Потом послышалась резкая команда Морского Змея, и родившиеся заново люди, ведомые не разумом, а чисто военным инстинктом, с разных сторон бросились к нему.
Он был хорошим командиром и сделал все, чтобы м е х а н и з м моментально заработал вновь, без малейшего промедления, с прежней четкостью, без единого сбоя...
«Сволочам везет», – подумал Мазур через несколько минут, когда стал способен думать. Фань Ли был живехонек, хотя и превратился от страха в некий сгусток желе, удерживаемый в прежней форме исключительно прочным камуфляжным комбинезоном и высокими армейскими ботинками. Впрочем, его быстренько привели в более-менее пристойный вид неопасными для жизни и здоровья, хотя и способными ужаснуть прекраснодушного идеалиста методами. Но что поделать, не тащить же на себе стервеца...
Он-то был жив... А вот четверо «морских дьяволов» – уже нет. Лошарика больше не было, и Артемона тоже, и Мушкетера, но они-то оказались п о ч т и целыми, а вот то, что осталось от старлея по прозвищу Рыжий, занимало совсем мало места и не походило ни на бывшего человека, ни вообще на что-то определенное...
Но не было ни прочувствованных прощаний, ни долгих, ни коротких, и не было похорон. Нужно было уходить как можно скорее, и что у кого на душе, о том он и мог думать сколько влезет, бесшумно скользя меж поваленных стволов, воронок и оторванных верхушек деревьев. Мало ли что там текло по щекам, не обязательно слезы – очень может быть, что и пот, а то и древесный сок... Главное сейчас, как ни цинично это звучит, – при самом вдумчивом осмотре погибших ни один спец так и не поймет, кто они такие, откуда пришли, куда шли и кем были посланы. Просто убитые, без малейшей зацепки. Ни единой конкретной привязки к какой бы то ни было стране. Иногда выпадает и т а к а я смерть...
Главное, они вырвались из облавы. Потому что облава шла по джунглям не особенно рьяно, отнюдь не сплошной цепью – отдельными отрядами, цепями, группами. Солдатики, сразу чувствуется, отнюдь не горели желанием заработать пышные военные похороны с беретом на крышке гроба и какой-нибудь блистающей висюлькой, приколотой к траурной ленте на портрете. Облава передвигалась неспешно, постреливая в стороны, дабы обозначить рвение, перекликаясь и часто останавливаясь под предлогом, что впереди усмотрелось нечто подозрительное и следует хорошенько разведать местность, прежде чем кидаться очертя голову в чащобу.
Одним словом, поредевший отряд проскользнул через кольцо низкорослых раскосых солдатиков, как стальная игла сквозь ветхую дерюгу, – просто в один прекрасный момент оказалось, что стрельба, шум моторов, могучее лопотанье парочки вертолетов и прочие звуки неспешно, словно сытый удав, ворочавшейся облавы доносятся уже сзади, исключительно сзади.
Проходя по гребню невысокой горушки, они увидели слева, в распадке, грозную на вид, но совершенно бесполезную, сразу чувствуется, суету. На открытом месте стояли бок о бок три громоздких американских бронетранспортера, «сто тринадцатые», больше всего похожие на гигантские коробки из-под обуви, по прихоти спятившего конструктора снабженные гусеницами. Пулеметчики с крайне деловым видом палили в белый свет, как в копеечку, ч е с а л и по далеким джунглям, как бог на душу положит. Здесь же было развернуто нечто вроде передвижного командного пункта – под маскировочной сетью на четырех бамбуковых кольях собралось с полдюжины субъектов, отмеченных приличным количеством золота на погонах и кокардах, что-то обсуждали, сгрудившись вокруг карты на раскладном столике, – стратеги, бля, каждый глядит в Наполеоны... И персональные джипы при них, и набитый солдатами грузовик для охраны...
Опытному глазу военного человека сия картина о многом говорила. Будет истрачено превеликое множество патронов и сожжено море горючки, тонны бомб и ракет исполосуют джунгли – а в результате наверх уйдет правильная, толково составленная туфта. Там будет полный, классический набор опытного очковтирателя – привлечены значительные силы, прочесаны огромные площади, личный состав проявил нешуточный героизм, а еще было достигнуто полное взаимодействие всех родов войск, и слаживание частей прошло не в каких-то тепличных условиях, а именно в боевых. Кто-нибудь, очень может оказаться, получит висюльки – чем золоченее погоны, тем авторитетнее висюлька. И никто никогда не узнает, что эта ленивая и грандиозная, для галочки устроенная облава, сама того не ведая, унесла жизни четырех отличных парней.
Руки чесались поднять пулемет и влупить пару метких очередей по жирным хомякам под навесом – чтобы поползли на карачках, как ненароком вспугнутые тараканы, чтобы узнали на собственной шкуре, что такое н а с т о я щ а я война...
Но они, конечно же, не могли себе позволить такой роскоши. Они бесшумно прошли мимо, растворились в джунглях, и довольно быстро пулеметные очереди утихли вдали.
До цели им оставалось всего ничего – километров пятьдесят. Вполне достаточно, чтобы вся тоскливая боль, вся горечь перешли в иное состояние, осели где-то в глубине души, где уже хватало такой вот устоявшейся, потаенной печали. Достаточно, чтобы свыкнуться, смириться, вновь превратиться в ходячие автоматы, озабоченные скрупулезнейшим выполнением задания...
Глава третья
Он был хорошим командиром и сделал все, чтобы м е х а н и з м моментально заработал вновь, без малейшего промедления, с прежней четкостью, без единого сбоя...
«Сволочам везет», – подумал Мазур через несколько минут, когда стал способен думать. Фань Ли был живехонек, хотя и превратился от страха в некий сгусток желе, удерживаемый в прежней форме исключительно прочным камуфляжным комбинезоном и высокими армейскими ботинками. Впрочем, его быстренько привели в более-менее пристойный вид неопасными для жизни и здоровья, хотя и способными ужаснуть прекраснодушного идеалиста методами. Но что поделать, не тащить же на себе стервеца...
Он-то был жив... А вот четверо «морских дьяволов» – уже нет. Лошарика больше не было, и Артемона тоже, и Мушкетера, но они-то оказались п о ч т и целыми, а вот то, что осталось от старлея по прозвищу Рыжий, занимало совсем мало места и не походило ни на бывшего человека, ни вообще на что-то определенное...
Но не было ни прочувствованных прощаний, ни долгих, ни коротких, и не было похорон. Нужно было уходить как можно скорее, и что у кого на душе, о том он и мог думать сколько влезет, бесшумно скользя меж поваленных стволов, воронок и оторванных верхушек деревьев. Мало ли что там текло по щекам, не обязательно слезы – очень может быть, что и пот, а то и древесный сок... Главное сейчас, как ни цинично это звучит, – при самом вдумчивом осмотре погибших ни один спец так и не поймет, кто они такие, откуда пришли, куда шли и кем были посланы. Просто убитые, без малейшей зацепки. Ни единой конкретной привязки к какой бы то ни было стране. Иногда выпадает и т а к а я смерть...
Главное, они вырвались из облавы. Потому что облава шла по джунглям не особенно рьяно, отнюдь не сплошной цепью – отдельными отрядами, цепями, группами. Солдатики, сразу чувствуется, отнюдь не горели желанием заработать пышные военные похороны с беретом на крышке гроба и какой-нибудь блистающей висюлькой, приколотой к траурной ленте на портрете. Облава передвигалась неспешно, постреливая в стороны, дабы обозначить рвение, перекликаясь и часто останавливаясь под предлогом, что впереди усмотрелось нечто подозрительное и следует хорошенько разведать местность, прежде чем кидаться очертя голову в чащобу.
Одним словом, поредевший отряд проскользнул через кольцо низкорослых раскосых солдатиков, как стальная игла сквозь ветхую дерюгу, – просто в один прекрасный момент оказалось, что стрельба, шум моторов, могучее лопотанье парочки вертолетов и прочие звуки неспешно, словно сытый удав, ворочавшейся облавы доносятся уже сзади, исключительно сзади.
Проходя по гребню невысокой горушки, они увидели слева, в распадке, грозную на вид, но совершенно бесполезную, сразу чувствуется, суету. На открытом месте стояли бок о бок три громоздких американских бронетранспортера, «сто тринадцатые», больше всего похожие на гигантские коробки из-под обуви, по прихоти спятившего конструктора снабженные гусеницами. Пулеметчики с крайне деловым видом палили в белый свет, как в копеечку, ч е с а л и по далеким джунглям, как бог на душу положит. Здесь же было развернуто нечто вроде передвижного командного пункта – под маскировочной сетью на четырех бамбуковых кольях собралось с полдюжины субъектов, отмеченных приличным количеством золота на погонах и кокардах, что-то обсуждали, сгрудившись вокруг карты на раскладном столике, – стратеги, бля, каждый глядит в Наполеоны... И персональные джипы при них, и набитый солдатами грузовик для охраны...
Опытному глазу военного человека сия картина о многом говорила. Будет истрачено превеликое множество патронов и сожжено море горючки, тонны бомб и ракет исполосуют джунгли – а в результате наверх уйдет правильная, толково составленная туфта. Там будет полный, классический набор опытного очковтирателя – привлечены значительные силы, прочесаны огромные площади, личный состав проявил нешуточный героизм, а еще было достигнуто полное взаимодействие всех родов войск, и слаживание частей прошло не в каких-то тепличных условиях, а именно в боевых. Кто-нибудь, очень может оказаться, получит висюльки – чем золоченее погоны, тем авторитетнее висюлька. И никто никогда не узнает, что эта ленивая и грандиозная, для галочки устроенная облава, сама того не ведая, унесла жизни четырех отличных парней.
Руки чесались поднять пулемет и влупить пару метких очередей по жирным хомякам под навесом – чтобы поползли на карачках, как ненароком вспугнутые тараканы, чтобы узнали на собственной шкуре, что такое н а с т о я щ а я война...
Но они, конечно же, не могли себе позволить такой роскоши. Они бесшумно прошли мимо, растворились в джунглях, и довольно быстро пулеметные очереди утихли вдали.
До цели им оставалось всего ничего – километров пятьдесят. Вполне достаточно, чтобы вся тоскливая боль, вся горечь перешли в иное состояние, осели где-то в глубине души, где уже хватало такой вот устоявшейся, потаенной печали. Достаточно, чтобы свыкнуться, смириться, вновь превратиться в ходячие автоматы, озабоченные скрупулезнейшим выполнением задания...
Глава третья
Бросок третий: обретение потери
Как это сплошь и рядом случается с долгожданной целью, к которой добираешься долго и мучительно, таинственное Токабанге (именно так, в русской грамматике название было женского рода, а как там обстояло в местной, Аллах его ведает, кто бы выяснял...) оказалось ничем непримечательной, скучнейшей дырой. Ни капли в этом захолустном местечке не было таинственного. Всего-то навсего полдюжины субтильных домишек на берегу широкой медленной реки, спокойной и грязно-желтой. Правда, среди них выделялся некоторой основательностью тот, где обитал племянник Фань Ли, занимавший почетный пост Деревенского Китайца. Причал из потемневших досок, несколько навесов, цистерна на тронутых ржавчиной подпорках. Одним словом, дыра.
Насколько они уже знали из откровений Фань Ли, местечко это, чьи жители официально кормились рыбной ловлей и огородами, на самом деле было одним из перевалочных пунктов не самой серьезной контрабанды, а посему сюда не заглядывали ни партизаны, ни полиция – и с теми, и с другими давно договорились, чтобы держались подальше в обмен на некоторую мзду...
Каким бы искренним и покорным ни казался почтенный господин Фань Ли, доверять ему не следовало ни капельки, а потому они сидели на окраине джунглей не менее двух часов, наблюдая за жизнью крохотного поселка. Собственно говоря, жизнь вовсе не казалась ни оживленной, ни интересной – за все время только из одного дома выходили пописать в лес двое местных, да жена племянника ходила на огороды...
На исходе второго часа Морской Змей после недолгой консультации с Мазуром и Князем отдал приказ...
Силы их уменьшились на треть, но и с оставшимися можно было без труда блокировать деревушку, размерами не блиставшую. Четверо, возникнув из джунглей, как чертики из коробочки, встали в оцепление, пулеметчик остался в джунглях прикрытия ради, а остальные, уже не скрываясь, в полный рост двинулись по вытоптанному пустырю, с превеликой натяжкой способному сойти за главную улицу. Идущая в авангарде двойка в молниеносном темпе п р о в ер и л а один дом, никого там не найдя, второй...
Из третьего выскочили те двое, давешние писуны. Черт их знает, что они там себе решили, но у одного оказалась в руках потрепанная английская винтовочка, из которой он всерьез собрался шарахнуть по пришельцам.
Вот только не в том настроении они были, чтобы расшаркиваться и вести светские беседы... Шагавший впереди Железный Дровосек, не потеряв ни секунды, единственным выстрелом с бедра угодил нахалу прямо в лоб, и тот, выронив винтовку, кувыркнулся с невысокого крыльца. Второй, вооруженный лишь крисом на поясе, моментально плюхнулся ничком, закрыл голову руками, показывая всем видом, что он человек рассудительный. И потому его оставили жить.
Племянничек тоже выскочил на крыльцо – довольно молодой, лет тридцати, китаец, вполне упитанный, как и подобает единственному деревенскому купцу. Мазур аккуратненько взял его на прицел, дружелюбно улыбаясь. Племянник проворно поднял руки, то есть вел себя вполне правильно. Он усмотрел-таки среди незваных визитеров собственного дядюшку, но на лице что-то не наблюдалось особых родственных чувств – только вполне понятный страх...
– Кто в доме? – не теряя времени, рявкнул Лаврик. – Кто в доме, спрашиваю? Только не притворяйся, тварь, что пиджина не понимаешь!
– Только жена и дети! – заторопился китаец, стоя в прежней позиции. – Никого больше, только жена и дети! У меня нет оружия, господа... Дядюшка, что случилось?
Фань Ли, страдальчески улыбаясь, лишь пожал плечами. Потом повернулся к Лаврику, которого боялся гораздо больше, чем Морского Змея:
– Пойдемте в дом, я покажу...
Первым по знаку командира внутрь влетел Железный Дровосек и буквально через пять секунд призывно свистнул. Тогда они двинулись всем скопом – Фань Ли под бдительным присмотром Лаврика и Безымянного Товарища, Морской Змей, Мазур, легонько подталкивавший перед собой хозяина.
Справа – полукруглый проем, в комнате стоит женщина, прижимая к себе двух совсем крошечных киндеров. Оцепенела от ужаса, как птичка перед удавом, да кто ж будет ее сейчас душевно успокаивать, ладно, пусть так и стоит...
Большая комната, надо полагать, главная зала. Легкая бамбуковая мебель, никелированный японский транзистор на плетеном столике, шкаф, какие-то этажерки... Ни следа капсулы.
– Ну? – хмуро спросил Лаврик.
– Сейчас, сейчас... – пробормотал Фань Ли, направляясь к шкафу. – Сейчас я вам ее достану, господа...
Дальнейшее заняло всего-то несколько секунд. Вместо того, чтобы распахнуть шкаф, дворецкий топнул ногой, и в углу комнаты проворно отскочила узкая дверь, куда Фань Ли рванул с проворством молодой лесной антилопы... но Безымянный Товарищ, мелькнув мимо Мазура в немыслимом прыжке, упал на пол спиной, с разлету заплел ногами щиколотки беглеца и опрокинул его на пол с превеликим грохотом, так что Фань Ли качественно впечатался мордою в порожек потайного хода...
Мазур на всякий случай упер племянничку в спину ствол, хотя тот вроде бы и не собирался последовать примеру дядюшки. В соседней комнате послышались женские всхлипывания.
– Ну да, – сказал Безымянный Товарищ, вставая с чисто подметенного пола и бесцеремонно вздергивая за шиворот Фань Ли. – Следовало чего-то такого ожидать. Это у него был единственный шанс... Ход ведет куда-нибудь в джунгли, а? – Он заглянул внутрь, удовлетворенно кивнул. – Ну да, на совесть сделано, там ступеньки вниз уходят... Ах ты, сволочь, я ж сейчас тебя в китайскую лапшу порежу...
– Господа! – возопил Фань Ли, размазывая по щекам слезы вперемешку с кровью из разбитого носа. – Я ничего против вас не замышлял, просто подумал, что вы на меня рассердитесь...
– Ты что же, скотина, хочешь сказать, что капсулы здесь нет? – спросил Безымянный Товарищ голосом, от которого даже у Мазура по спине скользнули ледяные мурашки. – Голову мне дурил?
– Нет-нет-нет, что вы! Она здесь, только она... Я боялся, вы будете сердиться... Чжао! – заорал он истошно. – Покажи господам огород, немедленно! Проводи их в огород!
– Пожалуйста-пожалуйста! – оторопело забормотал племянник Чжао. – Если вам нужна та штука, пойдемте... Если она ваша, забирайте, мне и не к чему... Я же не знал, уважаемые господа, что это ваша собственность, дядюшка мне ее отдал, и я решил...
Лаврик подтолкнул его к двери. Процессия обогнула дом, прошла метров пятьдесят меж редкими деревьями.
И оказалась перед небольшим огородом. Аккуратненькие грядки с какими-то неизвестными белым людям по имени ухоженными злаками были окружены оградой из толстых бамбуковых кольев...
А на колья в десяток рядов была натянута светло-зеленая, засвеченная фотопленка, образовавшая надежный, прочный забор. Светло-зеленые полосы легонько подрагивали под идущим из джунглей легким ветерком, издавая явственный треск и жестяной шелест...
Слева, совсем рядом, стояла капсула. Лишенная верха, вскрытая, как консервная банка. Ее поддерживало сооружение вроде подстаканника, сваренное из железных прутьев. На выпуклом боку так и осталась в полной неприкосновенности русская надпись, стращавшая взрывоопасностью и наставлявшая немедленно сообщить об обнаружении местным властям, а над ней философски ухмылялся череп с перекрещенными косточками. В капсулу была насыпана земля, и там росли красивые голубенькие цветочки, крупные, с круглыми мохнатыми лепестками...
– Здесь вся пленка, целиком! – заторопился Фань Ли, корчась от боли, потому что Безымянный Товарищ, не соображая, что делает, чисто машинально сжимал его плечо. – Мы эту штуку вскрыли еще на корабле, никто не знал, что с ней делать, она ни на что не была пригодна, и Лао отдал ее мне... Чжао давно жаловался, что нет хорошего материала для ограды... Господа, здесь вся пленка, совершенно вся, он ни клочка не оторвал...
Лаврик, не сводя с него бешеного взгляда, слепо нашаривал нож на поясе. Пальцы уже нащупали рукоятку, стиснули так, что побелели костяшки...
– Не надо, – хмуро сказал Морской Змей, перехватив его запястье. – А смысл?
– А никакого смысла... – сказал Лаврик, уставясь в пространство совершенно пустым взглядом, яростно и отрешенно. – Просто чтобы кишки намотать на плетень...
– Самарин! – рявкнул Морской Змей ему в лицо.
Медленно-медленно Лаврик возвращал себя к печальной реальности, разжал, наконец, пальцы, снял ладонь с рукояти ножа. Фань Ли, таращась на него с ужасом, медленно пятился, пока не наткнулся на выставленную ладонь Безымянного Товарища, сказавшего тихо, почти ласково:
– Ах ты ж, сволочь, сволочь... Почему не сказал сразу?
– Вы бы меня убили... – прошептал Фань Ли. – Убили бы сразу, я бы вам стал не нужен больше...
Мазур оглянулся. Возле дома, прижав к себе малышей, стояла женщина с закаменевшим от ужаса лицом. Она боялась сделать еще хоть шажок, боялась кричать и боялась молчать, детишки оцепенели, уже сообразив, что здесь происходит нечто нехорошее, и сияло солнце, и зеленели джунгли, и потрескивала под ветерком безнадежно засвеченная фотопленка, из-за которой до последнего момента гибли люди и тяжело проворачивались огромные сложные механизмы разведок и армий, и в самых высоких кабинетах по разные стороны океана отдавали не подлежащие обсуждению приказы, и над морем носились истребители, и меняли курс атомные субмарины, и военные корабли готовы были всерьез схлестнуться в нейтральных водах, предоставив остальное дипломатам...
И ничего нельзя было изменить. Они были профессионалами, они все-таки отыскали потерю, продравшись через все преграды, теряя своих и убивая сами, но все казалось бесполезным...
Чжао вдруг заговорил громко, истерично. Он жаловался, что из джунглей приходят кабаны, что обезьяны портят посевы, что хорошей колючей проволоки не достанешь, а этих л е н т о ч е к дикое зверье пока что боится панически, особенно когда они так вот трещат под ветром...
Кто-то влепил ему подзатыльник, и он умолк.
– И что дальше? – спросил Морской Змей, ни к кому вроде бы не обращаясь персонально. – Уходим?
– Как это уходим? – прямо-таки взвизгнул Безымянный Товарищ. – Вы что, с ума сошли?
Он выхватил нож, бросился к ограде и одним взмахом распорол сразу три или четыре рядочка пленки. Принялся сматывать их, лихорадочно, суетливо, крича:
– Да помогите вы, что стоите! Ребята, соберите все, вы поняли, все, до последнего миллиметра! Нужно же отчитаться! Что вы стоите, это приказ!
– Помогите ему, – распорядился Морской Змей без всякого выражения.
Мазур первым шагнул к ограде, доставая кинжал.
Да и очки остались на память – шикарные солнцезащитные очки в тяжелой никелированной оправе, с дымчатыми стеклами, настоящая фирма, не какой-то там Гонконг. Щеголять в них было одно удовольствие, вот только надоедали знакомые время от времени – где купил да где купил...
Какое-то время он еще вспоминал с в о й островок – райское место, где мужчины дни напролет лежат в тенечке, покуривая, болтая и наворачивая фрукты, пока смиренные женщины безропотно исполняют не только все домашние работы, но и любые мужские прихоти, какие только взбредут в голову господину и повелителю. Однако очень быстро эти воспоминания стали не то чтобы тускнеть – становиться чем-то зыбко-нереальным, наподобие сна. Сырой питерской зимой как-то не особенно уже и верилось, что все это произошло однажды в реальности, что его соседи-односельчане по-прежнему валяются в прохладной тени пальм, лениво глядя на море, что существует еще в голубой дали этот остров, что по песчаному берегу грациозной походкой идет очаровательная Лейла, о которой, понятное дело, так никогда и не узнала законная супруга.
Он понимал, что никогда больше не увидит этого острова. И всякий раз было жаль...
Насколько они уже знали из откровений Фань Ли, местечко это, чьи жители официально кормились рыбной ловлей и огородами, на самом деле было одним из перевалочных пунктов не самой серьезной контрабанды, а посему сюда не заглядывали ни партизаны, ни полиция – и с теми, и с другими давно договорились, чтобы держались подальше в обмен на некоторую мзду...
Каким бы искренним и покорным ни казался почтенный господин Фань Ли, доверять ему не следовало ни капельки, а потому они сидели на окраине джунглей не менее двух часов, наблюдая за жизнью крохотного поселка. Собственно говоря, жизнь вовсе не казалась ни оживленной, ни интересной – за все время только из одного дома выходили пописать в лес двое местных, да жена племянника ходила на огороды...
На исходе второго часа Морской Змей после недолгой консультации с Мазуром и Князем отдал приказ...
Силы их уменьшились на треть, но и с оставшимися можно было без труда блокировать деревушку, размерами не блиставшую. Четверо, возникнув из джунглей, как чертики из коробочки, встали в оцепление, пулеметчик остался в джунглях прикрытия ради, а остальные, уже не скрываясь, в полный рост двинулись по вытоптанному пустырю, с превеликой натяжкой способному сойти за главную улицу. Идущая в авангарде двойка в молниеносном темпе п р о в ер и л а один дом, никого там не найдя, второй...
Из третьего выскочили те двое, давешние писуны. Черт их знает, что они там себе решили, но у одного оказалась в руках потрепанная английская винтовочка, из которой он всерьез собрался шарахнуть по пришельцам.
Вот только не в том настроении они были, чтобы расшаркиваться и вести светские беседы... Шагавший впереди Железный Дровосек, не потеряв ни секунды, единственным выстрелом с бедра угодил нахалу прямо в лоб, и тот, выронив винтовку, кувыркнулся с невысокого крыльца. Второй, вооруженный лишь крисом на поясе, моментально плюхнулся ничком, закрыл голову руками, показывая всем видом, что он человек рассудительный. И потому его оставили жить.
Племянничек тоже выскочил на крыльцо – довольно молодой, лет тридцати, китаец, вполне упитанный, как и подобает единственному деревенскому купцу. Мазур аккуратненько взял его на прицел, дружелюбно улыбаясь. Племянник проворно поднял руки, то есть вел себя вполне правильно. Он усмотрел-таки среди незваных визитеров собственного дядюшку, но на лице что-то не наблюдалось особых родственных чувств – только вполне понятный страх...
– Кто в доме? – не теряя времени, рявкнул Лаврик. – Кто в доме, спрашиваю? Только не притворяйся, тварь, что пиджина не понимаешь!
– Только жена и дети! – заторопился китаец, стоя в прежней позиции. – Никого больше, только жена и дети! У меня нет оружия, господа... Дядюшка, что случилось?
Фань Ли, страдальчески улыбаясь, лишь пожал плечами. Потом повернулся к Лаврику, которого боялся гораздо больше, чем Морского Змея:
– Пойдемте в дом, я покажу...
Первым по знаку командира внутрь влетел Железный Дровосек и буквально через пять секунд призывно свистнул. Тогда они двинулись всем скопом – Фань Ли под бдительным присмотром Лаврика и Безымянного Товарища, Морской Змей, Мазур, легонько подталкивавший перед собой хозяина.
Справа – полукруглый проем, в комнате стоит женщина, прижимая к себе двух совсем крошечных киндеров. Оцепенела от ужаса, как птичка перед удавом, да кто ж будет ее сейчас душевно успокаивать, ладно, пусть так и стоит...
Большая комната, надо полагать, главная зала. Легкая бамбуковая мебель, никелированный японский транзистор на плетеном столике, шкаф, какие-то этажерки... Ни следа капсулы.
– Ну? – хмуро спросил Лаврик.
– Сейчас, сейчас... – пробормотал Фань Ли, направляясь к шкафу. – Сейчас я вам ее достану, господа...
Дальнейшее заняло всего-то несколько секунд. Вместо того, чтобы распахнуть шкаф, дворецкий топнул ногой, и в углу комнаты проворно отскочила узкая дверь, куда Фань Ли рванул с проворством молодой лесной антилопы... но Безымянный Товарищ, мелькнув мимо Мазура в немыслимом прыжке, упал на пол спиной, с разлету заплел ногами щиколотки беглеца и опрокинул его на пол с превеликим грохотом, так что Фань Ли качественно впечатался мордою в порожек потайного хода...
Мазур на всякий случай упер племянничку в спину ствол, хотя тот вроде бы и не собирался последовать примеру дядюшки. В соседней комнате послышались женские всхлипывания.
– Ну да, – сказал Безымянный Товарищ, вставая с чисто подметенного пола и бесцеремонно вздергивая за шиворот Фань Ли. – Следовало чего-то такого ожидать. Это у него был единственный шанс... Ход ведет куда-нибудь в джунгли, а? – Он заглянул внутрь, удовлетворенно кивнул. – Ну да, на совесть сделано, там ступеньки вниз уходят... Ах ты, сволочь, я ж сейчас тебя в китайскую лапшу порежу...
– Господа! – возопил Фань Ли, размазывая по щекам слезы вперемешку с кровью из разбитого носа. – Я ничего против вас не замышлял, просто подумал, что вы на меня рассердитесь...
– Ты что же, скотина, хочешь сказать, что капсулы здесь нет? – спросил Безымянный Товарищ голосом, от которого даже у Мазура по спине скользнули ледяные мурашки. – Голову мне дурил?
– Нет-нет-нет, что вы! Она здесь, только она... Я боялся, вы будете сердиться... Чжао! – заорал он истошно. – Покажи господам огород, немедленно! Проводи их в огород!
– Пожалуйста-пожалуйста! – оторопело забормотал племянник Чжао. – Если вам нужна та штука, пойдемте... Если она ваша, забирайте, мне и не к чему... Я же не знал, уважаемые господа, что это ваша собственность, дядюшка мне ее отдал, и я решил...
Лаврик подтолкнул его к двери. Процессия обогнула дом, прошла метров пятьдесят меж редкими деревьями.
И оказалась перед небольшим огородом. Аккуратненькие грядки с какими-то неизвестными белым людям по имени ухоженными злаками были окружены оградой из толстых бамбуковых кольев...
А на колья в десяток рядов была натянута светло-зеленая, засвеченная фотопленка, образовавшая надежный, прочный забор. Светло-зеленые полосы легонько подрагивали под идущим из джунглей легким ветерком, издавая явственный треск и жестяной шелест...
Слева, совсем рядом, стояла капсула. Лишенная верха, вскрытая, как консервная банка. Ее поддерживало сооружение вроде подстаканника, сваренное из железных прутьев. На выпуклом боку так и осталась в полной неприкосновенности русская надпись, стращавшая взрывоопасностью и наставлявшая немедленно сообщить об обнаружении местным властям, а над ней философски ухмылялся череп с перекрещенными косточками. В капсулу была насыпана земля, и там росли красивые голубенькие цветочки, крупные, с круглыми мохнатыми лепестками...
– Здесь вся пленка, целиком! – заторопился Фань Ли, корчась от боли, потому что Безымянный Товарищ, не соображая, что делает, чисто машинально сжимал его плечо. – Мы эту штуку вскрыли еще на корабле, никто не знал, что с ней делать, она ни на что не была пригодна, и Лао отдал ее мне... Чжао давно жаловался, что нет хорошего материала для ограды... Господа, здесь вся пленка, совершенно вся, он ни клочка не оторвал...
Лаврик, не сводя с него бешеного взгляда, слепо нашаривал нож на поясе. Пальцы уже нащупали рукоятку, стиснули так, что побелели костяшки...
– Не надо, – хмуро сказал Морской Змей, перехватив его запястье. – А смысл?
– А никакого смысла... – сказал Лаврик, уставясь в пространство совершенно пустым взглядом, яростно и отрешенно. – Просто чтобы кишки намотать на плетень...
– Самарин! – рявкнул Морской Змей ему в лицо.
Медленно-медленно Лаврик возвращал себя к печальной реальности, разжал, наконец, пальцы, снял ладонь с рукояти ножа. Фань Ли, таращась на него с ужасом, медленно пятился, пока не наткнулся на выставленную ладонь Безымянного Товарища, сказавшего тихо, почти ласково:
– Ах ты ж, сволочь, сволочь... Почему не сказал сразу?
– Вы бы меня убили... – прошептал Фань Ли. – Убили бы сразу, я бы вам стал не нужен больше...
Мазур оглянулся. Возле дома, прижав к себе малышей, стояла женщина с закаменевшим от ужаса лицом. Она боялась сделать еще хоть шажок, боялась кричать и боялась молчать, детишки оцепенели, уже сообразив, что здесь происходит нечто нехорошее, и сияло солнце, и зеленели джунгли, и потрескивала под ветерком безнадежно засвеченная фотопленка, из-за которой до последнего момента гибли люди и тяжело проворачивались огромные сложные механизмы разведок и армий, и в самых высоких кабинетах по разные стороны океана отдавали не подлежащие обсуждению приказы, и над морем носились истребители, и меняли курс атомные субмарины, и военные корабли готовы были всерьез схлестнуться в нейтральных водах, предоставив остальное дипломатам...
И ничего нельзя было изменить. Они были профессионалами, они все-таки отыскали потерю, продравшись через все преграды, теряя своих и убивая сами, но все казалось бесполезным...
Чжао вдруг заговорил громко, истерично. Он жаловался, что из джунглей приходят кабаны, что обезьяны портят посевы, что хорошей колючей проволоки не достанешь, а этих л е н т о ч е к дикое зверье пока что боится панически, особенно когда они так вот трещат под ветром...
Кто-то влепил ему подзатыльник, и он умолк.
– И что дальше? – спросил Морской Змей, ни к кому вроде бы не обращаясь персонально. – Уходим?
– Как это уходим? – прямо-таки взвизгнул Безымянный Товарищ. – Вы что, с ума сошли?
Он выхватил нож, бросился к ограде и одним взмахом распорол сразу три или четыре рядочка пленки. Принялся сматывать их, лихорадочно, суетливо, крича:
– Да помогите вы, что стоите! Ребята, соберите все, вы поняли, все, до последнего миллиметра! Нужно же отчитаться! Что вы стоите, это приказ!
– Помогите ему, – распорядился Морской Змей без всякого выражения.
Мазур первым шагнул к ограде, доставая кинжал.
* * *
...Они так и не получили Героев, конечно. Оказалось, не за что – и это, пожалуй что, было справедливо. Впрочем, всем все-таки навесили «За боевые заслуги», и живым, и посмертно, и благосклонность начальства простерлась до того, что Мазура особенно и не мучили особисты скрупулезным исследованием его одиссеи. Обошлось подробнейшим рапортом и парой часов задушевной беседы – считайте, отделался легко...Да и очки остались на память – шикарные солнцезащитные очки в тяжелой никелированной оправе, с дымчатыми стеклами, настоящая фирма, не какой-то там Гонконг. Щеголять в них было одно удовольствие, вот только надоедали знакомые время от времени – где купил да где купил...
Какое-то время он еще вспоминал с в о й островок – райское место, где мужчины дни напролет лежат в тенечке, покуривая, болтая и наворачивая фрукты, пока смиренные женщины безропотно исполняют не только все домашние работы, но и любые мужские прихоти, какие только взбредут в голову господину и повелителю. Однако очень быстро эти воспоминания стали не то чтобы тускнеть – становиться чем-то зыбко-нереальным, наподобие сна. Сырой питерской зимой как-то не особенно уже и верилось, что все это произошло однажды в реальности, что его соседи-односельчане по-прежнему валяются в прохладной тени пальм, лениво глядя на море, что существует еще в голубой дали этот остров, что по песчаному берегу грациозной походкой идет очаровательная Лейла, о которой, понятное дело, так никогда и не узнала законная супруга.
Он понимал, что никогда больше не увидит этого острова. И всякий раз было жаль...