– Нас вычислили в первый же день, – объяснил Джордж. – Ночь мы провели в осаде, а потом смылись в гостиницу.
   – Но какая это была ночь! – мечтательно протянул Ринго.
   – Да, – подтвердил Джордж, – второй такой мы бы уже не выдержали.
   Брайан развел руками.
   – Не знаю, что и придумать. Может, переселитесь ко мне? У меня есть вторая спальня.
   Джордж и Ринго переглянулись.
   – Так принято, – поспешил объяснить Брайан. – Во всех приличных домах есть отдельные спальни для мужа и жены…
   Джордж хмыкнул, а Ринго спросил прямо:
   – А наша какая будет?
   Ощутив, что вопрос этот носит несколько деликатный характер, Брайан поспешил с новым предложением:
   – В этом доме, двумя этажами ниже, сдается хорошая двухкомнатная квартира…
   – Нормально, – согласился Джордж.
   – А Пол и Джон? – Ринго, как всегда, думал и о других.
   – Пол живет у Джейн Ашер, – сообщил Джордж. – Он говорит, так дешевле.
   – А Джон с Синтией сняли квартиру сами, – добавил Эпштейн с нотками неудовольствия.
   Дело в том, что, приехав в Лондон с женой и сыном, Джон раз и навсегда сломал имидж «Битлз» – четырех «мальчиков на выданье». Об этом Брайан и решил посоветоваться с остальными.
   Он сходил в кабинет и молча вручил им пачку газет. Абсолютно все первые полосы были посвящены «Битлз», их победам в Америке. В нескольких были и семейные снимки Джона, которые так возмущали Эпштейна: обнимает Синтию; играет с Джулианом; втроем на прогулке…
   – А что, – зевнул Джордж, – нормально. Никто не возмущается. Наоборот, все в умилении. Оказывается, парень из «Битлз» может быть мужем и отцом. Рано или поздно что-то должно меняться.
   – А как же девочки? – спросил Брайан, имея в виду, что именно они составляют большую часть аудитории «Битлз».
   – А мы на что? – шмыгнул носом Ринго.
   – Наши акции даже выросли, – усмехнулся Джордж.
   Заголовки в газетах иногда удивляли. «Музыка „Битлз“ имеет корни в наследии Баха». «Ринго коснулся алкоголика и вылечил его от похмелья». «Станут ли „Битлз“ первыми английскими астронавтами?..»
   – О! – ткнул пальцем Ринго. – Гляди-ка. – Статья называлась: «Питер Хаммер: „Я был на свадьбе Джона Леннона“» и занимала целую полосу. – Это еще кто?
   Джордж пригляделся к фотографии автора… И присвистнул от удивления. Он вспомнил этого человека. Это был тот самый носатый проходимец, который сожрал все со свадебного фуршетного столика, пока шла регистрация. Так-так-так… Интересно, что этот носатый врет? Джордж вчитался.
   «В том году я подрабатывал грузчиком на парфюмерной фабрике рядом с брачной конторой Маунт Плезнта…» – это неинтересно, Джордж перескочил на пару абзацев ниже. – …«Кто женится?» – спросил я. «Один придурок» – ответил мне парень…» – Было, было, – припомнил Джордж, – что дальше? – «…Такого счастливого жениха я еще не видел. А наелся я там так, что не мог есть потом целых два дня…» – Еще бы! Столик-то был рассчитан человек на тридцать… Джордж заглянул в конец статьи. – «…За особые заслуги перед родным городом Питер Хаммер награжден знаком „Почетный Ливерпулец“. На гонорар от этого эксклюзивного интервью нашей газете он предполагает приобрести автомобиль „Фольцваген-жук“»…
   «Ого! – удивился Джордж. – Хотя, вообще-то, машину заслужил. Почти не врет».
   Он снова зевнул:
   – Ну что, пойдем, глянем квартиру? Спать уже хочется.
 
   О решении поселить Джорджа и Ринго в своем доме Брайану пришлось пожалеть не раз. Заметив, что ежедневно к нему в гости наведываются странноватые молодые люди, они взяли за правило назло ему торчать у него допоздна, навязывая его гостям обсуждение соблазнительных достоинств своих подружек или девушек с журнальных обложек. Это занятие приятно разнообразило их досуг.
 
   Брайан был уверен, что ажиотаж вокруг «Битлз» рано или поздно должен утихнуть. Вдохновленный успехом их песни в исполнении «Роллинг Стоунз», он принялся «готовить тылы». При всей своей любви к «Битлз», он считал, что главным в их взлете являются его недюжинные менеджерские способности. А раз так, то до их уровня можно раскрутить и еще кого-нибудь. Недолго думая, Эпштейн взялся штамповать звезд.
   Все его «открытия» ограничивались теми, кто хотя бы раз выступил в ливерпульской «Каверне». Джерри Марсенд и группа «Пейсмэйкерз» записали отвергнутую «Битлз» песню «Как это у тебя получается?» и через месяц заняли первое место в английском хит-параде. Затем песня Пола и Джона «Do You Want To Know A Secret»[69] в исполнении Билли Дж. Кремера и «Дакотас» прочно закрепилась на втором месте, сразу за «Битлз».
   Но особые надежды Эпштейн возлагал на бывшую гардеробщицу «Каверны» Присциллу Уайт[70].
   До сих пор Брайана привлекали женоподобные юноши. Присцилла была груба, криклива и своим поведением напоминала мужчину. К удивлению «Битлз» Брайан частенько стал появляться на вечеринках именно с ней.
   – Если ты хочешь стать звездой, перво-наперво тебе нужно кое-что изменить в себе, – заявил Эпштейн Присцилле.
   – Что например, Брайни?
   – Фамилию Уайт нужно поменять на Блэк[71].
   – А еще сменить пол и цвет кожи?..
   – Пока не надо. Но волосы, точно, надо перекрасить в черный цвет. И немедленно снять все это. – Эпштейн указал на ее шерстяную клетчатую юбку и игривый цветной свитерок.
   – Да я не против, – согласилась Присцилла, начиная стягивать юбку. – Но ведь ты голубой.
   – Я неправильно выразился, – смутился он. – Тебе нужно сменить прикид…
   Песня Пола Маккартни «Love Of The Loved»[72] в исполнении восходящей звезды – певицы Силлы Блэк – целую неделю продержалась на первом месте в британском списке популярности.
 
   Но «Битлз» все же оставались главной «золотой жилой».
   – Мы будем снимать кино! – объявил однажды Эпштейн.
   – Музыку больше играть не будем? – спросил Ринго.
   – Будем, будем, – успокоил его Брайан. – Но еще будем делать фильм.
   – Про что? – без энтузиазма поинтересовался Джордж.
   – Пока не знаю. Но контракт уже подписан.
   – А как называется? – спросил Ринго.
   – Ну что вы ко мне пристали?! Как-нибудь да называется! Завтра встречаемся со съемочной группой, там все и узнаем.
   Утром следующего дня в апартаментах Брайана, где уже собрались «Битлз», появился представитель кинокомпании «Юнайтед Артистс» Уолтер Шенсон.
   – Простите, джентельмены, – оправдывался он, – пришлось задержаться… Но мы еще не опоздали. Внизу ждет такси.
   – Одно? – спросил Джордж.
   – Влезем, – успокоил его Брайан.
   В машину, отбиваясь от поклонников, они торопливо втиснулись всемером.
   – А это кто? – спросил Эпштейн, указывая на оцепеневшего от счастья молодого человека с надписью «Битлз» на куртке, сидящего на коленях у Пола. – Это ваш, Уолтер?
   – Впервые вижу.
   Оцепеневшего молодого человека выпихнули наружу, и машина тронулась. Пока они не выехали на проезжую часть, за автомобилем бежала толпа.
   – Вот об этом и будем снимать! – осенило Уолтера.
   – О чем? – не понял Эпштейн.
   – О том, как «Битлз» убегают от почитателей. Все время. Нет ни минуты покоя!
   – Приставьте к нам оператора с камерой, и фильм будет снят за два дня, – предложил Джордж.
   – Мы снимаем художественный фильм, – ответил Уолтер, делая ударение на слове «художественный». – Осталось только найти название. Я предлагаю: «Битломания».
   – Что-то медицинское, – возразил Пол, припоминая свои беседы с психиатром Ричардом Ашером.
   – Вы можете предложить что-нибудь лучше? – слегка обиделся Уолтер.
   – Давайте, поговорим о названии потом, – предложил Брайан, смягчая ситуацию. – Название – в последнюю очередь. Еще фильм надо снять. А сегодня нам предстоит чертовски трудный день.
   – У нас все дни чертовски трудные, – огрызнулся Джон.
   – Придумал! – раздался крик из неоткуда.
   Все примолкли, озираясь.
   Ринго, свернувшийся клубком и лежащий на коленях Джона, потрепыхавшись, ухватился за плечо Уолтера и, приподнявшись, оказался с ним нос к носу.
   – Придумал!
   – Ур-ра!!! – закричали все.
   С перепугу таксист резко затормозил, и пассажиры повалились друг на друга.
   Атмосфера разрядилась.
   Пол заговорил с Брайаном о том, что по его мнению, Дик Джеймз получает от издания их песен неоправданно большой процент. Джордж принялся расспрашивать Уолтера, увлекается ли киношный мир идеями буддизма…
   Спустя пару минут Джон спросил Ринго:
   – Так что ты придумал-то?
   – Фильм должен называться «Ночь после трудного дня».
   – Ура! – вдруг заорал таксист и ударил по газам.
 
   – Разрешите представить. Это – ваш режиссер Ричард Лестер, – Шенсон указал на человека с кудрявой головой.
   – Очень приятно, – сказал Лестер, протянув руку.
   – А вот этого молодого человека вы не узнаете? – спросил Шенсон, указывая на сидящего за столиком коротко стриженного очкарика, так, словно заготовил приятный сюрприз.
   – Мы – нет, – ответил Джон, – но у нас есть специалист по молодым людям, – и кивнул на Эпштейна.
   – Да это же ваш земляк! Мистер Оуэн из Ливерпуля. Он будет писать сценарий.
   Оуэн поднялся, неуклюже сутулясь, но, несмотря на это, всем пришлось задрать головы. Он был огромен.
   – Здорово, братишки, – на ливерпульский манер поприветствовал он «Битлз» и протянул руку Джорджу.
   – Приветствую тебя, Большой Брат, – ответил тот. И это прозвище моментально закрепилось за Оуэном.
   Большой Брат сразу всем понравился.
   – Вы не будете против, если мистер Оуэн проведет в вашем обществе несколько дней? – спросил Шенсон. – Это нужно для сценария.
   Большой Брат смиренно смотрел на свои необъятные ботинки «Сафари».
   Джон глянул на остальных и согласился:
   – О'кей. Надеюсь, религия не запрещает Большому Брату пить огненную воду?
   – Не запрещает, Косолапый Джон.
   Все покатились со смеху, а сценарист добавил:
   – По правде говоря, я с этого и хотел начать. Мой отец, Сизый Шнобель, говаривал: «Хочешь узнать бледнолицего, сынок, выпей с ним». Приглашаю вас в ресторан. За мой счет, конечно. Хау, я все сказал.
   – Хау, – согласился Джон.
 
   За неделю до съемок они снова собрались на студии, и Оуэн прочел сценарий. Это был очень короткий сценарий. (Он был написан «утром после трудной ночи».) И состоял, в основном, из повторяющейся фразы: «„Битлз“ бегут от поклонников по улице (вокзалу, мосту, полю, крыше, тоннелю и пр.)»…
   Видя, как кривится лицо Ричарда Лестера, Джон, скорее, из симпатии к Большому Брату, чем искренне, восхитился:
   – Замечательно! – и наступил под столом Полу на ногу.
   – Здорово! – заорал тот послушно и повторял с каждым нажатием ноги Джона: – Здорово! Здорово!
   Выражение лица Лестера изменилось. Сначала оно стало удивленным, а затем – довольным.
   Только Ринго заныл:
   – Я же не актер, я не смогу выучить столько текста. – (По сценарию в одном месте ему нужно было сказать: «Здравствуйте, джентельмены», а в другом – «Занято».) – Да и вообще, меня там слишком много. А у меня – нос… И уши… И вообще…
   – Ничего подобного, – постарался переубедить его Лестер. – Это же комедия. У тебя прекрасные данные.
   – Надо же, – удивился Ринго. – А я-то считал, что я – урод. – И искательно огляделся, ожидая возражений.
   – Мы все так считали, – поспешил поддержать друга Джордж.
   – Но другого у нас нет, – заключил Лестер.
 
   На самом деле, все что было связано с именем «Битлз» автоматически превращалось для окружающих в эталон. И внешность, и образ мыслей.
   В то самое время, когда шли съемки, вышла книга Джона – сборник его идиотских рассказиков, стишков и рисунков.
   «Джон Леннон собственноручно написал книгу „Джон Леннон собственноручно“», – плоско шутил Джордж. Название придумал Пол. И книга, как и предполагалось, стала бестселлером. Рецензия в литературном приложении к «Таймз» гласила: «Эта книга заслуживает внимания всех, кто боится обнищания английского языка и фантазии британцев».
   «Наш коротяпка Бобби сегодня народимчик, так ему и надо, получай сюр, получай приз. Нету у Бобби коряги-руки, значит, пятерки – самой кисти (война).
   Так вот, присылают ему на день рождения деревянное письмо, а внутри новенький протест.
   Сбылась мечта Бобби, в тридцать девять лет услышал „кто надо“ его молитвы, да только не совсем. Если чего и не хватает у Бобби, так это правой коряги-руки, значит, а протест прислали левый. Блестит, пальчик к пальчику.
   Жалко Бобби протест стало – э, да что за проблема, раз-два, оттяпал себе левую руку-корягу, значит. Приложил протест – как влитой.
   „Может, – говорит, – на следующий год и правый протест пришлют, а что?“»
   В качестве почетного гостя Джона пригласили на «Филозский литературный ланч» по случаю четырехсотлетия рождения Шекспира. Его наградили специальным призом, и, по традиции, он должен был сказать спич.
   Джон подошел к микрофону и не нашел ничего оригинальнее, как промямлить: «Очень приятно. Большое спасибо». Разочарованные литераторы вежливо похлопали. Положение решил спасти Брайан.
   – Только что вы видели и слышали величайшего писателя современности! – взволнованно начал он свою речь. Униженные писатели попрятали глаза. – И самое удивительное, джентельмены, что никто не мог разглядеть этот гигантский талант, пока я… Но об этом позже. Да будет вам известно, однажды мне приснился вещий сон. Будто еду я на лошади, а она мне и говорит: «Почеши мне за ушком, Брайни». И я, джентельмены, почесал. А почему бы и нет? Кто в праве осудить меня за это? От счастья она помчалась быстрее молнии и принесла меня в ближайший бар. Так не выпить ли нам?
   Онемев, писатели изумленно пялились на него.
   – Я говорю, не выпить ли нам? – повторил Эпштейн и на всякий случай подмигнул.
   Не в правилах британских пиитов было отказываться от выпивки. Они очнулись и разразились аплодисментами.
   Вскоре литературный ланч превратился в заурядную пьянку.
   Брайан не помнил, как добрался до дома. Он помнил только то, что какой-то издатель предложил ему опубликовать мемуары открывателя «Битлз».
 
   Съемки фильма шли полным ходом. Так как «Битлз» играли самих себя, напрягаться особенно не приходилось. Кроме того, в павильоне было полно симпатичных девушек, и они были не прочь оказываться в костюмерной наедине с исполнителями главных ролей…
   Патти Бойд, бывшая модель, никогда не заходила туда. Это была очаровательная блондинка с голубыми глазами и безумно стройными ножками. Джордж был сражен ее красотой, но подойти не решался. Она подошла сама и попросила автографы на плакат.
   – Это для моих сестричек, – надменно пояснила она им. – Они у меня маленькие и еще глупые.
   Когда очередь дошла до Джорджа, он поставил подпись и, дважды поцеловав плакат, радостно сообщил:
   – Это для сестричек.
   Затем достал из кармана свою фотографию и, поцеловав ее семь раз, протянул Патти:
   – А это для вас.
   Она взяла фото и, небрежно бросив его в сумочку, удалилась.
   Обескураженный Джордж смотрел ей вслед, открыв рот.
   – А ты, похоже, втюрился, – заметил Ринго.
   – Я-то?
   – Ну, не я же…
   Джордж подумал и согласился:
   – Похоже. Не знаю, что и делать.
   Опытный Джон, с интересом следивший за этой сценой, посоветовал:
   – Можно, конечно, начать ухаживать за ней. Но лучше – немедленно трахнуть. Быстрее и экономичнее. И ей, и тебе сразу легче станет. Да и нам. Во всяком случае, не будешь посмешищем. И познакомишься заодно.
   В справедливости этих слов Джордж смог убедиться к концу съемочного дня. Несмелая попытка затащить Патти в костюмерную закончилась его полным поражением. Девушка прилюдно отвесила ему такую звонкую пощечину, что на них оглянулись все, кто был на площадке.
   Джордж стал посмешищем.
   Но он не сдавался.
   Куда бы Патти не шла, всюду ей на дороге попадался застенчиво улыбающийся Джордж. Но оскорбленная Патти, словно и не замечала его.
   Однажды, вернувшись со съемок, она обнаружила перед своим домом Джорджа, одиноко сидящего на скамейке.
   – Патти, – произнес он, поднимаясь и умоляюще глядя на нее.
   Она остановилась и оглядела его скучающим взглядом.
   – Может, куда-нибудь сходим? – предложил Джордж.
   – У меня есть друг, – ответила она веско. – Мы вместе уже два года.
   – И его с собой возьмем.
   Патти посмотрела на Джорджа уже несколько по-иному.
   – Куда?
   – Куда-нибудь. Я же говорил.
   Патти не выдержала и улыбнулась, но тут же взяла себя в руки.
   – Ехал бы ты домой, – сказала она и двинулась к двери.
   – Да ничего, я посижу, – обреченно ответил Джордж, усаживаясь.
   Патти открыла дверь и оглянулась. Потом бросила:
   – Ладно, я сейчас…
 
   – А где друг? – спросил Джордж, когда она вышла одетая так, что было ясно: они отправляются в самый шикарный ресторан.
   – Ты что, совсем глупенький?
   – А что такого? – пожал он плечами.
   В этот вечер Джордж был неотразим. Все, на что бы не обратила внимание Патти, тут же принадлежало ей. Недостаток приличных манер он с лихвой заменял бесчисленными знаками внимания.
   К концу вечера Патти оттаяла.
 
   Однажды, возвращаясь со съемок, Брайан пригласил всех к себе. В лифте он смущенно сообщил:
   – Мне предложили написать автобиографическую книгу. Я согласился. Но пока не придумал, как ее назвать. Может быть, вы что-нибудь подскажете?
   – Назовите ее «Еврейский педераст», – посоветовал Джон.
   Эпштейн стиснул зубы, но слезы выдали его обиду. Дома он надолго заперся в одной из спален.
   «Битлз» преспокойно потягивали пиво и курили, сидя за круглым столом. Примерно через час Эпштейн вышел с вдохновенным выражением лица и бокалом шампанского в руке.
   Он подошел к окну, театральным жестом откинул портьеру и вгляделся в вечернюю мартовскую серость за стеклом. Затем решительно повернулся и, скрестив руки, объявил:
   – Я назову свою книгу «Звуки в подземелье».
   – «Мальчики в подвальчике», – шепнул Пол на ухо Джону. Джон захохотал и шепнул Ринго. Ринго – Джорджу, а Джордж – снова Полу, чем немало удивил того.
 
   Этим же вечером Брайан сел за работу. Но, едва написав заглавие, он почувствовал что-то неладное. Ага! Великое произведение нельзя писать той же ручкой, которой подписываешь чеки! Он позвонил Нилу, и через час тот привез ему заказанный «Паркер» – самый дорогой, какой только нашелся в магазине канцелярских товаров.
   Брайан вновь уселся за стол и написал:
   «Однажды мне приснился пчела. Она была печальна…»
   На этом его творческая фантазия иссякла.
   Назавтра он нанял «соавтора» – журналиста Дерека Тейлора.

5

   В начале июня шестьдесят четвертого года «Битлз» впервые отправились в мировое турне. За четыре недели им предстояло выступить в Европе, Азии и Австралии. Перед самым отлетом с острым тонзиллитом свалился Ринго. Вместо него за ударную установку сел парень по имени Джимми Никол.
   Ринго выздоровел, только когда «Битлз» были уже в Мельбурне. В самолете он нервничал: «А нужен ли я им теперь? Джимми – неплохой барабанщик, не хуже меня. А может, даже и лучше. Да точно лучше. И нос у него не такой здоровенный…»
   Каково же было его удивление, когда в аэропорту его встретила огромная толпа фанатов. Газеты, радио и телевидение трезвонили только об одном: «„Битлз“ воссоединились!» «Ринго вернулся!» «Опасность миновала!»
   – Ну как ты? – побеспокоился о его здоровье Джордж.
   – Отлично!
   – А мы тебе подарки приготовили. Держи. – Он протянул огромных размеров пластмассовую расческу. – Изготовлено по специальному заказу.
   – Спасибо, – умилился Ринго, пробуя причесаться.
   – Это для грубого причесывания, – пояснил Джордж.
   – А вот – для окончательной доводки. – Джон подал малюсенький деревянный гребешок.
   Пол подарил Ринго почти полную коробку зубочисток, а Джимми Никол – почти целый рулон туалетной бумаги, сказав со вздохом:
   – Все равно мне завтра улетать.
 
   Прямо из турне они угодили на королевскую премьеру фильма «Ночь после трудного дня». Из королевского дома на ней присутствовали теперь уже только истинные почитатели «Битлз» – принцесса Маргарет и лорд Сноудон.
   Дизайнер по интерьерам Кеннет Партридж предложил провести презентацию в своем роскошном особняке «Белгравия», в котором был даже кинозал, и в течении дня украсил его тысячами белых и красных гвоздик.
   У входа играл маленький оркестрик, а блюда большей частью были еврейскими. На этом по телефону настояла мать Брайана – Куини Эпштейн. Прибыв в Лондон в назначенный день специально для того, чтобы присутствовать на премьере, она остолбенела при виде разукрашенной «Белгравии».
   – О, Боже! – воскликнула она испуганно. – Красное с белым! Это приносит несчастье!
   – Ну что вы, мама, – засуетился Брайан, – с чего вы взяли?
   – Это проверенная еврейская примета!
   – Можно ли быть такой суеверной?
   Куини укоризненно посмотрела на сына:
   – Мало тебе того, что начисто обокрали магазин Клайва? А я говорила ему, что нельзя вешать на окна занавески с птичками!
   – С какими еще птичками?
   – С дроздами! Если вы не переделаете, ноги моей не будет в этом доме!
   Брайан нашел хозяина и скомандовал:
   – Немедленно замените гвоздики. Они должны быть или только белые, или только красные!
   – Я ведь истратил уйму денег! – взмолился Партридж.
   – Купите красные чернила, – нашелся Брайан. – За мой счет. Много не надо. – Он прикинул в уме. – Восемнадцать литров. С половиной. Если останется, оставьте себе. Хотя… Ну, ладно, оставьте себе.
   Несколько часов перед премьерой походили на кадры из сюрреалистического фильма Феллини: Партридж, Брайан, «Битлз», Нил Аспинолл и Мэл Эванс ползали по деревянным лесам с баночками чернил и макали в них белые цветы.
   В последний момент из дома выбежала Куини, потрясая над головой сорванной занавеской:
   – Я так и думала! На ней щеглы!
   Ее предосторожности не пропали даром. Премьера прошла тихо и спокойно.
 
   Турне, съемки, запись нового альбома… Все это изматывало. И Брайан устроил небольшой отпуск. Джордж и Патти в компании Джона с Синтией инкогнито отправились в Ирландию, чтобы устроить там помолвку.
   Приготовления проходили в глубокой тайне. Вот где им пригодились парики, грим и уроки актерского мастерства, преподанные Диком Лестером.
   Два старичка в сопровождении молоденьких родственниц сошли с трапа частного самолета в аэропорту «Дромоленд» и на такси добрались до пансионата для престарелых «Дромоленд Кастл».
 
   Утром следующего дня Джон и Джордж, наслаждаясь свободой, попивали в номере кофе, а Синтия и Патти секретничали.
   – Ну как у вас с ним? – кивнула Синтия в сторону мужчин.
   Патти мягко улыбнулась:
   – Он не такой, как твой. Если честно, я побаиваюсь твоего Джона.
   – Ничего удивительного. Мы женаты уже два года, но я до сих пор его боюсь.
   – А Джордж – как маленький ребенок. Между прочим, он пишет отличные песни, но Джон и Пол почему-то берут по одной песне в альбом.
   – А как он в постели? – откровенно поинтересовалась Синтия.
   – Он-то? Да как все.
   – О-о? – протянула Синтия лукаво. – А как все?
   – Нормально.
   За их спиной раздался голос Джона:
   – Ага! Попались!
   Они подпрыгнули от неожиданности. Мужчины ухмылялись.
   – О чем это вы болтаете? – спросил Джон. Но, не дожидаясь ответа, напустился на Джорджа: – Ну и с чего ты взял, что она похожа на Бриджит Бардо?! – он бесцеремонно взял Патти за подбородок и повернул туда-сюда. Потом, подхватив под мышки, приподнял и поставил на ноги. Оттянул ворот кофточки, нахально заглянул под нее. – Ничего похожего, – резюмировал он.
   – Можно подумать, ты видел это у Бриджит Бардо, – высокомерно усмехнулась Патти, поправляя платье.
   – Похожа, похожа, – настаивал Джордж. – Во-первых, она такая же красивая, – он загнул палец. – Во-вторых, у нее такие же волосы. А в-третьих, зубы. Патти, покажи, пожалуйста, ему зубы.
   – Ты что, совсем обезумел? – возмутилась Патти. – Я вам лошадь, что ли?
   – Синтия, покажи зубы! – приказал Джон.
   Та, не переча, оскалилась.
   – Во, понял? – обернулся Джон к Джорджу. – Воспитание!
   – Зато у Патти – зубы, – ответил Джордж с интонацией явного превосходства.
 
   В дверь постучали.
   – Войдите!
   Заглянул управляющий пансионатом. Он был явно испуган.
   – Прошу прощения, мистер Леннон. Я хотел бы вас предупредить. Журналисты узнали откуда-то, что вы здесь, и внизу их сейчас человек тридцать.
   – Пронюхали! Надо смываться! – Джон потребовал: – Распорядитесь, чтобы ко входу подошла машина, в которой вы возите белье. И принесите два платья горничных.
   – А помолвка? – расстроился Джордж.
   Джон сделал успокаивающий жест, затем взяв Джорджа и Патти за шкирку, заставил их поцеловаться:
   – Благословляю вас, дети мои, – пропел он, похлопал рука об руку, с видом выполненного долга и заторопился снова: – Все. Бегом переодеваться!
   Через час Джон и Джордж спустились вниз.
   – А где же ваши прелестные спутницы?! – подсунув к самому лицу Джона микрофон, осведомился пожилой лупоглазый репортер в линялых джинсах.