Страница:
Впереди показался подъем. Шофер прибавил скорость, хотел с ходу взять высокий холм, но не рассчитал, и машина, забуксовав, быстро съехала обратно на лед реки. Преодолев наконец подъем, машина запетляла по узкой, плохо наезженной дороге, то и дело ударяясь кузовом о деревья. Но уже через полчаса дорога снова пошла прямо, к алому горизонту, который, казалось, был совсем близко.
Чем таинственней становилась тишина вечернего леса, погруженного в розовые от заката сумерки, тем больше память возвращала Ольгу к прошлому...
...Вскоре после войны она поступила на фабрику "Веретено" и, освоив через год специальность прядильщицы, решила без отрыва от работы закончить среднее образование. Сговорившись с подругами, подала документы в вечернюю школу рабочей молодежи. Наталья Ивановна с тревогой наблюдала за дочерью, когда она, прибежав с фабрики, наскоро съедала обед, хватала с подоконника свой старенький портфель, туго набитый книгами, и отправлялась в школу.
Возвращалась она уже в одиннадцатом часу и до часу ночи сидела за уроками, а назавтра, чуть свет, вставала на работу.
- Трудно тебе, доченька, - жалея Ольгу, частенько говорила мать. - В нашем роду испокон все были рабочие: с отцовской стороны - литейщики, а с моей - прядильщицы. И ничего, жили не хуже людей. Вот и тебе, доченька, советую: овладела профессией, на твой век и хватит.
- Я, мамочка, за многим и не гонюсь, а врачом буду непременно. Посмотрела бы в нашей школе: одни рабочие ребята учатся. Только из нашего цеха десять человек. И все мечтают поступить в вуз.
- Жил бы отец - другое дело. А нынче, Олечка, ты у меня голова.
Когда она сдала экзамены в медицинский институт, пришлось уйти с фабрики, но она все годы училась отлично, получала стипендию, а с субботы на воскресенье дежурила в хирургической клинике, получая за это сдельную плату. Не забывали и родственники, в Ленинграде жили брат и сестра Игнатия Ургалова, и с получки они приносили Наталье Ивановне немного денег.
Еще вспомнила Ольга, как перед распределением всем выпускникам выдали коротенькие анкеты, которые они тут же на кафедре заполнили. На вопрос: "Куда бы вы желали поехать на работу?" - она, не задумываясь, ответила: "Мне решительно все равно куда!" Подруги, узнав об этом, посмеивались над Ольгой.
- Ведь эти анкеты выдали для формы, - говорили они. - Так что могла написать что-нибудь поконкретнее.
Кто-то даже съязвил:
- Ургалова и так знает, что останется на кафедре, вот она и темнит. Как-никак любимица профессора Авилова!
И когда через несколько дней ее вызвали в комиссию, все ожидавшие в коридоре кинулись к дверям, а кое-кто прильнул ухом к замочной скважине. Было хорошо слышно, как профессор Авилов сказал:
- Вот что, Ургалова, есть мнение оставить вас на кафедре факультетской хирургии...
- Спасибо, профессор, - сказала Ольга, - я решила уехать куда-нибудь подальше от Ленинграда, чтобы начать самостоятельно свой путь врача... Это давняя моя мечта...
- Я высказал мнение всей комиссии! - опять зазвучал внушительный голос профессора. - Мнение такое, что у вас, доктор Ургалова, есть все основания остаться в Ленинграде.
- Какие основания, профессор?
- Могу разъяснить, - сказал Авилов. - Вы были все годы отличницей. Склонность у вас к хирургии несомненная. А нам необходимо из числа отличников оставить двух человек на кафедре. Кроме того, как мне известно, у вас больная мать. Ну и квартира в Ленинграде. Последнее тоже весьма важно.
- Спасибо, профессор, но я хочу уехать.
Тогда раздраженный ее непонятной настойчивостью профессор произнес резко:
- На Дальний Восток, дальше некуда!
- Согласна, - спокойно сказала Ольга.
А когда она вышла в коридор и ее со всех сторон обступили с вопросами, чей-то язвительный, осуждающий голос бросил в ее адрес:
- Ну и дура!..
...Уже успел отпылать закат. Луна поднялась из-за горного хребта и застыла в голубоватой морозной дымке. Из мглистой синевы выступила Орлиная сопка, нависая своим гребнем над узкой долиной реки. Машина медленно обогнула Орлиную, и сразу же навстречу замелькали огоньки.
- Вот и ваш Агур, - сказал шофер.
- Теперь я и сама вижу, что приехали, - ответила Ольга. - Заночуете или сразу обратно?
- Обратно.
- На ночь глядя?
- А мы привычные, доктор.
- Ну, тогда спасибо!
- Не за что, доктор. До свиданьица! - сказал шофер и распахнул дверцу кабины.
На крыльце Ольгу поджидала Фрося.
3
Выдалось тихое, с легким туманом, морозное утро. Ольга проснулась раньше обычного, в седьмом часу, решив до завтрака походить на лыжах. С тех пор как она привезла из Кегуя новые, подклеенные нерпичьим мехом лыжи, она почти ежедневно устраивала пробежки по льду реки от Орлиной сопки до дальнего кривуна и обратно: около пяти километров. Она и прежде, когда училась в институте, по выходным дням со студентами уезжала за город на лыжные прогулки, а приехав в Агур, совершенно забыла о них. Теперь, получив от Уланков эти удивительные лыжи, к которым не полагалось палок, она, к своему удивлению, так полюбила их, что мысль о том, что их придется скоро вернуть, ввергала ее в уныние.
"Попрошу Евлампия Петровича, чтобы смастерил мне такие же орочские лыжи, - решила Ольга. - Без них мне теперь не обойтись".
Возвращаясь с прогулки, она издали увидала около больницы упряжку с нартой. Ольга заторопилась. Собаки, спутав постромки, тихо лежали на снегу, положив на вытянутые лапы свои белые, в густой изморози, морды. Языки у них вывалились на сторону, и Ольга поняла, что собаки проделали неблизкий путь. Они даже не пошевелились, когда она подошла к ним близко.
- Чья это упряжка? - спросила она громко, подумав, что в ее отсутствие привезли больного.
- Наша, чья же! - раздался глуховатый, простуженный голос из сарайчика, где обычно возился Евлампий Петрович.
- Откуда приехали?
- Из Кегуя.
- Неужели Андрей Данилович?
- Наверно! - И навстречу ей вышел Уланка в короткой, мехом наружу, дошке и в заячьей шапке с длинными ушами.
- Сородэ! - поздоровалась Ольга по-орочски. - Как себя чувствует Марфа Самсоновна, маленькая Олечка?
- Ай-я - кули!
- А Тимофей Андреевич?
- С ним худо!
- Что, заболел?
- Наверно, - не очень твердо произнес. Уланка.
- Что же вы не привезли его, больного? Или слег он?
- Однако нет...
- Пошли, Андрей Данилович, в помещение, что мы стоим на морозе, - она вытерла рукавом прилипший к лыжам снег и, сложив их, сказала: - Если они вам нужны, можете забрать.
- Почему нужны? Раз понравились они тебе, бери, пожалуйста!
- Спасибо, очень понравились. Каждое утро прогуливаюсь на них с великим удовольствием.
Лицо Уланки просияло. Он снял с нарты большой кожаный мешок, легко взвалил его на плечо и пошел следом за Ольгой.
- Сейчас будем пить чай, - сказала она, - ведь устали с дороги.
- А мы привычные, собачки у нас добрые, они бежали, а я сидел, думал...
Наливая ему чаю, она спросила, что же вдруг произошло с Тимофеем Андреевичем, но вместо ответа Уланка перегнулся через стол и таинственным голосом спросил:
- Есть, нет ли, мамка-доктор, у тебя старший брат?
Ольга с удивлением посмотрела на него, чуть было даже не рассмеялась, но, встретив серьезный, почти озабоченный взгляд Уланки, насторожилась.
- Нет у меня, Андрей Данилович, никакого брата. Я тут одна живу, без родных.
- С братом было бы много лучше, - все тем же голосом произнес он.
Он накрыл своей короткой ладонью стакан с недопитым чаем, сокрушенно, с сожалением покачал головой.
- Зачем это, Андрей Данилович, ни с того ни с сего вдруг понадобился вам мой старший брат? - как можно более мягко, но все больше настораживаясь, спросила Ольга; ей не терпелось поскорее узнать, с чем же все-таки он пожаловал в Агур.
Уланка с минуту вглядывался в ее лицо, наконец изрек:
- Покупать приехал тебя, мамка-доктор...
- Покупать?! - глаза Ольги выразили в одно и то же время испуг и удивление. - Это еще что за шутки такие, Андрей Данилович! Зачем же меня покупать, когда я и так, по вызову, срочно приезжала к вам в Кегуй.
- Очень ты нам, мамка-доктор, понравилась. Хотим, чтобы ты за нашего сына, Тимофея Андреевича, взамуж пошла...
Ольга вспомнила рассказ Ефросиньи Ивановны, как ее, еще девочку, покупали в жены вдовцу Пеонке, вспомнила другие рассказы орочек о древнем обычае народа заключать браки и с трудом сдержала себя, чтобы не высказать Уланке свое возмущение.
А он с невозмутимым видом продолжал твердить свое:
- С братом было бы много лучше, с ним поговорили бы, какой тэ за тебя внести надо. А Тимофей Андреевич, сама видела, холостой человек, пора жениться ему, а тут ты к нам приехала, сказала, что мужа у тебя нет, вот мы и надумали... - Он встал со стула, медленно переступил с ноги на ногу, внимательно обвел взглядом комнату. - Захочешь, у нас в Кегуе жить будешь, не захочешь - сюда сына пришлем... - С этими словами он поднял с пола мешок, быстро развязал его и стал выбрасывать на стол целыми вязками собольи шкурки.
- Это, однако, на дошку тебе...
Потом извлек из мешка синий сатиновый халат, вышитый вкруговую, вдоль всего подола, замысловатым орочским орнаментом и подбитый мехом лисиц-огневок.
- Это тоже тебе...
Ольга вырвала у него из рук мешок и принялась забрасывать в него халат, связки шкурок, потом завязала его туго сыромятным ремешком.
- Не стыдно вам, Андрей Данилович! - теперь уже с возмущением сказала она. - Надо же придумать такое! Возвращайтесь в Кегуй с вашим тэ и передайте сыну, что не пристало ему, человеку с образованием, покупать себе жену по древнему, давно уже отжившему обычаю...
Уланка, точно пропуская мимо ушей слова Ольги, продолжал как заученное:
- И упряжка твоя будет, и нарточка. Добрые у нас собачки, все лаечки, подвласенькие...
Она усмехнулась:
- Кажется, по обычаю орочей, полагается еще и чугунный котел, и копья, и оморочка, и что-то еще...
- Если надо тебе, привезем и котел, и копья, а оморочка у нас новехонькая, только летом выдолбили из доброго тополя... - не разгадав ее шутки, сказал Уланка.
- Мне ничего не нужно, решительно ничего! - повысила голос Ольга. Неужели это сам Тимофей Андреевич отправил вас покупать меня ему в жены? Вот уж чего не ожидала я от него...
Только теперь, кажется, дошли до него слова Ольги, и он испуганно замахал на нее руками:
- Что ты, мамка-доктор! Это мы с Марфой Самсоновной надумали. Как ты, мамка, из Кегуя уехала, видим, наш Тимофей Андреевич совсем переменился. Не ест, не пьет, ходит скучный, ни слова не говорит. Потом стал на лыжи и в тайгу ушел. Видим, долго домой не приходит, подумали, его медведь-шатун задрал или еще что... Я его по следу искать пустился. У перевала нашел его, в старом шалаше. Сидит у очага, курит и что-то быстро в тетрадку пишет. Мало-мало напишет, про себя поговорит, потом опять пишет... "Почему из дому ушел, Тимофей Андреевич? Или худо тебе?" - спрашиваю. "Худо, Андрей Данилович", - говорит сын. "Если худо тебе, к доктору отвезем". "Оставьте меня, мне думать надо". И велел мне домой ехать. Когда я Марфе Самсоновне все рассказал, она сразу поняла, что с сыном приключилось. "Собери, говорит, все, какие в доме есть, шкурки и вези мамке-доктору, проси, чтобы за нашего сына взамуж пошла". Вот я и приехал!
- Дорогой мой Андрей Данилович, - сказала Ольга. - Если бы я решила выйти замуж за Тимофея Андреевича, наверно, обошлась бы без тэ и старшего брата.
- Почему без тэ? - возразил Уланка. - Наш ороч теперь не бедный. Одной пушнины нынче сдали государству на много рублей.
- Так делалось в старое, древнее время, Андрей Данилович! А в наше, советское, разве невесту покупают?
- Нет, конечно! - вроде согласился ороч.
- Тогда зачем же вы приехали меня покупать? - спросила Ольга, смеясь; ей теперь стало весело от всей этой глупой затеи.
- Думали, так лучше!
- Передайте Тимофею Андреевичу, чтобы приехал в Агур, я с ним поговорить должна, - вставая, сказала Ольга. - Впрочем, я ему напишу.
Она вырвала из общей тетради листок и села писать. Уланка внимательно следил за ней, словно по выражению лица угадывал, что она такое пишет его сыну.
"Тимофей Андреевич, - писала Ольга, - до меня дошли слухи, что Вы в последнее время ведете себя странно. Ушли из Кегуя и живете отшельником в старом охотничьем шалаше. Мне, честно говоря, стыдно за Вас. Человек с высшим образованием, столько лет проживший в Ленинграде, и вдруг без всякого на то повода вернулись к старым, давно забытым обычаям предков. Если Вы надумали сделать мне предложение, то могли высказать свои чувства на рыбалке, где мы провели с Вами почти целый день, а не посылать отца со злополучным тэ, хотя он и уверяет, что приехал по своей инициативе. Чтобы рассеять на будущее всяческие сомнения, хочу сообщить Вам, что я люблю другого человека, а к Вам, Тимофей Андреевич, питаю чисто дружеские - и только! - чувства. Мне очень приятно было познакомиться с Вами. Мне показалось, что Вы по характеру сильный, волевой человек, закаленный суровой природой, и не предадитесь унынию, тем более что я не давала Вам для этого никакого повода. Мой Вам совет: возьмитесь за свою работу, а будет время, приезжайте в Агур, где и поговорим по душам. О. И. Ургалова".
Рассказывая о приезде Уланки Ефросинье Ивановне, Ольга не могла удержаться от смеха.
- Так что, Фросечка, меня чуть-чуть не купили в жены Тимофею Уланке.
Фрося всплеснула руками:
- Ай-ай, как это можно, честное мое слово! Жалко, что меня тут не было. Я бы этому старому Андрею Даниловичу сказала, что надо. Ай-ай, как это можно! - И добавила с грустью: - Если бы меня тогда не продали в жены пожилому человеку, я бы теперь, наверно, счастливая была...
4
Когда Юрий Полозов по служебным делам приехал на несколько дней из Ясеневой пади и узнал, что Ольга была в Мая-Дату, он стал ругать Медведева, что тот не сообщил ему, хотя связи с Ясеневой никакой нет.
Николай спокойно выслушал упреки товарища и посоветовал:
- Поезжай в Агур!
- Как же это я ни с того ни с сего заявлюсь в Агур? - уже более спокойно спросил Юрий. - Для этого ведь надо иметь какой-нибудь повод.
- Я сейчас позвоню ей, скажу, что у тебя швы разболелись и я советую тебе поехать показаться, а ты вроде стесняешься. И вообще, ты круглейший идиот, Юра. Как это ты сбежал из больницы, не дождавшись ее возвращения из Кегуя, до сих пор не могу понять. Какой комар тебя укусил?
- Сознаю, Коля, что сделал глупость, - хмуро признался Юрий. - Но я ведь сразу позвонил, хотел вернуться, а она не разрешила.
- Дураков только так и учат... - сказал Николай, и Юрий не обиделся. - Словом, пока не поздно, поезжай, дружище, в Агур.
Юрий поднял на Николая глаза:
- Почему "пока не поздно"?
- Ну вот, он еще спрашивает! Думаешь, у такой девушки, как Ольга, только на Юрии Полозове свет клином сошелся? Тут, брат, тоже, знаешь, того... лови момент...
- Тогда я никуда не поеду! - решительно заявил Полозов. - Я считал, что она не такая, как другие. А ты советуешь ловить момент.
Медведев взялся за голову.
- Господи боже ты мой! Нет, Юрий, ты действительно химически чистый бамбук! Мало того, что даю тебе мудрый совет, так я еще должен выбирать слова.
- Я верю, что ты стараешься дать мне мудрый совет, но представь себе, Коля, такую картину: вот я заявлюсь в Агур, иду к Ольге, а она своим скучным докторским голосом спрашивает: "Что вы приехали, больной?" А я, не зная, куда себя деть, моргаю глазами и бормочу: "Швы разболелись, доктор, помогите!"
Николай громко рассмеялся.
- Может быть и так, Юра. Но ты не давай ей опомниться, чтобы она рта раскрыть не успела, Так сказать, сразу бери инициативу в свои руки. Понял?
Юрий закурил. Лицо его выражало крайнюю озабоченность.
- Мне кажется, как только я увижу ее, рта открыть не смогу. Ведь я все время чувствую свою вину перед ней.
- На виноватых хлысты возят, - буркнул Николай. - Ну, если ты такой трусливый, давай поедем вместе. Ты будешь стоять за моей спиной, а я ей объяснюсь за тебя в любви...
- Не говори ерунды, Коля. И вообще, мне далеко не до шуток. Когда ты влюбился в Клаву, помнишь, как я возил ей домой твои дурацкие письма...
- Пожалуйста, напиши Ольге дурацкое письмо, я его срочно, не считаясь со временем, отвезу ей в Агур...
- Пожалуй, ты прав, Коля, съезжу к ней, - что будет, того не миновать! Только ни слова Карпу Поликарповичу, если вдруг хватится меня.
- А хватится, скажу, что уехал доктору показаться. Смотри, не теряйся. А если, не дай господь, сдрейфишь, пиши пропало. И учти, Полозов, ни слова о том, сколько тебе осталось отрабатывать. Она страсть не любит этого. Договорились?
Юрий утвердительно кивнул.
- И главное, думай, прежде чем сказать слово. А то ведь я тебя знаю, - продолжал Медведев. - Скажи коротко, но ясно. Скажи: "Ольга Игнатьевна, или просто Олечка, я люблю вас, будьте моей женой..."
Юрий махнул рукой:
- Нет, это старо!
- А может быть, уже не будет никакой нужды в словах, Юрка. Так ведь тоже бывает.
- Если бы так! - мечтательно произнес Юрий.
Он приехал в Агур поздно вечером и остановился у знакомого лесничего Ползункова, давнишнего жителя этих мест. Василий Илларионович Ползунков с женой занимали небольшой домик на берегу реки. Работники области и района, приезжая в командировку, всегда останавливались у Василия Илларионовича, находя уют и гостеприимство. Жена лесничего Анастасия Гавриловна любила принимать гостей. Она потчевала их копчеными медвежьими окороками, чудесным бархатным медом, душистым вареньем из разных таежных ягод и вообще была счастлива, когда к ним приезжали. Юрию однажды уже пришлось побывать у Ползунковых, он и на этот раз был тепло встречен милой хозяйкой. Самого Ползункова дома не оказалось, он выехал в лес и должен был скоро вернуться.
Умывшись с дороги, выпив стакан чаги, или, по-местному, шульты, Юрий, несмотря на поздний час, решил побродить по Агуру. Подойдя к больнице и увидев слабо освещенное Ольгино окно, остановился. Торопливо выкурив папиросу и оглядевшись, нет ли кого поблизости, Полозов, точно пловец перед решающим прыжком, внутренне собрался весь и со странным ощущением чего-то неизведанного, но о чем уже некогда думать, смело зашагал по узкому тротуару прямо к больничному крыльцу. Взойдя на него и ухватившись за ручку двери, он несколько секунд еще подождал, но дверь неожиданно распахнулась и на пороге показалась Ефросинья Ивановна. В сумерках она не сразу узнала Юрия и испуганно отпрянула. Но в ту же минуту, всплеснув по обыкновению руками, воскликнула:
- Юрий Савельич!
- Тихо, Фросечка, - схватив ее за руку, сказал он. - Пожалуйста, тихо...
- Почему тихо? - с обидой сказала она. - Он приехал, а я должна тихо. - И, сразу же сменив гнев на милость, ласково добавила: - Вижу, ты совсем здоровый!
- Здоровый, Фрося Ивановна, - ответил Юрий. - Ольга Игнатьевна дома?
- Дома, она всегда дома! - закричала она, не обращая внимания на энергичные жесты Полозова.
В это время из комнаты вышла Ольга.
- С кем это вы так громко секретничаете, Фросечка? - спросила она.
- Неужели не видишь? Приехал!
- Юрий Савельевич?
- Здравствуйте, доктор! - сказал он. - Простите, что в столь поздний час...
Она не дала ему договорить, схватила за руку и потащила в комнату.
- Садитесь, рассказывайте, что у вас нового.
Он сразу оживился, снял полушубок, повесил в углу.
- Какие у нас в тайге новости, валим лес, вывозим хлысты...
Он сел за стол, положил перед собой папиросы, окинул беглым взглядом комнату. Все здесь по-прежнему. На окне ситцевая в синих цветочках занавеска, в простенке над тумбочкой круглое зеркало, у изголовья кровати небольшая керосиновая лампа.
- Как вы себя чувствуете? - спросила Ольга.
Он посмотрел на нее и, закуривая, коротко рассмеялся.
- Серьезно, Юрий Савельевич, как?
- Спасибо, доктор, прекрасно!
- Значит, я была права...
- Основная болезнь прошла, а вот сопутствующая...
- Это уже не опасно, - в свою очередь рассмеялась Ольга.
Он погасил в пепельнице окурок, хотел взять новую папиросу, но Ольга перехватила руку. Юрий задержал ее в своей.
- Почему вы тогда не разрешили мне вернуться в Агур? - спросил он.
- Мне не понравилась ваша самоуверенность, - сказала она, посмотрев на него серьезными глазами.
- В чем же вы усмотрели ее?
- Хотя бы в тоне записки, которую вы оставили у меня на столе. И еще в том, что вы говорили Медведеву.
Он догадался, что она имеет в виду его слова, что он собирается жениться.
- Юрий Савельевич! - она слегка погрозила пальцем. - Не обо всем, что чувствуешь, следует тотчас же объявлять во всеуслышание.
- Вы угадали. Я как раз говорил Медведеву то, что чувствовал. Но ведь Николай Иванович мой друг. - И, посмотрев на нее, спросил: - Неужели за это вы на меня сердитесь?
- Немножко...
Она встала, подошла к окну, отодвинула занавеску. Неяркий красноватый свет керосиновой лампы мгновенно растворился в голубом лунном сиянии, наполнившем комнату.
- Вы только посмотрите, что на улице делается! - воскликнула она и потянулась, чтобы открыть форточку. Струя морозного воздуха ударила в лицо. Ольга быстро повернулась спиной к окну и минуту стояла, стройная, в простеньком платье, плотно облегавшем ее точеную фигурку, придерживая рукой волосы, чтобы они не падали на глаза. - Честное слово, грех сидеть в такой вечер дома, пойдемте гулять.
Над притихшим, безмолвным лесом до самого горизонта стояло чистое, в крупных дрожащих звездах небо. Мороз хотя и был крепкий, но в прозрачном воздухе не чувствовалось обжигающего холода. Порывами дул слабый ветер, он сквозил в ветках деревьев, сметая с них не успевший слежаться снег.
Юрий держал Ольгу под руку, смотрел сбоку на ее побелевшие от инея ресницы, на раскрасневшееся лицо и молчал. Когда они подошли к высокому обрыву, где сбегала на лед реки узкая тропинка, Юрий спросил:
- Дальше пойдем?
- Конечно, на тот берег... если не устали...
- Что вы, Ольга Игнатьевна! Было бы с чего уставать! Недавно мне пришлось ночью отмахать по тайге километров десять, а ночь выдалась метельная, темная, просеки не видать...
- Молодец, значит совсем уже здоров, - похвалила она, прижавшись к нему плечом.
Он подумал, что ей холодно, остановился и слегка обнял ее.
- Озябли?
- Немножко.
- Тогда вернемся?
Она отрицательно мотнула головой.
- У вас на ресницах сосульки...
- Неужели? - стянув зубами варежку, она хотела вытереть глаза, но Юрий опередил: приблизил к себе ее лицо и робко, неумело поцеловал сперва в один глаз, потом в другой.
Она слегка оттолкнула его и побежала к лесистому берегу, усеянному лунными бликами, и вдруг поскользнулась и упала.
- Ушиблись? - закричал Юрий и кинулся к ней, помог подняться.
- Чуть-чуть... - сказала она смеясь и посмотрела на него блестящими глазами.
- Не надо было убегать...
- Больше не буду...
Юрий тяжело перевел дыхание.
- Я, Ольга Игнатьевна, люблю вас...
Она не ответила.
- А вы?..
- Когда-нибудь скажу, - произнесла она тихо.
- Когда?
- Вернетесь с ясеневого, может быть, тогда, - уклончиво сказала Ольга и спрятала у него на груди под полушубком руки. - А вы, Юрий Савельевич, могли и опоздать...
Он не понял.
- Ведь меня приезжали сватать.
Лицо его выразило испуг, который Ольга не заметила.
- Это вы серьезно? - тревожным голосом спросил он.
- Серьезно, приезжали и очень дорогой тэ хотели внести, но у меня не оказалось старшего брата...
- Простите, но это бред какой-то, - резко сказал Юрий. - Что это за тэ и при чем тут старший брат?
И Ольга рассказала о приезде Уланки.
- Это дикость какая-то, честное слово! - почти со злостью произнес он и уже более спокойно, точно решил испытать ее, добавил: - Что же вас заставило отказаться от такого дорогого калыма? Есть ли на свете женщина, которая устояла бы перед таким богатством!
- Я еще потребовала от Уланки чугунный котел, копья и... оморочку... - и разразилась таким громким смехом, что он повторился эхом за деревьями.
Он понял, что она шутит, и не поверил, что все, о чем она говорила, было на самом деле.
- Все-таки я устояла, - сквозь смех произнесла она. - И сказала Уланке, что люблю другого...
- Вот и молодец, - сказал он и неожиданно для Ольги привлек ее к себе и стал целовать. - Вот и молодец, спасибо вам...
- С чего это вы решили, что я имела в виду именно вас, Юрий Савельевич? - слегка отстраняясь, спросила она.
Он с таким испугом посмотрел ей в глаза, что Ольге стало жаль его. Она крепко взяла его под руку, склонила голову ему на плечо, и они, не торопясь, молча, чувствуя, что в словах уже нет никакой нужды, пошли обратно.
Когда они подошли к больнице, Полозов хотел проститься, но Ольга задержала его.
- Торопитесь?
- Уже третий час ночи, - сказал он, - слишком поздно стучаться к лесничему неудобно.
- Пошли ко мне, будем чаевничать по-орочски, долго, до самого рассвета.
В шестом часу утра, когда они еще сидели за столом, раздался телефонный звонок. Ольга побежала в дежурку.
Юрий слышал, как она говорила:
- Хорошо, Егор Ильич. Срочно выезжаю. Да, в больнице сейчас тихо. Что вы, Егор Ильич, какие у меня долгие сборы? А что у ребенка? Ах, неизвестно? Просто в тяжелом состоянии? Понятно, на месте узнаю. Всего хорошего.
Она вернулась и объявила:
- Я срочно еду в Вербное.
- Как же вы думаете добраться до Вербного? Я эту дорогу знаю. Там встретится несколько таежных речек, которые и в лютую стужу плохо промерзают. Так что на собаках не проедете. Лучше всего на лошадях. А есть у вас в больнице лошади?
Чем таинственней становилась тишина вечернего леса, погруженного в розовые от заката сумерки, тем больше память возвращала Ольгу к прошлому...
...Вскоре после войны она поступила на фабрику "Веретено" и, освоив через год специальность прядильщицы, решила без отрыва от работы закончить среднее образование. Сговорившись с подругами, подала документы в вечернюю школу рабочей молодежи. Наталья Ивановна с тревогой наблюдала за дочерью, когда она, прибежав с фабрики, наскоро съедала обед, хватала с подоконника свой старенький портфель, туго набитый книгами, и отправлялась в школу.
Возвращалась она уже в одиннадцатом часу и до часу ночи сидела за уроками, а назавтра, чуть свет, вставала на работу.
- Трудно тебе, доченька, - жалея Ольгу, частенько говорила мать. - В нашем роду испокон все были рабочие: с отцовской стороны - литейщики, а с моей - прядильщицы. И ничего, жили не хуже людей. Вот и тебе, доченька, советую: овладела профессией, на твой век и хватит.
- Я, мамочка, за многим и не гонюсь, а врачом буду непременно. Посмотрела бы в нашей школе: одни рабочие ребята учатся. Только из нашего цеха десять человек. И все мечтают поступить в вуз.
- Жил бы отец - другое дело. А нынче, Олечка, ты у меня голова.
Когда она сдала экзамены в медицинский институт, пришлось уйти с фабрики, но она все годы училась отлично, получала стипендию, а с субботы на воскресенье дежурила в хирургической клинике, получая за это сдельную плату. Не забывали и родственники, в Ленинграде жили брат и сестра Игнатия Ургалова, и с получки они приносили Наталье Ивановне немного денег.
Еще вспомнила Ольга, как перед распределением всем выпускникам выдали коротенькие анкеты, которые они тут же на кафедре заполнили. На вопрос: "Куда бы вы желали поехать на работу?" - она, не задумываясь, ответила: "Мне решительно все равно куда!" Подруги, узнав об этом, посмеивались над Ольгой.
- Ведь эти анкеты выдали для формы, - говорили они. - Так что могла написать что-нибудь поконкретнее.
Кто-то даже съязвил:
- Ургалова и так знает, что останется на кафедре, вот она и темнит. Как-никак любимица профессора Авилова!
И когда через несколько дней ее вызвали в комиссию, все ожидавшие в коридоре кинулись к дверям, а кое-кто прильнул ухом к замочной скважине. Было хорошо слышно, как профессор Авилов сказал:
- Вот что, Ургалова, есть мнение оставить вас на кафедре факультетской хирургии...
- Спасибо, профессор, - сказала Ольга, - я решила уехать куда-нибудь подальше от Ленинграда, чтобы начать самостоятельно свой путь врача... Это давняя моя мечта...
- Я высказал мнение всей комиссии! - опять зазвучал внушительный голос профессора. - Мнение такое, что у вас, доктор Ургалова, есть все основания остаться в Ленинграде.
- Какие основания, профессор?
- Могу разъяснить, - сказал Авилов. - Вы были все годы отличницей. Склонность у вас к хирургии несомненная. А нам необходимо из числа отличников оставить двух человек на кафедре. Кроме того, как мне известно, у вас больная мать. Ну и квартира в Ленинграде. Последнее тоже весьма важно.
- Спасибо, профессор, но я хочу уехать.
Тогда раздраженный ее непонятной настойчивостью профессор произнес резко:
- На Дальний Восток, дальше некуда!
- Согласна, - спокойно сказала Ольга.
А когда она вышла в коридор и ее со всех сторон обступили с вопросами, чей-то язвительный, осуждающий голос бросил в ее адрес:
- Ну и дура!..
...Уже успел отпылать закат. Луна поднялась из-за горного хребта и застыла в голубоватой морозной дымке. Из мглистой синевы выступила Орлиная сопка, нависая своим гребнем над узкой долиной реки. Машина медленно обогнула Орлиную, и сразу же навстречу замелькали огоньки.
- Вот и ваш Агур, - сказал шофер.
- Теперь я и сама вижу, что приехали, - ответила Ольга. - Заночуете или сразу обратно?
- Обратно.
- На ночь глядя?
- А мы привычные, доктор.
- Ну, тогда спасибо!
- Не за что, доктор. До свиданьица! - сказал шофер и распахнул дверцу кабины.
На крыльце Ольгу поджидала Фрося.
3
Выдалось тихое, с легким туманом, морозное утро. Ольга проснулась раньше обычного, в седьмом часу, решив до завтрака походить на лыжах. С тех пор как она привезла из Кегуя новые, подклеенные нерпичьим мехом лыжи, она почти ежедневно устраивала пробежки по льду реки от Орлиной сопки до дальнего кривуна и обратно: около пяти километров. Она и прежде, когда училась в институте, по выходным дням со студентами уезжала за город на лыжные прогулки, а приехав в Агур, совершенно забыла о них. Теперь, получив от Уланков эти удивительные лыжи, к которым не полагалось палок, она, к своему удивлению, так полюбила их, что мысль о том, что их придется скоро вернуть, ввергала ее в уныние.
"Попрошу Евлампия Петровича, чтобы смастерил мне такие же орочские лыжи, - решила Ольга. - Без них мне теперь не обойтись".
Возвращаясь с прогулки, она издали увидала около больницы упряжку с нартой. Ольга заторопилась. Собаки, спутав постромки, тихо лежали на снегу, положив на вытянутые лапы свои белые, в густой изморози, морды. Языки у них вывалились на сторону, и Ольга поняла, что собаки проделали неблизкий путь. Они даже не пошевелились, когда она подошла к ним близко.
- Чья это упряжка? - спросила она громко, подумав, что в ее отсутствие привезли больного.
- Наша, чья же! - раздался глуховатый, простуженный голос из сарайчика, где обычно возился Евлампий Петрович.
- Откуда приехали?
- Из Кегуя.
- Неужели Андрей Данилович?
- Наверно! - И навстречу ей вышел Уланка в короткой, мехом наружу, дошке и в заячьей шапке с длинными ушами.
- Сородэ! - поздоровалась Ольга по-орочски. - Как себя чувствует Марфа Самсоновна, маленькая Олечка?
- Ай-я - кули!
- А Тимофей Андреевич?
- С ним худо!
- Что, заболел?
- Наверно, - не очень твердо произнес. Уланка.
- Что же вы не привезли его, больного? Или слег он?
- Однако нет...
- Пошли, Андрей Данилович, в помещение, что мы стоим на морозе, - она вытерла рукавом прилипший к лыжам снег и, сложив их, сказала: - Если они вам нужны, можете забрать.
- Почему нужны? Раз понравились они тебе, бери, пожалуйста!
- Спасибо, очень понравились. Каждое утро прогуливаюсь на них с великим удовольствием.
Лицо Уланки просияло. Он снял с нарты большой кожаный мешок, легко взвалил его на плечо и пошел следом за Ольгой.
- Сейчас будем пить чай, - сказала она, - ведь устали с дороги.
- А мы привычные, собачки у нас добрые, они бежали, а я сидел, думал...
Наливая ему чаю, она спросила, что же вдруг произошло с Тимофеем Андреевичем, но вместо ответа Уланка перегнулся через стол и таинственным голосом спросил:
- Есть, нет ли, мамка-доктор, у тебя старший брат?
Ольга с удивлением посмотрела на него, чуть было даже не рассмеялась, но, встретив серьезный, почти озабоченный взгляд Уланки, насторожилась.
- Нет у меня, Андрей Данилович, никакого брата. Я тут одна живу, без родных.
- С братом было бы много лучше, - все тем же голосом произнес он.
Он накрыл своей короткой ладонью стакан с недопитым чаем, сокрушенно, с сожалением покачал головой.
- Зачем это, Андрей Данилович, ни с того ни с сего вдруг понадобился вам мой старший брат? - как можно более мягко, но все больше настораживаясь, спросила Ольга; ей не терпелось поскорее узнать, с чем же все-таки он пожаловал в Агур.
Уланка с минуту вглядывался в ее лицо, наконец изрек:
- Покупать приехал тебя, мамка-доктор...
- Покупать?! - глаза Ольги выразили в одно и то же время испуг и удивление. - Это еще что за шутки такие, Андрей Данилович! Зачем же меня покупать, когда я и так, по вызову, срочно приезжала к вам в Кегуй.
- Очень ты нам, мамка-доктор, понравилась. Хотим, чтобы ты за нашего сына, Тимофея Андреевича, взамуж пошла...
Ольга вспомнила рассказ Ефросиньи Ивановны, как ее, еще девочку, покупали в жены вдовцу Пеонке, вспомнила другие рассказы орочек о древнем обычае народа заключать браки и с трудом сдержала себя, чтобы не высказать Уланке свое возмущение.
А он с невозмутимым видом продолжал твердить свое:
- С братом было бы много лучше, с ним поговорили бы, какой тэ за тебя внести надо. А Тимофей Андреевич, сама видела, холостой человек, пора жениться ему, а тут ты к нам приехала, сказала, что мужа у тебя нет, вот мы и надумали... - Он встал со стула, медленно переступил с ноги на ногу, внимательно обвел взглядом комнату. - Захочешь, у нас в Кегуе жить будешь, не захочешь - сюда сына пришлем... - С этими словами он поднял с пола мешок, быстро развязал его и стал выбрасывать на стол целыми вязками собольи шкурки.
- Это, однако, на дошку тебе...
Потом извлек из мешка синий сатиновый халат, вышитый вкруговую, вдоль всего подола, замысловатым орочским орнаментом и подбитый мехом лисиц-огневок.
- Это тоже тебе...
Ольга вырвала у него из рук мешок и принялась забрасывать в него халат, связки шкурок, потом завязала его туго сыромятным ремешком.
- Не стыдно вам, Андрей Данилович! - теперь уже с возмущением сказала она. - Надо же придумать такое! Возвращайтесь в Кегуй с вашим тэ и передайте сыну, что не пристало ему, человеку с образованием, покупать себе жену по древнему, давно уже отжившему обычаю...
Уланка, точно пропуская мимо ушей слова Ольги, продолжал как заученное:
- И упряжка твоя будет, и нарточка. Добрые у нас собачки, все лаечки, подвласенькие...
Она усмехнулась:
- Кажется, по обычаю орочей, полагается еще и чугунный котел, и копья, и оморочка, и что-то еще...
- Если надо тебе, привезем и котел, и копья, а оморочка у нас новехонькая, только летом выдолбили из доброго тополя... - не разгадав ее шутки, сказал Уланка.
- Мне ничего не нужно, решительно ничего! - повысила голос Ольга. Неужели это сам Тимофей Андреевич отправил вас покупать меня ему в жены? Вот уж чего не ожидала я от него...
Только теперь, кажется, дошли до него слова Ольги, и он испуганно замахал на нее руками:
- Что ты, мамка-доктор! Это мы с Марфой Самсоновной надумали. Как ты, мамка, из Кегуя уехала, видим, наш Тимофей Андреевич совсем переменился. Не ест, не пьет, ходит скучный, ни слова не говорит. Потом стал на лыжи и в тайгу ушел. Видим, долго домой не приходит, подумали, его медведь-шатун задрал или еще что... Я его по следу искать пустился. У перевала нашел его, в старом шалаше. Сидит у очага, курит и что-то быстро в тетрадку пишет. Мало-мало напишет, про себя поговорит, потом опять пишет... "Почему из дому ушел, Тимофей Андреевич? Или худо тебе?" - спрашиваю. "Худо, Андрей Данилович", - говорит сын. "Если худо тебе, к доктору отвезем". "Оставьте меня, мне думать надо". И велел мне домой ехать. Когда я Марфе Самсоновне все рассказал, она сразу поняла, что с сыном приключилось. "Собери, говорит, все, какие в доме есть, шкурки и вези мамке-доктору, проси, чтобы за нашего сына взамуж пошла". Вот я и приехал!
- Дорогой мой Андрей Данилович, - сказала Ольга. - Если бы я решила выйти замуж за Тимофея Андреевича, наверно, обошлась бы без тэ и старшего брата.
- Почему без тэ? - возразил Уланка. - Наш ороч теперь не бедный. Одной пушнины нынче сдали государству на много рублей.
- Так делалось в старое, древнее время, Андрей Данилович! А в наше, советское, разве невесту покупают?
- Нет, конечно! - вроде согласился ороч.
- Тогда зачем же вы приехали меня покупать? - спросила Ольга, смеясь; ей теперь стало весело от всей этой глупой затеи.
- Думали, так лучше!
- Передайте Тимофею Андреевичу, чтобы приехал в Агур, я с ним поговорить должна, - вставая, сказала Ольга. - Впрочем, я ему напишу.
Она вырвала из общей тетради листок и села писать. Уланка внимательно следил за ней, словно по выражению лица угадывал, что она такое пишет его сыну.
"Тимофей Андреевич, - писала Ольга, - до меня дошли слухи, что Вы в последнее время ведете себя странно. Ушли из Кегуя и живете отшельником в старом охотничьем шалаше. Мне, честно говоря, стыдно за Вас. Человек с высшим образованием, столько лет проживший в Ленинграде, и вдруг без всякого на то повода вернулись к старым, давно забытым обычаям предков. Если Вы надумали сделать мне предложение, то могли высказать свои чувства на рыбалке, где мы провели с Вами почти целый день, а не посылать отца со злополучным тэ, хотя он и уверяет, что приехал по своей инициативе. Чтобы рассеять на будущее всяческие сомнения, хочу сообщить Вам, что я люблю другого человека, а к Вам, Тимофей Андреевич, питаю чисто дружеские - и только! - чувства. Мне очень приятно было познакомиться с Вами. Мне показалось, что Вы по характеру сильный, волевой человек, закаленный суровой природой, и не предадитесь унынию, тем более что я не давала Вам для этого никакого повода. Мой Вам совет: возьмитесь за свою работу, а будет время, приезжайте в Агур, где и поговорим по душам. О. И. Ургалова".
Рассказывая о приезде Уланки Ефросинье Ивановне, Ольга не могла удержаться от смеха.
- Так что, Фросечка, меня чуть-чуть не купили в жены Тимофею Уланке.
Фрося всплеснула руками:
- Ай-ай, как это можно, честное мое слово! Жалко, что меня тут не было. Я бы этому старому Андрею Даниловичу сказала, что надо. Ай-ай, как это можно! - И добавила с грустью: - Если бы меня тогда не продали в жены пожилому человеку, я бы теперь, наверно, счастливая была...
4
Когда Юрий Полозов по служебным делам приехал на несколько дней из Ясеневой пади и узнал, что Ольга была в Мая-Дату, он стал ругать Медведева, что тот не сообщил ему, хотя связи с Ясеневой никакой нет.
Николай спокойно выслушал упреки товарища и посоветовал:
- Поезжай в Агур!
- Как же это я ни с того ни с сего заявлюсь в Агур? - уже более спокойно спросил Юрий. - Для этого ведь надо иметь какой-нибудь повод.
- Я сейчас позвоню ей, скажу, что у тебя швы разболелись и я советую тебе поехать показаться, а ты вроде стесняешься. И вообще, ты круглейший идиот, Юра. Как это ты сбежал из больницы, не дождавшись ее возвращения из Кегуя, до сих пор не могу понять. Какой комар тебя укусил?
- Сознаю, Коля, что сделал глупость, - хмуро признался Юрий. - Но я ведь сразу позвонил, хотел вернуться, а она не разрешила.
- Дураков только так и учат... - сказал Николай, и Юрий не обиделся. - Словом, пока не поздно, поезжай, дружище, в Агур.
Юрий поднял на Николая глаза:
- Почему "пока не поздно"?
- Ну вот, он еще спрашивает! Думаешь, у такой девушки, как Ольга, только на Юрии Полозове свет клином сошелся? Тут, брат, тоже, знаешь, того... лови момент...
- Тогда я никуда не поеду! - решительно заявил Полозов. - Я считал, что она не такая, как другие. А ты советуешь ловить момент.
Медведев взялся за голову.
- Господи боже ты мой! Нет, Юрий, ты действительно химически чистый бамбук! Мало того, что даю тебе мудрый совет, так я еще должен выбирать слова.
- Я верю, что ты стараешься дать мне мудрый совет, но представь себе, Коля, такую картину: вот я заявлюсь в Агур, иду к Ольге, а она своим скучным докторским голосом спрашивает: "Что вы приехали, больной?" А я, не зная, куда себя деть, моргаю глазами и бормочу: "Швы разболелись, доктор, помогите!"
Николай громко рассмеялся.
- Может быть и так, Юра. Но ты не давай ей опомниться, чтобы она рта раскрыть не успела, Так сказать, сразу бери инициативу в свои руки. Понял?
Юрий закурил. Лицо его выражало крайнюю озабоченность.
- Мне кажется, как только я увижу ее, рта открыть не смогу. Ведь я все время чувствую свою вину перед ней.
- На виноватых хлысты возят, - буркнул Николай. - Ну, если ты такой трусливый, давай поедем вместе. Ты будешь стоять за моей спиной, а я ей объяснюсь за тебя в любви...
- Не говори ерунды, Коля. И вообще, мне далеко не до шуток. Когда ты влюбился в Клаву, помнишь, как я возил ей домой твои дурацкие письма...
- Пожалуйста, напиши Ольге дурацкое письмо, я его срочно, не считаясь со временем, отвезу ей в Агур...
- Пожалуй, ты прав, Коля, съезжу к ней, - что будет, того не миновать! Только ни слова Карпу Поликарповичу, если вдруг хватится меня.
- А хватится, скажу, что уехал доктору показаться. Смотри, не теряйся. А если, не дай господь, сдрейфишь, пиши пропало. И учти, Полозов, ни слова о том, сколько тебе осталось отрабатывать. Она страсть не любит этого. Договорились?
Юрий утвердительно кивнул.
- И главное, думай, прежде чем сказать слово. А то ведь я тебя знаю, - продолжал Медведев. - Скажи коротко, но ясно. Скажи: "Ольга Игнатьевна, или просто Олечка, я люблю вас, будьте моей женой..."
Юрий махнул рукой:
- Нет, это старо!
- А может быть, уже не будет никакой нужды в словах, Юрка. Так ведь тоже бывает.
- Если бы так! - мечтательно произнес Юрий.
Он приехал в Агур поздно вечером и остановился у знакомого лесничего Ползункова, давнишнего жителя этих мест. Василий Илларионович Ползунков с женой занимали небольшой домик на берегу реки. Работники области и района, приезжая в командировку, всегда останавливались у Василия Илларионовича, находя уют и гостеприимство. Жена лесничего Анастасия Гавриловна любила принимать гостей. Она потчевала их копчеными медвежьими окороками, чудесным бархатным медом, душистым вареньем из разных таежных ягод и вообще была счастлива, когда к ним приезжали. Юрию однажды уже пришлось побывать у Ползунковых, он и на этот раз был тепло встречен милой хозяйкой. Самого Ползункова дома не оказалось, он выехал в лес и должен был скоро вернуться.
Умывшись с дороги, выпив стакан чаги, или, по-местному, шульты, Юрий, несмотря на поздний час, решил побродить по Агуру. Подойдя к больнице и увидев слабо освещенное Ольгино окно, остановился. Торопливо выкурив папиросу и оглядевшись, нет ли кого поблизости, Полозов, точно пловец перед решающим прыжком, внутренне собрался весь и со странным ощущением чего-то неизведанного, но о чем уже некогда думать, смело зашагал по узкому тротуару прямо к больничному крыльцу. Взойдя на него и ухватившись за ручку двери, он несколько секунд еще подождал, но дверь неожиданно распахнулась и на пороге показалась Ефросинья Ивановна. В сумерках она не сразу узнала Юрия и испуганно отпрянула. Но в ту же минуту, всплеснув по обыкновению руками, воскликнула:
- Юрий Савельич!
- Тихо, Фросечка, - схватив ее за руку, сказал он. - Пожалуйста, тихо...
- Почему тихо? - с обидой сказала она. - Он приехал, а я должна тихо. - И, сразу же сменив гнев на милость, ласково добавила: - Вижу, ты совсем здоровый!
- Здоровый, Фрося Ивановна, - ответил Юрий. - Ольга Игнатьевна дома?
- Дома, она всегда дома! - закричала она, не обращая внимания на энергичные жесты Полозова.
В это время из комнаты вышла Ольга.
- С кем это вы так громко секретничаете, Фросечка? - спросила она.
- Неужели не видишь? Приехал!
- Юрий Савельевич?
- Здравствуйте, доктор! - сказал он. - Простите, что в столь поздний час...
Она не дала ему договорить, схватила за руку и потащила в комнату.
- Садитесь, рассказывайте, что у вас нового.
Он сразу оживился, снял полушубок, повесил в углу.
- Какие у нас в тайге новости, валим лес, вывозим хлысты...
Он сел за стол, положил перед собой папиросы, окинул беглым взглядом комнату. Все здесь по-прежнему. На окне ситцевая в синих цветочках занавеска, в простенке над тумбочкой круглое зеркало, у изголовья кровати небольшая керосиновая лампа.
- Как вы себя чувствуете? - спросила Ольга.
Он посмотрел на нее и, закуривая, коротко рассмеялся.
- Серьезно, Юрий Савельевич, как?
- Спасибо, доктор, прекрасно!
- Значит, я была права...
- Основная болезнь прошла, а вот сопутствующая...
- Это уже не опасно, - в свою очередь рассмеялась Ольга.
Он погасил в пепельнице окурок, хотел взять новую папиросу, но Ольга перехватила руку. Юрий задержал ее в своей.
- Почему вы тогда не разрешили мне вернуться в Агур? - спросил он.
- Мне не понравилась ваша самоуверенность, - сказала она, посмотрев на него серьезными глазами.
- В чем же вы усмотрели ее?
- Хотя бы в тоне записки, которую вы оставили у меня на столе. И еще в том, что вы говорили Медведеву.
Он догадался, что она имеет в виду его слова, что он собирается жениться.
- Юрий Савельевич! - она слегка погрозила пальцем. - Не обо всем, что чувствуешь, следует тотчас же объявлять во всеуслышание.
- Вы угадали. Я как раз говорил Медведеву то, что чувствовал. Но ведь Николай Иванович мой друг. - И, посмотрев на нее, спросил: - Неужели за это вы на меня сердитесь?
- Немножко...
Она встала, подошла к окну, отодвинула занавеску. Неяркий красноватый свет керосиновой лампы мгновенно растворился в голубом лунном сиянии, наполнившем комнату.
- Вы только посмотрите, что на улице делается! - воскликнула она и потянулась, чтобы открыть форточку. Струя морозного воздуха ударила в лицо. Ольга быстро повернулась спиной к окну и минуту стояла, стройная, в простеньком платье, плотно облегавшем ее точеную фигурку, придерживая рукой волосы, чтобы они не падали на глаза. - Честное слово, грех сидеть в такой вечер дома, пойдемте гулять.
Над притихшим, безмолвным лесом до самого горизонта стояло чистое, в крупных дрожащих звездах небо. Мороз хотя и был крепкий, но в прозрачном воздухе не чувствовалось обжигающего холода. Порывами дул слабый ветер, он сквозил в ветках деревьев, сметая с них не успевший слежаться снег.
Юрий держал Ольгу под руку, смотрел сбоку на ее побелевшие от инея ресницы, на раскрасневшееся лицо и молчал. Когда они подошли к высокому обрыву, где сбегала на лед реки узкая тропинка, Юрий спросил:
- Дальше пойдем?
- Конечно, на тот берег... если не устали...
- Что вы, Ольга Игнатьевна! Было бы с чего уставать! Недавно мне пришлось ночью отмахать по тайге километров десять, а ночь выдалась метельная, темная, просеки не видать...
- Молодец, значит совсем уже здоров, - похвалила она, прижавшись к нему плечом.
Он подумал, что ей холодно, остановился и слегка обнял ее.
- Озябли?
- Немножко.
- Тогда вернемся?
Она отрицательно мотнула головой.
- У вас на ресницах сосульки...
- Неужели? - стянув зубами варежку, она хотела вытереть глаза, но Юрий опередил: приблизил к себе ее лицо и робко, неумело поцеловал сперва в один глаз, потом в другой.
Она слегка оттолкнула его и побежала к лесистому берегу, усеянному лунными бликами, и вдруг поскользнулась и упала.
- Ушиблись? - закричал Юрий и кинулся к ней, помог подняться.
- Чуть-чуть... - сказала она смеясь и посмотрела на него блестящими глазами.
- Не надо было убегать...
- Больше не буду...
Юрий тяжело перевел дыхание.
- Я, Ольга Игнатьевна, люблю вас...
Она не ответила.
- А вы?..
- Когда-нибудь скажу, - произнесла она тихо.
- Когда?
- Вернетесь с ясеневого, может быть, тогда, - уклончиво сказала Ольга и спрятала у него на груди под полушубком руки. - А вы, Юрий Савельевич, могли и опоздать...
Он не понял.
- Ведь меня приезжали сватать.
Лицо его выразило испуг, который Ольга не заметила.
- Это вы серьезно? - тревожным голосом спросил он.
- Серьезно, приезжали и очень дорогой тэ хотели внести, но у меня не оказалось старшего брата...
- Простите, но это бред какой-то, - резко сказал Юрий. - Что это за тэ и при чем тут старший брат?
И Ольга рассказала о приезде Уланки.
- Это дикость какая-то, честное слово! - почти со злостью произнес он и уже более спокойно, точно решил испытать ее, добавил: - Что же вас заставило отказаться от такого дорогого калыма? Есть ли на свете женщина, которая устояла бы перед таким богатством!
- Я еще потребовала от Уланки чугунный котел, копья и... оморочку... - и разразилась таким громким смехом, что он повторился эхом за деревьями.
Он понял, что она шутит, и не поверил, что все, о чем она говорила, было на самом деле.
- Все-таки я устояла, - сквозь смех произнесла она. - И сказала Уланке, что люблю другого...
- Вот и молодец, - сказал он и неожиданно для Ольги привлек ее к себе и стал целовать. - Вот и молодец, спасибо вам...
- С чего это вы решили, что я имела в виду именно вас, Юрий Савельевич? - слегка отстраняясь, спросила она.
Он с таким испугом посмотрел ей в глаза, что Ольге стало жаль его. Она крепко взяла его под руку, склонила голову ему на плечо, и они, не торопясь, молча, чувствуя, что в словах уже нет никакой нужды, пошли обратно.
Когда они подошли к больнице, Полозов хотел проститься, но Ольга задержала его.
- Торопитесь?
- Уже третий час ночи, - сказал он, - слишком поздно стучаться к лесничему неудобно.
- Пошли ко мне, будем чаевничать по-орочски, долго, до самого рассвета.
В шестом часу утра, когда они еще сидели за столом, раздался телефонный звонок. Ольга побежала в дежурку.
Юрий слышал, как она говорила:
- Хорошо, Егор Ильич. Срочно выезжаю. Да, в больнице сейчас тихо. Что вы, Егор Ильич, какие у меня долгие сборы? А что у ребенка? Ах, неизвестно? Просто в тяжелом состоянии? Понятно, на месте узнаю. Всего хорошего.
Она вернулась и объявила:
- Я срочно еду в Вербное.
- Как же вы думаете добраться до Вербного? Я эту дорогу знаю. Там встретится несколько таежных речек, которые и в лютую стужу плохо промерзают. Так что на собаках не проедете. Лучше всего на лошадях. А есть у вас в больнице лошади?