Шефу вдруг пришла в голову идея.
– Смейся-смейся, друг мой. Но одно я тебе обещаю. Если привезешь нам Билли Дайя, не важно, живого или мертвого, Малькольм Пономарь забудет о прошлом.
– Ну конечно.
– Я серьезно.
– Ага. Готов поспорить, и прежнюю работу мне тоже вернет.
– Нет, мы не сумасшедшие. Но мы дадим тебе уйти. В обмен на Билли Дайя. Предлагаю сделку.
– Почему Билли для вас так важен? Шеф сделал вид, что не слышал вопроса.
– Думаешь, я не знаю, насколько ты хорош? Ты лучший из всех. Да уже сам наш разговор это доказывает. Поэтому если есть какой-то способ договориться о мире, давай попробуем.
– Ответь на мой вопрос.
– Какой вопрос?
– Что такого натворил Билли?
– Нам не нравится его отношение.
– Прошу прощения?
– У него проблемы с отношением к жизни. Он не выказывает уважения.
– И что с того?
Злыдень поморщился: этот тип говорит об уважении так, будто он главарь мафии. Он-то знал, откуда вышел Шеф. Его семья заправляла дешевой и гадкой закусочной в Хейзел-гроув. Их представления об уважении сводились к тому, чтобы смахнуть лобковые волосы с жареной картошки перед тем, как подать ее посетителям.
– Не только Малькольму Пономарю. Вообще никому.
– Ладно. Но сделал-то он что?
– Отпускал шуточки о Малькольме у него за спиной. Вел себя так, будто он лучше Малькольма, хотя Малькольм старался поспособствовать его карьере.
– Он говорил Малькольму, что он лучше его?
– Не было нужды. Малькольм читал у него по лицу. Злыдень фыркнул.
Шеф начал терять терпение.
– Ага, а сам ты крутой! Ни с того ни с сего стал допытываться о причинах. Забавно, ведь раньше они тебя не интересовали.
Ответа не последовало.
– Так вот, я сделал тебе предложение. Лучшее, чем ты заслуживаешь. Привези нам Билли Дайя, и мы в расчете.
Затянувшееся молчание.
– Ты еще здесь?
– Ага.
– Подумай хорошенько.
На том конце положили трубку. Шеф выключил мобильник и, потянувшись потереть чешущееся место над глазом, почувствовал на кончике пальца влагу. Проведя рукой по лбу, он с раздражением обнаружил, что с него катится пот. Ему стало нехорошо при мысли, что Куколка облажался, что он скорее всего мертв и что придется сообщить эту новость Пономарю.
Рядом спустили воду в туалете. Открылась дверь, и на пороге показалась матушка Пономаря. На ней была тонкая хлопчатая ночная рубашка, шла она, опираясь на палку. На морщинистом лице отслаивалась пудра. Выглядела она как самая старая, самая немощная проститутка на всем белом свете. Всмотревшись в Шефа прищуренными глазками, она сказала:
– Ах это ты, да?
– Боюсь, так, миссис Пономарь.
– Подглядывал за мной в замочную скважину. Грязная ты свинья!
– Нет. Нет!!!
– Тогда почему ты покраснел? А? А?
Шеф в отчаянии затряс головой, а миссис Пономарь ткнула его в руку костлявым пальцем.
– Где Везунчик? Я спрашиваю, где мой Везунчик?
– Пошел сделать пипи, миссис Пономарь.
– Я все Малькольму расскажу. Говорю тебе, все Малькольму расскажу. Лжец несчастный! – бурчала она, уходя. – Все вы, испанцы, прирожденные лжецы.
Шеф начал было объяснять, что на самом деле он наполовину грек, но она уже заковыляла прочь, раздраженно от него отмахиваясь. Шефу подумалось, что с самой операции на бедре старуха ведет себя странно. Может, пока она была под наркозом у нее мозги повредились? С такими мозгами, как у нее, определить было непросто.
Он вышел во дворик, где к нему тут же подступил Пономарь. Пономарь жевал невероятных размеров хот-дог, и жир капал с первого подбородка на второй.
– Новости есть?
Шеф решил разыграть тупицу.
– Извини?
– Ты же говорил по телефону, ах ты никчемный плевок обезьяньей малафьи.
– Просто жене позвонил.
– Не ври.
– Нет, правда. Ты ее не знаешь. Если не сказать ей, когда приедешь домой, она устраивает забастовку и ничего по дому не делает.
Пономарь кивнул, но взгляд у него был холодный и расчетливый. Он отвернулся плюхнуть на свой хот-дог еще один слой лука, а Шеф угостился почерневшим гамбургером. Не найдя кетчупа, Пономарь справился у Ошейника, и тот повел его к столу, на котором был расставлен набор домашних приправ. Одна казалась красной.
– Может, это кетчуп? – предположил Ошейник. – Попробуйте. Или еще лучше, давайте спросим Грязюка.
Пономарь затряс головой.
– Сомневаюсь, что он знает.
– Приятный вечерок, – заметил Ошейник, протягивая Шефу холодное пиво. – В звездах разбираешься? Не подскажешь, где Полярная звезда?
– А разве ее у нас видно?
Тут в рации Ошейника затрещало: с ним пытался связаться один из трех шестерок, патрулирующих по периметру участок. Выискивая глазами Полярную звезду, Ошейник сказал в динамик: «Да?», ответом ему был треск статики.
– Джед?
Пожав плечами, он заткнул рацию назад во внутренний карман.
– Единственная проблема с техникой в том, что она не работает, – гоготнул беззубым ртом Ошейник.
– Та выходка... – негромко начал Шеф. – Я имею в виду Малькольма... Такое случается лишь время от времени. На него многое в последнее время свалилось.
У стены дома Зверюга, положив руку на плечо Дюймовочке, пытался уговорить своего преисполненного горечи друга, что в пылкой атаке Пономаря на его мошонку не было ничего личного.
– Забудь, – равнодушно отозвался Ошейник.
Тут он углом глаза уловил какое-то движение. По залитой светом прожекторов лужайке к ним приближалась высокая фигура. Ошейник предположил, что это Джед идет сказать ему что-то, чего не смог передать по рации.
– Он ведь тут платит, – сказал он, снова повернувшись к Шефу. – Пока он ничего такого со мной или моими ребятами не выкинет, кто я такой, чтобы возмущаться?
Раздался громкий хлопок. Шеф сперва решил, что кто-то пустил особо шумную петарду. Потом глянул на Ошейника и понял, что главу службы безопасности застрелили. Хотя Ошейник и остался стоять как оглушенный часовой, но лишился верхней части черепа. Его окровавленный мозг лежал теперь на гриле и, поджариваясь, добродушно шкворчал. Без единого звука Ошейник накренился вперед и упал.
Шеф оглянулся посмотреть, откуда стреляли. До стрелка теперь было меньше пятидесяти ярдов. Одет он был в длинный черный плащ и белый колпак. И в правой руке держал «магнум». Он походил на фигуру из ночных кошмаров. Еще более удивительным, чем само его появление, была непринужденная и раскованная походка убийцы. Он двигался так, будто ничто на свете не представляло для него угрозы.
Злыдень, а это был он, выстрелил снова. Пуля просвистела мимо Шефа и попала в Грязюка, который стоял перед Пономарем. Повар слегка покачнулся и скорчил гадливую рожу, будто съел один из собственных омлетов. Его левая рука вцепилась в горло, меж пальцев брызнула кровь.
Первой реакцией Грязюка был гневный рев возмущения. Вопя что-то неразборчивое, он схватил нож для мяса и, хотя кровь ритмично хлестала у него из шеи, рванул вперед, уверенный, что сегодня не его черед умирать.
Выхватив из-за пояса брюк пистолет, Шеф выстрелил приблизительно в сторону врага. Жаркий ветер обжег правый висок Злыдня. Прежде чем убийца успел сделать ответный выстрел, Грязюк бросился на него с ножом. Почти раздраженно Злыдень пустил ему пулю в грудь, и повар упал ничком.
Малькольм Пономарь бросился на землю и сейчас прикрывал голову руками. Дюймовочка и Зверюга уже потянулись за оружием. Рыкнув им приказ, Шеф, защищая, бросился поверх Пономаря.
Зверюга нырнул в укрытие за грилем, а Дюймовочка поднял короткоствольный револьвер. Пуля просвистела у Злыдня над головой. Злыдень невозмутимо прицелился в лоб Дюймовочке и уже собрался спустить курок, когда Грязюк, подползя на коленях, схватил его за руку. Выстрел пришелся мимо. Дюймовочка упал, но Злыдень не мог определить, потому ли, что ранен, или потому, что просто поскользнулся. Он определенно был жив, так как перекатился, чтобы присоединиться к Зверюге за грилем.
Обливаясь кровью, цепляясь левой рукой за Злыдня, Грязюк правой занес нож. Двигался он медленно, все больше слабея и теряя потоками жизнь. Он бессвязно ревел, с подбородка капала розовая пена. Разжав его пальцы, Злыдень вырвал нож. Потом, пока умирающий еще цеплялся за руку с оружием, Злыдень опустил револьвер и выстрелил ему прямо в открытый рот.
Шеф перебросил Пономаря через подоконник в дом и быстро повернулся – уже с оружием в руках. Злыдень поспешно выстрелил, промазав в Шефа и разбив соседнее окно. Он продолжал стрелять, пока в магазине не кончились патроны и двор не засыпало битым стеклом.
Потом он бросился бежать, огибая дом по часовой стрелке. Оказавшись рядом с подъездной дорожкой, он остановился перезарядить «ругер» и как раз загонял в магазин шестой патрон, когда раздалось тяжелое пыхтение. Из-за угла со всех ног вылетел молодой охранник, который услышал выстрелы и понесся посмотреть, в чем дело. Двое столкнулись, причем Злыдень удержался на ногах, а охранник, хрюкнув от неожиданности, боком рухнул наземь. Злыдень прикончил его выстрелом в висок еще прежде, чем у того появился шанс перевернуться.
Ворота на улицу были заперты, но, когда Злыдень быстрым шагом приблизился, открылись, и в них вошел Лол Шепхерд с пуделем Везунчиком. Пудель раскорячился, чтобы наложить аккуратную кучку. Лол помедлил, возясь с бумажником, куда убирал магнитную карточку-пропуск. Как всегда, руки у него дрожали, и потому даже такое мелкое дело потребовало полной сосредоточенности.
Лол не видел Злыдня, пока тот не оказался в двух футах от него. Почувствовав гнетущую близость убийцы, Лол поднял глаза и очутился нос к носу с гигантом в колпаке. Ощеряясь от страха, Везунчик инстинктивно подался назад. Лол опустил взгляд и, когда увидел внушительную пушку, челюсть у него отвисла.
Без жалости или злобы Злыдень прицелился в сердце Лолу.
Дрожа всем телом, Лол закрыл глаза. Он увидел, как отец, которого вечно не было дома, машет ему из автобуса маршрута девяносто два; свою невесту Лори в ночь их свадьбы; паб, который они держали на Ланкашир-хилл; Лори в кровати, умирающую от рака в возрасте тридцати трех; самого себя за рулем свадебной машины дочки Малькольма Пономаря, потом на ступенях церкви в Мобберли; Пономаря во фраке и цилиндре, трясущего ему руку после того, как предложил работать на него. Поток трогательных картин оборвался с грохотом выстрела.
Когда Лол открыл глаза, чужак уже исчез. Лол не чувствовал боли, но ведь однажды слышал, что шок от выстрела иногда лишает жертву чувствительности. Он лихорадочно провел руками по телу в поисках входного отверстия. Но ни его, ни крови не было. Вообще ничего не было.
Тут Лол увидел, как к нему с отчаянными воплями бегут Пономарь и Зверюга. «Если я могу их видеть и слышать, – логично предположил Лол, – значит, я скорее всего жив». Ослабев от благодарности, он наклонился подобрать поводок Везунчика. У его ног лежал какой-то драный красно-белый коврик. Лол издал слабый стон смятения.
Злыдень пристрелил собаку.
11
Через восемьдесят минут после нападения к дому Пономаря подкатили три такси с восемью плотными, глуповатого вида молодцами. Зверюга встретил их у ворот, расплатился с водителями и проводил новоприбывших в дом. Вскоре после этого у дома притормозила одинокая патрульная машина. Одна соседка, престарелая вдова, впавшая в такой маразм, что уже не могла оценить возможные последствия своих действий, позвонила в полицию с жалобой на шум.
Пономарь и Зверюга встретили патрульных у ворот и объяснили, что пускали фейерверк в честь дня рождения Мартина Лютера Кинга. Полицейские понятия не имели, был ли сегодня день рождения Мартина Лютера Кинга или нет. Впрочем, Пономарь тоже. Но полицейские знали, что Пономарь расист, и мысль, что он празднует день рождения ниггера, показалась им уморительной. Они извинились, что побеспокоили Пономаря, который каждому сунул банкноту в пятьдесят фунтов за труды и пожелал всего доброго.
Когда от полиции избавились, с участка выехал черный фургон перевозки, за которым следовали три машины, на которых прибыли Грязюк, Шеф и Ошейник. На рассвете мечтающие показать себя юные шестерки уже стояли по периметру участка вокруг дома Пономаря. У многих были бритые головы. Все были в солнцезащитных очках и щеголяли увесистыми золотыми цепями и браслетами. Они походили на свору бешеных собак при богатом и гадком заводчике. Чем, по сути, они и являлись.
В четверть одиннадцатого появилась «скорая помощь». После того как Зверюга поздоровался с санитарами у ворот и обыскал их, машину пропустили на участок. Вскоре после этого из дома вынесли единственные носилки. На них лежала миссис Пономарь, которая лишилась чувств, узнав о кончине Везунчика. Малькольм Пономарь, еще не ложившийся, поехал с матерью в машине «скорой».
Ошейник и Грязюк ничего для Пономаря не значили. Доку и так пора было на пенсию. Ньюи никто не любил. На молодого шестерку-охранника – и до, и после его смерти – Пономарь все равно не обращал внимания. Но, пристрелив собаку, Злыдень нанес удар в самое сердце семейства Пономарей. Такого преступления Малькольм Пономарь простить не мог. Терять хороших людей всегда нелегко. Но последовавшая вскоре бойня была вызвана смертью пуделя.
Билли проснулся от звука шагов. Посмотрел на будильник у кровати. Четыре утра. Он стал поскорее нашаривать обрез. Когда найти его не удалось, резко сел в кровати. И тут же раздался зловещий лязг: съехавшее на край матраса оружие тяжело упало на пол.
Ошибка могла оказаться роковой. Несколько секунд спустя дверь открылась, и проем заполнила огромная тень. Во рту у Билли пересохло, он напряженно ждал, но услышал лишь два слова:
– Я вернулся.
Дверь закрылась до того, как Билли узнал голос Злыдня.
К девяти Билли принял душ и оделся. Спустившись вниз, он застал Злыдня за столом в столовой, где убийца пил кофе с тостами. Вид у него был больной и измученный. Лицо цвета некрашеного ситца. Билли он приветствовал высокомерным кивком, глаза остались холодными и настороженными. На столе лежал «ругер блэкхоук». Заваривая чай, Билли старался вести себя как ни в чем не бывало. Налил себе кружку и сел к столу.
Сделав над собой усилие, он улыбнулся Злыдню и сказал:
– В твоем доме водятся привидения, да?
Злыдень покачал головой.
– Нет? – недоверчиво переспросил Билли. – Тогда почему я каждую ночь, черт побери, слышу шаги и крики?
Не обращая внимания на Билли, Злыдень налил себе еще кофе.
– Да, да. Мне даже показалось, что кто-то ходит по подвалу.
Не проявляя решительно никакого интереса к жалобам Билли, Злыдень отпил кофе.
Билли понимал, что убийца на что-то зол.
– Да что с тобой такое? Злыдень посмотрел на него в упор.
– Самая малость. Малькольм Пономарь знает, что я тебя не убил. Он пытался меня подловить, поэтому я навестил его дом и прикончил троих его людей.
Сочтя это шуткой, Билли рассмеялся, но когда Злыдень к нему не присоединился, спросил, что случилось на самом деле. Злыдень объяснил. Билли не мог поверить своим ушам.
– Ты мог бы убить Пономаря. И положить конец всему. – Перестав есть, Злыдень холодно и внимательно уставился на Билли. – Знаешь, что ты сделал? Ты только обозлил Пономаря. Теперь он еще больше будет стараться меня убить.
– Эгоистичный ты подлец. – Во взгляде Злыдня блеснула враждебность. – Только о себе думаешь, да?
– Нет.
– А знаешь, что я думаю? Я думаю, ты кому-то позвонил. Я думаю, что ты дождался, пока я уеду, протянул день и кому-то позвонил.
– Ерунда, – отозвался Билли. – Ты просто пытаешься свалить вину на меня, потому что у тебя самого крыша съехала.
Злыдень встал.
– Если бы ты не был таким болтливым уродом, у меня все было бы в порядке.
– И что бы это значило?
– Что у тебя длинный язык.
– А у тебя короткий член.
Без дальнейших дискуссий Злыдень стащил Билли со стула и открытой ладонью ударил по лицу, разбив губу. В отместку Билли врезал Злыдню кружкой по голове. Кружка разбилась, залив их обоих горячим чаем. Увидев, что Злыдень чуть отшатнулся, Билли воспользовался этим моментом, чтобы врезать Злыдню в челюсть сильнее, чем он ударял по чему-либо в своей жизни.
На лице Злыдня возникло пугающее выражение, но не успел он дать сдачи, как Били бросился на него, толкнув на стол. Оба рухнули на пол, и на несколько мгновений Билли оказался на Злыдне верхом. Однако его радость победы оказалась недолгой. Со школы он ни разу по-настоящему не дрался и теперь пытался вспомнить, что делать дальше. Насколько ему казалось, теперь полагается обрушить град бесполезных ударов на лицо и голову противника, пока не объявится староста, чтобы отвести обоих в кабинет директора.
Пока Билли предавался реминисценциям, Злыдень хватил его за левое запястье и вывернул. Две секунды спустя Билли лежал ничком на полу, рука у него была вывернута за спину, а колено Злыдня давило в поясницу.
– Нравится тебе это, да? Нравится? – неблагоразумно сказал Билли. – Гомик быкастый!
– Ты кому-то позвонил. Верно? – Злыдень чуть дернул за руку, в точности зная, насколько можно надавить, чтобы причинить максимальную боль, не ломая при этом руку.
Билли завопил. Потом неожиданно заорал песню. Это был первый куплет знаменитого «Ничего тут нет необычного» Тома Джонса.
Совершенно обезоруженный, Злыдень рассмеялся и покачал головой. Не в силах продолжать, он выпустил Билли и снова сел.
– Ты безнадежен. Совершенно безнадежен. Потирая ноющее плечо, Билли поднялся. Во рту
он ясно чувствовал привкус крови.
– Насилие хреново. Это все, что ты понимаешь. Злыдень кивнул.
– Но ведь получается у меня неплохо. Верно? Схватив со стола револьвер, Билли прицелился в
Злыдня, который ответил беспечным взглядом.
– Я мог бы сейчас тебя убить, – сказал Билли.
– Это не твое, – уверенно отозвался Злыдень. – Ты никогда никого не убьешь без крайней необходимости.
Повисло долгое молчание. Билли вернул оружие на стол. Потом Злыдень спросил, что случилось с «Харлеем». Пока Билли рассказывал, во рту у него опять пересохло. Злыдень пожал плечами.
– Не бери в голову. – Закинув ноги на стол, он начал забивать косяк. – Так кому ты рассказал?
Билли решил, что больше нет смысла запираться. Злыдень слишком хорошо его знает. Устало он объяснил про Никки, про то, как от ее письма одиночество стало нестерпимым и как это привело ко встрече с Тони. Гнев Злыдня улетучился, оставив по себе спокойное смирение. Молча раскурив косяк, он глубоко затянулся и передал его Билли.
– Ты сознаешь, что сейчас он скорее всего мертв? Твой друг-полицейский.
Билли похолодел.
– Господи Иисусе, не говори так!
– Отчасти, Билл, твои беды от того, что ты не понимаешь, с какими людьми связался. Да, ты циник, но одновременно до крайности наивен. Зло людей вроде Малькольма Пономаря выше твоего разумения. Ты никогда не будешь пытать или убивать врагов. Тебе кажется, что достаточно сарказма.
– Я вечно все порчу, – серьезно признался Билли. – Но еще никогда в жизни мне не удавалось так облажаться, как в последние несколько месяцев.
Нервно пыхнув, Билли вернул косяк Злыдню.
– М-да, – задумчиво протянул убийца. – Даже не знаю, чего я на тебя так злюсь. Ты всегда был таким.
– Бестолочью?
– Нет. Я не об этом. Ты как будто никаких правил не придерживаешься, даже своих собственных. Был один случай у нас в школе, в нем весь ты. Помнишь нашего старого учителя физкультуры?
– Барни Джонса. Лилипут мстительный.
–Ага. Но ты вечно его изводил. Лучше всех ты был только в одном, в кроссе, но отказывался выкладываться, потому что ненавидел Барни Джонса. На каждом занятии он подгонял тебя, а ты специально тащился, чтобы прийти последним. Помню, как он на тебя орал, как обвинял тебя, что у тебя кишка тонка пробежать пять миль. А ты только смеялся над ним.
– К чему это ты?
– У тех, кто не придерживается правил, жизнь всегда сложная. Я знал одного парня в Лондоне, крутого из Ист-энда по имени Деннис Хилл. Он так и не женился, потому что не смог поверить, что брак реален. Он не мог принять никакого ритуала, никакого обычая, которым следовали остальные. Он говорил: «Если присмотреться, это все не взаправду». То же он думал про законы. «Не взаправду, сынок». Когда его посадили за участие в грабеже, судья спросил, не хочет ли он что-нибудь сказать. Денис ответил: «У вас нет права меня судить, не существует такого человека, как настоящий судья. Это не настоящий суд. Все это не взаправду, мать вашу!» На что судья ответил: «В таком случаю я приговариваю вас к тюремному заключению сроком на двадцать невзаправдашних лет».
Улыбнувшись воспоминанию, Злыдень посмотрел на Билли.
– Смейся-смейся. Но ты именно таков. Вот что не так в твоей жизни. Изредка люди с твоим подходом добиваются сногсшибательного успеха. Но по большей части становятся злобными неудачниками.
– Или убийцами-маньяками, – возразил Билли.
Они пошли погулять в поля. Воздух был удушливым, тучи – черными и чреватыми дождем. Надвигалась гроза. Злыдень прихватил с собой «ремингтон», который нес через плечо. Билли спросил его про визит в дом Пономаря.
– Тебе не было страшно?
– Нет. Пули знают, когда тебе страшно. Они летят прямо на тебя, точно ты огромный магнит. А если ты не боишься смерти, они летят мимо, не могут тебя тронуть.
– Так, по-твоему, пули живые?
Злыдень повернул к Билли жестокое усталое лицо.
– Не валяй дурака. Билли рассмеялся.
Из-за высоких скул и лютого выражения Злыдень напоминал ему демона, высеченного из камня. Злыдень сел у живой изгороди, Билли пристроился рядом. На сером горизонте шпиль колокольни протыкал тучи, полные боли. На западе бормотал гром. Небо было испачкано собирающимся дождем.
– Если не боишься, – сказал, глядя прямо перед собой, Злыдень, – это все чувствуют. Если идешь без страха по темной улице, люди расступаются, чтобы дать тебе пройти.
– С такой внешностью, как у тебя, уж точно.
– Нет, тут ты не прав. Слышал про бойца семнадцатого века Мусаси Миямото?
– Нет.
– Он однажды написал кое-что. Это вроде как легло мне на душу. «Когда надо выбирать между жизнью и смертью, предпочти смерть».
Билли зевнул,
– Это твой девиз?
– Наверное.
– А ты не мог взять что-нибудь понормальнее, например, «Жизнь такова, какой ты ее строишь» или «Обращайся с другими так же, как хотел бы, чтобы обращались с тобой»? Обязательно было выискивать «Предпочти смерть»?
– Да. Но вдумайся в смысл. Если ты выбрал смерть, действительно вошел куда-нибудь, зная, что один к трем тебе конец, но решив уйти красиво, это дает тебе огромное преимущество. Выбрав смерть, ты существенно увеличил свои шансы на выживание. Понимаешь, о чем я?
Билли задумался. Ниоткуда налетел ветер, прибил к телу одежду и волосы к голове, словно напоминая о приближающейся грозе. Наконец он покачал головой.
– Это потому, что ты никогда не выбирал смерть, – сказал Злыдень.
– Нет, – возразил Билли, – это потому, что ты несешь полнейшую чушь. Чтобы выжить, не нужно выбирать смерть. Да я в любой день предпочту сбежать, чем дать в себя выстрелить.
– Тогда тебя застрелят в спину, – мрачно рассмеялся Злыдень. – Я рассердил очень нехороших людей, и они не успокоятся, пока не расправятся с нами. Они придут за нами, Билли. Не сомневайся. А когда они будут здесь, мне, вероятно, понадобится некоторая помощь.
Мучения Билли, вероятно, читались у него по лицу, потому что Злыдень хлопнул его по плечу.
– Как насчет того, чтобы разломить пластинку? Лучше времени не придумаешь. Мгновение тишины и красоты, разделенное с другом.
На протянутой ладони Злыдня лежал квадратик бумаги размером с почтовую марку с изображением красочного пиратского корабля в океане.
– Шутишь? Я сижу посреди поля с убийцей, вот-вот ливанет дождь, меня гнетет одиночество и все растущее ощущение поражения, и в любой день меня скорее всего ждет насильственная, мучительная смерть. Самое время для приема галлюциногенных препаратов! У меня будет приступ паники. Меня захлестнет чувство собственной неполноценности.
– Такой кислоты ты никогда не принимал.
Подмигнув, Злыдень разорвал по перфорированной линии пластинку. Проглотив половину, он протянул другую Билли.
– При последнем трипе я четыре часа простоял на коленях, разглядывая гребаный арахис на ковре. Клянусь, он корчил мне рожи.
Предположив, что хуже уже не станет, Билли проглотил сахарную облатку. Потом они двинулись назад к дому. Ветер гнался за ними, неся сладковатый металлический запах дождя. По пути им встретился огромный черный грач, который, громко каркнул, приземлившись на забор, а после свирепо уставился на них черными глазками. Глянув на Билли, Злыдень улыбнулся.
– Будь ты божеством, кем бы ты был?
– Паном скорее всего. Сплошная пьянка и трах, и никакого тебе похмелья или чувства вины. А ты?
– Белиалом.
– Кто такой Б. Елиал?
– Белиал, в одно слово. Предводитель сынов тьмы из Библии.
Сорвав с плеча обрез, Злыдень выстрелил. В визге и облаке перьев грача разнесло на куски.
– Смейся-смейся, друг мой. Но одно я тебе обещаю. Если привезешь нам Билли Дайя, не важно, живого или мертвого, Малькольм Пономарь забудет о прошлом.
– Ну конечно.
– Я серьезно.
– Ага. Готов поспорить, и прежнюю работу мне тоже вернет.
– Нет, мы не сумасшедшие. Но мы дадим тебе уйти. В обмен на Билли Дайя. Предлагаю сделку.
– Почему Билли для вас так важен? Шеф сделал вид, что не слышал вопроса.
– Думаешь, я не знаю, насколько ты хорош? Ты лучший из всех. Да уже сам наш разговор это доказывает. Поэтому если есть какой-то способ договориться о мире, давай попробуем.
– Ответь на мой вопрос.
– Какой вопрос?
– Что такого натворил Билли?
– Нам не нравится его отношение.
– Прошу прощения?
– У него проблемы с отношением к жизни. Он не выказывает уважения.
– И что с того?
Злыдень поморщился: этот тип говорит об уважении так, будто он главарь мафии. Он-то знал, откуда вышел Шеф. Его семья заправляла дешевой и гадкой закусочной в Хейзел-гроув. Их представления об уважении сводились к тому, чтобы смахнуть лобковые волосы с жареной картошки перед тем, как подать ее посетителям.
– Не только Малькольму Пономарю. Вообще никому.
– Ладно. Но сделал-то он что?
– Отпускал шуточки о Малькольме у него за спиной. Вел себя так, будто он лучше Малькольма, хотя Малькольм старался поспособствовать его карьере.
– Он говорил Малькольму, что он лучше его?
– Не было нужды. Малькольм читал у него по лицу. Злыдень фыркнул.
Шеф начал терять терпение.
– Ага, а сам ты крутой! Ни с того ни с сего стал допытываться о причинах. Забавно, ведь раньше они тебя не интересовали.
Ответа не последовало.
– Так вот, я сделал тебе предложение. Лучшее, чем ты заслуживаешь. Привези нам Билли Дайя, и мы в расчете.
Затянувшееся молчание.
– Ты еще здесь?
– Ага.
– Подумай хорошенько.
На том конце положили трубку. Шеф выключил мобильник и, потянувшись потереть чешущееся место над глазом, почувствовал на кончике пальца влагу. Проведя рукой по лбу, он с раздражением обнаружил, что с него катится пот. Ему стало нехорошо при мысли, что Куколка облажался, что он скорее всего мертв и что придется сообщить эту новость Пономарю.
Рядом спустили воду в туалете. Открылась дверь, и на пороге показалась матушка Пономаря. На ней была тонкая хлопчатая ночная рубашка, шла она, опираясь на палку. На морщинистом лице отслаивалась пудра. Выглядела она как самая старая, самая немощная проститутка на всем белом свете. Всмотревшись в Шефа прищуренными глазками, она сказала:
– Ах это ты, да?
– Боюсь, так, миссис Пономарь.
– Подглядывал за мной в замочную скважину. Грязная ты свинья!
– Нет. Нет!!!
– Тогда почему ты покраснел? А? А?
Шеф в отчаянии затряс головой, а миссис Пономарь ткнула его в руку костлявым пальцем.
– Где Везунчик? Я спрашиваю, где мой Везунчик?
– Пошел сделать пипи, миссис Пономарь.
– Я все Малькольму расскажу. Говорю тебе, все Малькольму расскажу. Лжец несчастный! – бурчала она, уходя. – Все вы, испанцы, прирожденные лжецы.
Шеф начал было объяснять, что на самом деле он наполовину грек, но она уже заковыляла прочь, раздраженно от него отмахиваясь. Шефу подумалось, что с самой операции на бедре старуха ведет себя странно. Может, пока она была под наркозом у нее мозги повредились? С такими мозгами, как у нее, определить было непросто.
Он вышел во дворик, где к нему тут же подступил Пономарь. Пономарь жевал невероятных размеров хот-дог, и жир капал с первого подбородка на второй.
– Новости есть?
Шеф решил разыграть тупицу.
– Извини?
– Ты же говорил по телефону, ах ты никчемный плевок обезьяньей малафьи.
– Просто жене позвонил.
– Не ври.
– Нет, правда. Ты ее не знаешь. Если не сказать ей, когда приедешь домой, она устраивает забастовку и ничего по дому не делает.
Пономарь кивнул, но взгляд у него был холодный и расчетливый. Он отвернулся плюхнуть на свой хот-дог еще один слой лука, а Шеф угостился почерневшим гамбургером. Не найдя кетчупа, Пономарь справился у Ошейника, и тот повел его к столу, на котором был расставлен набор домашних приправ. Одна казалась красной.
– Может, это кетчуп? – предположил Ошейник. – Попробуйте. Или еще лучше, давайте спросим Грязюка.
Пономарь затряс головой.
– Сомневаюсь, что он знает.
– Приятный вечерок, – заметил Ошейник, протягивая Шефу холодное пиво. – В звездах разбираешься? Не подскажешь, где Полярная звезда?
– А разве ее у нас видно?
Тут в рации Ошейника затрещало: с ним пытался связаться один из трех шестерок, патрулирующих по периметру участок. Выискивая глазами Полярную звезду, Ошейник сказал в динамик: «Да?», ответом ему был треск статики.
– Джед?
Пожав плечами, он заткнул рацию назад во внутренний карман.
– Единственная проблема с техникой в том, что она не работает, – гоготнул беззубым ртом Ошейник.
– Та выходка... – негромко начал Шеф. – Я имею в виду Малькольма... Такое случается лишь время от времени. На него многое в последнее время свалилось.
У стены дома Зверюга, положив руку на плечо Дюймовочке, пытался уговорить своего преисполненного горечи друга, что в пылкой атаке Пономаря на его мошонку не было ничего личного.
– Забудь, – равнодушно отозвался Ошейник.
Тут он углом глаза уловил какое-то движение. По залитой светом прожекторов лужайке к ним приближалась высокая фигура. Ошейник предположил, что это Джед идет сказать ему что-то, чего не смог передать по рации.
– Он ведь тут платит, – сказал он, снова повернувшись к Шефу. – Пока он ничего такого со мной или моими ребятами не выкинет, кто я такой, чтобы возмущаться?
Раздался громкий хлопок. Шеф сперва решил, что кто-то пустил особо шумную петарду. Потом глянул на Ошейника и понял, что главу службы безопасности застрелили. Хотя Ошейник и остался стоять как оглушенный часовой, но лишился верхней части черепа. Его окровавленный мозг лежал теперь на гриле и, поджариваясь, добродушно шкворчал. Без единого звука Ошейник накренился вперед и упал.
Шеф оглянулся посмотреть, откуда стреляли. До стрелка теперь было меньше пятидесяти ярдов. Одет он был в длинный черный плащ и белый колпак. И в правой руке держал «магнум». Он походил на фигуру из ночных кошмаров. Еще более удивительным, чем само его появление, была непринужденная и раскованная походка убийцы. Он двигался так, будто ничто на свете не представляло для него угрозы.
Злыдень, а это был он, выстрелил снова. Пуля просвистела мимо Шефа и попала в Грязюка, который стоял перед Пономарем. Повар слегка покачнулся и скорчил гадливую рожу, будто съел один из собственных омлетов. Его левая рука вцепилась в горло, меж пальцев брызнула кровь.
Первой реакцией Грязюка был гневный рев возмущения. Вопя что-то неразборчивое, он схватил нож для мяса и, хотя кровь ритмично хлестала у него из шеи, рванул вперед, уверенный, что сегодня не его черед умирать.
Выхватив из-за пояса брюк пистолет, Шеф выстрелил приблизительно в сторону врага. Жаркий ветер обжег правый висок Злыдня. Прежде чем убийца успел сделать ответный выстрел, Грязюк бросился на него с ножом. Почти раздраженно Злыдень пустил ему пулю в грудь, и повар упал ничком.
Малькольм Пономарь бросился на землю и сейчас прикрывал голову руками. Дюймовочка и Зверюга уже потянулись за оружием. Рыкнув им приказ, Шеф, защищая, бросился поверх Пономаря.
Зверюга нырнул в укрытие за грилем, а Дюймовочка поднял короткоствольный револьвер. Пуля просвистела у Злыдня над головой. Злыдень невозмутимо прицелился в лоб Дюймовочке и уже собрался спустить курок, когда Грязюк, подползя на коленях, схватил его за руку. Выстрел пришелся мимо. Дюймовочка упал, но Злыдень не мог определить, потому ли, что ранен, или потому, что просто поскользнулся. Он определенно был жив, так как перекатился, чтобы присоединиться к Зверюге за грилем.
Обливаясь кровью, цепляясь левой рукой за Злыдня, Грязюк правой занес нож. Двигался он медленно, все больше слабея и теряя потоками жизнь. Он бессвязно ревел, с подбородка капала розовая пена. Разжав его пальцы, Злыдень вырвал нож. Потом, пока умирающий еще цеплялся за руку с оружием, Злыдень опустил револьвер и выстрелил ему прямо в открытый рот.
Шеф перебросил Пономаря через подоконник в дом и быстро повернулся – уже с оружием в руках. Злыдень поспешно выстрелил, промазав в Шефа и разбив соседнее окно. Он продолжал стрелять, пока в магазине не кончились патроны и двор не засыпало битым стеклом.
Потом он бросился бежать, огибая дом по часовой стрелке. Оказавшись рядом с подъездной дорожкой, он остановился перезарядить «ругер» и как раз загонял в магазин шестой патрон, когда раздалось тяжелое пыхтение. Из-за угла со всех ног вылетел молодой охранник, который услышал выстрелы и понесся посмотреть, в чем дело. Двое столкнулись, причем Злыдень удержался на ногах, а охранник, хрюкнув от неожиданности, боком рухнул наземь. Злыдень прикончил его выстрелом в висок еще прежде, чем у того появился шанс перевернуться.
Ворота на улицу были заперты, но, когда Злыдень быстрым шагом приблизился, открылись, и в них вошел Лол Шепхерд с пуделем Везунчиком. Пудель раскорячился, чтобы наложить аккуратную кучку. Лол помедлил, возясь с бумажником, куда убирал магнитную карточку-пропуск. Как всегда, руки у него дрожали, и потому даже такое мелкое дело потребовало полной сосредоточенности.
Лол не видел Злыдня, пока тот не оказался в двух футах от него. Почувствовав гнетущую близость убийцы, Лол поднял глаза и очутился нос к носу с гигантом в колпаке. Ощеряясь от страха, Везунчик инстинктивно подался назад. Лол опустил взгляд и, когда увидел внушительную пушку, челюсть у него отвисла.
Без жалости или злобы Злыдень прицелился в сердце Лолу.
Дрожа всем телом, Лол закрыл глаза. Он увидел, как отец, которого вечно не было дома, машет ему из автобуса маршрута девяносто два; свою невесту Лори в ночь их свадьбы; паб, который они держали на Ланкашир-хилл; Лори в кровати, умирающую от рака в возрасте тридцати трех; самого себя за рулем свадебной машины дочки Малькольма Пономаря, потом на ступенях церкви в Мобберли; Пономаря во фраке и цилиндре, трясущего ему руку после того, как предложил работать на него. Поток трогательных картин оборвался с грохотом выстрела.
Когда Лол открыл глаза, чужак уже исчез. Лол не чувствовал боли, но ведь однажды слышал, что шок от выстрела иногда лишает жертву чувствительности. Он лихорадочно провел руками по телу в поисках входного отверстия. Но ни его, ни крови не было. Вообще ничего не было.
Тут Лол увидел, как к нему с отчаянными воплями бегут Пономарь и Зверюга. «Если я могу их видеть и слышать, – логично предположил Лол, – значит, я скорее всего жив». Ослабев от благодарности, он наклонился подобрать поводок Везунчика. У его ног лежал какой-то драный красно-белый коврик. Лол издал слабый стон смятения.
Злыдень пристрелил собаку.
11
– На западе, на горизонте такое собирается... Такие тучи, и одна из них на глазах у меня будто разорвалась на части. Будет буря, уж это точно.
Рэй Брэдбери. «Ветер»
Через восемьдесят минут после нападения к дому Пономаря подкатили три такси с восемью плотными, глуповатого вида молодцами. Зверюга встретил их у ворот, расплатился с водителями и проводил новоприбывших в дом. Вскоре после этого у дома притормозила одинокая патрульная машина. Одна соседка, престарелая вдова, впавшая в такой маразм, что уже не могла оценить возможные последствия своих действий, позвонила в полицию с жалобой на шум.
Пономарь и Зверюга встретили патрульных у ворот и объяснили, что пускали фейерверк в честь дня рождения Мартина Лютера Кинга. Полицейские понятия не имели, был ли сегодня день рождения Мартина Лютера Кинга или нет. Впрочем, Пономарь тоже. Но полицейские знали, что Пономарь расист, и мысль, что он празднует день рождения ниггера, показалась им уморительной. Они извинились, что побеспокоили Пономаря, который каждому сунул банкноту в пятьдесят фунтов за труды и пожелал всего доброго.
Когда от полиции избавились, с участка выехал черный фургон перевозки, за которым следовали три машины, на которых прибыли Грязюк, Шеф и Ошейник. На рассвете мечтающие показать себя юные шестерки уже стояли по периметру участка вокруг дома Пономаря. У многих были бритые головы. Все были в солнцезащитных очках и щеголяли увесистыми золотыми цепями и браслетами. Они походили на свору бешеных собак при богатом и гадком заводчике. Чем, по сути, они и являлись.
В четверть одиннадцатого появилась «скорая помощь». После того как Зверюга поздоровался с санитарами у ворот и обыскал их, машину пропустили на участок. Вскоре после этого из дома вынесли единственные носилки. На них лежала миссис Пономарь, которая лишилась чувств, узнав о кончине Везунчика. Малькольм Пономарь, еще не ложившийся, поехал с матерью в машине «скорой».
Ошейник и Грязюк ничего для Пономаря не значили. Доку и так пора было на пенсию. Ньюи никто не любил. На молодого шестерку-охранника – и до, и после его смерти – Пономарь все равно не обращал внимания. Но, пристрелив собаку, Злыдень нанес удар в самое сердце семейства Пономарей. Такого преступления Малькольм Пономарь простить не мог. Терять хороших людей всегда нелегко. Но последовавшая вскоре бойня была вызвана смертью пуделя.
Билли проснулся от звука шагов. Посмотрел на будильник у кровати. Четыре утра. Он стал поскорее нашаривать обрез. Когда найти его не удалось, резко сел в кровати. И тут же раздался зловещий лязг: съехавшее на край матраса оружие тяжело упало на пол.
Ошибка могла оказаться роковой. Несколько секунд спустя дверь открылась, и проем заполнила огромная тень. Во рту у Билли пересохло, он напряженно ждал, но услышал лишь два слова:
– Я вернулся.
Дверь закрылась до того, как Билли узнал голос Злыдня.
К девяти Билли принял душ и оделся. Спустившись вниз, он застал Злыдня за столом в столовой, где убийца пил кофе с тостами. Вид у него был больной и измученный. Лицо цвета некрашеного ситца. Билли он приветствовал высокомерным кивком, глаза остались холодными и настороженными. На столе лежал «ругер блэкхоук». Заваривая чай, Билли старался вести себя как ни в чем не бывало. Налил себе кружку и сел к столу.
Сделав над собой усилие, он улыбнулся Злыдню и сказал:
– В твоем доме водятся привидения, да?
Злыдень покачал головой.
– Нет? – недоверчиво переспросил Билли. – Тогда почему я каждую ночь, черт побери, слышу шаги и крики?
Не обращая внимания на Билли, Злыдень налил себе еще кофе.
– Да, да. Мне даже показалось, что кто-то ходит по подвалу.
Не проявляя решительно никакого интереса к жалобам Билли, Злыдень отпил кофе.
Билли понимал, что убийца на что-то зол.
– Да что с тобой такое? Злыдень посмотрел на него в упор.
– Самая малость. Малькольм Пономарь знает, что я тебя не убил. Он пытался меня подловить, поэтому я навестил его дом и прикончил троих его людей.
Сочтя это шуткой, Билли рассмеялся, но когда Злыдень к нему не присоединился, спросил, что случилось на самом деле. Злыдень объяснил. Билли не мог поверить своим ушам.
– Ты мог бы убить Пономаря. И положить конец всему. – Перестав есть, Злыдень холодно и внимательно уставился на Билли. – Знаешь, что ты сделал? Ты только обозлил Пономаря. Теперь он еще больше будет стараться меня убить.
– Эгоистичный ты подлец. – Во взгляде Злыдня блеснула враждебность. – Только о себе думаешь, да?
– Нет.
– А знаешь, что я думаю? Я думаю, ты кому-то позвонил. Я думаю, что ты дождался, пока я уеду, протянул день и кому-то позвонил.
– Ерунда, – отозвался Билли. – Ты просто пытаешься свалить вину на меня, потому что у тебя самого крыша съехала.
Злыдень встал.
– Если бы ты не был таким болтливым уродом, у меня все было бы в порядке.
– И что бы это значило?
– Что у тебя длинный язык.
– А у тебя короткий член.
Без дальнейших дискуссий Злыдень стащил Билли со стула и открытой ладонью ударил по лицу, разбив губу. В отместку Билли врезал Злыдню кружкой по голове. Кружка разбилась, залив их обоих горячим чаем. Увидев, что Злыдень чуть отшатнулся, Билли воспользовался этим моментом, чтобы врезать Злыдню в челюсть сильнее, чем он ударял по чему-либо в своей жизни.
На лице Злыдня возникло пугающее выражение, но не успел он дать сдачи, как Били бросился на него, толкнув на стол. Оба рухнули на пол, и на несколько мгновений Билли оказался на Злыдне верхом. Однако его радость победы оказалась недолгой. Со школы он ни разу по-настоящему не дрался и теперь пытался вспомнить, что делать дальше. Насколько ему казалось, теперь полагается обрушить град бесполезных ударов на лицо и голову противника, пока не объявится староста, чтобы отвести обоих в кабинет директора.
Пока Билли предавался реминисценциям, Злыдень хватил его за левое запястье и вывернул. Две секунды спустя Билли лежал ничком на полу, рука у него была вывернута за спину, а колено Злыдня давило в поясницу.
– Нравится тебе это, да? Нравится? – неблагоразумно сказал Билли. – Гомик быкастый!
– Ты кому-то позвонил. Верно? – Злыдень чуть дернул за руку, в точности зная, насколько можно надавить, чтобы причинить максимальную боль, не ломая при этом руку.
Билли завопил. Потом неожиданно заорал песню. Это был первый куплет знаменитого «Ничего тут нет необычного» Тома Джонса.
Совершенно обезоруженный, Злыдень рассмеялся и покачал головой. Не в силах продолжать, он выпустил Билли и снова сел.
– Ты безнадежен. Совершенно безнадежен. Потирая ноющее плечо, Билли поднялся. Во рту
он ясно чувствовал привкус крови.
– Насилие хреново. Это все, что ты понимаешь. Злыдень кивнул.
– Но ведь получается у меня неплохо. Верно? Схватив со стола револьвер, Билли прицелился в
Злыдня, который ответил беспечным взглядом.
– Я мог бы сейчас тебя убить, – сказал Билли.
– Это не твое, – уверенно отозвался Злыдень. – Ты никогда никого не убьешь без крайней необходимости.
Повисло долгое молчание. Билли вернул оружие на стол. Потом Злыдень спросил, что случилось с «Харлеем». Пока Билли рассказывал, во рту у него опять пересохло. Злыдень пожал плечами.
– Не бери в голову. – Закинув ноги на стол, он начал забивать косяк. – Так кому ты рассказал?
Билли решил, что больше нет смысла запираться. Злыдень слишком хорошо его знает. Устало он объяснил про Никки, про то, как от ее письма одиночество стало нестерпимым и как это привело ко встрече с Тони. Гнев Злыдня улетучился, оставив по себе спокойное смирение. Молча раскурив косяк, он глубоко затянулся и передал его Билли.
– Ты сознаешь, что сейчас он скорее всего мертв? Твой друг-полицейский.
Билли похолодел.
– Господи Иисусе, не говори так!
– Отчасти, Билл, твои беды от того, что ты не понимаешь, с какими людьми связался. Да, ты циник, но одновременно до крайности наивен. Зло людей вроде Малькольма Пономаря выше твоего разумения. Ты никогда не будешь пытать или убивать врагов. Тебе кажется, что достаточно сарказма.
– Я вечно все порчу, – серьезно признался Билли. – Но еще никогда в жизни мне не удавалось так облажаться, как в последние несколько месяцев.
Нервно пыхнув, Билли вернул косяк Злыдню.
– М-да, – задумчиво протянул убийца. – Даже не знаю, чего я на тебя так злюсь. Ты всегда был таким.
– Бестолочью?
– Нет. Я не об этом. Ты как будто никаких правил не придерживаешься, даже своих собственных. Был один случай у нас в школе, в нем весь ты. Помнишь нашего старого учителя физкультуры?
– Барни Джонса. Лилипут мстительный.
–Ага. Но ты вечно его изводил. Лучше всех ты был только в одном, в кроссе, но отказывался выкладываться, потому что ненавидел Барни Джонса. На каждом занятии он подгонял тебя, а ты специально тащился, чтобы прийти последним. Помню, как он на тебя орал, как обвинял тебя, что у тебя кишка тонка пробежать пять миль. А ты только смеялся над ним.
– К чему это ты?
– У тех, кто не придерживается правил, жизнь всегда сложная. Я знал одного парня в Лондоне, крутого из Ист-энда по имени Деннис Хилл. Он так и не женился, потому что не смог поверить, что брак реален. Он не мог принять никакого ритуала, никакого обычая, которым следовали остальные. Он говорил: «Если присмотреться, это все не взаправду». То же он думал про законы. «Не взаправду, сынок». Когда его посадили за участие в грабеже, судья спросил, не хочет ли он что-нибудь сказать. Денис ответил: «У вас нет права меня судить, не существует такого человека, как настоящий судья. Это не настоящий суд. Все это не взаправду, мать вашу!» На что судья ответил: «В таком случаю я приговариваю вас к тюремному заключению сроком на двадцать невзаправдашних лет».
Улыбнувшись воспоминанию, Злыдень посмотрел на Билли.
– Смейся-смейся. Но ты именно таков. Вот что не так в твоей жизни. Изредка люди с твоим подходом добиваются сногсшибательного успеха. Но по большей части становятся злобными неудачниками.
– Или убийцами-маньяками, – возразил Билли.
Они пошли погулять в поля. Воздух был удушливым, тучи – черными и чреватыми дождем. Надвигалась гроза. Злыдень прихватил с собой «ремингтон», который нес через плечо. Билли спросил его про визит в дом Пономаря.
– Тебе не было страшно?
– Нет. Пули знают, когда тебе страшно. Они летят прямо на тебя, точно ты огромный магнит. А если ты не боишься смерти, они летят мимо, не могут тебя тронуть.
– Так, по-твоему, пули живые?
Злыдень повернул к Билли жестокое усталое лицо.
– Не валяй дурака. Билли рассмеялся.
Из-за высоких скул и лютого выражения Злыдень напоминал ему демона, высеченного из камня. Злыдень сел у живой изгороди, Билли пристроился рядом. На сером горизонте шпиль колокольни протыкал тучи, полные боли. На западе бормотал гром. Небо было испачкано собирающимся дождем.
– Если не боишься, – сказал, глядя прямо перед собой, Злыдень, – это все чувствуют. Если идешь без страха по темной улице, люди расступаются, чтобы дать тебе пройти.
– С такой внешностью, как у тебя, уж точно.
– Нет, тут ты не прав. Слышал про бойца семнадцатого века Мусаси Миямото?
– Нет.
– Он однажды написал кое-что. Это вроде как легло мне на душу. «Когда надо выбирать между жизнью и смертью, предпочти смерть».
Билли зевнул,
– Это твой девиз?
– Наверное.
– А ты не мог взять что-нибудь понормальнее, например, «Жизнь такова, какой ты ее строишь» или «Обращайся с другими так же, как хотел бы, чтобы обращались с тобой»? Обязательно было выискивать «Предпочти смерть»?
– Да. Но вдумайся в смысл. Если ты выбрал смерть, действительно вошел куда-нибудь, зная, что один к трем тебе конец, но решив уйти красиво, это дает тебе огромное преимущество. Выбрав смерть, ты существенно увеличил свои шансы на выживание. Понимаешь, о чем я?
Билли задумался. Ниоткуда налетел ветер, прибил к телу одежду и волосы к голове, словно напоминая о приближающейся грозе. Наконец он покачал головой.
– Это потому, что ты никогда не выбирал смерть, – сказал Злыдень.
– Нет, – возразил Билли, – это потому, что ты несешь полнейшую чушь. Чтобы выжить, не нужно выбирать смерть. Да я в любой день предпочту сбежать, чем дать в себя выстрелить.
– Тогда тебя застрелят в спину, – мрачно рассмеялся Злыдень. – Я рассердил очень нехороших людей, и они не успокоятся, пока не расправятся с нами. Они придут за нами, Билли. Не сомневайся. А когда они будут здесь, мне, вероятно, понадобится некоторая помощь.
Мучения Билли, вероятно, читались у него по лицу, потому что Злыдень хлопнул его по плечу.
– Как насчет того, чтобы разломить пластинку? Лучше времени не придумаешь. Мгновение тишины и красоты, разделенное с другом.
На протянутой ладони Злыдня лежал квадратик бумаги размером с почтовую марку с изображением красочного пиратского корабля в океане.
– Шутишь? Я сижу посреди поля с убийцей, вот-вот ливанет дождь, меня гнетет одиночество и все растущее ощущение поражения, и в любой день меня скорее всего ждет насильственная, мучительная смерть. Самое время для приема галлюциногенных препаратов! У меня будет приступ паники. Меня захлестнет чувство собственной неполноценности.
– Такой кислоты ты никогда не принимал.
Подмигнув, Злыдень разорвал по перфорированной линии пластинку. Проглотив половину, он протянул другую Билли.
– При последнем трипе я четыре часа простоял на коленях, разглядывая гребаный арахис на ковре. Клянусь, он корчил мне рожи.
Предположив, что хуже уже не станет, Билли проглотил сахарную облатку. Потом они двинулись назад к дому. Ветер гнался за ними, неся сладковатый металлический запах дождя. По пути им встретился огромный черный грач, который, громко каркнул, приземлившись на забор, а после свирепо уставился на них черными глазками. Глянув на Билли, Злыдень улыбнулся.
– Будь ты божеством, кем бы ты был?
– Паном скорее всего. Сплошная пьянка и трах, и никакого тебе похмелья или чувства вины. А ты?
– Белиалом.
– Кто такой Б. Елиал?
– Белиал, в одно слово. Предводитель сынов тьмы из Библии.
Сорвав с плеча обрез, Злыдень выстрелил. В визге и облаке перьев грача разнесло на куски.