Черных Иван. Шквальный ветер

   Пока шло следствие, с Тоней произошло несчастье - преждевременные роды, на третьем месяце. Но и это не смягчило сердца судей: она получила десять лет тюремного заключения, и муженек постарался упечь её как можно подальше, на Дальний Восток. А спустя полгода и Валентин оказался за бортом вертолета.
   Вот это, а ещё и то, что в Москве и ближайшей округе все двери в авиацию ему были закрыты, и позвало его за своей возлюбленной.
   Он её нашел, даже встретился с ней. Но снова опоздал: она была уже замужем за охранником, здоровенным детиной, пожалевшим её и спасшим от ежедневных изнасилований тюремных охранников.
   "... вода, которую пытаются удержать в пригоршне"... В один год он потерял все - любимое дело, любимую женщину.
   После того как он встретился с Тоней, он не знал, что делать. Деньги у него пока были - летая в Афганистане да и потом в Подмосковье, их некогда и не на что было тратить. А теперь они таяли, как весенний лед. Пришлось подумать о работе. Он был рожден летчиком, это была его жизнь, мечта, воздух; другого он ничего не умел и не хотел. На Дальнем Востоке по многим городам и весям имелись небольшие отряды гражданской авиации, обслуживающие и геологов, и сельское хозяйство, и пассажиров, и транспорт. Но куда бы Иванкин ни обращался, следовал отказ: инфляция и здесь уже начала свое разрушительное дело - не хватало топлива, запчастей, денег; всюду шло сокращение и летчиков, и авиаспециалистов.
   У Валентина от дум голова шла кругом и всякие мысли мутили сознание, толкая на отчаянный шаг. Однажды вечером он сидел в гостиничном ресторане в Комсомольске-на-Амуре, где задержался последние дни в поисках работы, один за столом, неторопливо ужиная и обдумывая, что же предпринять дальше. В Воронеже, где он родился, никого не осталось: родители умерли рано, и тетка, воспитавшая его, тоже преставилась, когда он ещё воевал в Афганистане. В комнатенке её живут уже другие, незнакомые ему люди. Значит, ехать туда нет смысла. В Чкаловске, его тоже никто не ждет, и место ему в общежитии не получить.
   Настроение было такое, хоть пулю в лоб, да жаль пистолета у него не было...
   К его столику подошли две пары, молодые, лет по двадцать, крепкие парни и броско крашенные девицы лет по восемнадцати.
   - Разреши, дядя, примоститься рядом? - бесцеремонно сказал один, что покрепче телосложением, с короткой рыжей прической.
   Мест свободных в ресторане было предостаточно, но их, видимо, привлек уютный уголок, откуда все было видно и никто не мешал вести самые интимные разговоры.
   Компания Валентину не понравилась, но и отказать он не имел права, и он сказал как можно безразличнее:
   - Моститесь, место не куплено.
   Ответ парням тоже не понравился. И когда им принесли закуску и они выпили, тот же рыжий спросил требовательно:
   - Послушай, дядя, ты ещё долго намерен здесь рассиживаться? Нам поговорить надо.
   Взвинченный и без того дневными неудачами и этой компанией, вторгшейся в его уединенный мирок, требующий успокоения, обдумывания ситуации, Иванкин не стал выбирать деликатных выражений:
   - Послушай, сосунок, коль ты назвал меня дядей, будь любезен разговаривать со мной на "вы". Это во-первых. Во-вторых, я вас не приглашал за этот столик, и буду сидеть здесь столько, сколько сочту нужным.
   - Эдик, а этот дядя не здешний, - сказал с усмешкой приятель рыжего.
   - Ты откуда, дядя? - будто бы удивился рыжий, забыв спросить об этом ранее.
   - Оттуда, где вы ещё не были. А если попадете, уверен, такими героями выглядеть не будете.
   - А он, видимо, летчик, - кивнул на кожаную куртку Валентина приятель рыжего. - Смелый. И о нас ничего не слыхал.
   - Ничего, скоро услышит, - заверил рыжий и, выпив ещё рюмку, перегнулся через стол к Валентину. - Вот что, дядя, даем тебе десять минут. Доедывай, расплачивайся и уе...
   И летчик не сдержался. Кулак сам, в мгновение налившись свинцом, взметнулся над столом и ударил рыжего в подбородок. Удар был настолько сильным и ошеломляющим, что рыжий отлетел от стола, опрокинул стул и грохнулся на пол. Приятель его схватился было за вилку, но Валентин успел поймать руку и так крутанул её, что парень взревел от боли и выронил "оружие".
   Девицы оглушительно завизжали, к столу прибежали официантка, посетители из-за других столиков.
   - Милицию, милицию! - закричал кто-то
   - Не надо милицию, - вдруг вмешался солидный, элегантно одетый мужчина. - Они первые начали и получили по заслугам, - кивнул он на все ещё лежащего на полу рыжего, у которого изо рта сочилась струйка крови, а его друг нянчил вывернутую руку и жалобно скулил.
   Подошел директор ресторана, которого нетрудно было узнать и без униформы - килограммов под сто коротышка с профессиональным брюшком и дряблым тройным подбородком.
   - В чем дело? - строгим, начальственным голосом спросил, окидывая столпившихся ресторанных зевак.
   - Ничего особенного, - успокоил его элегантно одетый мужчина. - У молодых людей не хватило слов объясниться. Они больше не будут. Так? обратился он к все ещё скулившему парню. Тот согласно закивал. - Помоги своему приятелю, и убирайтесь. А вы, - обратился он к Иванкину, - идемте за мой столик, счет вам туда принесут...
   Так Валентин познакомился с начальником снабжения геолого-разведывательных и золотопромышленных партий Семеном Семеновичем Фридниным, обаятельным человеком, умеющим с первого взгляда распознавать людей, располагать их на откровенность и доверяться ему. Он жил в той же гостинице, где остановился Валентин, и они провели вместе несколько вечеров. Узнав кое-что из жизни Валентина и его проблему, Семен Семенович неожиданно предложил:
   - Есть у меня один знакомый командир авиаотряда. Могу порекомендовать. Лихие, крепкие летчики ему нужны. Но сразу должен предупредить - задания придется выполнять необычные и даже порой рискованные. Сами понимаете, какое сейчас время. Выбить продовольствие, оборудование, снаряжение не так-то просто. Со всеми нужен определенный контакт, точнее сказать, сделка. Приходится вертеться, идти иногда на нарушение закона. Дисциплина в отряде железная. Слов "не могу", "не хочу" не существует. Если устраивает вас такой вариант, замолвлю словечко...
   Мог ли Валентин раздумывать! Лишь бы снова летать, чувствовать повиновение винтокрылой машины, дышать воздухом неба. Это был последний шанс.
   Теперь такого шанса не будет - теперь он преступник, которого уже, наверное, ищут повсюду...
   Валентин окинул взглядом приборную доску. Стрелка авиационных часов бежала по окружности, отсчитывая прожитые секунды, минуты, сутки... Сколько их ему ещё отпущено? Первый час, пора идти. Тащиться семь километров до землянки по глубокому снегу с поклажей нелегко. Надо бы и аккумулятор снять, электрический свет не чета керосинке - ни копоти, ни запаха. Но придется отложить до другого раза. Хорошо, что он предусмотрел все заранее. Что бы он делал без лыж, без ружья, без всякой бытовой и даже парфюмерной мелочевки? Бриться теперь не придется, а за зиму какая бородища отрастет, если её не подстригать.
   Иванкин приоткрыл дверцу, выбросил на снег рюкзак и спустился сам. Жаль санок нет, рюкзачок вон какой увесистый, но на нет и суда нет, хорошо еще, что лыжи предусмотрел и летом их возил с собой в вертолете. Техник как-то обнаружил и пошутил:
   - Ты что, в командировках на свидание на них бегаешь?
   - Угадал, - согласился летчик. - У меня лыжи особенные, они и по траве скользят, как по снегу...
   Не прогадал. Лыжи хотя и тяжеловатые, с дюралевой прослойкой, зато прочные, хорошо скользят и на снегу держат.
   Валентин надел рюкзак, отъехав от вертолета, окинул его хозяйским взглядом. Он надежно упрятан под ветвями кедрача. И снегом со всех сторон присыпан - не увидеть сверху...
   5
   В Златоустовск полковник Щербаков и капитан Русанов добрались лишь на четвертые сутки: то погода не пускала, то так называемые технические причины, которыми теперь оправдывают любые неполадки и неувязки аэропортовские начальники. Следователей разместили в городской гостинице в разных номерах, чтобы не мешали друг другу думать и отдыхать, как пояснил Павел Федорович. Анатолия такой вариант вполне устраивал: находиться под постоянным прицелом умеющего заглядывать в душу следователя по особо важным делам, наблюдавшего бы все искания, сомнения и неудачи начинающего Шерлока Холмса, только осложняло бы расследование, вносило бы нервозность, сомнение. А так Анатолий чувствовал себя раскованнее и увереннее.
   Утром в городской прокуратуре состоялось совещание, на которое пригласили и работников уголовного розыска из соседних регионов. Из их докладов удалось узнать немногое: вертолет из Златоустовска вез на золотой прииск продовольствие. О том, что должен был забрать оттуда шестьдесят килограммов золота, знали только начальник охраны прииска, председатель золотодобывающей артели и кладовщик.
   На сопровождение были посланы лучшие охранники, бывшие офицеры милиции: капитан Швендик, уволившийся из органов по собственному желанию: "Работы много, а платят гроши", показавший себя на прииске дисциплинированным и исполнительным человеком, и старший лейтенант Кукушкин, тоже характеризующийся на прииске положительно. Обоих по заверению начальника местной милиции брал лично председатель артели, якобы знавший их ранее и доверявший им. Прокурор из Генпрокуратуры Перекосов оказался в вертолете случайно: он закончил дела в женской исправительно-трудовой колонии, должен был попасть в Комсомольск-на-Амуре и тут подвернулся вертолет.
   Погода, по утверждению синоптиков, в то утро вполне соответствовала метеоминимуму летчика, хотя к обеду ожидалось приближение циклона, снегопад с метелью, о чем Иванкина предупредили. Экипаж по каким-то причинам задержался с вылетом, диспетчер советовал не рисковать, но летчик не внял предупреждению. А спустя двадцать минут после взлета вертолета начался снегопад и метель, связь с экипажем прекратилась.
   Вот такая сложилась ситуация. Вертолеты и самолеты местных авиалиний продолжали бороздить небо над тайгой, но экипаж Иванкина словно в воду канул. Возможно, произошло и такое: реки и озера ещё не замерзли и вертолет угодил именно в воду. Да и найти его в тайге - что иголку в стогу сена.
   - ...Поиски вертолета продолжать, - сделал заключение Щербаков. - А мы будем отрабатывать другие версии. Местные группы уголовного розыска займутся Швендиком и Кукушкиным, группа Русанова - летчиком Иванкиным. Надо узнать о них все, особенно после увольнения из милиции и из авиации: чем занимались, где побывали, с кем вели дружбу и просто общались. Что приобретали в хозяйство, чем увлекались, что брали с собой в полет. В общем, все, что может иметь значение в нашем деле. Установите каждый день, каждый час жизни этих людей. Любая мелочь из их быта может открыть нам тайну.
   Так оно и должно быть. Если кто-то из этих людей заранее готовился к преступлению, он как бы ни ловчил, ни скрытничал - следы оставил.
   Анатолий, как учили в высшей следственной школе, решил танцевать от печки: начать расследование по своему другу с момента новой его деятельности - летчика гражданской авиации: кто его взял, кто окружал, какие задания он выполнял. Пришлось лететь в Комсомольск-на-Амуре, где Валентин был приписан к авиаотряду.
   Командир отряда Звягинцев, тезка Русанова, веселый, общительный толстячок лет сорока, узнав, по какому поводу прибыл следователь, заявил без всякого сомнения:
   - Уверен, ничего серьезного с ним не случилось. Тайга есть тайга, сел где-то на вынужденную. Скоро объявится.
   - Пошла третья неделя, - напомнил Анатолий.
   - Ну и что же. Третья неделя для дальневосточной тайги - не срок, тут годами люди пропадают. Слава Богу, что с голоду она не даст пропасть. Тем более, они все с оружием.
   - Вы тоже летали на поиски?
   - Летал. Но у меня один маршрут, а у Иванкина много.
   - Он хороший пилот? - Анатолий не стал посвящать командира отряда в свою причастность к авиации и в дружбу с Валентином.
   - Отменный. Иначе я бы и не взял его.
   - Иванкин раньше был военным летчиком. Вы знали его, или вам кто-то его рекомендовал?
   - Не знал, и никто мне его не рекомендовал. - Но последние слова прозвучали как-то неуверенно, и Анатолий усомнился в их искренности. Звягинцев почувствовал это и тут же пояснил для убедительности: - Когда я полистал его летную книжку, почитал, какие задания он выполнял, я ни секунды не колебался, что он нам подойдет. И не ошибся.
   - А вас не смутило, за что его уволили из военной авиации? - Ничуть. Идет такое сокращение. А мужик он, как я понял, с характером, спину ни перед кем гнуть не стал. Я и сам такой. А таких у нас не очень любят.
   - Вы с ним дружили?
   Звягинцев глянул в глаза следователю, усмехнулся.
   - Если вы имеете в виду - выпивали ли мы, - было раза два в праздники. Но служба и дружба, хотим мы того или нет, имеет свои границы, и лучше не преступать их ни командиру, ни подчиненному. Во всяком случае, я придерживаюсь такого принципа. С Иванкиным у меня были неплохие отношения, человек он исполнительный, порядочный, я уважал его, но и поблажек никаких не давал, заставлял делать все то, что выполняли и другие летчики.
   - Кстати, а как к нему относились в коллективе? Вы взяли его в то время, когда в отряде шло сокращение.
   - Коллектив принял его нормально. Поначалу, правда, разговорчики кое-какие были. Но ещё до его принятия в отряд все знали, что кое от кого надо избавиться. Самостоятельная работа на отдаленных точках оказалась не всем по плечу. И когда вскрылись факты, что некоторые летчики летают на задания под мухой или после сильной попойки, я не мог терпеть такое.
   - И ещё один интимный вопрос: была у Иванкина женщина? И где он жил?
   Звягинцев весело покрутил головой.
   - Вы как на партийном бюро, до женщин добрались. К сожалению, на этот вопрос я ничего определенного сказать вам не могу. Мужчина он был симпатичный, и в отряде не только незамужние, но и благоверные заглядывались на него. Но чтобы он с кем-то флиртовал или тем более сожительствовал, такие слухи до меня не доходили. Правда, от кого-то я слышал, что у него где-то недалеко отсюда живет жена. Но поскольку квартиры у него пока не было и он жил в гостинице, она не приезжала.
   Беседы с другими летчиками и авиаспециалистами рассказ командира отряда ничем новым не пополнили. А вот в гостинице подозрения Анатолия, что командир отряда кое о чем умалчивает, подтвердились. Директор гостиничного ресторана, толстобрюхий коротышка с тройным подбородком, вспомнил о драке летчика с двумя шалопаями и о представительном мужчине, который пришел ему на помощь, а потом они не раз вместе ужинали.
   Выяснить фамилию нового знакомого Валентина не представляло особого труда - оказалось, он тоже проживал в гостинице и был тем самым человеком, который помог Валентину устроиться в отряд летчиком. Фриднин Семен Семенович, начальник снабжения изыскательских партий, известный не только в Комсомольске-на-Амуре, но и в других дальневосточных городах коммерсант, связанный тесными узами и с рыболовецким флотом, и с авиацией, и с железной дорогой. Его услугами - поставками рыбы, икры и других продовольственных и промышленных товаров - пользовались многие. Он закупал сейнеры, самолеты и вертолеты для перевозки всевозможных грузов по отдаленным районам. О нем всюду отзывались с почтением. А вот командир отряда Звягинцев почему-то умолчал.
   Человек, ворочающий такими деньгами, редко удержится от соблазна обойти закон, и Анатолий, связавшись с городским управлением милиции, взял двух оперативников и поручил им заняться Фридниным, а сам, выяснив, в какой колонии находится бывшая возлюбленная Валентина, вылетел туда.
   Встреча с Тоней произвела на Анатолия удручающее впечатление. И не только тем, что за два года она постарела лет на десять, утратила всякий интерес к жизни и вместе с новым мужем, охранником колонии, пристрастилась к спиртному, а её рассказом о встрече с Валентином, ещё более убеждавшим Анатолия о причастности друга к истории с пропавшим вертолетом и золотом.
   - Да, он был у меня, разыскал-таки, - с недоброй усмешкой сказала Антонина. - Спрашивал, в чем я нуждаюсь, чем он может помочь. А что мне теперь надо? Я всем довольна и никуда отсюда уезжать не собираюсь, если Степа не надумает, - кивнула она на мужа, присутствовавшего на беседе. Потом Степа говорил, что он прилетал к нам в колонию, что-то привозил, но я его не видела. А недавно и первый муженек мой объявился. Он теперь в Москве в больших начальниках ходит. Вызвал меня в кабинет начальника лагеря, осмотрел насмешливо, спрашивает:
   "Ну как, интереснее с разными мужчинами на арестантских нарах спать, чем в мягкой постели с одним?" Я промолчала. А когда он сказал, чтобы я повинилась перед ним, попросила прощения, тогда он сможет для меня кое-что сделать, я плюнула ему в лицо и ушла. На другой или на третий день он убрался отсюда, улетел попутным вертолетом.
   - Скажи, Тоня, он когда-нибудь видел Иванкина?
   - Нет. И фамилию я никогда ему не называла.
   - А Валентин его?
   - И Валентин тоже не видел его. Но фамилию, разумеется, знал. Знал и то, как муженек упек меня сюда.
   "Да, - подумал Анатолий. - У Валентина были основания выбросить где-нибудь в тайге неправедного судью, придумавшего такую жестокую кару жене. Потому и согласился лететь в непогоду. После встречи с Антониной он, похоже, тоже жизнь ни в грош не ставил... Но в вертолете были и другие люди, и он не мог о них не подумать... В общем, как в поговорке: чем дальше в лес, тем больше дров".
   Вечером Анатолий позвонил в Златоустовск Щербакову, тот приказал ему срочно возвращаться ...
   За неделю работы группе Щербакова удалось выяснить многое. Главное: охранник с прииска по фамилии Швендик, якобы бывший капитан милиции, оказался совсем не Швендиком, а рецидивистом Шестобитовым, по кличке Чукча, освобожденным три года назад из заключения за разбои, убивший Швендика и завладевший его документами. Начальник охраны, взявший его и Кукушкина на работу, сбежал.
   Версия о вынужденной посадке вертолета из-за погоды пока снималась с повестки дня.
   - ...Долго в тайге они не просидят, - сделал заключение Щербаков. Скорее всего выйдут где-нибудь к побережью, где их будет ждать сейнер, и попытаются скрыться, возможно даже за рубежом. Прокурора и пилота они вряд ли потащат с собой, но розыск мы объявили на всех, всюду разослали их фотоснимки. Нам надо продумать, куда они могут направиться на встречу с начальником охраны - похоже, все делалось под его руководством по заранее спланированному сценарию другим более высокопоставленным хозяином. Я займусь прииском, а вам придется выехать в места наиболее вероятных встреч и возглавить там группы поиска.
   6
   На улице быстро темнело, мороз крепчал. Второй день как небо очистилось от облаков, и с севера сразу дохнуло зимою. Да и пора - пошла третья декада ноября. Скоро реки скует льдом и можно будет отправиться в путь. Две недели Валентин коротает в этой землянке, а кажется не менее двух лет. Какие же длинные, томительные ночи! Да и дни не более радостные, хотя он и находит себе всякие занятия: то заготавливает дрова, то пытается развлечься охотой или рыбалкой - в пору лейтенантской юности эти увлечения доставляли ему истинное удовольствие, - а теперь, даже когда попадался на блесну крупный таймень или ленок, это не вызывало у него ни малейших эмоций. А позавчера он завалил дикого кабана килограммов на пятьдесят. Наварил пшенной каши с салом - хлеб уже кончился и сухари приходится экономить, беречь для дороги, - вкусная получилась каша. А после сто граммов и на душе вроде бы полегчало. Хорошо, что он предусмотрел все заранее. Да и дурак только не догадался бы, что его ожидает. Один вид Чукчи, сопровождавшего грузы с прииска, говорил о многом - рожа потенциального убийцы: узкий лоб, узкий разрез глаз с маленькими злыми бусинками зрачков, широкие скулы со складками у рта и подбородка; кряжистый и кривоногий, необщительный и жестокий. На прииске его все побаивались. Рассказывали, с полгода назад он бросился с ножом на своего напарника только из-за того, что тот отпустил шутку в его адрес; еле их разняли.
   Признавал он только начальника охраны, тоже малосимпатичного и сурового человека, относящегося к золотодобытчикам свысока, как к каторжанам. Труд у них и впрямь был каторжный: подрывать каменную породу, грузить на самосвалы, возить в дробильню, промывать, отделяя крупинки, а то и пылинки дорогостоящего металла; вечно в воде, в холоде... А их мало того, что обсчитывали, ещё и обворовывали: Валентину не раз приходилось высаживать Чукчу то в небольшом поселке на Тунгуске, то прямо на берегу моря, где охранника поджидали сомнительные рыбаки. Но тогда Чукча возил мелочишку, килограмма по два, три, а когда подвернется куш посолиднее, Валентин понимал, - его в свидетелях не оставят, несмотря на вертолет. Потому и готовился на всякий случай к любым неожиданностям.
   И вот куш этот банде подвернулся. Да и время их, видимо, приспело забросить гнилой угол, повседневную службу, строгий порядок и повольничать где-то в курортном городе с шикарными ресторанами, морем, пляжем.
   Летом с соседнего прииска сбежало трое, прихватив, видимо, тоже заранее припрятанное золотишко. На их поиски была брошена и транспортная милиция, и речная служба рыбнадзора. Искали до самой осени безрезультатно.
   В одной из встреч Фриднин попросил Валентина:
   - Прочеши-ка ты на обратном маршруте из Златоустовска вот эту речушку, - показал он на карте тоненькую, едва заметную ниточку притока Амгуни. Заметишь кого, доложишь только мне.
   Иванкин никого не заметил. Но на одном красивом лужку на опушке леса вынужден был произвести незапланированную посадку - живот прихватило.
   Сел, выключил двигатель, вышел из кабины и восторженно ахнул от увиденной красоты: трава в рост человека, нет, не трава, цветы ослепительной и разной расцветки - огненные саранки, пурпурные тюльпаны, синеокие гвоздики, желтые и белые ромашки. И рой таких яркокрылых бабочек величиной чуть ли не с воробья. Трудно было отвести глаз от этой первозданной, нетронутой красоты. Хотелось упасть и лежать на этом живом ковре, вдыхая неповторимый, нерукотворный аромат. У Валентина от одного запаха перестал болеть живот.
   А невдалеке, внизу клокотала речка-переплюйка, неширокая, но бурная и глубокая, чистая как слеза.
   Трудно теперь вспомнить, что увлекло Иванкина в лес, но он пошел сквозь густой кустарник в глубину, будто его позвал чей-то голос, обещая открыть ещё более потрясающие тайны. И действительно, невдалеке под могучими ветвями елей он увидел бугорок с покатыми, поросшими мхом боками. Приблизившись, понял, что это землянка. Нашел дверь, вросшую в землю и покосившуюся от времени. Еле открыл её и вошел внутрь. Сквозь полусумрак, сочившийся из небольших, тоже ушедших в землю оконцев, рассмотрел бревенчатые стены, проложенные почти истлевшим мхом, такой же потолок.
   Землянка была капитальная, добротная, но сюда не ступала нога человека не один десяток лет. Пахло сыростью и мышами. Когда-то, наверное, было чье-то убежище, подумал Валентин. И запомнил это местечко, почти уверенный, что оно ему пригодится. И когда две недели назад случайно подслушал разговор Чукчи с Кукушкой, что им поручено доставить в Тугур шестьдесят килограммов золота, а начальник охраны пункт назначения ему не сказал, сославшись на старшего охраны - он-де сообщит, и тянул с вылетом до обеда, когда через два часа должна была наступить темнота, он догадался, что ему готовится.
   Погода к обеду начала резко ухудшаться. Валентин мог отказаться от полета, но, узнав, что с ним полетит и прокурор из Москвы Перекосов, бывший муж Антонины, согласился... Интересно посмотреть ему в глаза, как он будет вести себя, когда над ним будут вершить неправедный суд, подумал Валентин. Чукча тоже оживился, когда узнал, кто летит с ними: он уже предвкушал садистское наслаждение над тем, в чьих руках ещё недавно были судьбы оказавшихся в столь отдаленных местах за колючей проволокой людей. Валентин давно заметил, что к слугам фемиды неприязненно относятся не только заключенные, но и их охранники...
   Едва вертолет оторвался от снежного поля, тяжелые облака стали давить на него, прижимать к земле; и чем дальше шли к югу, тем темнее становилось небо, все гуще сыпал снег.
   - Держи курс на Тугур, а посадишь вертолет вот здесь, - ткнул пальцем в полетную карту Чукча.
   Догадка Валентина о том, что охранники решили умыкнуть золото, подтверждалась. Место посадки - километрах в двух от Охотского моря и километрах в двадцати от Тугура. Значит, там Чукчу и Кукушку будут ждать сообщники, свидетели им ни к чему. Надо было взять курс на северо-восток, Иванкин же повернул на юг, ещё на земле рассчитав полетные данные до заветной землянки. А чтобы Чукча или его напарник не обнаружили плутовства, установил на гирокомпасе разницу с магнитным компасом в сто двадцать градусов: курс 60 на приборе соответствовал курсу полета 180; добро, что охранники о принципах работы гирокомпаса не имели представления, хотя Чукча частенько зыркал своими черными бусинками сквозь щелки глаз на приборы.
   До Тугура по расчетному времени лететь час двадцать, до землянки полтора часа, а с учетом встречного ветра - час сорок пять, почти на весь топливный запас. Ориентир на Тугур - речка, вдоль которой и должен был проходить полет. Но Валентин сразу же вошел в облака, и Чукча, как ни крутил головой, сколько ни всматривался вниз, ничего, кроме снежной круговерти, увидеть не смог. Поначалу он молчал, но минут через двадцать, возможно заподозрив в летчике коварство, стал тыкать пальцем вниз, приказывая снизиться.