Неужели и это серьезно? Ох, бедный Сэм…
   – Иди сюда, – позвала она, протягивая к нему руки.
   Он развернулся и, опираясь на локти, навис над ней – напряженное, мускулистое тело, загорелая кожа и несчастное лицо с пронзительными голубыми глазами. Алисса, приподнявшись, легко поцеловала его.
   – Сэм, я понимаю все, что ты хочешь сказать, – прошептала она, а руки против ее воли опять начали прикасаться к нему. – И я благодарна тебе за откровенность. Правда. Наверное, и мне надо быть честной с тобой, потому что ты, по-моему, не понимаешь, что и для меня все это тоже очень важно.
   – Я понимаю.
   Алисса дотронулась до его лица. Какое прекрасное лицо, какие удивительные глаза.
   – Нет, не понимаешь. Я знаю, ты думаешь, что у меня роман с Максом, и должна признаться, я хотела, чтобы ты так думал, и даже… – она запнулась —…даже сознательно обманывала тебя. А на самом деле мы всего несколько раз встречались с ним вне работы. И я никогда с ним не спала. Ни разу.
   – Но когда я пришел к тебе в отель, Макс был у тебя… В Сан-Диего, помнишь? В ту ночь, когда стреляли в Джулза.
   – Когда погибла Карла Рамирес?
   – Да.
   – Он тогда просидел в моем номере всю ночь. Я была в таком состоянии, что… – Алисса покачала головой. – Но у нас ничего не было, Сэм. Я не спала с ним. Я ни с кем не спала после тебя.
   Теперь он смотрел на нее с изумлением:
   – Матерь Божья, Алисса…
   – Если уж быть совершенно честной, – поспешно добавила она, – я бы, возможно, и переспала с Максом, но он сам этого не захотел… Нет, не так: он хотел, но все равно ни за что бы не согласился. Потому что я его подчиненная.
   – Он просто идиот. Он полный…
   – Нет. Но у него есть принципы, – горячо возразила Алисса. – И он им следует. На самом деле он замечательный человек, Сэм. Он бы понравился тебе, если бы ты так упорно не старался ненавидеть его.
   Теперь изумление сменилось беспокойством.
   – А ты… хм… Черт! Я уже спрашивал тебя, но ничего не могу с этим поделать… Ты любишь его?
   – Да, Роджер, – ответила Алисса, спокойно посмотрев ему в глаза. – Я его люблю. Именно поэтому я сейчас голая лежу с тобой в постели и жду, когда мы с тобой наконец займемся любовью.
   Тогда он поцеловал ее и, не прерывая поцелуя, опрокинул на спину, раздвинул ей колени и всей тяжестью опустился между бедер. Потом оторвался от губ и начал целовать шею, грудь, забрал в рот сосок…
   – Боже мой! – Алисса выгнулась дугой и нетерпеливо прижалась к нему, но Сэм вдруг отодвинулся.
   – Эй, Лис, – тихо позвал он и поднял на нее блестящие глаза. – А не могла бы ты повторить это еще раз?
   Она поняла, что он хочет услышать. «Займемся любовью». Не сексом. Любовью. У Алиссы вдруг перехватило дыхание, и она не сказала, а выдохнула:
   – Люби меня, Сэм.
   Он на мгновение приподнялся и… Господи, как это хорошо!
   – Сэм! – Она вспомнила, что еще не сказала ему то, что хотела. – Я знаю один хороший ресторан в Вашингтоне, недалеко от моего дома. Там не пытаются тебя выгнать, как только ты доешь последний кусок. Можно сидеть и разговаривать хоть всю ночь.
   Если тебе действительно хочется меня узнать.
   Она не сказала этого вслух, но Сэм понял.
   И опять поцеловал ее так нежно и проникновенно, как Алиссу, кажется, еще никогда в жизни не целовали.
   Он все помнил: как надо прикасаться к ней, как двигаться, чтобы свести ее с ума. Только медленно, слишком медленно…
   Что же он с ней делает? Это слишком хорошо, чтобы быть правдой… Это слишком хорошо и страшно, потому что она опять там, где ей нельзя быть, опять с ним…
   – Лис?
   Кажется, это вопрос. И он ждет на него ответа. Неужели и так что-то неясно?
   – Скажи словами, – прошептал он ей в ухо.
   – Пожалуйста!
   – Скажи, чего ты хочешь, – настаивал Сэм.
   – Тебя, – простонала она. – Я хочу тебя!
   Наверное, она угадала правильные слова, потому что его реакция оказалась именно такой, на которую надеялась Алисса. Он ведь, черт возьми, прекрасно знал, что она не признает никакой сдержанности когда занимается сексом… нет, не сексом, а любовью. Вот так… сильнее… да…да!
   – Лис…
   Она открыла глаза и по тому, как напряглись его мускулы, как исказилось лицо, поняла, что он из последних сил сдерживает себя, потому что не хочет, чтобы все так быстро кончилось…
   – Ну, давай же! – крикнула она, потому что сама не могла больше терпеть.
   И Сэм понял ее, как понимал всегда, а потом… потом взрыв, сметающий все.
   Алисса не могла бы описать это по-другому. Словно весь мир обрушился прямо на нее.
   И его подхватила та же взрывная волна. Он что-то выкрикнул, но Алисса не слышала, потому что у нее не было больше ни ушей, ни тела.
   Только через несколько минут она начала снова понимать, что руки и ноги, так крепко сжимающие его, принадлежат ей.
   – Приятно сознавать, – прошептал Сэм в вернувшееся на место ухо, – что мы не разучились понимать друг друга.
 
   Макс видел, как Рик попытался обнять Джину и как она вырвалась.
   Энрико Альварадо. Родился здесь, в Сарасоте. Отец кубинец. Мать из Флориды, девичья фамилия – Вальдес.
   Заметив, что Джина разговаривает с ним у стойки бара, Макс вернулся в машину и навел по телефону справки.
   Детектив Рик Альварадо закончил колледж в Дармуте лучшим в своей группе. Потом поступил на юридический в Гарвард, но через год ушел оттуда, вероятно, решив, что ему больше нравится сажать преступников за решетку, чем вызволять их оттуда, и поступил в полицию. В Полицейском управлении Сарасоты о нем были очень высокого мнения.
   Макс вынужден был признать, что неверно оценил возраст и опыт парня. Альварадо исполнился тридцать один год, и он уже семь лет служил детективом.
   Из чего, вероятно, следовало, что Макс уже достиг такого возраста, когда все, кому меньше тридцати пяти, кажутся юнцами.
   Он следил за Риком и Джиной с того момента, как они появились на стоянке.
   Он видел, как они разговаривали, как Джина смеялась, как Альварадо поцеловал ее.
   Наверное, в тот момент Максу надо было уехать.
   Вместо этого он продолжал сидеть в машине и мучить себя. И трястись от злости, ожидая, что сейчас Джина пригласит детектива к себе в отель.
   Случайный секс с первым встречным незнакомцем – это совсем не то, что ей надо.
   Впрочем, после некоторого размышления Макс решил, что, пожалуй, дело не в том, что ей этого не надо, а в том, что он сам этого не хочет.
   Можно сколько угодно притворяться, что он пришел в «Фандагос», вместо того чтобы лететь сегодня вечером в Сан-Диего, потому что хотел защитить Джину от нее самой. И убедиться, что ей не угрожает никакая опасность.
   Все так, но это не единственная причина, приведшая его сюда.
   На освещенной дорожке Альварадо опять подошел к Джине и обнял ее, а она оттолкнула его и побежала, на этот раз действительно стараясь убежать. Проклятие!
   Альварадо бросился вдогонку, но Джина бежала быстрее.
   Ну, все. Пора с этим заканчивать. Макс включил фары и медленно поехал вперед.
   Альварадо схватил Джину за руку, и она попыталась вырваться, этот сукин сын споткнулся, и они оба упали на чей-то газон.
   Макс заехал на тротуар, остановился, взвизгнув тормозами, и выскочил из машины.
   Джина метнулась в сторону от Альварадо. Последнего спасло только то, что он больше не пытался ее задержать.
   – Хватит, – холодно сказал Макс, – Джина, садись в машину. – Он повернулся к Альварадо. – Благодарю за помощь. Дальше я справлюсь без вас.
   Детектив вскочил на ноги:
   – Я не пытался…
   – Поэтому вы еще живы. Если бы я решил, что вы хотите ее обидеть… Вам пора домой, детектив.
   Альварадо оглянулся на Джину, которая стояла, тяжело дыша, и тыльной стороной ладони стирала с лица слезы.
   – Ты хочешь остаться с ним? – спросил он, игнорируя угрожающий тон Макса, чем заработал несколько лишних очков в его глазах.
   Джина кивнула:
   – Прости меня, Рик.
   Он тоже кивнул и отряхнул брюки, не обращая внимания на порванное колено.
   – Ей нужна серьезная психологическая помощь, сэр, – негромко сообщил он, проходя мимо Макса.
   Макс тоже поглядел на Джину. Она была очень бледна и молча смотрела на него огромными глазами.
   – Возможно, он прав, – предположил Макс. Джина молчала. – Садись в машину. Пожалуйста.
   Она подчинилась. Не спуская с него глаз, она обошла машину кругом, открыла пассажирскую дверь и опустилась на сиденье.
   Макс сел за руль, остро чувствуя на себе ее взгляд, полный надежды.
   Нет, Джина. Нет, милая, я здесь совсем не за этим.
   – Тебе понравилась музыка? – спросила она наконец.
   Он знал, что бесполезно все отрицать и притворяться, что его не было в клубе. Она и во время концерта все время поглядывала на угол, в котором он прятался.
   – Не знаю… Я никогда особенно не увлекался джазом, но это было… интересно.
   – А это хорошо?
   – Джаз – это не мое, – неохотно признался Макс. – Слишком он хаотичный и отвлеченный.
   – Знаешь, но ведь то же самое можно сказать и про Хендрикса, – заметила Джина. Однажды он сказал ей, что испытывает тайную слабость к Джими Хендриксу, и она запомнила это. – По-моему, в его музыке еще больше хаоса, чем в джазе. И еще какое-то отчаяние, и… не знаю… бурление, как в расплавленном металле. Возможно, его хаос и отчаяние просто ближе лично тебе.
   – Возможно. – Будь все проклято. Бурление и отчаяние. Наверное, именно за это он и любит Хендрикса. Макс завел двигатель. – Где ты остановилась?
   – Недалеко. Можешь высадить меня на углу. – Макс молча поглядел на нее. – Но хоть ты и не любишь джаз, тебе понравилось, как я играю?
   Она сидела совершенно несчастная, с размазанной вокруг глаз тушью и красным носом, кажется, собираясь опять заплакать, и все равно была невыносимо красивой. Очень короткая майка с открытой спиной и единственной лямкой вокруг шеи нисколько не скрывала ее изумительного тела. Особенно, когда она играла.
   Есть что-то завораживающе-сексуальное в том, как молодая девушка играет на ударных. Несколько раз Джина давала себе волю, и тогда ее волосы рассыпались по лицу и плечам, длинные ноги отбивали ритм, руки летали, как крылья, грудь подпрыгивала, и тело Макса совершенно недвусмысленно откликалось на все это.
   Но не мог же он сказать ей: «Да, так понравилось, что член задымился».
   Макс невольно улыбнулся. Зная Джину, можно предположить, что такой ответ ее ничуть не оскорбит. Наоборот, она может счесть его за приглашение. Его улыбка потухла.
   – О чем ты сейчас подумал? – мягко спросила она.
   – О том, что ты очень красивая и талантливая и что лучше мне было никогда не встречаться с тобой.
   Она поняла.
   – Но мы ведь все равно уже встретились. И опять сидим среди ночи в твоей машине. – Джина засмеялась, наверное, только для того чтобы скрыть слезы. – Если я скажу тебе, где остановилась, зайдешь ко мне ненадолго? – Он начал было протестовать, но она прервала его: – Только чтобы поговорить. Пожалуйста, Макс. Если бы ты знал, как мне не хватает наших разговоров.
   Он знал. Наверное, так же, как не хватало их ему. Иногда так сильно, что он ощущал физическую боль в груди и в горле.
   – Я живу в «Сиеста Бич-Хаус», – сказала Джина. – Поезжай на светофоре направо, а потом четвертый поворот налево. Первый этаж. Комната двадцать один.
   Это действительно было совсем близко.
   Настолько близко, что, когда они подъехали к отелю, Макс еще не успел придумать, как увильнуть от приглашения.
   Он ни в коем случае не должен заходить в ее комнату. Это будет ошибкой, чреватой серьезными осложнениями.
   – Пожалуйста, зайди, – прошептала Джина.
   – Не могу, – так же тихо ответил он.
   – Только поговорить.
   – Точно? – он испытующе посмотрел на нее.
   – Да, – солгала Джина.
   Она-то знала, что, если он войдет, то до утра уже не выйдет.
   – А ты не хочешь объяснить мне, что произошло на стоянке? – спросил Макс, наверное, чересчур эмоционально, потому что напряжение этого вечера давало о себе знать. – Обязательно было клеить кого попало в баре, а потом удирать от него?
   – Рик – офицер полиции, и тебе это прекрасно известно, – с не меньшей горячностью возразила Джина. – Он не «кто попало».
   Макс кивнул:
   – Ну что ж, значит, тебе повезло. На этот раз.
   – Ты правда хочешь знать, что случилось? Я испугалась. Он захотел пойти со мной сюда, а я испугалась. И рассказала ему. Все. И он сразу стал таким… ну, ты понимаешь… как будто ему все это тяжело и не очень хочется, и он бы лучше пошел домой и посмотрел бейсбол по телевизору. Но он все равно был готов меня трахнуть. А утром поставил бы галочку и решил, что свою норму добрых дел на этот месяц уже выполнил. Так что на этот раз мне действительно очень повезло.
   Но только я поняла, что это совсем, совсем не то, что мне надо. И всегда будет не то, если ты не передумаешь, потому что то у меня может быть только с тобой. Но я знаю, что ты не передумаешь. Непонятно только, зачем я тебе все это говорю!
   Она заплакала и вылезла из машины, а Макс почувствовал, что у него разрывается сердце.
   – Джина, постой…
   Она хлопнула дверью и почти бегом бросилась к отелю.
   Ну и хорошо. Оставайся на месте. Тебе нельзя идти за ней. Но ведь нельзя и отпускать ее в таком состоянии. Нельзя так расставаться.
   Макс тоже выбрался из машины и пошел за Джиной, выбрав меньшее из двух зол.
   – Джина!
   – Прости меня, Макс, – всхлипнула она. – Прости. – Она стояла перед дверью и никак не могла попасть ключом в замок, потом уронила всю связку, и, когда Макс наклонился за ней, они стукнулись головами.
   – Извини. – Он выпрямился. – Давай открою.
   В комнате было темно, и Макс первым вошел внутрь и оглянулся в поисках выключателя, но, когда щелкнул им, намного светлее не стало. Лампочка, наверное, не больше двадцати пяти ватт, едва освещала обшарпанную комнату. Что было только к лучшему, потому что последний раз ее ремонтировали, вероятно, году в семьдесят пятом, и при ярком свете она не стала бы краше.
   – О, господи, Джина, – вздохнул он, – и как ты только умудряешься такие находить?
   – Прости меня, Макс, – повторила она. – Потому что я понимаю… Я все понимаю.
   Она закрыла за собой дверь, и Макс почувствовал, что попал в ловушку.
   Надо срочно убираться отсюда.
   – Я знаю, ты винишь себя за то, что случилось со мной, – продолжала Джина, – и это неправильно, потому что на самом деле во всем виновата я сама. Я сама спровоцировала их – Бабура и Ала. Ты говорил мне, чтобы я этого не делала. Ты говорил, чтобы я была осторожнее и не зарывалась. А мне потребовалось изображать из себя супермена и всех спасать.
   – Нет, – перебил ее Макс. Неужели, черт возьми, она действительно думает, что?..
   – Я старалась передать тебе как можно больше информации о них, – словно не слыша, продолжала она и даже не пыталась вытирать слезы, стекающие по лицу. – Я думала, они спят, а они не спали и все слышали. Это из-за меня они догадались, что вы установили микрофоны и прослушиваете их. Это я виновата…
   – Нет! – Макс потянулся к ней, но она отшатнулась.
   – Да! Ты говорил мне, чтобы я их не провоцировала, а я не послушалась. Я их спровоцировала, и меня изнасиловали и убили капитана, когда он хотел меня защитить. И это тоже моя вина!
   Джина опустилась на пол, и Макс тоже сел на корточки, не решаясь прикоснуться к ней.
   – Джина, ты не должна так думать!
   – Ты говорил мне. – У нее были такие несчастные глаза, что у Макса перехватило дыхание. – Ты предупреждал меня. А я не послушалась. А теперь ты даже смотреть на меня не можешь, потому что считаешь себя виноватым, А это я виновата, это мои ошибки, Макс, а не твои.
   О боже, как же она живет с этой невыносимой тяжестью уже несколько лет?
   – Джина, ты ни в чем не виновата! Неужели ты действительно в это веришь?
   Да, она действительно в это верила.
   Он обнял ее за плечи, и Джина уже не стала сопротивляться. Наоборот, она вцепилась в него и, всхлипывая, бормотала извинения.
   Она извинялась за то, что ее изнасиловали.
   Макс чувствовал, что и сам вот-вот расплачется.
   Нет, лучше он сделает это потом, когда останется один, а сейчас надо как можно быстрее покончить с этим ужасным заблуждением. Она и так чересчур долго живет с ним.
   – Послушай меня, – он старался говорить совершенно спокойно. Ему это удавалось, даже когда он вел переговоры с террористами, насилующими ее на борту самолета. Неужели, черт возьми, он не справится сейчас? И все-таки его голос дрогнул. – Джина, выслушай меня, пожалуйста.
   – Только не уходи, – всхлипнула она. – Не оставляй меня, Макс…
   Он был готов пообещать ей все что угодно.
   – Я никуда не уйду. – Макс еще крепче обнял ее и прижался щекой к ее макушке. – Я пробуду с тобой столько, сколько ты захочешь.
   Внутренний критик недоверчиво поднял бровь.
   Но Макс решил не обращать на него внимания, потому что почувствовал, что Джина сразу же стала спокойнее. Он еще раз повторил свое обещание:
   – Я пробуду с тобой столько, сколько захочешь. А сейчас несколько раз глубоко вздохни и слушай меня. Слушай и старайся понять, хорошо?
   Она кивнула и глубоко вздохнула.
   – Молодец. – Макс погладил ее по голове. – Я расскажу тебе, что я понял, после того как много лет вел переговоры с отчаявшимися людьми. С такими же, как террористы, которые захватили рейс 232. А ты должна внимательно слушать и верить мне. Ты ведь мне веришь?
   Джина опять кивнула.
   – Я ведь честно ответил тебе по поводу джаза, так?
   Еще один кивок. И слабая улыбка. Хорошо. Значит, она его слушает.
   – И, пожалуйста, сядь прямо, – попросил он, – чтобы я видел твои глаза. Сможешь?
   Она подняла голову, и, когда Макс заглянул в ее бледное заплаканное лицо, усталое от груза невыносимой ответственности, у него опять сжалось сердце.
   Она сидела совсем близко к нему, слишком близко, ее губы были всего в нескольких сантиметрах, но все-таки он не хотел, чтобы она отодвигалась. Тогда он не сможет обнимать ее.
   – Когда Бабур Хаян приказывал Набулши заняться тобой, – начал Макс, – он сказал: «Ты знаешь, что надо делать». Это изнасилование было запланировано, еще до того как они захватили самолет. Они же считали тебя дочерью сенатора. Это было задумано как символический акт возмездия. Или политическое заявление, как ни дико это звучит. Это все равно случилось бы, Джина, как бы ты себя ни вела.
   Макс видел, что она внимательно слушает его и пытается понять. Он смотрел ей прямо в глаза, взглядом приказывая поверить.
   – А кроме того, – продолжая он, – они таким образом хотели спровоцировать нас. Им требовалось, чтобы начался штурм. В самолете была заложена бомба, и она должна была взорваться, когда отряд «морских котиков» захватит самолет, когда сами террористы уже будут мертвы, а мы решим, что победили. Ты знаешь об этом. Они уже устали ждать и готовы были умереть. Поэтому они и взялись за тебя, надеясь, что от переговоров мы перейдем к решительным действиям. И они знали, что в самолете установлены микрофоны и камеры. Это же ТПД – типовой порядок действий – на случай захвата террористами самолета. Так всегда делается. Я могу поклясться, что ты ничего им не выдала. И, если хочешь знать, ты осталась в живых только благодаря тому летчику, который бросился тебе на помощь. Они убили его и получили тело, которое можно было сбросить с самолета. Если бы им не подвернулся он, они убили бы тебя.
   В глазах Джины мелькнуло сомнение. Она слишком долго жила с чувством вины и успела привыкнуть к нему.
   – Тогда почему Хаян так разозлился, когда услышал, как я рассказываю тебе об их автоматах?
   Господи, ну как же заставить ее поверить?
   – Хочешь знать, что случилось бы, если бы он этого не услышал? Тогда он сказал бы тебе что-нибудь вроде: «Не смей смотреть на меня, когда говоришь со мной. Ты разве не знаешь, что женщина никогда не должна смотреть мужчине в глаза?». Ты бы опустила глаза и извинилась, а он бы закричал: «Так ты еще и улыбаешься? Они убивают наш народ, а тебе смешно?» И ты бы еще раз извинилась и, возможно, на секунду подняла на него глаза, а Хаян ударил бы тебя по лицу за непочтительность, и ты бы снова извинялась, но все это не имело бы никакого значения, потому что в конце концов он все равно сказал бы Набулши: «Ты знаешь, что надо делать». – Макс осторожно убрал волосы с ее лица. – Ты ровно ничего не спровоцировала, Джина. Ты это понимаешь?
   Если и можно кого-то обвинять в том, что случилось, так только его самого, потому что это он не сумел настоять на том, чтобы штурм начался предыдущей ночью.
   Джина кивнула, а потом сказала, словно прочитав его мысли:
   – Если это не моя вина, если все равно это должно было случиться, значит, и не твоя тоже.
   Теперь пришла очередь Макса кивать:
   – Да. Правильно.
   Джина тесно прижалась к нему, но взгляд у нее стал отсутствующим, словно она пыталась осмыслить все, что только что услышала.
   – Тебе стоит еще походить к врачу, – посоветовал Макс, опять прижимаясь щекой к ее волосам. – Обсудить все это.
   – Хорошо. – Она подняла голову, чтобы видеть его. – А тебе есть с кем все обсудить?
   Он сразу же подумал об Алиссе. Ей он мог сказать больше, чем кому-либо другому. Но тоже не все. Далеко не все.
   А сегодня днем он практически упаковал ее в красивую коробку, перевязал ленточкой и, словно подарок, вручил Сэму Старретту.
   – Тебе надо найти кого-нибудь, – посоветовала Джина. – Кого-нибудь, с кем ты сможешь быть откровенным.
   – Да, надо, – согласился Макс, прекрасно зная, что никогда этого не сделает. Потому что, прежде чем откровенно говорить с другом или хотя бы с психоаналитиком, ему надо научиться быть откровенным с самим собой…
 
   Джаз Джакетт дотронулся до плеча Тома.
   Тот поднял голову и увидел, что к ним приближается та самая сестра, которая провожала Келли в операционную.
   Он вскочил на ноги. Это ведь значит, что все в порядке? Они бы ведь не прислали сестру, чтобы сообщить ему, что Келли умерла во время операции?
   Он жадно вглядывался в ее лицо.
   Стэн тоже встал со стула и положил руку на плечо Тома. Для сдержанного старшего офицера это был жест, равноценный объятию.
   – Доктор просит вас подняться к нему, сэр, – объявила сестра.
   Значит, операция завершилась.
   Операция завершилась. Все хорошо. Теперь она справится.
   Вот что он должен был услышать. А вместо этого его приглашают… Зачем? Чтобы сказать, что она умирает? Уже умерла?
   Страх налетел так внезапно, что комната закружилась перед глазами, и Том едва устоял на ногах.
   Джаз и Стэн силой усадили его на стул и опустили голову к коленям.
   – Она жива? – сквозь грохот в ушах услышал он голос Джаза.
   Пожалуйста, Господи! Пожалуйста…
   – Разве вы еще не знаете? – сестра опустилась рядом с Томом на корточки, но все равно ее голое доносился откуда-то издалека. – Ох, простите, коммандер…
   «Простите»? Слово, которое он больше всего на свете боялся услышать.
   Келли мертва.
   Том больше не пытался удержать ускользающее сознание.

9

   – Эй, спящая красавица!
   Том открыл глаза и увидел наклонившееся к нему встревоженное лицо Стэнли Волчонка.
   – Ваша жена уже вернулась в палату, сэр, – укоризненно сказал он, – и доктор хочет, чтобы вы сидели рядом и держали ее за руку, а вы решили вздремнуть?
   – Келли жива? – Наверное, он слишком быстро вскочил на ноги, потому что голова опять закружилась.
   Подскочивший Джаз поддержал его.
   – Ну вот, я же говорю тебе, что он ничего не слышал, – посмотрел он на Стэна. – Он успел услышать только «простите», а про то, что операция закончилась, – уже нет.
   Сестра, стоящая рядом, смеялась и плакала одновременно.
   – Она жива? – еще раз спросил Том, потому что хотел услышать это именно от нее. – С ней все в порядке?
   Сестра вытерла глаза и кивнула:
   – Доктору Кеньон удалось остановить кровотечение. Первые сутки будут, наверное, довольно тяжелыми, но мы все надеемся на лучшее. Еще раз прошу простить меня. Я думала, вы уже знаете. – Она засмеялась, прикрыв рукой рот: – Просто поверить не могу, что вы упали в обморок.
   – Это был не обморок, – поправил ее Джаз. – У него просто закружилась голова.
   – Это случается даже с лучшими из нас, – подхватил Стэн. – Недостаточное поступление кислорода в мозг.
   Том закрыл глаза. Кровотечение остановлено. Келли жива. Спасибо тебе, Господи.
   – Спасибо, – поблагодарил он сестру.
   – Вот он и не удержался на ногах, – не унимался Стэн.
   – В результате долгого недосыпания и сильного стресса, – кивнул Джаз. – И вообще, когда такой крупный мужчина, как командир, слишком резко встает на ноги, у него может закружиться голова.
   – Я упал в обморок, – сообщил им Том.
   – Просто ненадолго отключились, сэр – возразил Джаз.
   – Вырубились, – уточнил Стэн.
   Том опять попытался подняться на ноги, и они оба подхватили его под руки.
   – Отведите меня к ней, – скомандовал он.
   – Идите за мной, джентльмены. – Сестра пошла к лестнице.
 
   – Эй, Сэм?
   – Мм-м? – промычал Сэм, не отрывая лица от подушки. Он очень устал, но был совершенно счастлив.
   – Я хочу спросить тебя кое о чем. – Алисса лениво пробежалась пальцами по его спине, и он зажмурился от удовольствия. – Насчет Мэри-Лу.