… – И все-таки, тебе нужно спать. Хоть иногда. Не забывай, сегодня нам на прием к доктору Майеру.
   – Я специально не спал. Чтобы картина болезни была яснее… А еще я должен быть физически утомленным. И я знаю, как этого добиться, – он коснулся губами ее шеи, – ты же поможешь мне в этом?..
 
   Одной из особенностей аристократического жилища Астрид с видом на море была спальня с обитыми черным бархатом стенами. Это ностальгически напоминало Стюарту гроб в его ливерпульской мастерской.
 
   И вновь медицинский осмотр был безрезультатен. Ничего не показали и рентгеновские снимки. «Боюсь, молодой человек, все дело в нездоровом образе жизни, – сказал Стюарту доктор Майер. – Признайтесь, вы много пьете?» «Нет… Но я принимал таблетки…» «Наркотики? – доктор осуждающе покачал головой. – Ни в коем случае! Но, судя по тому, что никаких ярко выраженных патологий мы не обнаружили, дело идет на поправку. Умеренность и воздержание – вот мой рецепт…»
   Выйдя из клиники, Стью уселся рядом с ожидавшей его Астрид – на переднее сиденье ее автомобиля.
   – Ну? – спросила она с надеждой.
   – Сказали, мне может помочь только одно.
   – Что?
   – Дай руку.
   Астрид протянула ладонь, удивленно глядя на него. И Стюарт надел ей на безымянный палец золотое колечко с пятью малюсенькими сапфирами. Деньги на этот подарок он копил почти год.
   – «Can't Buy Me Love[43]»? – засмеялась Астрид.
   – «Love Me Tender», – ответил он без улыбки.

16

   – Джентельмены, – объявил Эпштейн, собрав их как-то в своей конторе, – для того, чтобы добиться известности, нам прежде всего необходимо записать диск-гигант. – Он победно оглядел своих подопечных.
   – Да ну? – удивился Джон. – А я-то думал, нам нужно научиться танцевать тарантеллу.
   – Что? – не понял Брайан.
   – Тарантеллу, – пояснил Джордж, – зажигательный танец итальянских крестьян.
   – А это сейчас модно? – заинтересовался Эпштейн.
   «Битлз» переглянулись. Они никак не могли привыкнуть к тому, что чувство юмора у их босса хромает на обе ноги.
   – Он пошутил, – мягко объяснил Пол. – Он так шутит.
   – Ха-ха-ха, – залился смехом Эпштейн, без промедления оценивший удачную остроту. Но тут же, посерьезнев, вновь перешел к делу: – Я договорился с представителем лондонской фирмы «Декка» Майклом Смитом насчет записи демонстрационных фонограмм нескольких песен.
   – Вы гоните? – предположил Джордж. О записи в «Декке» они не смели и мечтать.
   – В смысле? – опять не понял Брайан. Иногда ему казалось, что они говорят на разных языках.
   – Разыгрываете, – перевел Пол.
   – Если бы я сказал, что моя бабушка была негритянкой, или что мой дедушка – магнат автомобилестроения, вот тогда бы я вас разыгрывал, – сердито сказал Брайан.
   – То-то я думаю, откуда у вас такие курчавые волосы, – задумчиво протянул Джордж.
   А Пит добавил:
   – И машина.
   – Ладно, хватит, – устало вздохнул Брайан. – Смит был в «Каверне» и слушал вас. Запись назначена на первое января.
   – Так вы что, серьезно что ли? – поразился Джон.
   – Да ну, бросьте, – хихикнул Брайан. – Я ведь известный шутник. Вся округа об этом толкует…
   «Битлз» вновь переглянулись.
   – Он серьезно, – констатировал Джордж. – Так подсказывает мне интуиция.
 
   Не успел Эпштейн проводить музыкантов до дверей, как к магазину подкатила машина отца. Сколько бы лет Брайану не исполнилось, он никогда не перестанет его бояться.
   Выйдя из автомобиля, Эпштейн-старший хмурым взглядом проводил четверку парней в кожаных куртках.
   – Куда уходят деньги? – спросил он двусмысленно, когда они скрылись за поворотом. Однако Брайану сразу стало ясно, что отец в курсе, какие суммы он уже вбухал в свое новое дело.
   – Папа, это мои деньги, я их зарабатываю сам, – сказал он неуверенно.
   – Да?! – Эпштейн-старший прошел в офис и тяжело уселся в кресло. – А когда ты спустишь весь свой капитал, не мне ли снова придется тащить тебя на своем горбу? – Он откусил щипчиками кончик сигары, прикурил и продолжил: – А я-то радовался: Брайни взялся-таки за ум, Брайни делает достойный бизнес… Но вот я узнаю, что Брайни тратит невиданные суммы на каких-то неотесанных, неумытых подростков!
   – Папа, это дело сулит большие дивиденды…
   – Поверь моему опыту сынок. Деньги приносят вещи, а не люди. Вкладывай деньги в вещи, и никто тебя не осудит!.. Тратить деньги на человека – неразумно, если только это не женщина, которую ты хочешь. Тут тебя поймет любой мужчина… Кстати, как у тебя с ней? – отец кивнул на дверь в отдел, где работала Рита Гаррис.
   – С ней? – переспросил Эпштейн, удивляясь, откуда отцу известно и это. – Да никак…
   – Ну и дурак, – заключил отец. – Когда ты взял ее в свой магазин, я одобрил твой выбор. Еврейка, красавица… Но иметь продавщицу с такими сиськами, и не спать с ней, на это, сынок, способен только ты! А если бы на ней женился… Продавщица-жена – это удобно и выгодно.
   Брайан почувствовал себя разбитым в пух и прах. Ведь он и сам поражался своему охлаждению к Рите. Что же касается «Битлз», он, несмотря на браваду, не мог не опасаться, что вложения в них не оправдаются.
   Это были как раз те узловые моменты, мысли о которых он старательно гнал от себя… Его отец умел смотреть в корень.
   Брайан молчал, пытаясь сосредоточиться и дать достойный ответ.
   Отец со вздохом поднялся.
   – Вот что, Брайни, – сказал он. – Я хочу видеть твоих любимцев у себя. На моем дне рождения. Хочу посмотреть, что они из себя представляют, а затем рассказать об этом тебе. Девчонку прихвати тоже.
 
   …В Лондон «Битлз», в сопровождении Эпштейна, прибыли первого января и сразу же отправились в «Декку».
   Их встретили упомянутый Майкл Смит и руководитель фирмы Дик Роу.
   – Рады приветствовать вас, господа! – начал последний, пожимая музыкантам руки. – Рекомендации господина Эпштейна значат для меня очень и очень много. Я надеюсь, вы оправдаете мои ожидания. Пройдемте в студию.
   В таком шикарном помещении, специализированном под звукозапись, «Битлз» оказались впервые. То, что звукооператор сидел в соседней комнате, отделенной от них окном, было уже привычно, а вот стерильная чистота, а главное – абсолютная тишина – поражали.
   – Эта комната имеет двойные стены, – хвастливо пояснил Дик Роу. – Павильон, в котором мы находимся, прикреплен к внешнему корпусу здания мощными пружинами-амортизаторами. Таким образом, ни единый посторонний звук не может просочиться сюда. Технология – самая передовая. – Он огляделся. – Итак, кто же у нас будет петь?
   – Он, – одновременно показали друг на друга Пол и Джон.
   – И я, – скромно добавил Джордж.
   – Вот как? – удивился Роу. – Целых три солиста? Это что-то новое. По правде говоря, я привык, что поет кто-то один, а остальные – аккомпанируют. Как Клифф Ричард и его «Тени»…
   Джон скорчил такую гримасу, что Роу остановился:
   – Вам не нравится Клифф Ричард?
   – Ненавижу! Три шажка налево, три шажка направо…
   – Что ж, посмотрим, посмотрим, – насторожился Дик Роу. Его мечтой было найти второго Клиффа Ричарда, который занимал сейчас первые места хит-парадов и приносил невиданные доходы продюсирующей его фирме. «Эти юнцы не любят Клиффа Ричарда, – подумал он, – не говорит ли это только о том, что они не способны соперничать с ним?..»
   Тем временем Эпштейн тихо увещевал Харрисона:
   – Эта запись обошлась мне в уйму денег!
   – Ну, – ответил Джордж, ковыряясь в зубах спичкой.
   – И я не собираюсь выбрасывать их на ветер.
   – Я тоже, – согласился Джордж. – Хотя звучит это довольно поэтично.
   – Мы должны записать только такие песни, которые могут иметь успех. Думаю у Пола и Джона это выйдет лучше…
   Вмешался Джон:
   – Ничего подобного! Джордж приготовил отличную песню. «Шейх Аравии»[44]. Вы же знаете, он у нас со странностями. Эта вещица как раз для него и может стать хитом.
   – Джон, – строго сказал Брайан, – В конце концов, кто из нас продюсер? Я попросил бы следовать моим советам!
   – Вот что, мистер Эпштейн, – процедил Джон сквозь зубы, – ваше дело – считать деньги. А что играть, и как играть, это мы решаем сами. Понятно?! И не лезьте со своими дурацкими советами…
   – Мистер Эпштейн, – нетерпеливо напомнил Дик Роу. – Студийное время стоит дорого…
   Подавив негодование, Брайан махнул рукой:
   – Начинайте!
   «Сопляк! – думал он, сидя в рубке звукорежиссера. – Неблагодарный хулиган! Так разговаривать со мной после всего, что я для них делаю…»
 
   В этот день было записано пятнадцать песен. Дик Роу признал, что звучат они довольно интересно. Но с окончательным ответом попросил немного подождать.
   Разговор с отцом, состоявшийся перед поездкой, и ссора с Джоном в студии немного охладили пыл Брайана, и к тратам на «Битлз» он стал относиться несколько трезвее. Потому, несмотря на все их уговоры, он взял обратные билеты на утро следующего же дня, и в этот раз им не удалось даже как следует побродить по столице Соединенного Королевства.
 
   Пригласив своих подопечных отметить отцовский день рождения в дом Эпштейна-старшего на Куинз-Драйв, Брайан безумно волновался. Потому-то он и заглотил один за другим сразу четыре бокала с коктейлями. Тут только он немного расслабился и огляделся.
   Гостей было человек двадцать, и все это были его ближние или дальние родственники – Косманы, Вайнсберги и Шумахеры. Чопорно переглядываясь, они с легкой брезгливостью наблюдали, как трое неопрятных парней (Пит прийти не смог, так как пообещал встретить Рождество с мамочкой), вовсю уплетают предложенные лакомства, то и дело переговариваясь друг с другом с набитыми ртами. Они, похоже вообще не понимали, куда и зачем явились. Во всяком случае, поздравить виновника торжества никто из них так и не удосужился.
   Брайан скривился, увидев, что сок из куриной ножки капает Джорджу на концертный пиджак, а тот не обращает на это ни малейшего внимания… Остальные гости, подняв бокалы за здоровье Эпштейна-старшего к еде почти не притрагивались, явно ожидая каких-то событий. Пора было разрядить обстановку, и Брайан встал:
   – Друзья, – обратился он к присутствующим. – Друзья! Не кажется ли вам, что вечерок сегодня – прелестный? – Он подождал радостных подтверждений своего тезиса, но их не последовало. Вместо этого с минуту над столом висела неприятная тишина. Слышно было только чавканье музыкантов. – О, да! – вынужден был продолжить Брайан. – Прелестный вечерок! И вот именно поэтому я и хочу рассказать вам…
   – «…удивительный сон…» – пробормотала Рита.
   Брайан неприязненно глянул на нее. Именно это он и собирался сказать…
   – Нет! Не сон! – продолжил он, лихорадочно соображая, что же говорить дальше. – Вовсе не сон. Даже абсолютно не сон!.. – Он огляделся по сторонам и увидел иронические улыбки на лицах родственников. – Я хочу рассказать вам, что будет со всеми нами в наступившем тысяча девятьсот шестьдесят втором году. Но прежде хочу представить вам этих молодых людей. Это – Джон Леннон, Пол Маккартни и Джордж Харрисон из музыкального квартета «Битлз».
   Услышав свои имена, юноши, не прекращая жевать, покивали головами.
   – Так вот, друзья! В нынешнем году эти молодые люди сделают нас по-настоящему богатыми!
   – А сами они станут богатыми? – полюбопытствовал Пол, вытирая руки о скатерть.
   – Несомненно! – воскликнул Брайан.
   – Отлично! – обрадовался Джон. – А как насчет задатка – фунтов по пятнадцать?
   – Об этом – после, – понизив голос, бросил ему Брайан.
   – Жаль, – сказал Джон и осушил свой бокал.
   – Так выпьем же за это, друзья! – вновь обратился Брайан ко всем.
   – Да? – Джон посмотрел на свою опустевшую посуду. – А я уже выпил. Подождите-ка… – Он налил себе снова. – Ну, давайте…
   Гости медлили, поглядывая на главу семейства. Эпштейн-старший не шелохнулся, хмуро рассматривая музыкантов.
   – Как хотите, – вздохнул Джон и повернулся к своим. Пол и Джордж с удовольствием чокнулись с ним и выпили.
   Джордж, не успевший перед этим проглотить кусок курицы, поперхнулся и закашлялся. Джон принялся что есть силы колотить его по спине. Кусок вылетел изо рта Джорджа и угодил в салатную миску.
   – Извините, – сказал Джордж гостям, утирая слезы, затем пальцами вытащил кусок из салатницы и бросил его под стол.
   Не обращая внимания на недобрые взгляды остальных, «Битлз» разлили между собой еще бутылку вина и, не чокаясь, выпили снова.
   И тут, наконец, подал голос молчавший доселе хозяин:
   – Все! – рявкнул он. – Хватит! Вечеринка окончена! Вон из моего дома!
   – Папа!.. – смущенно начал Брайан. – Как ты можешь…
   – Забирай своих щенков и убирайся вместе с ними! – Эпштейн-старший хлопнул по столу так, что зазвенела посуда.
   – Что, уже уходим? – пьяным взглядом оглядел гостей Джон. – Жаль. Вы мне очень понравились. Мне вообще нравятся евреи. Они очень пострадали во время войны.
   – За это и выпьем? – предложил Джордж.
   – Само собой, – кивнул Джон.
   – Вон! – Папаша Эпштейн, сведя мохнатые брови к переносице начал подниматься из кресла.
   – Похоже, действительно, хватит, – заметил Пол. И, одарив присутствующих лучезарной улыбкой, сообщил: – Было очень весело. До свидания.
   – До свидания, – повторил Джон, взял со стола салфетку, смачно высморкался в нее, скомкав, бросил в свою тарелку и двинулся к выходу. За ним потянулись Пол и Джордж.
   Чуть не плача от обиды, дернулся вслед и Брайан. Но властный голос отца остановил его на пороге гостиной:
   – Сын. Задержись.
   Брайан, не оборачиваясь, замер в ожидании.
   – Запомни, – сказал отец. – Я говорю это в присутствии всех членов нашей семьи. Если ты потратишь на этих голодранцев еще хотя бы один пенс, я лишу тебя наследства.
   Брайан порывисто обернулся.
   – Не пройдет и года, папа, как ты изменишь свое мнение! – высоко подняв голову, ответил он. – Мы уже сделали пробную запись в одной лондонской фирме, и там от их музыки в восторге!
   В прихожей его догнала Рита:
   – Я восхищаюсь вашим мужеством, Брайан, – попыталась она обнять его.
   – Вы ведете себя вульгарно, – отстранился он. – Ваше место за прилавком. Не забывайте этого.
   – Ах так! – вспылила Рита. – Тогда знайте: я не собираюсь соревноваться с невоспитанными подростками. Похоже, они заменяют вам и семью, и любовницу! Я не удивлюсь, если узнаю, что вы спите с ними! И не надо провожать меня. – Накинув шубку, она с достоинством покинула его. Провожать ее Брайан и не собирался, но слова Риты задели его за живое. Весь мир ополчился против него.
   «Ничего, ничего, – пьяно бормотал он себе под нос по пути к „Форду“, – когда мы выпустим диск, все вы запоете по-другому…»
 
   Но никаких известий из «Декки» не было целых два месяца.
   Брайан, отбросив гордость, позвонил туда и спросил Дика Роу.
   – Представьтесь, пожалуйста, – попросила секретарша.
   – Брайан Эпштейн.
   Секунд двадцать трубка молчала, затем все тот же женский голос сообщил:
   – К сожалению, мистер Эпштейн, шефа сейчас нет. Позвоните завтра. Или, лучше, через неделю.
   Подобными «завтраками» его кормили еще месяц. В конце концов он без приглашения вновь отправился в Лондон.
   Дик Роу встретил его более чем прохладно.
   – Знаете, – сказал он, словно забыв собственное восхищение сразу после записи, – мы посовещались и пришли к выводу, что ваш ансамбль нам не подходит.
   Хотя Брайан и был полон нехороших предчувствий, все-таки это был удар.
   – Как же так, вы же сами говорили…
   – Познакомьтесь, – перебил его Роу, – это – наш главный специалист по маркетингу, Бичер Стивенсон.
   Эпштейн пожал руку блеклому молодому человеку с цепким взглядом.
   – Гитарные ансамбли вышли из моды, – заявил тот. – А ваши парни и вовсе не умеют играть.
   – Вы совершаете ужасную ошибку, – выдавил из себя Брайан.
   – Мы хорошо знаем свое дело, мистер Эпштейн, – возразил Стивенсон. – И не хотим выпускать пластинку, которую заведомо не сможем продать.
   – Вот ваши фонограммы, – протянул ему Дик Роу две картонные коробки с катушками лент. – Попытайте счастья в других местах. Но не думаю, что на этот материал кто-нибудь клюнет.
   Брайан почувствовал, как волна ярости накатывает на него. Принимая коробки, он недобро посмотрел в глаза хозяину фирмы:
   – Мистер Роу, – сказал он, – а вы когда-нибудь видели гигантских ежей?
   – Ежей? – переспросил тот.
   – Да, ежей. – Брайан глянул на Стивенсона: – А вы, мой друг, не наблюдали их на своем Острове Сокровищ?
   – Нет, – беспокойно ответил тот, пожимая плечами и глядя на Эпштейна с опаской, как на буйно помешенного.
   – В таком случае, помяните мое слово, господа. Когда мой ансамбль станет самым популярным в мире, каждую ночь вам будут сниться гигантские ежи. На их иголках будут нанизаны пачки стофунтовых купюр. И они будут проходить мимо вас. Табунами. Мимо. Всегда – только мимо!
   В бешенстве хлопнув дверью, Эпштейн скатился вниз по лестнице.
   Да кончатся ли его беды когда-нибудь?!!
 
   То, что окружающие смотрят на него, как на сумасшедшего, стало для него уже привычным. Отец не желал разговаривать с ним. Рита вела себя подчеркнуто холодно. «Битлз», хоть и признавали его своим «начальником», особой любви, все же, не выказывали… Тем более, что обещанный им скорый и грандиозный успех отодвигался на все более и более неопределенные сроки.
   Да он и сам ловил себя на мысли, что слегка помешался. Выпустить пластинку – вот что стало его идеей фикс.
   Дела в магазине он почти забросил. Сделанную в «Декке» фонограмму он заставлял прослушать специалистов фирм грамзаписи «Пай», «Си-Би-Эс» и «Коламбия», проводя в Лондоне больше времени, чем дома. Но везде и всюду ему давали от ворот поворот. «Дурацкие слова, дурацкая музыка и дурацкое исполнение», – так говорили ему чаще всего.
   Немудрено, что, когда, в начале апреля, Джон объявил о решении «Битлз» вновь отправиться на заработки в Гамбург, Брайан не посчитал себя в праве запретить им эту поездку. Но он не собирался слагать с себя обязанности менеджера, и, созвонившись с немецкими коллегами, сумел устроить для своей бит-группы ангажемент в лучшем гамбургском клубе. Это был клуб «Звезда». И их первое выступление там было намечено на тринадцатое апреля.
   В какой-то степени, Брайана даже устраивало, что «Битлз» некоторое время побудут в отдалении, не мешаясь под ногами. Они мозолили ему глаза, как живой укор его деловой беспомощности. У него есть запись, и он сможет свободно распоряжаться своим временем, не размениваясь на мелочи. Он даже оплатил им билеты на поезд до Манчестера и на самолет рейсом «Манчестер-Гамбург».
   Когда стало окончательно ясно, что тиражировать запись «Битлз» не возьмется никто, Эпштейн надумал сделать хотя бы несколько экземпляров диска, чтобы показывать «товар лицом». Но, выпускай ты хоть одну, хоть миллион виниловых пластинок, для этого одинаково необходимо изготовить сперва так называемый «медный диск» – матрицу. А это – достаточно дорогое удовольствие…
   Однако пластинка, по мнению Брайана, выглядела бы намного убедительнее магнитофонных лент, и теперь он пытался найти фирму, которая, согласившись стать его компаньоном, сделала бы матрицу хотя бы за полцены…
 
   В Гамбург, вместе с «Битлз», направилась и мать Стюарта – учительница рисования Милли Сатклифф. Ей не терпелось лично познакомиться с избранницей своего сына. В поезде до Манчестера они говорили только о нем, вспоминая разные смешные случаи, происходившие с ними на прошлых гастролях.
   Разговоры эти кое-что освежили в памяти Пола, и когда они с Джоном вышли в тамбур покурить, он задал вопрос с глазу на глаз:
   – Что ты думаешь о Ринго, Джон? – шум колес заставлял его говорить собеседнику прямо в ухо.
   – Думаю, что он должен играть с нами.
   – Ты знаешь, Стюарт все время твердил мне то же самое, но я никак не могу взять в толк почему? Что в нем такого особенного? Пит стучит ничуть не хуже, а выглядит даже солиднее…
   – Ринго – такой же придурок, как мы. Это главное. К тому же, Пит до сих пор не решил, посвятит ли он музыке жизнь, или это только хобби. Скажет ему мамочка Моночка, – «хватит дурить», – и он станет управляющим в ее ресторане. А Ринго, как дятел, он не собирается делать ничего, кроме как стучать.
   – Зачем же мы тогда взяли с собой Пита?
   – А кто тебе сказал, что Ринго свободен? Да мы и с нашим евреем этого не решали. Не думаю, что он был бы в восторге. Но, все равно, с Ринго надо поговорить. На будущее.
   В этот момент в тамбур втиснулся Джордж:
   – О чем это мы тут секретничаем? – спросил он громко, чтобы заглушить грохот колес.
   – О бабах! – рявкнул Джон.
   – А-а, – протянул Джордж и достал сигарету. – По-моему твоя Синтия – замечательная. Одно лишь плохо.
   – Что?
   – У нее зубы как у лошади.
   Пол прыснул, а Джон остался невозмутим.
   – Мне нравится, – заявил он. – А если уж ты такой великий знаток человеческих достоинств, ответь-ка: как ты смотришь на то, чтобы нашим ударником стал Ринго?
   – Мне давно уже кажется, что без него нам чего-то не хватает, – не задумываясь, ответил Джордж. – А с Питом, наоборот, что-то лишнее… Кроме того, выступать мы будем в «Звезде», так что сам Бог велел делать это с Ринго.
   – Значит, решено? – Джон бросил сигарету на пол и выставил ладонь вперед. Джордж и Пол по очереди хлопнули по ней, повторяя:
   – Решено.
   – Решено.
   – Но Питу – ни слова, – предупредил Джон. – Еще неизвестно, что скажет нам Ринго. Да и Рори его может не отпустить.
   Дверь тамбура открылась, и появился Пит:
   – Курите, да? А меня на съедение этой крысе оставили!
   – Сам ты – крыса! – ощерился Джон. – У Стюарта – самая лучшая мать в мире!..
   – Да, брось ты, – миролюбиво сказал Пит, удивленный такой бурной реакцией. – Хорошая, так хорошая. Я же пошутил.
   – Запомни, – угрожающе сказал Джон, – Стью для меня – больше, чем брат. И если кто-то позволит себе в моем присутствии говорить дурно о нем или о его матери…
   – Ну перестань, перестань! Вот завелся! Я все уже понял. Давай, покурим спокойно…
   – Я уже покурил, – Джон сплюнул и вышел из тамбура.
   – Я тоже, – бросил сигарету Пол.
   – И я, – добавил Джордж.
   Они вместе вернулись в купе.
   Пит, прикуривая, пожал плечами:
   – Какая муха их укусила? – сказал он себе. – Ну и ладно, я и один покурю. Так даже спокойнее. И просторнее.
 
   Джон вновь разговорился с миссис Сатклифф, а Пол, улегшись на свое место, вдруг почувствовал, что какое-то неясная тревога охватывает его. Причину ее он осознал почти сразу.
   «Ринго будет играть с нами. Раз так решили мы трое, никуда он уже не денется. Но Стюарт говорил… Он говорил… А! Ерунда это все! – он беспокойно перевернулся на другой бок. – Стью – гений. А гении всегда немного чокнутые. Ничего не случится. Все будут живы и здоровы…»
   Уже засыпая, он поймал себя на предательской мысли: «Только бы не папа…»

17

   Они прилетели в Гамбург двенадцатого апреля, за день до назначенного концерта. В аэропорту их встретило несколько старых знакомых. Пол поискал среди них свою Лиззи. Но тщетно. За месяц до этого он получил письмо, в котором она сообщала, что собирается поступать в Парижскую балетную школу. Значит, все-таки поступила. Пол не знал, радоваться этому или огорчаться.
   – А где же Стью? – освободившись от объятий Клауса Воормана, спросил Джон и даже приподнялся на цыпочки, вглядываясь в толпу встречающих.
   Но ему никто не ответил.
   – Где Стью? – снова спросил Джон, обведя удивленным взглядом молчащих друзей.
   Первым решился сказать правду наименее близкий им человек – владелец клуба «Звезда» Манфред Вайсследер:
   – Стюарт Сатклифф умер. Позавчера.
   – Умер? – не поверил своим ушам Джон.
   – Кровоизлияние в мозг.
   – О-о!.. – Джон со стоном повалился на каменный пол.
   «Позавчера…» – Пол почувствовал холод в груди, и ощущение реальности начало покидать его. – «Позавчера. Как раз, когда мы решили…»
   Сквозь розовую дымку он увидел, как Клаус и бледная заплаканная Астрид кинулись к Джону, чтобы поддержать его. Милли Сатклифф уткнулась в грудь, стоявшего, как столб, Джорджа. А Пит, который, как будто бы, всегда недолюбливал Стюарта, закрыл лицо руками и зарыдал.
   Джон был без сознания.
   Вытирая слезы, Астрид рассказывала миссис Сатклифф:
   – У него несколько дней подряд болела голова. Он упал в обморок на вечеринке у Юргена Фольмера и так и не пришел в себя… Он умер в машине, по пути в клинику. Ему не было больно…
   Пол, возившийся с Джоном, испугано всмотрелся ему в лицо. А если и он не придет в сознание?.. Но как раз в этот момент тот открыл глаза. И Пол увидел в них бездну.
 
   Многодневное обивание Брайаном порогов фирм грамзаписи не приносило никаких результатов.
   Увидев в приемной граммофонной компании «Парлафон» (филиала фирмы «E.M.I.») миленькую улыбчивую брюнетку, Брайан в приступе отчаяния испытал внезапный прилив вдохновения и повел себя иначе, чем обычно. Стандартной была только самая первая фраза:
   – Брайан Эпштейн.
   – Джуди, – протянула девушка ладонь для делового рукопожатия.
   Но Брайан отшатнулся, прикрыв рукой глаза, словно боясь ослепнуть.