— Мне очень неспокойно, — сказал она. — Хенрик говорит, вы попали сюда не так, как все остальные.
   Майклу не хотелось повторять свою историю, и он решил перехватить инициативу.
   — А как вы сюда попали?
   — Элина была очень способной пианисткой, — ответил за нее Саварин.
   Она смущенно пожала плечами и, прильнув губами к кружке, поглядела на Майкла.
   — Прокофьев, — произнесла она.
   — Простите?
   — Я играла Прокофьева. Месяц готовилась к выступлению, репетировала третий концерт для фортепьяно. Уставала ужасно. С утра — Бах, а потом весь день — Прокофьев.
   Майкл выжидающе смотрел на нее. Она состроила серьезную мину, потом рассмеялась.
   — Когда у меня совсем онемели руки, я решила погулять. В голове была одна музыка. Я ее не просто слышала — чувствовала. Всем телом, особенно руками и грудью.
   Она коснулась пальцами блузки над соблазнительно покачивающейся левой грудью.
   — Как будто меня хватил музыкальный сердечный удар. Понимаете?
   Майкл отрицательно покачал головой.
   — Ну, в общем, мне стало не по себе. Я вышла из квартиры на лестничную площадку, а под ногами ничего не было, кроме лужи ртути — живое серебро, представляете? И я пошатнулась. Ступила на эту ртуть. А очнулась уже здесь.
   Она поставила кружку и вытерла губы пальцем.
   — С тех пор не люблю лестниц, хоть и живу на верхнем этаже.
   — Это случилось два года назад? — спросил Майкл.
   — Примерно. Ну а вы как здесь очутились? Хенрик рассказывал, но я хочу услышать из первых уст.
   Уверенность Майкла в себе, приобретенная, как он полагал, за недели тренировок, растаяла в присутствии Элины, такой молодой, свежей, — настоящей живой девушки. Майкл запинался и путался, но худо-бедно описал свои приключения. Когда он умолк, Элина подошла к оконцу. Пробивавшийся сквозь занавеску свет падал на ее лицо.
   — Мы ведь ничего не понимаем в этой жизни, правда? Я решила, тут что-то вроде чистилища для тех, кто слишком много занимался музыкой и мало бывал в церкви. То есть сначала я так думала. По наивности.
   — У многих людей тут на первых порах возникают религиозные фантазии, — заметил Саварин. — Я изучаю это явление.
   — Ты все изучаешь.
   Маленькая ладонь Элины коснулась руки Саварина. Майкла кольнула ревность.
   — Вы из Нью-Йорка? — проговорил он.
   — Из Бруклина. А вы?
   — Из Лос-Анджелеса.
   — О Бо-оже, — протянула она, качая головой. — Чокнутый калифорниец. Я почти ничего не слышала об Арно Валт… как его там? Он когда-нибудь писал серьезную музыку?
   — Для кинофильмов.
   — И больше ничего?
   — Ну, концерт…
   — Забавно, я и об этом ничего не знаю.
   — Наверно, дело постарались замять. Из-за того концерта у Валтири было много неприятностей.
   — Да, музыка — это целый мир. И мне кажется, композиторам достается нелегко, даже тяжелее, чем исполнителям. А чем вы сейчас занимаетесь?
   — Тренируюсь, — ответил Майкл, не успев как следует подумать.
   — Тренируетесь? Для чего?
   — Не знаю. — Он сконфуженно улыбнулся.
   Элина, похоже, очень удивилась.
   — Надо же знать, для чего тренируешься.
   — Ну… чтобы окрепнуть.
   — Но вы совсем не похожи на больного.
   — Я слабый, — признался Майкл. — То есть мало занимался спортом.
   — А, книжный червь вроде Хенрика. Тогда вам повезло, что здесь так мало книг.
   — Майкл принес одну с собой, — заметил Саварин.
   — Правда? А можно посмотреть?
   — Я ее не захватил. — Тема была опасная. Майкл хорошо помнил, какая мина появилась на лице Ламии, когда он упомянул о своей книге. — Это просто томик стихов.
   — Жаль, что не о музыке. У меня тут совсем нет практики. — Элина подняла руки и растопырила пальцы, слегка согнув мизинцы. — Вы, конечно, считаете музыкантов ужасно легкомысленными. — Она печаально вздохнула. — Болтливыми.
   — Вовсе нет.
   — Здесь большинство людей в преклонном возрасте, некоторым уже за сто. Разве не удивительно? Но мало кто выглядит старше Хенрика, а все старики были совсем дряхлыми, когда сюда попали. Мне кажется, все это очень глупо.
   — Да, — согласился Майкл, хотя предпочел бы другое слово. Он с трудом заставил себя отвести глаза от Элины. Вдобавок началась эрекция. Он держал руки на коленях и старался думать о чем-нибудь постороннем — умбралах, Элионсе с его всадниками…
   — Интересно, сумеем ли мы когда-нибудь все выяснить, — продолжала Элина. Она как будто догадывалась о причине робости Майкла и даже о его тайных помыслах, и это ее забавляло. — Вы долго пробудете у Журавлих? Вам позволят жить в городе?
   — Не знаю. Я тут ничего толком не знаю. Как в тумане…
   Ему вдруг захотелось прильнуть к этой девушке, рассказать обо всем без утайки. Он с трудом оторвал взгляд от блузки.
   — Мне пора идти. — Мысль об Элионсе вернула его к действительности. — Я могу там понадобиться.
   — Да, конечно. Извините.
   Элина поднялась. Он посмотрел на ее колени, потом на глаза. Вне всяких сомнений, она была красива. Кем же ей доводится Саварин? Просто другом?
   — А вы сможете прийти потом? Я бы хотела еще поговорить… вспомнить старые времена.
   — Постараюсь, — обещал Майкл. — А когда…э-э… вам удобно?
   — Я по утрам работаю. Стираю. — Она показала руки. — Ужас, правда? В Царстве нет никаких приспособлений для облегчения труда. Приходите во второй половине дня. В это время я обычно дома. Приходите.
   Она очаровательно улыбнулась. Майкл взглянул на Саварина.
   — Ну, я пошел.
   — Конечно, — кивнул Саварин. Он тоже собрался уходить.
   — Пока, — сказала Элина.
   — Пока. — Майкл неловко помахал рукой.
   В конце улицы Саварин кашлянул.
   — Парень, а ведь ты ей понравился.
   Повеселевший Майкл кивнул.
   — И теперь, подозреваю, ты будешь реже приходить ко мне с интересными рассказами.
   — Все, что узнаю, расскажу, — заверил Майкл.
   — Но сначала расскажешь Элине?
   Саварин с улыбкой отмахнулся от возражений Майкла.
   — Да что ты, я же понимаю. Все довольствуются сиюминутным. Только меня, как проклятого, тянет к долговечному.
   Они расстались в предместьях Эвтерпа, и Майкл возвращался в Полугород в крайнем смятении мыслей.

Глава одинадцатая

   Впервые жизнь в Царстве обрела какой-то смысл, помимо задачи выжить и теперь уже зыбкого шанса вернуться домой. Майкл брел по кривой базарной улочке Полугорода и вспоминал лицо Элины, и губы, и как они двигались, когда Элина говорила.
   Он пересек заваленную обломками базарную площадь, подошел к дому Лирга, принадлежащему теперь Элевт, и постучал в дверь. Ответа не было долго, наконец Элевт широко распахнула дверь.
   — Привет. — Ее лицо казалось усталым и постаревшим.
   — Ты хотела со мной поговорить? — Майкл сравнил странную красоту Элевт с живой прелестью Элины и почувствовал легкое отвращение.
   — Хотелось побыть с кем-нибудь. Но если у тебя дела…
   — Нет, — сказал Майкл.
   Как ни странно, отвращение вдруг уступило симпатии, но довольно прохладной, отстраненной и совсем не опасной. Элевт пригласила гостя в дом и бесшумно затворила за ним дверь.
   Интерьер сильно отличался от тех, которые Майкл видел в жилищах людей: массивная деревянная мебель с обивкой и накладками, в дальних от окон углах — канделябры со сладковато чадящими свечами, в центре дома — печь из шамотного кирпича с трубой, уходящей в потолок. Между стенами и трубой на железных карнизах висели занавески с причудливым рисунком, они разделяли помещение на четыре комнаты. Майкл сел на скамью, Элевт — напротив него, у темного камина с латунной решеткой.
   — Лирг на самом деле не умер, — произнесла она через несколько минут неловкого молчания.
   — Что с ним будет? — спросил Майкл.
   Элевт опустила глаза и наклонилась, чтобы поправить ботинок.
   — Из него сделают слугу Адонны.
   — И что это значит?
   — Это значит, что он отдаст свою магию ритуалам. И ослабеет. Гибриды отличаются от настоящих сидхов. Волшебство у нас отнимает силы. И чем больше в нас человеческой крови, тем быстрее мы слабеем.
   — А потом?
   — Об этом не хочется думать. Во всяком случае, я больше никогда его не увижу. Он был хорошим отцом.
   Речь ее была нетороплива и приятна. Чем печальней звучал голос, тем привлекательней казалась Элевт Майклу. Потребовалось совсем незначительное усилие, чтобы сесть рядом с ней и взять за руку. Впервые Майкл почувствовал себя уверенно. Элевт подняла глаза. В них блестели слезы.
   — А как умирают на Земле?
   Майкл смутился. Ему не доводилось переживать смерть близких людей, кроме Валтири. Все его друзья, родители, дедушки и бабушки были еще живы. Смерть представлялась ему некой идеей, скорее чем-то воображаемым, нежели реально существующим.
   — Просто наступает конец, — ответил он. — Все говорят, что у людей есть души, а у сидхов нет, но я знаю, многие с этим не согласны.
   — И здесь то же самое, — кивнула Элевт. — Так мне объясняли. Молодежь должна верить тому, что ей говорят, правда?
   Майкл пожал плечами.
   — Наверно.
   — И не делать того, что ей не советуют. Гибриды не так крепко связаны, как сидхи. Мы и так уже на самом дне. Ниже упасть невозможно.
   — Здесь тоже не слишком уважают людей, — напомнил Майкл.
   — Но сидхи оставили вас в покое. Умбралы не приходят за людьми.
   — Это потому, что мы бесполезны. У нас нет волшебной силы. А ты занимаешься магией?
   Элевт медленно кивнула.
   — Немного. Я учусь, но еще мало умею.
   Майкл похлопал ее по руке и встал.
   — Мне пора возвращаться. — Ему не очень хотелось идти к Журавлихам, он просто нашел удобный предлог, не зная, что еще здесь делать.
   Элевт тоже встала. Не поднимая глаз, протянула руку и коснулась одним пальцем тыльной стороны ладони Майкла.
   — Мы особенно уязвимы, когда остаемся одни. — Она посмотрела ему в глаза. — Нам обоим нужна сила.
   — Да, наверно, — согласился Майкл.
   Наступила томительная пауза, он тщетно подыскивал прощальные слова. В конце концов просто улыбнулся и выскользнул за дверь. Элевт посмотрела ему вслед, глаза ее были широко раскрыты. Прежде чем дверь затворилась, он увидел, как Элевт медленно и грациозно поворачивается, и почему-то содрогнулся.
   Смятение Майкла усилилось, когда он перешел речку и поднялся на пригорок. К счастью, ни одна Журавлиха не показалась. Он вошел в свое тесное жилище и долго стоял там, касаясь потолка волосами на макушке. Через щели в крыше красноватые отсветы заката падали ему на лицо.
   В ту ночь Майкла потревожил лишь отдаленный гул, который разносился по долине одну-две секунды. Когда он затих, Майкл, не вставая с циновки, некоторое время всматривался в тьму. Вдруг ему почудилось, будто это не мир изменился, а он сам каким-то образом стал совсем другим человеком. Он не чувствовал себя шестнадцатилетним.
   Было ощущение цели, была надежда… Он чего-то ждал.

Глава двенадцатая

   На следующее утро Спарт разбудила его спозаранку — взяла за руку и выволокла из хижины. При этом она как-то странно жужжала и свистела, не умолкая ни на миг. Как будто не очень успешно пыталась припомнить какой-то мотив. Но чем внимательнее Майкл слушал, тем больше убеждался, что в этих звуках вообще нет мотива. Он еще протирал глаза, когда Спарт расхаживала вокруг него, критически оглядывая с ног до головы.
   — Готов? — Журавлиха остановилась перед Майклом и уперла руки в бедра.
   — Да, кажется, — пробормотал он.
   — Сегодня у нас прогулка. Пойдем через Проклятую долину, и ты будешь нас сопровождать.
   — Ладно. — Он проглотил слюну. — После завтрака?
   Из хижины появилась Кум и сунула ему в руки серо-зеленый плод лайма размером с апельсин. Нэр, выглянув в окно, протянула краюху хлеба. Майкл знал, что протестовать нет смысла. К тому же пища сидхов, похоже, насыщала лучше, чем людская. Во всяком случае, он редко испытывал сильный голод, хоть и считал поначалу, что от старушечьей диеты запросто можно протянуть ноги.
   В лучах утреннего солнца они шли вдоль реки, мимо тростников в половину человеческого роста и неизвестных Майклу водяных растений с перистыми листьями. Ползучие побеги, словно зеленые резиновые шланги, змеились по склону и уходили в воду. Впереди, на северо-востоке, ярко-голубое пятно сияло над бледнеющей оранжевой полосой, которая висела над Проклятой долиной.
   Одна Журавлиха шагала перед Майклом, остальные — позади. Он еще не забыл эти места со дня Каэли… За два часа быстрой ходьбы они добрались до лугов, которые больше всего пострадали от бури. До сих пор здесь не поднялась трава. Спустя еще четыре часа Майкл узнал зеленую возвышенность, где он очнулся после встречи с умбралом. Журавлихи повернули на северо-запад, выбрались из тростниковых зарослей и двинулись дальше по извилистой тропе.
   Они еще несколько раз поворачивали, едва завидев границу Проклятой долины, и через три часа Майкл до того устал, что впервые остановился и потребовал передышки. Журавлихи даже не оглянулись, они шли вприпрыжку, точно дети на прогулке, их движения плохо вязались со старческой внешностью (хотя Майкл сомневался, что к ним применимы человеческие представления о возрасте).
   — Подождите, пожалуйста! — крикнул он им вслед. — Что мы делаем, куда идем?
   Спарт помахала ему рукой. Майкл тяжко вздохнул. Он уже отчаялся найти смысл в поведении старух. Может, он и был, этот смысл, но постоянно ускользал от Майкла.
   И наконец ускользнули сами Журавлихи. Майкл на секунду наклонился, чтобы освободить ногу от цепкого корня, а когда выпрямился, не увидел спутниц. Зато на вершине холмика, этак в полумиле, стоял конь. Конь сидхов.
   Майкл с тревогой оглядел холм — сидха не видать — и направился к животному. Ничейный конь в Землях Пакта? Должно быть, это большая редкость. Во всяком случае, Майкл еще не видел ни одного. Когда он двинулся вверх по пологому склону, конь поднял голову, прянул ушами, негромко заржал и повернулся к человеку. Майкл остановился, решив, что подходить ближе не стоит. Вдруг это ловушка? Что, если за холмом притавшийся сидх подкарауливает любопытных?
   — Правильно, надо быть осторожным, — одобрила Спарт. Она стояла в двух шагах за спиной у Майкла.
   — Знаешь, кто это? Такие еще водятся на Земле?
   — Конечно. Ну, не совсем такие… Это лошадь.
   — По-каскарски «эпон», и это слово древнее самых первых лошадей. Когда-то были другие кони, сильнее, даже чистокровнее. Они погибли в войнах. Посмотрим вблизи?
   — Если считаете это необходимым…
   — Да, — кивнула Спарт. — Это входит в обучение.
   Конь ударил землю копытом и опустил голову — пощипать травы. Когда человек и гибрид приблизились, конь взвился на дыбы, а затем поскакал прямо на Спарт.
   Она протянула руку, конь ткнулся ноздрями в ее широкую ладонь и закрыл глаза.
   При ближайшем рассмотрении у коня оказалась блестящая бархатистая шкура, под ней явственно проступали мышцы. Ноги были длинные, а голова узкая, можно даже сказать костлявая, грива — короткая и ухоженая. Очевидно, совсем недавно скакуна чистили.
   — Откуда он? — спросил Майкл.
   — Недавно пересек Проклятую долину. — Спарт стряхнула золотистую пыль с холки коня. — Его хозяева ждут нас там. Мы будем держаться рядом с ним, и сани защитит нас. — Старуха показала ладонь. Она вся искрилась, словно была усеяна чешуйками слюды. — Хочешь прокатиться верхом?
   Майкл отрицательно покачал головой.
   — Я никогда не ездил на лошадях.
   — Надо учиться. Почему бы не сейчас? — Спарт спрашивала не Майкла. Она обращалась к Кум и Нэр, которые вдруг появились на холме по другую сторону от коня. Нэр держала в зубах травинку. Обе Журавлихи неопределенно кивнули.
   Спарт искоса взглянула на Майкла и пожала плечами.
   — Ладно, пускай сам решает. Главное, конь есть.
   Она обошла скакуна, потрогала ноги и холку, похлопала по крупу.
   Нэр хихикнула, уселась в стороне, вынула изо рта травинку и стала ее рассматривать.
   — Когда хочешь оседлать лошадь, — сказала она, — подойди к ней, загляни в глаза, скажи: «Ты моя душа, я твой хозяин!» Верь в то, что говоришь. А потом… седлай.
   — И все? — спросил Майкл.
   Смех Кум больше походил на скрежет жерновов.
   — Да, — подтвердила Спарт. — Но чтобы в это поверить, ты должен стать наездником не хуже сидха. Ни один человек не способен ездить, как сидх. У вас есть души. Для лошади не хватает места.
   — А может, я научусь, — с вызовом проговорил Майкл. — Может, я буду ездить не хуже сидха.
   — Попробуй. — Спарт нагнулась и подставила вместо стремени сложенные в чашу ладони. — Левую ногу ставь сюда, правую закидывай.
   — Без седла?
   — Да, ведь ты его с собой не принес.
   Майкл встал левой ногой на импровизированное стремя, ухватился за шею коня и попытался закинуть вторую ногу. Мгновение он провисел и упал на четвереньки. Когда Майкл поднялся, конь стоял в нескольких шагах, потряхивал гривой и фыркал.
   — Если не можешь оседлать коня, — молвила Нэр, спокойно наблюдавшая за этой сценой, — ходи пешком, как он.
   — Он слишком резвый, — заметил Майкл, вставая.
   — Как-нибудь в другой раз, — пробормотала Спарт.
   И снова Майкл почувствовал, что ставка на него упала до нуля. Желая восстановить свой престиж, он вновь подошел к коню и похлопал по боку. Конь повернул к Майклу жемчужно-серую голову, загадочно блеснул большими серебристыми глазами.
   — Тпру! — сказал Майкл. Или что-то в этом роде. — Будем дружить, а?
   Конь ударил хвостом воображаемую муху и поднял переднее копыто.
   — Послушай, — зашептал ему на ухо Майкл, осторожно пригнув одной рукой его шею. — Я и так не на высоте, не опускай меня еще ниже. Они меня считают рохлей. — Он кивком указал на Журавлих. — И я, сказать по правде, уже сам начинаю так думать. Если не хочешь быть моей душой, может, станем просто приятелями, а?
   Конь поднял голову, прянул ушами и ткнулся храпом Майклу в грудь. Спарт ухмыльнулась.
   — Может, у тебя есть подход к лошадям?
   — Не знаю. Это ведь в первый раз.
   — Попробуй еще. Если справишься, глядишь, и не придется тебе пешком идти по Проклятой долине.
   Спарт опять подставила ладони. На этот раз Майклу удалось взобраться на коня. Тот вздрогнул, тряхнул гривой, но с места не сошел. Майкл вдавил свои икры ему в бока и с дрожью в голосе спросил:
   — Теперь я поеду?
   Спарт смотрела на запад. Там, примерно в миле, по степи медленно продвигались три конных сидха.
   — Кто это? — спросил Майкл.
   — Хранитель Фитиля, — ответила Спарт. Она подмигнула и, протянув руку, взяла коня за нижнюю челюсть.
   — Что ему здесь надо?
   — Хочет встретиться с тем, кто нас ждет, — ответила Нэр, вставая. — Пора.
   Журавлихи пошли вниз по противоположному склону холма. Конь тронулся за ними, похоже, он шел по собственной воле. Майкл понятия не имел, как править лошадью, и сознавал, что спрашивать об этом уже поздно. От Элионса и его всадников Майкла отделяла сотня ярдов. Обе группы направлялись к границе Земель Пакта и лежащего за ними туманного края.
   У границы Журавлихи остановились. За геометрически четкой линией зеленая трава сменялась блестящими черными и умбряными песками Проклятой долины. Нэр нагнулась и зачерпнула песка; он потек между пальцев, безжизненный, как пыль из пылесоса. Она вытерла ладони о штаны и с отвращением поморщилась.
   — Мы будем идти рядом с конем, — сказала Спарт.
   Кум внимательно осмотрела бока скакуна.
   — Нас защитит эта пыль? Я хотел сказать, сани…
   — Отчасти. — Кум тоже поглядывала на всадников, которые остановились у границы ярдах в шестидесяти к северу.
   Элионс спокойно поглаживал своего золотистого коня. Майкл недоумевал, почему Хранитель Фитиля не действует более решительно.
   Первой пересекла границу Нэр. За ней неохотно последовал конь, и дрожь пробежала по его спине.
   — Сорок миль. — Спарт указала на восток. — Мерзость запустения. Результат войны. Хорошее место для тренировки. Но тебе надо быть поосторожней. Адонна похоронил свои ошибки, копни поглубже землю Царства, и наткнешься на них.
   Со всех сторон окрест высились кривые, когда-то расплавленные скалы. Некоторые изогнулись так, что образовали гигантские арки. Из трещин в скалах и нерукотворных рвов на земле сочились испарения; пахло серой. Кое-где виднелись лужи пенистой желто-оранжевой жидкости, точь-в-точь полные гноя раны. От едкого дыма слезились глаза. Спарт велела Майклу наклониться и намазала обе его щеки темной густой массой. На обоняние мазь не действовала. У Майкла постоянно текло из носа, сводя на нет гордость, которую он испытал, усевшись верхом.
   Майкла беспокоило, что Журавлихи не взяли с собой ни еды, ни воды. Такое упущение могло дорого стоить, случись им застрять в Проклятой долине надолго. Здесь едва сыщешь провизию.
   Воздух был насыщен отвратительной пылью. Майкл взял у Кум полоску ткани и связал ее концы на затылке, прикрыв рот и нос. То же сделали остальные.
   С наступлением сумерек они поднялись на плоскогорье, усеянное острыми камнями. Майкл спешился, чтобы помочь Журавлихам. Они расчистили от камней площадку со стороной около четырех ярдов. Потом Кум достала из сумки палочку и прочертила круг на земле.
   — Отдохнем здесь, — сказала она.
   — Эта черта защитит нас от каких-то тварей? — Майкл вспомнил о магических пентаграммах.
   — Нет. — Кум поскупилась на объяснения.
   Элионс и его всадники остановились в двадцати ярдах позади, но не пожелали спешиться.
   Оранжевый свет действовал Майклу на нервы. Он не хотел здесь оставаться и предложил двигаться дальше, но Нэр отрицательно покачала головой. Журавлихи сидели в круге, Майкл стоял почти в его центре. Рядом был конь, он опустил голову и прикрыл глаза. Он казался очень усталым.
   — Мы отдыхаем из-за лошади? — Повязка сильно приглушала голос Майкла.
   Журавлихи тоже опустили головы. Никто не ответил.
   — Я понял, — сказал он. — Пока здесь конь, что-то отнимает у него силы, но он защищает нас…
   Никто не подтвердил и не опроверг это предположение.
   Над головами появилась тяжелая бурая туча и выпустила облако бледно-оранжевого тумана. Каждая жидкая частица в нем была не меньше дождевой капли, однако не падала. Туман висел со всех сторон, но не пересекал границу круга.
   Элионс и его всадники остались вне облака. Они внимательно следили за Журавлихами и их учеником. Майклу даже с такого расстояния были видны полные ненависти глаза Элионса. Через час Спарт и Кум резко поднялись. Майкл тряхнул головой и с удивлением понял, что заснул стоя.
   Он предложил коня Нэр, и та не отказалась. Спарт стерла ногой линию на земле, они двинулись дальше на восток. Сидхи следовали в небольшом отдалении.
   Смеркалось, и Журавлихи хотели выбраться из Проклятой долины до наступления ночи. Ноги тонули в пыли, идти было гораздо труднее, чем по пляжному песку. Вскоре Майкл выбился из сил и пожалел, что уступил коня.
   На закате, который оранжевое марево превратило в зловещее восхождение рыжевато-коричневых и охряных полос на бурый небосклон, путники вышли к еще одной четкой границе. Было неясно, что лежит за ней; в темноте проглядывали только смутные черные пятна, возможно, то были высокие валуны или деревья.
   Конь перешел на легкую рысь, и приходилось бежать, чтобы не отстать. Майкл не жалел себя, но пересек границу последним. Мелькнула пугающая мысль: если Журавлихи его бросят, он сам перейти черту не сможет. Однако ничто не помешало сделать решающий шаг.
   — Добро пожаловать в подлинное Царство, — заявила Спарт.
   Деревья! Огромные, с раскидистыми кронами, они превращали последние отсветы дня в зеленый сумрак. Воздух был свеж и чист. Даже пыль, которая покрывала толстым слоем и кожу, и одежду, вдруг исчезла без следа, хотя Майкл обливался потом.
   Конь устремился к прогалине пощипать изумрудно-зеленой травы. Нэр соскочила на землю, нетерпеливо подошла к дереву и, расплываясь в улыбке, похлопала его узкой ладонью. Майкл раскинул руки и глубоко вздохнул, наслаждаясь прохладой, зеленью и покоем.
   Насколько позволяли видеть сумерки, лес был редким. Между деревьями росли кусты, усеянные красными и лиловыми ягодами, высокие белые лилии с тонкой кроваво-красной каймой на лепестках, неизвестные голубые цветы по краям полян.
   Едва ли роща напоминала земную; она казалась слишком совершенной, нереальной. Через несколько минут Майклом вновь овладела тревога. Он оглянулся на Проклятую долину с ее оранжевым маревом. Где же Элионс со свитой?
   Подошла Спарт. Она прятала обе руки за спиной и улыбалась еще лукавее, чем Нэр. Кум села на низкий сук дерева и по-птичьи, одним глазом уставилась на Майкла.
   Спарт достала из-за спины цветок. Майкл не заметил вокруг ничего похожего. Цветок был прозрачен, как из тонкого стекла; походил бы и на пластмассовый, если б не ажурный узор на лепестках. Спарт, похоже, предлагала эту диковину Майклу, и он протянул руку. Но Журавлиха тотчас спрятала цветок в кулаке.
   — Какого цвета? — спросила она.
   — Желтого, — ответил Майкл.
   Она раскрыла ладонь. Цветок был ярко-синим.
   — О, синий! Но он был…
   — Царство не похоже на Землю. На Земле все стоит на фундаменте хаоса, как и здесь, но там этот фундамент очень тонок. В Царстве он мощнее. Все не столь определенно и больше зависит от воображения. На Земле хаос принимает устойчивый вид благодаря одному закону. Этот закон гласит: ты никогда не сможешь выиграть битву… Понятно?