Страница:
– А как проверить, правда я так считаю или нет?
– Потому-то, что проверить никто не может, у нас и есть единственный судья – мы сами.
Пол слегка запутался. Даже когда он писал песни, он всегда считал, что хорошая песня та, которая нравится другим. И все же, что-то в логике Махариши заставляло его прислушиваться. Была какая-то тайна.
– Я понимаю, к истине мы должны прийти сами. Но вы скажите, в чем она? – напирал он. – Что вы от нас скрываете?
– Мне нечего скрывать от вас, – улыбаясь, погладил бородку Махариши. – Каждому есть что скрывать, кроме меня, – добавил он свою любимую фразу.
И Пол, и Джон, и Джордж в ожидании постижения истины сочиняли песни. Не часто им выдавалось такое количество свободного времени. Джон, медитируя и упражняясь с гитарой, дошел до того, что отселился от Синтии в отдельное бунгало. Она мешала ему и в том, и в другом занятии.
Поначалу она отнеслась к этому спокойно, как и к иным прихотям мужа. Но однажды утром, зайдя в его жилище, она никого не обнаружила там.
Возвращаясь к себе, она повстречала Джаггера.
– Ты не знаешь, где Джон, Мик? – спросила она.
– На почте, – выпятил губы тот и пожал плечами так, что Синтии стало ясно: на почту ее муж ходит каждое утро. И она изменила свое решение. Вместо того, чтобы идти к себе, она вновь заглянула к Джону и порылась в его вещах. Под матрацем она нашла ворох очень коротких телеграмм: «Я облако. Ищи на небе!», «Обернись в себя!», «Умри и воскресни!»…
Подписи не было. Но Синтии и не нужна была подпись, чтобы узнать стиль автора.
Прожив в Ришикеше две недели и съев все консервы, Ринго и Морин первыми покинули лагерь ближайшим рейсом вертолета. Пол и Джейн, сославшись на уйму дел, уехали еще через месяц. Джон и Джордж не одобрили этого. Но вскоре переменили мнение.
Однажды в лучах заходящего солнца они сидели на заросшем бамбуком берегу Ганга и бренчали на гитарах. Идиллическую картину прервало появление Миа Фарроу. Женщина выбежала из зарослей. Она была растрепанна и возбуждена. Остановившись, она одернула сари и тут только заметила Джона с Джорджем.
– Миа! – окликнул ее Джон.
Испуганно оглянувшись, Миа раздраженно махнула рукой и поспешила в лагерь. А через минуту из бамбука, похохатывая вышел Махариши.
– Что это вы там делали? – подозрительно спросил Джон.
– Чем теснее общение между людьми, тем ближе мы к небу, – туманно ответил тот.
Джон и Джордж переглянулись.
– Вы же святой?! – изумился Джордж.
– Тем более, – сказал Махариши. – Я ОБЯЗАН следовать желаниям своей души.
– Души?!! – заорал Джон. – Я думал, это по-другому называется!
– Не вам судить, что и как называется у посвященного, – изрек Махариши и, не размениваясь более на разговоры, двинулся прочь.
– Мы уезжаем! – крикнул Джон ему в спину.
Махариши обернулся. Лицо его было не узнаваемо.
– Я убью тебя, проклятый ублюдок, – тихо сказал он Джону так, что у того зашевелились на голове волосы.
На следующий же день Джон, Синтия, Джордж и Патти покинули Ришикеше.
14
15
– Потому-то, что проверить никто не может, у нас и есть единственный судья – мы сами.
Пол слегка запутался. Даже когда он писал песни, он всегда считал, что хорошая песня та, которая нравится другим. И все же, что-то в логике Махариши заставляло его прислушиваться. Была какая-то тайна.
– Я понимаю, к истине мы должны прийти сами. Но вы скажите, в чем она? – напирал он. – Что вы от нас скрываете?
– Мне нечего скрывать от вас, – улыбаясь, погладил бородку Махариши. – Каждому есть что скрывать, кроме меня, – добавил он свою любимую фразу.
И Пол, и Джон, и Джордж в ожидании постижения истины сочиняли песни. Не часто им выдавалось такое количество свободного времени. Джон, медитируя и упражняясь с гитарой, дошел до того, что отселился от Синтии в отдельное бунгало. Она мешала ему и в том, и в другом занятии.
Поначалу она отнеслась к этому спокойно, как и к иным прихотям мужа. Но однажды утром, зайдя в его жилище, она никого не обнаружила там.
Возвращаясь к себе, она повстречала Джаггера.
– Ты не знаешь, где Джон, Мик? – спросила она.
– На почте, – выпятил губы тот и пожал плечами так, что Синтии стало ясно: на почту ее муж ходит каждое утро. И она изменила свое решение. Вместо того, чтобы идти к себе, она вновь заглянула к Джону и порылась в его вещах. Под матрацем она нашла ворох очень коротких телеграмм: «Я облако. Ищи на небе!», «Обернись в себя!», «Умри и воскресни!»…
Подписи не было. Но Синтии и не нужна была подпись, чтобы узнать стиль автора.
Прожив в Ришикеше две недели и съев все консервы, Ринго и Морин первыми покинули лагерь ближайшим рейсом вертолета. Пол и Джейн, сославшись на уйму дел, уехали еще через месяц. Джон и Джордж не одобрили этого. Но вскоре переменили мнение.
Однажды в лучах заходящего солнца они сидели на заросшем бамбуком берегу Ганга и бренчали на гитарах. Идиллическую картину прервало появление Миа Фарроу. Женщина выбежала из зарослей. Она была растрепанна и возбуждена. Остановившись, она одернула сари и тут только заметила Джона с Джорджем.
– Миа! – окликнул ее Джон.
Испуганно оглянувшись, Миа раздраженно махнула рукой и поспешила в лагерь. А через минуту из бамбука, похохатывая вышел Махариши.
– Что это вы там делали? – подозрительно спросил Джон.
– Чем теснее общение между людьми, тем ближе мы к небу, – туманно ответил тот.
Джон и Джордж переглянулись.
– Вы же святой?! – изумился Джордж.
– Тем более, – сказал Махариши. – Я ОБЯЗАН следовать желаниям своей души.
– Души?!! – заорал Джон. – Я думал, это по-другому называется!
– Не вам судить, что и как называется у посвященного, – изрек Махариши и, не размениваясь более на разговоры, двинулся прочь.
– Мы уезжаем! – крикнул Джон ему в спину.
Махариши обернулся. Лицо его было не узнаваемо.
– Я убью тебя, проклятый ублюдок, – тихо сказал он Джону так, что у того зашевелились на голове волосы.
На следующий же день Джон, Синтия, Джордж и Патти покинули Ришикеше.
14
Встреча «Битлз» после Индии не была продуктивной, несмотря на то, что песен было написано более сотни. Однако накопились не только песни, но и насущные дела – семейные и коммерческие.
Поговорив, решили: следует еще немного отдохнуть, а уж потом всерьез взяться за намеченный мультфильм «Yellow Submarine»[114] и очередной альбом, название которому еще не придумали.
Кроме того появилась и еще одна «головная боль». Вернувшись раньше Джона, Пол взял на себя инициативу в делах «Эппл-корп» и поместил в газете фотографию радостного старичка (старого друга Эпштейна – Алистера Тейлора) с объявлением под ней:
Джон выбрал из написанного в Индии пятнадцать наиболее интересных вещей и сутки напролет оттачивал их, не выходя из дома. Синтия и Джулиан отвлекали его. Джон периодически раздраженно орал: «Джул! Иди поиграй с мамой!», «Син, отстань! Не видишь, я занят!..» В конце концов, однажды он предложил:
– Слушай, Син, может быть тебе куда-нибудь съездить? С Джулианом.
– Куда? – не поняла та.
– Ну-у… Например, вся наша компания собирается на отдых в Грецию.
– А ты?
– А я хочу поработать.
Сначала она обиделась. Но вскоре согласилась:
– Пожалуй, ты прав. Нам нужно отдохнуть друг от друга.
Джон обрадовался:
– Только по-настоящему близкий человек может понять, что временная разлука идет на пользу отношениям…
А Синтия подумала: «Если дело так пойдет и дальше, наши отношения станут просто прекрасными, перестань мы видеться совсем…» Но промолчала.
Жена и сын покинули его. И вскоре выяснилось, что его творчеству мешали именно они, а не люди вообще. Через пару дней в его прихожую ввалился Пит Шоттон.
– Приветик! – сказал он и по-хозяйски запнул ногой свою сумку под стол.
– А ты откуда?
– Решил навестить старого друга. Тысячу лет не виделись!
– А прошлым летом? – удивился Джон. – Когда я магазин тебе купил.
– Ха! Прошлым летом не считается! Тогда я был безработным, а ты – суперзвездой. А сейчас и у меня лишние деньжата завелись. Вот и встретимся на равных.
– Тогда здравствуй! – обрадовался Джон.
Еще не была допита и третья бутылка виски, когда Джон спросил:
– А ты хоть иногда еще поигрываешь?
– На стиральной доске? – изумился Пит.
– Ну. Для души.
Пит посмотрел на Джона внимательнее, проверяя, не издевается ли он. Потом признался:
– Поигрываю.
Джон понимающе покивал головой, затем сообщил:
– Я тут, дома, студию оборудовал. Как раз время поработать… А ты пока в ванную иди. У Синтии есть классные стиральные доски. «Фендер». – Он поднялся и пошел к двери. Пит, не зная, обидеться или последовать его предложению, тупо смотрел ему в спину.
Тут Джон обернулся и заржал во всю глотку:
– Иди со мной! Будем музыку записывать!
Несколько дней подряд они не выходили из студии, литрами уничтожая виски и обкуриваясь марихуаной. Километры пленки, заполненные их совместными творениями, прослушивались единожды и после признания записи гениальной выбрасывались в мусорное ведро.
– Музыка на один раз! – восхитился Джон как-то ночью. – Это похоже на хеппенинг. Знаешь, что такое хеппенинг?
– Нет, – признался Пит.
– Это спектакль, который пишется прямо во время игры. Это хиппи придумали. Слушай! – воскликнул он. – А давай, я тебя познакомлю со своим другом!
– Как его звать?
– Это не «он». Звать Йоко.
– А кто оно?
– О́но.
Пит недоуменно уставился на Джона.
– Это женщина! – оскалился тот. – Японка.
– Женщина… – протянул Пит. – Ладно. Я, пожалуй поеду…
– Да ты не понял! Она не совсем женщина… То есть, она совсем женщина, но дело не в этом… Она просто мой друг.
– Давай так, – предложил Пит. – Я пойду посплю, а ты звони. Если она будет вести себя как друг, разбудишь. А если, как женщина…
– Сам проснешься? – подозрительно спросил Джон.
– Японки – не моя стихия, – возразил Пит. – Тогда буду спать.
Появившись, Йоко повела себя как друг. Но Пита Джон почему-то будить не стал. Возможно, потому, что и с ней он принялся за музыкальные эксперименты.
Сначала он проиграл ей кое-что из того, что они записали с Питом. Некоторые фрагменты были комическими, где они вдвоем ржали на разные голоса, несли чушь или пели всякий бред, другие – дуэты электрооргана со стиральной доской, а некоторые представляли собой «физиологические этюды» – икание, отрыжка, урчание живота и тому подобное с многократными наложениями и реверберацией.
Йоко утверждала, что это восхитительно, и что «Битлз» до этого далеко. Жаль, этого не слышал Пит…
– Хочешь попробовать? – предложил Джон, пододвинув ей микрофон.
– Я могу спеть японскую песню.
– Давай.
И она, закрыв глаза, запела. Гортанные хриплые звуки, похожие на весеннее мяуканье и мурлыканье кошки, поразили Джона. Чужой, словно марсианский, язык, чужая экзотическая мелодика завораживали его.
Когда настала тишина, он спросил:
– О чем эта песня?
– О двух девственниках. Они сидят у подножия Фудзиямы и боятся посмотреть друг на друга.
– А почему?
– Потому что могут влюбиться.
– Ну и что?
– Любовь часто бывает несчастной.
Джон усмехнулся:
– Ну, я-то, допустим, не боюсь.
– Я тоже, – бросила она. – Но давай, сначала запишем что-нибудь еще.
И они и продолжили свои музыкальные эксперименты. Заключительный творческий акт протекал в постели.
Первым, кого увидела Синтия, вернувшись домой, на день раньше обещанного, был Пит, свернувшись в калачик, спящий в кроватке Джулиана. Она заглянула в другие комнаты, но везде было пусто. Только горы пустых бутылок свидетельствовали о том, что жизнь в ее отсутствии кипела тут ключом.
Джона она нашла на террасе. Он восседал за столиком в купальном халате. Йоко Оно, сидевшая напротив него, спиной к двери была одета в черное кимоно. Они пили чай.
Увидев жену, Джон начал подниматься:
– Синтия? Так рано? Что случилось? А где Джул?
Присутствие японки не обрадовало Синтию. Но оснований подозревать Джона в измене не было.
– Все в порядке, – ответила она. – Мальчик у миссис Роул. А вы тут как?
Вдруг ее взгляд поймал какое-то движение на полу. Это Йоко, не оборачиваясь, осторожно снимала домашние тапочки и ногами запихивала их поглубже под столик.
Синтия быстро наклонилась и подняла тапочки. Держа их на вытянутой руке, как дохлую крысу, она брезгливо сообщила:
– Это не мои тапочки. Чьё это?
Йоко встала. Повернулась и, глядя ей в глаза, многозначительно сказала:
– Моё.
Джон и Синтия молчали, пока Йоко переодевалась, удалившись в спальню, а затем, не прощаясь, покинула дом. Сразу после этого бросилась собирать вещи и Синтия.
Джон ходил за ней, неуверенно бормоча:
– Это не то, что ты думаешь… У нас чисто интеллектуальное общение. Мы записывали альбом…
– А тапочки?! – вскричала Синтия.
Джон не нашелся, что ответить и удалился в кабинет.
Несколько дней она прожила у друзей. Но потом, не выдержав, вернулась.
– Это были тапочки Пита, – сообщил ей Джон первым делом.
– Да?! – обрадованно воскликнула она, делая вид, что поверила. В конце концов, важно было не то, что тут произошло, а то, как к этому относится сам Джон.
Но уже через две недели он осторожно, явно нервничая, предложил:
– Син, а почему бы тебе не съездить в Италию?..
Именно в этой поездке она и получила сообщение о том, что Джон начал бракоразводный процесс, объявив… о ЕЁ супружеской неверности.
Как это часто бывает, друг в момент семейной драмы, пытался остаться другом для обоих сторон. Однажды Пол приехал к Синтии с Джулианом в Уэйбридж (Джон теперь жил с Йоко в доме Ринго на площади Монтегю-Сквер). Синтия была взволнована одинокой алой розой, которую Пол вручил ей, шутливо предложив:
– Ну так как, Син? Может, давай теперь поженимся?..
А ведь большинство ее прежних знакомых теперь отвернулись от нее, боясь испортить отношения с Джоном.
Весь вечер Пол объяснял ей, что не стоит принимать близко к сердцу очередную прихоть Джона.
– Посмотри на себя! – говорил он ей. – Ты – красивая, стройная, молодая блондинка! А теперь вспомни эту зверушку! Ты думаешь, Джон – совсем идиот?
– Конечно.
– Приведи пример.
– Моя «супружеская неверность».
Крыть Полу было нечем. И все же ему очень хотелось, чтобы его слова были правдой. Синтия была такой домашней, уютной, «ливерпульской»… А Йоко несла в себе загадку, одну из тех, которые ему так не нравились.
Синтия окончательно отбила у него желание спорить, сказав:
– Ты говоришь, он перебесится… Но вот ты, Пол, ведь никогда не поступил бы так с Джейн.
Он был вынужден признать ее правоту. Он бы так никогда не поступил. Он не такой.
Прощаясь, он потрепал по голове Джулиана и вдруг заметил, что глаза у того на мокром месте.
– Эй, Джул, – невесело усмехнулся Пол. – Не надо слез. – И добавил, делясь своим старым секретом, которым пользовался с того дня, когда потерял мать: – Лучше спой, и все станет лучше…
Сидя в машине, он вдруг пропел про себя сказанные пацану слова. Мелодия появилась сразу.
Джон был, конечно же, с Йоко. Пол с удовольствием спел эту песню в ее присутствии: пусть косоглазая вспомнит, что это она лишает мальчика отца.
– Класс! это моё! – воскликнул Джон, прослушав, и вопросительно посмотрел на Йоко.
Та одобрительно кивнула.
– Как это твое? – не поверил своим ушам Пол. – Это моё!
– Твоё, моё… – усмехнулся Джон. – Всё равно подписано будет «Леннон и МакКартни»… Только знаешь что, – добавил он. – «Джул…» Получается как-то слишком по-семейному. Поставь какое-нибудь другое слово.
– Какое? – поразился Пол.
– Ну… Например, «джуд».
– Что еще за Джуд? Что это такое?
– Какая разница, – пожал плечами Джон. – Звучит нормально.
Именно в таком варианте новый хит и был записан на первой стороне сингла вместе с политической песней Джона «Revolution»[116].
Вернувшись из очередных театральных гастролей, Джейн нашла в своей постели «не такого» Пола с девицей по имени Френсис Шварц.
Но этому предшествовал целый ряд событий.
В середине мая Джон и Пол отправились в Нью-Йорк, чтобы присутствовать на открытии американского отделения «Эппл-корп». Презентация прошла вяло, а пресс-конференция окончательно выбила их из колеи. Журналисты задавали вопросы, откровенно ответить на которые было просто невозможно.
«Правда ли, что отношения в „Битлз“ сейчас довольно натянутые?» «У нас натянуты только струны», – вымученно отшучивался Джон. «Будут ли „Битлз“ еще когда-нибудь заниматься музыкой или теперь вы предпочитаете бизнес?» «Наш бизнес – заниматься музыкой», – туманно отвечал Джон. «Последнее творение „Битлз“ – фильм „Таинственное волшебное путешествие“. Чем вы собираетесь компенсировать свой провал?» «Провал? – кривя душой, удивлялся Пол. – А нам так понравилось, что мы сняли еще и мультфильм. Он выходит через два дня»…
Особенно обозлил Пола вопрос: «С чем связан слух о вашей мнимой смерти?» «С глупостью журналистов», – отрезал он.
Когда репортеров разогнали, Джон побежал звонить Йоко, а Пол, чувствовавший себя выжатым, развалился в кресле, прикрыв глаза.
– Хай, – услышал он мелодичный женский голос рядом.
Разомкнув веки, он обнаружил возле себя стройную блондинку с фотоаппаратом в руках.
– Меня не выгнали только потому, – сказала она, – что я призналась, что мы близко знакомы.
– Да? – удивился Пол, но тут же вспомнил ее. Это была Линда, дочка преуспевающего американского адвоката и бизнесмена Ли Истмана. Когда-то ее представил ему Питер Браун в клубе «Бег Оф Нейлз», добавив, что «эта пустышка мечтает выйти замуж за рок-музыканта». «И что? Не выходит?» – спросил тогда Пол. «Наполовину, – ответил Питер. – С ней спит Эл Купер и сразу двое из „Энималз“ – Чаз Чандлер и Эрик Бёрдон. Но она, похоже, еще выбирает…»
– Вспомнил, – признался Пол.
– Еще бы! – заявила Линда так, словно они, как минимум, прожили по соседству все детские годы. И тут же сняла с объектива камеры крышку. – Сиди так и не двигайся! В этом освещении ты прекрасен!
– А в другом? – стараясь двигать только губами, спросил Пол.
– Посмотрим, – ответила она многообещающе, непрерывно щелкая затвором. – У меня дома оборудован павильон, там можно подобрать любой свет.
По дороге к ней Пол вспомнил о своем визите к предсказательнице из Брайтона. «Ты возьмешь в жены блондинку, и у вас будет четверо детей», – сказала та. «Слушай, – спросил он у Джона, имея в виду Джейн, – а рыжие считаются блондинками?» «Рыжие, они рыжие и есть, – ответил тот мстительно. – Это особая раса. Похлестче японцев».
«Не эта ли блондинка?» – думал Пол, искоса поглядывая на Линду, а когда она познакомила его со своей дочерью Хитер, он машинально отметил: «Детей осталось трое…»
Особняк семейства Истман, точнее, один из особняков, отданный Линде отцом в полное распоряжение, поразил Пола. Это был настоящий дворец – с высоченными потолками, массивными люстрами и витражами на окнах. Стены гостиной были увешаны портретами предков, а сама Линда вела себя тут, как королева. Она буквально парила над полом в длинном платье, мягко шурша шлейфом.
– Выбирай, – предложила она, грациозно изогнув кисть руки. – Мы можем ужинать при свете люстр, и я буду фотографировать тебя, а можем и при свечах. Но тогда фотографий не будет.
Пол предпочел второе.
– Оцени букет, – предложила Линда, протягивая ему бокал и слегка наклонилась, почти обнажив при этом грудь в глубоком декольте. – Это настоящий «Пол Массон» из погреба моего дедушки.
– А мне? – пискнула Хитер, незаметно пробравшаяся к столу.
– У тебя нос в говне, – галантно осадила дочурку Линда.
Пол чуть не захлебнулся вином.
– Конечно же, нам, американцам, далеко до вас, великосветских англичан, – как ни в чем ни бывало, продолжала Линда. – Но и мы чтим свои родословные. Мой прадед, например, был камердинером австрийского короля Вольфганга третьего…
– А прапрадедушка? – перебила ее Хитер.
– Говночистом! – рявкнула Линда. – Пошла вон, ты мешаешь взрослым!
– Бон нюи, маман[117], – шмыгнула носом Хитер и, сделав Полу книксен, удалилась в свою спальню.
– Прости, – обернулась Линда к Полу, – мне придется ненадолго покинуть тебя. Хитер не заснет без моей колыбельной.
Она укладывала дочь минут сорок.
С Полом это у нее получилось значительно быстрее. Он не капризничал.
Вернувшись из Америки, Пол не обнаружил Джейн дома: она была на гастролях. Зато познакомился с сексапильной составительницей рекламных объявлений Френсис Шварц. Несколько раз он намекал ей на желание отужинать вместе, но дела постоянно заставляли его засиживаться в «Эппл» до глубокой ночи.
Однажды Питер передал ему записку от нее:
Но смаковать свои творения она ему не позволяла. Пока он ел, она нетерпеливо сновала по столовой, а иногда, не утерпев, отбирала у него вилку и тащила в кровать.
Только пару раз он ухитрился вырваться от нее на студию, и служащие с удивлением замечали, как нехарактерно он выглядит – помятый костюм, непричесанные волосы и многодневная щетина на щеках. При звуках женского голоса он вздрагивал и старался куда-нибудь уйти.
Но домой ему возвращаться приходилось: хитрая Френсис напрочь отказалась выгуливать и кормить его любимую собаку Марту.
Он окончательно потерял счет времени. Однажды его разбудил сигнал переговорника, установленного на калитке ограды вокруг дома. Он включил динамик и услышал взволнованный совсем незнакомый женский голос:
– Пол! Пол! Джейн приехала!
– Умнее ничего не могли придумать? – пробурчал он и отключил связь. Не мог же он догадаться, что это поклонницы, дежурившие возле дома, пытаются предупредить его. А Джейн в это время уже отмыкала входную дверь.
Он снова провалился в сон, но тут же проснулся от стука в дверь спальни.
– Это я, я вернулась! – услышал он голос за дверью. Теперь уже это без сомнения была Джейн.
Френсис вскочила и стала одеваться, но Пол показал ей жестом, чтобы она вела себя тише. Джейн постучала еще несколько раз. Пол и Френсис с вытянутыми физиономиями сидели на краешке кровати.
Стук прекратился, и Пол услышал шаги Джейн по лестнице вверх.
– Быстро! – шепнул он Френсис.
Сунув скомканную одежду под мышку, та, в одной сорочке, на цыпочках последовала за Полом к двери. Он осторожно открыл, и они крадучись двинулись вдоль стены.
– Я так и знала, – раздался ледяной голос сверху. Пол и Френсис замерли и подняли головы. Джейн стояла на верхней ступеньке, презрительно глядя на них.
Сборы Джейн были недолгими. (Позднее за вещами и посудой приехала ее мать.) Когда Френсис намекнула, что, мол, теперь-то она могла бы остаться тут и подольше, Пол заорал то, что хотел сказать уже давно:
– Пошла вон, дура ненасытная! Мне надоела твоя фасоль!
Пол запер за ней дверь и, опустошенный, вернулся в спальню. И тут же раздался телефонный звонок:
– Ты дома, милый? – раздался из трубки голос Линды. – А я в Лондоне. Зайти?
– Конечно, дорогая, – удивляясь сам себе, сказал Пол, – в последнее время мне так одиноко…
Поговорив, решили: следует еще немного отдохнуть, а уж потом всерьез взяться за намеченный мультфильм «Yellow Submarine»[114] и очередной альбом, название которому еще не придумали.
Кроме того появилась и еще одна «головная боль». Вернувшись раньше Джона, Пол взял на себя инициативу в делах «Эппл-корп» и поместил в газете фотографию радостного старичка (старого друга Эпштейна – Алистера Тейлора) с объявлением под ней:
«Этот человек талантлив. Однажды он записал на магнитофон (взятый у соседа) свои песни, прислал нам пленку, письмо и фотографию. Теперь он уже купил „Бентли“. Если вы талантливы, сделайте как он!»Письма и бандероли с записями хлынули нескончаемым потоком. Сначала их читали и прослушивали «Битлз». Но им не хватало времени и на собственный материал, так что пришлось нанять специальных людей. Через некоторое время мешками с почтой были забиты все шкафы и свободные углы офиса. А еще через некоторое время эту почту перестали даже распечатывать. Но «специальные люди» продолжали получать жалование.
Джон выбрал из написанного в Индии пятнадцать наиболее интересных вещей и сутки напролет оттачивал их, не выходя из дома. Синтия и Джулиан отвлекали его. Джон периодически раздраженно орал: «Джул! Иди поиграй с мамой!», «Син, отстань! Не видишь, я занят!..» В конце концов, однажды он предложил:
– Слушай, Син, может быть тебе куда-нибудь съездить? С Джулианом.
– Куда? – не поняла та.
– Ну-у… Например, вся наша компания собирается на отдых в Грецию.
– А ты?
– А я хочу поработать.
Сначала она обиделась. Но вскоре согласилась:
– Пожалуй, ты прав. Нам нужно отдохнуть друг от друга.
Джон обрадовался:
– Только по-настоящему близкий человек может понять, что временная разлука идет на пользу отношениям…
А Синтия подумала: «Если дело так пойдет и дальше, наши отношения станут просто прекрасными, перестань мы видеться совсем…» Но промолчала.
Жена и сын покинули его. И вскоре выяснилось, что его творчеству мешали именно они, а не люди вообще. Через пару дней в его прихожую ввалился Пит Шоттон.
– Приветик! – сказал он и по-хозяйски запнул ногой свою сумку под стол.
– А ты откуда?
– Решил навестить старого друга. Тысячу лет не виделись!
– А прошлым летом? – удивился Джон. – Когда я магазин тебе купил.
– Ха! Прошлым летом не считается! Тогда я был безработным, а ты – суперзвездой. А сейчас и у меня лишние деньжата завелись. Вот и встретимся на равных.
– Тогда здравствуй! – обрадовался Джон.
Еще не была допита и третья бутылка виски, когда Джон спросил:
– А ты хоть иногда еще поигрываешь?
– На стиральной доске? – изумился Пит.
– Ну. Для души.
Пит посмотрел на Джона внимательнее, проверяя, не издевается ли он. Потом признался:
– Поигрываю.
Джон понимающе покивал головой, затем сообщил:
– Я тут, дома, студию оборудовал. Как раз время поработать… А ты пока в ванную иди. У Синтии есть классные стиральные доски. «Фендер». – Он поднялся и пошел к двери. Пит, не зная, обидеться или последовать его предложению, тупо смотрел ему в спину.
Тут Джон обернулся и заржал во всю глотку:
– Иди со мной! Будем музыку записывать!
Несколько дней подряд они не выходили из студии, литрами уничтожая виски и обкуриваясь марихуаной. Километры пленки, заполненные их совместными творениями, прослушивались единожды и после признания записи гениальной выбрасывались в мусорное ведро.
– Музыка на один раз! – восхитился Джон как-то ночью. – Это похоже на хеппенинг. Знаешь, что такое хеппенинг?
– Нет, – признался Пит.
– Это спектакль, который пишется прямо во время игры. Это хиппи придумали. Слушай! – воскликнул он. – А давай, я тебя познакомлю со своим другом!
– Как его звать?
– Это не «он». Звать Йоко.
– А кто оно?
– О́но.
Пит недоуменно уставился на Джона.
– Это женщина! – оскалился тот. – Японка.
– Женщина… – протянул Пит. – Ладно. Я, пожалуй поеду…
– Да ты не понял! Она не совсем женщина… То есть, она совсем женщина, но дело не в этом… Она просто мой друг.
– Давай так, – предложил Пит. – Я пойду посплю, а ты звони. Если она будет вести себя как друг, разбудишь. А если, как женщина…
– Сам проснешься? – подозрительно спросил Джон.
– Японки – не моя стихия, – возразил Пит. – Тогда буду спать.
Появившись, Йоко повела себя как друг. Но Пита Джон почему-то будить не стал. Возможно, потому, что и с ней он принялся за музыкальные эксперименты.
Сначала он проиграл ей кое-что из того, что они записали с Питом. Некоторые фрагменты были комическими, где они вдвоем ржали на разные голоса, несли чушь или пели всякий бред, другие – дуэты электрооргана со стиральной доской, а некоторые представляли собой «физиологические этюды» – икание, отрыжка, урчание живота и тому подобное с многократными наложениями и реверберацией.
Йоко утверждала, что это восхитительно, и что «Битлз» до этого далеко. Жаль, этого не слышал Пит…
– Хочешь попробовать? – предложил Джон, пододвинув ей микрофон.
– Я могу спеть японскую песню.
– Давай.
И она, закрыв глаза, запела. Гортанные хриплые звуки, похожие на весеннее мяуканье и мурлыканье кошки, поразили Джона. Чужой, словно марсианский, язык, чужая экзотическая мелодика завораживали его.
Когда настала тишина, он спросил:
– О чем эта песня?
– О двух девственниках. Они сидят у подножия Фудзиямы и боятся посмотреть друг на друга.
– А почему?
– Потому что могут влюбиться.
– Ну и что?
– Любовь часто бывает несчастной.
Джон усмехнулся:
– Ну, я-то, допустим, не боюсь.
– Я тоже, – бросила она. – Но давай, сначала запишем что-нибудь еще.
И они и продолжили свои музыкальные эксперименты. Заключительный творческий акт протекал в постели.
Первым, кого увидела Синтия, вернувшись домой, на день раньше обещанного, был Пит, свернувшись в калачик, спящий в кроватке Джулиана. Она заглянула в другие комнаты, но везде было пусто. Только горы пустых бутылок свидетельствовали о том, что жизнь в ее отсутствии кипела тут ключом.
Джона она нашла на террасе. Он восседал за столиком в купальном халате. Йоко Оно, сидевшая напротив него, спиной к двери была одета в черное кимоно. Они пили чай.
Увидев жену, Джон начал подниматься:
– Синтия? Так рано? Что случилось? А где Джул?
Присутствие японки не обрадовало Синтию. Но оснований подозревать Джона в измене не было.
– Все в порядке, – ответила она. – Мальчик у миссис Роул. А вы тут как?
Вдруг ее взгляд поймал какое-то движение на полу. Это Йоко, не оборачиваясь, осторожно снимала домашние тапочки и ногами запихивала их поглубже под столик.
Синтия быстро наклонилась и подняла тапочки. Держа их на вытянутой руке, как дохлую крысу, она брезгливо сообщила:
– Это не мои тапочки. Чьё это?
Йоко встала. Повернулась и, глядя ей в глаза, многозначительно сказала:
– Моё.
Джон и Синтия молчали, пока Йоко переодевалась, удалившись в спальню, а затем, не прощаясь, покинула дом. Сразу после этого бросилась собирать вещи и Синтия.
Джон ходил за ней, неуверенно бормоча:
– Это не то, что ты думаешь… У нас чисто интеллектуальное общение. Мы записывали альбом…
– А тапочки?! – вскричала Синтия.
Джон не нашелся, что ответить и удалился в кабинет.
Несколько дней она прожила у друзей. Но потом, не выдержав, вернулась.
– Это были тапочки Пита, – сообщил ей Джон первым делом.
– Да?! – обрадованно воскликнула она, делая вид, что поверила. В конце концов, важно было не то, что тут произошло, а то, как к этому относится сам Джон.
Но уже через две недели он осторожно, явно нервничая, предложил:
– Син, а почему бы тебе не съездить в Италию?..
Именно в этой поездке она и получила сообщение о том, что Джон начал бракоразводный процесс, объявив… о ЕЁ супружеской неверности.
Как это часто бывает, друг в момент семейной драмы, пытался остаться другом для обоих сторон. Однажды Пол приехал к Синтии с Джулианом в Уэйбридж (Джон теперь жил с Йоко в доме Ринго на площади Монтегю-Сквер). Синтия была взволнована одинокой алой розой, которую Пол вручил ей, шутливо предложив:
– Ну так как, Син? Может, давай теперь поженимся?..
А ведь большинство ее прежних знакомых теперь отвернулись от нее, боясь испортить отношения с Джоном.
Весь вечер Пол объяснял ей, что не стоит принимать близко к сердцу очередную прихоть Джона.
– Посмотри на себя! – говорил он ей. – Ты – красивая, стройная, молодая блондинка! А теперь вспомни эту зверушку! Ты думаешь, Джон – совсем идиот?
– Конечно.
– Приведи пример.
– Моя «супружеская неверность».
Крыть Полу было нечем. И все же ему очень хотелось, чтобы его слова были правдой. Синтия была такой домашней, уютной, «ливерпульской»… А Йоко несла в себе загадку, одну из тех, которые ему так не нравились.
Синтия окончательно отбила у него желание спорить, сказав:
– Ты говоришь, он перебесится… Но вот ты, Пол, ведь никогда не поступил бы так с Джейн.
Он был вынужден признать ее правоту. Он бы так никогда не поступил. Он не такой.
Прощаясь, он потрепал по голове Джулиана и вдруг заметил, что глаза у того на мокром месте.
– Эй, Джул, – невесело усмехнулся Пол. – Не надо слез. – И добавил, делясь своим старым секретом, которым пользовался с того дня, когда потерял мать: – Лучше спой, и все станет лучше…
Сидя в машине, он вдруг пропел про себя сказанные пацану слова. Мелодия появилась сразу.
Остальной текст и мелодия припева были написаны моментально. И Пол отправился к Джону показать новую песню, надеясь, что она заставит его еще раз подумать о том, верно ли он поступает.
«Эй, Джул, не надо слез,
Лучше спой, и растают тучи.
Запомни: лишь если в сердце печаль,
Ты сможешь стать немного лучше…»[115]
Джон был, конечно же, с Йоко. Пол с удовольствием спел эту песню в ее присутствии: пусть косоглазая вспомнит, что это она лишает мальчика отца.
– Класс! это моё! – воскликнул Джон, прослушав, и вопросительно посмотрел на Йоко.
Та одобрительно кивнула.
– Как это твое? – не поверил своим ушам Пол. – Это моё!
– Твоё, моё… – усмехнулся Джон. – Всё равно подписано будет «Леннон и МакКартни»… Только знаешь что, – добавил он. – «Джул…» Получается как-то слишком по-семейному. Поставь какое-нибудь другое слово.
– Какое? – поразился Пол.
– Ну… Например, «джуд».
– Что еще за Джуд? Что это такое?
– Какая разница, – пожал плечами Джон. – Звучит нормально.
Именно в таком варианте новый хит и был записан на первой стороне сингла вместе с политической песней Джона «Revolution»[116].
Вернувшись из очередных театральных гастролей, Джейн нашла в своей постели «не такого» Пола с девицей по имени Френсис Шварц.
Но этому предшествовал целый ряд событий.
В середине мая Джон и Пол отправились в Нью-Йорк, чтобы присутствовать на открытии американского отделения «Эппл-корп». Презентация прошла вяло, а пресс-конференция окончательно выбила их из колеи. Журналисты задавали вопросы, откровенно ответить на которые было просто невозможно.
«Правда ли, что отношения в „Битлз“ сейчас довольно натянутые?» «У нас натянуты только струны», – вымученно отшучивался Джон. «Будут ли „Битлз“ еще когда-нибудь заниматься музыкой или теперь вы предпочитаете бизнес?» «Наш бизнес – заниматься музыкой», – туманно отвечал Джон. «Последнее творение „Битлз“ – фильм „Таинственное волшебное путешествие“. Чем вы собираетесь компенсировать свой провал?» «Провал? – кривя душой, удивлялся Пол. – А нам так понравилось, что мы сняли еще и мультфильм. Он выходит через два дня»…
Особенно обозлил Пола вопрос: «С чем связан слух о вашей мнимой смерти?» «С глупостью журналистов», – отрезал он.
Когда репортеров разогнали, Джон побежал звонить Йоко, а Пол, чувствовавший себя выжатым, развалился в кресле, прикрыв глаза.
– Хай, – услышал он мелодичный женский голос рядом.
Разомкнув веки, он обнаружил возле себя стройную блондинку с фотоаппаратом в руках.
– Меня не выгнали только потому, – сказала она, – что я призналась, что мы близко знакомы.
– Да? – удивился Пол, но тут же вспомнил ее. Это была Линда, дочка преуспевающего американского адвоката и бизнесмена Ли Истмана. Когда-то ее представил ему Питер Браун в клубе «Бег Оф Нейлз», добавив, что «эта пустышка мечтает выйти замуж за рок-музыканта». «И что? Не выходит?» – спросил тогда Пол. «Наполовину, – ответил Питер. – С ней спит Эл Купер и сразу двое из „Энималз“ – Чаз Чандлер и Эрик Бёрдон. Но она, похоже, еще выбирает…»
– Вспомнил, – признался Пол.
– Еще бы! – заявила Линда так, словно они, как минимум, прожили по соседству все детские годы. И тут же сняла с объектива камеры крышку. – Сиди так и не двигайся! В этом освещении ты прекрасен!
– А в другом? – стараясь двигать только губами, спросил Пол.
– Посмотрим, – ответила она многообещающе, непрерывно щелкая затвором. – У меня дома оборудован павильон, там можно подобрать любой свет.
По дороге к ней Пол вспомнил о своем визите к предсказательнице из Брайтона. «Ты возьмешь в жены блондинку, и у вас будет четверо детей», – сказала та. «Слушай, – спросил он у Джона, имея в виду Джейн, – а рыжие считаются блондинками?» «Рыжие, они рыжие и есть, – ответил тот мстительно. – Это особая раса. Похлестче японцев».
«Не эта ли блондинка?» – думал Пол, искоса поглядывая на Линду, а когда она познакомила его со своей дочерью Хитер, он машинально отметил: «Детей осталось трое…»
Особняк семейства Истман, точнее, один из особняков, отданный Линде отцом в полное распоряжение, поразил Пола. Это был настоящий дворец – с высоченными потолками, массивными люстрами и витражами на окнах. Стены гостиной были увешаны портретами предков, а сама Линда вела себя тут, как королева. Она буквально парила над полом в длинном платье, мягко шурша шлейфом.
– Выбирай, – предложила она, грациозно изогнув кисть руки. – Мы можем ужинать при свете люстр, и я буду фотографировать тебя, а можем и при свечах. Но тогда фотографий не будет.
Пол предпочел второе.
– Оцени букет, – предложила Линда, протягивая ему бокал и слегка наклонилась, почти обнажив при этом грудь в глубоком декольте. – Это настоящий «Пол Массон» из погреба моего дедушки.
– А мне? – пискнула Хитер, незаметно пробравшаяся к столу.
– У тебя нос в говне, – галантно осадила дочурку Линда.
Пол чуть не захлебнулся вином.
– Конечно же, нам, американцам, далеко до вас, великосветских англичан, – как ни в чем ни бывало, продолжала Линда. – Но и мы чтим свои родословные. Мой прадед, например, был камердинером австрийского короля Вольфганга третьего…
– А прапрадедушка? – перебила ее Хитер.
– Говночистом! – рявкнула Линда. – Пошла вон, ты мешаешь взрослым!
– Бон нюи, маман[117], – шмыгнула носом Хитер и, сделав Полу книксен, удалилась в свою спальню.
– Прости, – обернулась Линда к Полу, – мне придется ненадолго покинуть тебя. Хитер не заснет без моей колыбельной.
Она укладывала дочь минут сорок.
С Полом это у нее получилось значительно быстрее. Он не капризничал.
Вернувшись из Америки, Пол не обнаружил Джейн дома: она была на гастролях. Зато познакомился с сексапильной составительницей рекламных объявлений Френсис Шварц. Несколько раз он намекал ей на желание отужинать вместе, но дела постоянно заставляли его засиживаться в «Эппл» до глубокой ночи.
Однажды Питер передал ему записку от нее:
«Дорогой мистер Обманщик. Скоро я уеду домой. Когда я смогу Вас увидеть?»Пол, достав из стола чистый лист бумаги, написал:
«В понедельник.В назначенный срок Френсис появилась у него. Затащить ее в постель было нетрудно. Труднее было вытащить ее оттуда. Она быстро освоилась в его доме и даже стала готовить Полу его любимую запеченную фасоль с гренками.Мистер О.»
Но смаковать свои творения она ему не позволяла. Пока он ел, она нетерпеливо сновала по столовой, а иногда, не утерпев, отбирала у него вилку и тащила в кровать.
Только пару раз он ухитрился вырваться от нее на студию, и служащие с удивлением замечали, как нехарактерно он выглядит – помятый костюм, непричесанные волосы и многодневная щетина на щеках. При звуках женского голоса он вздрагивал и старался куда-нибудь уйти.
Но домой ему возвращаться приходилось: хитрая Френсис напрочь отказалась выгуливать и кормить его любимую собаку Марту.
Он окончательно потерял счет времени. Однажды его разбудил сигнал переговорника, установленного на калитке ограды вокруг дома. Он включил динамик и услышал взволнованный совсем незнакомый женский голос:
– Пол! Пол! Джейн приехала!
– Умнее ничего не могли придумать? – пробурчал он и отключил связь. Не мог же он догадаться, что это поклонницы, дежурившие возле дома, пытаются предупредить его. А Джейн в это время уже отмыкала входную дверь.
Он снова провалился в сон, но тут же проснулся от стука в дверь спальни.
– Это я, я вернулась! – услышал он голос за дверью. Теперь уже это без сомнения была Джейн.
Френсис вскочила и стала одеваться, но Пол показал ей жестом, чтобы она вела себя тише. Джейн постучала еще несколько раз. Пол и Френсис с вытянутыми физиономиями сидели на краешке кровати.
Стук прекратился, и Пол услышал шаги Джейн по лестнице вверх.
– Быстро! – шепнул он Френсис.
Сунув скомканную одежду под мышку, та, в одной сорочке, на цыпочках последовала за Полом к двери. Он осторожно открыл, и они крадучись двинулись вдоль стены.
– Я так и знала, – раздался ледяной голос сверху. Пол и Френсис замерли и подняли головы. Джейн стояла на верхней ступеньке, презрительно глядя на них.
Сборы Джейн были недолгими. (Позднее за вещами и посудой приехала ее мать.) Когда Френсис намекнула, что, мол, теперь-то она могла бы остаться тут и подольше, Пол заорал то, что хотел сказать уже давно:
– Пошла вон, дура ненасытная! Мне надоела твоя фасоль!
Пол запер за ней дверь и, опустошенный, вернулся в спальню. И тут же раздался телефонный звонок:
– Ты дома, милый? – раздался из трубки голос Линды. – А я в Лондоне. Зайти?
– Конечно, дорогая, – удивляясь сам себе, сказал Пол, – в последнее время мне так одиноко…
15
Мультфильмом «Желтая подводная лодка» «Битлз» действительно взяли реванш за предыдущее кино. Хотя, по правде сказать, сами они в работе над ним практически не участвовали. Картинки рисовал немецкий художник Хайнц Эйдельсман, музыку (семь оркестровых пьес) написал Джордж Мартин. Заслуга «Битлз» состояла лишь в том, что в мультфильм было включено шесть ранее записанных ими песен, да еще в том, что именно они (изображенные в стиле детских рисунков) были главными действующими лицами сюжета.
«Битлз», как экипаж «Желтой подводной лодки» боролись в этой картине с уродливыми монстрами, которыми кишит планета. Но музыка и любовь побеждали. Ура.
Однако успех фильма вовсе не означал, что дела «Эппл» идут в гору. Например, магазин одежды «Эппл-бутик», проработав полгода и принеся двести тысяч фунтов стерлингов убытка, был закрыт. Дело даже не в убытке, а в том, что Йоко постоянно капала Джону на мозги: «Это смешно. „Битлз“ торгуют тряпками. Это портит вам имидж. Журналисты уже называют вас барахольщиками…» И магазин в конце концов закрыли, а остаток – товары на сумму семьдесят тысяч фунтов – был роздан случайным прохожим. Правда, не только случайным. Сама Йоко была первой, кто набил одеждой из «Эппл-бутика» полный джонов «роллс».
Но «игра в бизнесменов» продолжалась. Особенно усердствовал Пол. Он даже перенял замашки заурядного клерка: носил темный неброский костюм и на работу ездил в автобусе или метро.
Джон бывал в «Эппл» реже. Но, лишь появившись в конторе, сразу же отдавал распоряжения, прямо противоположные указаниям Пола. Перечить Джону боялись, и Полу потом долго приходилось расхлебывать то, что заваривал Джон. В результате работа фирмы была хаотичной и бестолковой.
Персоналом офиса руководил теперь Пит Шоттон. Что не прибавило в «Эппл» порядка. Часто Пол и Джон натыкались тут на абсолютно незнакомых им людей, занимающихся неизвестно чем. К изумлению Пола и Джона они оказывались штатными сотрудниками фирмы, исправно получающими жалование. Что, впрочем, не мешало им и приворовывать. Хотя воровали не только они, но и все поголовно. Это был фирменный стиль «Эппл».
Перед входом в контору на Сэвил-Роу, 3 вечно толклись грязные нечесаные хиппи. Время от времени они просачивались в офис, в специальную комнатку, где сотрудник фирмы Дерик Тэйлор выдавал каждому страждущему бутылку виски и сигарету с марихуаной. Раньше Дерик был руководителем пресс-службы «Эппл», однако мало-помалу его функции свелись к вышеназванным. Только на этом «Эппл» ежемесячно теряла до шестисот фунтов.
Никто не знал, что нужно тут всем этим людям. В каждый кабинет стояли длинные очереди гениев. Приходило несколько мессий. Особым уважением пользовались двое постоянных «клиентов». Во-первых, дни напролет не вылезавший из-за стола художник Стоки, рисовавший исключительно половые органы и время от времени подсовывавший свои творения самой молоденькой и симпатичной работнице студии по имени Дебби. Во-вторых, любимчик Джона, «чудо-изобретатель» Алекс Мардас, обещавший человечеству с внедрением в жизнь своих изобретений такой технический прогресс, что на всей земле сразу сам собой наступит коммунизм. Правда, ни один из ста его патентов так и не был зарегистрирован, даже фосфорная краска для страшных детских книжек, читаемых в темноте, штопоровидные зубочистки и универсальная резиновая груша, способная служить как медицинской клизмой, так и автомобильным клаксоном…
«Битлз», как экипаж «Желтой подводной лодки» боролись в этой картине с уродливыми монстрами, которыми кишит планета. Но музыка и любовь побеждали. Ура.
Однако успех фильма вовсе не означал, что дела «Эппл» идут в гору. Например, магазин одежды «Эппл-бутик», проработав полгода и принеся двести тысяч фунтов стерлингов убытка, был закрыт. Дело даже не в убытке, а в том, что Йоко постоянно капала Джону на мозги: «Это смешно. „Битлз“ торгуют тряпками. Это портит вам имидж. Журналисты уже называют вас барахольщиками…» И магазин в конце концов закрыли, а остаток – товары на сумму семьдесят тысяч фунтов – был роздан случайным прохожим. Правда, не только случайным. Сама Йоко была первой, кто набил одеждой из «Эппл-бутика» полный джонов «роллс».
Но «игра в бизнесменов» продолжалась. Особенно усердствовал Пол. Он даже перенял замашки заурядного клерка: носил темный неброский костюм и на работу ездил в автобусе или метро.
Джон бывал в «Эппл» реже. Но, лишь появившись в конторе, сразу же отдавал распоряжения, прямо противоположные указаниям Пола. Перечить Джону боялись, и Полу потом долго приходилось расхлебывать то, что заваривал Джон. В результате работа фирмы была хаотичной и бестолковой.
Персоналом офиса руководил теперь Пит Шоттон. Что не прибавило в «Эппл» порядка. Часто Пол и Джон натыкались тут на абсолютно незнакомых им людей, занимающихся неизвестно чем. К изумлению Пола и Джона они оказывались штатными сотрудниками фирмы, исправно получающими жалование. Что, впрочем, не мешало им и приворовывать. Хотя воровали не только они, но и все поголовно. Это был фирменный стиль «Эппл».
Перед входом в контору на Сэвил-Роу, 3 вечно толклись грязные нечесаные хиппи. Время от времени они просачивались в офис, в специальную комнатку, где сотрудник фирмы Дерик Тэйлор выдавал каждому страждущему бутылку виски и сигарету с марихуаной. Раньше Дерик был руководителем пресс-службы «Эппл», однако мало-помалу его функции свелись к вышеназванным. Только на этом «Эппл» ежемесячно теряла до шестисот фунтов.
Никто не знал, что нужно тут всем этим людям. В каждый кабинет стояли длинные очереди гениев. Приходило несколько мессий. Особым уважением пользовались двое постоянных «клиентов». Во-первых, дни напролет не вылезавший из-за стола художник Стоки, рисовавший исключительно половые органы и время от времени подсовывавший свои творения самой молоденькой и симпатичной работнице студии по имени Дебби. Во-вторых, любимчик Джона, «чудо-изобретатель» Алекс Мардас, обещавший человечеству с внедрением в жизнь своих изобретений такой технический прогресс, что на всей земле сразу сам собой наступит коммунизм. Правда, ни один из ста его патентов так и не был зарегистрирован, даже фосфорная краска для страшных детских книжек, читаемых в темноте, штопоровидные зубочистки и универсальная резиновая груша, способная служить как медицинской клизмой, так и автомобильным клаксоном…