Страница:
Он так и остался неподвижно сидеть на полу в неуклюжей, лишенной всякого достоинства позе, но все равно у Мазура осталось впечатление, что мысленно этот сукин кот раскланялся самым шутовским образом.
Нельзя сказать, что Мэй Лань выглядела убитой или потрясенной, однако, судя по ее посерьезневшему личику, орешек оказался тверже, чем представлялось поначалу...
– Учитывая специфику и дамы, и ее род занятий, и ее резиденций, господин Фань Ли мало напоминает о б ы ч н о г о дворецкого, – безмятежно продолжал толстяк. – Это – доверенное лицо, пусть и отвечающее за узкий участок...
– Зачем ему капсула? – резко бросила Мэй Лань.
– Откровенно говоря, не знаю. В том обществе, среди коего я тогда находился, не принято задавать лишние вопросы. Там вообще не принято задавать вопросы, если они не касаются конкретных дел, именно вам порученных... Все, что мне известно, – капсула у Фань Ли.
– Где находится эта Изумрудная Гавань?
– Не знаю, – моментально ответил вьетнамец. – Потому и жив. Конечно, я пытался анализировать и обобщать скудные обрывки информации... Никогда не знаешь, что именно понадобится и кому именно... Мы могли бы...
– По-моему, э т а информация как раз и входит в те услуги, которые пославшие меня люди оценили в десять тысяч долларов, – отрезала девушка. – Никакого торга и дополнительных выплат. Если не выложите все, денег не получите. Вы когда-то, по отзывам близко вас знавших людей, были неплохим профессионалом и должны уметь четко определять границы игры...
– Спасибо за комплимент... Рад, что мои скромные способности оцениваются столь высоко. Ну что вам сказать... Я и в самом деле знаю не особенно много. Где-то на одном из мириады необитаемых и большей частью безымянных островков. По слухам, м а д а м обычно туда добирается по воздуху. Резиденция прекрасно замаскирована. Детали мне неизвестны. По некоторым обмолвкам, это то ли атолл, то ли просто водоем в глубине острова, достаточно большой, чтобы на него мог сесть гидроплан... (Мазур, кое-что вспомнив и сопоставив, насторожил уши.) Что лежит в основе названия «Изумрудная», мне неизвестно... Можете поверить, красавица, я сказал вам все, что знаю. Все, что вы любезно сообщили о моем прошлом, дает основания думать, что вы представляете серьезных людей, способных осложнить жизнь несчастному беглецу...
– И не только осложнить... – многозначительно добавила Мэй Лань.
– Да, я понял. Милая, я старый, уставший и больной человек. От жизни мне в данный момент хочется одного – дожить остаток дней в покое и безопасности. Чтобы не пришлось вновь бежать и скрываться. Поэтому я взвесил все, просчитал и решил быть с вами откровенным. Рассказал все, что знал. – Он ухмыльнулся. – Все равно вы меня ни за что не убьете. Вы просто-таки обязаны оставить меня целым и невредимым – чтобы было с кем посчитаться, если окажется, что я вас все же обманул. Но я вас не обманываю, поверьте...
– Ну, а о чем вы все-таки умолчали? – ангельским голоском поинтересовалась Мэй Лань.
– Ни о чем, честное слово. Поймите вы, я никак не отношусь к тем, кого можно назвать полноправными членами сообщества. Ну да, мы с Лао давно знаем друг друга, и у нас был общий бизнес в старые времена... Но это не меняет сути. Я – обычный пенсионер, которому можно кое-что доверить. Иногда подрабатываю консультантом, помощником... Не более того. И жив я только потому, что соблюдаю некий неписаный договор – не запрашиваю больше, чем мне могут предложить за разовые услуги, не суя нос не в свое дело... Могу я, наконец, получить мои деньги?
После короткого раздумья Мэй Лань бросила ему конверт. Холодно прокомментировала:
– Вы, главное, не поддайтесь искушению два раза продать одно и то же...
– Прелесть моя, – широко улыбнулся толстяк. – Все тонкости столь сложных и деликатных н е г о ц и й я постигал в те времена, когда ваши почтенные родители еще не осчастливили мир вашим рождением. Будьте спокойны. Т а к у ю информацию имеет смысл продавать только раз. Можете быть уверены: магнитофонную запись данной беседы в том случае, если со мной вашими трудами что-то все же случится, доверенные лица тоже продадут только раз. Быть может, даже отдадут бесплатно. Вам, надеюсь, известно, что каждый человеческий голос строго индивидуален, как отпечатки пальцев? У меня есть привычка все время, когда бодрствую, держать аппаратуру включенной...
– А вы не блефуете? – улыбнулась Мэй Лань.
– У вас все равно нет возможности точно в этом убедиться, – со столь же светской улыбкой отпарировал экс-полковник. – Разве что разнести мою скромную лачугу в щепки... но это непременно привлечет постороннее внимание, правда? Вы никогда не будете знать точно. Не посетуйте, но бедный странник вроде меня обязан принимать меры предосторожности – наш мир так огромен и недружелюбен к изгнанникам... – И он улыбнулся уже почти безмятежно. – Мне кажется, прелесть моя, мы друг друга стоим? Что до меня, смею надеяться, я не подорвал ваших ожиданий и надежд? Как-никак честно рассказал все, что вы хотели от меня узнать. Хочу верить, что и вы, в свою очередь, будете играть по правилам...
– Если вы и в самом деле рассказали все, – сказала Мэй Лань. – И если оставите наш разговор в секрете... Всего наилучшего, полковник.
Она резко развернулась на каблуках и направилась к выходу. Мазур заторопился следом, видя, что разговор закончен. Он ждал, что девушка направится к фордику, но она неожиданно свернула совсем в другом направлении, схватив Мазура за руку, тащила по каким-то задворкам, узеньким извилистым коридорчикам, образованным глухими заборами. Рванула заднюю дверь какого-то строения, они бегом поднялись на второй этаж по пыльной скрипучей лестнице. С грохотом распахнулся люк – и они очутились на чердаке, откуда из узенького слухового окна открывался прекрасный вид на магазинчик Зыонга. За стеклянной дверью как раз показался хозяин, переворачивавший табличку с иероглифами в прежнее положение.
– Подождем на всякий случай, – сказала Мэй Лань. – Если у него все же появится искушение, он обязательно побежит закладывать...
– Но он же может и позвонить?
– Он не дурак. И не считает меня дурой, – ухмыльнулась Мэй Лань. – Такие вещи телефону не доверяют – особенно если учесть, что «жучок» у него на телефонном проводе и в самом деле висит со вчерашнего дня...
– Значит, все же разведка? – бухнул Мазур, решив, что может позволить себе эту реплику, не выходя из роли.
– Прости?
– Он талдычил что-то про разведслужбу, которую ты несомненно представляешь...
– Какие глупости, Джимми! – воскликнула Мэй Лань, будучи сейчас прямо-таки олицетворением откровенности и честности. – Просто-напросто эти одряхлевшие волчишки вроде Зыонга д р у г и х раскладов себе и не представляют. Они-то всю свою сознательную жизнь прожили в мире, где насмерть грызутся разведки и только разведки. А мир гораздо сложнее...
– Точно? – с сомнением в голосе спросил авантюрист Джим Хокинс, простая душа. – Нет, серьезно? Я ж тебе говорил, жизненный принцип у меня такой: с государственными разведками не связываться. Выгод мало, а риск большой. Сожрут, как креветку...
– Джимми... – протянула она с невыразимой укоризной, играя глазами, улыбкой, голосом. – Я-то думала, ты мне веришь и мы надежные партнеры...
– Да верю, верю... – протянул он. – Просто... Говорю ж тебе, всегда опасался разведок...
– Джимми, я тебя уверяю – никаких разведок!
– Ладно, сказал же, верю... Черт, но как же мы доберемся до «черного ящика»? Если он под боком у м а д а м?
– Что-нибудь придумаем, – заверила Мэй Лань. – В конце концов, ее нельзя считать с а м о й могущественной и богатой в этих краях. Есть способы договориться полюбовно...
«Охотно верю, – подумал Мазур. – Но чует мое сердце, что в э т и х раскладах уже нет места мелкому авантюристу, равно как и его скорлупке, из вежливости именуемой шхуной. Мавр, похоже, сделал свое дело...»
– Восемнадцать минут прошло, – сказала Мэй Лань. – Значит, никуда не пойдет. Такие, как он, умеют принимать решения быстро. Если остался дома, есть шанс на молчание... Поехали в отель? Нужно вернуть прежний вид благонамеренной студентки, нельзя же появляться в доме почтенного Хоп Синга в столь предосудительном виде... Если хоть одна живая душа увидит...
– Улица всегда пустая...
– Ага, как вот эта, – Мэй Лань показала вниз. – Джимми, ты плохо знаешь Восток, хотя давненько здесь обитаешь. Могу тебя заверить, что э т у пустую улицу, как и ту, на которой стоит лавка, все же п р о с т р ел и в а е т не одна пара глаз. Даже сейчас.
«Охотно верю, – подумал Мазур. – Наверняка сейчас за оружейной лавкой наблюдают те твои друзья, которых я до сих пор и в глаза не видел. Быть может, и мои друзья тоже – опять-таки те, кого я в жизни не видел и не увижу. Очень может быть, что и еще кто-то...»
Вспомнив о с в о и х друзьях и скрупулезно придерживаясь инструкций, он как мог небрежнее вытащил из кармана джинсов яркий платок и повязал его на шею. «Есть результат» – вот что должны увидеть в этом платочке наблюдатели. Если только Лаврик не соврал во имя неких высших интересов дела, если за ними и в самом деле налажено плотное наблюдение, если есть подстраховка...
– Вообще-то... – задумчиво сказал Мазур, точнее, опять-таки Джимми... или оба вместе? – Я же говорил, что как раз такой вот вид меня чертовски возбуждает...
– Ну да, я сразу поняла, что ты извращенец, – сказала Мэй Лань с понимающей улыбочкой. – А впрочем... Почему бы и нет? Это в самом деле возбуждает, такой вот маскарад и эта дыра...
Она была в отличном настроении, сразу чувствовалось, – и поддавалась его нетерпеливым рукам без всякой игры. Чуть ли не мурлыкала, как сытая кошечка, раскинувшись на какой-то пыльной дерюге, усмотренной в углу, проворно стягивая с себя необходимое. Вот только…
Конечно, не родился еще тот мужчина, что мог бы считаться знатоком женской души. Однако смертельная опасность – а Мазур как раз сейчас оказался в этом веселом состоянии – обостряет иные чувства несказанно. Она была великолепна, она отдавалась пылко, покорно и изобретательно – и все же Мазур неким озарением души понимал: она другая сейчас, как бы сама по себе, совершенно одна, словно получает удовольствие не от реального мужчины, а от одного из тех демонов, кто не существует на самом деле, не имеет тела, лишь ощущается. Ленивыми вечерами о таких вот демонах Мазуру рассказывали и супруга, и приятели-бездельники. Если им верить, прилетают порой неизвестно откуда зыбкие ощущения, ненадолго становящиеся чем-то похожим на плоть. Некий сгустившийся воздух, на полчасика затвердевший в форме человека ветер. И нет от них ни добра, ни зла, лишь некоторая польза одиноким бабам...
Нечто подобное теперь витало на захламленном чердаке, где лучики света во множестве пробивались сквозь прохудившуюся лет двадцать назад крышу, а неосторожные стоны отзывались таинственным эхом. Мазур пресловутым звериным чутьем – ну, в итоге, мы же звери, господа, все мы звери! – понимал, что девушка сейчас вовсе не ему отдается, а словно бы пустому месту, демону, сгустившемуся воздуху.
Потому что для нее уже нет больше никакого Джима Хокинса, будто и вовсе не бывало. Осталась одна видимость, данная в ощущениях, и от призрака этого, от загостившегося на этом свете живого мертвеца, от наваждения все же следует получить последнее удовольствие, ненадолго расслабившись в честь успешного завершения важного этапа операции...
Невозможно ошибиться, когда в тебе просыпается ощутивший смертельную опасность зверь, а вдобавок ежели ты который год тем и занимаешься, что стараешься переправить в мир иной всякого встречного-поперечного противника, оставшись при этом в живых, непременно победив и выиграв...
Для нее он уже покойник, и остается лишь о ф о р м и т ь некоторые формальности, чтобы не путались под ногами опасные и нежелательные свидетели. На ее месте Мазур непременно решил бы – самое время. Выражаясь цветистым стилем здешних мест, завтрашний восход простофиле Джиму наблюдать уже совершенно незачем.
Вот только у него было собственное мнение на этот счет. Он-то как раз считал, что обязан исхитриться и выжить...
Глава девятая
Нельзя сказать, что Мэй Лань выглядела убитой или потрясенной, однако, судя по ее посерьезневшему личику, орешек оказался тверже, чем представлялось поначалу...
– Учитывая специфику и дамы, и ее род занятий, и ее резиденций, господин Фань Ли мало напоминает о б ы ч н о г о дворецкого, – безмятежно продолжал толстяк. – Это – доверенное лицо, пусть и отвечающее за узкий участок...
– Зачем ему капсула? – резко бросила Мэй Лань.
– Откровенно говоря, не знаю. В том обществе, среди коего я тогда находился, не принято задавать лишние вопросы. Там вообще не принято задавать вопросы, если они не касаются конкретных дел, именно вам порученных... Все, что мне известно, – капсула у Фань Ли.
– Где находится эта Изумрудная Гавань?
– Не знаю, – моментально ответил вьетнамец. – Потому и жив. Конечно, я пытался анализировать и обобщать скудные обрывки информации... Никогда не знаешь, что именно понадобится и кому именно... Мы могли бы...
– По-моему, э т а информация как раз и входит в те услуги, которые пославшие меня люди оценили в десять тысяч долларов, – отрезала девушка. – Никакого торга и дополнительных выплат. Если не выложите все, денег не получите. Вы когда-то, по отзывам близко вас знавших людей, были неплохим профессионалом и должны уметь четко определять границы игры...
– Спасибо за комплимент... Рад, что мои скромные способности оцениваются столь высоко. Ну что вам сказать... Я и в самом деле знаю не особенно много. Где-то на одном из мириады необитаемых и большей частью безымянных островков. По слухам, м а д а м обычно туда добирается по воздуху. Резиденция прекрасно замаскирована. Детали мне неизвестны. По некоторым обмолвкам, это то ли атолл, то ли просто водоем в глубине острова, достаточно большой, чтобы на него мог сесть гидроплан... (Мазур, кое-что вспомнив и сопоставив, насторожил уши.) Что лежит в основе названия «Изумрудная», мне неизвестно... Можете поверить, красавица, я сказал вам все, что знаю. Все, что вы любезно сообщили о моем прошлом, дает основания думать, что вы представляете серьезных людей, способных осложнить жизнь несчастному беглецу...
– И не только осложнить... – многозначительно добавила Мэй Лань.
– Да, я понял. Милая, я старый, уставший и больной человек. От жизни мне в данный момент хочется одного – дожить остаток дней в покое и безопасности. Чтобы не пришлось вновь бежать и скрываться. Поэтому я взвесил все, просчитал и решил быть с вами откровенным. Рассказал все, что знал. – Он ухмыльнулся. – Все равно вы меня ни за что не убьете. Вы просто-таки обязаны оставить меня целым и невредимым – чтобы было с кем посчитаться, если окажется, что я вас все же обманул. Но я вас не обманываю, поверьте...
– Ну, а о чем вы все-таки умолчали? – ангельским голоском поинтересовалась Мэй Лань.
– Ни о чем, честное слово. Поймите вы, я никак не отношусь к тем, кого можно назвать полноправными членами сообщества. Ну да, мы с Лао давно знаем друг друга, и у нас был общий бизнес в старые времена... Но это не меняет сути. Я – обычный пенсионер, которому можно кое-что доверить. Иногда подрабатываю консультантом, помощником... Не более того. И жив я только потому, что соблюдаю некий неписаный договор – не запрашиваю больше, чем мне могут предложить за разовые услуги, не суя нос не в свое дело... Могу я, наконец, получить мои деньги?
После короткого раздумья Мэй Лань бросила ему конверт. Холодно прокомментировала:
– Вы, главное, не поддайтесь искушению два раза продать одно и то же...
– Прелесть моя, – широко улыбнулся толстяк. – Все тонкости столь сложных и деликатных н е г о ц и й я постигал в те времена, когда ваши почтенные родители еще не осчастливили мир вашим рождением. Будьте спокойны. Т а к у ю информацию имеет смысл продавать только раз. Можете быть уверены: магнитофонную запись данной беседы в том случае, если со мной вашими трудами что-то все же случится, доверенные лица тоже продадут только раз. Быть может, даже отдадут бесплатно. Вам, надеюсь, известно, что каждый человеческий голос строго индивидуален, как отпечатки пальцев? У меня есть привычка все время, когда бодрствую, держать аппаратуру включенной...
– А вы не блефуете? – улыбнулась Мэй Лань.
– У вас все равно нет возможности точно в этом убедиться, – со столь же светской улыбкой отпарировал экс-полковник. – Разве что разнести мою скромную лачугу в щепки... но это непременно привлечет постороннее внимание, правда? Вы никогда не будете знать точно. Не посетуйте, но бедный странник вроде меня обязан принимать меры предосторожности – наш мир так огромен и недружелюбен к изгнанникам... – И он улыбнулся уже почти безмятежно. – Мне кажется, прелесть моя, мы друг друга стоим? Что до меня, смею надеяться, я не подорвал ваших ожиданий и надежд? Как-никак честно рассказал все, что вы хотели от меня узнать. Хочу верить, что и вы, в свою очередь, будете играть по правилам...
– Если вы и в самом деле рассказали все, – сказала Мэй Лань. – И если оставите наш разговор в секрете... Всего наилучшего, полковник.
Она резко развернулась на каблуках и направилась к выходу. Мазур заторопился следом, видя, что разговор закончен. Он ждал, что девушка направится к фордику, но она неожиданно свернула совсем в другом направлении, схватив Мазура за руку, тащила по каким-то задворкам, узеньким извилистым коридорчикам, образованным глухими заборами. Рванула заднюю дверь какого-то строения, они бегом поднялись на второй этаж по пыльной скрипучей лестнице. С грохотом распахнулся люк – и они очутились на чердаке, откуда из узенького слухового окна открывался прекрасный вид на магазинчик Зыонга. За стеклянной дверью как раз показался хозяин, переворачивавший табличку с иероглифами в прежнее положение.
– Подождем на всякий случай, – сказала Мэй Лань. – Если у него все же появится искушение, он обязательно побежит закладывать...
– Но он же может и позвонить?
– Он не дурак. И не считает меня дурой, – ухмыльнулась Мэй Лань. – Такие вещи телефону не доверяют – особенно если учесть, что «жучок» у него на телефонном проводе и в самом деле висит со вчерашнего дня...
– Значит, все же разведка? – бухнул Мазур, решив, что может позволить себе эту реплику, не выходя из роли.
– Прости?
– Он талдычил что-то про разведслужбу, которую ты несомненно представляешь...
– Какие глупости, Джимми! – воскликнула Мэй Лань, будучи сейчас прямо-таки олицетворением откровенности и честности. – Просто-напросто эти одряхлевшие волчишки вроде Зыонга д р у г и х раскладов себе и не представляют. Они-то всю свою сознательную жизнь прожили в мире, где насмерть грызутся разведки и только разведки. А мир гораздо сложнее...
– Точно? – с сомнением в голосе спросил авантюрист Джим Хокинс, простая душа. – Нет, серьезно? Я ж тебе говорил, жизненный принцип у меня такой: с государственными разведками не связываться. Выгод мало, а риск большой. Сожрут, как креветку...
– Джимми... – протянула она с невыразимой укоризной, играя глазами, улыбкой, голосом. – Я-то думала, ты мне веришь и мы надежные партнеры...
– Да верю, верю... – протянул он. – Просто... Говорю ж тебе, всегда опасался разведок...
– Джимми, я тебя уверяю – никаких разведок!
– Ладно, сказал же, верю... Черт, но как же мы доберемся до «черного ящика»? Если он под боком у м а д а м?
– Что-нибудь придумаем, – заверила Мэй Лань. – В конце концов, ее нельзя считать с а м о й могущественной и богатой в этих краях. Есть способы договориться полюбовно...
«Охотно верю, – подумал Мазур. – Но чует мое сердце, что в э т и х раскладах уже нет места мелкому авантюристу, равно как и его скорлупке, из вежливости именуемой шхуной. Мавр, похоже, сделал свое дело...»
– Восемнадцать минут прошло, – сказала Мэй Лань. – Значит, никуда не пойдет. Такие, как он, умеют принимать решения быстро. Если остался дома, есть шанс на молчание... Поехали в отель? Нужно вернуть прежний вид благонамеренной студентки, нельзя же появляться в доме почтенного Хоп Синга в столь предосудительном виде... Если хоть одна живая душа увидит...
– Улица всегда пустая...
– Ага, как вот эта, – Мэй Лань показала вниз. – Джимми, ты плохо знаешь Восток, хотя давненько здесь обитаешь. Могу тебя заверить, что э т у пустую улицу, как и ту, на которой стоит лавка, все же п р о с т р ел и в а е т не одна пара глаз. Даже сейчас.
«Охотно верю, – подумал Мазур. – Наверняка сейчас за оружейной лавкой наблюдают те твои друзья, которых я до сих пор и в глаза не видел. Быть может, и мои друзья тоже – опять-таки те, кого я в жизни не видел и не увижу. Очень может быть, что и еще кто-то...»
Вспомнив о с в о и х друзьях и скрупулезно придерживаясь инструкций, он как мог небрежнее вытащил из кармана джинсов яркий платок и повязал его на шею. «Есть результат» – вот что должны увидеть в этом платочке наблюдатели. Если только Лаврик не соврал во имя неких высших интересов дела, если за ними и в самом деле налажено плотное наблюдение, если есть подстраховка...
– Вообще-то... – задумчиво сказал Мазур, точнее, опять-таки Джимми... или оба вместе? – Я же говорил, что как раз такой вот вид меня чертовски возбуждает...
– Ну да, я сразу поняла, что ты извращенец, – сказала Мэй Лань с понимающей улыбочкой. – А впрочем... Почему бы и нет? Это в самом деле возбуждает, такой вот маскарад и эта дыра...
Она была в отличном настроении, сразу чувствовалось, – и поддавалась его нетерпеливым рукам без всякой игры. Чуть ли не мурлыкала, как сытая кошечка, раскинувшись на какой-то пыльной дерюге, усмотренной в углу, проворно стягивая с себя необходимое. Вот только…
Конечно, не родился еще тот мужчина, что мог бы считаться знатоком женской души. Однако смертельная опасность – а Мазур как раз сейчас оказался в этом веселом состоянии – обостряет иные чувства несказанно. Она была великолепна, она отдавалась пылко, покорно и изобретательно – и все же Мазур неким озарением души понимал: она другая сейчас, как бы сама по себе, совершенно одна, словно получает удовольствие не от реального мужчины, а от одного из тех демонов, кто не существует на самом деле, не имеет тела, лишь ощущается. Ленивыми вечерами о таких вот демонах Мазуру рассказывали и супруга, и приятели-бездельники. Если им верить, прилетают порой неизвестно откуда зыбкие ощущения, ненадолго становящиеся чем-то похожим на плоть. Некий сгустившийся воздух, на полчасика затвердевший в форме человека ветер. И нет от них ни добра, ни зла, лишь некоторая польза одиноким бабам...
Нечто подобное теперь витало на захламленном чердаке, где лучики света во множестве пробивались сквозь прохудившуюся лет двадцать назад крышу, а неосторожные стоны отзывались таинственным эхом. Мазур пресловутым звериным чутьем – ну, в итоге, мы же звери, господа, все мы звери! – понимал, что девушка сейчас вовсе не ему отдается, а словно бы пустому месту, демону, сгустившемуся воздуху.
Потому что для нее уже нет больше никакого Джима Хокинса, будто и вовсе не бывало. Осталась одна видимость, данная в ощущениях, и от призрака этого, от загостившегося на этом свете живого мертвеца, от наваждения все же следует получить последнее удовольствие, ненадолго расслабившись в честь успешного завершения важного этапа операции...
Невозможно ошибиться, когда в тебе просыпается ощутивший смертельную опасность зверь, а вдобавок ежели ты который год тем и занимаешься, что стараешься переправить в мир иной всякого встречного-поперечного противника, оставшись при этом в живых, непременно победив и выиграв...
Для нее он уже покойник, и остается лишь о ф о р м и т ь некоторые формальности, чтобы не путались под ногами опасные и нежелательные свидетели. На ее месте Мазур непременно решил бы – самое время. Выражаясь цветистым стилем здешних мест, завтрашний восход простофиле Джиму наблюдать уже совершенно незачем.
Вот только у него было собственное мнение на этот счет. Он-то как раз считал, что обязан исхитриться и выжить...
Глава девятая
Нежная и удивительная
Как только перед ним встала ясная и конкретная задача, к тому же самым прямым образом связанная с его дальнейшим существованием на нашей несовершенной, но во многих отношениях приятной планете, в голове привычно заработал компьютер. Не привыкать было этому компьютеру решать подобные шарады – как отправить врага к праотцам или, по крайней мере, нейтрализовать надежно, а самому остаться живым и по возможности не особенно покусанным, однако расклад подвернулся, мягко говоря, нестандартный. Вместо диких экзотических чащоб – довольно мирный город, вместо натасканного волкодава – очаровательное создание женского пола. Но в общем цели и правила игры остаются прежними...
То, что от него постараются избавиться, сомнений не вызывает. Т е п е р ь ей не нужен ни недотепа-исландец, ни его приятели, и трупов, вероятнее всего, запланировано т р и.
Отсюда плавненько вытекает вопрос: когда и где? Вообще-то, держать ухо востро пора уже сейчас. Здесь, на чердаке нежилого здания, неизвестно кому принадлежащего, а очень может быть, арендованного самой Мэй Лань – очень уж по-хозяйски она себя тут чувствует, – труп может валяться чертовски долго, прежде чем его обнаружат. Это не паранойя, а констатация факта...
А посему он был готов. Он ни в чем не изменил поведения, сосредоточившись на заключительных аккордах слияния двух тел, но словно бы перешел в иное качество бытия. Ожидал удара в любую секунду, с любой стороны, по любой уязвимой точке – и готов был в каждый миг удар отразить. Ничего нового, если вдуматься. Именно этому его так долго и старательно учили...
Однако время текло, а он оставался жив. Недолгая блаженная истома, перемежавшаяся ленивыми, пустыми фразами, девушка поднимается, быстро приводит себя в порядок – и н и ч е г о пока. Они спускаются по шаткой, скрипучей лестнице (причем Мазур якобы невзначай ухитрился оказаться позади), выходят на улицу – и снова ничего. Они садятся в старенький фордик...
Вот тут как раз не следовало расслабляться. Не стоит уповать на то, что обе ее белы рученьки заняты баранкой. Именно из такого положения толковый профессионал умеет нанести внезапный страшный удар – заговорив зубы, на миг оторвав от руля правую, ребром ладони по горлу или «клювом орла» в иную, не менее уязвимую точку. Пассажир завалится на сиденье, надежно вырубленный, и делай с ним, что хочешь...
– Ты о чем задумался? – спросила Мэй Лань, кинув на него быстрый взгляд. – Насупился, определенно витаешь в иных мирах...
– Да так... – сказал Мазур. – Только сейчас начал понимать, что ради своих процентов придется попотеть...
– А чего же ты ждал, милый? – Девушка мимолетно улыбнулась, не отрывая внимательного взгляда от дороги. – Даром в этом мире ничего не дается, приходится попотеть...
– Когда в противниках вдруг обозначается к о р о л е в а...
– Трусишь, авантюрист?
– Да не особенно, – сказал Мазур. – Просто-напросто оцениваю и взвешиваю шансы...
– А вот это уже не твоя забота, – энергично сказала Мэй Лань. – Думать буду я. В конце концов, пиратская королева – это еще не самая могучая на земле сила... Везде есть свои способы... Ты, главное, предоставь думать мне, а сам прилежно выполняй инструкции. Вот тогда у нас все и получится к обоюдному удовольствию. Усек?
– Так точно, ваше превосходительство господин фельдмаршал... – задумчиво сказал Мазур.
– Я серьезно. Думать придется мне, а ты прилежно выполняй приказы. Твои проценты этого, право же, стоят...
– Знаешь, мне тоже так кажется, – сказал Мазур, заставив себя осклабиться как можно беззаботнее. – Прости за цинизм, но во мне сейчас ни капельки не взыграло оскорбленное мужское самолюбие. Наоборот: откровенно говоря, такое положение дел меня полностью устраивает – когда кто-то другой за меня думает абсолютно обо всем, а мне остается дожидаться процента...
Мэй Лань мягко поправила:
– Не просто дожидаться, а прилежно выполнять приказы без всяких дискуссий...
– Само собой, – заверил Мазур. – Нет, но что же мы теперь будем делать?
– Милый, – очаровательно улыбнулась Мэй Лань, – такие вот вопросы как раз и входит в понятие «всяких дискуссий»...
– Молчу, молчу, – охотно согласился Мазур.
Ну вот, и стали помаленьку вырисовываться контуры его скоропостижного ухода в мир иной, несомненно, уже продуманного этим очаровательным созданием. Судя по тому, что она категорически отказывается говорить о деталях, все решено. Надо полагать, его настоятельно попросят сопровождать прелестницу куда-то в уединенное место – согласно условиям игры, ничему не удивляясь и не задавая лишних вопросов, – а уж там-то... В огромном портовом городе, вольготно раскинувшемся меж необозримым океаном и горными джунглями, отыщется миллион мест, где расставание душ с телами не привлечет лишнего внимания, а бренные останки исчезнут надежно...
Когда фургончик остановился у антикварной лавки, уже стемнело. Мазур распахнул дверцу, выпрыгнул, вопросительно уставился на девушку, но она мотнула головой:
– Иди ужинай. Я вернусь через полчасика. Никуда не уходи, жди меня. Нужно будет, не откладывая, обсудить кучу серьезных вещей... И своих парней держи дома. Понятно?
– Так точно, сэр, боцман, сэр! – тихонько рявкнул Мазур, лихо отдав честь на американский манер: ребро ладони к пустой голове и вперед.
Она хмыкнула, захлопнула дверцу и рванула с места, что твое пушечное ядро. Задумчиво глядя вслед потрепанному фургончику (тем не менее, как давно выяснилось, обладавшему не мотором, а зверем), Мазур понятливо покривил губы: ежику ясно, что помчалась докладывать и получать новые инструкции. Значит, еще поживем. Пока что. Видимо, у нее не было четких указаний, иначе не выйти бы с того чердака...
Он так и остался стоять перед запертым по вечернему времени парадным входом в «Пещеру сокровищ», без нужды поправляя дурацкий сигнал, шейный платок, от души надеясь, что за ним все же следили добрые, внимательные и усталые глаза, прославленные во множестве отечественных фильмов и романов. Нет, все же ни за что не поменялся бы со Штирлицем и даже господином Гербертом, ни за что не поменялся...
На противоположной стороне улицы знакомый продавец игрушек собирал нехитрый товар в две плетеные конусообразные корзины – бумажных птичек, резиновых лягушат и прочую фауну. На Мазура он вовсе даже и не смотрел. Конечно, если ненадолго поддаться шпионской паранойе, старикан мог оказаться кем угодно: полковником КГБ, резидентом ЦРУ, одним из главарей «триад» вроде почтенного Хоп Синга...
– У вас не найдется огоньку? – спросил с широкой, вежливой улыбкой остановившийся перед ним молодой китаец в джинсах и белой рубашке навыпуск. В уголке рта он нетерпеливо мял сигаретку.
Мазур торопливо щелкнул зажигалкой. Китаец чуть наклонился вперед, прикрывая ладонями от ветерка крохотное пламя, и произнес на приличном английском, быстро, внятно, тихо, почти не шевеля губами:
– Они перегнали шхуну в другое место, учтите. Осторожно.
Улыбнулся еще шире в знак благодарности и удалился, как ни в чем не бывало, насвистывая игривый местный мотивчик. Мазур оказался на высоте – он не стал ни вздрагивать, ни глупо таращиться вслед. Медленно спрятал зажигалку в карман, со знакомым каждому советскому человеку чувством глубокого удовлетворения подумав, что он все же плохо думал о бойцах невидимого фронта: были поблизости некие неизвестные друзья, а как же. Т а к у ю информацию не стал бы сообщать в целях гнусной провокации противник, вражина – к чему? Ну, все идеально укладывается в нехитрую картину: там, в другом месте, надо полагать, удобнее всего...
Он обошел дом, распахнул дверь черного хода. Уже стало темно, и в коридоре горела тусклая лампочка. Бесшумно возникшая из кухни старуха – в полумраке вылитый Кащей Бессмертный с азиатским уклоном – показала на открытую дверь за своей спиной и вполне понятными жестами вмиг разобъяснила: кушать подано, идите жрать, пожалуйста...
Мазур отрицательно покачал головой – с е й ч а с в этом гостеприимном доме не следовало ни крошечки проглотить, ни глотка отпить. Отточенное столетиями умение восточных людей пользоваться изощренными ядами – никакая не легенда, что вам, если имеете соответствующий допуск, в два счета растолкуют полдюжины засекреченных инструкторов...
Старуха недоумевающе пожала плечами. Мазур с помощью столь же нехитрых и выразительных жестов растолковал, что у него ужасно болит живот, и едок из него сегодня никакой. Понятливо закивав, старуха нырнула в кухню и почти сразу же выскочила назад, протягивая ему фарфоровую чашечку с какой-то темной жидкостью, остро пахнущей неизвестными травами.
Ну дудки! Еще не хватало откровенных зелий... Вежливо отведя ее руку, Мазур решительно направился наверх по лестнице.
Вообще-то, самое время слинять по-английски, даже не заходя в дом, – свернуть за угол, в темпе пробежать пару кварталов, остановить такси и ехать в порт. Но приказ, зараза, был недвусмысленный: в случае п о д в и ж е к намотать на шею платок и отдаться течению событий, то есть ожидать вмешательства незримых опекунов, ну и, так и быть, сопротивляться попыткам переправить К. С. Мазура на тот свет – в случае, если попытки таковые будут выражены самым недвусмысленным образом...
В своей комнатушке он обнаружил Пьера. Компаньон смирнехонько сидел в плетеном креслице, нежно баюкая в руке пузатый китайский стаканчик из розового стекла. Бутылка виски, стоявшая на хлипком столике, тоже плетеном, была пуста всего-то на три пальца, следовательно, банкет начался практически только что (Мазур уже убедился, что его нечаянный спутник всасывает спиртсодержащие жидкости, как сухая губка).
– С горя пьем или с радости? – лениво осведомился Мазур, усаживаясь в другое креслице, аккуратненько, чтобы не проломить эфемерное сиденьице.
– Кто его знает... – Француз поднялся, на цыпочках прошел к двери, выглянул в коридор и, убедившись в полном отсутствии посторонних, снова тщательно дверь за собой прикрыл. – Джимми, ты с этим Слаем давно знаком?
– Лет пять, – осторожно сказал Мазур. – Никак нельзя сказать, чтобы были близкими друзьями, но есть за спиной парочка общих дел... Ну ты сам знаешь, как это бывает.
– Не хочешь – не отвечай, дело твое... Он про тебя что-нибудь такое знает, что может держать тебя в руках?
– Да брось, с чего ты взял?
– Уже полегче... – Пьер жадно покосился на бутылку, но не потянулся за нею, что было довольно-таки нетипично. – Не нравится он мне, Джимми. Глаз наметан, нюх не подводит...
– Случилось что-нибудь? – тихо, серьезно спросил Мазур.
– Да нет, ничего пока... Только он, знаешь ли, так и вынюхивает. Знаю я таких гнид, насмотрелся... Вопросики задает как бы невзначай, с подковырочкой и подвохом...
– Какие?
– Всякие. Каждый сам по себе вроде бы и безобидный, только человек бывалый сразу подметит, когда вопросики складываются в некую с и с т е м у. Давно ли тебя знаю, чем занимаемся, насколько я с тобой откровенен, что у вас с девочкой, давно ли знакомы... И тому подобное. Точно тебе говорю, Джимми: если твой старый дружок и не шпик, то на кого-то определенно работает...
«Ага, вот что, – подумал Мазур без особой тревоги. – Столкнулись цэрэушный профессионализм и двадцатилетний опыт бродяжьей жизни. У таких вот хобо, вроде Пьера, чутье на шпиков должно быть фантастическое, поскольку без него в здешних местах и не выживешь».
– Я и сам за ним кое-что подмечаю... – сказал он с прежней осторожностью. – Гнильцой попахивает от старины Слая. Он всегда был неразборчив в знакомствах и подработках... Ну, а что делать? Не могу же я без веских оснований вышвырнуть на улицу старого дружка – это ведь само по себе довольно подозрительно, согласись... Пусть уж лучше на глазах будет, паскуда...
– Джимми, – сказал Пьер, старательно отводя глаза. – Отпустил бы ты меня, а? Чем хочешь поклянусь – молчать буду, как рыба, мне твои дела совершенно не интересны...
– Господи ты боже мой, – сказал Мазур с самым что ни на есть простецким видом. – Пьер, старина, разве я тебя держу? Дверь не заперта, можешь идти на все четыре стороны...
– Джимми, я не об этом. О т п у ст и по-хорошему, ладно? Как бы официально спиши на берег... Понимаешь? Чтобы мы разошлись без всяких обид и последствий...
Мазур посмотрел на него внимательно. Очень внимательно, без всякого добродушия в лице. Поднялся с кресла, не спеша преодолел разделявшее их расстояние, склонился над съежившимся в кресле французом и спросил с расстановочкой:
– Ты куда гнешь, ветеран Индокитая?
– Сам знаешь, – тихо ответил Пьер. – Джимми, если ты – обыкновенный бродячий авантюрист, то я – танцовщица из «Фоли-Бержер»...
Совсем тихо, с неприкрытой угрозой Мазур спросил:
– Интересно, ты понимаешь, что бывает с болтунами?
– А разве я болтаю на каком-нибудь углу? – спросил мгновенно покрывшийся крупным потом Пьер. – По-моему, я тебе ничем не навредил и не собираюсь... Джимми, у меня нет ни малейшего желания ни во что впутываться. У меня совсем противоположная жизненная задача: выжить бы, а если при этом и денег заработаешь, совсем хорошо... Вот я тебя и прошу: отпусти по-хорошему, официально, что ли... Чем угодно клянусь: я про тебя забуду моментально, едва отойду на десять метров...
То, что от него постараются избавиться, сомнений не вызывает. Т е п е р ь ей не нужен ни недотепа-исландец, ни его приятели, и трупов, вероятнее всего, запланировано т р и.
Отсюда плавненько вытекает вопрос: когда и где? Вообще-то, держать ухо востро пора уже сейчас. Здесь, на чердаке нежилого здания, неизвестно кому принадлежащего, а очень может быть, арендованного самой Мэй Лань – очень уж по-хозяйски она себя тут чувствует, – труп может валяться чертовски долго, прежде чем его обнаружат. Это не паранойя, а констатация факта...
А посему он был готов. Он ни в чем не изменил поведения, сосредоточившись на заключительных аккордах слияния двух тел, но словно бы перешел в иное качество бытия. Ожидал удара в любую секунду, с любой стороны, по любой уязвимой точке – и готов был в каждый миг удар отразить. Ничего нового, если вдуматься. Именно этому его так долго и старательно учили...
Однако время текло, а он оставался жив. Недолгая блаженная истома, перемежавшаяся ленивыми, пустыми фразами, девушка поднимается, быстро приводит себя в порядок – и н и ч е г о пока. Они спускаются по шаткой, скрипучей лестнице (причем Мазур якобы невзначай ухитрился оказаться позади), выходят на улицу – и снова ничего. Они садятся в старенький фордик...
Вот тут как раз не следовало расслабляться. Не стоит уповать на то, что обе ее белы рученьки заняты баранкой. Именно из такого положения толковый профессионал умеет нанести внезапный страшный удар – заговорив зубы, на миг оторвав от руля правую, ребром ладони по горлу или «клювом орла» в иную, не менее уязвимую точку. Пассажир завалится на сиденье, надежно вырубленный, и делай с ним, что хочешь...
– Ты о чем задумался? – спросила Мэй Лань, кинув на него быстрый взгляд. – Насупился, определенно витаешь в иных мирах...
– Да так... – сказал Мазур. – Только сейчас начал понимать, что ради своих процентов придется попотеть...
– А чего же ты ждал, милый? – Девушка мимолетно улыбнулась, не отрывая внимательного взгляда от дороги. – Даром в этом мире ничего не дается, приходится попотеть...
– Когда в противниках вдруг обозначается к о р о л е в а...
– Трусишь, авантюрист?
– Да не особенно, – сказал Мазур. – Просто-напросто оцениваю и взвешиваю шансы...
– А вот это уже не твоя забота, – энергично сказала Мэй Лань. – Думать буду я. В конце концов, пиратская королева – это еще не самая могучая на земле сила... Везде есть свои способы... Ты, главное, предоставь думать мне, а сам прилежно выполняй инструкции. Вот тогда у нас все и получится к обоюдному удовольствию. Усек?
– Так точно, ваше превосходительство господин фельдмаршал... – задумчиво сказал Мазур.
– Я серьезно. Думать придется мне, а ты прилежно выполняй приказы. Твои проценты этого, право же, стоят...
– Знаешь, мне тоже так кажется, – сказал Мазур, заставив себя осклабиться как можно беззаботнее. – Прости за цинизм, но во мне сейчас ни капельки не взыграло оскорбленное мужское самолюбие. Наоборот: откровенно говоря, такое положение дел меня полностью устраивает – когда кто-то другой за меня думает абсолютно обо всем, а мне остается дожидаться процента...
Мэй Лань мягко поправила:
– Не просто дожидаться, а прилежно выполнять приказы без всяких дискуссий...
– Само собой, – заверил Мазур. – Нет, но что же мы теперь будем делать?
– Милый, – очаровательно улыбнулась Мэй Лань, – такие вот вопросы как раз и входит в понятие «всяких дискуссий»...
– Молчу, молчу, – охотно согласился Мазур.
Ну вот, и стали помаленьку вырисовываться контуры его скоропостижного ухода в мир иной, несомненно, уже продуманного этим очаровательным созданием. Судя по тому, что она категорически отказывается говорить о деталях, все решено. Надо полагать, его настоятельно попросят сопровождать прелестницу куда-то в уединенное место – согласно условиям игры, ничему не удивляясь и не задавая лишних вопросов, – а уж там-то... В огромном портовом городе, вольготно раскинувшемся меж необозримым океаном и горными джунглями, отыщется миллион мест, где расставание душ с телами не привлечет лишнего внимания, а бренные останки исчезнут надежно...
Когда фургончик остановился у антикварной лавки, уже стемнело. Мазур распахнул дверцу, выпрыгнул, вопросительно уставился на девушку, но она мотнула головой:
– Иди ужинай. Я вернусь через полчасика. Никуда не уходи, жди меня. Нужно будет, не откладывая, обсудить кучу серьезных вещей... И своих парней держи дома. Понятно?
– Так точно, сэр, боцман, сэр! – тихонько рявкнул Мазур, лихо отдав честь на американский манер: ребро ладони к пустой голове и вперед.
Она хмыкнула, захлопнула дверцу и рванула с места, что твое пушечное ядро. Задумчиво глядя вслед потрепанному фургончику (тем не менее, как давно выяснилось, обладавшему не мотором, а зверем), Мазур понятливо покривил губы: ежику ясно, что помчалась докладывать и получать новые инструкции. Значит, еще поживем. Пока что. Видимо, у нее не было четких указаний, иначе не выйти бы с того чердака...
Он так и остался стоять перед запертым по вечернему времени парадным входом в «Пещеру сокровищ», без нужды поправляя дурацкий сигнал, шейный платок, от души надеясь, что за ним все же следили добрые, внимательные и усталые глаза, прославленные во множестве отечественных фильмов и романов. Нет, все же ни за что не поменялся бы со Штирлицем и даже господином Гербертом, ни за что не поменялся...
На противоположной стороне улицы знакомый продавец игрушек собирал нехитрый товар в две плетеные конусообразные корзины – бумажных птичек, резиновых лягушат и прочую фауну. На Мазура он вовсе даже и не смотрел. Конечно, если ненадолго поддаться шпионской паранойе, старикан мог оказаться кем угодно: полковником КГБ, резидентом ЦРУ, одним из главарей «триад» вроде почтенного Хоп Синга...
– У вас не найдется огоньку? – спросил с широкой, вежливой улыбкой остановившийся перед ним молодой китаец в джинсах и белой рубашке навыпуск. В уголке рта он нетерпеливо мял сигаретку.
Мазур торопливо щелкнул зажигалкой. Китаец чуть наклонился вперед, прикрывая ладонями от ветерка крохотное пламя, и произнес на приличном английском, быстро, внятно, тихо, почти не шевеля губами:
– Они перегнали шхуну в другое место, учтите. Осторожно.
Улыбнулся еще шире в знак благодарности и удалился, как ни в чем не бывало, насвистывая игривый местный мотивчик. Мазур оказался на высоте – он не стал ни вздрагивать, ни глупо таращиться вслед. Медленно спрятал зажигалку в карман, со знакомым каждому советскому человеку чувством глубокого удовлетворения подумав, что он все же плохо думал о бойцах невидимого фронта: были поблизости некие неизвестные друзья, а как же. Т а к у ю информацию не стал бы сообщать в целях гнусной провокации противник, вражина – к чему? Ну, все идеально укладывается в нехитрую картину: там, в другом месте, надо полагать, удобнее всего...
Он обошел дом, распахнул дверь черного хода. Уже стало темно, и в коридоре горела тусклая лампочка. Бесшумно возникшая из кухни старуха – в полумраке вылитый Кащей Бессмертный с азиатским уклоном – показала на открытую дверь за своей спиной и вполне понятными жестами вмиг разобъяснила: кушать подано, идите жрать, пожалуйста...
Мазур отрицательно покачал головой – с е й ч а с в этом гостеприимном доме не следовало ни крошечки проглотить, ни глотка отпить. Отточенное столетиями умение восточных людей пользоваться изощренными ядами – никакая не легенда, что вам, если имеете соответствующий допуск, в два счета растолкуют полдюжины засекреченных инструкторов...
Старуха недоумевающе пожала плечами. Мазур с помощью столь же нехитрых и выразительных жестов растолковал, что у него ужасно болит живот, и едок из него сегодня никакой. Понятливо закивав, старуха нырнула в кухню и почти сразу же выскочила назад, протягивая ему фарфоровую чашечку с какой-то темной жидкостью, остро пахнущей неизвестными травами.
Ну дудки! Еще не хватало откровенных зелий... Вежливо отведя ее руку, Мазур решительно направился наверх по лестнице.
Вообще-то, самое время слинять по-английски, даже не заходя в дом, – свернуть за угол, в темпе пробежать пару кварталов, остановить такси и ехать в порт. Но приказ, зараза, был недвусмысленный: в случае п о д в и ж е к намотать на шею платок и отдаться течению событий, то есть ожидать вмешательства незримых опекунов, ну и, так и быть, сопротивляться попыткам переправить К. С. Мазура на тот свет – в случае, если попытки таковые будут выражены самым недвусмысленным образом...
В своей комнатушке он обнаружил Пьера. Компаньон смирнехонько сидел в плетеном креслице, нежно баюкая в руке пузатый китайский стаканчик из розового стекла. Бутылка виски, стоявшая на хлипком столике, тоже плетеном, была пуста всего-то на три пальца, следовательно, банкет начался практически только что (Мазур уже убедился, что его нечаянный спутник всасывает спиртсодержащие жидкости, как сухая губка).
– С горя пьем или с радости? – лениво осведомился Мазур, усаживаясь в другое креслице, аккуратненько, чтобы не проломить эфемерное сиденьице.
– Кто его знает... – Француз поднялся, на цыпочках прошел к двери, выглянул в коридор и, убедившись в полном отсутствии посторонних, снова тщательно дверь за собой прикрыл. – Джимми, ты с этим Слаем давно знаком?
– Лет пять, – осторожно сказал Мазур. – Никак нельзя сказать, чтобы были близкими друзьями, но есть за спиной парочка общих дел... Ну ты сам знаешь, как это бывает.
– Не хочешь – не отвечай, дело твое... Он про тебя что-нибудь такое знает, что может держать тебя в руках?
– Да брось, с чего ты взял?
– Уже полегче... – Пьер жадно покосился на бутылку, но не потянулся за нею, что было довольно-таки нетипично. – Не нравится он мне, Джимми. Глаз наметан, нюх не подводит...
– Случилось что-нибудь? – тихо, серьезно спросил Мазур.
– Да нет, ничего пока... Только он, знаешь ли, так и вынюхивает. Знаю я таких гнид, насмотрелся... Вопросики задает как бы невзначай, с подковырочкой и подвохом...
– Какие?
– Всякие. Каждый сам по себе вроде бы и безобидный, только человек бывалый сразу подметит, когда вопросики складываются в некую с и с т е м у. Давно ли тебя знаю, чем занимаемся, насколько я с тобой откровенен, что у вас с девочкой, давно ли знакомы... И тому подобное. Точно тебе говорю, Джимми: если твой старый дружок и не шпик, то на кого-то определенно работает...
«Ага, вот что, – подумал Мазур без особой тревоги. – Столкнулись цэрэушный профессионализм и двадцатилетний опыт бродяжьей жизни. У таких вот хобо, вроде Пьера, чутье на шпиков должно быть фантастическое, поскольку без него в здешних местах и не выживешь».
– Я и сам за ним кое-что подмечаю... – сказал он с прежней осторожностью. – Гнильцой попахивает от старины Слая. Он всегда был неразборчив в знакомствах и подработках... Ну, а что делать? Не могу же я без веских оснований вышвырнуть на улицу старого дружка – это ведь само по себе довольно подозрительно, согласись... Пусть уж лучше на глазах будет, паскуда...
– Джимми, – сказал Пьер, старательно отводя глаза. – Отпустил бы ты меня, а? Чем хочешь поклянусь – молчать буду, как рыба, мне твои дела совершенно не интересны...
– Господи ты боже мой, – сказал Мазур с самым что ни на есть простецким видом. – Пьер, старина, разве я тебя держу? Дверь не заперта, можешь идти на все четыре стороны...
– Джимми, я не об этом. О т п у ст и по-хорошему, ладно? Как бы официально спиши на берег... Понимаешь? Чтобы мы разошлись без всяких обид и последствий...
Мазур посмотрел на него внимательно. Очень внимательно, без всякого добродушия в лице. Поднялся с кресла, не спеша преодолел разделявшее их расстояние, склонился над съежившимся в кресле французом и спросил с расстановочкой:
– Ты куда гнешь, ветеран Индокитая?
– Сам знаешь, – тихо ответил Пьер. – Джимми, если ты – обыкновенный бродячий авантюрист, то я – танцовщица из «Фоли-Бержер»...
Совсем тихо, с неприкрытой угрозой Мазур спросил:
– Интересно, ты понимаешь, что бывает с болтунами?
– А разве я болтаю на каком-нибудь углу? – спросил мгновенно покрывшийся крупным потом Пьер. – По-моему, я тебе ничем не навредил и не собираюсь... Джимми, у меня нет ни малейшего желания ни во что впутываться. У меня совсем противоположная жизненная задача: выжить бы, а если при этом и денег заработаешь, совсем хорошо... Вот я тебя и прошу: отпусти по-хорошему, официально, что ли... Чем угодно клянусь: я про тебя забуду моментально, едва отойду на десять метров...