Бояджиева Мила. Ядовитый цветок (= Маски любви)

   Фыркнув, Дастин вернул стюардессе стопку журналов. Он возвращался из Белграда, где провел три недели, беседуя с государственными деятелями и простыми жителями бывшей столицы Югославии. В район военных действий журналист Морис, естественно, соваться не стал. Пусть делают карьеру на кровавых репортажах прыткие молокососы. Шефу "Ироничного наблюдателя" такие трюки ни к чему. Дастина совершенно не волновали политические эксцессы и всевозможные бойни, идущие под теми или иными лозунгами. Однако, он упорно строил из себя гуманиста и крутого американского парня, пекущегося о мире и справедливости. Трехнедельная щетина на его щеках свидетельствовала о том, что журналист Морис возвращается домой после трудного и опасного дела.
   Суровое и скорбное выражение стало часто появляться на лице Дастина после встречи с Шольцем. Получив завещание Сандры с подробным описанием перешедшего к нему состояния в виде старых шкафов, ламп и комодов, а также с долгом в четыре миллиона долларов, несчастный вдовец едва не лишился рассудка от злости. Первым порывом Мориса было поделиться горем с Клер его надули, да ещё как! Но он сдержался, решив хорошенько обдумать ситуацию. Уже в Белграде Дастин понял, что ему выгодней оставаться в глазах окружающих несчастным миллионером, чем одураченным нищим. К тому же - в его руках теперь находился легендарный бриллиант, и можно было попытаться сыграть ещё раз на дурной репутации камня.
   Узнав о смерти Дика, Дастин возликовал. Теперь-то он понял, куда клонила Клер, помогая ему освободиться от Сандры. Она намекала о браке. Ну, что же - невеста с приданым - хороший шанс в его положении, и надо постараться не упустить его. А значит, молчать о собственном проигрыше. Не хватает еще, чтобы второй раз Мориса заподозрили в корысти. Нет, для всех, а тем более для Клер, он останется богачом. Сделав крюк, Дастин заехал в Даллас, чтобы завершить одно важное дело.
   По прибытии в Лос-Анджелес, он тут же нанес визит Клер. Вдова, в элегантнейшем трауре, встречала его в подавленном состоянии. На ковре возле дивана валялась куча журналов со статьями о внезапной смерти Дика Уэлси и высказываниями его несчастной Клер Ривз.
   - Ты действительно скорбишь о том, что потеряла мужа, или завещание "дурашки" не оправдало твоих ожиданий? - Поинтересовался Дастин, кивнув на интервью Клер. Он сильно загорел, бородка с усами придавали его внешности щеголеватость. Дастин рассчитывал, что будет выглядеть более солидно и мужественно, но темня полоска усов в сочетании со светлыми волосами казалась нарочито кокетливой.
   В гостиной Клер горели многочисленные лампы под черными абажурами. Сейчас они как нельзя лучше шли к темному платью вдовы. Высоко закинув ногу на ногу, Клер сидела в глубоком кресле, обтянутом, как и вся мягкая мебель, сборчатой мягкой лайкой цвета слоновой кости. Горжетка из серебристой лисицы, небрежно наброшенная через левое плечо, свешивалась до полу, лаская её икры и лодыжки. Она закуривала уже вторую сигарету, хотя визит Дастина длился не более двадцати минут.
   Он коротко рассказал о своих белградских впечатлениях, о том, что намерен, наконец, взяться за серьезную журналистскую работу, пожертвовав личной жизнью. Клер слушала, высоко вскинув крутые брови, и думая о том, как получше разыграть сложившуюся комбинацию. Дастин видел в ней богатую наследницу, и не стоило разочаровывать его. Узнай он об истинном положении дел, Клер оказалась бы в роли искательницы состоятельного мужа. Мужчин такие женщины пугают, тем более - "сладких мальчиков".
   Но ей не терпелось отомстить Дастину за подсунутые Дику фотографии. В сущности, это он виноват в том, что Клер осталась ни с чем. Руки чесались закатить звонкую плюху этому самоуверенному хлыщу, заполучившему с её помощью колоссальное состояние. Но Клер сдержалась. "Я расскажу ему, что кроме долгов, имею лишь этот дом и небольшую сумму, достаточную лишь для маленьких дамских капризов. Но сделаю это, став женой Мориса, и составив подробный брачный контракт. На этот раз я не продешевлю. И преподнесу муженьку хорошенький подарок. - Решила она. - Что посеешь, то и пожнешь. Так-то, красавчик".
   - Дик любил меня, многое прощал, что-то не замечал, но всегда был благодарен за счастье, которое я сумела подарить ему... Взгляни на это, подтянув повыше рукав черного платья, Клер продемонстрировала браслет со свадебной миниатюрой. - Эту вещицу "дурашка" преподнес мне за пять дней до смерти... Он так переживал, что портит моей болезнью мои именины... Ах, не многим дано любить так, как он.
   Дастин с печальной улыбкой склонил голову. Русая прядь упала на лоб, скрывая хищный блеск его глаз.
   Значит, Дик так и не решился взгреть жену за более чем легкомысленное поведение. Он пренебрег фотографиями, подаренными ему Морисом. Еще бы! Шестидесятипятилетний импотент не хотел лишаться горячей женщины. А может, Клер сумела оправдаться?
   - Он, что, никогда так и не ревновал тебя, детка?
   Клер вздохнула:
   - Дик был просто святым. Он сжигал все пасквили, которые писали на меня "доброжелатели". И никогда не оскорбил меня подозрениями.
   - Откровенно говоря, из меня не получился бы такой милый муж. - Дастин испытывающе посмотрел на вдову, но она не клюнула на его удочку. Отрешенность монахини светилась в бирюзовых глазах Клер.
   - Таких, как Дик, больше нет и не будет. Он баловал меня постоянно и даже после смерти продолжает осыпать благами... Ах, я чертовски богата, Дастин... Ты-то как раз хорошо понимаешь меня. Это так тяжело!
   - Детка, я не пойму, о чем ты печалишься! Совсем недавно ты смеялась над моими чувствами после гибели Сандры, а теперь, кажется, переигрываешь сама. К чему это заточение, трагические интервью, слезы - ведь игра сделана. Надо позаботиться о будущем.
   Клер выпустила дым через нос, презрительно хмыкнув. - Неужели ты думаешь, что я подпущу к себе кого-нибудь из плейбоев, охотящихся за чужими миллионами? Увы... Приключения мне наскучили, а с подлинными чувствами нынче плоховато...
   - Да ты сама не способна привязаться к мужчине по-настоящему. Вздохнул Дастин. - Слишком часто изображала это чувство перед камерами.
   - Подлец. Ты все-таки бессердечный подлец, Дастин... - Клер отошла к окну, чтобы Дастину была хорошо видна её содрогающаяся от тихих рыданий спина. - Чего ради я рисковала жизнью на этом проклятом самолете? Тратила недели, чтобы завоевать доверие пугливой калеки, а потом... Потом я не сумела её пасти... Это была жуткая, непоправимая трагедия. Роковая случайность.
   - Умница, детка, произносишь хороший текст. Можно подумать, что у тебя полон дом "жучков" или я - шеф криминального отдела полиции. - Дастин обнял плечи Клер. Обернув лисий мех вокруг её шеи, он притянул её к себе. - А ну, посмотри мне в глаза, сладкая девочка!
   Всхлипнув, Клер подняла на него полные слез глаза.
   - Я любила тебя, Дастин... Раньше я даже не думала об этом, владея тобой. Но безумства молодости прошли, оставив слабый аромат увядшего цветка...
   "Аромат блевотины и наркоты", - подумал Дастин, отреагировав в стиле Генри Миллера, очередную цитату Клер. Но промолчал. Не отрывая глаз от зрачков Клер, Дастин впился в её губы и понял, что он на пороге победы.
   Опустив ещё бурно дышащую от волнения женщину, он достал из внутреннего кармана сафьяновый чехол.
   - Взгляни сюда, малышка.
   Выложив на столешницу молочного нефрита стальной футляр, Дастин извлек из него сандаловую коробочку не больше яблока, испещренную иероглифами. Склонившись над ней, они стукнулись лбами. Щелкнул невидимый замок, и в лунке черного бархата засиял прозрачный, искусно ограненный камень.
   - Это он. - Сказал Дастин со священным трепетом.
   - Он?! - Присела Клер, не в силах отвести взгляда от легендарного "бриллианта-убийцы". Она не решалась притронуться к камню, спрятав за спину руки. - Но как ты решился носить его с собой? Ты подвергаешь себя смертельной опасности. Кто-нибудь знает, что бриллиант у тебя?
   - Я только что изъял его из ячейки Маклинов-Керри в далласском банке, чтобы положить здесь в свой именной сейф. Но вместо того, чтобы направиться прямо в хранилище, я заехал к тебе. Мне хотелось, чтобы мы вместе взглянули на этот "сувенир". Кажется, мы заслужили его оба?
   - Дастин, что ты хочешь сказать? - Клер мастерски разыграла недоумение, прекрасно сообразив, куда клонит любовник.
   Он закрыл глаза ладонью и тяжело опустился в кресло.
   - Наверно, не так надо делать предложение. Но мы знакомы не первый день. Ты - мое наваждение, Клер. Какая бы женщина не оказалась рядом со мной, мне захочется уничтожить её, чтобы вернуться к тебе.
   - Милый! Великолепные слова! - Клер опустилась на колени у ног Дастина. - Это из какого фильма?
   - Фильма?! Да я предлагаю тебе стать моей женой, детка!
   Глава 11
   У Амелии Гарсия, старшей медицинской сестры частной клиники "Тесса", выдался непростой день. Всего восемнадцать пациентов и почти столько же членов медицинского и обслуживающего персонала, а забот не меньше, чем в центральном госпитале Барселоны. Правда, жалованье у Амелии в три раза больше, чем она могла бы иметь на государственной службе. Но и работала она за троих. Хозяин "Тессы", профессор Грэм Салливен, пять лет назад прибыл из Америки, чтобы стать преемником дела своего учителя - замечательного хирурга-травматолога Винаро Фернандеса. Старик скончался в возрасте 92 лет, продолжая работать чуть ли не до последнего дня. Это был отчаянный и дерзкий человек, пришедший в хирургию с полей Первой мировой войны, где был полковым доктором, а затем начальником специального госпиталя в Валенсии.
   Через несколько лет ему удалось приобрести уединенную виллу на острове Неиса и превратить её в клинику, предназначенную для состоятельных клиентов. Здесь ещё в тридцатые годы он начал делать операции, ставшие достоянием медицинской практики лишь двадцать лет спустя. Врожденные дефекты скелета и черепа были коньком Фернандеса, вписавшего яркую главу в историю хирургии.
   Сменивший профессора Грэм Салливен предпочитал пластические операции, отбирая для своей клиники узкий круг пациентов со всего мира. Он брал колоссальные гонорары, но никто ещё не остался в претензии на работу Салливена. К тому же, далеко не все происходившее в клинике Салливена, могло стать достоянием общественности - в "Тессе" умели хранить профессиональные тайны. К себе и к своему персоналу хозяин клиники проявлял предельную требовательность. "Тесса" могла бы похвастаться образцовым порядком в ведении дел, новейшим оборудованием, стерильной чистотой всех помещений и высокой квалификацией медицинского персонала.
   Амелия Гарсия работала в "Тессе" почти двадцать лет. За это время она ни разу не опоздала на свое дежурство и не уснула ни на минуту во время ночной смены. Последний год в обязанности Амелии входил круглосуточный надзор за всеми службами клиники, который она осуществляла при помощи начальника охраны, старшей сиделки, дежурного врача и ведущей санитарки.
   В воскресенье восьмого мая, ровно в 22 часа, получив отчеты от всех служб, Амелия принялась просматривать записи, сделанные врачами в журналах назначений, заведенных отдельно на каждого пациента.
   Амелию весь день не покидало возвышенное настроение. С утра ей удалось посетить центральный собор города Неиса, где проходила праздничная служба в честь её покровительницы - святой Амелии. Появившись в клинике, она получила поздравление с именинами от профессора Салливена и денежную премию в качестве подарка.
   Все это обязывало пятидесятипятилетнюю медсестру ещё более ответственно отнестись к своим обязанностям. Она решила посвятить часы ночного дежурства ревизии отчетов своих подчиненных, собранных в специальных папках и компьютерном архиве. После того, как семь лет назад компьютер "проглотил" всю имеющуюся в его памяти информацию, Амелия не доверяла технике, подстраховываясь традиционными канцелярскими методами.
   Сигнал с пульта охраны поступил в 0.45. Встревоженный голос начальника смены просил Амелию срочно выйти к центральной проходной клиники.
   Парк "Тессы", обнесенный высокой кирпичной оградой, был запретной территорией, на которую не допускался ни один человек без специального разрешения Грэма Салливена. Хозяин клиники считал, что все происходящее в его владениях, не касается ни обывателей, ни туристов, ни охочей до сенсаций прессы.
   Направляясь к воротам, охраняемым круглосуточным караулом, Амелия решила, что имеет дело с попыткой проникновения какого-нибудь папарацци. В клинике уже неделю находилась жена премьер-министра, пожелавшая помолодеть на десять лет. И это событие не могло не взволновать любителей сенсаций.
   - Что произошло, Алонсо? Вы уверены, что так необходимо отрывать меня от дел среди ночи из-за какого-нибудь репортеришки?
   - Прошу прощения, сеньора. Но тут такое дело... - Лицо начальника охраны выражало крайнее недоумение. Подведя Амелию к окошечку в проходной, он пропустил её вперед. - Ну, сеньора Грасси, что прикажете с этим делать?
   - Откройте дверь! - Скомандовала Амелия и шагнула на освещенную ярким прожектором площадку. Четыре колонны поддерживали портик с каменной надписью "Вилла Тесса". Между центральными, закрытыми тяжелыми металлическими воротами, находился въезд на территорию клиники. Крайние скрывали резные деревянные двери. Сюда, как правило, прибывали посетители.
   - На ступеньке у левой двери, скорчившись, сидело странное существо. Обрывки одежды. Грязные тряпки, намотанные на голове. полностью скрывали лицо. Обняв себя за плечи худыми руками, существо раскачивалось, не обращая никакого внимания на подошедших людей.
   - Кто вы? - Строго спросила Амелия, подозревая хитрость пронырливого журналиста, решившего таким образом проникнуть в клинику. Ответа не последовало.
   - Алонсо, помогите ей подняться... Ничего не понимаю... Я вызову санитаров с носилками.
   Алонсо опустил на ступеньки худое, дрожащее тело, в котором Амелия безошибочно распознала женщину. Но загадочная незнакомка была столь слаба, что едва держалась на ногах. От её одежды, повязанной на голове ветоши исходил удушающий запах нищеты и застарелых ран. Алонсо нахмурился, соображая, что бы все это значило. Он так и не пришел к определенному выводу, решив, что появление сумасшедшей в ночь святой Амелии - не к добру. Эта замечательная испанка была канонизирована в святые великомученицы благодаря своему героическому поступку - в ночь на 9 сентября 1486 года она заперла ворота родного города, захваченного арабами, и подожгла его, погибнув в огне вместе с сотнями врагов.
   Дежурный врач, пятидесятилетний Феодоно Вальехо, задумчиво смотрел на изувеченную молодую женщину. На теле были видны многочисленные поджившие ссадины, возле левого плеча зияла довольно большая рваная рана, залепленная какой-то дурнопахнущей, очевидно, самодельной мазью. Но самое страшное зрелище представляла голова. Левое ухо пострадавшей, вероятно, чуть ли не полностью оторванное, уже начало кое-как срастаться. Вся левая часть лица и расплющенный нос, покрытые струпьями, нуждались в немедленном хирургическом вмешательстве. Женщина находилась в сознании и позволяла себя осматривать без всяких эмоций.
   - Здесь нужны невропатолог, травматолог и лицевой хирург. Приведите больную в порядок, проделайте все необходимые антисептические процедуры. Завтра утром мы с профессором сделаем обследование и решим, что делать.
   Проводив глазами увозимое на каталке в ванную тела, доктор Вальехо недоуменно пожал плечами. По состоянию пораженных тканей он видел, что травмы нанесены не менее недели назад. Непонятно лишь, каким образом в условиях ужасающей антисептики больная не скончалась, а её раны имели явную тенденцию к заживлению. "Знают эти знахари и местные колдуньи какое-то чудо-слово, если бараньим пометом останавливают кровь, а пареной жабой избавляют от канцера", - подумал он с содроганием. - "Хотя, статистические показатели смертности у малоразвитых групп населения значительно выше, чем в цивилизованном мире. А значит, этой бедняжке просто повезло".
   ...На следующий день Грэм Салливен имел данные разнообразных исследований и подробный отчет о ночном происшествии. Осмотрев загадочную больную, он задумался. Ее состояние вызывало множество вопросов. Имеющиеся повреждения не были похожи ни на побои, ни на последствия транспортной катастрофы. Похоже на травмы альпиниста, но сама она явно не является спортсменкой.
   судя по языку - американка. Охотно отвечает на все вопросы, но о себе ничего не помнит. Ни документов, ни каких-либо предметов, по которым можно было бы установить личность, больная не имеет.
   - Что будем делать, коллеги? - Задал вопрос профессор собранным на экстренное совещание помощникам.
   - Разумеется, первым делом необходимо сообщить в полицию. И постараться избавиться от нее. - Заместитель главы клиники доктор Кастро сильно боялся столкновений с правовыми органами. В "Тессу" он попал после судебного процесса, связанного с незаконными операциями по изменению пола.
   - Я убежден, что прежде всего мы должны оказать посильную медицинскую помощь пострадавшей. Женщину явно подбросили к нашей клинике. Кто-то хотел, чтобы она осталась жива, но побоялся обратиться в госпиталь. Следовательно, история не совсем чистая. - Сказал Вальехо. - Полиция должна быть поставлена в известность. Но мы - врачи. То, что сделали с бедняжкой дикари-целители, ужасает. Если не принять срочных мер, молодая женщина навсегда останется уродом - человеком без лица.
   - Для сумасшедшей это не такая уж беда. - Вставил доктор Кастро.
   - Позвольте, коллега, я успел осмотреть больную. Психически она здорова. Ну... скорее всего. - Вмешался невропатолог Лоуренс. - Ее состояние - последствие пережитого шока и сотрясения мозга, вызвавшего частичную амнезию. Случай достаточно распространенный и, как правило, имеющий оптимистический прогноз. Если даже больная никогда не сумеет восстановить собственную биографию, она сможет начать вполне приемлемую новую жизнь. Ведь ей, насколько я могу судить, не более тридцати лет. Плюс-минус пять.
   - Таким образом, как выяснилось, у нас две неотложные задачи приглашение представителей властей и срочная помощь пострадавшей в области реконструктивной хирургии.
   Профессор Салливен, наблюдавший за беседой невропатолога с загадочной пациенткой, успел составить некое представление о больной, свидетельствующее о том, что история, случившаяся в ночь святой Амелии, может оказаться весьма полезной. Руки женщины, её манера говорить и держаться, указывали на благородное происхождение. Она плохо осознавала ситуацию и, очевидно, неадекватно воспринимала боль, поскольку сохраняла удивительное спокойствие. Шок плюс какой-то болеутоляющий самодельный наркотик, которым её накачивали "добрые люди" (как называла больная мужчину и женщину, у которых находилась последние дни), плюс, конечно, порода. Это уже что-то.
   - Доктор Вальехо, прошу вас задержаться. Остальные могут быть свободны. - Объявил профессор, закончив совещание. - Я сообщил о происшествии своему знакомому капитану полиции Лухасу. Через полчаса он будет здесь. Мы с вами должны выработать тактику. Нам необходимо объяснить полиции, что больная нуждается в немедленной и квалифицированной помощи. Они могут, если найдут угодным, держать её под стражей, но прежде всего свой долг должны выполнить медики.
   - Похоже, вам чем-то приглянулась эта синьора, профессор.
   - Ни для кого не секрет моя предрасположенность к добрым делам. Провидение привело к нашему порогу страждущую. Мы поможем ей, если даже судьи впоследствии сочтут необходимым посадить беднягу на электрический стул. Я убежден, что она американка.
   - Но ведь это все, что мы знаем о ней. - Скептически напомнил доктор Вальехо. - Я понял, что вы намерены доверить лицевую пластику мне. А к чему я должен стремиться - к обобщенной маске манекена или все же к тому, чтобы вернуть ей её лицо?! Возможно, у женщины найдутся родные, дети, муж. Им будет не просто смириться с чужим обликом любимого человека.
   - Дорогой Феодоро, - профессор положил на плечо доктора легкую, пахнущую лавандой руку. - Дело, естественно, не в личной симпатии. Я не знаю эту женщину и предпочел бы не встречаться с ней, тем более, в такой ситуации. Но интуиция подает мне сигналы, которыми я не могу пренебречь... У меня к вам просьба, коллега, поприсутствуйте во время беседы капитана с больной. Мне тоже любопытно взглянуть на их встречу. А вдруг нам в голову придет что-то интересное?
   - Это наш друг, Фидель Лухас. Он прекрасно знает английский и постарается помочь вам, дорогая сеньора, прояснить ситуацию. - Представил профессор энергичного, коренастого человека с шапкой густых вьющихся волос.
   Больная, лежащая на высокой кровати, приподнялась на подушках и коротко поздоровалась. Ее голос звучал чуть слышно, в глазах, блестящих в прорезях повязки, не было и тени беспокойства: чтобы снять последствия шока, её поддерживали на нейролептических препаратах. На столике стоял свежий букет роз из оранжереи "Тессы", сквозь легкие шелковые занавеси пробивалось солнце, придавая комнате совсем домашнюю уютность.
   - У вас чудесная клиника, профессор. Совсем не похожа на больницу. Я чувствую себя почти как дома.
   - Дома? Вы можете вспомнить, где находится ваш дом или как он выглядит? Простите, я не представился - Фидель Лухас - сотрудник отдела происшествий федеральной службы безопасности. Я хочу помочь вам найти родных. Мы располагаем большой базой данных. Любая мелочь, которую вам удастся вспомнить, была бы очень полезна. Какие-то детали о вашем доме, близких людях, друзьях... Судя по всему, сеньора - американка?
   - Да. Меня считают американкой, ведь мы находимся в Испании?
   - На острове Неиса. А я прибыл к вам из Валенсии. Барселона, Мадрид... - вам что-то говорят эти названия?
   - Не утруждайтесь, капитан, я даже знаю, как зовут президента Америки... Но про себя не могу ничего вспомнить... Глухая, черная стена...
   - Выходит, вы путешествовали. И, конечно, не одна. Кто был с вами семья, муж, друзья? Вы замужем?
   - Н-нет. Не уверена. Не знаю... Я помню шум моря и этот запах жареной рыбы и каких-то горьких трав... Они ухаживали за мной, давали воду, питье... Мужчину звали Каха... Да, точно. Женщину... Нет, не помню, кажется, он называл её старуха. Они испанцы, но наверно говорили на каком-то диалекте. Я плохо понимала. Мне было совсем, совсем... - Голова больной упала на грудь, будто она внезапно уснула.
   - Достаточно. - Профессор положил пальцы на её запястье. - Я думаю, Лухас, вам лучше побеседовать через пару дней. А пока мы постараемся восстановить её силу.
   - Ну, что ж. - Капитан поднялся. - Не буду настаивать на продолжении разговора. Но дактилоскопия пострадавшей может пригодиться. Позволите? Достав коробочку с краской, капитан ловко снял отпечатки пальцев. - Вы действуйте со своей стороны, а мы - со своей. Возможно, удастся разгадать и эту загадку.
   За три дня состояние больной заметно улучшилось - курс релаксирующей терапии и отличное питание сделали свое дело. Профессор решил, что откладывать операцию не имеет смысла. Поврежденные ткани рубцевались, сломанные хрящи фиксировались самым безобразным образом. Все медики здесь знали, что самое тяжелое - переделывать застаревшие травмы. Значительно эффективнее действовать по горячему следу, пока деформация не приобрела "жесткость".
   - Проведенные измерения лицевых костей не дают мне достаточно оснований, чтобы смоделировать подлинный облик этой женщины. Придется фантазировать. - Вздохнул доктор Вальехо, прикрепляя на экране рентгеновские снимки. - Как бы там ни получилось, будет лучше, чем сейчас. Нос и левая скула полностью изуродованы, надбровная дуга иссечена, челюсть, очевидно, вывихнутая, вправлена кем-то, но имеются многочисленные мелкие трещины. Ткани подбородка смещены, а ухо, вероятно, неделю назад было сильно надорвано. Придется подчинить и его... Но вот губы... Три крупных рубца, образовавшиеся на месте рваных ран, полностью исказили рисунок рта... Зубами, естественно, займутся уже после нас стоматологи. В общем, работа большая и не на одну операцию. У меня всего две руки. И я пока плохо представляю, как должна выглядеть эта загадочная сеньора. - Доктор Вальехо поколебался, прежде чем задать вопрос. - Вы хорошо представляете, шеф, в какую сумму обойдется нашей клинике работа с этой пациенткой? Разве мы перешли к благотворительной деятельности?
   - Ваши усилия, коллега, в любом случае будут хорошо оплачены. Профессор Салливен посмотрел на часы. - Скоро прибудет капитан Лухас. Возможно, ему удастся прояснить ситуацию. - Он улыбнулся. - А может быть, это удастся сделать кому-то еще.
   Все последнее время профессор усиленно просматривал прессу, выискивая сообщения о пропаже молодых женщин, приходившихся на начало мая. Наконец ему удалось обнаружить нечто, заставившее сердце заколотиться от радости. Очень многое совпадало. Если это, действительно, окажется так, то "Тесса" получит отличную рекламу, а имя профессора Салливена появится во всех газетах.
   К прибытию Лухаса больную привели в кабинет Фернандеса, где была создана самая домашняя, располагающая к беседе обстановка. На маленьком круглом столике, сервированном к чаю, красовалось разнообразное печенье в высокой трехъярусной хрустальной вазе, и ждала дегустации коробка французского шоколада.
   Приведенная медсестрой больная осмотрела комнату, скашивая к переносице более открытый бинтами правый глаз, и опустилась на удобный диван перед чайным столиком.