Бушков Александр Александрович. Пиранья - Бродячее сокровище

   Поднял руку, подперев правое запястье ладонью левой - и попал в ту самую точку, о которой поминал покойный Хольц. Когда мишень успокоилась, подполз поближе, присмотрелся. Местный, несомненно, очень уж характерная рожа. В гражданском, понятно. И автомат - такой же бразильский "Мадсен", как у Хольца.
   И вновь надолго залег рядом с успокоившимся. Мимолетно пожалел, что оставил на корабле бесшумку - с ней и вовсе было бы одно удовольствие... А впрочем, там только одна обойма, да и прицельная дальность не та, и нет той убойности, что у "Тауруса".
   Правее и впереди послышалась громкая перекличка на испанском, и Мазур брезгливо поморщился: растаяли последние сомнения на их счет, окончательно стало ясно, что против него вышла портовая уголовщина, какая-нибудь челядь кокаиновых барончиков. Ну конечно, они не могли не сообразить, что огневых средств в их банде поубавилось, ровно половина стволов замолкла: вот бы тут и молчать в тряпочку, затаиться, изматывая противника тишиной и неизвестностью, а не орать, будто в драке на танцульках...
   Он поднялся на ровные ноги и призраком заскользил меж стволов, заходя справа по широкой дуге, выполняя классический маневр охвата, пусть и подразделением, состоящем из одного-единственного человека. Без всякого труда заставил себя видеть правильно - лес для него превратился в неподвижный фон, не имевший даже цвета, в статичную декорацию вроде расписанного театрального задника, глаз обязан был подмечать исключительно человеческое шевеление, вообще все, что не имело отношение к колыханию веток, падению листов, перепахиванию птиц...
   Оказавшись на позиции, откуда мог прекрасно видеть спину напряженно прижавшегося к стволу человека, перебросил пистолет в левую руку, правой поднял автомат Хольца и чиркнул очередью по ногам затаившегося, пониже колен. Попал, разумеется. Обиженный как нетрудно было предвидеть, повалился наземь, корчась и вопя на весь остров. Мазур терпеливо ждал.
   Очень быстро слева выскочил субъект с карабином, каковой тут же бросил наземь и стал озабоченно суетиться вокруг оравшего - то пытался его поднять, то, разобравшись, в чем дело отпустил, то схватил карабин и стал, грозно выставив дуло, вертеться на все стороны, выкатывая глаза в беспомощной ярости, то вновь пытался облегчить страдания раненого бесцельной суетой и озабоченными причитаниями. Судя по его метаниям, помощи он ниоткуда не ждал, а значит, их и в самом деле сидело в засаде только четверо...
   Выждав еще какое-то время, равнодушно слушая вопли раненого и без улыбки глядя на шараханья второго, Мазур бесшумно выдвинулся из-за ствола, поднял пистолет и дважды выстрелил.
   Настала полная, окончательная тишина. Никто более не метался, никто не орал благим матом. Выждав еще для полной надежности, Мазур сторожким волчьим бегом припустил к тому месту, где оставил мертвого Хольца и Кристину в полном здравии.
   В точности такими он их и обнаружил. Пригнулся, заглянул в кустарник и, не тратя времени на сантименты, бросил девушке:
   - Полежи еще, я скоро закончу...
   Вывернул покойнику карманы, забрал обе гранаты и с оглядочкой двинулся через лес к берегу, посмотреть, какие там произошли изменения. Ожидаемые, в общем: рядом с "Креветкой" обнаружился белый катер длиной футов в двадцать, этакая прогулочная игрушка богатея, не самая современная, весьма подержанная, но, тем не менее, надежная и комфортная, способная при хорошей погоде без особых хлопот преодолеть сотню миль спокойного моря. Надстройка закрывала примерно две трети остроносого суденышка, и что творится внутри, Мазур не мог рассмотреть - зато на корме узрел дона Хайме. Старый прохвост, столь же элегантный, как во время их первой встречи, стоял у борта в компании гораздо менее светского верзилы с автоматом на плече, и оба напряженно таращились в сторону леса, определенно не зная, как расценивать наступившую тишину и что, собственно, лучше всего предпринять.
   Третий, опять-таки не обремененный замашками джентельмена или денди субъект, стоял у фальшборта "Креветки". Волосы у него были еще мокрые, а у ног лежал акваланг. Ах, вот оно что... можно не гадать, что случилось с капитаном Гальего и его людьми: подобрался под водой, выбрал момент, вынырнул, перещелкал с маху... Вон те пятна на палубе чертовски напоминают едва свернувшуюся кровь...
   От того места, где в лесу засел Мазур, до обоих суденышек было метров двадцать. С крайним неудовольствием Мазур поймал себя на том, что жаждет устроить кино, финал на голливудский манер: чтобы они корчились под наведенным стволом, каялись и просили пощады, уверяя, что осознали ошибки и займутся теперь исключительно общественно полезным трудом - а он, отпустив напоследок пару триумфально-издевательских афоризмов, перестрелял бы к чертовой матери успевшую помучиться троицу...
   А вот это было плохо, потому что - непрофессионально. И потому Мазур, не затягивая паузу, поднял пистолет, выстрелом навскидку срезал индивидуума на палубе "Креветки", а мгновеньем позже, вырвав обе чеки, запустил обе гранаты прямехонько на корму катера.
   Он знал эту модель - в пластиковой оболочке каждой гранаты таилось до поры три сотни стальных шариков. В двух, легко подсчитать, шестьсот. И рвануло, как следует быть, все эти шесть сотен убойных крохотулек вымели внутренность катера, вынеся все иллюминаторы, издырявив борта, катер качнуло на спокойной воде, над кормой медленно таял сизый вонючий дым - и Мазур, одним отчаянным броском достигший берега, перепрыгнув внутрь, уже не увидел ни единой цели, которую следовало бы подавить автоматным огнем.
   Не теряя времени, он перепрыгнул на "Креветку" и со всеми предосторожностями осмотрел надстройку, спустился в каюты. Никого там не обнаружил, ни живых ни мертвых, спустился в каюты. По крайне мере, предателей среди экипажа "Креветки" не оказалось - а это уже кое-что, есть кое-какая разница меж мертвыми, о которых думаешь хорошо, и теми их собратьями, кто доброго слова не достоин... Быть может, и мертвым не все равно, что именно о них думают те, кто пока что пребывает по эту сторону...
   Перешел на катер. Перешагнул через препятствие, старательно не глядя на то, что осталось от элегантного и благообразного совсем недавно дона Хайме - не по слабости нервов, а исключительно из эстетических соображений. Не всякий мастер обожает любоваться своей работой, иногда бывает как раз наоборот.
   Шагнул пол надстройку. Показалось, будто оказался внутри огромного дуршлага: отовсюду в крохотные дырочки проникали тоненькие, как иглы, лучики стоявшего в зените солнца. Под ногами похлюпывало - часть шариков зацепила и дюралевое днище, пройдя через настил из тонких досок, вода помаленьку прибывала.
   Нагнувшись, Мазур старательно осмотрел приборную доску. Ей тоже досталась толика стального вихря, но особенных повреждений не было. То, что его интересовало, он увидел сразу: сама доска состояла из нескольких циферблатов, наглухо забранных в светлую панель, а этот прибор явно не имел к ней отношения, стоял отдельно, сам по себе, со своим собственным питанием, ничем с доской не соединенный. Небольшой серый ящик с круглым экраном, несколькими верньерами, парой-тройкой кнопок. От него тянулся уходивший в иллюминатор толстый синий провод.
   Мазур выглянул наружу. Провод был присобачен к высокой гибкой антенне, вздымавшейся метра на три над крышей и укрепленной растяжками. Ну вот, кое-что и проясняется...
   ... Вернувшись к тому месту, где покорно дожидалась Кристина, он сначала освободил карманы немца от того, что покойнику уже никак не могло понадобиться, потом проломился в заросли и поднял девушку на ноги. Сказал устало:
   - Ну вот, справился...
   Она кинулась ему на шею, прижалась, как и следовало ожидать, давая выход эмоциям в истерических всхлипах: как она испугалась, как ей казалось, что все кончено, и он никогда не вернется, а он вот вернулся, и как она рада, и какой он замечательный...
   Мазуру все это очень быстро надоело, он бесцеремонно отстранил девушку и залепил ей пару оглушительных пощечин в качестве испытанного средства от всякого рода истерик. Помогло, разумеется, она пришла в себя, но долго еще хлюпала и всхлипывала у него на груди. С превеликим неудовольствием Мазур подумал, что эта сцена как две капли воды похожа на финал очередного пошлого боевика: супермен, уложивший штабелями всех врагов, проламывается сквозь мексиканские кактусы или венерианские джунгли, а на плече у него виснет, захлебываясь счастливым и благодарными рыданиями, полуголая блондинка. Только в том и разница, что вместо блондинки брюнетка, и не полуголая она, а вполне одетая.
   Решительно отстранил ее, заглянул в лицо:
   - Еще въехать или сама оклемаешься?
   - Не надо, - сказала она почти нормальным голосом. - Все прошло... почти. Это дон Хайме?
   - Угадала, умница, - сказал Мазур. - Отвергнутые воздыхатели - штука страшная, надобно тебе знать...
   - Где он?
   - А ты как думаешь? - спросил Мазур без всякого выражения. - Ну, пошли, надо побыстрее отсюда убираться. Мало ли что...
   Само собой разумеется, перед тем, как вернуться в лес, он поработал над последствиями своего оголтелого геройства, хорошо помня, что воспитанный человек всегда обязан убрать за собой - неважно, о посуде в столовой идет речь или о чем-то посерьезнее, так что Кристина увидела вполне мирную картину: у берега покачивалась одна "Креветка", а катер исчез, как и не бывало, лежал сейчас на дне неподалеку от субмарины и лихих американских пилотов - и, несомненно, капитана Гальего с его молчаливым экипажем. Причудливая компания собралась на морском дне, рассуждая отвлеченно и цинично. Как, впрочем, и в тысяче других местечек. Хорошо, что Нептуна не существует на самом деле - иначе бедняга давно бы свихнулся от лицезрения накопившихся за тысячелетия гостей...
   - А... Гальего? - спросила Кристина, когда они поднялись на палубу и никто их не встретил.
   Мазур внимательно и пытливо на нее посмотрел. Глаза уже почти сухие, но лицо неуловимым образом постарело: не внешне, ничего подобного, просто в нем появилось нечто на манер этакой ауры - как у всякого, ко после благополучной жизни в относительном достатке и покое внезапно услышал посвист пуль над головой и увидел совсем рядом всамделишных мертвых покойников...
   Он недвусмысленным жестом показал на спокойное море. Пожал плечами и сказал сухо:
   - Я тебе, помнится, говорил: вокруг кладов чуть ли не каждый раз начинается свистопляска с пальбой по живым людям. Вот, держи, доля твоего покойного компаньона...
   И, подняв ее руку, положил в ладонь кожаный кисет из кармана Хольца. Кристина стиснула его бездумно, машинально, вряд ли сознавая, что делает. Мазура так и подмывало закатить ей пространную лекцию о вреде кладоискательства и случайных милостях судьбы, спасающей таких вот утонченных дурочек из хороших семей - но он сдержался. Во-первых, она сейчас была в таком ступоре, что все поучения просквозили бы мимо ушей, а во-вторых, не следовало уподобляться отечественным замполитам. Какое ему, собственно, дело? Все равно через день-другой суждено разбежаться навсегда.
   Поэтому он пошел по другому пути - принес из каюты бутылку виски, налил приличную дозу, заставил проглотить, как воду, усадил у фальшборта малость оклематься, а сам прошел в надстройку и занялся методическими поисками.
   Он примерно представлял, что надо искать, и какого оно может быть размера. Уж безусловно, спрятано не на виду - но и не там, где радиосигнал экранировался бы чем-то металлическим...
   И через полчаса, разбив внутреннюю поверхность рубки на сектора, осматривая каждый квадратный дециметр, все-таки отыскал спрятанное - серую коробочку размерами чуть меньше пачки сигарет, тщательно закованную в уголке деревянного шкафчика, под ворохом потрепанных морских карт. Покачал ее на ладони, повертел, присмотрелся со всех сторон.
   Вот именно. Там, на катере, было нечто вроде пеленгатора, а эта штуковина - радиомаячок. Простая и эффективная конструкция. Ничего удивительного, что погоня приперлась к островку, как по ниточке...
   Одна загвоздка: дон Хайме и эти штуковины решительно не сочетались. Старый хрен, если верить Кристине, никогда и нигде не служил - ни в армии, ни в разведке, ни по гражданским ведомствам. Всю жизнь провел то на своей усадьбе, то в столице, светски увеселяясь, как и подобает истинному аристократу. Радиомаяк с пеленгатором - это уже контора. Серьезная контора. Специфическая. Скорее всего, к дону Хайме с его головорезами кто-то взял да и пристегнул человечка, обученного обращению с подобной техникой - и в голове даже вертится вполне конкретное имечко...
   Мазур вышел на палубу. Чтобы не выглядеть вовсе уж бесчувственным чурбаном, улыбнулся сидевшей у фальшборта Кристине, взъерошил ей волосы:
   - Ничего, звезда моя, выиграли...
   Она ответила бледной улыбкой, тяжко вздохнула. Ободряюще похлопав ее по затылку, Мазур пошел назад в рубку, по дороге выкинув маячок за борт. Включил мотор, выбрал якорь и решительно повернул штурвал, оставляя за кормой маленький живописный остров, глаза бы на него не смотрели...
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ
   ТОЛКОВАЛИ ШПИОН СО ШПИОНОМ...
   Прихлебывая кофе на здешний манер - то есть, попросту чуть смачивая губы крепчайшей и горчайшей черной жидкостью из крошечной чашечки - Мазур следил с ленивым удовлетворением, как Ронни, выскочивший из белой японской малолитражки (а все же прочно влезли сюда самураи со своими табакерками, потеснив янкесов), нервно топчется на площади, вертит головой. Совершено неуместная для солидного тайного агента суетливость, подумал Мазур злорадно - а впрочем, ничего удивительного, есть у парня повод разнервничаться не на шутку...
   Пора было убираться отсюда - не только с площади и их города, из этой надоевшей страны, вообще с континента. Однако уход - процедура серьезная и ответственная, иногда грамотно уйти гораздо труднее, нежели налететь с автоматом и разнести все вдребезги и пополам...
   Отставив чашечку, Мазур положил на столик несколько монет, не спеша пересек наискось маленькую круглую площадь, хлопнул лысого по плечу:
   - Ну, и как делишки?
   Тот аж подпрыгнул от неожиданности, выругался под нос:
   - Где вы шляетесь, черт вас побери? Я уже полчаса тут торчу.
   - Не преувеличивайте, - преспокойно сказал Мазур. - Всего-то минут пять.
   - Почему сразу не подошли?
   - Старина, вам бы оставить этот тон, - сказал Мазур, ухмыляясь. Приказной и непререкаемый. В конце концов, вы мне не командир.
   - Зато я тот самый человек, который в случае чего может вам жизнь осложнить до полной задницы, - сказал Ронни сердито, но все же сделал над собой усилие и заулыбался почти дружелюбно. - Я так понимаю, удалось?
   - А то, - сказал Мазур. - Мы, австралийцы, если за что возьмемся, то уж...
   - Это с вами?
   - Ну да, ждите, - ухмыльнулся Мазур. - Буду я такие вещи в кармане таскать. Удалось, Ронни, удалось. Небольшая такая коробочка с кучей микропленок...
   - Где она?
   - Дома, - сказал Мазур как ни в чем не бывало. - Я тут снял небольшой уединенный домик, надоели дешевые отели...
   - Ну, так чего же мы стоим? Садитесь в машину, побыстрее!
   Влезая в тесную машинешку, Мазур вновь задал себе вопрос: правильно ли поступает, устраивая этот цирк с окончательным и бесповоротным объяснением в нелюбви. И вновь сам же себе и ответил: все правильно, ничего тут нет от авантюризма и шпионских боевиков. Один только профессиональный расчет. Неразумно уходить со сцены, имея на плечах субъекта вроде Ронни, чьи намерения, достижения и возможности еще не прокачаны до конца... Безусловно следует устроить классический момент истины.
   Ронни рванул машину с места так, что покрышки чуть ли не задымились, свернул в переулок, выскочил на широкую улицу, рванул на только что зажегшийся красный в лучших традициях местных джигитов... "Ах ты ж, зараза, - с ласковой брезгливостью подумал Мазур. - Я тебе ни словом не обмолвился насчет того, где, в каком районе города располагается мое временное пристанище, а сам ты ни разу не спросил - но уверенно чешешь на полной скорости в правильном направлении, к западу, к холмистой окраине Чаконе, чрезвычайно напоминающей Ялту своими извилистыми крутыми улочками, карабкающимися все выше, обилием зелени и морской гладью на горизонте... Как по ниточке летишь... Вот кое-что и проясняется..."
   - Остановите здесь, - сказал он решительно.
   - Почему?
   - А давайте-ка надежности ради подойдем к дому кружным путем, - сказал Мазур. - Там есть обходная дорожка... Мало ли что, вы уверены, что у вас нет конкурентов? Мне пару раз показалось, что следом топотали какие-то подозрительные типы.
   - Ну ладно, - сказал Ронни, секунду подумав. - Только без фокусов, убедительно вас прошу...
   Он запер машину, и оба направились по утоптанной тропинке в небольшую рощицу, прошли меж высоких глухих заборов, обогнули еще парочку домиков, оказались перед железной изгородью, опутанной чем-то воде плюща. Мазур огляделся, открыл тронутую ржавчиной калитку:
   - Прошу.
   Отпер заднюю дверь, распахнул:
   - Ну вот и пришли...
   - Идите-ка первым, - сказал Ронни, определенно напрягшись.
   Пожав плечами, хмыкнув, Мазур первым вошел на крохотную кухоньку, мимоходом прихватив из шкафчика бутылку виски, содовую и два стакана австралийцы, знаете ли, отличаются гостеприимством - прошел в столь же крохотную гостиную. Плюхнулся в старое кресло, вытянув ноги, сказал безмятежно:
   - Располагайтесь, старина. Плесните себе виски. У меня нет холодильника, так что не обессудьте, придется с содовой...
   Заглянув в соседнюю комнату, в спаленку - а больше в домишке и не имелось апартаментов - Ронни прошел к столу, плеснул себе на добрых три пальца, игнорируя содовую. Сделал жадный глоток и, не садясь, поторопил:
   - Ну! Где пленки?
   Развалившись в кресле, вольготно вытянув ноги и держа стакан на весу, Мазур улыбнулся ему открыто и доброжелательно:
   - Бог ты мой, куда вы так спешите? Можно подумать, вы - похотливый шейх, а я - новая наложница... Давайте выпьем, побеседуем, как подобает серьезным людям. Я вам что, мальчик на побегушках?
   Ронни нехотя опустился в соседнее кресло, отставил стакан. Его рука уверенным движением отбросила полу светлого пиджака. Наперед предугадывая такой ход, Мазур цедил виски, лениво глядя, как на свет божий появляется увесистый револьвер с коротким дулом, серьезного калибра. Он поморщился, не двигаясь с места:
   - Ронни, вы так давно здесь, надо полагать, и тем не менее, таскаете подмышечную кобуру... Среди настоящих мужчин это не принято категорически...
   - Бросьте мне вашу пушку, Джонни, - с напряженной улыбкой, твердым голосом распорядился Ронни, держа его на прицеле. - Тем более что это, строго говоря, моя пушка. Собственные денежки выложил.
   - Ну, денежки, предположим, были казенные, а? - сказал Мазур, извлек "Таурус", держа его указательным пальцем за скобу, перебросил собеседнику. - Извольте, мы люди честные, чужого нам не надо.
   - Встаньте-ка, повернитесь... Чтобы я мог убедиться, что второго у вас нет.
   - Да ради бога, ради бога... - сказал Мазур. - Так? - он распахнул пиджак, медленно крутанулся на месте. - Штаны не заставляйте снимать, а? Я и перед бабами-то стриптиз не исполняю, а уж тем более перед мужиками...
   - Ладно, садитесь, - Ронни сунул бразильскую пушку в карман, а свою так и не убрал, положил рядом на подоконник. - Я и так вижу, что второго нет...
   "Видишь ты дуду на льду, - подумал Мазур. - Любитель хренов".
   - Ну, где пленки?
   - Ага, - сказал Мазур. - Я их вам отдам, а вы мне в лоб шарахнете из своего сорок пятого.
   - Зачем? - пожал плечами Ронни. - Я играю честно.
   - Ой ли?
   - Честно. Ну зачем мне вас убивать?
   - Ну... - задумчиво протянул Мазур. - Чтобы я не проболтался.
   - А вы и так не будете болтать, - ухмыльнулся Ронни. - Не в ваших интересах. Поскольку пленки при вас, то и камни, надо полагать вам удалось добыть?
   - Вот камешков попрошу не касаться, - сказал Мазур с надлежащей алчностью на лице.
   - Да успокойтесь вы... Каждому свое. Джонни, вы для бывалого авантюриста человек ужасно дерганый...
   - Не люблю неизвестности. А вы - сплошная неизвестность.
   - Да какая вам разница? Отдадите мне пленку, и расстанемся навсегда. Наслаждайтесь жизнью, как вам угодно... только язычок все же держите за зубами. С меня достаточно пленок.
   - Душа умиляется при виде такого полного и законченного бескорыстия, сказал Мазур. - За идею служите, а? Ради великой американской демократии стараетесь...
   Ронни прищурился:
   - А разве я говорил, что представляю Америку?
   - Да полноте, - сказал Мазур. - Я немало помотался по свету... у вас классический выговор уроженца западного побережья: я бы сказал, Фриско... Я не раз бывал во Фриско.
   - Допустим. И что?
   - Да ничего, - сказал Мазур. - Мне просто приятно видеть, что в наш циничный, насквозь меркантильный век еще остались люди, служащие высокой идее. Сам-то я - алчный авантюрист... А вам разве не приятно, что на вас смотрят с уважением и восхищением, как на идейного?
   - Джонни, - произнес собеседник негромко, насторожено. - Оставьте это словоблудие. Давайте пленки и разбежимся.
   - Интересные дела, - сказал Мазур. - Вот так вот взять и отдать?
   - А какого черта вы еще хотите?
   - Черт мне ни к чему, - сказал Мазур. - От черта в хозяйстве наверняка одни неприятности, да и моя набожная бабушка не одобрила бы, притащи я домой черта...
   - Да бросьте вы! Что вы хотите?
   - Денег, Ронни, денег, - сказал Мазур с обаятельнейшей улыбкой. Бабок, хрустов, зелененьких...
   - Ну вы и прохвост! - сказал Ронни с некоторым даже восхищением. - А камешки? Ваша доля? Неужели мало?
   - Вы знаете, обнаружилась страшная вещь, - сказал Мазур. - Когда я столь резко разбогател, алчность не только не пропала, а, наоборот, окрепла. Захотелось еще и еще. Ничего удивительного, а? Вспомните ваших миллионеров, всех этих Морганов и Рокфеллеров. Никто не останавливается, накопив изрядную сумму - продолжает делать деньги, пока жив... Такова уж человеческая натура, не всем же быть бескорыстными идеалистами вроде вас...
   - Ну вы и поросенок, Джонни...
   - Какой есть. Америка - страна богатая. Сто тысяч баков - не слишком обременительная для секретного бюджета сумма, а?
   - А сто тысяч хороших пинков в жопу? - нахмурясь, спросил Ронни.
   - Бросьте, - сказал Мазур. - Это бизнес. Все на свете - бизнес.
   - Я вам обещал хоть доллар?
   - Нет, - честно признался Мазур. - Ну и что? Если уж у человека есть неплохой товар, грех не потребовать...
   Ронни процедил с угрюмым видом:
   - У человека должен быть еще и здравый смысл. Вы и так неплохо нажились на этой морской прогулке, Джонни. Уясните быстренько и навсегда: я не намерен с вами торговаться. Вы и так получаете серьезное, весомое, великолепное вознаграждение: мы оставим вас в покое. Право же, это немало. С лихвой достаточно для бродяги и авантюриста, лишившегося всех документов, да к тому же объявленного здешней полицией в розыск за убийство...
   - Ах, вот как? - поморщился Мазур, не моргнув глазом. - Выходит, и до вас дошли эти сплетни?
   - Это не сплетни. Я своими глазами видел документы. У меня неплохие связи в местной полиции. Как же иначе мне удалось бы слепить вам столь убедительную ксиву? Так что умерьте аппетит, Джонни. В кармане у вас и так приличная сумма - а на хвосте полиция. И только от меня зависит, спокойно будет протекать ваша дальнейшая жизнь или осложнится донельзя... Или вы полагаетесь на вашего новоиспеченного алькальда? Глупости, Джонни, он из-за вас не станет ссорится с влиятельными людьми и ведомствами, сдаст, и глазом не моргнет. Ваш страховой полис - это я. И только я. Так что не ломайтесь. Мы с вами квиты...
   - Полагаете? - осведомился Мазур, внешне расслабленный, но напрягшийся, как сжатая пружина. - А я вот думаю, что за вами есть небольшой неоплаченный счет... Это ведь вы послали следом за нами эту старую скотину, дона Хайме с его головорезами?
   На лице Ронни не дрогнул ни один мускул:
   - О ком вы говорите?
   - Да бросьте, - сказал Мазур. - Коли уж вы следили за Кристиной и безусловно взяли ее в разработку, не могли хотя бы не слышать имечко дона Хайме... Ронни, неужели вам не интересно, где они? Там ведь должен был быть ваш человек, вряд ли этот старый хрен и его пристебаи умели обращаться с пеленгатором...
   - А в самом деле, где они? - тихо и недобро спросил Ронни.
   - Должен вас огорчить. На дне морском, - сказал Мазур. - Нас, австралийцев, только тронь...
   - Все? - спросил Ронни бесстрастно.
   - Ага, - сказал Мазур. - Старина, вы недооценили офицера кригсмарине, пусть и бывшего, а также бывшего парашютиста. По большому счету, это были не более чем мелкие уголовнички... Я нашел ваш маячок на "Креветке", Ронни. У старого хрыча не хватило бы ни фантазии, ни жизненного опыта, чтобы устроить такую штуку. Здесь уже попахивало конторой, и я подумал в первую очередь о вас. Знаете, Ронни, вы все-таки скотина. Сулили мне дружбу и все блага спокойной жизни, если я привезу вам пленки - а другой рукой отправили следом эту поганую компанию...
   - Это и называется - не класть все яйца в одну корзину, - ответил Ронни без улыбки. - Либо вы привезли бы пленки, либо они. Так гораздо надежнее. Ну подумайте сами, разве вы мне друг или брат? И уж не отец родной, даже не соотечественник. Вы на моем месте вели бы себя иначе? Черта с два... Ладно. Несмотря на все происшедшее, я все же готов Отпустить вас живым. Если немедленно отдадите пленки.