить кой-кому по голове…
 
   Арлекин испуганно отбегает, но тут из внемировой тьмы на квадрат вступает Кукольнике чёрном колпаке и чёрном плаще.
 
   Арлекин. Вот! Наш Кукольник идёт! Вдарь его! Посмотрим, что у него в котелке…
   Кукольник (шепелявым голосом). Я достиг божественного могущества! Я супергений! Точнее, суперкукла. Эй, вы, поклоняйтесь мне.
 
   Арлекин и Пьеро отбивают по нескольку поклонов и начинают громко перешёптываться.
 
   Арлекин. А что он такого выдумал? Переделал обезьяну в человека?
   Пьеро. Нет, из человека сделал чучело!
   Арлекин. О, тык, какой скачок эволюции! Где бы поглядеть на высокоразвитое чучело?
   Пьеро. Дурак, ведь это мы с тобой!
 
   В мир вбегает Смеральдина – раскоряка с косичками.
 
   Смеральдина. Господин Кукольник, вам письмо!
   Кукольник. Давай сюда. Ну-ка, ну-ка, что мне пишет жена? Эй, дурёха!
   Смеральдина (перегибаясь пополам). Что угодно господину?
   Кукольник. По-моему, ты слишком умна. Эй, клоуны, оторвите ей голову и привинтите другую. В чулане у меня полно голов.
 
   Пока Арлекин и Пьеро гоняются за визжащей Смеральдиной, Кукольник вслух читает письмо.
 
   Кукольник. «Дорогой муженёк, пошёл ты к дьяволу! Ты стал слишком кукольный, у тебя всё из проволоки. Чтоб не родить от тебя картонного паяца, я срочно залетела от живого мужика. Прощай навек, твоя Мальвина». (Трагически вздымает руки.) О, небо! Люди, люди, порожденье крокодилов! Кто я? бедный Йорик, лысый череп!
   Арлекин (козыряет Кукольнику, вихляясь всем телом). Так точно, сэр! Мы подыскали черепушку для Смеральдины – первый сорт. Не стоит убиваться, сэр! Зачем переживать? Пустоголовая Мальвина всё равно не понимала ваших гениальных мыслей. Плюньте на неё! У вас есть пять поролоновых детей, сэр, с нами не соскучишься. Теперь мы – ваша семья. Уррра!
   Пьеро (подходя к Кукольнику с другой стороны). Берите в жёны Смеральдину. Смотрите, какая милашка. С новой головой она стала лучше. Зад тоже новый, обратите внимание. Смеральдина, предъяви господину зад!
 
   Фантоши, взявшись за руки, коряво отплясывают канкан, хором распевая какое-то бессмысленное «тра-ля-ля-ля».
 
(Занавеса нет, пьеса не кончается, потому что её заело)
 
   Карен хохотала, Бланш фыркала, Албан и Ирвин посмеивались, все хлопали, и лишь Джомар стоял с каменным лицом, поджав губы.
   – Браво, Альф! Ты прямо Шекспир!
   – Как вы можете… – яростно прошептал Джомар. – Это цинизм, это гнусно…
   – Конечно! как же иначе? чего вы хотели, сэр? – Альф мягко переступил через танцующих фантошек, как-то согнувшись, крадучись приближаясь к Джомару. – Сочувствия? От кого? Мы – куклы. Марионетки. Мы умеем лишь кривляться и высмеивать. Плевать в душу. Вы нас такими сделали. И мы в долгу не останемся, будьте уверены.
   – Час истёк, – напомнил Ирвин. – Как там насчёт наших документов и званий?
   – После всего этого?! – резко обернулся к нему Джомар.
   – Ну зовите дистантов.
   Никто из пилотов не изменил позы, только Карен поудобнее устроилась в объятиях Ирвина. Фантошки продолжали танцевать и тралялякать – видимо, Альф держал их на контроле обособленным сектором мозга. Джомар поглядел на куколок…
   Дистанты с двадцатимиллиметровыми пушками. Фантоши. Радиоуправление. В проекте нет шагающих артустановок, управляемых по кабелю… Когда Норр бросит на этаж тяжёлых дистантов, придётся эвакуировать здание и разбомбить его. Разумеется, если сообразительные Дагласы не расставят боевые машины на выходах и крыше, заперев персонал в корпусе. Газ? инфразвук? слепящие боеприпасы, «электромагнитный меч»? Бесполезно. Дагласы рассчитаны на квантовый бросок, они всё выдержат. Только физическое разрушение вдребезги или оружие глубокого охлаждения.
   – Мы ведь просили не так много… – вздохнула Бланш.
   – Сдаюсь. – Джомар вскинул ладони. – Всё, я сдаюсь, представление окончено! Я буду вашим папочкой, но с одним условием.
   – Уточните, с каким, – сказал Албан.
   – Больше никаких забастовок. Мораторий. И не воображайте, что я стал добреньким. Я был и останусь злодеем. В Городе идёт война, и все – все, я подчёркиваю! – силовики готовы стрелять на поражение. Вздумаете повторить фокус – вас разнесут на куски, хотя бы я лично прикрывал… свою семью.

Блок 7

Вторник, 13 июня 6237 года
4-й отсек биг-транзита «Тарквиний Гордый»
 
   – В конце концов кто-нибудь вычислит, чем Айрэн-Фотрис исподтишка пуляет в дальний космос. Высшие обязаны засечь трах-тарарах, который получается на входе в квант-бросок!
   – Туанскую разведку накликаешь? – Албан нарисовал и с радара вбросил Альфу примитивную мультяшку: строгий дядя даёт мальцу подзатыльник.
   В ответ Альф тотчас создал свой мульт: малец, помахав длиннющим языком, задумывается и. козырнув дяде, завязывает язык узлом.
   – Правильно. Болтун – находка для кого?
   – Вся надежда на резерв подержанных транзитов, – тараторил Альф. – Нас не выследят, пока в запасе есть проржавевшие грузовозы!
   Переживший череду капремонтов, порядком обшарпанный внутри, «Тарквиний» тем не менее впечатлял своими размерами. Его проектировали и строили как большое переселенческое судно. Он налетал сколько-то десятков рейсов, прежде чем регистр Ллойда наложил ограничения на дальность его полётов, и вместительный биг приобрело военное ведомство.
   – Иногда меня давит, что этакая годзилла может летать, не переламываясь при манёврах. На «Гордом» минимум шесть станционных гравиторов с дом величиной и система их синхронизации. Вообрази, что он – мишень! Запустить гравы на полную мощность, пространство вокруг закольцуется… И он летит! шпарит на нижней К-скорости!
   «Мистер Мошковиц! – Поймав радаром вход корабельной сети и включив кодировку служебных переговоров (иначе Норр заест, и будет прав), Албан обратился к шефу, находившемуся в головной части «Тарквиния»: – Тут один парнишка жаждет погоняться за движущимися объектами. Готов на всё. Утешить его или послать?»
   «Послать. Ибо не время. У нас не пейнтбол, а баскетбол со взаимодействием всех игроков. Ещё трибуны, тренер, девочки-группи и много-много телезрителей. Я уже разъяснял юниору цель нынешнего чемпионата, но если он так непонятлив, пусть вернётся по ленте времени и прочитает всё сначала».
   – Слышал?
   – А мне влом работать с недочеловеками, которые не в состоянии поймать в прицел меня, великолепного!
   – Ничего-ничего. Ты позлись, побуянь, пока есть время – оно и выкипит. Джо мудрый. Он наращивает сложность постепенно. Короткие броски, средне-дальние с пристрелкой, выход на цель, а теперь в компании…
   – …ползучих тихоходов! Из всей эскадры уважаю лишь заправщиков. У ангелов тьмы должны быть слуги.
   – Ну насчёт ангелов…
   Образ крылатых хранителей мира Альф почерпнул из лекции «политико-социального курса». Дагласов приписали к четвёртому отсеку, выдали бейджи-маркёры, планы учебных занятий на время полёта, распорядок дня и ночи, а также схемы помещений и расписание мероприятий, обязательных для посещения, куда входили, в частности, и чтения на тему: «Кто наш враг».
   – Из отсека ни шагу! – приказал Норр. – Слежка здесь тотальная, порядок железный. Нарушителей хватают без разговоров.
   «Они задумаются, если третий подряд окажется Дагласом», – хихикнул Альф радаром.
   – Я объясню им, что вы – клоны, – успокоил Норр, машинально поправив радиоперехватчик на ухе.
   Избегать его надзора становилось всё сложнее. Дешифровать акустические беседы Дагласов безопасники затруднялись, но коды радарной связи взламывали быстро. Круглая белая клетка, в которой был замкнут каждый Даглас, оставалась нерушимой.
   – За вычетом цельных конструкций, танков и коммуникаций, – менторским тоном заговорил Наблюдатель, – отсек представляет собой барабан объёмом в тридцать миллионов регистровых тонн. Не уверен, что ты в свободное время успеешь обойти его пешком. Даже бегом.
   Альф поник.
   По кубатуре жилых помещений и численности экипажа «Гордый» мог потягаться с небольшим городком. Здесь имелся штатный капеллан в ранге настоятеля собора, мини-госпиталь, санитарная бригада, пара крупных спортзалов и три линии электрички, соединяющие отсеки. Тринадцать тоннелей сообщения патрулировались военной полицией, а бортовая безопаска обеспечивала пропускной режим. Только в эллингах внутри корпуса «Гордый» мог нести до тридцати двух кораблей класса «корвет», а пять упакованных «флэшей» терялись среди прочих крупногабаритных грузов.
   – Умрёшь от старости, так и не узнав, кто живёт в каком-нибудь седьмом отсеке! Может, там люди зелёные и ходят на руках! – Альфа ужасала гигантомания судостроителей.
   – Отнюдь нет, – ответил изнутри его тела Норр, как недремлющая лягушка в голове, давно знакомая всем образцам и ставшая чем-то вроде alter ego. – Там вахтовики, контрактники, переселенцы – всякие межпланетные пассажиры. Айрэн-Фотрис неплохо зарабатывает на недорогих перевозках. Ты был бы разочарован, попав в салон третьего класса.
   «О май гат, мы достигли апогея эволюции – спецслужбы сидят в мозжечке у каждого и бдят, круглосуточно бдят! Фу, я перестаю ощущать себя личностью. Будто я размазан по стеклу, а Яримицу изучает меня в микроскоп».
   Из текущей по тоннелю публики навстречу им выскочил бронзовый от лампового загара фест-лейтенант Розенбаум – ладонь под козырёк, улыбка до ушей. Дагласы дружно отдали честь по команде Ирвина.
   «Дамы и господа, дисциплина! Мы – военнослужащие».
   «Я присяги не давал!» – отбрехнулся Альф, но тоже козырнул.
   – Салют, бродяги! Бланш, позволь… – Фест-лейтенант запечатлел поцелуй на милостиво протянутой руке. – Карен, если не ошибаюсь?
   «Кто этот парень?» – спросила Карен у Албана.
   «Некто Розенкрейцер. У Бланш был с ним роман на Хамре».
   «И с ним тоже? Вы кучу всяких называли, ну, на второй серии планетарных стартов – Гамбургер, Ризеншнауцер, Рапунцель… она ещё злилась тогда».
   «Это всё он один, просто…»
   «Просто на фамилию Розенбаум у них вышибает память! Конструктивный дефект мужских мозгов!»
   «А-а, это к нему ты рвалась укатить на вездеходе через бурю! Типа прогуляться. Да, парень того стоит. К такому и пешком удрать не грех».
   «Запросто, если бы мстительный белый рыцарь из вредности не засадил нас на другую базу. Карен, не пялься на него, это неприлично».
   «Карен, погляди на меня. Внимательно. Что ты видишь?»
   «Чудо техники – ревнивого робота. Ирвин, кончай хмуриться».
   «Всё, не держите меня! Я год с лишним провела в разлуке! Короче, исчезаю до посадки в симулятор, чао!»
   Обмен репликами занял у Дагласов меньше, чем один вдох взволнованного Розенбаума. Как-то сразу оказалось, что Бланш откололась, а фест-лейтенант держит её за лапку.
   – Нас переводят с Хамры на Ситон. Пока отстаивались у Колумбии, даже отпусков на планету не дали! Висели месяц в космосе, слюнями умывались… И вдруг ты! Я подумал – глюк, это случается при длительных полетах. А это в самом деле ты, словно подарок!
   «И он не замечает ничего особенного?.. Нет, я в курсе, что кой-кому сойдёт и нарисованная баба, но Розенбаум на Хамре вконец опупел. Красный пузырь вместо солнца, снег не тает, а дымится… Год-другой, и готово, крыша набекрень».
   – Я на «Гордом» всё разведал; расскажу – закачаешься, – похвалялся фест-лейтенант.
   «Бланш, голубка, не забывай форвардить нам его байки. Ты помнишь, что такое информационный голод? Как ты выла на станции у Аламака, когда мы остались без телевидения?»
   «Алби, пожалуйста, не надо мне про гамму Андромеды! К свиньям эту сурдокамеру, и слышать не хочу! Если нас ещё раз завезут туда, где звёзды гасят связь, я… я… нарушу мораторий!»
   «Ты пошутила, – по-своему оценил её дерзость Ирвин. – Кроме симулятора, не забудь про лекцию. Там отмечают присутствующих. Мы слушаем в Атриуме, это…»
   «Ирвин, дорога туда мне известна. Я приду. Но до начала лекции оставь меня в покое».
   «Да ладно, Бланш, гуляй, – приятельски маякнул радаром Албан. – Я позабочусь, чтоб тебя отметили».
   И он сделал это – воспроизвёл отзыв маркёра Бланш, когда система слежения в Атриуме лучом считала сидящих на ярусах амфитеатра.
   Читал младший капеллан, он же политрук отсека и стукач. Досье на унтер-капеллана прислала Бланш, не забывая в ходе любовной встречи снабжать друзей полезными сведениями. Ну если не всех, то самого заботливого.
   «Что-то Бланш молчит», – отметил Ирвин.
   «Да, сегодня она неразговорчива». – Албан не стал обижать команду своей привилегией Настоящего друга.
   Атмосфера в Атрхгуме была возвышенная, трагически-пафосная. Лектор бледнел мраморным холодком ожившей статуи. Вогнутый экран позади капеллана зарделся, заиграл багровыми сполохами, а зал погрузился в темноту.
   – Я возвращаю вас в тот скорбный день, когда хаос и насилие обрушились с левобережья на мирный Город, когда орды вандалов и грабителей, круша и поджигая всё на своём пути… – тяжело, мучительно проговаривал капеллан, и поддельная горечь была в его словах, считанных со строки-подсказки.
   Текст проповеди политрук знал наизусть, с этой юбилейной речью он уже неделю гастролировал по отсекам «Тарквиния». Молодой, темпераментный, он пользовался успехом, особенно у женщин. Первая годовщина событий на Пепелище! это подходящий случай показать себя публике, заработать бонусы по службе и просканировать настроение военных. Мощный дистанционный биосканер стоял за экраном, собирая импульсы аудитории. Не очень точный прибор, но гнев от восторга отличает.
   Чаша экрана накалялась. Гомон, переходящий в многоголосый рёв, вставал языками пламени, чёрная клубящаяся пелена охватывала ступенчатый силуэт Города, и низкое солнце стало рубиновым диском, плывущим в дыму пожарища.
   Албану померещилось, что он видит фильм о последних днях гибнущей Хамры, когда местные формы жизни – кажется, их звали ретробионами, – теряя силы, бились с полчищами металлических вирусов, летящих на крыльях пылевых бурь.
   Наверное, ретробионы сильно хотели жить, мирно плодиться в ржавых песках и греться на скалах. Они могли бы заниматься этим миллионы лет, но людям понадобились недра Хамры и место для военных баз. А тут копошится какая-то живность! кто посмел встать на пути прогресса?!
   Повествуя об успешной акции уничтожения, профессор Яримицу разве что не причмокивал от восторга:
   «Планета была стерилизована за считанные годы. Чтобы усилить несущие бури, пучковые орудия с орбиты вели обстрел полярных льдов и по рекомендациям метеорологов локально прогревали атмосферу. Мы ещё раз наглядно доказали тезис Вернадского о глобальной преобразующей роли человека Опасная жизнь была подавлена, власть человечества утвердилась здесь навсегда».
   Капеллан вдохновенно вещал:
   – Развращённое пособиями и дотациями, манхло стало живым агрессивным балластом. Когда власти решили сделать жильё по-настоящему рентабельным, манхло ответило волной разбоя и убийств.
   Экран выплёскивал картины погромов. Перевёрнутые и горящие автомобили, растерзанные тела, разбитые витрины, мечущиеся на фоне огня фигуры, какие-то хищного вида штатские в масках и с оружием, потерявшийся и ревущий ребёнок. Кварталы без света, озаряемые пожарами.
   «Скоты, – бурчал Альф. – Про тех, за кого дышит насос, они не думали! Так бы я сидел – и хлобысть, тока нет, родаков нет, аварийное питание еле моргает, а под окнами война, на помощь никого не дозовёшься. Это восстание – от психотроники, – тут же начал бредить он. – Только пси-локатор может всех так возбудить! Сколько в Городе антенн, неизвестно кем поставленных? Они-то и лучат. Внедряют в сознание всякую хрень…»
   «Нет ли у тебя в запасе новой кодировки? А то я сижу и вижу, как нас пси-локатор прощупывает, в душу смотрит…»
   «Какой? Где?.. Алби, дай диапазон, я погляжу!.. Ох ты! Он позади капеллана стоит! Ирвин, чуешь? Мать моя!.. Это что за технология такая, почему не знаю? Дай-ка я ломану его…»
   «Заткни радар, парень, – осёк Ирвин. – Поменьше гуди в пространство; тут и кроме Норра есть, кому следить».
   «Не пугай! Это ловушка не для нас, мы для неё – чёрные пятна. Нет, правда, что оно из себя представляет? Алби, что это?»
   «Неопознанный объект. Если я верно понял его характеристики, он служит для приёма и усиления слабых токов. Вроде медицинского прибора, как его… энцефалограф».
   «МЫСЛИ ЧИТАТЬ?» – ахнула Карен.
   «Это ещё никому не удавалось, даже Норру. Скорей измерять уровень чувств. Похоже, таким детектором можно определить индекс агрессивности. Тот, что сообщают утром в сводках погоды».
   «В прошлом мае уровень был выше туч, – заметил Ирвин. – Манхлу надо ввалить как следует, чтоб не высовывались. Не можешь зарабатывать – пинком из Города».
   «Ну ты шустрый, раскатился! – взвилась Карен. – Дай работу, плати по-хорошему, а потом ищи, кто лишний!»
   «Умолкни! Тут прослушка, – предостерёг Ирвин. – А то с тобой не долетим до полигона. Ты в концепцию не вписываешься. Слушай, молчи и верь. Тебе больше всех надо, что ли?»
   «Я разве ляпнула вслух? Я про себя, молчком!»
   «И думать перестань – вредно».
   Капеллан нагнетал драйв:
   – Перенаселённость Города и злая воля достигли критической точки. Катастрофа была неизбежна, и она грянула. Если бы мы спасовали перед натиском вооружённых толп, нас ждало царство манхла, полное вырождение…
   Чаша за его спиной бурлила сценами, вызывающими возмущение и тошноту. Раздача бесплатных пайков, едва не переходящая в драку. Искажённые серые рожи, брань взахлёб, брызги слюны. Разинутые рты полны гнилых зубов, от чего коробит всякого приличного централа. Мутанты-чернокарточники с языками, которые не помещаются во рту, с жёлтыми бельмами, уродливо головастые от мозговой водянки. Небритые типы в обносках жрут всухомятку брикеты лапши, кто-то булькает спиртное прямо из бутылки, запрокинув голову; лохматый малый в потёртом костюме горланит с ящика, заменяющего трибуну, а скопище оборванцев вокруг орёт, свистит и рукоплещет. Развалины домов, помойки, грязные дети и женщины роются в отбросах.
   «Это не будущее, а нынешнее, – осторожно сказала Карен. – Маленькая я была, наш район так же выглядел; сейчас только хуже стало. Чего выдумывают?..»
   «Безобразие, бесстыдство!» – прорвало Альфа.
   «Вот, а я что говорю?!» – Карен было обрадовалась поддержке, но образец I видел мир лишь через свою призму.
   «Как у него язык-то повернулся – «вырождение»! Ко мне патер ходил из Утешения Скорбящих, тот понимал правильно, корректно – убогих надо любить больше здоровых. Чёрную генетику нельзя показывать в ужастиках – это биологический расизм! Капеллан – брехло поганое! Рейтинг наживает на гидроцефалах. Крррасавчик элегантный, грязью бы его облить. Ни одному слову нельзя верить, что он там несёт!»
   «Нормально излагает», – вступился Ирвин за лектора
   «На ти-ви, если обозреватель инвалидов тронет или мутантов оскорбит, мы каналу мёртвый бойкот организуем, пока он не покается и виновного не выгонит. Мы – сила! Нас много! У нас своя партия есть!»
   «А я-то думал, с чего у нас конгресс такой, будто у всех водянка в голове? Снаружи не видно, но по результатам чувствуется», – прошелестела радиограмма от задумчивого Албана.
   «И ты туда же! Алби, не ожидал от тебя!»
   «Эту партию я видел. Депутаты говорливые, за правду горой. Одного не пойму: как вы туда нормальных выбрали? Головы у них форматные, руки одинаковые, ходят прямо. То ли у вас проблемы с дикцией, то ли выступать смущаетесь. Ведь кошке ясно: если б ты полез на выборы…»
   «Я! Не смущался! Я! Лез! Куда только мог! Я в игры играл, чтобы видели – я лучше всех ходячих, зрячих и качков! Я их на играх резал как хотел. Руки, ноги – чушь. Я их давил мозгами и всем доказал, что я умнее».
   «Глядишь, его и выбрали бы, – рассуждал тем временем Ирвин. – Но не за ум. В конгрессе бзик: иметь полный набор, как в паноптикуме – мутанты, трансвеститы, лесбиянки и косматые яунджи. Только депутата от покойников не хватает, они ведь тоже люди. Есть же депутат от эмбрионов! качает права зародышей».
   «Вы оба – отсталые, – поставил диагноз Альф. – У вас реликтовое, первобытное мышление. Если младенец не гож – его в пропасть?.. Зачем я с вами связался?.. как угодил в вашу компанию? Джомар был пьян, когда вас выбирал…»
   – Но у Колумбии есть ангелы-хранители! – торжествующе воскликнул капеллан, воздев руки. – Они явились и остановили стихию зла. Возврата к прошлому не будет, и нет пути в грядущее, кроме вооружённой демократии!
   Солнце на экране выпукло налилось кровью, надулось, и на его фоне возникла эскадрилья «флайштурмов» над Городом, тлеющим, как прогоревший костёр. Словно поступь легионов, зазвучал торжественный и грозный марш. Вирусы идут! Конец ретробионам! Стеклянно-синие шлемы с рожками визоров и дальномеров, блики броневых пластин, оружие наизготовку, печатный звонкий шаг.
   «Это ангелы? – Альф с издёвкой удивился. – Он не ту кассету в проектор вставил. Кибердемоны, сорок вторая серия. Фиговый он ди-джей! гнать со сцены! Ничему не верю. Всё лганьё сплошное, видеомонтаж».
   Со дна улицы взметнулся вверх дрожащий сиреневый луч, чиркнул по днищу парящего флаера – машина вспыхнула, накренилась и полетела вниз. Грузная тень в мерцающей оболочке защитного поля вознеслась над просторами крыш, выдвинула стволы и полыхнула потоком летящего пламени – огненный факел вошёл в стену бигхауса, разлился внутри и стал выплёскиваться струями из сотен окон, выбрасывая горящие комья. Многие из летящих клубков огня отчаянно бились, размахивая руками, словно пылающими крыльями.
   «Не катит. Фальшивка, сляпана из бракованных обрезков. Спецэффекты никудышные…».
   «Альф, не допёр – и заглохни, – сердито рыкнула Карен. – У меня из родни трое сгорело, я нашла по спискам».
   «Кто тебе велел родниться с террористами?»
   «Ещё комментарий – и твою физиономию придётся собирать из клочьев. Прямо тут и шмакну, чтоб все убедились, какой у дураков железный череп».
   «Брэк! – твёрдо скомандовал Ирвин. – Секретность, выдержка, порядок в банде. Слушаем лектора и не цапаемся».
   «Повтори остро направленным лучом – вон в ту литую голову!»
   «Нет, вон в ту чернома…»
   «Всё! Инвалиды и негры – раз, два, помирились!»
   «Наш мир неправильный, – вздохнул Албан. – Слова нельзя сказать, чтоб не задеть какое-нибудь меньшинство. Все так и ждут намёка на себя, причём исковое заявление уже припасено, готовы сразу подать в суд. Я бы сказал – судорожная готовность. Я читал…»
   «Это у эпилептиков! не путай, читарь!»
   «Да-да, всеобщая эпилепсия. Чуть что – припадок с корчами».
   «Заметьте: я слышу это от людей, которым Федерация через три недели вручит сквозное оружие, способное поразить цель с расстояния в полтора парсека. Я бы всех вас вернул на переделку».
   «Как первую Карен?» – немедля ввернул Альф.
   «Пустые хлопоты, – в видеорежиме Албан отмахнулся десятью рачьими клешнями. – Пока Джо колдует, как сделать новеньких послушными, нас менять не на кого, а Джо – тугодумная старуха. Сквозняком мы уже палили, не в диковину. Ирвин, что ты на нас взъелся? Мы такие, какие есть. Мы люди. Ты думаешь, в армию берут одних безупречных? Я бы деньги заплатил, чтобы посмотреть на это совершенство!»