Потрясенный, капитан Полинский выпустил из рук бинокль. Схватив капрала-связиста за руку и подталкивая его к серому железобетонному зданию, он закричал:
   – Бегом! Быстро на КП!
   Они вместе промчались по улице, старательно прячась за пылающими грузовиками и джипами. Вся мостовая была завалена искореженными кусками металла, изуродованными телами, разорванными в клочья автомобильными покрышками.
   Полинский распахнул дверь почты и ринулся вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. В библиотеке на втором этаже, служившей штабом роты, были разложены на столе карты и стояла рация дальней связи. Мешки с песком, книжные шкафы и связки книг, сложенные у окон, служили им защитой от осколков и пуль.
   Озабоченный лейтенант, заместитель Полинского, поднял голову от передатчика с явным облегчением.
   – Капитан! Батальон на связи!
   Полинский схватил наушники и надел их.
   – Полинский слушает!
   – Говорит майор Корицки. Что, черт возьми, у вас там происходит?
   Капитан нахмурился. Он терпеть не мог майора и знал, что это чувство между ними взаимно. Майор Збигнев Корицки, настоящая штабная крыса, принял командование батальоном после того, как прежний командир погиб под Познанью. С тех пор мало кто из личного состава боевых подразделений и офицеров видел майора воочию. Его приказы доносились до подчиненных откуда-то из глубокого тыла, из надежного бронированного нутра командирской машины.
   – Нас атакуют танки противника, численностью до роты, майор. Я требую подкрепления!
   – Это невозможно, – твердо отвечал майор. – У вас же есть средства для борьбы с танками, вот и используйте их. В любом случае вы должны удерживать свою позицию до тех пор, пока саперы не взорвут мост. Помните о своем долге, капитан! И не забывайте информировать меня о ходе боя. Конец связи.
   Полинский сорвал с головы переговорное устройство и швырнул его заместителю. С большим трудом ему удалось справиться с собой.
   – Попробуй, может быть, удастся убедить командира наших танков выйти из леса и перебраться на наш берег, – обратился капитан к заместителю. – Передай ему, что нам нужна помощь, чтобы отогнать подальше несколько "Леопардов".
   Лейтснант кивнул и повернулся к рации.
   – Пан капитан! – воскликнул сержант, наблюдавший за театром военных действий из окна. – Вижу бронетранспортеры противника. Их довольно много.
   Полинский выглянул в амбразуру, оставленную специально для этой цели в их импровизированной баррикаде. Ему было хорошо видно, как немецкие "Мардеры" спускаются вниз по склону того же небольшого холма. Полинский насчитал штук двадцать. Возможно, их было больше. Их атаковал по меньшей мере усиленный батальон мотопехоты.
   – Всем взводам – открыть огонь! – приказал капитан радисту.
   Бронетранспортеры, урча моторами, подползали все ближе. Они двигались по открытому пространству, с хода разворачиваясь для атаки. Полинский громко выругался, неожиданно сообразив, что бронетехника перестраивается из колонны в цепь прямо у него под носом. Совсем обнаглели, пся крев!
   Три противотанковых ракетных снаряда "Toy" рванулись навстречу бронетранспортерам. Два из них попали в цель. Затем заговорили 73-миллиметровые пушки польских БМП, выпуская в минуту по восемь противотанковых кумулятивных снарядов. Ими были подбиты еще несколько германских "Мардеров". Накренившись, они загорелись и зачадили.
   Возмездие последовало молниеносно.
   Несколько точных выстрелов башенных орудий "Леопардов", и огонь скорострельных пушек "Мардеров" превратили две из трех ротных пусковых установок ПТУР в костры, а одну из БМП – в дымящуюся руину. Еще больше снарядов обрушилось на окраины Рунаржево, и на узкие улочки поселка снова посыпался битый камень.
   Полинский смотрел сквозь амбразуру, стараясь разглядеть сквозь клубы пыли и дыма атакующие порядки противника. Неужели они собираются прорваться к мосту прямо сквозь линию его обороны? Нет! Уцелевшие бронетранспортеры замедлили ход и свернули в укрытие – за холмы, за одиночные хутора, за свои же подбитые машины. Некоторые просто остановились в яблоневых садах. Пехота торопливо покидала боевые машины через люки Немцы были на расстоянии не больше четырехсот метров от оборонительных порядков роты, продолжая наступление в пешем строю.
   Капитан польской армии, прищурясь, смотрел на открытое ровное пространство, на котором пехоте противника негде было укрыться. Оскалив зубы, он повернулся к заместителю:
   – Свяжись-ка с артиллеристами, Джозеф. Передай им огневую задачу...
* * *
   192-й МОТОПЕХОТНЫЙ БАТАЛЬОН, НА ПОДСТУПАХ К РУНАРЖЕВО
   Подполковник Вилли фон Силов едва успел ухватиться за поручень, когда его командирская машина внезапно вильнула вправо, ухнула в канаву и снова выскочила оттуда, и все это не снижая скорости.
   БАММ!!! Неподалеку разорвался снаряд, и бронетранспортер слегка качнуло. Осколки и мелкие камни пробарабанили по броне. Даже при закрытых люках грохот был оглушительный, от этого грохота можно было сойти с ума.
   – Сколько еще, Герд? – спросил фон Силов по внутренней связи. Еще один близкий разрыв оглушил его, так что подполковник не услышал собственного голоса.
   – Уже недалеко! – крикнул в ответ командир экипажа. – Я уже вижу "Хищника-1".
   – Отлично, он-то нам и нужен. Встань как можно ближе к нему.
   "Мардер" нырнул в очередную дренажную каналу, перевалился через что-то, что по ощущению напоминало невысокий бруствер, и затормозил. Теперь, когда на холостых оборотах двигатель почти смолк, барабанный грохот разрывов зазвучал гораздо громче, и в нем была угроза.
   Фон Силов проворно отстегнул привязной ремень и встал, скрючившись под низким потолком. Затем он вынул из зажимов позади командирского сиденья свою штурмовую винтовку. Капитан Майер – один из его заместителей, и радист – рядовой Неуманн, в точности повторили его движения, проверив амуницию и личное оружие. И тот и другой на всякий случай подергали бронежилеты, чтобы убедиться, что они застегнуты плотно.
   Вилли положил руку на кнопку, которая открывала задний десантный люк бронетранспортера, и в последний раз оглядел десантное отделение машины.
   – Вы готовы, господа?
   Оба поочередно кивнули.
   – Превосходно. Главное, сразу отбегайте в сторону, не толпитесь у люка. Затем во весь дух бегите к машине фон Ольдена. Все ясно?
   – Так точно, – несмотря на общепринятый стандартный ответ, которого и ожидал Вилли, в голосе Майера была какая-то неуверенность. Фон Силов заметил, что на высоком бледном лбу капитана выступила испарина.
   – Разрешите все же еще раз попросить вас остаться здесь... в относительной безопасности. Позвольте мне привести фон Ольдена к вам, герр подполковник?
   – Нет, – Вилли упрямо покачал головой. Он твердо знал, что бывают такие ситуации, когда командир обязан подвергать себя риску, чтобы достичь результатов. Сейчас как раз и была одна из таких ситуаций. Несколько раз быстро вдохнув воздух, фон Силов нажал на кнопку, и люк с лязгом открылся.
   – Пошли!
   Они оказались во дворе хутора. Невысокая каменная стена, едва достававшая им до пояса, окружала небольшой покинутый амбар и развалины деревянного дома, разбитого попаданием артиллерийского снаряда, прилетевшего из-за реки. Синеватые язычки пламени блуждали по руинам, словно призрачные болотные огни, робко облизывая две уцелевшие стены. Рядом с амбаром валялся на боку опрокинутый взрывной волной трактор, а в грязном стойле лежала убитая свинья и несколько мертвых поросят.
   Сразу за хутором начинались поля, засеянные рожью и овсом, которые тянулись до самого Рунаржево. Среди этих посевов чадили подбитые "Мардеры". Несколько сот пехотинцев в касках и камуфлированной форме распростерлись среди колосьев, напряженно прислушиваясь к вою снарядов, проносящихся над их головами или взрывающихся поблизости. Ответный огонь польских артбатарей пригвоздил батальон к земле.
   "Мардер" фон Ольдена стоял в нескольких метрах от хутора и был слегка прикрыт дымом, который относил в его сторону ветер. Вилли, почти не прячась, быстро побежал к нему, и в это время с неба с грохотом товарного поезда посыпались новые снаряды.
   – Ложись! – крикнул Вилли, бросаясь на землю почти рядом с бронетранспортером.
   БАММ! БАММ! БАММ! Земля затряслась, запрыгала и закачалась, когда один за другим снаряды принялись рваться почти рядом с хутором, разбрасывая во все стороны смертоносные визжащие осколки.
   В ушах у него все еще звенело, но Вилли встал на ноги и сплюнул, пытаясь прочистить горло. Прикладом своей винтовки он несколько раз ударил по броне "Мардера".
   – Открывай, свои.
   Люк открылся, и Вилли увидел внутри командирского броневика два складных столика для карт, громоздкую рацию и троих осунувшихся мужчин – фон Ольдена, его начальника оперативной части и сержанта-связиста. Вилли, Неуманн и Майер нырнули в люк.
   Тяжелая бронеплита закрылась за ними, отрезав значительную часть шума. Фон Силов протиснулся поближе к комбату и сел.
   – Доложите обстановку, подполковник.
   Фон Ольден свирепо сверкнул на него глазами.
   – Разве и так не ясно? – кулаки его нервно сжимались и разжимались. – Польская артиллерия крушит моих солдат. Мы не можем ни наступать, ни отходить. И то и другое самоубийственно!
   Вилли нахмурился. Судя по дрожи в его голосе, комбат балансировал на самом краю и был готов сорваться.
   – На связи "Ударник-1"! – вставил сержант-связист. – Его орудия заняли позиции.
   Это была хорошая новость. Восемнадцать самоходных 152-миллиметровых гаубиц из артдивизиона бригады наконец-то были готовы открыть огонь.
   – Спроси, может ли он подавить польские батареи? – сказал Вилли.
   – Никак нет, подполковник, они слишком далеко.
   Фон Силов только кивнул. Он знал, что так оно и будет. Поляки решили занять оборону у реки и отодвинули свою артиллерию как можно дальше в тыл, чтобы вывести ее из-под контрудара немецких войск. Это было скверно. Вилли знал, что на войне победа достается тому, кто делает меньше ошибок. Увы, командиры польской армии ошибались недостаточно часто.
   – Тогда передай ему, что мне необходима дымовая завеса, чтобы прикрыть отступление! – неожиданно вмешался фон Ольден и покосился на своего начальника оперативной части. – А ты прикажи всем ротам немедленно отходить. Будем перегруппировываться.
   – Отставить, майор, – негромкий голос Вилли заставил офицера замереть. Затем фон Силов сурово посмотрел на своего комбата. – Никто отступать не будет. Мы никогда не бежали от врага, поджав хвост. До этого проклятого моста осталось всего ничего. Заставь свои войска двигаться вперед и используй артиллерию, чтобы тебя прикрыли дымом.
   Фон Ольден покраснел.
   – Я не могу требовать от своих людей, чтобы они совершили самоубийство. Они выдохлись.
   – Да? А откуда тебе это известно? – Вилли обвел рукой внутренность броневика. – Ты что, видишь сквозь сталь?
   Фон Силов даже не старался скрыть свое презрение. Подполковник фон Ольден должен был быть снаружи, должен был поддерживать своих людей, воодушевлять их своим примером, чтобы в конце концов заставить пойти вперед. Вместо этого комбат отсиживался в своем бронированном ящике, не в силах оторваться от рации.
   – Мои приказания остаются в силе, – жестко сказал Вилли, – и я предлагаю тебе подчиниться.
   – Провались ты к дьяволу! – закричал фон Ольден, которого ухмылка на лице командира привела в неистовство. – Я не обязан подчиняться проклятому изменнику, какому-то гнусавому выскочке-"осси"!
   Вилли тоже разозлился, но на сей раз он не стал сдерживаться.
   – Тогда я отстраняю тебя от командования, – отрезал он и, повернувшись к начальнику оперативной части, добавил: – Я принимаю на себя тактическое руководство батальоном, майор. Сообщите об этом всем командирам рот и передайте, чтобы по моему сигналу они были готовы двигаться вперед.
   Фон Ольден некоторое время стоял с широко раскрытым ртом. От неожиданности он напрочь лишился дара речи. Когда способность говорить вернулась к нему, он, запинаясь, произнес:
   – Т-ты не можешь этого сделать. Я д-доложу наверх и буду оспаривать твою правоту!
   – Можешь оспаривать ее сколько угодно, – отрывисто сказал ему Вилли. – Только ради бога – не здесь. Капитан Майер?
   – Да, герр подполковник.
   – Дождитесь перерыва в стрельбе и отведите этого офицера в мою машину. Нужно вернуть его в тыл в целости и сохранности.
   – Слушаюсь! – Майер уселся на ящик с боекомплектом напротив потрясенного бывшего комбата, как бы невзначай положив руку на пристегнутую к ремню кобуру с пистолетом.
   Вилли отвернулся, полностью сосредоточившись на предстоящей задаче.
   – Вызовите артиллеристов еще раз, сержант. Я хочу, чтобы они немедленно открыли огонь по квадрату между нашей позицией и деревней. Дымовыми снарядами, да пусть не жалеют! Мне нужно столько дыма, чтобы я мог ходить по нему как по земле. Выполняйте.
   Сержант поспешно подчинился.
   Удостоверившись, что его приказ выполняется, Вилли снова взял свою винтовку и отворил десантный люк "Мардера".
   – Рядовой Неуманн, за мной!
   – Постойте!
   Вилли обернулся и увидел, что ссутулившийся и постаревший Клаус фон Ольден вцепился побелевшими пальцами в край люка.
   – Куда вы?
   – Делать вашу работу, подполковник, – отозвался Вилли.
   Отвернувшись, он побежал туда, где залег батальон. Неуманн, пригибаясь к земле под тяжестью рации, торопился следом. Повсюду во ржи лежали убитые и раненые солдаты, сраженные осколками снарядов или попавшие под плотный пулеметный огонь засевших в деревне поляков. На мгновение подполковник задержался, внимательно осматривая поля в надежде обнаружить торчащую откуда-нибудь гибкую антенну, которая помогла бы ему определить местоположение ротного командования.
   Вот и она. Вилли увидел гибкий ус рации у разбитого "Мардера", возле которого укрывались от огня несколько солдат. Теперь он и Неуманн бежали по открытой местности, пригибаясь всякий раз, когда поблизости рвался снаряд.
   К этому времени гаубицы бригады уже начали отвечать на огонь польских батарей. Там, где разрывались их снаряды, вырастали султаны плотного серого дыма. Смешиваясь между собой, они образовывали густую дымовую завесу, которую ветер медленно перемещал над землей.
   Рядом с тлеющим бронетранспортером возникла фигура темноволосого офицера с тремя светло-серыми капитанскими звездочками на погонах. Заметив фон Силова и Неуманна, он замахал им рукой.
   – Скорей! Скорей, проклятые идиоты! Хотите чтобы вас убили?
   Вилли первым добежал до укрытия и очутился прямо в центре группы солдат. Он тяжело дышал. Увидев его нарукавную нашивку и узнав своего командира, солдаты принялись во все глаза таращиться на него, и фон Силов осклабился.
   – Добрый день, господа.
   Капитан, слегка заикаясь, попытался извиниться перед ним, но Вилли кивком головы прервал его.
   – Не нужно извиняться, капитан. Вы были совершенно правы. Любой, кто появится на этом поле, безусловно, идиот.
   Несколько солдат нервозно хихикнули. Остальные вздрогнули и пригнулись, когда очередной залп польских орудий пришелся на участок всего в паре сотен метров от их не слишком надежного укрытия. Гаубичные дымовые снаряды проносились над их головами с причудливым шелестом.
   Некоторое время Вилли наблюдал за тем, как дымовая завеса все выше и выше вздымается над остроконечными крышами Рунаржево, и довольно кивал. Дым стал уже достаточно плотным, чтобы ослепить засевших в деревне корректировщиков артиллерийского огня. Стоит ему вывести батальон с этой открытой местности и приблизиться вплотную к линии обороны поляков, и артиллеристам понадобится немало времени, чтобы снова накрыть их шквалом огня.
   Вилли посмотрел на молодого офицера, который так нелюбезно встретил Неуманна.
   – Что это за подразделение, капитан?
   – Рота "В", герр подполковник.
   Некоторое время фон Силов рассматривал испуганные лица солдат, обращенные к нему. Ему было ясно, что одними словами он не сможет поднять их и отправить под огонь противника. Они слишком пали духом, сломлены тяжелыми потерями и непрекращающейся бомбардировкой. Им нужен был пример – его пример.
   Что ж, да будет так. Чин командира бригады не должен защищать его от опасности. Фон Силов встал во весь рост и стоял так несколько мгновений, не обращая внимания на близкие разрывы, сотрясающие землю. Он хотел, чтобы его увидел каждый солдат. Только после этого он возвысил свой голос, перекрывая грохот боя.
   – Рота "В", вставай! Поднимайтесь, поднимайтесь!
   Капитан первым последовал его примеру, за ним стали подниматься и солдаты. Все больше и больше пехотинцев в камуфляжной форме возникало из ржи, по мере того как сила примера фон Силова начинала действовать и на них. Увидев, что происходит, офицеры и сержанты других рот батальона стали поднимать и своих солдат.
   Фон Силов поднял свою винтовку и указал ею в направлении польской деревушки, которую почти не было видно за плотной стеной дымовой завесы.
   – Вперед! – проревел подполковник. – Надо захватить этот проклятый мост! За мной!
   Не дожидаясь ответа, он быстрыми шагами двинулся к Рунаржево. Неуманн догнал его и пошел рядом. Только Вилли слышал, как совсем еще молодой радист бормочет на ходу простую, по-детски наивную молитву, снова и снова повторяя одни и те же слова. Внезапно он поймал себя на том, что и его губы шепчут те же самые, идущие от сердца слова:
   – Боже, сохрани и помилуй меня. Дай мне силы, Господи... – И тут его взрослая половина неожиданно добавила: – ...И дай этим людям мужество последовать за мной.
   Его молитвы были услышаны. Оглашая воздух хриплыми криками, солдаты 192-го мотопехотного батальона обогнали его и исчезли в дыму.
* * *
   РОТНЫЙ КОМАНДНЫЙ ПУНКТ РУНАРЖЕВСКОГО ГАРНИЗОНА
   Половина деревни горела. Столбы черного густого дыма от горящих домов поднимались в небо, смешиваясь с более легким серым туманом дымовой защиты, поставленной германской артиллерией. Повсюду на улицах виднелись разбитые машины, вокруг которых валялись трупы. Несколько грузовиков выглядели неповрежденными, однако были покинуты водителями.
   Со своего наблюдательного пункта у одного из окон главного административного здания поселка капитан Конрад Полинский заметил какое-то движение почти у самого берега, ниже по течению реки. Дымовая завеса там была реже, и, когда в одном месте ветер разорвал ее, капитан увидел немецких солдат, перебегающих от здания к зданию и стреляющих на ходу. Немцы в Рунаржево! Гораздо хуже этого было то, что теперь ему и его людям был отрезан единственный путь назад, на другой берег.
   Полинский почувствовал, как у него защемило сердце. Повернувшись к своему радисту, капитан приказал:
   – Вызови командира саперов, живо!
   – Майор Бек, пан капитан! – капрал протянул ему переговорное устройство.
   – В чем дело, капитан? – спросил Бек. В его голосе звучала вполне понятная тревога. Если немцы прорвут оборону роты Полинского, его люди окажутся под огнем противника.
   – Вы уже заложили заряды?
   – Почти. Нам необходимо хотя бы минут пять.
   Немецкий пулемет заговорил где-то совсем рядом с КП, и в окна полетели пули. Капитан Полинский бросился на пол и укрылся за дубовым столом, чтобы иметь хоть какое-то прикрытие. Наушники и микрофон все еще были у него в руке.
   – Проклятье, майор, боюсь, у вас нет этих пяти минут!
* * *
   В РУНАРЖЕВО
   Вилли фон Силов низко пригнулся под окном, на втором этаже разрушенного здания у самой реки. Отсюда ему был отлично виден пролет моста. Видел он и польских саперов, заканчивающих подготовку моста к взрыву. Только несколько человек еще возились у стальных ферм.
   Он и его войска опоздали, и, хотя до цели наступления оставалось не больше двухсот метров, они с тем же успехом могли быть и на обратной стороне луны. Поляки будут готовы взорвать мост в ближайшие несколько минут, а он ничем не может им помешать.
   Подполковнику бросилась в глаза рация на спине Неуманна. Один отчаянный шанс у него еще оставался.
   – Вызови "Ударника-1", – приказал он.
   Когда в наушниках рации зазвучал голос командира гаубиц, фон Силов взял из рук Неуманна микрофон и прижал его к губам.
   – "Ударник-1", говорит "Большая кошка". У меня важная огневая задача.
   – Говорите, "Большая кошка", мои орудия ждут.
   Вилли щелкнул кнопкой микрофона.
   – Цель – середина центрального пролета моста. Объект – войска противника, на открытой местности без прикрытия.
   – Вас понял, "Большая кошка", ждите. Даю пристрелочный.
   Фон Силов приблизился к окну, глядя на то, как саперы с нарастающим нетерпением заканчивают свои приготовления.
   "Ну скорей же, скорей! – мысленно торопил он далеких артиллеристов. – Времени мало".
   Рация снова зашипела.
   – Пристрелочный сделан.
   Высоко над головой Вилли прошелестел одиночный снаряд. Фон Силов увидел разрыв напротив моста, на противоположном берегу реки. Снаряд разорвался в открытом поле, но это не имело значения. Торопясь, Вилли щелкнул тангентой и прокричал в микрофон передатчика:
   – Разрыв наблюдаю. Ближе сто, огонь на поражение!
* * *
   ШТАБНАЯ БМП 421-го ПЕХОТНОГО БАТАЛЬОНА, СЕВЕРНЫЙ БЕРЕГ РЕКИ НОТЕЦЬ
   – Боже мой! – майор Збигнев Корицки неподвижно уставился на мост, с ужасом глядя на то, как пять снарядов, выпущенные германской артиллерией, взрываются в воздухе и осыпают осколками беззащитных саперов.
   Тысячи острых, как бритва, осколков, разлетались во все стороны после каждого разрыва, врезаясь в бетон моста, в воду и в человеческие тела с одинаково убийственной силой. Саперы, уцелевшие после первого залпа, попали под второй или под третий налеты артиллерии. Когда обстрел прекратился, пролет моста оказался завален трупами, лежащими как попало. Осколки нашпиговали тела так густо, что многие из погибших походили больше не на людей, а на кучки окровавленного тряпья.
   Майор почувствовал, как у него трясутся руки. Он не хотел быть здесь, не хотел видеть эту чудовищную бойню. Во рту стало горько от разливавшейся желчи. То, что он находился так близко от поля боя, нарушило его способность рассуждать и мешало принять логически выверенное решение.
   На противоположном берегу показались первые группы немецких солдат. Они двигались от здания к зданию короткими перебежками, все ближе и ближе подбираясь к мосту. Из Рунаржево доносились короткие очереди польских автоматов и негромкие щелчки штурмовых винтовок противника.
   Корицки печально покачал головой. Несколько взводов отрезанной от своих роты "С" еще продолжали бой, но они были обречены, так как противник во много раз превосходил их численностью и огневой мощью.
   Майор поднял окуляры бинокля выше. Какое-то движение привлекло его внимание на окраине пылающей деревни. Германские "Леопарды" наступали быстро, уверенно пробираясь сквозь редеющий дым. Вперед, к мосту. Вперед, к нему, к майору Корицки.
   На несколько бесценных секунд майор потерял способность двигаться и думать о чем-то другом, кроме возможности собственной гибели. Когда майор снова смог пошевелиться, то первым делом он посмотрел вокруг и даже довольно далеко высунулся из-за бронированного корпуса БМП, разыскивая командира расстрелянных саперов. Тот стоял на коленях и неотрывно смотрел на серую металлическую коробочку элекгродетонатора.
   – Майор Бек!
   Рослый офицер, командир инженерно-саперного отряда, повернулся к нему, и Корицки увидел, как из-под его очков катятся на воротник гимнастерки слезы.
   – Взорвать мост!
   Бек уставился на него так, словно Корицки вдруг спятил.
   – Что будет с вашими людьми, майор? Что станет с ротой, которая ведет бой на том берегу?
   – Мои люди погибли так же, как и ваши, майор, – прорычал Корицки, ткнув пальцем в направлении Рунаржево – Взрывайте же этот проклятый мост!
   Медленно, словно против своей воли, командир саперов протянул руку, взял детонатор и повернул рукоятку.
* * *
   192-й МОТОПЕХОТНЫЙ БАТАЛЬОН
   Мост в Рунаржево исчез в трескучем грохоте взрывов, прокатившихся по всей длине. Пелена плотного дыма, подсвеченная изнутри яркими вспышками зарядов второй очереди, заволокла мост.
   Фон Силов в отчаянии отвернулся от окна и подумал, что все было напрасно. "Я зря погубил жизни своих солдат", – с болью подумал он.
   – Герр подполковник! Смотрите! – вопль Неуманна заставил Вилли снова поднять голову.
   Мост стоял. Расшатанный, осевший, изуродованный глубокими выбоинами и рваными кратерами, мост все же стоял.
   У фон Силова захватило дух. Должно быть, осколки снарядов, посыпавшихся на головы польских саперов, перебили во многих местах проводку электродетонаторов. Конечно, многие из зарядов все же взорвались, и мост был сильно поврежден, так что ни танки, ни тяжелое вооружение нельзя было переправить на тот берег – во всяком случае до тех пор, пока его собственные инженеры не получат возможность наскоро его починить – однако пехота могла уже сейчас использовать его. Сейчас! Он схватил микрофон.
   – "Большая кошка" всем ротам "Хищника"! Перейти мост. Повторяю! Всем ротам перейти мост!
   Повинуясь его приказу, небольшие группы пехотинцев появились из-за укрытий и ринулись на полотно моста. Не обращая внимания на беспорядочный огонь упрямых поляков, которые все еще удерживали несколько разрозненных позиций в Рунаржево, мотопехота накатывалась на северный берег. Несколько человек упали, скошенные огнем, но остальные продолжали стремительно двигаться вперед, а передовые группы уже разворачивались на местности, чтобы захватить и удерживать плацдарм на вражеском берегу.