— Я всегда побаивался Харку, — сказал Николай. — Но кто бы мог подумать, что он служит Изомагу?
   Русский щелкнул языком, затем осторожно покосился на гибрида, сидхов и человека в клобуке.
   — Не ожидал, никак не ожидал. Но что мы будем делать, когда встретимся с Кларкхэмом?
   — Он, наверно, сам скажет, чего от нас хочет.
   Ночь миновала быстро. Майкл не спал. Он с тревогой ощущал, как в душе зреет отвратительный ядовитый плод учения Бири, полный ненависти, недоверия и пугающей силы.
   Рассветные лучи прорезали небо, разрушили перламутровую дугу, и ее обрывки тотчас поблекли. В воздухе опять загудело, словно зазвучали начальные аккорды симфонии. Когда солнце целиком вышло из-за горизонта, гул утих. На небе бронза превратилась в чистое масло.
   Харка прошел мимо лежавших на песке Майкла и Николая, жестом велел подняться и следовать за ним.
   — Нам назначена встреча, и мы уже опаздываем.
   Дорога уводила от побережья. Еще одна миля, и песок уступил зеленому лугу, который очень напоминал ухоженный газон. Кое-где росли деревья гинкго, теплый ветерок шелестел в их кронах. Солнце, достигнув определенной высоты, слилось с небом, превратило его в сияющую чашу.
   Харка указал на округлый зеленый холм высотой футов пятьсот, с изумительно плавными очертаниями. Он был окружен парками и садами, и увенчан приземистым куполом цвета слоновой кости. С расстояния нескольких миль определить его размеры было трудно. Склон холма был прорезан глубоким оврагом, окаймленным деревьями. Оттуда доносился шум гигантского водопада, потоки сбегали по обращенному к морю склону и давали начало извилистой реке.
   — Дворец Изомага, — торжественно объявил Харка.
   Они подошли к стене высотой не менее пяти ярдов, построенной из блоков черного мрамора. Бронзовые ворота были украшены изображениями драконов. Единственным стражем служил гранитный воин ростом двенадцать футов, его раскосые глаза свирепо взирали на безжизненное море, рука сжимала копье. Проходя через ворота, Николай рассматривал его с изумлением, но без робости.
   За оградой резвились, паслись и охотились всевозможные животные. Впрочем, охота, похоже, никому не удавалась. Майкл заметил огромного тигра, подстерегавшего в засаде стадо прозрачных оленей. Олени с ногами будто из стекла заметили его и поскакали прочь, вспугнув фазанов в кустах нефритового цвета. Фазаны замахали крыльями, казавшиеся целыми окнами из цветного стекла, и поднялись в воздух. Устав, они опустились на ближайшее гингко.
   Вторая стена, высотой не больше восьми футов, была сложена из обожженного кирпича. Чтобы ее преодолеть, достаточно было подняться и спуститься по ступеням. Стража здесь отсутствовала, даже каменная.
   Теперь дорога вела вверх по склону холма. В одном месте путники остановились посмотреть на реку и океан. До внешней стены отсюда было мили три, и по расчетам Майкла выходило, что радиус всего дворца — не менее пяти миль. Круговая стена была бы глухой, если бы не ворота с четырех сторон — северные, южные, восточные и западные, и извилистая река, которая впадала в море, не создавая в нем ни малейшей ряби.
   Третья стена представляла собой ощетиненную длинными шипами живую изгородь высотой всего пять футов, но толщиной все десять. Вместо ворот зодчие проложили под оградой тоннель, художники украсили его стены фресками с пасторальными сценками из китайской истории: круглоликий император с длинными усами любовался плодами своего мудрого правления.
   Дальше дорога огибала холм, и море скрылось из виду. Каменная лестница поднималась по краю расселины с водопадом, через кедровую рощу. Над ущельями, обочь которых цвели деревья и благоухали густые кустарники, нависали мосты, и казалось, земля под ногами дышит; каждый вздох сопровождался шумом водопада и приглушенным грохотом в недрах земли.
   В одном, особенно длинном, ущелье стремительный поток нес толстые куски светло-зеленого льда. Льдины бились о берега и превращались в молочно-белую шугу к тому времени, как достигали подножия холма.
   Лестница упиралась в изящный деревянный павильон со скамеечками, обитыми шелком. Путники устроили недолгий привал, чтобы Харка перевел дух, затем пересекли великолепный газон на вершине холма.
   Купол кольцом обступали черные минареты, располагаясь в двухстах ярдах от него, с интервалом в пятьдесят футов. Каждый минарет обвивала лестница, и все были увенчаны гнездами с бронзовыми воронами. Никого из здешних обитателей Майкл пока не заметил, но догадывался, что за ним наблюдают, если не с башен, то из стеклянных, каменных и деревянных павильонов, которых тут было немало.
   Сам купол оказался шелковым: ткань натянута на ребра, вмурованные в алебастровые стены. Теперь Майкл примерно представлял себе размеры купола: высота не меньше трехсот футов, а ширина — вдвое больше.
   В чертог наслаждений вела ажурная арка из зеленого камня. Харка поднял руку, останавливая спутников, затем повернулся к Майклу.
   — Изомаг принимает тебя как равного. Это высокая честь. Он пребывает в покое, но всегда занят своей работой. Тебя он приглашает как гостя и как представителя Земли. Не держишь ли ты на него зла, не питаешь ли враждебных намерений?
   — Нет, — ответил Майкл. Кларкхэм не сделал ему ничего плохого, как, впрочем, и хорошего. Изомаг для него был всего лишь абстрактной, смутной целью.
   — Да, — кивнул Харка, — это так. И у твоего спутника тоже нет враждебных намерений.
   Николай завороженно смотрел на сидха.
   — Войдите же туда, где воплотились сновидение и песнь.
Глава тридцать четвертая
   Внутри шатер озаряло молочно-белое сияние. Майкл ощутил приятное тепло и благовония. Но от пола из черного мрамора с ледяными прожилками веяло холодом. Николай держался поближе к Майклу и лихорадочно крутил головой, стараясь увидеть все сразу.
   Ребра, на которых держался шелк, сходились вверху, и там в небольшом кольце виднелось небо. Посреди шатра деревянные ступени с резными изображениями драконов и коней вели к довольно большому дому за оградой из тикового дерева с золотыми поперечными брусьями. Стены, оштукатуренные белым, занавешенные окна, красная черепичная крыша, а вокруг — двор с аккуратно подстриженными кустами олеандра.
   — Это дом Кларкхэма, — вспомнил Майкл. — Я там начал…
   Передняя дверь была отворена, но гости не вошли в нее. Харка повел их вокруг дома к заднему двору. С этой стороны дом выглядел довольно обычно: мощенное кирпичом патио, ухоженные розы, под тентом — круглый стол с кривыми металлическими ножками, вокруг — стулья красного дерева с яркой обивкой. Эта мебель могла выглядеть странно, даже гротескно, лишь здесь, среди восточной экзотики.
   Смуглая сидхиня подстригала розовые кусты бронзовыми садовыми ножницами. При каждом прикосновении розы источали душистый аромат. Садовница заметила гостей, остановившихся у кирпичного бордюра лужайки, и улыбнулась. Она положила ножницы на складной деревянный стульчик и оправила серое платье с золотой отделкой.
   — Наконец-то! — воскликнула она. — Мы вас заждались!
   Она пересекла лужайку и протянула Майклу руку, которую он осторожно пожал. Женщина кивнула и жестом пригласила его на лужайку. После ледяного мраморного пола приятно было ступить на теплую, мягкую траву. Женщина чинно поцеловала Майкла в щеку и повела за собой.
   — Идемте с нами, пожалуйста, — позвала она Николая.
   Остальные поклонились и отошли. Николай смущенно потоптался на месте, затем решился и последовал за Майклом.
   — Дэвиду очень нездоровилось.
   Голос женщины был похож на голоса других сидхов, которые слышал Майкл, — такой же красивый и мелодичный, но вдобавок еще и приветливый. У нее были шелковистые черные волосы, слегка асимметричные брови (одна выше другой и сильнее изогнута) и полные губы. Сидхов с полными губами Майкл еще ни разу не встречал.
   Через стеклянные двери они прошли в комнату, где Майкл когда-то видел голый деревянный пол, залитый лунным сиянием. Эта комната служила кабинетом: в углу напротив двери — письменный стол с откидной дубовой крышкой, книжные стеллажи вдоль двух стен и пианино возле эркера с кисейными занавесками.
   — Меня зовут Мора, — представилась сидхиня. — Он скоро спустится к вам. А пока… — Она достала из внутреннего кармана своего пеплоса розу и протянула Майклу. — Для украшения вашей комнаты. Дэвид сказал, что вы побудете у нас некоторое время.
   Майкл взял цветок.
   — Меня зовут…
   — О, мы знаем, знаем! — засмеялась Мора. — А это Николай, друг Эммы Ливри.
   Николай вежливо кивнул, не переставая жадно разглядывать книги на полках и пианино.
   — А теперь мне нужно возвращаться в сад, — сказала Мора. — Работы много, а сезон короток. — Она коснулась пальцем розы в руке у Майкла. — Она еще не скоро завянет.
   Она вышла через французское окно и затворила его. Майкл и Николай прислушивались к тиканью больших часов с маятником, которые висели над письменным столом.
   Наконец на лестнице послышались шаги, смолкли и возобновились. Дверь кабинета отворилась, и вошел седоволосый человек среднего роста, лет пятидесяти — пятидесяти пяти на вид. Он носил рубашку с открытым воротом, свободные темные брюки и желтовато-коричневые мокасины. У него было широкое приятное лицо, на щеках — рыжеватые баки.
   — Майкл? — спросил он, протягивая руку. — Майкл Перрин.
   Майкл крепко пожал его руку, как всегда, ощущая неловкость при исполнении этого ритуала.
   — Очень рад вас видеть. Я Кларкхэм. Дэвид Кларкхэм. Добро пожаловать в Занаду. Или Мора уже встретила вас? Ну конечно, она просто чудо. Без нее я тут едва управлялся. Полагаю, вы совершили увлекательное путешествие?
   Майкл не нашел подходящих слов для ответа и потому лишь кивнул. Кларкхэм протянул руку Николаю.
   — Мистер Куприн, я не первый год восхищаюсь вашим мужеством. Мы уже встречались однажды, хотя едва ли вы помните. Это было, когда я навещал Эмму в Иньясе Трае. Я довольно сильно изменил свой облик.
   Николай нахмурился.
   — Да, — усмехнулся Кларкхэм. — Я успешно замаскировался. Но дело идет к ужину, и нам нужно отпраздновать ваше прибытие. Уверен, вы проголодались. Еда в Царстве — вещь не гарантированная. Пойдемте, я покажу ваши комнаты, и умоетесь с дороги. Тут у меня еще один гость, очевидно, уже вам знакомый — некий сидх. Он составит нам компанию за ужином. Очень многое предстоит обсудить!
   Ужин больше походил на пир. Он начался, когда солнечный свет, проникавший сквозь шелковый купол, заметно померк. Стол накрыли в патио, неподалеку от ярких роз Моры, и она приносила бесчисленные блюдца с печеными овощами, пряными зернами, салатами, компотами из свежих фруктов, салатами из зелени. В корзинах, обернутый льняной салфеткой, лежал горячий хлеб, его ели с пряным растительным маслом, поскольку из молока сидхийских лошадей не получалось хорошего сливочного.
   Кларкхэм сидел во главе стола, по правую руку — Майкл и Николай. Покончив с хлопотами, Мора села напротив Николая. В это время из дома в патио вышел Бири. Он загадочно улыбнулся Майклу и занял место рядом с Морой.
   — Прекрасно! — Кларкхэм пустил по кругу блюдо. — Все в сборе. Мора в очередной раз показала, какая она волшебница… — Он подмигнул Майклу — …на кухне. Сегодня у нас будет чудесный вечер.
   Майкл вел себя сдержанней. Он ел — поскольку проголодался — и слушал, но мало участвовал в беседе. Говорил в основном Кларкхэм: о домашних курьезах, о саде, о погоде в окрестностях Занаду, о наступающей весне.
   Майкл старался не встречаться глазами с Бири. Больше всего ему хотелось задать два простых вопроса: каким образом сидх оказался в столь близких отношениях с Кларкхэмом и с какой целью посетил Майкла в каньоне.
   Бири сам ничего не рассказывал и вообще редко обращался непосредственно к вновь прибывшим. Когда трапеза закончилась, Кларкхэм предложил всем зайти в дом. Настала ночь, и под сводом чертога наслаждений воцарился мрак. Бири встал и потрогал каждый из бумажных фонариков, которые висели над патио чуть выше человеческого роста. Фонарики вспыхнули желтоватым светом.
   Аромат роз ощущался даже в доме. Майкл с удивлением обнаружил электрическое освещение — в Царстве он его видел впервые. Свет казался даже чересчур резким. Дом со всеми его удобствами и обстановкой вполне мог сойти за земной, правда, образца сороковых годов. Однако Майкла это не утешало. Слишком часто его обманывала внешность.
   Кларкхэм принес хрустальный графин с бренди и налил себе, Николаю и Майклу.
   — Сидхи слишком чувствительны к человеческим напиткам, — пояснил он. — Мора не притрагивается к алкоголю, говорит, это вредно для наследственности. Бири, мне думается, даже не пробовал ни разу в жизни. Малн этого не одобряет, верно?
   Бири покачал головой с легким сожалением.
   — Увы.
   — Зато я могу выпить, и надеюсь, мои гости тоже не откажутся.
   Он поймал взгляд Майкла и раздал стаканы.
   — Мистер Майкл желает знать, что я за существо.
   — Вполне оправданный интерес, — заметила Мора.
   Они сидели в гостиной в удобных мягких креслах и на кушетке с изображениями экзотических растений и птиц на обивке. В камине потрескивал огонь.
   — Кто же он, этот пресловутый Изомаг? — ухмыльнулся Кларкхэм. — Сей вопрос задавался частенько, по крайней мере в последние несколько столетий. Конечно, здесь прошло гораздо меньше времени.
   — Вы не сидх, — заявил Майкл, решив поучаствовать в этой игре. — И не спригла!
   — Ей-Богу, нет! — воскликнул Кларкхэм и рассмеялся.
   — Арно Валтири считал вас человеком, — продолжал Майкл.
   — А вот тут вы ошиблись, молодой человек. Это я считал Валтири человеком. Моя же маска едва ли ввела его в заблуждение.
   Майкл был ошеломлен. Кларкхэм заметил это.
   — Видите ли, мой дорогой, игра весьма сложна, и каждый сделал ставку. Нельзя в одночасье исправить зло и несправедливость, которые творились шестьдесят миллионов лет. Приходится распутывать хитроумный клубок.
   — Валтири умер, — решился сообщить Майкл, но в его голосе совсем не было уверенности.
   — Позволю себе усомниться, — возразил Кларкхэм. — Он весьма талантлив и хитер.
   Майкл не решался расспросить Кларкхэма о Валтири, вдобавок его раздражал тон Кларкхэма. Его вообще все раздражало в эти минуты: яркий свет, компания, даже Николай. Как будто внутрь к нему залетели мухи и донимали жужжанием.
   — Я родился на Земле, — продолжал Кларкхэм. В тысяча четыреста девяносто девятом году. Моя мать появилась в Англии несколькими столетиями раньше, она служила камеристкой у самой королевы Мейв. Потом королева оказалась в одном из дубов Старого Леса, а ее свита рассеялась по островам, спасаясь от инквизиции. В конце концом инквиторы уничтожили дуб королевы. Быть может, частицы дыма достопочтенной Мейв еще сохранились в стеклянных окнах какого-нибудь английского собора. Но ее больше нет, и моя мать тоже давно умерла, хоть и не принадлежала к числу смертных. Мой отец был смертным, Майкл. Я гибрид, как вы уже, вероятно, догадались, — пятьдесят на пятьдесят. От матери я унаследовал способность утаивать свое происхождение. Вот кто я такой.
   Он помахал Майклу рукой. Мухи по-прежнему жужжали.
   — А теперь вы, сэр. Вопрос за вопрос.
   Майкл отвечал без колебаний:
   — Меня называют поэтом.
   — О! И это действительно так?
   — Да.
   — Как я и ожидал.
   Кларкхэм с удовлетворением обвел комнату взглядом и задумчиво потер подбородок.
   — Нам всегда не хватало поэзии.
   — К сожалению, у меня нет с собой стихов. А книгу мою похитили.
   — Какую книгу?
   — Которую мне подарил Арно.
   — Ну конечно, конечно, — задумчиво пробормотал Кларкхэм. — Арно всегда был щедр в подобных случаях. Не дал ли он вам вместе с книгой какой-нибудь совет?
   — Он советовал быть смелее, идти на риск.
   — То есть идти сюда.
   — Наверно.
   — Я бы хотела послушать ваши стихи, — вставила Мора.
   — Я напишу новые, — пообещал Майкл.
   — Превосходно, — сказал Кларкхэм — Бири кое-что рассказал о вашем замечательном путешествии. Я весьма опечален тем, что случилось в Землях Пакта. Как я понял, Элионс дорого заплатил за свою самодеятельность.
   — Он попал в вашу ловушку.
   Мора едва заметно вздрогнула.
   — И решил, что это дело ваших рук, — вздохнул Кларкхэм. — Бедняга. Он никогда не понимал, откуда ветер дует. Не все сидхи обладают блестящими способностями. Запомните это, Майкл.
   — Я думал, вы расстроитесь, что я не принес книгу.
   Николай с недоумением и беспокойством поглядывал то на хозяина, то на своего юного друга.
   — Боже! Конечно, нет! — заверил Кларкхэм. — Что мне проку в ней?
   — У меня теперь нет первой части Песни Силы.
   — Которой из них? Я в свое время имел дело со многими Песнями Силы.
   — Поэма. «Кубла хан» Колдриджа. Я даже не помню ее.
   — Тогда перечитайте, если угодно. Она у меня есть, в этом доме.
   Кларкхэм встал, подошел к книжному стеллажу, достал том в кожаном переплете, сразу раскрыл на нужном листе и протянул Майклу. Майкл взглянул. Тот же текст, включая предисловие, был в книге Валтири.
   — Вы думали, это Малн мешает вам принести ее мне? — Кларкхэм усмехнулся. — У меня эта книга не первый десяток лет. Правда, я солгал одному сумасшедшему спригле, что она мне нужна позарез, но только после того, как старый дурак попытался меня околдовать. Кажется, потом были слухи, но они разошлись недалеко.
   — Он умер. По крайней мере, превратился в камень.
   — И кто же в этом виноват?
   — Косвенно — я.
   Кларкхэм глубоко вздохнул.
   — Майкл, в вас таится большая сила. Вы там и сям уничтожаете вековые традиции, разрушаете табу, торите новые пути. Нет, старый материал меня не интересует. Вы прибыли сюда с мощным потенциалом. Он — в вашей поэзии. Вы сейчас в том же положении, в каком однажды был бедняга Колридж.
   Майкл повернулся к Бири.
   — Ты перешел на его сторону? И ты в самом деле хотел, чтобы я сюда пришел?
   Бири кивнул.
   — Адонна не имеет здесь власти. Я свободен.
   — А, старый добрый Адонна, — ухмыльнулся Кларкхэм. — Бири сказал, что вы пережили даже Иралл. Сам я никогда там не бывал, а если бы побывал, вряд ли выбрался бы живым. Я для Таракса как бельмо на глазу, уже много лет. Полагаю, Адонна заставил вас забыть беседу с ним. Это на него похоже. Он очень старый, очень усталый маг, и слишком много на себя берет. Но он по-своему отважен.
   Майкл внезапно вспомнил Адонну — Тонна — в килте и рыцарском плаще, с жезлом в руке.
   — Кое-что прояснилось? — спросил Кларкхэм.
   — Что прояснилось? — спросил Николай вполголоса.
   — Увы, далеко не все, — сказал Майкл.
   Николаю не хватало знаний, в этой игре он мог быть только зрителем. Кто же еще участвует в ней?
   — Можно мне узнать, кто такой Адонна на самом деле? — спросил Николай.
   Мора сжалилась над ним.
   — Когда-то он был сидхийским волшебником. Создал Царство — бесспорно, шедевр, — но страдает непомерным честолюбием. Он всегда враждовал с Изомагом.
   — Мне никогда не удавалось собрать достаточно хубри, чтобы стать истинным волшебником, — признался Кларкхэм. — Другим удалось. Маги заслужили свое почетное звание. Я же лишь надеюсь довершить начатое ими в давние времена.
   — Какая скромность, — прошептал Николай.
   Майкл наклонился вперед.
   — Вы доставили меня сюда с какой-то целью. Ваша жена — одна из жен — расчистила для меня путь. Другая позволила мне уйти, хотя могла украсить мной свою коллекцию.
   Кларкхэм сидел с непроницаемым лицом, как игрок в покер.
   — Будьте любезны, скажите, для чего я здесь?
   — Сегодня? Я хотел, чтобы вы отдохнули…
   — Разве нельзя сказать сейчас?
   Кларкхэм поднял ладонь и взглянул на Мору и Бири.
   — Хорошо. Вы здесь для того, чтобы завершить последнюю Песнь Силы. Вам это должно быть ясно.
   Ясности не было и в помине, но Майкл кивнул.
   — Я, в свою очередь, с помощью Песни Силы обрету власть над Царством, верну свободу людям и гибридам.
   — Она вам нужна только для этого?
   Кларкхэм склонил голову набок и постучал по столу указательным, потом средним пальцем.
   — Вы же видели Таракса. Знаете, на что способен Малн.
   — А вы мне помогли припомнить Адонну. Он на вид не так страшен, как его малюют.
   Кларкхэм густо покраснел.
   — Тонн может явиться в любой личине. Сидхи в его возрасте и с такими, как у него, способностями мало в чем уступают богам, они дьявольски хитроумны. Я учился веками, чтобы только противостоять ему, но одолеть его так и не смог. Я хочу победить Тонна вовсе не потому, что он — славный малый.
   У Кларкхэма сощурились глаза и задвигались желваки. С видимым усилием он взял себя в руки, и снова появилась обворожительная улыбка.
   — К сожалению, об этом я не всегда могу говорить спокойно. Нет, Тонн не такой монстр, каким его хочет представить Таракс. Но Тонн знает свой народ. Он создал для сидхов Царство и правит ими весьма сурово. Послабление дано лишь Бан Часов. Как вы полагаете, почему?
   Майкл пожал плечами. Кларкхэм объяснил:
   — Потому, мой друг, что Бан Часов осталась верна Тонну, когда другая его дочь, Элми, подняла мятеж. А ведь он превратил их мать в мерзкое чудовище в порыве… не знаю даже, как это назвать… ужасного гнева? Когда Элми вступила в брак с человеком, именно Тонн устроил ее изгнание, обрек дочь на неслыханные муки. Но ему не удалось сломить волю Элми, и Совет Элеу ее поддержал. Вот тогда-то Тонн не пожалел усилий, чтобы создать Царство. Он отчаянно возненавидел людей.
   — Может быть, теперь он относится к нам по-другому.
   Кларкхэм взглянул на Майкла с изумлением, потом отрывисто рассмеялся.
   — Похоже, он сумел произвести на вас впечатление, не раскрывая своей подлинной сути. Пожалуй, мне нужно быть с вами поосторожней.
   Наступила тишина. Николай с тревогой оглядывал присутствующих.
   — Майкл за людей и за гибридов, — произнес он наконец. — Майкл — хороший парень.
   Мора улыбнулась, а Бири оскалил зубы в ухмылке. Кларкхэм беззлобно рассмеялся.
   — Ну, конечно. Он так долго, так упорно стремился сюда, чтобы помочь своим и моим сородичам. Мы будем действовать сообща и достигнем всех наших целей. А теперь, после столь долгого путешествия и сытного ужина, самое лучшее — разойтись по комнатам и хорошенько выспаться. Мора покажет вам, где что находится.
   Он встал и потянулся.
   — Доброй ночи, джентльмены.
   Мора проводила Николая и Майкла наверх, показала им ванную, спальни и чулан, где хранилось белье. Сидхиня повсюду оставляла аромат роз. Заглядевшись на ее черные блестящие волосы и кожу цвета тикового дерева, Майкл отвлекся от своих путаных мыслей.
   В своей комнате он обнаружил двуспальную кровать, аккуратно сложенные простыни, белое покрывало с откинутым углом и под ним теплые шерстяные одеяла. На вешалке возле дубового комода висела новая одежда: брюки, рубашка и свитер; под нею стояли коричневые ботинки из очень эластичной кожи. Даже на Земле Майкл не носил столь нарядных костюмов.
   Стены спальни были украшены абстрактными рисунками в мягких коричневых, серых и голубых тонах. В углу, в медном горшке, рос розовый кустик, рядом стоял письменный стол с кожаной обивкой. Высокий торшер освещал постель приятным рассеянным светом. На книжных полках возле двери Майкл нашел стихи Джерарда Мэнли Хопкинса, Йитса, Китса и Шелли, много романов, старинных и современных.
   Он затворил дверь и сел на кровать. Казалось бы, все эти земные удобства должны были растрогать Майкла. Но в его душе не нашлось места сантиментам. Он переоделся в махровый купальный халат, вышел в коридор, взял из бельевого шкафа полотенце и отправился в ванную.
   Там его ожидали иные блага земной цивилизации. Горячая вода, мыло, белые эмалированные ванна и раковина, мраморный пол, обои с листьями папоротника, душ. Он стоял под душем до изнеможения, потом вытирался с закрытыми глазами.
   Возвратясь в спальню, Майкл обнаружил возле своей кровати Кларкхэма. Тот держал в руках несколько листов бумаги и красивую черную авторучку с золотым ободком.
   — Это может пригодиться. — Он положил бумагу и авторучку на стол и чуть ли не с заискивающим видом шагнул навстречу гостю. Очевидно, Кларкхэм желал дружбы, но их разделяла странная неприязнь, скрытая, но готовая в любой момент выплеснуться.
   — Извините, — пробормотал Кларкхэм после короткой паузы. Он обошел Майкла и задержался в дверях. — Мне еще не удалось окончательно решить, что вы собой представляете.
   Майкл пожал плечами.
   — Я не чародей, если вас это интересует.
   Кларкхэм мрачно усмехнулся.
   — Бессознательное волшебство иногда особенно опасно. Впрочем, не обращайте внимания на мою болтовню. — Он широким жестом указал на письменный стол. — Упражняйтесь в своем искусстве, когда пожелаете. Мы будем благодарными слушателями.
   Кларкхэм вышел и затворил дверь.
   Майкл сбросил халат, надел фланелевую пижаму, что лежала возле кровати, и забрался под одеяло. Потом дотянулся до торшера и выключил свет. Каждый жест был таким знакомым и при этом таким странным.
   Он заснул. И в ту ночь увидел сон.
Глава тридцать пятая
   Роза лежала на комоде. Лепестки превратились в стекло. Прекрасная, как совершенное произведение искусства, роза тихонько зазвенела, когда Майкл осторожно взял ее за стебель и вставил в петлицу рубашки. Она все еще приятно пахла.