– Мне тоже. Как сегодня, например. Весь день он был в отвратительном настроении. Каждый раз бил меня по башке, когда я поворачивался, и все потому, что не выносит парня, которого встретил в суде, – одно время он был агентом ФБР.
   – Как его зовут? – Лоррейн прищурилась.
   – Джимми Мак-Клири.
   Лоррейн поморщилась.
   – Так вот почему он был так груб прошлой ночью. О Боже. – Ее глаза неожиданно широко раскрылись, она выхватила из коробки зеленую елочку. – Почему я должна это терпеть?
   – Ты знаешь Мак-Клири?
   Какое-то мгновение она молча смотрела на него, словно сомневаясь, стоит ли ему говорить.
   – Да, – наконец произнесла она. – Я его знаю.
   Тоцци поставил свой стакан с кофе.
   – И ты его хорошо знаешь?
   Она скорчила гримасу.
   – Не то чтобы так хорошо. Мы несколько раз встречались, и только.
   Тоцци был в шоке.
   – Когда это было?
   – Давным-давно. Джимми тогда только что появился в отделении на Манхэттене. Мы с Гиббонсом как раз серьезно повздорили, наговорили друг другу кучу гадостей, и я заявила, что не желаю его больше видеть. Ни один из нас не желал идти на попятный, и мы перестали встречаться. Через некоторое время я остыла и хотела помириться с ним, но ты же знаешь Гиббонса. С ним все непросто. Он еще не был готов к примирению. И тут на рождественской вечеринке я встретила Джимми. Я сразу поняла, что Гиббонс не выносит людей такого типа, и, чтобы привести его в чувство, воспользовалась предложением Джимми уйти с вечеринки вместе с ним.
   – Ты встречалась с Джимми Мак-Клири? Не могу в это поверить.
   – Наши отношения не зашли слишком далеко, Майкл. Мы встретились пару-тройку раз, не могу даже точно припомнить сколько. Ничего серьезного между нами не было. Я же сказала, что хотела заставить Гиббонса поревновать. И должно быть, это сработало. Мы очень скоро помирились. Это произошло в День святого Валентина. Я очень хорошо все помню. Он принес мне тогда розы.
   – Гиббонс покупал розы?
   Лоррейн поднесла стакан к губам, но пить не стала.
   – Он же не всегда занят службой. У него есть и небольшие слабости. Возможно, это глубоко в нем скрыто, но это есть.
   – Да, как начинка в конфетке.
   Лоррейн сердито нахмурилась.
   – Не признаю сарказма. У меня его и дома предостаточно.
   – Да уж, не сомневаюсь.
   Лоррейн проигнорировала его и опять нырнула в коробку с печеньем. Найдя нужное печеньице, стала нервно его жевать.
   – Скажи четко, Лоррейн. Ты правда встречалась с Джимми Мак-Клири? Не могу в это поверить. Он же – право, не знаю, – он же такое дерьмо.
   – Но у него прекрасный голос. И настоящая страсть к ирландской литературе. Помню, в одно из наших свиданий он читал на память Йетса, «Леду и лебедя», и даже цитировал целые куски из монолога Молли Блюм в «Улиссе».
   Тоцци посасывал свой кофе и кивал. Похоже, занятное это было свиданьице.
   – Джимми Мак-Клири – весьма приятная личность. Конечно, не Гиббонс, но очень мил.
   Тоцци вытаращил глаза. Даже не произноси этого.
   Он уже залез а коробку, разыскивая печенье с грецким орешком, когда в дверь позвонили.
   Лоррейн посмотрела на дверь.
   – Это, должно быть. Гиббонс. Я просила его заехать за нами сюда.
   Тоцци хотел встать, но она жестом остановила его.
   – Я сама открою, – сказала она и пошла в прихожую, чтобы впустить Гиббонса.
   Обхватив рукой теплый стаканчике кофе, Тоцци сидел, уставившись в пространство. Чертов дядюшка Пит. Умудрился достать меня даже после смерти. Добрый старина Пит. Следовало бы похоронить тебя в одном из этих старых холодильников.
   Услыхав, как хлопнула дверь, он взглянул на нее и снова сосредоточился на коробке, пытаясь найти ореховое печенье. Он уже было нашел его, когда Лоррейн открыла дверь.
   – О... привет. – Голос Лоррейн звучал слишком уж вежливо.
   – Привет. Здесь живет Майкл Тоцци?
   Тоцци взглянул на дверь, и сердце у него в груди замерло. Какого черта?.. Это была Лесли Хэллоран. Какого черта она здесь делает?
   Тоцци встал и подошел к ним.
   Как она, к черту, умудрилась?..
   – Майкл, – произнесла она, и ее лицо осветилось теплой, похожей на солнечный майский день улыбкой, – извини, что явилась вот так, без предупреждения, но у нас не было возможности поговорить в суде.
   Она вынула руку из кармана своего черного шерстяного пальто и протянула ему. Тоцци молча уставился на Лесли. На пальто у нее был бархатный воротничок. Точно такой, как на другом, сером пальто, когда она училась в девятом классе. И точь-в-точь такой, как у Элизабет Тэйлор на одном из ее костюмов для верховой езды.
   Он с опаской взял ее руку. Она была очень холодная.
   Что ей здесь нужно? Собирается предложить мне мешок с деньгами, чтобы у меня частично отбило память, когда я выйду давать показания? Или надеется, что я проболтаюсь о намерениях обвинения в отношении ее подзащитного, этого Саламандры? Невероятно. Ну хорошо, я ей скажу пару ласковых.
   Он кашлянул и принял чрезвычайно серьезный официальный вид. Только так он мог с ней разговаривать и не чувствовать себя полнейшим болваном.
   – Как вам удалось достать мой домашний адрес, мисс Хэллоран? Вы знаете, что подобный визит ко мне крайне неуместен. Позвольте вас предупредить, что я вынужден буду сообщить об этой встрече суду, если она затянется.
   Он разыграл великолепную сцену, но эта сучка даже не обратила на него внимания. Она, не отрываясь, смотрела на Лоррейн.
   – Извините, а вы случайно, не Лоррейн Тоцци?
   – Да... это я, вернее, я была Тоцци, – удивленно произнесла Лоррейн.
   – Я уверена, вы меня не помните, но когда-то вы были моей нянькой. Я – Лесли Хэллоран. Дочь начальника полиции.
   У Лоррейн отвисла челюсть.
   – Боже мой, – Лоррейн смотрела на, нее, прикусив губу, – маленькая Лесли... Боже, это ты.
   Женщины обнялись и принялись разглядывать друг друга, держась за руки. Тоцци нахмурился. Они не обращали на него никакого внимания.
   Он кашлянул в кулак и прервал их изъявления восторга.
   – Я спросил вас, мисс Хэллоран, как вам удалось достать мой адрес?
   Голубые глаза в недоумении распахнулись – непреклонная официальность его тона удивила ее. Выглядит она превосходно – даже лучше, чем в школе, подумал он. Хотя напрасно она закрутила так волосы. Однако ей никого не удастся провести. Маленькая Лесли Хэллоран – пожирательница мужчин, адвокат главного наркодельца, коварного головореза.
   – Ну, адрес мне дал твой кузен Сал, тот, что работает страховым агентом на Саут-Орандж-авеню.
   Лоррейн покачала головой.
   – У этого Сала длинный язык. Он не должен был говорить тебе его адрес, но, если честно, я довольна, что ты здесь.
   Они обнялись и опять принялись обмениваться комплиментами. Горы могли проснуться, услыхав всю ту чепуху, которую они несли.
   – Лоррейн, извини меня. Мисс Хэллоран, мне бы хотелось знать, зачем вы явились сюда? Почему не попытались связаться со мной через управление?
   – Я... я хотела поболтать с тобой неофициально.
   Она выглядела искренней, даже слегка виноватой. Но его этим не купишь. Она чего-то хотела.
   – Неофициальные контакты между защитником и федеральным агентом, участвующими в проходящем уголовном процессе, категорически запрещены и могут осуществляться только в присутствии помощника прокурора США и представителя управления ФБР, в котором служит данный агент. – Из-за плеча Лесли маячил Гиббонс, незаметно появившийся в дверном проеме. Он еще лучше Тоцци разыграл роль официального лица при исполнении.
   Лоррейн нервно улыбнулась, несколько смущенная неожиданным появлением Гиббонса.
   – Привет. Как ты вошел?
   Гиббонс посмотрел на нее и повертел в пальцах кредитную карточку.
   – "Америкэн экспресс". Никогда не выхожу из дома без нее. – Он взглянул на Тоцци. – Пора бы тебе попросить хозяина сменить замок. Этот совершенно бесполезен.
   – Знаю.
   Лоррейн выдавила улыбку и бочком придвинулась к мужу.
   – Представляешь, я была нянькой у этой особы? Гиббонс, это – Лесли.
   – Кто она такая, я знаю. Но вот что она здесь делает, это я хотел бы выяснить.
   Лоррейн нахмурилась. Она была недовольна манерами своего мужа. Лесли же тяжелый, испытующий взгляд Гиббонса не смутил.
   – Вы абсолютно правы. Мой визит, должно быть, выглядит несколько неуместно. Но мои намерения не имеют никакого отношения к суду. – Она повернулась к Тоцци. – Я хотела видеть тебя, Майкл, вспомнить старые времена. Но где-нибудь за пределами суда.
   – Что?
   – Я понимаю, что должна была сначала позвонить. Я нарушила ваши планы, прошу меня извинить. Но, может быть, мы перекусим завтра где-нибудь все вместе? Как вы на это смотрите?
   Тоцци посмотрел на Гиббонса.
   – Платить будете вы? – спросил Гиббонс.
   Лоррейн пришла в ужас, но Лесли рассмеялась легким мелодичным смехом. И только.
   – Ну, если я приглашаю, то полагаю, что и платить буду я. Что скажешь, Майкл?
   Тоцци пожал плечами.
   – Да... конечно, а почему бы и нет?
   – А как ты, Лоррейн? Присоединишься к нам?
   – Ну... это было бы здорово.
   Она бросала сердитые взгляды на Гиббонса, пытаясь убедить его вести себя приличнее.
   Гиббонс опять нахлобучил свою шляпу.
   – Пожалуй, я тоже составлю вам компанию. Будет неправильно, если вы и Тоцци встретитесь без официального наблюдения. Нужно, чтобы кто-нибудь смог засвидетельствовать, что вы не обсуждали процесс, если вдруг вас вздумают обвинить в несоблюдении правил.
   Лоррейн скрестила руки.
   – Стоит ли утруждать себя, Гиббонс?
   – Да уж ладно. – Он искоса посмотрел на нее.
   Лесли улыбнулась счастливой парочке.
   – Тогда я жду вас всех в холле суда завтра в полдень. Это устраивает тебя, Майкл?
   – Да... конечно, прекрасно.
   – Хорошо. До завтра.
   Женщины обнялись, расцеловались. Затем Лесли проскользнула мимо Гиббонса, поймала взгляд Тоцци и, прежде чем исчезнуть в коридоре, улыбнулась ему. Вскоре звук ее шагов раздавался уже на лестничной клетке. Все молчали, пока не хлопнула парадная дверь. После этого Гиббонс взглянул на своего напарника:
   – Как ты думаешь, что все это значит? – Тоцци пожал плечами. – Прелюдия к даче взятки? Небольшой денежный стимул, чтобы вызвать частичную забывчивость?
   – Да прекратите вы. – Лоррейн уперла руки в бока. – Боже мой, вы всех считаете преступниками. Вы ужасно подозрительны. Да я знала эту девочку, когда она была еще младенцем.
   – Ты никак не можешь понять, Лоррейн. – Тоцци скрестил руки на груди. – Плохие ребята – это наша работа.
   – Наша единственная работа. – На лице Гиббонса появилась крокодилья улыбка.
   – К черту вас обоих. – Лоррейн вернулась на кухню. – Ничего себе рождественское настроеньице.
   Гиббонс последовал за ней.
   – Ты знаешь, я всегда думал, что Скрудж был на правильном пути, пока эти чертовы привидения не скрутили его.
   Лоррейн мрачно произнесла:
   – Мой муж – литературовед.
   – Спроси его, не знает ли он Йетса? – не удержался Тоцци.
   – Кого? – сощурился Гиббонс.
   Лоррейн стиснула зубы и нехорошо посмотрела на Тоцци из-за стаканчика кофе.
   – Хватит этой чепухи, – сказал Гиббонс. – Бери свое пальто, Тоцци, Иверс хочет нас видеть, pronto.[3]
   Лоррейн по-кошачьи сложила руки на столе.
   – А я-то надеялась, что мы все вместе пойдем куда-нибудь пообедать.
   Гиббонс покачал головой.
   – Мне очень жаль, но в последние минуты что-то произошло. Мы срочно понадобились.
   Лоррейн убрала руки со стола и надулась.
   Гиббонс сел рядом с ней, оперся локтями о стол и придвинулся поближе.
   – Извини, но там действительно что-то срочное.
   Тоцци несколько удивил такой примирительный тон Гиббонса. Очевидно, заговорила та самая его начинка.
   – Что за важное дело, Гиб?
   – Винсент Джордано. Придется с ним понянчиться. – Гиббонс заглянул в банку с печеньем. – Ты не поверишь, но эти слюнтяи из судебной службы охраны жалуются, что не были предупреждены заранее, а раз это канун Рождества, они не смогут обеспечить охрану Джордано должным образом. Ты можешь поверить в этот вздор?
   – Ну и дела!
   – И кто теперь должен расчищать конюшни? Кто? Конечно, ФБР.
   – Но почему именно вы? – возмутилась Лоррейн. – В вашем отделении работает пара сотен агентов. Почему вы?
   Гиббонс склонил голову набок и нежно улыбнулся.
   – Рождество, дорогая. Иверс подбирает парней, у которых нет детей, потому что в праздник семьи должны быть вместе. – Он заграбастал печеньице и сгрыз его. – Черт. – Ухватив еще одно печенье – на дорожку, он поднялся. – Пора, Тоц, пошли.
   – Подожди, – сказала Лоррейн. – У меня тоже есть плохие новости.
   У Гиббонса отвисла челюсть. Вид у него был встревоженный.
   – Что случилось?
   – Сегодня утром умер наш дядя Пит.
   – Слава Богу.
   – Что?!
   – Ты же на днях ходила к гинекологу, верно? Ну я и подумал, что ты хочешь сказать мне что-нибудь ужасное о твоих внутренностях. Кто такой этот дядя Пит?
   – Ты его знаешь. Он жил в Джерси-Сити. Ты видел его на нашей свадьбе.
   – Тот сморщенный старикашка, который воровал со всех столов сладкий миндаль?
   Лоррейн задумалась.
   – Да, кажется, он.
   – Вот те на. Я сожалею. Кажется, у него был особняк в аристократическом районе. Там еще есть небольшой парк, в котором выгуливают детишек.
   – Да, Ван-Ворст-парк.
   – Знаешь, Тоц, я слыхал, что такие старинные дома, как у твоего дядюшки, стоят сейчас триста – четыреста тысяч долларов.
   – Знаю. – Тоцци почувствовал, что представление начинается.
   Гиббонс, приподняв одну бровь, посмотрел на Лоррейн.
   – Твой дядюшка сильно любил тебя, Лоррейн?
   – Больше, чем Майкла.
   Лоррейн замерла и стала рыться в коробке с печеньем, притворяясь, что не обращает на них внимания. Но она определенно занервничала.
   – Серьезно, Лоррейн, вы с дядюшкой были очень близки?
   Некоторое время она молчала, пока не нашла в коробке печенье в форме домика.
   – Я слыхала, ты встретил сегодня Джимми Мак-Клири? – язвительно сказала она. – Если столкнешься с ним еще раз, пожалуйста, передай ему от меня привет. – Она прикрыла глаза и медленно принялась жевать печенье.
   Теперь занервничал Гиббонс и в раздражении взглянул на Тоцци.
   – Поторапливайся и не забудь пальто.
   Тоцци изо всех сил старался не рассмеяться.
   – Я готов.
   Беря со стула пальто, он покосился на Гиббонса. На его лице можно было жарить яичницу. Тоцци изо всех сил старался сдержать улыбку. Вот уж настоящий ревнивец. Он не сводил взгляда с Лоррейн, демонстративно поедающей кукольный домик. С каждой минутой Гиббонс распалялся все сильнее и сильнее. Никогда в не поверил, что Лоррейн такая штучка, подумал Тоцци.
   И все же Лоррейн далеко до Лесли Хэллоран. Вот уж кто настоящая штучка. Можно себе представить, каково это – быть на ней женатым. И придет же такое в голову!
   Да... Придет же такое в голову.
   – Проснись, Тоцци! Пошли!
   – Иду-иду.
   Тоцци выскочил в переднюю, чтобы они не заметили, как он покраснел.

Глава 5

   Джордано видел пар от своего дыхания, но, несмотря на холод, потел, как сумасшедший. Два агента ФБР – коренастый пуэрториканец и его напарник, высокий блондин, кажется, его зовут Куни, – вели его по лестнице старинного особняка, держа под локотки, как это принято у полицейских. Еще один агент ФБР, Тоцци, был уже наверху и пытался отпереть дверь. Агент постарше, Гиббонс, стоял рядом с ним и вглядывался в темные тени в парке напротив. Вид у него, как всегда, был злющий.
   – Надеюсь, сегодня-то ты его откроешь, Тоц? – сказал Гиббонс.
   – Это старый замок, Гиб. Он такой же капризный, как и ты.
   – Давай поторапливайся, отопри его побыстрее, Тоцци.
   Джордано через плечо бросил взгляд на их босса. Мистер Брент Иверс, помощник директора нью-йоркского отделения ФБР, – важная шишка. Он стоял внизу, на тротуаре, отбрасывая длинную тень в свете уличного фонаря. Мистер сама Честность. Из тех, что водят «линкольн», играют в теннис и ездят в круизы со своими женами. Квадратные плечи, квадратная голова, седина на висках, совсем как один из ведущих на двенадцатом канале.
   Джордано опять посмотрел на Тоцци, согнувшегося над замком со связкой ключей в руках. Давай-давай, открой его. Джордано поежился и покрутил головой. Под рубашкой на нем был пуленепробиваемый жилет – доспехи, как сказал Тоцци, когда помогал его надевать. Ну а если они будут стрелять в голову? И кто это догадался привезти его в Джерси-Сити? Неужели они решили, что здесь безопасно? Людей надо прятать в лесах, где-нибудь в Монтане или Вайоминге, но только не в Джерси-Сити. Тут повсюду полно парней Саламандры. Один из них, со снайперской винтовкой в руках, вполне мог притаиться в тени деревьев. Ну, давай же! Открывай эту чертову дверь.
   Наконец Тоцци одолел замок. Он вынул пистолет и махнул двум вооруженным агентам, стоявшим на тротуаре рядом с Иверсом. Они быстро взбежали по ступенькам и вместе с Тоцци и угрюмым фэбээровцем вошли в дом. Через мгновение в окнах стал загораться свет.
   «Господи, что же они делают? Сообщают всему свету, что мы приехали? Нужно выбираться отсюда. Эти идиоты доиграются – меня прихлопнут. Нужно выбраться».
   После того как весь дом засверкал, словно рождественская елка, в дверях появился Гиббонс.
   – Все чисто, можно заходить.
   Куни и пуэрториканец опять взяли его за локти и повели вверх по лестнице. Когда они были уже на последней ступеньке, Гиббонс с недовольным видом посмотрел на них, покачал головой и пробубнил себе под нос:
   – Вот подождите, у нас еще будут неприятности.
   Яркий свет в коридоре ослепил Джордано, и он зажмурился. Внутри, казалось, было еще холоднее, чем снаружи, но это был другой холод. Как в могиле. Агенты быстро втолкнули его в дверь и повели к лестнице.
   – Держись подальше от окон, – сказал ему Куни.
   – Почему?
   – Снайперы.
   О Боже. Надо отсюда выбираться. При первой же возможности дам деру.
   Он почувствовал легкую тошноту и слабость, закрыл глаза и натянул на голову пальто. Его стало знобить.
   – Джордано, ты в порядке?
   Он утвердительно кивнул и сделал глубокий вдох.
   – Ты уверен? – Перед Джордано стоял Иверс, важная шишка.
   – Да, я в порядке.
   Он открыл глаза и только теперь как следует рассмотрел, куда его привели. Ну и ну!
   Джордано не поверил своим глазам. Это была самая настоящая свалка. По обеим сторонам коридора находились комнаты, но их невозможно было отличить друг от друга, в каждой – невероятное количество хлама. На полу лежали кипы журналов, стулья были накрыты пожелтевшими от времени занавесками. На маленьком столике высились две духовки, на них лежал старомодный хромированный тостер. Обшарпанная древняя кушетка была завалена старой обувью и газетами. Ковер на лестнице протерт, а на каждой ступеньке около перил выстроились чашки, тарелки, стаканы. Во всех комнатах стояло по несколько комодов и на каждом – штабеля картонных коробок, уходившие под потолок. Комната, которая когда-то, вероятно, служила столовой, была забита поломанными велосипедами, а в бывшей спальне громоздились друг на друга три телевизора, образуя настоящую пирамиду.
   – Невероятно, – произнес пуэрториканец. – А еще говорят, что мой народ живет, как свинья.
   Куни только качал головой.
   – Великолепное пристанище. И долго нам здесь сидеть?
   Гиббонс пнул ногой спущенный футбольный мяч.
   – Тоцци, кем был твой дядюшка? Уж не одним ли из братьев Колльер?
   Тоцци спускался по лестнице, на ходу убирая в кобуру пистолет.
   – Кем?
   – Ну помнишь, братья Колльер. Два старикашки, их нашли мертвыми в их доме в Гарлеме, заживо погребенными в собственном мусоре. Это случилось в сороковые. Ты что, никогда не слышал про братьев Колльер?
   – Извини, Гиб, что-то не припомню.
   Гиббонс бросил на него хмурый взгляд.
   – Я тоже.
   Двое вооруженных агентов поднялись из подвала.
   – Там все в порядке, – сказал один из них. – Все выходы надежно блокированы... хламом. Есть узкий проход к бойлеру, в нем можно только развернуться и вернуться назад. Вот и все.
   – Господи Боже, Тоцци, – не унимался пуэрториканец, – твой дядя когда-нибудь что-нибудь выбрасывал?
   – А сам ты как думаешь, Сантьяго?
   – У вас какие-нибудь особые претензии, Сантьяго? – Среди коробок на полу появилась важная шишка – Иверс. Его менторский тон мог вызвать зубную боль.
   – Нет, сэр, никаких претензий. Но меня смущает состояние безопасности в этом доме. Не помешает ли весь этот мусор нашей мобильности при защите свидетеля.
   Иверс пожал плечами.
   – Это ваша работа, Сантьяго, и вы должны с ней справиться. Нам повезло, что Тоцци предложил воспользоваться этим домом. Мы не были готовы к охране свидетеля. Принимая во внимание ту поспешность, с которой нам пришлось взяться за это дело, данный вариант, я бы сказал, более чем удовлетворителен.
   Джордано заметил, как Тоцци тоскливо уставился на груду велосипедов в столовой. У него было такое выражение, словно он мечтал оказаться в любом другом, но только не в этом месте. То же самое чувствовал и Джордано.
   – Что-то не так, Тоцци? – спросил Иверс.
   – Нет, ничего. Просто я подумал, что мне придется возиться со всем этим хламом. Как исполнитель воли дяди Пита, я должен буду просеять через сито весь этот мусор и составить перечень, что здесь годится, а что надо выбросить на помойку. Представить страшно.
   Куни рассмеялся.
   – Может быть, Джордано поможет тебе с этим справиться, пока он здесь, Тоц.
   Иверс повернулся к Куни.
   – Подобные замечания неуместны и непозволительны, Куни, особенно в присутствии свидетеля.
   Джордано опять стало плохо. Почему они все время говорят о нем как о вещи? Он же свидетель.
   Иверс снова уставился на него.
   – Вы уверены, что с вами все в порядке, мистер Джордано?
   – Абсолютно. Немного замерз. Вот и все.
   – Я хочу, чтобы вы знали: мы все считаем ваш поступок очень смелым. Ваши показания против Саламандры и других наркодельцов будут иметь чрезвычайное значение. Когда все это закончится, для них настанут не лучшие времена. Ваша неприкосновенность будет обеспечена. Вам не следует опасаться каких-либо действий со стороны этой банды.
   Ну, конечно. Плохо же вы знаете этих ребят, мистер.
   Иверс наклонился ближе к его лицу.
   – Вы сильно вспотели, Джордано. Вы уверены, что мы никак не можем вам помочь?
   Разве что отстанешь от меня.
   – Я бы хотел воспользоваться туалетом.
   – Тоцци, проводи мистера Джордано.
   Тоцци показал на лестницу. Можно воспользоваться ванной комнатой наверху. Туалет внизу забит шарами для игры в гольф.
   – Шарами для гольфа?
   Тоцци пожал плечами.
   – Мой дядюшка Пит был большим оригиналом. Что я еще могу сказать?
   Джордано последовал за Тоцци вверх по лестнице, стараясь не наступить на чашки и блюдца. В коридоре наверху картонных коробок и связок старых книг было еще больше. Им пришлось идти гуськом, пробираясь сквозь завалы, и, когда они наконец добрались до ванной; Джордано вынужден был протискиваться мимо Тоцци, чтобы войти в нее.
   – А знаешь, Джордано, Иверс прав. Ты неважно выглядишь. Уж не заболел ли ты?
   – Мне просто нужно сходить в туалет. Могу я ненадолго уединиться?
   – Ты думаешь, я собираюсь идти с тобой и смотреть, чем ты будешь заниматься?
   – Я не думаю. Но судебная охрана так и делает.
   – Несчастные они люди.
   Тоцци вошел и щелкнул выключателем на стене. На полу ванной валялись груды старых занавесок, под раковиной лежал толстый географический журнал, в ванне – газеты и абажуры.
   – Кроме всего прочего, здесь нет места для двоих. Проходи, делай свое дело. Я буду в комнате напротив. Там должна быть кровать для тебя, подо всем этим хламом.
   Тоцци перешагнул через коробки и пошел в спальню.
   Джордано снял пиджак и вошел в ванную, захлопнув за собой дверь.
   На лампочке, горевшей под потолком, не было плафона, и ее слишком резкий свет в таком тесном пространстве заставил его еще сильнее почувствовать свое одиночество и беззащитность. Он посмотрел на себя в зеркало – ну и видок! Пустил немного холодной воды, набрал ее в сложенные ладони и окунул в них лицо. От холода и страха застучали зубы. Он опять посмотрелся в зеркало. Его прижали к стене, это точно.
   О чем, к черту, я думал? Официальный свидетель, ослиная задница. Этот трахнутый Огастин подставил меня. Беда надвигается. Теперь я это вижу. Он выпустил дело из-под контроля и позволил довести его до суда. Он не должен был этого допустить. Теперь все можно уладить только одним-единственным способом – повесить одного, чтобы остальные могли смыться. И козлом отпущения он выбрал меня. Это и должен был быть я. Саламандра – фигура, его не тронешь. Большинство других – посвященные, до них не дотянешься. Все прочие тоже не так, так эдак связаны с Саламандрой. Поэтому Огастин их трогать не станет. Остался только я, единственный, о ком никто, ни одна душа не будет беспокоиться. Хотя именно я придумал эту чертову операцию, установил связи с колумбийцами и привлек Немо. Я для них никто, они могут себе позволить меня потерять. Зучетти тогда на ферме так и сказал. Мне нужно было как-то выбраться из этого чертова зала суда прежде, чем Огастин принесет меня в жертву. А что же теперь? Теперь Саламандра намерен принести меня в жертву. Ясно как день, его люди повсюду меня разыскивают. Господи. Я уже падаль. Вот кто я.