Да и не дети то, а чудища лесные Один сверкает белыми зубами, Лесною шишкой мне второй вдруг показался, А третий - шерстью скрыт до самых глаз. И это воющее радостное племя Вдруг облепило пьяницу смешного, А тот и рад, не видя ничего. (2) В пруду кипит вода и ломти льда Выпрыгивают под ноги прохожим Визжащей стаей обезьянок дети По берегу нетерпеливо ходят Один из них су°т в бурленье лапу А остальные смотрят замирая От страха. Вдруг лукавая улыбка Заплавала по лику храбреца Он крикнул как от боли Вся орава Напуганно бежит скорей к дороге Уже оттуда смотрит как хитрец Свою неловкую снимает одежонку И в рыжей ш°рстке весь ныряет в водо°м Поч°сываясь плавает на брюхе Среди морозных пастбищ января А вся орава, до сих пор не веря Следит чихая за его купаньем Слезящиеся лапкой тр°т глаза (3) Три угольных вороны наблюдают Прикрыв глаза зел°ные от солнца Крылами За танцем пьяного. Обхватывая столб Танцует он и топчет снег ногами А из кармана ль°тся голубое Холодное прозрачное вино Вороны собираются в кружок И налепив снежков Швыряют их горланя Но пьяница закончив танцевать Бежит скорей, держась рукой забора Вино пылает голубым огн°м Вороны кашляя бегут вприпрыжку следом Не находя того с кем прежде потешались А пьяница уже лежит в снегу Не собираясь прятаться. Бер°зы Как паутина на лице его дрожат. У леса в доме светится окошко Зам°рзшее вино звенит как тетива (4) Пос°лок красной рыбой проплывает И ножницы изрезали его В том месте, где песок наружу выйдя Оттенок ж°лтый снегу прида°т Там свалка и вес°лые картинки Консервных банок никогда не умирают Лежат не подчин°нные гниенью Мой веселя усталый плоский глаз Второй уж год лежат они в овраге Второй уж год я вижу их приехав Их отчего-то не скрывает снег январь, 96, пос. Октябрьский ФЕЛЛИНИ Я об этом подумал недавно: Если я уж везде опоздал И по пляжу ходил вероятно Принц другой а не я зубоскал Голосов я в себе столько слышал Что запутался словно в сетях И не ползал в трущобах Парижа Среди первостепенных нерях Я тебе улыбался с портрета В том кафе итальянском где сыр Застревал в альвеолах поэта И смеясь задыхался сатир Ты смотрел этот фильм, ты же знаешь Как легка переезжая жизнь На вокзалее е° окликаешь Торопись говорю торопись Ты уже опоздаешь к раздаче Аметистовых гладких корон Но тебе есть резиновый мячик И пространства сырой поролон Слушай что говорит тебе голос Из машины пустой во дворе: - Страховой получил ли ты полис Когда красное пил в январе? В социальном я жил парадизе И вес°лые палочки дня Уместились в вечернем сервизе Там на чашке седлает коня Воплощ°нное детское слово С голубыми прожилками сил Ты закончил на этом, готово? Удружил, что сказать, удружил... 10.1.95, пос. Октябрьский РЕБ?НОК Г. С. Взыскуя счастье, ело кашицу дитя Не видя крыс у ног своих и крошек, Но чувствуя как масло режет ножик Его родителя, свободно и шутя. Родитель вышел только что от книг, Его преследовал сю пору граф Потоцкий С историей тяж°лою и плотской Про то как девушек любил один старик. Старик терпел от страсти этой муки. Ложилось масло толстое как снег. Реб°нок посмотрел как человек. Отец, задумавшись, бер°т посуду в руки. Вот комментарий: пепельницу взяв Серебрянную, пользуясь каминным Огн°м, Потоцкий вылил стержень длинный, Впоследствии на пули тот разъяв. Вложив семь пуль в пазы машины грубой, Стреляет в рот себе отчаявшийся граф. (Сюжет истории тяж°л как книжный шкаф) Живая кровь подкладку ест у шубы. Зачем он сделал так? Он полагал, Что больше никогда не возродится, Коль пуля острая серебряною спицей Проткн°т его. Об этом написал Потоцкий в завещании. В комок Уже остывшей чечевичной каши Реб°нок смотрит, молчалив, бесстрашен, Взыскуя счастье. Взгляд его глубок. Но по столу бегут к тарелкам крысы, Сквозь окна - свет, тепло и кипарисы Ошибку видят в смысле графских строк. 11.1.96, пос. Октябрьский x x x Из русских мальчиков горланит сатана Поэзия должна быть. Глуповата Лишь вата жизни, коленкор заката. Обилье книг сгубило тайну сна. Откуда знает он как пишется зима Зима - процесс разъятия тепла Зима - сугроб засохшего стекла Она сказала так ему сама Чем больше пь°шь - тем радостнее свет Снимающий себя как маску. Там, за ней В кругу знакомых, значимых теней В огнях шутих, в кружении ракет Там, в чаще глаз, глядящих на меня Лежит пятно молочной пустоты Не поглощающее света, ни огня Не выдыхающее. Большей простоты Не видел я ни в детстве, ни сейчас, Когда снимая галстук и очки Стою у окон. Городской пейзаж Изнеженные ест мои зрачки. Там русский мальчик ловит самокат Как бабочку надувшимся сачком И синий ч°рт таится за кустом Послушно охраняя зимний сад. 15.1.96, пос. Октябрьский x x x Карлик, играющий со светом Это ты нарисовал картину, над которой Я смеюсь до сих пор: Потопленная на мокром месте эскадра Как разбитое наголо яйцо Куском бумажной жвачки Летит через трубочку В замирающие от ужаса райские кущи. - Sos, sos! - кричит последняя крыса Убегая от якорной свивающейся цепи. 999 тонн тухлого железа Плюхаются в заросли барбариса и шиповника Давя мангустов и павианов И тебе, царапающему металлической иглой На гладком камне надгробия рисунок Выедает кожу красными каплями Жидкая т°плая ткань Ты занят делом и не замечаешь Рубящего воздух винта От которого уже летят на землю Срезанные птичьи гн°зда И вер°вки с выстиранными рубашками Ты лишь рассеяно принюхиваешься К незнакомому запаху сол°ной морской воды Продолжая царапать иглой Мягкую поверхность камня. 17.1.96, пос. Октябрьский ПОРТРЕТ ВДОВЫ И МЕНЯ Смеясь над бородой моей Смотрела женщина с портрета Собачка на руках у ней Курила важно сигарету Кривые °жились дома У горизонта. Ближе к краю Как разлинованная тьма Нелепо ползали сараи Над головой моей вдовы Ползло небесное светило Клубком засушенной травы Лия, как будто через силу Покойный и неяркий свет. Собака, щурясь и чихая Искала что-то в голове Мохнатой лапою махая. И я вдруг руку протянул К улыбкам, свету, лицам дальним Но свет как будто-бы зевнул И стал отч°тливо реальным. Там я стоял уже. Со мной Вдова недавняя теснилась И заполнял картину зной И время здесь остановилось. Собака на руках вдовы Смотрела хитро, выдувая Клубы молочной синевы На солнце щурясь и чихая. А за оградой, морща лоб Сверкая бородою редкой Стоял уч°ный мой микроб С бутылками набитой сеткой. И руку то тянул ко мне, То возвращал е° обратно В раздумье или полу-сне На солнечные глядя пятна. 31.1.96, пос. Октябрьский ОМУТ Кто водится в омуте тихом? Никого там нет Только тво° отражение Борется с ящерицей. Тоска в глазах и тина у берега. Лампы дневного света Ба! Да там на дне Целая лаборатория, Там из людей делают водяные голлограммы И развозят по детской железной дороге В мышиные норы Уходящих вглубь сновидений. Мальчик сидит на узорном ковре Заливаемый желудочным соком радости Видя, как его отец Играет в карты Глядя в зеркало, Удруч°нно повторяя: - Дурак, дурак. 11.2.96 x x x Убегающие цветы Цветы цветы цветы Колосящиеся дома Дома дома дома Вырывающиеся оз°ра Оз°ра оз°ра оз°ра Исчезающие дети дети дети Появляющиеся деньги Деньги деньги деньги Сны, которые вс° объясняют Сны, которые вс° объясняют, Но которые так трудно запомнить Молчащая зима Зима зима зима Самозарождающиеся книги Книги книги книги Слова из которых ушли слова Ушли слова и остались лишь буквы Буквы, собирающиеся в слова По привычке Слова, читающиеся по привычке Не подчиняющиеся подсч°ту числа Числа числа числа Картины изображающие картины Изображающие картины картины картины Картины изображающие картины И ничего больше То и дело загорающаяся земля Но ливни откуда-то ливни А после - снега снега Музыка Музыка смеющаяся над музыкой Музыка потешающаяся над музыкой Словно музыка в цирке Симфония ударов Озвучание страсти Желаний желаний и страсти Свет, который кончился Книга, сопротивляющаяся, Даже противостоящая чтению Картина, норовящая отвернуться И музыка, смеющаяся над собой Пролетающее поле Где-то, не вижу где Человеческие голоса Нет никого Нет никого никого 1.2.96, пос. Октябрьский x x x Уже и март. Опять никто не нужен. Жир вяжет свитера Но их распускает острый воздух Кавказа В сыром облаке азота, соли и соловь°в Прохожу мимо заиндевелой стены аквариума На дне, среди камней и веток, Вороньих гн°зд, крысиных клеток Сидит, набычившись, Попов С набором пряных сигареток. Он рыба. Мироздание варит из него суп. А я кость, обглоданная муравьями и тиссо-самшитами. Меня любят городские квартиры, И я плачу им тем же, поддерживая чистоту и порядок. Зач°рпываю проплывающей прядью яд из аквариума Это буквы Ж, З и Д Выкусывают мне кожу на ладони. Змея, таракан и яшерица Плутон в окне каждого неч°тного дома Плю°т мне в глаза вишн°вую мякоть Прош°л февраль Не страшно выносить из дома последние вещи Можно идти по центру линии И ромб горизонта Будет подступать, подходить к подбородку Весна лечит обманом. О, счастье. 15.2.96, пос. Октябрьский x x x Вододуй, Водолей Толстая птичка забвения Громкий зайчик наступающего утра Я засыпаю и вижу тебя Бегаешь по шляпкам гвоздей на обочине городского парка Кормишь собаку сол°ными баклажанами Прода°шь пару мужских туфель на рынке Через три года тянусь я к тебе Егоза, умница, толстолобик Ты сможешь меня увидеть только тогда когда усн°шь Щепочка дыхания Женоподобные ангелы у кровати Пролетающие глаза жел.дор. состава Шум прибоя похож на шелест наползающих друг на дружку Огромных листов картона С пойманной рыбой в зубах На четвереньках выходишь из воды Просыпаешься дома 16.2.96, пос. Октябрьский x x x Воздух вдыхая чистый Вс° себя представляешь То молодым трубочистом То гренад°ром старым Перебирая завтрак Опережаешь память Лопаться будет завтра Щ°к одноцветных пламя Шл°пнут в окно морозы Ст°кла облепит пухом Выкипят вдосталь грозы Речь усомнится слухом Щ°лкнет Троицким мостом Ломкое переносье Кто-то, пониже ростом Скажет: усыновили Тебя городские пляжи Крашеных крыш лужайки И записные даже Книжки, блокноты, лица Вс° переменится, вспыхнет Ценности не имея Рыхлые ложноножки Прочь семенят, умеют Только и поневоле Согласия не давали Губы не говорили Пальцы не напевали Не торопи и ты же Но постояв у окон Ч°рные едут крыши Сладким питаясь соком 24.2.96, пос. Октябрьский БОГОМЯКОВ И CОМОВ Семь человек по семи домам Варят кашу из книг на 109 странице Лес преследует струйку убегающих лиц, А те в свою очередь визжат карнавальными масками. Вот тебе и год огня. Маразматики с палками: Сомов и Богомяков Сшибают с моей головы Ложноклассические птичьи гн°зда, Я тоже убегаю Оставляя за собой нежную нить лимонной цедры. Чудовище принюхивается, Появляется и вновь исчезает Ч°рный обрезок солнца. Богомяков и Сомов седлают мутирующие святыни, Голубые глаза идолов-дрозофил Разграфили в мо°м сознании Сетку координат, Теперь в ней двигается толчками Белая капля пешки, Под е° ступнями облегч°нно вздыхает земля. Богомяков и Сомов, Понукая медных тельцов и антрацитовых кумиров Ищут, куда упад°т мо° сердце. Копья шныряют их в рыжей шуршащей траве. Я хочу остановиться и сказать, Что и сам из их стана, Но крепкая печать замыкает мне уста, А дрожащее сердце принуждает бежать Ещ° быстрее и дальше. 27-28.2.96, пос. Октябрьский x x x Ноуменальность; значит ты постигаешь умом Домик, себя и с нарисованною трубой Пароход, отплывающий кверху обросшим дном, Возникающий вечер с отрезанною головой. И понимаешь: вечер стоит стеной, Словно вода вставшая на дыбы, Или брусок ч°рной земли ледяной, Нож, что отс°к тебя от твоей судьбы. Так и ид°шь, повторяя себе под нос: - Лиственница, сарай, устье гнилой реки. И заставляют быстрей повторять вопрос Холода глиняные локотки. Так и жив°шь; то куришь чужой грасс, То из письма в бутылке не узна°шь о том, Что отправлялся в плаванье кто-то из первых нас, Кто-то, кто очень интересовался дном. - Здесь ничего, так же как наверху Небо, земля, прочая дребедень. Я здесь сижу цар°м в бирюзовом мху, Или свою за космы таскаю тень. Вижу тебя. Мне отсюда прекрасно видно, как тебя несут на руках твои Горы и камни. Видимо ты знаменит, В горле тво°м живут, говорят, соловьи. Только, слыхал, ты открываешь рот Вмиг выползает оттуда прелестный звук. Благоухания твой заполняют грот, Золото все, что косн°тся твоих рук. - Брось ты, дружок, в мо°м горле живут муравьи, Сладкие кремы, патока и миндаль. Прах - к чему прикоснутся руки мои, Но хорошо, когда голубой февраль Тащит крючок из моей бороды, Режет в глазах ножами сол°ный л°д, Красным вином заполняет мои следы И по щекам пахучей газетой бъ°т. 28.2.96. 19:30, пос. Октябрьский x x x Темнеет рано. Красный нос заката Острей и тоньше. Как крысиный хвост Он пролезает в душу мне. Созвездья Лежат на дне, присыпаны песком Сухого неба в сетке мелких трещин; Похоже так на старое лицо Ночное небо. Будто смотрит кто-то Огромный, некрасивый, страшноватый. Того гляди прижм°т тебя ладонью Кудахтая, недалеко сбежишь. Уже так было: ночью я лежал Под небом полным и оно сердито Давило пятерн°ю на меня. Я задыхался. Астматичный кашель Душил меня. В тот миг я усомнился В эпитетах когда-то данных небу, Простор мне показался монолитом, И я как рыба ничего не понимал. Густой тяж°лый лес свисал над головою И шевелился. Плавала звезда Как брошенная в озеро монета. Тогда я понял, что лежу в воде И отчего так неподвижен плотный воздух. Я крикнул. Крик упал мне на лицо Сырою тканью. Небо шевельнулось И задрожало вс° передо мной. Тогда я и найти не мог спасенья. Рассвет освободил меня, но дрожь Пейзажей ч°рных снится до сих пор мне. Лекарство я наш°л, и сравниваю вот Ночное небо с зеркалом зат°ртым Глаза я узнаю, и лоб, и подбородок, И вижу как стекает к подбородку Мерцающая капелька слюны. - Ишь, нюни распустил; Но как ещ° отвлечься От страха утонуть в самом себе. 29.2.96, пос. Октябрьский CОН И КНИГА Медвежье время, тихое, пустое Нам в уши мягкую заталкивает вату Рукою нашей двигая, стирает Следы чернил с бумаги. Каждый шаг Есть шаг назад. Чем громче говоришь Тем меньше понимаешь: этот ш°пот Откуда взялся? Белые минуты Крупою снежной заполняют день. Старух с небес спускаю я на нитках, Так было раз во сне, когда я спал На берегу ледового залива, Напившись ярких вин. Солнцеворот Вращал в мо°м мозгу кол°са механизмов, Ответственных за мысли и за сон. Мне снилось: я живу с одной из книг Своей библиотеки как с женою, И наша связь случайна, ненужна. Мне надоело быть с ней. Я задумал Убийство страшное. Но книгу как убить? Насыпать яду ей? Но вин не пь°т со мною Бумажная наложница моя. Проткну е° ножом. Но редкий нож Согласен будет это сделать. Книга По-видимому в связи и с ножами. Следы я замечаю тут и там Обрезана страница, на обложке Царапина заметна. Прошлой ночью Я звон и шелест услыхал на кухне, Не обратив внимания. Сейчас Я понимаю - Книга наущала Столовые послушные приборы: Ножи и вилки. Помощи искать Средь них не стоит. Надо полагаться На собственную силу и сноровку, Ведь так уж было раньше. Год назад Я сж°г в печи три старые тетради, Сест°р тр°х сж°г, и крика их не слышал Никто. Никто не видел как горели Сияющие записи мои. Теперь сложнее - связь с проклятой книгой Всем очевидна. Плюс к тому, интриги Столового прибора вероятны. Судьбу свою желая облегчить Басовою струной я обвязал обузу И в муравейник жаркий опустил. Семь дней глодали ж°лтые страницы Кусачие лесные муравьи. Пока не треснули суставы перепл°та, Пока полоски кожи, извиваясь, Не сжались в усыхающий клубок. Я поспешил домой. Там зоркие ножи Уже шныряли, чуя преступленье Осматривая пристально меня. Один из них залезть пытался даже В рабочий стол. - Ну вот что, мелюзга Сказал я, подбоченясь - Вон отсюда, Лишаю вас приюта навсегда. Ножи, столпившись недовольной кучкой, Теснились в угол, но смирившись вдруг, Безвольно поплелись к дверям пустой квартиры, Похожие на маленьких собак. На утро я проснулся полон мыслей, Мне снилось: отвратительных старух Спускаю я с небес на тоненьких беч°вках, Скорей на нитках даже. Небосклон Пестрит марионетками. Старухи Запутались в тенетах, канители, Визжат, барахтаясь. Мне кажется - паук Спускает с неба эту паутину. Ан нет. То - я. Зачем же делать мне Вс° это? Или мстительная книга Проникла в сновидения мои, Их населяя ужасами ада? Старухи превратились в пауков, И медленно спускаются. Потея, Поглядывая вверх и надевая Пиджак и брюки, прочь я выбегаю Во сне из инфернального жилья. На лестнице скопилися ножи, Подмаргивая скверно, ухмыляясь Как стайка хулиганов. Вот от них Небрежно отделились хлебный нож И рыбный - самый маленький. Вразвалку Ко мне направились, попл°вывая на пол. Я предпоч°л вернуться. Дверь закрыв, Стою в прихожей и оттуда слышу, Как странный шелест населяет дом. Я посмотрел - огромный муравейник Стоял посреди комнаты и морды Лесных кусачих ч°рных муравь°в Жевали медленно невкусную бумагу Газет, журналов, книг, тетрадей. Вс° Бумажное - съедобное им было. Пучок глухих старух упал-таки на пол И тут же стал проворно расползаться. От страха стало скучно. Я привстал На ложе и воскликнул: Отрекаюсь! Сиял, сверкая ледяной залив, И по нему треща рыбацкий ялик Царапал полосы. Зам°рзшая трава Ласкала стены гладкие бутылки, Внутри блестели ч°рточки вина. И солнце синее над полем восходило. Высвечивая снега глубину, И трещины воды, И белые страницы И буквы нас, глядящих в небеса. 28.2.96. 15:02, пос. Октябрьский x x x Оцепенение. Земле не нужен я. Тяж°лый март гремит с небес спускаясь Двор тискает намокший обруч снега Курится фотография зимы Село безумствует. Собаки лижут шерсть Лежит травой домов многоселенье Горящий ангел падает в овраг Мечом кривым зач°рпывая пьяниц Как тесно в ящике почтовому письму Строк нити давят из себя конверты "Себя, тебя, откройте после смерти..." Я в душу заглянул, но там темно. Железный конь сипит в пустом лесу, Тень по поляне бегает за светом. Скорей бы лето. Хочется тепла, Уединения, вина и размышлений. Не хочется движений. Холод быстр, Медлительность он лечит словно доктор Египетскими мазями котлет, Свободным бегом за околицею дома. Зимою надо пить древесный спирт, Зимою надо есть медвежье мясо. Как надоела шапка с потрохами Тяж°лых мыслей. Сбрасывай е°. Пичужкой март влезает в переносье, Его ухватишь - вмиг отрежет пальцы, Свистулек понаделает. Отпустишь Иглой еловой голову пронзит. Я представляю март вагонной смазкой, Куском тавота, пущенным на блюдо Дерюжьей шубой щучьей, канифолью Март - это запах пастбищ городских. Зиме не нужен я и жду, когда Заполнит л°гкие зерно сырого снега, Когда табачный смерч сорв°т лицо. Порв°тся красною резинкой голос мой, Сугробы каркнут, вылетая из надбровий, Ликуя жидкой кашею, пшеном Продавится пространство. Рукоделье Тр°х серых месяцев распустит ж°лтый гром Новорожд°нным место уступая Щелчкам, поскрипыванью, уханью. Земле Встающей на ноги. Теперь уже свободной. 16.2.94, пос. Октябрьский МЕТАМОРФОЗЫ СЛОВА Кто пишет так - дурак, и хам, и мот Словами он разбрасываться рад, Кто пишет так - последний словокрад А кто его читает - словокрот. Есть смысл только в пеньи соловья И, если прок искать, - в ворчаньи кур Прислуживать за словом - чересчур Пусть слово уползает как змея В сигары бров, в колосья волосов, В любови сердц, в изжогу пустоты, В глазную мглу, в бурление часов, В тропинку торную, что вышили кресты Иссиня-ч°р, глубоко отреш°н, Пучки созвезд цедя как мокроту, Ловя скворцов плешивых на лету Пошатываясь как индийский слон Читающий преследует его, От рук нисходит осознанья свет, Они хвостами кажутся комет, Они началом кажутся всего Они пугают как пугает звук И сотни птах вдруг покидают куст Тяж°лый выдох оставляет уст Покатый домик. Не даваясь рук Само ценно пучком водорослей Выш°птывает шапку наголо Потом бежит как ч°рный иерей Через пески в горящее село Бер°т козу как город после битв Вороне дохлой расправляет рот В овале глаза бабочкой висит И держит ключ, который не да°т Ни мне, ни тебе, но ни бе, ни ме Баранчик ч°ртов, ты шуршишь в шелках, Готовишь норку т°плую к зиме, В бревенчатых танцуешь сапогах Глубокий хлад собою наводя Разрежешь невод шоколадным льдом И как налима вытащишь себя Бардо-Т°дол читая как Барто В багровых сумерках, жующих языки У спящих женщин, превращаясь в хну Ты красишь внутренность покинутой реки Мешком зашитым падая ко дну Но поднимаешься над лесом головой Свекольный сахар вдавливая в снег И вот уже кричишь как человек На свет рождаясь из себя самой Меняя пол-костюма словно пол И пол у шляпы мня, анахорет Ты оседлаешь конченный глагол То как огонь обгложешь табурет Терпя как вкус у водки и вина Свой подневольный бы метаморфоз, Морозною болванкою звеня, Оранжевой вцепясь морковкой в нос Пуская пух из книг, любимых там Где до сих пор хранится чан мощей Поэтов, эгоцентриков, сиамских юношей, теперь уж - овощей Ты в кровь войд°шь, но не закроешь дверь Пусть режет мироздания узлы Переливающийся жидкий красный червь Хвостом ошпаренным обшаркав все углы Так теплота уходит из души При виде поднимающихся вшей При свете загорающейся ржи При свете леденеющих полей. При виде отрока с антенною кнута Жующего резиновый калач, Приглядывая: блеет пустота, В окрестностях пас°тся рыбий плач. Он сторож; Он лелеет темноту И темнота дарит ему приправ Восточных вкус. Он слышит как во рту Горбатый дым безумствует, восстав Суля и пастбища с отборною травой Возросшей на крови убитых снов, Отборный дом суля сторожевой, Высокогорное раскрытое окно И свет за ним; Так обманув себя Он смотрит то, что нет. И это нет Полз°т в него, выталкивая я И настоящий вытесняя свет. Вс° нипоч°м, и лихо хохоча, Воруя вдоль заборов огурцы И спицы мотоцикловы верча Он убегает. Шерсти клок с овцы В руках дрожащих держит темнота. Хаос повержен снов а втиснут ключ И вот замок висит на кольцах рта И бъ°т поверх лица Кастальский ключ. 16.2.96, пос. Октябрьский CТИХИ ИЗ РОМАНА "АД ДА" Посвящается Мише Попову и Саше Пушкину "...теперь мы там не жив°м Домик наш - водо°м, Рак-отшельник сидит В атласе южных планид. Теперь тебе хорошо, Небо - твой порошок, Пч°лы - твои друзья, Ангелы, ну и я. Теперь в аду - снегопад, Снег поглощает ад, И буковки березняка Смыла белил река. Теперь тебе невдом°к, Что А и Д - это рок. (Рок - это значит "всегда" Буковки Д и А...)" ........ x x x Медленно и тихо зацветают липы, водятся полипы, лопаются сливы. Зеленеют шляпы, колосятся кожи, и деревья тоже, и деревья тоже. В городе просторно, медленно и сорно, яростно и тихо, горячо и сухо, и летает муха, и летает муха. Пахнет облепиха, говорит олива, лопается слива, лопается слива. Истекают соком улицы морские, высоки дома ничьи-сторожевые. Медленно и сухо засыпают мухи, говорят собаки, чешутся старухи. Рукава играют, зеленеют кожи. И скамейки тоже, и скамейки тоже. А собаки речи говорят такие голубые злые ч°рные большие. Непонятно митинг развернулся скоро, у теней забора, у теней забора. За унылым миром - тихие квартиры, золотые гири, медные кумиры. Ж°лтые пижамы, розовые кожи и деревья тоже, и деревья тоже. Ну а время где же, ну а время что же? - исчезает тоже, понемногу тоже. ........ x x x Расстояние т°плой проточной воды переклеило лица как хрупкие льды. Долго ждали у моря беды рыбаки и бродяги, сомнительный люд: ты послушай, как в крючья тяж°лые бьют проходимцы от точных наук. Ты вдоль берега чешешь хорьков и собак. Узловатые свастики щупает зрак, и глаза ослепл°нных зевак. А бумаги в руках кувыркают снега, и дожди под ногами вошли в берега, и овраги взошли на руках. Словно флоксы и розы, как ч°рная сыпь - на глаза твои больно взглянуть. А рассыпанный бисер слагается в нить - так прочти, если сможешь заснуть. Я прочту, ну а ты поясни дураку: на каком мне болтаться суку? Если в местности этой не знает осин ни пастух, ни собачник, ни сын. Это облако будет лежать в головах, и собаки ворочаться будут в глазах, если ты поперхн°шься слюной. Это ч°рное частье, смешавшись с огн°м, постепенно предстанет тобой. И тебя будут путать, и не различит фотография смерти твоей. Как луна в молоке, будешь плыть на спине в промежутках еловых ветвей. ........ x x x Стал задумчивым наш кинозал, овцебык не пас°тся в траве, кинозал наш сегодня устал, многолюдно сегодня везде. Первым мая встречается люд в закоулках густых площадей. И в тарелки блестящие бьют грозди красных вес°лых людей. Над людьми поднимается пар, из людей выделяется пот, золотой голосит самовар, голубой подпевает забор. В зоопарке сме°тся толпа, бродит грустный седой овцебык, крошки хлеба летят со стола, и считает по пальцам старик: - Это А, это Б, это Ц: получился сплошной витамин. И морщины его на лице гонят волны таких же морщин. Палец бел на руке у него. Треуголка на темени вверх поднимает свои треуго и его разбирается смех. ........ x x x Ни цветные капельки бактерий, ни пустые шарики фантазий - поселились в нашем тихом сквере палочки нетрезвых безобразий. Разбежались бежевые жвала у простых животных, насекомых. Ты мою соломинку жевала в обществе пейзажей невесомых. Там летали стаи дирижаблей неземных, язвительных расцветок и рубил закат молочной саблей прутья ивовых многосторонних клеток. Пьяные каталися в карете по холмам стоящим очевидно. Не нуждалась ты в мо°м совете. В яблочном нуждалась ты повидле. Повиднее чтобы получилось место твоего расположенья, чтобы небо ч°рное лучилось и текло назад в изнеможеньи. Лишь для этого сидела ты угрюмо в обществе сомнительных пейзажей, собирая косточки изюма по следам недавних экипажей. Я же на другой лежал странице, опираясь на тяж°лый детский ранец, и лизал как сахар черепицу, и не отзывался, иностранец. ....... x x x Шестикрылое зарево сна прояснило тебя и меня. Объяснения - это стена, за которой считалочки дня. Там корзиночки талой воды подают в падежах молодых, там плывут шестикрылые льды среди потусторонней воды. - Эй, гарсон, принеси мне печаль, почечуя мне тоже неси. Мне наскучил порядочный чай на последнем сво°м небеси. - Айн момент, приготовим заказ, ты пока покури, айн момент. Через год мне несут на показ заказал что недавний клиент - золотую подкову дождя и железную палочку сна.