Страница:
Глава седьмая
О ПОЛЬЗЕ ЧТЕНИЯ БИОГРАФИЙ
Пока машина без особой спешки - снова ударил гололед - пробиралась по запруженным самобеглыми экипажами улицам, Даша добросовестно освежила в памяти все, что удалось собрать о Жене Беклемишевой. Увы, это опять был тот случай, когда общественное положение клиента лишь запутывает и усугубляет все, что можно запутать и усугубить. Очаровательная доченька богатого папы, весь набор - умопомрачительные шубки, злато и камушки, бизнес-колледж (разместившийся в обшарпанном здании бывшего пединститута), в друзьях-приятелях золотая молодежь обоего пола, иномарки, недоступные простым смертным увеселения и развлечения. Операционное поле - черт ногу сломит. Масса знакомых, все из тех кругов, где особенно не развернешься, а имеющиеся стукачи ясности почти не вносят; сложная паутина отношений-знакомств-связей, периодически всплывают и наркотики, и замятые в зародыше последствия пьяных забав, и пикантные интимные разгульчики. Масса информации, которую адски трудно профильтровать. Если ее кто-то аккуратненько подвел к Воловикову, отыскать следы с маху невозможно. К тому же при каждом практически шаге опера натыкаются на частные службы безопасности, стоящие на страже любимых чадушек своих патронов, и, хотя прямого противодействия нет, нормального сотрудничества тоже не получается... Трясина. Еще один, загадочный нюанс - полное бездействие безутешного папы, ухаря-купца Беклемишева. Единственным напоминанием о том, что он живет и здравствует, стал визит в прокуратуру одного из самых дорогих адвокатов Шантарска с целой когортой помощников и консультантов. Упирая на заключение ведущих городских психиатров и демонстрируя, как легко было предугадать, виртуозное знание всех и всяческих законов, эта команда без особого труда добилась юридического оформления того факта, что любые допросы означенной гражданки Беклемишевой откладываются на неопределенный срок, равно как и предъявление обвинения. И, что бы там ни кипело на сердце у Даши, умом она признавала, что с точки зрения закона адвокат прав. А если в карманах эскулапов прибавилось хрустких бумажек, доказать это пока что невозможно. остается одно - пахать и пахать. Странно другое: что обещанные боевые действия, сиречь широкая огласка происшедшего, так и не грянули. Вряд ли дело тут в заботах Беклемишева о репутации доченьки - он вполне мог бы устроить все так, что ее имя нигде не появилось бы даже в виде щадящих инициалов. И тем не менее вызванные им шакалы пера, давно закупленные Беком на корню, потоптавшись у омоновского кордона, как-то подозрительно быстро слиняли. И об убийстве, вообще о смерти начальника уголовного розыска города пока что не появилось ни строчки, многие о случившемся не знали вообще, что могло быть следствием лишь прямого приказа хозяина, однако Даша совсем недавно ручаться была готова, что Бек этого дела так не оставит, и хай будет вселенским. Галахов недоумевал точно так же. После короткой беседы сошлись на том, что Бек по своим каналам получил некую информацию, заставившую его свернуть знамена, зачехлить пушки и быстренько притвориться, что Мальбрук вовсе не собирался в поход. Знать бы только, что это за информация - она должна быть чертовски серьезна и важна не для одного Бека. в первую очередь не для Бека, - но ведь не спросишь в открытую... Несмотря на то, что Женечка Беклемишева ангелочком отнюдь не была, ничего серьезного раскопать не удалось. А посему невозможно угадать, что могло толкнуть ее на сотрудничество с Воловиковым (если все же было сотрудничество), невозможно вычислить в ее окружении какого-то дьявольски расчетливого игрока, сумевшего подвести ее к той квартире (если ее все же крупно подставили и на курок нажимал кто-то другой). Тупик. ...После прошлогодних злоключений, в которых психиатрия играла не последнюю роль, к заведению на Королева Даша относилась с неким подсознательным отвращением, в чем ее упрекнуть человеку понимающему было бы трудновато. Когда машина въехала в вечно распахнутые ворота и неуклюже завертелась на узких дорожках меж унылыми корпусами, Даша ощутила совершенно детское желание повернуть назад, но, старательно выругав себя, постаралась забыть обо всем постороннем. Буйное отделение ничуть не изменилось с прошлого года - одноэтажное деревянное строение, где почти все окна были заколочены снаружи толстыми досками. Первый вопль, тягучий, совершенно бессмысленный, ударил ей в уши, когда она выбралась из машины, тут же поскользнувшись на обледеневшем сером снегу. Досадливо поморщившись и загнав поглубже иррациональные страхи, дернула на себя разбухшую дверь, вошла в освещенную тусклой лампочкой комнату, где тут же наткнулась на могучую санитарку, в лице у которой было нечто неуловимо дебильное - насколько Даша помнила, иные бывшие пациенты здесь же и приживались на правах вольнонаемных. Дальше все прошло гладко - толстенная баба, совсем собравшись было рявкнуть что-то запрещающее, наткнулась взором на торопливо - самую чуточку торопливее, чем следует, - выхваченное Дашей из нагрудного кармана удостоверение. Преисполнилась. Осознала. Проводила в тупичок, заканчивавшийся одной-единственной дверью, каковую без особых деликатностей дернула на себя, просунула внутрь голову и отрапортовала: - Сергей Степанович, тут к вам из ментовки... Даша подняла бровь, потом, когда изнутри послышалось: "Пусть заходит", мимоходом взяла санитарку за массивную кисть, быстро, пока та не успела опомниться, повернула ее руку к свету, легонько задрала рукав. Удовлетворенно хмыкнула: на кисти была выколота бабочка в венке из колючей проволоки, судя по виду, наколка давняя. - А если поискать, кабан с гитаристкой5 отыщутся? - спросила она вполголоса. Медленно, даже лениво высвободив руку, санитарка вяло ухмыльнулась: - Обшибки молодости, начальник... Даша протиснулась мимо нее в крохотный кабинетик. На столе в стеклянной банке пускал пузыри дешевенький кипятильник, за столом сидел человек в белом халате, лет сорока - глаза, как водится, профессионально отзывчивые, хоть Христа с него лепи. Что хотите делайте, но психиатров она с прошлого года потаенно недолюбливала... - Простите, мне говорили по телефону про майора Шевчука... - протянул он, жестом приглашая садиться. - Это я, - сказала Даша. - Майоры бывают и женского рода, как врач-психиатр... - Ох, простите... - Он принялся выдергивать заклинившийся в старой розетке штепсель кипятильника. - Или, может, чайку? - Нет, спасибо, - сказала Даша. Он, наконец, выдернул штепсель, принялся отодвигать банку, обжегся, зашипел сквозь зубы, Смутился. Даша деликатно отвела глаза. Пожала плечами: - Контингентик у вас... - А, Фаина... Что вы хотите? Работа поганейшая, а зарплата - еще поганее, да и ту видим пару раз в год. Попробуйте тут навербовать альтруистов, отвечающих мировым стандартам... - Да оно везде так... - понимающе вздохнула Даша ради скорейшего установления контакта. Лично от него, правда, явственно попахивало туалетной водой "Фаренгейт", не числившейся среди дешевых, да и сигареты на столе лежали вполне заграничные. Ну, у него, быть может, тесть богат или бабуля оставила в наследство пригоршню империалов. Или, что вероятнее, щедроты Беклемишева мимоходом пролились на это унылое заведение, вернее, на конкретных его аборигенов. - Простите, а по имени-отчеству... - Дарья Андреевна. Как вас зовут, я уже слышала. - Дарья Андреевна... - произнес он так, словно усматривал в данном сочетании потаенный синдром некоего отклонения. - Вы позволите? - Да ничего, я сама курю. - Итак, Беклемишева... Вы ведь из-за нее приехали? Вас интересует точный диагноз? - А его уже поставили? - Возможно, я вас разочарую, но в нашей системе не всегда следует ожидать быстрых результатов. Поставить диагноз, Дарья Андреевна, - дело порой архитрудное. И требует долгого наблюдения, исследования... - Меня устроят и примитивные истины, - сказала Даша. - Больна ли она, насколько серьезно больна, что ее могло привести в нынешнее состояние и когда нынешнее состояние сменится более-менее удовлетворительным, позволившим бы ее допросить, пусть мягко... - Она усмехнулась. Архимягко, если уж мы с вами осваиваем лексику вождя... - Понятно. Больна, безусловно. Тяжело больна. Полное отсутствие контакта, ориентировка во времени и пространстве практически отсутствует... Иными словами, замкнута на себя. По-моему, совершенно не представляет, где находится, - но в то же время ничуть этим не тяготится. - То есть - не буйствует? На стены, простите за вульгарные термины профана, не лезет? - Да, вот именно. В этом отношении с ней, слава богу, никаких хлопот - не протестует, не пытается что-то сломать, наружу не рвется, фиксировать на коечке ни разу не пришлось. Разумеется, ей давали приличные дозы соответствующих лекарств, но одним фармакологическим воздействием этого не объяснить. - А чем еще это можно объяснить? - Течением болезни, я полагаю. Крайне глубокий аутизм. Видите ли, обычно больные всеми силами стараются доказать, что они как раз здоровы, рвутся наружу, требуют свободы, встречи с самым главным начальством, с прокурором... Здесь мы ничего подобного не имеем. Глубокое погружение в себя - с одной стороны, это облегчает работу младшему персоналу, с другой же затягивает наши труды по установлению точного диагноза. Были, правда, поначалу хлопоты... - Конкретно? - Когда она начала приходить в себя после первого массированного купирования и было решено снять ее с вязок, она немножко... поскандалила. Требовала танков. - Каких? - Ну, знаете, этих, с гусеницами, башнями и пушками... - объяснил он невыносимо покровительственным тоном, словно растолковывал младенцу некие азы. Изобразил даже рукой волнообразное движение. - Танк как боевая машина... вот тут она, как вы точно изволили выразиться, немножко и лезла на стенки. К тому времени как раз приехал отец с нешуточной свитой, с ним и наше начальство из горздравотдела... - Он с явным неудовольствием пожевал губами, словно бы постарев на миг лет на десять. - Папочка у нее, надо вам сказать... - Сталкивалась, - кратко сказала Даша. - Ну, тогда понимаете. - Сказал, что если это понадобится любимому чадушку, он сюда пригонит взвод настоящих танков и заставит ползать взад-вперед и вправо-влево? - Примерно, - с вымученной улыбкой ушибленного реформами интеллигента кивнул психиатр. - В общем, через четверть часа люди из его свиты привезли целый мешок игрушечных танков. Я вам скажу откровенно: от моего мнения ничего и не зависело, все решало начальство. Впрочем, сам я не вижу ничего страшного в том, что ей дали игрушки. Единственное, что мы выторговали чтобы танки ей дали по нашему выбору, те, которыми нельзя нанести себе увечье, без выступающих твердых частей. Его люди прямо здесь отпиливали стволы перочинными ножиками... - И что? - с любопытством спросила Даша. - Вы знаете, успокоилась. Целыми часами катает эти свои танки по полу - но боже упаси, если кто-то окажется у ее танка на пути, вот тогда-то начинается визг... А в остальном - нисколечко не буйствует. Но доискаться подробностей мы не можем. Ничего она не помнит... - Может она симулировать? - Сомневаюсь. Сильно сомневаюсь. У нас уже побывал сам Прушанский - это, знаете ли, наше светило, чуть ли не все мы, местные, у него учились... Версию о симуляции он решительно отвергает. Что до Даши, ее такие аргументы не убеждали ничуть - даже медицинские светила в наше время положили зубы на полку и порой способны в обмен на бумажки с водяными знаками поступиться принципами. Однако высказывать здесь сию еретическую мысль не представлялось возможным... - Наркотики просматриваются? - спросила она. - Нет. "Дорожек" где бы то ни было на теле не зафиксировано. Вообще следов недавних уколов нет. В крови мы тоже ничего не нашли... - Это еще ни о чем не говорит, верно? - Верно, - согласился он. - Но даже если она и принимала наркотики, медицинскими средствами это определить, увы, невозможно. Родители категорически утверждают, что ничего подобного не замечали. Это опять-таки ни о чем не говорит. Как показывает практика, родители такие вещи замечают в последнюю очередь, если замечают вообще... Однако поймите меня правильно... - Понимаю, кажется, - сказала Даша. - А могла она в таком состоянии... в том состоянии, в каком ее обнаружили, убить человека? Застрелить, если конкретнее? - Свободно, - сказал он, кивая. - И застрелить, и зарезать, и сбросить с балкона - прецедентов хватает... Убить - и даже не понять, что натворила. - Он подобрался. - Но это, понятно, чисто теоретически, без привязки к данному случаю... - Помилуйте, я и не пытаюсь... - сказала Даша с честной, открытой улыбкой. - Это ведь может наступить внезапно? - Безусловно. Человек просыпается утром - и начинается. При том, что его поведение в предшествующий день не давало никаких оснований... Порой срыв наступает, что называется, как гром с ясного неба, средь бела дня. Человеческий мозг, Дарья Андреевна, - одна грандиозная загадка. Скажу вам по секрету - мы не знаем, что там творится. Имеем дело лишь со "входом" и "выходом", но что происходит в самом "чёрном ящике" - тайна сия велика есть. Забавы с лекарствами ничего не проясняют. Известно лишь: если дать пациенту зеленую таблетку - следует ждать реакции по варианту "А", а применение белой микстурки повлечет за собой реакцию по варианту "Б". И неизвестно, что внутри. Еще Корсаков... - Простите, - мягко прервала Даша, почувствовав, что разговор плавно сползает в теоретические бездны. - Но с тем же успехом могли и сработать некие внешние факторы? - Ну разумеется! Особо сильные переживания, стресс, вызванный внешними факторами взрыв неконтролируемых эмоций. Давление на психику со стороны третьего лица, унижения, издевательства, - он глянул на Дашу словно бы виновато. - Извините, вы намерены углубляться в детали, связанные с личностью того человека... Даша молча кивнула с неподвижным лицом. - Ее не насиловали, - сказал врач. - Никаких следов сексуального контакта, в какой бы то ни было форме. Но издевались над ней старательно и изощренно - прижигали сигаретой, били плеткой, все это вполне могло вызвать у благополучной, изнеженной девочки нешуточный срыв... - Она вам так ничего и не сказала? Врач досадливо поморщился: - Я же сказал: полный отрыв от реальности. Даже на отца с матерью практически не реагирует. Что с ней было, не помнит, где она была, не помнит, где она находится, не представляет. Когда ей сказали, что она находится в больнице, ни малейшей вспышки интереса или протеста не последовало. Впрочем... - он тяжко вздохнул. - Кое-что она все-таки говорит. Чтобы не преграждали дорогу ее танкам, потому что это форменным образом гнусно, мерзко и недопустимо - преграждать дорогу ее танкам. И вообще, она - Наполеон. - Который? - Я тоже поинтересовался... Просто Наполеон. Абстрактный такой Наполеон. В детали не вдается. Честно признаюсь, Дарья Андреевна, я впервые в жизни вижу Наполеона - вопреки массе анекдотов о сумасшедших домах. Здесь есть своя цикличность - Наполеон вышел из моды еще до нашего с вами рождения, за время моей работы бывали и Чингисханы, и Брежневы, и Горбачевы, недавно, как водится, поступила парочка Жириновских, Лебедь - еще не выяснили, генерал или его брат - и даже наш губернатор. Бюджетник, знаете ли, поплыл рассудком после хронических задержек зарплаты, целыми днями сидит и издает губернаторские указы о немедленной выплате пенсий и зарплат, со смертной казнью для ослушников. Накипело у человека. Одно время чуть ли не шеренгами шли последние императоры и Берии, в зависимости от того, кого на данный момент в прессе разоблачали или восхваляли, но вот Наполеон, тем более у студентки, особо не интересовавшейся военным делом и военной историей... Теряюсь, право. - Действительно... - сказала, подумав, Даша. - Логичнее было бы - королева английская или там самозванка Шиффер... И что же, поговорить с ней никак нельзя? Он мгновенно подобрался, даже, можно сказать, ощетинился, глянул колюче, враждебно: - Дарья Андреевна, у меня есть недвусмысленное предписание начальства, подкрепленное к тому же письменным решением прокуратуры. Возле палаты вместе с милиционером, которого поставили от вас, круглосуточно находятся два человека из частной, я бы сказал, структуры... - Папочкины волкодавы? - не особенно и удивившись, кивнула Даша. - А как это с вашими правилами гармонирует? - Это, понимаете ли, решалось на таком уровне... Вы только поймите меня правильно... - Да что там, это нетрудно, - сказала Даша. - Но хотя бы взглянуть на нее можно? - А это необходимо? - Вы знаете, я тоже умею бегать по высоким кабинетам, - сказала Даша холодно. - Беклемишев, конечно, перетягивает меня по всем параметрам и габаритам, однако... Не затевать же нам длинную склоку из-за того только, чтобы я на нее пару минут посмотрела? Судя по его лицу, он охотно послал бы подальше всех скопом - и Дашу, и Бека, и свое начальство. Но не было в загашнике пригоршни бабкиных империалов, что поделать... - Ну хорошо, - согласился он нехотя. - Посмотрите минутку, без малейших попыток навязать общение. Согласны? Вам самой не нужны лишние неприятности, эти мордовороты, что сменяют друг друга, наябедничают моментально... - Договорились, - сказала она. - Смотрю и молчу. Врач встал с тягостным вздохом, выбрался из-за шаткого стола. Даша вышла в коридор первой. Вновь появилась неведомо откуда толстая санитарка, и они с врачом недолго толковали о каких-то здешних делах, Даше совершенно непонятных. Она стояла в стороне, нетерпеливо притопывая ногой. После безумного вопля, донесшегося откуда-то из глубины заведения, по спине невольно прошел мерзостный холодок. Врач открыл ключом с треугольным вырезом врезной замок, толкнул дверь. Даша пошла следом, окунувшись в непередаваемый ореол трудноопределимых, но, безусловно, противных запахов, воплей и визгов. Железные двери с большими "волчками", двери, являвшие собою решетку, - подобного она навидалась в тюрьме, но здесь было совсем другое... Она старалась не смотреть по сторонам, но взгляд все же цеплялся порой за нелепые скрюченные фигуры, похожие на зомби из дешевых фильмов. Тусклые желтые лампочки, запахи, стоны... Рехнуться можно. В самом конце коридора маячили три фигуры, разместившиеся на хлипких табуретах. Сержант в расстегнутом кителе, с коротким автоматом на коленях, и двое цивильных. Сержант остался сидеть, зато те двое шустро вскочили, уставившись на Дашу. Один - молодой, с первого взгляда ясно, из примитивных "штакетников" без лишних извилин, второй - постарше и посерьезнее, с явными признаками мыслительной деятельности на лице. Потом и сержант вскочил - узнал ее, должно быть. Лица у всех троих уже несли на себе некий отпечаток долгого пребывания здесь, въевшийся в кожу, как краска. Смесь тоскливого отвращения с покорностью неизбежному. - Товарищ майор... - зачем-то шепотом произнес сержант. - За время дежурства... Даша махнула рукой, оборвав его. Тот из охранничков, что был постарше, настороженно придвинулся: - Вас что, не предупреждали? Нехороший был взгляд, дай волю - полоснул бы тесачком с обратной заточкой клинка, от всей души. Ублаготворил бы... - Взглянуть-то можно? - с невинным видом спросила Даша. - Тихонечко посмотрю секунду и уйду... Не было никакого смысла задираться с ними - в конце-то концов, они старательно выполняли приказ... Даша подошла к толстенной решетке, кое-где тронутой ржавчиной. За спиной настороженно посапывали охранники. Палату-камеру заливал яркий свет, как и полагалось по инструкции. Впрочем, с первого взгляда было видно, что неустанными трудами Бека узилище, насколько могли, преобразили - кровать застелена бельем, какого в этих стенах не видывали отроду; в углу, на разостланном прямо на полу ярком полиэтиленовом пакете - сущая россыпь разнообразнейших фруктов, какие-то соки в больших пластиковых бутылках, плитки шоколада. Все, похоже, нетронутое. Даша обернулась к врачу, тот страдальчески пожал плечами и шепнул: - Плохо ест, почти совсем не ест, из-за лекарств... - С ложечки кормить будешь, козел, если понадобится... - пробурчал за спиной охранник помоложе. Пижама на девушке, сидевшей посреди небольшой палаты, была вовсе уж роскошная. Распущенные волосы закрывали лицо, вокруг, куда ни глянь, стояли и лежали разноцветные танки, некоторые величиной со спаниеля. Один из них постоялица как раз и баюкала - старательно, сосредоточенно. Даша почувствовала к ней острую ненависть, попыталась вдолбить себе, что рано пока выносить вердикт - и все равно, ничего не могла с собой поделать. Потому что правильный мент лежал в гробу... Женя, легонько встряхнув головой, с той же старательностью покатила танк по полу, к решетке, ползла следом на коленках, ни на кого не глядя, нелепая в своей великолепной пижаме под ослепительно светившей лампой палаты для буйных. Даша едва не попятилась. Большой зеленый танк скрипел по полу, по синтетическому ковровому покрытию - н-да, постарался папаша... Танк полз прямо на Дашу, отметившую мимоходом, что густые, длинные волосы миллионеровской дочки прекрасно расчесаны - либо ее безумие не простирается столь глубоко, чтобы забыть о внешности, либо сюда регулярно пригоняют парикмахершу. Вероятнее всего второе. Она непроизвольно отступила на полшага, когда большой зеленый танк замер у самой решетки. Женя подняла голову, безмятежно улыбнулась, чуть приподняла танк, заставив его подпрыгнуть, громко сказала: - Пх! И выпрямилась, слегка пошатнувшись. В движениях было все же нечто скованное, механическое - медикаментов не жалели - и лицо застывшее, чуть обрюзгшее. Но глаза были красивые, серые, прозрачные, полные то ли веселого безумия, то ли безумного веселья. Столкнувшись с ней взглядом, Даша испытала весьма сложные чувства, которые ни за что не взялась бы сейчас истолковать. Недоверие, страх, отвращение? Все вместе? К ней протянулась через решетку тонкая, изящная рука, и Даша на миг растерялась. - Дай пистолет, - сказала Женя, вперившись в нее прозрачным, пустым взглядом. Даша оглянулась на врача. Тот безмолвствовал. Охраннички тоже. растерялись, не имея, должно быть, инструкций на сей счет. - Нету пистолета, - проговорила Даша скованно. - Ну и жадина, - безмятежно сказала Женя, отступила на пару шагов, подняла к груди сжатый кулак, потом выбросила его вперед, словно отдавая салют невидимой шпагой. - Вив ле брюмер! И словно вмиг потеряла интерес к стоявшим по ту сторону решетки повернулась на пятках, снова слегка пошатнувшись при этом, опустилась на коленки и покатила танк в сторону кровати, припевая: - Вив ле брюмер, вив ле брюмер... Врач выжидательно покашливал. Бесполезно. Все впустую. Отойдя в сторону, Даша поманила того из охранников, кто был постарше. И сказала без выражения: - Мне надо встретиться с Калюжным. И побыстрее. - Боюсь, не получится... - А вы не бойтесь, - сказала она почти грубо. - Вы ему просто скажите, что это рандеву может пойти на пользу не только мне, но и вашему боссу... "Дело прямо-таки шибает интеллектуализмом, - угрюмо думала она, шагая следом за врачом к желанному выходу. - Мерилин Монро, загадочные эскизы (исполненные, как показала экспертиза, хорошими импортными красками), музыка, картины, шоу-бизнес, переплетение творческих и околотворческих интриг... Теперь еще и брюмер. Сие искусственное и недолго прожившее название месяца история связывает с одним-единственным значительным событием - восемнадцатого брюмера (год, правда, Даша точно не помнила) Наполеон номер один совершил государственный переворот, разогнав тогдашний парламент, или как он там именовался..." И больше со словом "брюмер" не связано ничего мало-мальски выдающегося - словоохотливый гид, кое-как разумевший по-русски полицейский, говорил ей это в Париже.
...Она еще вчера составила для себя на бумаге нечто вроде дебета-кредита. Слева - наиболее значительные события из жизни Мерилин Монро и ее наиболее известные пристрастия. Справа - эквивалент данных событий и привычек, но уже касаемо той Монро, что именовалась Маргаритой.
О ПОЛЬЗЕ ЧТЕНИЯ БИОГРАФИЙ
Пока машина без особой спешки - снова ударил гололед - пробиралась по запруженным самобеглыми экипажами улицам, Даша добросовестно освежила в памяти все, что удалось собрать о Жене Беклемишевой. Увы, это опять был тот случай, когда общественное положение клиента лишь запутывает и усугубляет все, что можно запутать и усугубить. Очаровательная доченька богатого папы, весь набор - умопомрачительные шубки, злато и камушки, бизнес-колледж (разместившийся в обшарпанном здании бывшего пединститута), в друзьях-приятелях золотая молодежь обоего пола, иномарки, недоступные простым смертным увеселения и развлечения. Операционное поле - черт ногу сломит. Масса знакомых, все из тех кругов, где особенно не развернешься, а имеющиеся стукачи ясности почти не вносят; сложная паутина отношений-знакомств-связей, периодически всплывают и наркотики, и замятые в зародыше последствия пьяных забав, и пикантные интимные разгульчики. Масса информации, которую адски трудно профильтровать. Если ее кто-то аккуратненько подвел к Воловикову, отыскать следы с маху невозможно. К тому же при каждом практически шаге опера натыкаются на частные службы безопасности, стоящие на страже любимых чадушек своих патронов, и, хотя прямого противодействия нет, нормального сотрудничества тоже не получается... Трясина. Еще один, загадочный нюанс - полное бездействие безутешного папы, ухаря-купца Беклемишева. Единственным напоминанием о том, что он живет и здравствует, стал визит в прокуратуру одного из самых дорогих адвокатов Шантарска с целой когортой помощников и консультантов. Упирая на заключение ведущих городских психиатров и демонстрируя, как легко было предугадать, виртуозное знание всех и всяческих законов, эта команда без особого труда добилась юридического оформления того факта, что любые допросы означенной гражданки Беклемишевой откладываются на неопределенный срок, равно как и предъявление обвинения. И, что бы там ни кипело на сердце у Даши, умом она признавала, что с точки зрения закона адвокат прав. А если в карманах эскулапов прибавилось хрустких бумажек, доказать это пока что невозможно. остается одно - пахать и пахать. Странно другое: что обещанные боевые действия, сиречь широкая огласка происшедшего, так и не грянули. Вряд ли дело тут в заботах Беклемишева о репутации доченьки - он вполне мог бы устроить все так, что ее имя нигде не появилось бы даже в виде щадящих инициалов. И тем не менее вызванные им шакалы пера, давно закупленные Беком на корню, потоптавшись у омоновского кордона, как-то подозрительно быстро слиняли. И об убийстве, вообще о смерти начальника уголовного розыска города пока что не появилось ни строчки, многие о случившемся не знали вообще, что могло быть следствием лишь прямого приказа хозяина, однако Даша совсем недавно ручаться была готова, что Бек этого дела так не оставит, и хай будет вселенским. Галахов недоумевал точно так же. После короткой беседы сошлись на том, что Бек по своим каналам получил некую информацию, заставившую его свернуть знамена, зачехлить пушки и быстренько притвориться, что Мальбрук вовсе не собирался в поход. Знать бы только, что это за информация - она должна быть чертовски серьезна и важна не для одного Бека. в первую очередь не для Бека, - но ведь не спросишь в открытую... Несмотря на то, что Женечка Беклемишева ангелочком отнюдь не была, ничего серьезного раскопать не удалось. А посему невозможно угадать, что могло толкнуть ее на сотрудничество с Воловиковым (если все же было сотрудничество), невозможно вычислить в ее окружении какого-то дьявольски расчетливого игрока, сумевшего подвести ее к той квартире (если ее все же крупно подставили и на курок нажимал кто-то другой). Тупик. ...После прошлогодних злоключений, в которых психиатрия играла не последнюю роль, к заведению на Королева Даша относилась с неким подсознательным отвращением, в чем ее упрекнуть человеку понимающему было бы трудновато. Когда машина въехала в вечно распахнутые ворота и неуклюже завертелась на узких дорожках меж унылыми корпусами, Даша ощутила совершенно детское желание повернуть назад, но, старательно выругав себя, постаралась забыть обо всем постороннем. Буйное отделение ничуть не изменилось с прошлого года - одноэтажное деревянное строение, где почти все окна были заколочены снаружи толстыми досками. Первый вопль, тягучий, совершенно бессмысленный, ударил ей в уши, когда она выбралась из машины, тут же поскользнувшись на обледеневшем сером снегу. Досадливо поморщившись и загнав поглубже иррациональные страхи, дернула на себя разбухшую дверь, вошла в освещенную тусклой лампочкой комнату, где тут же наткнулась на могучую санитарку, в лице у которой было нечто неуловимо дебильное - насколько Даша помнила, иные бывшие пациенты здесь же и приживались на правах вольнонаемных. Дальше все прошло гладко - толстенная баба, совсем собравшись было рявкнуть что-то запрещающее, наткнулась взором на торопливо - самую чуточку торопливее, чем следует, - выхваченное Дашей из нагрудного кармана удостоверение. Преисполнилась. Осознала. Проводила в тупичок, заканчивавшийся одной-единственной дверью, каковую без особых деликатностей дернула на себя, просунула внутрь голову и отрапортовала: - Сергей Степанович, тут к вам из ментовки... Даша подняла бровь, потом, когда изнутри послышалось: "Пусть заходит", мимоходом взяла санитарку за массивную кисть, быстро, пока та не успела опомниться, повернула ее руку к свету, легонько задрала рукав. Удовлетворенно хмыкнула: на кисти была выколота бабочка в венке из колючей проволоки, судя по виду, наколка давняя. - А если поискать, кабан с гитаристкой5 отыщутся? - спросила она вполголоса. Медленно, даже лениво высвободив руку, санитарка вяло ухмыльнулась: - Обшибки молодости, начальник... Даша протиснулась мимо нее в крохотный кабинетик. На столе в стеклянной банке пускал пузыри дешевенький кипятильник, за столом сидел человек в белом халате, лет сорока - глаза, как водится, профессионально отзывчивые, хоть Христа с него лепи. Что хотите делайте, но психиатров она с прошлого года потаенно недолюбливала... - Простите, мне говорили по телефону про майора Шевчука... - протянул он, жестом приглашая садиться. - Это я, - сказала Даша. - Майоры бывают и женского рода, как врач-психиатр... - Ох, простите... - Он принялся выдергивать заклинившийся в старой розетке штепсель кипятильника. - Или, может, чайку? - Нет, спасибо, - сказала Даша. Он, наконец, выдернул штепсель, принялся отодвигать банку, обжегся, зашипел сквозь зубы, Смутился. Даша деликатно отвела глаза. Пожала плечами: - Контингентик у вас... - А, Фаина... Что вы хотите? Работа поганейшая, а зарплата - еще поганее, да и ту видим пару раз в год. Попробуйте тут навербовать альтруистов, отвечающих мировым стандартам... - Да оно везде так... - понимающе вздохнула Даша ради скорейшего установления контакта. Лично от него, правда, явственно попахивало туалетной водой "Фаренгейт", не числившейся среди дешевых, да и сигареты на столе лежали вполне заграничные. Ну, у него, быть может, тесть богат или бабуля оставила в наследство пригоршню империалов. Или, что вероятнее, щедроты Беклемишева мимоходом пролились на это унылое заведение, вернее, на конкретных его аборигенов. - Простите, а по имени-отчеству... - Дарья Андреевна. Как вас зовут, я уже слышала. - Дарья Андреевна... - произнес он так, словно усматривал в данном сочетании потаенный синдром некоего отклонения. - Вы позволите? - Да ничего, я сама курю. - Итак, Беклемишева... Вы ведь из-за нее приехали? Вас интересует точный диагноз? - А его уже поставили? - Возможно, я вас разочарую, но в нашей системе не всегда следует ожидать быстрых результатов. Поставить диагноз, Дарья Андреевна, - дело порой архитрудное. И требует долгого наблюдения, исследования... - Меня устроят и примитивные истины, - сказала Даша. - Больна ли она, насколько серьезно больна, что ее могло привести в нынешнее состояние и когда нынешнее состояние сменится более-менее удовлетворительным, позволившим бы ее допросить, пусть мягко... - Она усмехнулась. Архимягко, если уж мы с вами осваиваем лексику вождя... - Понятно. Больна, безусловно. Тяжело больна. Полное отсутствие контакта, ориентировка во времени и пространстве практически отсутствует... Иными словами, замкнута на себя. По-моему, совершенно не представляет, где находится, - но в то же время ничуть этим не тяготится. - То есть - не буйствует? На стены, простите за вульгарные термины профана, не лезет? - Да, вот именно. В этом отношении с ней, слава богу, никаких хлопот - не протестует, не пытается что-то сломать, наружу не рвется, фиксировать на коечке ни разу не пришлось. Разумеется, ей давали приличные дозы соответствующих лекарств, но одним фармакологическим воздействием этого не объяснить. - А чем еще это можно объяснить? - Течением болезни, я полагаю. Крайне глубокий аутизм. Видите ли, обычно больные всеми силами стараются доказать, что они как раз здоровы, рвутся наружу, требуют свободы, встречи с самым главным начальством, с прокурором... Здесь мы ничего подобного не имеем. Глубокое погружение в себя - с одной стороны, это облегчает работу младшему персоналу, с другой же затягивает наши труды по установлению точного диагноза. Были, правда, поначалу хлопоты... - Конкретно? - Когда она начала приходить в себя после первого массированного купирования и было решено снять ее с вязок, она немножко... поскандалила. Требовала танков. - Каких? - Ну, знаете, этих, с гусеницами, башнями и пушками... - объяснил он невыносимо покровительственным тоном, словно растолковывал младенцу некие азы. Изобразил даже рукой волнообразное движение. - Танк как боевая машина... вот тут она, как вы точно изволили выразиться, немножко и лезла на стенки. К тому времени как раз приехал отец с нешуточной свитой, с ним и наше начальство из горздравотдела... - Он с явным неудовольствием пожевал губами, словно бы постарев на миг лет на десять. - Папочка у нее, надо вам сказать... - Сталкивалась, - кратко сказала Даша. - Ну, тогда понимаете. - Сказал, что если это понадобится любимому чадушку, он сюда пригонит взвод настоящих танков и заставит ползать взад-вперед и вправо-влево? - Примерно, - с вымученной улыбкой ушибленного реформами интеллигента кивнул психиатр. - В общем, через четверть часа люди из его свиты привезли целый мешок игрушечных танков. Я вам скажу откровенно: от моего мнения ничего и не зависело, все решало начальство. Впрочем, сам я не вижу ничего страшного в том, что ей дали игрушки. Единственное, что мы выторговали чтобы танки ей дали по нашему выбору, те, которыми нельзя нанести себе увечье, без выступающих твердых частей. Его люди прямо здесь отпиливали стволы перочинными ножиками... - И что? - с любопытством спросила Даша. - Вы знаете, успокоилась. Целыми часами катает эти свои танки по полу - но боже упаси, если кто-то окажется у ее танка на пути, вот тогда-то начинается визг... А в остальном - нисколечко не буйствует. Но доискаться подробностей мы не можем. Ничего она не помнит... - Может она симулировать? - Сомневаюсь. Сильно сомневаюсь. У нас уже побывал сам Прушанский - это, знаете ли, наше светило, чуть ли не все мы, местные, у него учились... Версию о симуляции он решительно отвергает. Что до Даши, ее такие аргументы не убеждали ничуть - даже медицинские светила в наше время положили зубы на полку и порой способны в обмен на бумажки с водяными знаками поступиться принципами. Однако высказывать здесь сию еретическую мысль не представлялось возможным... - Наркотики просматриваются? - спросила она. - Нет. "Дорожек" где бы то ни было на теле не зафиксировано. Вообще следов недавних уколов нет. В крови мы тоже ничего не нашли... - Это еще ни о чем не говорит, верно? - Верно, - согласился он. - Но даже если она и принимала наркотики, медицинскими средствами это определить, увы, невозможно. Родители категорически утверждают, что ничего подобного не замечали. Это опять-таки ни о чем не говорит. Как показывает практика, родители такие вещи замечают в последнюю очередь, если замечают вообще... Однако поймите меня правильно... - Понимаю, кажется, - сказала Даша. - А могла она в таком состоянии... в том состоянии, в каком ее обнаружили, убить человека? Застрелить, если конкретнее? - Свободно, - сказал он, кивая. - И застрелить, и зарезать, и сбросить с балкона - прецедентов хватает... Убить - и даже не понять, что натворила. - Он подобрался. - Но это, понятно, чисто теоретически, без привязки к данному случаю... - Помилуйте, я и не пытаюсь... - сказала Даша с честной, открытой улыбкой. - Это ведь может наступить внезапно? - Безусловно. Человек просыпается утром - и начинается. При том, что его поведение в предшествующий день не давало никаких оснований... Порой срыв наступает, что называется, как гром с ясного неба, средь бела дня. Человеческий мозг, Дарья Андреевна, - одна грандиозная загадка. Скажу вам по секрету - мы не знаем, что там творится. Имеем дело лишь со "входом" и "выходом", но что происходит в самом "чёрном ящике" - тайна сия велика есть. Забавы с лекарствами ничего не проясняют. Известно лишь: если дать пациенту зеленую таблетку - следует ждать реакции по варианту "А", а применение белой микстурки повлечет за собой реакцию по варианту "Б". И неизвестно, что внутри. Еще Корсаков... - Простите, - мягко прервала Даша, почувствовав, что разговор плавно сползает в теоретические бездны. - Но с тем же успехом могли и сработать некие внешние факторы? - Ну разумеется! Особо сильные переживания, стресс, вызванный внешними факторами взрыв неконтролируемых эмоций. Давление на психику со стороны третьего лица, унижения, издевательства, - он глянул на Дашу словно бы виновато. - Извините, вы намерены углубляться в детали, связанные с личностью того человека... Даша молча кивнула с неподвижным лицом. - Ее не насиловали, - сказал врач. - Никаких следов сексуального контакта, в какой бы то ни было форме. Но издевались над ней старательно и изощренно - прижигали сигаретой, били плеткой, все это вполне могло вызвать у благополучной, изнеженной девочки нешуточный срыв... - Она вам так ничего и не сказала? Врач досадливо поморщился: - Я же сказал: полный отрыв от реальности. Даже на отца с матерью практически не реагирует. Что с ней было, не помнит, где она была, не помнит, где она находится, не представляет. Когда ей сказали, что она находится в больнице, ни малейшей вспышки интереса или протеста не последовало. Впрочем... - он тяжко вздохнул. - Кое-что она все-таки говорит. Чтобы не преграждали дорогу ее танкам, потому что это форменным образом гнусно, мерзко и недопустимо - преграждать дорогу ее танкам. И вообще, она - Наполеон. - Который? - Я тоже поинтересовался... Просто Наполеон. Абстрактный такой Наполеон. В детали не вдается. Честно признаюсь, Дарья Андреевна, я впервые в жизни вижу Наполеона - вопреки массе анекдотов о сумасшедших домах. Здесь есть своя цикличность - Наполеон вышел из моды еще до нашего с вами рождения, за время моей работы бывали и Чингисханы, и Брежневы, и Горбачевы, недавно, как водится, поступила парочка Жириновских, Лебедь - еще не выяснили, генерал или его брат - и даже наш губернатор. Бюджетник, знаете ли, поплыл рассудком после хронических задержек зарплаты, целыми днями сидит и издает губернаторские указы о немедленной выплате пенсий и зарплат, со смертной казнью для ослушников. Накипело у человека. Одно время чуть ли не шеренгами шли последние императоры и Берии, в зависимости от того, кого на данный момент в прессе разоблачали или восхваляли, но вот Наполеон, тем более у студентки, особо не интересовавшейся военным делом и военной историей... Теряюсь, право. - Действительно... - сказала, подумав, Даша. - Логичнее было бы - королева английская или там самозванка Шиффер... И что же, поговорить с ней никак нельзя? Он мгновенно подобрался, даже, можно сказать, ощетинился, глянул колюче, враждебно: - Дарья Андреевна, у меня есть недвусмысленное предписание начальства, подкрепленное к тому же письменным решением прокуратуры. Возле палаты вместе с милиционером, которого поставили от вас, круглосуточно находятся два человека из частной, я бы сказал, структуры... - Папочкины волкодавы? - не особенно и удивившись, кивнула Даша. - А как это с вашими правилами гармонирует? - Это, понимаете ли, решалось на таком уровне... Вы только поймите меня правильно... - Да что там, это нетрудно, - сказала Даша. - Но хотя бы взглянуть на нее можно? - А это необходимо? - Вы знаете, я тоже умею бегать по высоким кабинетам, - сказала Даша холодно. - Беклемишев, конечно, перетягивает меня по всем параметрам и габаритам, однако... Не затевать же нам длинную склоку из-за того только, чтобы я на нее пару минут посмотрела? Судя по его лицу, он охотно послал бы подальше всех скопом - и Дашу, и Бека, и свое начальство. Но не было в загашнике пригоршни бабкиных империалов, что поделать... - Ну хорошо, - согласился он нехотя. - Посмотрите минутку, без малейших попыток навязать общение. Согласны? Вам самой не нужны лишние неприятности, эти мордовороты, что сменяют друг друга, наябедничают моментально... - Договорились, - сказала она. - Смотрю и молчу. Врач встал с тягостным вздохом, выбрался из-за шаткого стола. Даша вышла в коридор первой. Вновь появилась неведомо откуда толстая санитарка, и они с врачом недолго толковали о каких-то здешних делах, Даше совершенно непонятных. Она стояла в стороне, нетерпеливо притопывая ногой. После безумного вопля, донесшегося откуда-то из глубины заведения, по спине невольно прошел мерзостный холодок. Врач открыл ключом с треугольным вырезом врезной замок, толкнул дверь. Даша пошла следом, окунувшись в непередаваемый ореол трудноопределимых, но, безусловно, противных запахов, воплей и визгов. Железные двери с большими "волчками", двери, являвшие собою решетку, - подобного она навидалась в тюрьме, но здесь было совсем другое... Она старалась не смотреть по сторонам, но взгляд все же цеплялся порой за нелепые скрюченные фигуры, похожие на зомби из дешевых фильмов. Тусклые желтые лампочки, запахи, стоны... Рехнуться можно. В самом конце коридора маячили три фигуры, разместившиеся на хлипких табуретах. Сержант в расстегнутом кителе, с коротким автоматом на коленях, и двое цивильных. Сержант остался сидеть, зато те двое шустро вскочили, уставившись на Дашу. Один - молодой, с первого взгляда ясно, из примитивных "штакетников" без лишних извилин, второй - постарше и посерьезнее, с явными признаками мыслительной деятельности на лице. Потом и сержант вскочил - узнал ее, должно быть. Лица у всех троих уже несли на себе некий отпечаток долгого пребывания здесь, въевшийся в кожу, как краска. Смесь тоскливого отвращения с покорностью неизбежному. - Товарищ майор... - зачем-то шепотом произнес сержант. - За время дежурства... Даша махнула рукой, оборвав его. Тот из охранничков, что был постарше, настороженно придвинулся: - Вас что, не предупреждали? Нехороший был взгляд, дай волю - полоснул бы тесачком с обратной заточкой клинка, от всей души. Ублаготворил бы... - Взглянуть-то можно? - с невинным видом спросила Даша. - Тихонечко посмотрю секунду и уйду... Не было никакого смысла задираться с ними - в конце-то концов, они старательно выполняли приказ... Даша подошла к толстенной решетке, кое-где тронутой ржавчиной. За спиной настороженно посапывали охранники. Палату-камеру заливал яркий свет, как и полагалось по инструкции. Впрочем, с первого взгляда было видно, что неустанными трудами Бека узилище, насколько могли, преобразили - кровать застелена бельем, какого в этих стенах не видывали отроду; в углу, на разостланном прямо на полу ярком полиэтиленовом пакете - сущая россыпь разнообразнейших фруктов, какие-то соки в больших пластиковых бутылках, плитки шоколада. Все, похоже, нетронутое. Даша обернулась к врачу, тот страдальчески пожал плечами и шепнул: - Плохо ест, почти совсем не ест, из-за лекарств... - С ложечки кормить будешь, козел, если понадобится... - пробурчал за спиной охранник помоложе. Пижама на девушке, сидевшей посреди небольшой палаты, была вовсе уж роскошная. Распущенные волосы закрывали лицо, вокруг, куда ни глянь, стояли и лежали разноцветные танки, некоторые величиной со спаниеля. Один из них постоялица как раз и баюкала - старательно, сосредоточенно. Даша почувствовала к ней острую ненависть, попыталась вдолбить себе, что рано пока выносить вердикт - и все равно, ничего не могла с собой поделать. Потому что правильный мент лежал в гробу... Женя, легонько встряхнув головой, с той же старательностью покатила танк по полу, к решетке, ползла следом на коленках, ни на кого не глядя, нелепая в своей великолепной пижаме под ослепительно светившей лампой палаты для буйных. Даша едва не попятилась. Большой зеленый танк скрипел по полу, по синтетическому ковровому покрытию - н-да, постарался папаша... Танк полз прямо на Дашу, отметившую мимоходом, что густые, длинные волосы миллионеровской дочки прекрасно расчесаны - либо ее безумие не простирается столь глубоко, чтобы забыть о внешности, либо сюда регулярно пригоняют парикмахершу. Вероятнее всего второе. Она непроизвольно отступила на полшага, когда большой зеленый танк замер у самой решетки. Женя подняла голову, безмятежно улыбнулась, чуть приподняла танк, заставив его подпрыгнуть, громко сказала: - Пх! И выпрямилась, слегка пошатнувшись. В движениях было все же нечто скованное, механическое - медикаментов не жалели - и лицо застывшее, чуть обрюзгшее. Но глаза были красивые, серые, прозрачные, полные то ли веселого безумия, то ли безумного веселья. Столкнувшись с ней взглядом, Даша испытала весьма сложные чувства, которые ни за что не взялась бы сейчас истолковать. Недоверие, страх, отвращение? Все вместе? К ней протянулась через решетку тонкая, изящная рука, и Даша на миг растерялась. - Дай пистолет, - сказала Женя, вперившись в нее прозрачным, пустым взглядом. Даша оглянулась на врача. Тот безмолвствовал. Охраннички тоже. растерялись, не имея, должно быть, инструкций на сей счет. - Нету пистолета, - проговорила Даша скованно. - Ну и жадина, - безмятежно сказала Женя, отступила на пару шагов, подняла к груди сжатый кулак, потом выбросила его вперед, словно отдавая салют невидимой шпагой. - Вив ле брюмер! И словно вмиг потеряла интерес к стоявшим по ту сторону решетки повернулась на пятках, снова слегка пошатнувшись при этом, опустилась на коленки и покатила танк в сторону кровати, припевая: - Вив ле брюмер, вив ле брюмер... Врач выжидательно покашливал. Бесполезно. Все впустую. Отойдя в сторону, Даша поманила того из охранников, кто был постарше. И сказала без выражения: - Мне надо встретиться с Калюжным. И побыстрее. - Боюсь, не получится... - А вы не бойтесь, - сказала она почти грубо. - Вы ему просто скажите, что это рандеву может пойти на пользу не только мне, но и вашему боссу... "Дело прямо-таки шибает интеллектуализмом, - угрюмо думала она, шагая следом за врачом к желанному выходу. - Мерилин Монро, загадочные эскизы (исполненные, как показала экспертиза, хорошими импортными красками), музыка, картины, шоу-бизнес, переплетение творческих и околотворческих интриг... Теперь еще и брюмер. Сие искусственное и недолго прожившее название месяца история связывает с одним-единственным значительным событием - восемнадцатого брюмера (год, правда, Даша точно не помнила) Наполеон номер один совершил государственный переворот, разогнав тогдашний парламент, или как он там именовался..." И больше со словом "брюмер" не связано ничего мало-мальски выдающегося - словоохотливый гид, кое-как разумевший по-русски полицейский, говорил ей это в Париже.
...Она еще вчера составила для себя на бумаге нечто вроде дебета-кредита. Слева - наиболее значительные события из жизни Мерилин Монро и ее наиболее известные пристрастия. Справа - эквивалент данных событий и привычек, но уже касаемо той Монро, что именовалась Маргаритой.