Страница:
Неожиданно для Брайана, он услышал свое имя. Спрыгнув со сцены и держа микрофон в руках, Диск-жокей Боб Вулер объявил:
– Эгей, ребятки! А у нас тут большой человек! Позвольте представить вам владельца магазина «Немз» и корреспондента «Мерси бит» мистера Брайана Эпштейна!
Посетители захлопали и засвистели. Боб как раз добрался до столика раскланивающегося Брайана и протянул микрофон ему:
– Два слова, мистер Эпштейн.
– Добрый вечер, друзья, – заговорил Брайан. – Я рад приветствовать вас в этом замечательном клубе. И вот что я, в связи с этим, хотел бы вам рассказать. Недавно мне приснился поразительной сон. – Он почувствовал, что Рита пинает его под столом, но остановиться уже не мог. – Мне приснилось, что я нахожусь примерно в таком же клубе, как этот, и стою возле стойки бара. И вдруг к стойке на задних лапах подходит огромный ёж. Ёж в человеческий рост. А бармен, словно бы так и надо, спрашивает его: «Что будете пить, мистер?» Но ёж почему-то оказался глухонемым. И он начал объяснять жестами…
Рита пинала Брайана все сильнее. Боб Вулер, вежливо улыбаясь, пытался отобрать у него микрофон… Но не тут то было.
– …И тогда пришлось вмешаться мне. Я сказал бармену: «Налейте-ка ему виски». И бармен сделал это. Но, оказалось, я не угадал. Ёж понюхал рюмку, сморщился и выплеснул ее содержимое мне в лицо. А затем злобный еж пригвоздил меня к стойке своими гигантскими иглами. Спасибо за внимание. Продолжайте веселиться. – В полной тишине Брайан отдал микрофон и уселся за столик. Утирая платком пот со лба, он спросил Риту:
– Как я их, а?!
Та молча постучала себя пальцем по лбу и отвернулась. Боб Вулер, нервно похохатывая, объявил:
– Вот такая замечательная история приключилась с мистером Эпштейном. А теперь – «Битлз»!
Зал взорвался аплодисментами.
– Тут понимают хорошую шутку, – заметил Брайан Рите. Ему все больше нравилось здесь. Хотя объявленые музыканты выглядели не слишком опрятно.
Точнее – слишком неопрятно. Они заиграли, и солист в очках запел:
– Рита, – позвал он. – Может, попляшем?
Она не услышала его. Целиком поглощенная музыкой, она во все глаза разглядывала то, что происходило на сцене. А на сцене происходило черт знает что. Музыкантам, похоже, было наплевать на публику, и они преспокойно поворачивались к ней спиной, кричали что-то друг другу, жевали резинку… Как ни странно, именно это и нравилось зрителям.
Но то, что Рита совсем не обращает на него внимания, слегка обидело Брайана:
– Выпьем? – достал он бумажник.
Никакой реакции.
Но вот песня закончилась, и Рита сама обернулась к Брайану:
– Как здорово! Как они мне нравятся!
Он тут же придумал, как превратить их успех в свой:
– Хочешь, я тебя с ними познакомлю?
– Да?! – она схватила его за рукав. – Брайан, какой ты милый! А что ты им скажешь?
– Я скажу, что хочу познакомить их с самой прелестной продавщицей моего магазина. Пойдем, когда кончится отделение, – успел еще сказать Брайан, прежде чем снова заиграла музыка, и Рита вновь стала невменяемой.
А он задумался. Действительно, для того, чтобы подойти к «Битлз» нужен какой-то предлог. Он тут же сочинил его.
Через сорок минут, сложив в дипломат несколько заказанных бутылок шампанского, Брайан повел Риту за кулисы.
– Эпштейн, – сказал он, войдя в музыкалку.
– Кто? – спросил певец-очкарик, смерив его взглядом.
– Я, – ответил Эпштейн.
– Зря, – сказал тот и отвернулся.
«Не слишком-то они гостеприимны», – подумал Брайан и решил сразу перейти к только что придуманному делу:
– Давайте поговорим о наших проблемах, – заявил он.
– А у нас есть проблемы? – вмешался смазливый паренек, игравший на басе.
– Теперь будут, – сказал Брайан. – Я стану вашим менеджером.
– А кто вы такой-то? – снова обернулся очкарик.
– Эпштейн, – весомо повторил Брайан.
– Так бы сразу и говорили, – протянул руку очкарик. – Я – Джон, этот левша – Пол, вот тот мальчишка – Джордж, а вон та злобная хитрая морда – это Пит.
– Очень приятно, очень приятно, – пожимал он руки музыкантам. – А это, позвольте представить, Рита Гаррис.
Джордж пожал девушке руку. Пол ей руку поцеловал. Джон, приобняв ее, чмокнул в щечку. А Пит, не по-детски облапив ее, поцеловал в губы, в засос.
Брайан оторопел. Нужно было срочно отвлечь их внимание от Риты.
– Значит так, – быстро заговорил он. – Вы не поверите! Представляете, вы будете отдавать мне двадцать пять процентов своего заработка!
Пит тут же отпустил девушку:
– С какой стати?! – выпучил он глаза.
– Да так, – пожал плечами Эпштейн довольный успехом.
– У нас уже есть менеджер, – заметил Джон. – Его фамилия Вильямс, и он берет только десять процентов.
– Ну и чего вы с вашим Вильямсом добились? – поднял брови Брайан. – Играете в этом грязном подвале. А если за дело возьмусь я, вы уже через месяц будете выступать в Лондоне. В «Королевском театре»!
Джон присвистнул и бросил:
– Что-то слишком у вас все просто. Вы кто такой-то?
– Я – еврей, – ответил тот так, словно это объясняло все.
О евреях Джон знал только одно. Что они страшные скупердяи.
– А почему бы вам для начала не купить нам пару бутылочек? – провокационно предложил он.
– Ничего не надо покупать, – ответил Эпштейн.
– Так я и думал, – махнул рукой Джон и усмехнулся. – Зачем покупать? Нужно только брать с нас двадцать пять процентов, а покупать ничего не надо.
– Не надо, – подтвердил Эпштейн, открывая дипломат. – У меня все с собой. – И он выставил на стол три бутылки шампанского.
Джон поглядел на него совсем другими глазами.
– Так как вы смотрите на мое предложение? – спросил Эпштейн. – Если согласны, сейчас и отметим.
Рита восхищенно таращилась на него.
В музыкалку заглянул Боб Вулер:
– Через минуту – на сцену.
– Хорошо, – кивнул ему Джон и снова обернулся к Брайану. – Мистер, а машина у вас есть?..
– Конечно, – кивнул тот. – И у вас скоро будут машины. Ну что, согласны?
Джону показалось, что соглашаться сразу будет не по-деловому.
– Мы немного подумаем, – ответил он.
– Вот как? – Брайан сложил бутылки обратно в дипломат. – Тогда отложим до следующего раза.
Как ни странно, идея продюсировать «Битлз» действительно захватила Эпштейна. Теперь в «Каверне» его видели чуть ли не ежедневно. И, наблюдая за реакцией публики на музыку группы, он с каждым разом все больше верил в то, что дело пахнет большими деньгами.
Заказанные им в Гамбурге двести дисков «My Bonnie» исчезли с прилавков «Немз» за три дня.
Он с головой ушел в это дело, Рита, раньше словно бы и не замечавшая его, сейчас, напротив, стала оказывать ему всяческие знаки внимания. Но теперь уже ему было не до нее.
Чтобы лучше понять, что же это собственно за дело – менеджмент, и с какими людьми ему предстоит работать, он встретился с Вильямсом.
– Леннон – несносный тип, – сказал Вильямс. – Представьте, он отказывается выплачивать мне десять процентов от заработка, если находит работу сам.
– Но это же естественно… – удивился Брайан.
– Ничего не естественно. Если я – их импресарио, то они не должны искать работу сами.
– Ну, а если вы этого не делаете? – продолжал удивляться Брайан.
– Это уже – мои проблемы.
– Даже странно, что вы до сих пор работаете с ними, – заявил Брайан двусмысленно.
– И не говорите! Только последний осел станет с ними работать!
Тут Вильямс замолк и внимательно присмотрелся к Эпштейну.
«Вот тебе два», – подумал тот.
Наконец, третьего декабря, когда все предварительные шаги были сделаны, Брайан пригласил «Битлз» в молочный бар, принадлежавший его отцу.
Встреча была назначена на половину пятого.
«Битлз» и сами успели навести о нем справки, и решили, что такое сотрудничество может принести им пользу.
Ради такого случая не опоздал даже крайне непунктуальный Джон. А вот Пол как раз отсутствовал.
– Я не имею права начинать переговоры, если нет хотя бы одного из вас, – втолковывал Брайан. – Свою подпись в контракте должен поставить каждый. Да позвоните же ему, кто-нибудь!
Джордж нехотя подошел аппарату на стойке, и, поговорив, вернулся:
– Пол принимает ванну, – сказал он Брайану.
– Как это можно – вести себя столь безответственно в такой важный момент?! – вскричал Эпштейн.
– Зато он будет чистым, – усмехнулся Джордж.
Пол прибыл, и Брайан, поджав губы, протянул ему контракт.
– Где расписываться? – спросил тот, не читая. Он больше, чем все остальные хотел завязать отношения с человеком, у которого есть свой магазин, автомобиль и куча денег.
– Погоди, погоди, – отобрал у него бумагу Джон, который продолжал ожидать подвоха от этого буржуа.
Водя пальцем по строчкам и шевеля губами, он внимательно ознакомился с договором от первой до последней буквы.
– Ладно, – кивнул он, – пойдет. – И поставил свою подпись. Затем расписались Пол, Пит и Джордж.
– Вот и прекрасно! – потер ладони Брайан и сунул бумагу в дипломат. – Предлагаю отметить это дело стаканчиком молочного коктейля. Я плачу!
«Раньше он предлагал шампанское», – разочарованно подумал Джон. Но сдержался и не напомнил Брайану об этом. В конце концов, тот играет честно.
Когда «Битлз», выпив коктейль, покинули бар, Эпштейн достал контракт и, усмехаясь, осмотрел оставленные подписи.
«Папа будет гордился мной, когда я покажу ему эту бумажку! Эти „Битлз“ – сущие дети! Расписавшись сами, они не потребовали подписи с меня! Теперь, если дело выгорит, я подпишу контракт и буду получать свои проценты, а не выгорит – не подпишу, и бумага будет недействительной!»
Ему нравились «Битлз». Но он был деловым человеком.
После такого хлопотливого денька Брайан уснул, едва коснувшись головой подушки.
И ему приснился страшный сон.
Сцена. Толпа юношей и девушек не отпускают «Битлз». Но вот Джон и компания скрываются за кулисами. Там Брайан приоткрывает огромный кованный сундук и, просунув руку в щель, зачерпывает ковшом золотые монеты. А затем – ссыпает их в ладони и карманы музыкантов.
Они пытаются заглянуть в сундук, но Брайан не позволяет им этого. Хитрый Пит Бест, делая вид, что страшно ему благодарен, даже обнимает Брайана и целует его в губы, как давеча Риту. А сам все косится на щель под крышкой сундука. Но Брайан бдителен и осторожен. Никто не смог узнать, сколько золота у него осталось!
Все садятся в автофургон. Тогда Брайан хватает сундук за ручку… но не может сдвинуть его с места. Он налегает на него изо всех сил, но безуспешно.
Он хочет вернуть остальных, чтобы они помогли ему. Но он боится, что количество золота они определят по весу…
И фургон отъезжает без него.
Брайан плачет. Он ломает руки и зовет хоть кого-нибудь.
Но внезапно темнеет, и из леса (а раньше Брайан даже и не замечал этого леса) выходит огромный ёж.
Неторопливо, на задних лапах, вразвалочку приближается злобный ёж к Брайану. Тот кричит в ужасе, но ручку сундука отпустить не может…
Эпштейн проснулся в холодном поту. Включил ночник и достал из письменного стола папку для бумаг. Извлек из нее контракт, взял «Паркер» и занес его над графой «подписи сторон».
«Стой!!!» – вдруг закричал его еврейский внутренний голос.
«Что это со мной, действительно? – подумал Эпштейн. – Нервишки шалят…»
Он сунул ручку обратно в стаканчик, контракт аккуратно вложил в папку и задвинул ящик стола.
Остаток ночи он проспал без сновидений.
Спустя неделю Брайаном была зарегистрирована продюсерская фирма «Немз Энтерпрайзес», которая должна была устраивать концерты «Битлз» и выпускать диски с их записями.
Но первым делом он взялся за приведение в порядок внешности «Битлз».
– Вы должны поменять одежду, – заявил он.
– С нами никто не станет меняться, – усмехнулся Джордж.
Брайан проглотил эту шутку.
А вот высказывание Джона было более обоснованным:
– На новые костюмы нужно уйму денег. Вы, что ли, нам их купите?
Брайан достал бумажник:
– Нет, вы. По сорок фунтов на брата. Костюмы из серого твида с бархатными воротниками, белые рубашки, одинаковые неяркие галстуки. И не вздумайте покупать все это в магазине готового платья. Только на заказ!
– Фу ты, ну ты, какие мы важные, – поерничал Джон.
Но деньги взял.
В принципе, все они были не против этого нововведения, но Джон считал, что выступать в костюмах имеет смысл только в больших, возможно даже столичных, залах. Тут же, в родной «Каверне», говорил он, их просто засмеют.
Но Эпштейн не хотел этого и слушать.
– Вы нарушаете условия контракта! – сказал он, – внешний вид группы – прерогатива продюсера. В случае вашего отказа, я буду вынужден взыскать с вас неустойку в размере… в размере… – Он что-то прикинул в уме, а затем назвал такую сумму, что у Джона отпала челюсть. И больше он не спорил. А Брайан добавил:
– Кстати, люди в приличных костюмах не сквернословят.
В новых одеяниях «Битлз» вышли на сцену «Каверны» спустя две недели.
И в тот же день Эпштейн, довольный небольшой победой над их строптивостью, наконец-то выставил им обещанное когда-то шампанское.
У этой вечеринки была своя изюминка. Обмывая шикарные костюмы, «Битлз» старались блеснуть друг перед другом светскими манерами.
– Джордж, подай пожалуйста бутылочку, – попросил Пол.
– На, – элегантно ответил Джордж, подавая.
Пол покрутил проволоку на пробке, но та обломилась.
– Дай сюда, – услужливо вырвал бутылку Пит.
– Изольте-с, – согласился Пол. – Только осторожнее, может пиздануть.
– Отнюдь, – покачал головой Пит. – Умение позволит мне не привести сей процесс к столь плачевному результату… – И он сам обалдел от витиеватости своей речи.
– Не сомневаюсь, Пит, – согласился Пол, – у тебя ж опыта больше.
– Жопа-то? – удивился Пит. – Ну-у, не знаю, может быть, я лучше питаюсь?..
– Я имел в виду, опыта ж у тебя больше.
– А-а, – понял, наконец, Пит. – Да, это факт.
Но бутылка все-таки пизданула.
Пена залила костюм Джона, а Джорджу пробка прилетела в лоб. Схватившись за место ушиба, тот дико заорал:
– Ваше поведение, Пит, беспрецедентно! – и, помолчав, добавил более спокойно: – Сука.
– Присоединяюсь к этому мнению, – покивал Джон Джорджу, утираясь. – Я, право, как обоссался.
Пит, зажимая горлышко большим пальцем, нервно выкрикнул:
– Где же фужеры?
– Вот, – утонченно ответил Пол, вытаскивая посуду из шкафа.
– Не будет ли кто-нибудь из вас, джентельмены, столь учтив, – начал Джон, – и не откажет ли нам в любезности, которая заключается в том, чтобы немедленно и неукоснительно…
– Джон, быстрее говори! – заорал Пит.
– Фужеры надо помыть! – коротко объяснился Джон.
Никто и не пошевелился.
– Ну, как хотите, – Пит стал разливать шампанское в грязную посуду.
– Божественный напиток, – заметил Джордж, пригубив.
– Я еще тост не сказал, мистер торопыга, – отечески пожурил его Джон.
– Просим тост, просим тост! – жеманно вскрикнул Пол. – Ах, как это мило!
Джон поднял бокал и, вглядевшись в него, сказал:
– Что это у меня за сопля там плавает?
– Хороший тост, – одобрил Джордж и выпил свою порцию. К нему присоединились и остальные.
Вечеринка обещала быть славной.
15
– Эгей, ребятки! А у нас тут большой человек! Позвольте представить вам владельца магазина «Немз» и корреспондента «Мерси бит» мистера Брайана Эпштейна!
Посетители захлопали и засвистели. Боб как раз добрался до столика раскланивающегося Брайана и протянул микрофон ему:
– Два слова, мистер Эпштейн.
– Добрый вечер, друзья, – заговорил Брайан. – Я рад приветствовать вас в этом замечательном клубе. И вот что я, в связи с этим, хотел бы вам рассказать. Недавно мне приснился поразительной сон. – Он почувствовал, что Рита пинает его под столом, но остановиться уже не мог. – Мне приснилось, что я нахожусь примерно в таком же клубе, как этот, и стою возле стойки бара. И вдруг к стойке на задних лапах подходит огромный ёж. Ёж в человеческий рост. А бармен, словно бы так и надо, спрашивает его: «Что будете пить, мистер?» Но ёж почему-то оказался глухонемым. И он начал объяснять жестами…
Рита пинала Брайана все сильнее. Боб Вулер, вежливо улыбаясь, пытался отобрать у него микрофон… Но не тут то было.
– …И тогда пришлось вмешаться мне. Я сказал бармену: «Налейте-ка ему виски». И бармен сделал это. Но, оказалось, я не угадал. Ёж понюхал рюмку, сморщился и выплеснул ее содержимое мне в лицо. А затем злобный еж пригвоздил меня к стойке своими гигантскими иглами. Спасибо за внимание. Продолжайте веселиться. – В полной тишине Брайан отдал микрофон и уселся за столик. Утирая платком пот со лба, он спросил Риту:
– Как я их, а?!
Та молча постучала себя пальцем по лбу и отвернулась. Боб Вулер, нервно похохатывая, объявил:
– Вот такая замечательная история приключилась с мистером Эпштейном. А теперь – «Битлз»!
Зал взорвался аплодисментами.
– Тут понимают хорошую шутку, – заметил Брайан Рите. Ему все больше нравилось здесь. Хотя объявленые музыканты выглядели не слишком опрятно.
Точнее – слишком неопрятно. Они заиграли, и солист в очках запел:
Ничего глупее Брайан не слышал. Но ритм был упругий, мелодия симпатичной, а главное – у него было прекрасное настроение. Он даже начал пританцовывать, не вставая со стула.
«Люби, люби меня,
Ведь я люблю тебя…»
Ей богу, не вру,
Не вру…[38]
– Рита, – позвал он. – Может, попляшем?
Она не услышала его. Целиком поглощенная музыкой, она во все глаза разглядывала то, что происходило на сцене. А на сцене происходило черт знает что. Музыкантам, похоже, было наплевать на публику, и они преспокойно поворачивались к ней спиной, кричали что-то друг другу, жевали резинку… Как ни странно, именно это и нравилось зрителям.
Но то, что Рита совсем не обращает на него внимания, слегка обидело Брайана:
– Выпьем? – достал он бумажник.
Никакой реакции.
Но вот песня закончилась, и Рита сама обернулась к Брайану:
– Как здорово! Как они мне нравятся!
Он тут же придумал, как превратить их успех в свой:
– Хочешь, я тебя с ними познакомлю?
– Да?! – она схватила его за рукав. – Брайан, какой ты милый! А что ты им скажешь?
– Я скажу, что хочу познакомить их с самой прелестной продавщицей моего магазина. Пойдем, когда кончится отделение, – успел еще сказать Брайан, прежде чем снова заиграла музыка, и Рита вновь стала невменяемой.
А он задумался. Действительно, для того, чтобы подойти к «Битлз» нужен какой-то предлог. Он тут же сочинил его.
Через сорок минут, сложив в дипломат несколько заказанных бутылок шампанского, Брайан повел Риту за кулисы.
– Эпштейн, – сказал он, войдя в музыкалку.
– Кто? – спросил певец-очкарик, смерив его взглядом.
– Я, – ответил Эпштейн.
– Зря, – сказал тот и отвернулся.
«Не слишком-то они гостеприимны», – подумал Брайан и решил сразу перейти к только что придуманному делу:
– Давайте поговорим о наших проблемах, – заявил он.
– А у нас есть проблемы? – вмешался смазливый паренек, игравший на басе.
– Теперь будут, – сказал Брайан. – Я стану вашим менеджером.
– А кто вы такой-то? – снова обернулся очкарик.
– Эпштейн, – весомо повторил Брайан.
– Так бы сразу и говорили, – протянул руку очкарик. – Я – Джон, этот левша – Пол, вот тот мальчишка – Джордж, а вон та злобная хитрая морда – это Пит.
– Очень приятно, очень приятно, – пожимал он руки музыкантам. – А это, позвольте представить, Рита Гаррис.
Джордж пожал девушке руку. Пол ей руку поцеловал. Джон, приобняв ее, чмокнул в щечку. А Пит, не по-детски облапив ее, поцеловал в губы, в засос.
Брайан оторопел. Нужно было срочно отвлечь их внимание от Риты.
– Значит так, – быстро заговорил он. – Вы не поверите! Представляете, вы будете отдавать мне двадцать пять процентов своего заработка!
Пит тут же отпустил девушку:
– С какой стати?! – выпучил он глаза.
– Да так, – пожал плечами Эпштейн довольный успехом.
– У нас уже есть менеджер, – заметил Джон. – Его фамилия Вильямс, и он берет только десять процентов.
– Ну и чего вы с вашим Вильямсом добились? – поднял брови Брайан. – Играете в этом грязном подвале. А если за дело возьмусь я, вы уже через месяц будете выступать в Лондоне. В «Королевском театре»!
Джон присвистнул и бросил:
– Что-то слишком у вас все просто. Вы кто такой-то?
– Я – еврей, – ответил тот так, словно это объясняло все.
О евреях Джон знал только одно. Что они страшные скупердяи.
– А почему бы вам для начала не купить нам пару бутылочек? – провокационно предложил он.
– Ничего не надо покупать, – ответил Эпштейн.
– Так я и думал, – махнул рукой Джон и усмехнулся. – Зачем покупать? Нужно только брать с нас двадцать пять процентов, а покупать ничего не надо.
– Не надо, – подтвердил Эпштейн, открывая дипломат. – У меня все с собой. – И он выставил на стол три бутылки шампанского.
Джон поглядел на него совсем другими глазами.
– Так как вы смотрите на мое предложение? – спросил Эпштейн. – Если согласны, сейчас и отметим.
Рита восхищенно таращилась на него.
В музыкалку заглянул Боб Вулер:
– Через минуту – на сцену.
– Хорошо, – кивнул ему Джон и снова обернулся к Брайану. – Мистер, а машина у вас есть?..
– Конечно, – кивнул тот. – И у вас скоро будут машины. Ну что, согласны?
Джону показалось, что соглашаться сразу будет не по-деловому.
– Мы немного подумаем, – ответил он.
– Вот как? – Брайан сложил бутылки обратно в дипломат. – Тогда отложим до следующего раза.
Как ни странно, идея продюсировать «Битлз» действительно захватила Эпштейна. Теперь в «Каверне» его видели чуть ли не ежедневно. И, наблюдая за реакцией публики на музыку группы, он с каждым разом все больше верил в то, что дело пахнет большими деньгами.
Заказанные им в Гамбурге двести дисков «My Bonnie» исчезли с прилавков «Немз» за три дня.
Он с головой ушел в это дело, Рита, раньше словно бы и не замечавшая его, сейчас, напротив, стала оказывать ему всяческие знаки внимания. Но теперь уже ему было не до нее.
Чтобы лучше понять, что же это собственно за дело – менеджмент, и с какими людьми ему предстоит работать, он встретился с Вильямсом.
– Леннон – несносный тип, – сказал Вильямс. – Представьте, он отказывается выплачивать мне десять процентов от заработка, если находит работу сам.
– Но это же естественно… – удивился Брайан.
– Ничего не естественно. Если я – их импресарио, то они не должны искать работу сами.
– Ну, а если вы этого не делаете? – продолжал удивляться Брайан.
– Это уже – мои проблемы.
– Даже странно, что вы до сих пор работаете с ними, – заявил Брайан двусмысленно.
– И не говорите! Только последний осел станет с ними работать!
Тут Вильямс замолк и внимательно присмотрелся к Эпштейну.
«Вот тебе два», – подумал тот.
Наконец, третьего декабря, когда все предварительные шаги были сделаны, Брайан пригласил «Битлз» в молочный бар, принадлежавший его отцу.
Встреча была назначена на половину пятого.
«Битлз» и сами успели навести о нем справки, и решили, что такое сотрудничество может принести им пользу.
Ради такого случая не опоздал даже крайне непунктуальный Джон. А вот Пол как раз отсутствовал.
– Я не имею права начинать переговоры, если нет хотя бы одного из вас, – втолковывал Брайан. – Свою подпись в контракте должен поставить каждый. Да позвоните же ему, кто-нибудь!
Джордж нехотя подошел аппарату на стойке, и, поговорив, вернулся:
– Пол принимает ванну, – сказал он Брайану.
– Как это можно – вести себя столь безответственно в такой важный момент?! – вскричал Эпштейн.
– Зато он будет чистым, – усмехнулся Джордж.
Пол прибыл, и Брайан, поджав губы, протянул ему контракт.
– Где расписываться? – спросил тот, не читая. Он больше, чем все остальные хотел завязать отношения с человеком, у которого есть свой магазин, автомобиль и куча денег.
– Погоди, погоди, – отобрал у него бумагу Джон, который продолжал ожидать подвоха от этого буржуа.
Водя пальцем по строчкам и шевеля губами, он внимательно ознакомился с договором от первой до последней буквы.
– Ладно, – кивнул он, – пойдет. – И поставил свою подпись. Затем расписались Пол, Пит и Джордж.
– Вот и прекрасно! – потер ладони Брайан и сунул бумагу в дипломат. – Предлагаю отметить это дело стаканчиком молочного коктейля. Я плачу!
«Раньше он предлагал шампанское», – разочарованно подумал Джон. Но сдержался и не напомнил Брайану об этом. В конце концов, тот играет честно.
Когда «Битлз», выпив коктейль, покинули бар, Эпштейн достал контракт и, усмехаясь, осмотрел оставленные подписи.
«Папа будет гордился мной, когда я покажу ему эту бумажку! Эти „Битлз“ – сущие дети! Расписавшись сами, они не потребовали подписи с меня! Теперь, если дело выгорит, я подпишу контракт и буду получать свои проценты, а не выгорит – не подпишу, и бумага будет недействительной!»
Ему нравились «Битлз». Но он был деловым человеком.
После такого хлопотливого денька Брайан уснул, едва коснувшись головой подушки.
И ему приснился страшный сон.
Сцена. Толпа юношей и девушек не отпускают «Битлз». Но вот Джон и компания скрываются за кулисами. Там Брайан приоткрывает огромный кованный сундук и, просунув руку в щель, зачерпывает ковшом золотые монеты. А затем – ссыпает их в ладони и карманы музыкантов.
Они пытаются заглянуть в сундук, но Брайан не позволяет им этого. Хитрый Пит Бест, делая вид, что страшно ему благодарен, даже обнимает Брайана и целует его в губы, как давеча Риту. А сам все косится на щель под крышкой сундука. Но Брайан бдителен и осторожен. Никто не смог узнать, сколько золота у него осталось!
Все садятся в автофургон. Тогда Брайан хватает сундук за ручку… но не может сдвинуть его с места. Он налегает на него изо всех сил, но безуспешно.
Он хочет вернуть остальных, чтобы они помогли ему. Но он боится, что количество золота они определят по весу…
И фургон отъезжает без него.
Брайан плачет. Он ломает руки и зовет хоть кого-нибудь.
Но внезапно темнеет, и из леса (а раньше Брайан даже и не замечал этого леса) выходит огромный ёж.
Неторопливо, на задних лапах, вразвалочку приближается злобный ёж к Брайану. Тот кричит в ужасе, но ручку сундука отпустить не может…
Эпштейн проснулся в холодном поту. Включил ночник и достал из письменного стола папку для бумаг. Извлек из нее контракт, взял «Паркер» и занес его над графой «подписи сторон».
«Стой!!!» – вдруг закричал его еврейский внутренний голос.
«Что это со мной, действительно? – подумал Эпштейн. – Нервишки шалят…»
Он сунул ручку обратно в стаканчик, контракт аккуратно вложил в папку и задвинул ящик стола.
Остаток ночи он проспал без сновидений.
Спустя неделю Брайаном была зарегистрирована продюсерская фирма «Немз Энтерпрайзес», которая должна была устраивать концерты «Битлз» и выпускать диски с их записями.
Но первым делом он взялся за приведение в порядок внешности «Битлз».
– Вы должны поменять одежду, – заявил он.
– С нами никто не станет меняться, – усмехнулся Джордж.
Брайан проглотил эту шутку.
А вот высказывание Джона было более обоснованным:
– На новые костюмы нужно уйму денег. Вы, что ли, нам их купите?
Брайан достал бумажник:
– Нет, вы. По сорок фунтов на брата. Костюмы из серого твида с бархатными воротниками, белые рубашки, одинаковые неяркие галстуки. И не вздумайте покупать все это в магазине готового платья. Только на заказ!
– Фу ты, ну ты, какие мы важные, – поерничал Джон.
Но деньги взял.
В принципе, все они были не против этого нововведения, но Джон считал, что выступать в костюмах имеет смысл только в больших, возможно даже столичных, залах. Тут же, в родной «Каверне», говорил он, их просто засмеют.
Но Эпштейн не хотел этого и слушать.
– Вы нарушаете условия контракта! – сказал он, – внешний вид группы – прерогатива продюсера. В случае вашего отказа, я буду вынужден взыскать с вас неустойку в размере… в размере… – Он что-то прикинул в уме, а затем назвал такую сумму, что у Джона отпала челюсть. И больше он не спорил. А Брайан добавил:
– Кстати, люди в приличных костюмах не сквернословят.
В новых одеяниях «Битлз» вышли на сцену «Каверны» спустя две недели.
И в тот же день Эпштейн, довольный небольшой победой над их строптивостью, наконец-то выставил им обещанное когда-то шампанское.
У этой вечеринки была своя изюминка. Обмывая шикарные костюмы, «Битлз» старались блеснуть друг перед другом светскими манерами.
– Джордж, подай пожалуйста бутылочку, – попросил Пол.
– На, – элегантно ответил Джордж, подавая.
Пол покрутил проволоку на пробке, но та обломилась.
– Дай сюда, – услужливо вырвал бутылку Пит.
– Изольте-с, – согласился Пол. – Только осторожнее, может пиздануть.
– Отнюдь, – покачал головой Пит. – Умение позволит мне не привести сей процесс к столь плачевному результату… – И он сам обалдел от витиеватости своей речи.
– Не сомневаюсь, Пит, – согласился Пол, – у тебя ж опыта больше.
– Жопа-то? – удивился Пит. – Ну-у, не знаю, может быть, я лучше питаюсь?..
– Я имел в виду, опыта ж у тебя больше.
– А-а, – понял, наконец, Пит. – Да, это факт.
Но бутылка все-таки пизданула.
Пена залила костюм Джона, а Джорджу пробка прилетела в лоб. Схватившись за место ушиба, тот дико заорал:
– Ваше поведение, Пит, беспрецедентно! – и, помолчав, добавил более спокойно: – Сука.
– Присоединяюсь к этому мнению, – покивал Джон Джорджу, утираясь. – Я, право, как обоссался.
Пит, зажимая горлышко большим пальцем, нервно выкрикнул:
– Где же фужеры?
– Вот, – утонченно ответил Пол, вытаскивая посуду из шкафа.
– Не будет ли кто-нибудь из вас, джентельмены, столь учтив, – начал Джон, – и не откажет ли нам в любезности, которая заключается в том, чтобы немедленно и неукоснительно…
– Джон, быстрее говори! – заорал Пит.
– Фужеры надо помыть! – коротко объяснился Джон.
Никто и не пошевелился.
– Ну, как хотите, – Пит стал разливать шампанское в грязную посуду.
– Божественный напиток, – заметил Джордж, пригубив.
– Я еще тост не сказал, мистер торопыга, – отечески пожурил его Джон.
– Просим тост, просим тост! – жеманно вскрикнул Пол. – Ах, как это мило!
Джон поднял бокал и, вглядевшись в него, сказал:
– Что это у меня за сопля там плавает?
– Хороший тост, – одобрил Джордж и выпил свою порцию. К нему присоединились и остальные.
Вечеринка обещала быть славной.
15
Впервые увидев Астрид – возле сцены, под руку с Клаусом – Стюарт, без предупреждения, объявил: «Девушке, на которую я смотрю…» И исполнил «Love Me Tender»[39] Элвиса Пресли.
Это был дебют Стюарта в качестве вокалиста… И он не разочаровал надежд друзей: пел он отвратительно. Пол аккомпанировал ему на гитаре, а Джон и Джордж валялись за пианино на сцене и ржали, зажимая друг другу рты.
Блистательная фройлен, явно стоящая на пару социальных ступеней выше них, понравилась и Джону. Но он бы никогда не решился подойти к ней…
Каково же было его удивление, когда в тот же вечер она посадила Стюарта в свою машину и куда-то увезла его на всю ночь… А душу – навсегда.
… – Сатклифф, – оборвал воспоминания Стюарта профессор Лерхенфельд, – вы снова витаете в облаках? Повторите-ка, что я сейчас сказал!
Стюарт подвигал бровями, пытаясь разогнать розовый туман грез и вспомнить последнюю фразу лектора.
– Вы сказали, герр Лерхенфельд, что главным в портретах Эль Греко является его умение показать осанку духа…
– Пока вы не выучите немецкий язык как следует, вы никогда не выберетесь из болота вашего английского невежества. Будьте внимательнее. Мы говорим о руках… Серию портретов-эскизов Корина можно смело назвать «симфонией рук». Вытянутые вперед, щупающие воздух руки слепца, тонкие сплетенные пальцы художника, рука старухи, сжимающая клюку, высохшие, безвольные руки епископа… Целая вереница характеров и образов выраженная через руки.
Стюарт посмотрел на свои верхние конечности. Самым интересным, что он в них обнаружил, были подаренные Астрид часы. До перемены оставалось пятнадцать минут.
Он перевернул тетрадь, полистал ее и, найдя чистый лист, написал очередное послание Джону.
«Привет. Прочитал твою идиотскую статью. Пока».
Стюарт взял за правило чередовать подобные записки в одну строку с огромными, листов в тридцать-сорок, сюрреалистическими опусами. Джон писал ему не менее часто. Но его письма были попроще. А в последний раз он просто вложил в конверт вырезку из газеты «Мерси Бит» под названием «Краткий экскурс в историю сомнительного происхождения „Битлз“», автором которой был он сам.
Перемены между лекциями Стюарт предпочитал проводить в туалете. Помпезное здание Академии действовало на него угнетающе. В туалетах было привычнее. Ведь «Битлз» проводили в них значительную часть своей гамбургской жизни. Репетировали, принимали таблетки, а иногда, за неимением лучшего помещения, таскали туда проституток.
Время от времени, за своими процентами, в Гамбург наведывался Аллан Вильямс. «Битлз» приходили в его излюбленный бар «Гретель и Альфонс», он без лишних вопросов отводил их опять же в сортир, по-научному констатировал: «Тестисы распухли, выделения из пениса…», и доставал огромный шприц.
Случайные связи для Стюарта прекратились после знакомства с Астрид. Но и он успел несколько раз пройти курс лечения в туалете.
От триппера пенициллин помогал.
Но в последнее время Стюарта беспокоили совсем иные боли.
Астрид первая отнеслась серьезно к его жалобам на мигрени. Дважды он терял сознание прямо на лекциях. Врачи осматривали его несколько раз, но ничего вразумительного сказать не могли. Сам Стью знал только, когда эта болезнь началась.
Еще до первой поездки в Гамбург Вильямс устроил им несколько концертов в залах на окраинах Ливерпуля. Аудитория там была «оторви да брось», и почти каждое выступление заканчивалось всеобщей потасовкой. Нередко местные парни задирались и к музыкантам, но те старались не связываться.
Но в один летний вечер, в Ливерленде, пьяная компания привязалась к ним на автомобильной стоянке. Драться было бесполезно, компания оказалась слишком велика, и «Битлз» попытались спастись бегством.
Стюарт бежал последним. Внезапно Джон заметил, что не слышит за спиной топота. Он обернулся. Преследователи исчезли. Не было и Стью. Джон кинулся назад и чуть не запнулся о него…
– Ты опять не спал ночь? – Астрид стояла перед Стюартом в полупрозрачном пеньюаре цвета морской волны.
– Ты забыл, что сказали врачи?
– Отосплюсь днем. Я могу работать только ночью. Ты же знаешь, после того, как мы любим друг друга, меня подкидывает и мне нужно малевать. Закрой глаза.
Астрид послушалась, и Стюарт, взяв ее за руку, провел в угол фотолаборатории, которая стала теперь и его мастерской.
– Вот. Смотри. Я назвал эту картину «Рок-н-ролл».
Холст был испещрен грубыми кричащими мазками. Пятна и переплетение линий. Коричневое, желтое и красное. Астрид внимательно рассмотрела полотно.
– Нет, – сказала она. – Это Джон. Внутри.
Стюарт странно посмотрел на нее:
– Точно. Но я подумал, что такое название никто не поймет. Во всяком случае, пока он не стал знаменит.
– Я ужасно боюсь этого. – Астрид присела на табурет возле мольберта. – Если они станут знаменитыми, ты начнешь ненавидеть меня за то, что остался со мной.
Стюарт засмеялся, но тут же остановился, приложив ладонь к виску.
– Уже? – забеспокоилась Астрид.
– Ничего, пройдет, – улыбнулся он. – Ты думаешь, я хотя бы на миг сомневаюсь, что они будут знаменитыми?.. Но без меня это случится еще скорее… Подожди…
Он взял кисть и добавил в углу холста неожиданно светлый зеленый зигзаг.
– Это – то место, где был я, – пояснил он.
Астрид прищурилась и наклонила голову. Затем согласно кивнула.
– Вы такие разные с Джоном. Как вы можете быть друзьями?
– А мы не друзья. Просто, на самом-то деле, цвета без звука не бывает. И наоборот.
– Джон – ненормальный. Он нравится мне, но он – одержимый.
– А я – не одержимый?
– Но, во всяком случае, ты не заставляешь свиней летать…
Астрид напомнила Стюарту историю, которая приключилась за пару недель до возвращения «Битлз» в Ливерпуль.
Будучи «под кайфом» Джон купил на рынке поросенка и, посадив его на поводок, гулял с ним по Репербану. Свою живую игрушку он назвал просто – «Дойче Швайн»[41] и то и дело командовал:
– Сидеть, немецкая свинья! Я сказал, просто сидеть, а не гадить на тротуар! Только немецкая свинья может додуматься до такой гнусности!..
Проходящие мимо недобро переглядывались, а кое-кто из прохожих следовал за ним, не отставая… Вскоре за ним гуськом тянулась группка матросов, только и ждущих, когда он зайдет в какой-нибудь безлюдный уголок, где его можно было бы проучить. Хорошенько и без сведетелей. Но Джон чудом добрался невредимым до отеля «Феникс», на верхнем этаже которого остановился в очередной раз приехавший Вильямс.
Войдя в номер менеджера, Джон открыл фрамугу и выглянул на улицу. Внизу стояли кровожадно настроенные немцы. Тогда, крикнув, чтобы привлечь их внимание, – «Немецкие свиньи умеют летать!» – Джон выкинул поросенка в окно…
– А это что? – Астрид указала на маленький лиловый овал посередине холста, который раньше не заметила. – Кого-то он мне напоминает…
– Это Пол.
– Его я боюсь даже больше, чем Джона. Он такой обаятельный… Я не верю ни одному его слову. Он… – Астрид сделала движение, словно настраивает диафрагму фотоаппарата, – он как бы смазан…
– Я всю жизнь мечтал о девушке, которая в моей мазне узнавала бы людей.
– Не забывай, что я «экзи».
Так называли себя ребята из ее компании. Связаны они были общими взглядами на искусство и увлечением экзистенциализмом. Их настольной книгой был роман Джека Керуака «На дороге», их философией – суждения Жана Кокто, их поэтами – Верлен и Рембо. Все они были или считали себя интуитивистами.
«Экзи» был и Клаус Воорман – прежний любовник Астрид. Они познакомились в частной художественной академии «Майстер Шуль» и были неразлучны, пока Клаус не забрел в «Кайзеркеллер»… Сама Астрид никогда бы не пошла в заведение такого пошиба.
Именно с этого момента жизнь Стюарта превратилась в нечто, состоящее только из двух, равноправных, частей – страсть и живопись.
Это был дебют Стюарта в качестве вокалиста… И он не разочаровал надежд друзей: пел он отвратительно. Пол аккомпанировал ему на гитаре, а Джон и Джордж валялись за пианино на сцене и ржали, зажимая друг другу рты.
Блистательная фройлен, явно стоящая на пару социальных ступеней выше них, понравилась и Джону. Но он бы никогда не решился подойти к ней…
Каково же было его удивление, когда в тот же вечер она посадила Стюарта в свою машину и куда-то увезла его на всю ночь… А душу – навсегда.
… – Сатклифф, – оборвал воспоминания Стюарта профессор Лерхенфельд, – вы снова витаете в облаках? Повторите-ка, что я сейчас сказал!
Стюарт подвигал бровями, пытаясь разогнать розовый туман грез и вспомнить последнюю фразу лектора.
– Вы сказали, герр Лерхенфельд, что главным в портретах Эль Греко является его умение показать осанку духа…
– Пока вы не выучите немецкий язык как следует, вы никогда не выберетесь из болота вашего английского невежества. Будьте внимательнее. Мы говорим о руках… Серию портретов-эскизов Корина можно смело назвать «симфонией рук». Вытянутые вперед, щупающие воздух руки слепца, тонкие сплетенные пальцы художника, рука старухи, сжимающая клюку, высохшие, безвольные руки епископа… Целая вереница характеров и образов выраженная через руки.
Стюарт посмотрел на свои верхние конечности. Самым интересным, что он в них обнаружил, были подаренные Астрид часы. До перемены оставалось пятнадцать минут.
Он перевернул тетрадь, полистал ее и, найдя чистый лист, написал очередное послание Джону.
«Привет. Прочитал твою идиотскую статью. Пока».
Стюарт взял за правило чередовать подобные записки в одну строку с огромными, листов в тридцать-сорок, сюрреалистическими опусами. Джон писал ему не менее часто. Но его письма были попроще. А в последний раз он просто вложил в конверт вырезку из газеты «Мерси Бит» под названием «Краткий экскурс в историю сомнительного происхождения „Битлз“», автором которой был он сам.
«Жили-были три маленьких мальчика, нареченные Джоном, Джорджем и Полом. И решили они собраться вместе, поскольку были компанейскими ребятами. А когда встретились и начали думать, что же им делать, вдруг, как с неба, им в руки упали гитары, и мальчики дружно ударили по струнам, подняв ужасный шум.Самым странным в этой публикации было то, что Джон ни словом не обмолвился в ней о барабанщике.
Дурацкие люди вокруг даже не обратили на них внимания. Но трех мальчиков это не царапало и не корябало.
Думали они, прикидывали пока не встретили самого маленького мальчика по имени Стюарт Сатклифф. И сказали они ему: „Стью, позаботься о басе“. И он стал заботиться о басе, потому что играть все равно не умел.
А остальные заботились о Стью, полные любви и разных предчувствий, поливали его и подсыпали в горшок удобрений, пока он, наконец, не расцвел. „Вот теперь-то мы – настоящие “Битлз”! – хором прокричали мальчики, – All Right!“»
Перемены между лекциями Стюарт предпочитал проводить в туалете. Помпезное здание Академии действовало на него угнетающе. В туалетах было привычнее. Ведь «Битлз» проводили в них значительную часть своей гамбургской жизни. Репетировали, принимали таблетки, а иногда, за неимением лучшего помещения, таскали туда проституток.
Время от времени, за своими процентами, в Гамбург наведывался Аллан Вильямс. «Битлз» приходили в его излюбленный бар «Гретель и Альфонс», он без лишних вопросов отводил их опять же в сортир, по-научному констатировал: «Тестисы распухли, выделения из пениса…», и доставал огромный шприц.
Случайные связи для Стюарта прекратились после знакомства с Астрид. Но и он успел несколько раз пройти курс лечения в туалете.
От триппера пенициллин помогал.
Но в последнее время Стюарта беспокоили совсем иные боли.
Астрид первая отнеслась серьезно к его жалобам на мигрени. Дважды он терял сознание прямо на лекциях. Врачи осматривали его несколько раз, но ничего вразумительного сказать не могли. Сам Стью знал только, когда эта болезнь началась.
Еще до первой поездки в Гамбург Вильямс устроил им несколько концертов в залах на окраинах Ливерпуля. Аудитория там была «оторви да брось», и почти каждое выступление заканчивалось всеобщей потасовкой. Нередко местные парни задирались и к музыкантам, но те старались не связываться.
Но в один летний вечер, в Ливерленде, пьяная компания привязалась к ним на автомобильной стоянке. Драться было бесполезно, компания оказалась слишком велика, и «Битлз» попытались спастись бегством.
Стюарт бежал последним. Внезапно Джон заметил, что не слышит за спиной топота. Он обернулся. Преследователи исчезли. Не было и Стью. Джон кинулся назад и чуть не запнулся о него…
– Ты опять не спал ночь? – Астрид стояла перед Стюартом в полупрозрачном пеньюаре цвета морской волны.
Она была встревожена не на шутку.
Она была полураздета,
И со двора нескромный вяз
В окно стучался без ответа
Вблизи от нас, вблизи от нас…[40]
– Ты забыл, что сказали врачи?
– Отосплюсь днем. Я могу работать только ночью. Ты же знаешь, после того, как мы любим друг друга, меня подкидывает и мне нужно малевать. Закрой глаза.
Астрид послушалась, и Стюарт, взяв ее за руку, провел в угол фотолаборатории, которая стала теперь и его мастерской.
– Вот. Смотри. Я назвал эту картину «Рок-н-ролл».
Холст был испещрен грубыми кричащими мазками. Пятна и переплетение линий. Коричневое, желтое и красное. Астрид внимательно рассмотрела полотно.
– Нет, – сказала она. – Это Джон. Внутри.
Стюарт странно посмотрел на нее:
– Точно. Но я подумал, что такое название никто не поймет. Во всяком случае, пока он не стал знаменит.
– Я ужасно боюсь этого. – Астрид присела на табурет возле мольберта. – Если они станут знаменитыми, ты начнешь ненавидеть меня за то, что остался со мной.
Стюарт засмеялся, но тут же остановился, приложив ладонь к виску.
– Уже? – забеспокоилась Астрид.
– Ничего, пройдет, – улыбнулся он. – Ты думаешь, я хотя бы на миг сомневаюсь, что они будут знаменитыми?.. Но без меня это случится еще скорее… Подожди…
Он взял кисть и добавил в углу холста неожиданно светлый зеленый зигзаг.
– Это – то место, где был я, – пояснил он.
Астрид прищурилась и наклонила голову. Затем согласно кивнула.
– Вы такие разные с Джоном. Как вы можете быть друзьями?
– А мы не друзья. Просто, на самом-то деле, цвета без звука не бывает. И наоборот.
– Джон – ненормальный. Он нравится мне, но он – одержимый.
– А я – не одержимый?
– Но, во всяком случае, ты не заставляешь свиней летать…
Астрид напомнила Стюарту историю, которая приключилась за пару недель до возвращения «Битлз» в Ливерпуль.
Будучи «под кайфом» Джон купил на рынке поросенка и, посадив его на поводок, гулял с ним по Репербану. Свою живую игрушку он назвал просто – «Дойче Швайн»[41] и то и дело командовал:
– Сидеть, немецкая свинья! Я сказал, просто сидеть, а не гадить на тротуар! Только немецкая свинья может додуматься до такой гнусности!..
Проходящие мимо недобро переглядывались, а кое-кто из прохожих следовал за ним, не отставая… Вскоре за ним гуськом тянулась группка матросов, только и ждущих, когда он зайдет в какой-нибудь безлюдный уголок, где его можно было бы проучить. Хорошенько и без сведетелей. Но Джон чудом добрался невредимым до отеля «Феникс», на верхнем этаже которого остановился в очередной раз приехавший Вильямс.
Войдя в номер менеджера, Джон открыл фрамугу и выглянул на улицу. Внизу стояли кровожадно настроенные немцы. Тогда, крикнув, чтобы привлечь их внимание, – «Немецкие свиньи умеют летать!» – Джон выкинул поросенка в окно…
– А это что? – Астрид указала на маленький лиловый овал посередине холста, который раньше не заметила. – Кого-то он мне напоминает…
– Это Пол.
– Его я боюсь даже больше, чем Джона. Он такой обаятельный… Я не верю ни одному его слову. Он… – Астрид сделала движение, словно настраивает диафрагму фотоаппарата, – он как бы смазан…
– Я всю жизнь мечтал о девушке, которая в моей мазне узнавала бы людей.
– Не забывай, что я «экзи».
Так называли себя ребята из ее компании. Связаны они были общими взглядами на искусство и увлечением экзистенциализмом. Их настольной книгой был роман Джека Керуака «На дороге», их философией – суждения Жана Кокто, их поэтами – Верлен и Рембо. Все они были или считали себя интуитивистами.
«Экзи» был и Клаус Воорман – прежний любовник Астрид. Они познакомились в частной художественной академии «Майстер Шуль» и были неразлучны, пока Клаус не забрел в «Кайзеркеллер»… Сама Астрид никогда бы не пошла в заведение такого пошиба.
Именно с этого момента жизнь Стюарта превратилась в нечто, состоящее только из двух, равноправных, частей – страсть и живопись.
Рыдала розово звезда в твоих ушах,
Цвела пунцово на груди твоей пучина,
Покоилась бело Бескрайность на плечах,
И умирал черно у ног твоих Мужчина[42].