Страница:
– Аккуратней, Роман Израилевич, а то получится как в прошлый раз, только юбку мне запачкали, – излишне грубо подтолкнула его Тина, но Бернс уже не слышал, он возился с упрямой молнией своих брюк.
Глава восемнадцатая
Еще недавно Тина не представляла как может измениться ее жизнь, плыла по течению, терпела Бернса, мечтала закончить среднее образование, а сейчас… Стоя на кладбище, около могилы, вырытой для ее Ладки, красавицы, неисправимой авантюристки, ее подружки с самого детства, Тина не держала слез, она была рада, что еще может плакать. Родители Лады, Антон Иванович и худенькая, похожая на ненецкую девочку Айра Самировна, стояли, поддерживая друг друга, к ним подходили люди, родственники, знакомые или просто зеваки, которых на кладбищах так же много, как и на светских мероприятиях. Некоторые любят чужое горе.
Тина стояла одна, Давид взял в свои руки устройство ритуала и сейчас о чем-то говорил с кладбищенскими рабочими. К ней никто не подходил, вот когда она прочувствовала свою славу! В обычной жизни, ей было все равно, о чем думают люди, глядя на нее, но сейчас она многое бы отдала, что бы запросто подойти к родителям Лады, обнять Айру Самировну и плакать вместе с ней над закрытым гробом ее дочери. Слезы лились на кружевную косынку, укрывшую медно-золотые волосы, на строгое черное платье. Ничего, подумала она, придет время, и мы отомстим тому, кто отнял жизнь у красивой, молодой женщины и любимого мною мужчины,…любимого?
Тина уже не раз думала о гибели Павлова, их отношения были кратки и совсем не просты, но она чувствовала, что это была первая любовь в ее жизни. Первая, до сих пор Тина ни к кому не испытывала таких противоречивых чувств, сексуального влечения, никому не говорила "люби меня". В физическом смысле она познала множество мужчин, но это было нечто иное, что она воспринимала как ткачиха веретено, кондитер – мешок из которого выдавливает крем, украшая свои торты, медсестра – шприц. То было ее работой. Труд – тяжелый, грязный труд. А Павлов был мужчиной, тем самым, который не вписывался в ее трудовой график. Он был ЕЁ мужчиной. Только её. Панихида заканчивалась. Давид подошел к Тине.
– Надо проститься. Пойдем.
– Я не могу.
– Я с тобой, пойдем.
Они подошли к гробу последними. Айра Самировна отвернулась, Антон Иванович обнял ее за плечи. Тина, сопровождаемая Давидом, под взглядами толпы, подошла и дотронулась рукой лакированной поверхности гроба.
– Прости меня, Ладушка… – не выдержав, упала на колени, прислонившись лбом к "Ладушкиной ладье". Подоспевший Антон Иванович и Давид подхватили Тину под руки.
– Не надо Тина, не вернуть… – произнесла Айра Самировна и приняла Тину в объятия, простив, как родную непутевую дочь.
Ельская городская больница ничем не отличалась от областных больниц. Те же обшарпанные стены, рваный линолеум полов, хорошенькие медсестры отделения урологии и тучные грозные стражи гнойной хирургии. Виолетта поступила сюда по линии скорой помощи – сначала в реанимационное отделение, потом палата в хирургическом отделении. Веточкина мама, Анна Евгеньевна, дежурила около дочери и день и ночь. Сколько стоило ей труда умолить персонал не гнать ее, но, в конце концов, у людей есть сердце и Анне Евгеньевне предоставили раскладную кровать в коридоре хирургического отделения, в которое, спустя двое суток была переведена Веточка. Но все сказочным образом переменилось, когда в городскую больницу прибыл загадочный иностранец, знакомый Веточки. Так узнал Маурицио домашнее имя своей пропажи. Веточка. Где вы, уважаемый иностранец, познакомились с нашей Веточкой? Говорит, были дружны, и вдруг Веточка исчезает внезапно. Он переживал, беспокоился. Обходительный такой, но по-русски говорит плохо. Доброе сердце у Анны Евгеньевны, так Маурицио стал ее верным помощником. У денег язык интернациональный. Перевели Веточку в отдельную палату, с телевизором, правда Веточке он был не нужен, все время спала, сказывалась травма головы и открытые переломы ног, кололи Веточке болеутоляющие да снотворные. Теперь стало легче Анне Евгеньевне, дежурили с Маурицио по очереди. Приезжал и Веточкин отец, Алексей Дмитриевич, сначала отнесся к иностранцу настороженно, но Анна Евгеньевна убедила его, что Веточка познакомилась и сдружилась с Мариком (так, для простоты, его звал весь персонал и сама Анна Евгеньевна) в Милане. А какой он обходительный, а как за Веточкой ухаживает, и вовсе не о чем беспокоиться!
Алексей Дмитриевич побыл немного и уехал в Ангельск, работать надо. На утро четвертого дня пребывания Веточки в больнице приехала Тина и еще какой-то незнакомый Анне Евгеньевне молодой человек. Если бы могла Анна Евгеньевна, то запретила бы Веточке общаться с Тиной, но дочка уже взрослая и советов родителей слушать не хочет. Переломила себя Анна Евгеньевна ради дочери, подошла к падшей женщине. Тина поздоровалась и сказала, что раньше приехать они не могли, Ладу хоронили. Заплакала Анна Евгеньевна, уткнулась в Тинино плечо, постояли, роняя слезы. Потом она стала рассказывать Тине о состоянии Веточки, и что приехал ее друг. Друг? Тина вздернула брови. Ма-у-ри-ци-о Ка-ми-ли-е-ри. Ах, да, слышала Тина от Веточки, что был у нее такой приятель. Слово "приятель" резануло слух Анны Евгеньевны, но она решила, что Тина причесывает всех одной гребенкой.
Веточка сейчас спит, с ней Марик. Посмотреть? Посмотреть можно. Только не шуметь.
Анна Евгеньевна проводила Тину и молодого человека по имени Давид в Веточкины "апартаменты".
Молодой мужчина, лет тридцати пяти, названный Анной Евгеньевной "Мариком", сидел около постели спящей Веточки. Увидев входящих, он привстал, но на знак Анны Евгеньевны, снова сел на убогий стульчик, когда-то с гордостью носивший имя "венский".
Тина и Давид подошли к больничной кровати. Спящая Веточка была бледной, голова в бинтах, ноги в гипсе на растяжках. Что же сделали с красотой?! Марик ревниво оглядывал непрошенных гостей, кто такие?
– Знакомьтесь, Марик – Тина, подруга Веточки и Лады, царствие ей небесное, и Давид, – сказала тихо Анна Евгеньевна. От упоминания имени Лады Давид вздрогнул и побледнел.
– Che sucesso? – спросил Маурицио, уже видевший реакцию людей на несчастье, случившееся с Веточкой и несчастливой Ладой.
– Все нормально… – произнес Давид, сразу проникшись к итальянцу симпатией.
– Тина, я много слишаль о вас от Ветьочка, – сказал Маурицио, чтобы как-то разрядить обстановку.
– Я тоже, сеньор Маурицио, – ответила Тина – Спасибо, что вы помогаете Анне Евгеньевне.
– Мине трудьно говорит Анна Еугениевьнья, – с трудом произнес Маурицио, обращаясь к Анне Евгеньевне – Мождно говорит мамма?
– Можно, сынок, – сказала Анна Евгеньевна, и заплакала, чем очень смутила Маурицио. Он подумал, что был бестактен.
– Все хорошо, сеньор Маурицио, – успокоила его Тина – можно говорить мама. А сынок, это по-итальянски il figlio.
Маурицио взял руку Анны Евгеньевны, утиравшую проступившие слезы, и поцеловал.
Давид потянул Тину за рукав, она поняла, и сказала Анне Евгеньевне и Маурицио, что они приедут навестить Веточку завтра, а сегодня им еще надо успеть к Айре Самировне и Антону Ивановичу. Анна Евгеньевна передала свои соболезнования Ладиным родителям и пожелала всем всего хорошего, и еще разрешила бывать у Веточки в любое время.
В Москву Давид отправился самолетом. Приземлившись в аэропорту Шереметьево-1, он взял такси и к полудню уже входил в здание на Лубянской площади. Выписанный на его имя пропуск хранился на посту у прапорщика, который, доставая его из ячейки сейфа, невольно продемонстрировал висевшую на поясе кобуру.
В кабинете следователей находился один Николай Амбросимов, Наумов был командирован на похороны Павлова, вернее его останков. Давид предоставил следователю подготовленные документы, запротоколированные беседы со свидетелем Кренниковой Ладой Антоновной. Без подписи оной, но это личные бумаги адвоката, которые он не обязан предъявлять следствию, в интересах своей клиентки, но в связи с происшедшими событиями, понимая, что своими материалами он поможет снять подозрения со своей клиентки и закрыть дело, все свидетели и подозреваемые которого, уже мертвы.
– Это обстоятельство не кажется вам странным? – задал вопрос Амбросимов.
– Мое мнение таково – взрыв связан с деятельностью Браско, и цель его не гражданки Кренникова и Архипова, а помощник Браско Павлов Виктор Федорович.
– Вы имели личные беседы с Павловым?
– Имел, Павлов приехал к моей клиентке и гражданке Архиповой с предложениями явиться в качестве свидетелей, как я понимаю, предложение поступило от вас. Он упоминал фамилию Амбросимов.
– Вы верно понимаете. Как вы считаете, имеет ли дело Ризио какие-либо перспективы?
– Абсолютно никаких. Персоны, имевшие прямое отношение к убийству Ризио мертвы, и Браско, как потенциальный убийца, о чем поведала мне моя клиентка, и Павлов, который спрятал труп в морозильник, и моя клиентка являющаяся свидетельницей преступления совершенного Браско в отношении своего соотечественника Джованни Ризио. Орудие убийства уничтожено. Все, что мне известно об убийстве, изложено документально.
– Ну что ж, спасибо. Мы не заинтересованы в раздувании дела Ризио-Браско -До свидания. Надеюсь, дело будет закрыто.
– Мы известим вас. Кстати, сегодня на Николо-Архангельском кладбище состоится гражданская панихида и похороны Павлова.
– В каком часу?
– Я думаю, вы успеете.
– Постараюсь, я слышал, он герой войны.
– Война сейчас на улицах, – вздохнул Амбросимов и проводил Давида до лифта.
На звонок в дверь квартиры, где проживала Галина Осиповна Град, открыл отчим Тины, Игорь Львович Нолин. Тина вошла в тесный коридор.
– Валентина! Здравствуй, я очень рад…
– Где мама?
– Галя на работе.
– А ты что, альфонствуешь?
– Ну, зачем ты так, работаю во вторую смену.
– Я собственно к тебе.
– Прошу, проходи.
Тина прошла в комнату, стену которой украшал Тинкин портрет в школьной форме.
Фотографию сделали к выпускному вечеру восьмого класса. Валентина Андреевна Град, хорошенькая рыжеволосая девчушка, с бантами в пышных хвостиках и белым фартуком на строгом коричневом платье. Тина огляделась, она в первый раз была на новой квартире матери. Галина не вынесла косых взглядов соседей, знавших еще Валентининого отца и то, что сотворила с собой Валя-Валентина, там, где они проживали раньше. Вот и переехала с новым мужем на новую квартиру. Игорь выглядел хорошо, повзрослел и немного робел в присутствии Валентины.
– Не бойся, приставать к тебе не буду, – успокоила его Тина.
– Я и не думал, – встрепенулся Игорь, – хочешь чаю, кофе?
– Нет, я на минуту. Знаешь, что случилось с Ладой?
– Знаю. Это ужасно, такая красавица и такая молодая…
– Ветка в Ельской больнице. Ноги переломаны, головой ушиблась сильно. Наверное, останется инвалидом.
– Валентина я очень сочувствую…
– Ладно. Я тут общалась и с Веткиными и с Ладкиными родителями, вот решилась придти к вам. Только матери в глаза смотреть боюсь, реветь начнет.
– Ну, что ты, Валя, приходи вечером, Галина будет дома одна, поговорите.
– Нет. Может быть позже. Я тебя попросить хотела… береги ее, вижу, ты ее любишь, и возраст здесь не причем. Дура я была, только сейчас понимаю.
– Спасибо, Валя. Я буду беречь.
– Вот и хорошо. Пойду я. Прощай, Игорь.
– До свидания, Валя.
Когда он смотрел на спящую Веточку, на глаза у него навертывались слезы. Как же так? Я мужчина, потомок древнего рода, это сейчас семья занимается изготовлением обуви, но когда-то не чуралась и военных компаний. Маурицио всегда чувствовал себя сильным, уверенным, но лишь дело касалось Виолетты – все, давал слабину, плавился как воск. Знал, что не любила, позволяла любить себя, бывала с ним надменна, и он был уверен, появись на ее горизонте мужчина богаче, интереснее, только и видел ее Маурицио. Как он взбесился тогда, подумал, что она прячется от него, бросила и трусливо боится признаться в лицо своему любовнику. А вот ведь как оказывается! Втянула ее Лада, упокой господи душу ее, бросились в бега, как девчонки! Ни слова не сказала Маурицио, и вот чем все закончилось. Еще неизвестно, когда придет в себя, то, как отреагирует на его нахождение близ нее, на его сближение с ее семьей? Полдела, если помнить ничего не будет, а если прогонит, то что будет делать Маурицио? Надо заручиться поддержкой Тины, да и Давида тоже. Он мужчина, он поймет. Третьего дня Веточке сняли повязку с головы, волосы обстрижены, ежиком, такая она беспомощная, такая прозрачная, что видно как бьется венка на тоненькой шее. Руки Веточки исколоты иглами капельниц, иногда разрешают Маурицио протереть ее лицо и руки салфеткой. Но что касается туалета интимных частей, то гонят из палаты, как будто он посмеет коснуться ее с порочной целью. А он-то лучше знает ее тело, каждую ложбинку, каждую родинку, все им было зацеловано, и справился бы он лучше всякой санитарки. Неделю Веточка ни разу не открыла глазки, все колют ей какую-то дрянь, надо уговорить Анну Евгеньевну и Алексея Дмитриевича, чтобы они дали согласие на перевозку Веточки в Италию, в лучшую клинику. А чтобы дело быстрее пошло, Маурицио готов жениться.
Только как посмотрит на это Веточка, даст ли свое согласие?
Ура! Сегодня великий день! Она пришла в себя и даже узнала Маурицио! Глухо спросила "что ты здесь делаешь?", но, слава Мадонне, рядом была Анна Евгеньевна, которая так расхвалила Марика (чудное имя!), что Веточка не стала возражать или сил у нее не было. Она бодрствовала целый час, потом утомилась и уснула. Дрянь ей колоть будут меньше.
Травма головы сказалась на знании Веточкой итальянского языка, она его почти не помнит, отдельные фразы иногда всплывают. Ну да бог с ним, зато Веточка совсем перестала говорить по любому поводу "дьявол", что ему как католику приятно.
Откуда взялось у такой нежной девушки мушкетерское ругательство? Анна Евгеньевна и Алексей Дмитриевич не возражают против лечения Веточки в Милане. Про замужество говорят: решайте сами, главное, чтобы было по любви. А как же, я ее люблю! Как ответит сама Веточка?
Приезжала Тина, обещала поговорить с Веточкой. Тина славная, только задумчивая.
Я слышал, что она работает в порно-индустрии. На мой взгляд, это выбор самого человека. У нас в Италии порнозвезды баллотируются в парламент. Главное Веточка прислушивается к ней и, похоже, согласится ехать со мной в Италию. Надо заняться визами.
Веточка наотрез отказалась говорить о замужестве. Сказала: "зачем тебе инвалид?".
Я не напирал, но объяснил, что весь реабилитационный период, до полного выздоровления, Веточка будет жить в моем доме, и мои родственники будут довольны, если со мной будет жить моя жена. Веточка усмехнулась и совсем так же, как и раньше надменно спросила: "а в роли любовницы я перестала тебя устраивать?". Я рад, что она не отказывается от близких отношений со мной, в каком бы то ни было виде. Но я хочу жениться на ней. Поживем, увидим.
Мы улетаем через несколько дней, рейсом "Аэрофлот-Норд" до Москвы, а затем "Алиталией" в Милан. Я заказал полное обслуживание, носилки и медсестру, так что Анна Евгеньевна и Алексей Дмитриевич зря беспокоятся. Понятно, что им жаль расставаться с Веточкой, но я убедил их, что мы будем им рады в любое время, и Веточке будет лучше в Милане. А когда она встанет на ноги, мы непременно навестим их в Ангельске. Приезжали прощаться Тина и Давид. Мы обменялись адресами и телефонами, хорошо, что у Веточки такие друзья. Жаль бедную Ладу.
Глава девятнадцатая
– Ветка очень хорошо помнит тот вечер, когда они уезжали в Москву, – рассказывала Тина Давиду. Сегодня она была в больнице у Виолетты, та чувствовала себя вполне сносно и могла поговорить с Тиной. Маурицио и Анна Евгеньевна дипломатично ушли пить кофе. Итальянец понравился и Давиду и Тине, и та посоветовала Виолетте "не дурить" – то, что он любит ее видно и невооруженным глазом. Повезло. Во всем повезло, и то, что живая осталась, и то, что есть мужчина способный взвалить на свои плечи тяжелый груз и не бояться ответственности.
– Да зачем ему нужна инвалидка! – жалобно прошептала Виолетта – Жалость пройдет, а калека будет висеть на шее пудовою гирею.
Но Тина была убеждена, что Маурицио – это Веткин шанс. В конце концов, слабенькая Ветка сдалась, не было сил препираться.
– Павлов отослал Ветку к машине, – Тина продолжала пересказывать свою беседу с Виолеттой, – она спустилась на лифте. Сумки прихватила с собой, но ключей от Ровера у нее не было. Она стояла около машины, охранники сидели в будке. Кроме компании подростков из дома никто не выходил.
– Что за компания? – поинтересовался Давид.
– Обычная. Выпили и дурачились. Ветка вспоминала, что какого-то Васю заставляли выпить.
– Сколько человек?
– Вроде пятеро.
– Я проверю, живут ли в нашем доме эти личности, – Давид сделал пометки в блокнотик, и задумался, покусывая колпачок ручки, – видишь ли, Павловский Ровер стоял на виду у охраны, дежурный клянется, что никто к нему не подходил, кроме подростков, но их просили присмотреть за сумками.
– Точно! – вспомнила Тина – Ветка попросила одного паренька… Когда мы вышли из подъезда, сумки стояли у Ровера, охранники сказали, что прогнали компанию, шумели сильно.
– Как звали того паренька?
– Аркадий.
– Тина, нам нужна помощь детектива! – Давид вскочил и заметался по комнате, боясь упустить мысль. – Во-первых, это обычно отставные работники силовых структур, а нам нужна информация, о том, как идет следствие по факту взрыва Ровера. Во-вторых, Бернс не должен догадываться о нашем собственном расследовании, мы должны быть в радиусе его видения.
– Согласна, – сказала Тина и выдала давно вертевшуюся на языке фразу. – Давид, я хочу, что бы детектив собрал материал и на Бернса. Кто делает за него грязную работу, грубо говоря "крышует"?
– Я и сам об этом думал, Тина, – задумался Давид. – Крыша Бернса мне неизвестна, взносы перечисляются на счет, курьеров не было.
– Я все чаще склоняюсь к мысли, что без Бернса здесь не обошлось… Чего Роман Израилевичу париться? На похороны Павлова я не ездила, а что было, то прошло.
Нет человека, нет проблемы. В смерти Павлова, во всяком случае, Бернс точно был заинтересован, еще хвастал что "у него и мушка не пролетит".
– Кто заключит договор с детективом? – спросил Давид – Мы оба, в случае недееспособности одного, информация будет передана другому.
– Недееспособности?
– Детка, – усмехнулась Тина, – если так легко убили троих, с чего ты взял, что пожалеют нас?
Тем временем в Москве оперативным отделом готовилось заключение по делу Ризио-Браско.
В кабинете заместителя начальника управления, полковника Николая Ивановича Борового, собрались все, кто занимался делом граждан Итальянской Республики.
Николай Амбросимов получив разрешение полковника, начал зачитывать подготовленное заключение:
– Гражданин Джованни Ризио, подозревался в незаконном распространении наркотиков на территории Российской Федерации. Обвинение снимается в связи со смертью.
Каналы сбыта продолжают разрабатываться оперативной группой отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.
Амбросимов откашлялся и продолжил:
– Гражданин Джеронимо Браско подозревался в убийстве гражданина Джованни Ризио.
На основании заключений судмедэкспертов гражданин Джованни Ризио скончался от нанесения ножевой раны. Мотив убийства – разногласия в финансовых отношениях между вышеупомянутыми гражданами. Гражданин Джеронимо Браско скончался от сердечного приступа в присутствии свидетелей Николая Амбросимова и Алексея Наумова, входящих в оперативную группу и присутствующих здесь. Обвинение снимается в связи со смертью.
Полковник Боровой согласно кивнул головой Амбросимову. Амбросимов продолжил:
– Гражданин Российской Федерации Павлов Виктор Федорович подозревался в пособничестве обвиняемому в убийстве гражданина Ризио. Им уничтожено орудие убийства и спрятан труп гражданина Ризио в морозильной установке ресторана, принадлежащего гражданину Браско. Обвинение с гражданина Павлова снимается в связи со смертью.
– Гражданка Российской Федерации Лада Антоновна Кренникова на просьбу явиться для дачи показаний, выехала из Агельска на проведение следственных мероприятий.
В связи со смертью все подозрения отклоняются.
Полковник взглянул на Амбросимова: заканчивай.
– Расследование обстоятельств взрыва принадлежащего гражданину Павлову Виктору Федоровичу автомобиля Лэнд Ровер Дискавери, результатом которого явилась смерть вышеупомянутого гражданина и гражданки Кренниковой Лады Антоновны, передается Ангельскому управлению Внутренних дел.
Полковник встал, оглядел всех присутствующих и произнес:
– Дело закрыто. Спасибо за работу.
После похорон Лады съемки новой картины возобновились. Давид вернулся из Москвы, и Бернс посчитал нужным собрать совещание. В конференц-зале во главе с Бернсом собрались Сара Абрамовна, главный экономист Лескова, режиссер Клюкин, звезды картины Тина Гранд и Иван Драго, директор картины Михалыч и референт продюсера Давид Коткин. Каждому были розданы папки с графиками ближайших съемок, смета затрат и перспективный план на ближайший месяц. Бернс надел очки и внимательно выслушивал желающих взять слово. Тина сидела молча, с отсутствующим видом, чем обратила на себя его внимание.
– Тина Андреевна, а вы что думаете по этому поводу? – спросил он неожиданно, прервав речь главного экономиста.
– С моими восемью классами, я, Роман Израилевич, могу только ноги раздвигать, – медленно начала Тина, и продолжила далее, все преображаясь, – но если вы считаете, что я могу заменить Ирину Александровну, то давайте меняться. Она фотогенична, я думаю, у нее недурно получится.
Ирина Александровна пошла красными пятнами, и чуть не села мимо своего стула, благо Михалыч вовремя подал ей стакан воды.
– Я поинтересовался у вас Тина Андреевна, что вы думаете по поводу наших убытков за прошлый месяц, – грозно одернул ее Бернс. – Я вовсе не предлагал меняться с уважаемой Ириной Александровной.
– По поводу убытков… Думаю, что с человеком, принесшим убытки нашему продюсерскому центру, надо расстаться.
– Даже так? – глядя поверх очков, переспросил Бернс.
– Именно так вы бы и поступили, Роман Израилевич?
– Верно.
– Ну, а поскольку виноватой оказалась я, то…
Тина придвинула к себе чистый листок бумаги и размашистым почерком написала заголовок "заявление". Бернс вскочил со своего кресла.
– Доиграешься…
– Наигралась уже, – сказала Тина и краем ладони провела по горлу, показывая степень своего недовольства. Быстро черкая шариковой ручкой, она заполнила часть листа и лихо подписалась. В гробовом молчании швырнула листок в сторону продюсера. Листок спланировал на пол около начищенных туфель Бернса.
– Незаменимых нет, – сказала Тина, и гордо вскинув голову, направилась к выходу.
– Тина! – крикнул ей вслед Бернс. – Смотри!
Он взял поднятый Давидом листок и с яростью изорвал его на мелкие кусочки. Тина лишь усмехнулась и оглушительно хлопнула дверью.
– Давид, – приказал Бернс, – верни ее.
Давид быстро пересек конференц-зал и вышел вслед за Тиной. Она быстро удалялась по длинному коридору.
– Тина! – окликнул Давид. – Подожди!
Она остановилась и с улыбкой дождалась, пока он, запыхавшись, приблизился к ней.
– Ты, что, с ума сошла?! – воскликнул Давид. – Ты рушишь все наши планы!
– Ох, и надоел он мне до чертиков, – спокойно ответила Тина. – Ты что, не знаешь своего дядюшку? Это показательные выступления. Решил выпороть меня в назидание другим, что б не повадно было. Да только на такую реакцию не рассчитывал.
– И что теперь будем делать? Сама же говорила о том, что считаешь Бернса причастным!
– Да ничего не будем делать. Иди к нему, скажи, что успокоил меня, застыдил, и я жду твоего дядюшку после совещания у себя дома.
– Ты серьезно?
– Совершенно серьезно. Но ты должен ненавязчиво обозначить свою главную роль в нашем примирении. Ты будешь незаменимым, Давид. Бернс должен безоговорочно тебе доверять.
– Я понял, Тина. Все сделаю. Ну а ты как, справишься?
– Еще бы. Роман Израилевич будет доволен. Иди.
Давид пошел по коридору, несколько раз обернувшись на Тину, задумчиво стоявшую около окна. Совещание продолжалось, Давид занял место рядом с Бернсом и периодически что-то нашептывал ему на ухо, от чего лицо продюсера то делалось багровым, то мертвенно бледнело.
Тина подготовилась к приходу Бернса, она была уверена, что он воспользуется ее приглашением, но прошло несколько часов после того, как она покинула совещание, а продюсера все не было. Ей надоело ждать, она разделась, скинула кружевное белье, призванное разжечь огонь в застывших чреслах старика, и надела домашнее кимоно. Звонок прозвучал, когда она, приняв душ, собиралась лечь в постель с томиком детективного романа. Тина открыла, Бернс молча прошел в просторный холл.
– Что-то поздно вы Роман Израилевич, – упрекнула его Тина, думая, а не выставить ли его вон?
– Занят был, искал тебе замену, – Бернс прошел в гостиную, по-хозяйски сел в кресло и бросил Тине, – виски принеси мне.
Глава восемнадцатая
Еще недавно Тина не представляла как может измениться ее жизнь, плыла по течению, терпела Бернса, мечтала закончить среднее образование, а сейчас… Стоя на кладбище, около могилы, вырытой для ее Ладки, красавицы, неисправимой авантюристки, ее подружки с самого детства, Тина не держала слез, она была рада, что еще может плакать. Родители Лады, Антон Иванович и худенькая, похожая на ненецкую девочку Айра Самировна, стояли, поддерживая друг друга, к ним подходили люди, родственники, знакомые или просто зеваки, которых на кладбищах так же много, как и на светских мероприятиях. Некоторые любят чужое горе.
Тина стояла одна, Давид взял в свои руки устройство ритуала и сейчас о чем-то говорил с кладбищенскими рабочими. К ней никто не подходил, вот когда она прочувствовала свою славу! В обычной жизни, ей было все равно, о чем думают люди, глядя на нее, но сейчас она многое бы отдала, что бы запросто подойти к родителям Лады, обнять Айру Самировну и плакать вместе с ней над закрытым гробом ее дочери. Слезы лились на кружевную косынку, укрывшую медно-золотые волосы, на строгое черное платье. Ничего, подумала она, придет время, и мы отомстим тому, кто отнял жизнь у красивой, молодой женщины и любимого мною мужчины,…любимого?
Тина уже не раз думала о гибели Павлова, их отношения были кратки и совсем не просты, но она чувствовала, что это была первая любовь в ее жизни. Первая, до сих пор Тина ни к кому не испытывала таких противоречивых чувств, сексуального влечения, никому не говорила "люби меня". В физическом смысле она познала множество мужчин, но это было нечто иное, что она воспринимала как ткачиха веретено, кондитер – мешок из которого выдавливает крем, украшая свои торты, медсестра – шприц. То было ее работой. Труд – тяжелый, грязный труд. А Павлов был мужчиной, тем самым, который не вписывался в ее трудовой график. Он был ЕЁ мужчиной. Только её. Панихида заканчивалась. Давид подошел к Тине.
– Надо проститься. Пойдем.
– Я не могу.
– Я с тобой, пойдем.
Они подошли к гробу последними. Айра Самировна отвернулась, Антон Иванович обнял ее за плечи. Тина, сопровождаемая Давидом, под взглядами толпы, подошла и дотронулась рукой лакированной поверхности гроба.
– Прости меня, Ладушка… – не выдержав, упала на колени, прислонившись лбом к "Ладушкиной ладье". Подоспевший Антон Иванович и Давид подхватили Тину под руки.
– Не надо Тина, не вернуть… – произнесла Айра Самировна и приняла Тину в объятия, простив, как родную непутевую дочь.
Ельская городская больница ничем не отличалась от областных больниц. Те же обшарпанные стены, рваный линолеум полов, хорошенькие медсестры отделения урологии и тучные грозные стражи гнойной хирургии. Виолетта поступила сюда по линии скорой помощи – сначала в реанимационное отделение, потом палата в хирургическом отделении. Веточкина мама, Анна Евгеньевна, дежурила около дочери и день и ночь. Сколько стоило ей труда умолить персонал не гнать ее, но, в конце концов, у людей есть сердце и Анне Евгеньевне предоставили раскладную кровать в коридоре хирургического отделения, в которое, спустя двое суток была переведена Веточка. Но все сказочным образом переменилось, когда в городскую больницу прибыл загадочный иностранец, знакомый Веточки. Так узнал Маурицио домашнее имя своей пропажи. Веточка. Где вы, уважаемый иностранец, познакомились с нашей Веточкой? Говорит, были дружны, и вдруг Веточка исчезает внезапно. Он переживал, беспокоился. Обходительный такой, но по-русски говорит плохо. Доброе сердце у Анны Евгеньевны, так Маурицио стал ее верным помощником. У денег язык интернациональный. Перевели Веточку в отдельную палату, с телевизором, правда Веточке он был не нужен, все время спала, сказывалась травма головы и открытые переломы ног, кололи Веточке болеутоляющие да снотворные. Теперь стало легче Анне Евгеньевне, дежурили с Маурицио по очереди. Приезжал и Веточкин отец, Алексей Дмитриевич, сначала отнесся к иностранцу настороженно, но Анна Евгеньевна убедила его, что Веточка познакомилась и сдружилась с Мариком (так, для простоты, его звал весь персонал и сама Анна Евгеньевна) в Милане. А какой он обходительный, а как за Веточкой ухаживает, и вовсе не о чем беспокоиться!
Алексей Дмитриевич побыл немного и уехал в Ангельск, работать надо. На утро четвертого дня пребывания Веточки в больнице приехала Тина и еще какой-то незнакомый Анне Евгеньевне молодой человек. Если бы могла Анна Евгеньевна, то запретила бы Веточке общаться с Тиной, но дочка уже взрослая и советов родителей слушать не хочет. Переломила себя Анна Евгеньевна ради дочери, подошла к падшей женщине. Тина поздоровалась и сказала, что раньше приехать они не могли, Ладу хоронили. Заплакала Анна Евгеньевна, уткнулась в Тинино плечо, постояли, роняя слезы. Потом она стала рассказывать Тине о состоянии Веточки, и что приехал ее друг. Друг? Тина вздернула брови. Ма-у-ри-ци-о Ка-ми-ли-е-ри. Ах, да, слышала Тина от Веточки, что был у нее такой приятель. Слово "приятель" резануло слух Анны Евгеньевны, но она решила, что Тина причесывает всех одной гребенкой.
Веточка сейчас спит, с ней Марик. Посмотреть? Посмотреть можно. Только не шуметь.
Анна Евгеньевна проводила Тину и молодого человека по имени Давид в Веточкины "апартаменты".
Молодой мужчина, лет тридцати пяти, названный Анной Евгеньевной "Мариком", сидел около постели спящей Веточки. Увидев входящих, он привстал, но на знак Анны Евгеньевны, снова сел на убогий стульчик, когда-то с гордостью носивший имя "венский".
Тина и Давид подошли к больничной кровати. Спящая Веточка была бледной, голова в бинтах, ноги в гипсе на растяжках. Что же сделали с красотой?! Марик ревниво оглядывал непрошенных гостей, кто такие?
– Знакомьтесь, Марик – Тина, подруга Веточки и Лады, царствие ей небесное, и Давид, – сказала тихо Анна Евгеньевна. От упоминания имени Лады Давид вздрогнул и побледнел.
– Che sucesso? – спросил Маурицио, уже видевший реакцию людей на несчастье, случившееся с Веточкой и несчастливой Ладой.
– Все нормально… – произнес Давид, сразу проникшись к итальянцу симпатией.
– Тина, я много слишаль о вас от Ветьочка, – сказал Маурицио, чтобы как-то разрядить обстановку.
– Я тоже, сеньор Маурицио, – ответила Тина – Спасибо, что вы помогаете Анне Евгеньевне.
– Мине трудьно говорит Анна Еугениевьнья, – с трудом произнес Маурицио, обращаясь к Анне Евгеньевне – Мождно говорит мамма?
– Можно, сынок, – сказала Анна Евгеньевна, и заплакала, чем очень смутила Маурицио. Он подумал, что был бестактен.
– Все хорошо, сеньор Маурицио, – успокоила его Тина – можно говорить мама. А сынок, это по-итальянски il figlio.
Маурицио взял руку Анны Евгеньевны, утиравшую проступившие слезы, и поцеловал.
Давид потянул Тину за рукав, она поняла, и сказала Анне Евгеньевне и Маурицио, что они приедут навестить Веточку завтра, а сегодня им еще надо успеть к Айре Самировне и Антону Ивановичу. Анна Евгеньевна передала свои соболезнования Ладиным родителям и пожелала всем всего хорошего, и еще разрешила бывать у Веточки в любое время.
В Москву Давид отправился самолетом. Приземлившись в аэропорту Шереметьево-1, он взял такси и к полудню уже входил в здание на Лубянской площади. Выписанный на его имя пропуск хранился на посту у прапорщика, который, доставая его из ячейки сейфа, невольно продемонстрировал висевшую на поясе кобуру.
В кабинете следователей находился один Николай Амбросимов, Наумов был командирован на похороны Павлова, вернее его останков. Давид предоставил следователю подготовленные документы, запротоколированные беседы со свидетелем Кренниковой Ладой Антоновной. Без подписи оной, но это личные бумаги адвоката, которые он не обязан предъявлять следствию, в интересах своей клиентки, но в связи с происшедшими событиями, понимая, что своими материалами он поможет снять подозрения со своей клиентки и закрыть дело, все свидетели и подозреваемые которого, уже мертвы.
– Это обстоятельство не кажется вам странным? – задал вопрос Амбросимов.
– Мое мнение таково – взрыв связан с деятельностью Браско, и цель его не гражданки Кренникова и Архипова, а помощник Браско Павлов Виктор Федорович.
– Вы имели личные беседы с Павловым?
– Имел, Павлов приехал к моей клиентке и гражданке Архиповой с предложениями явиться в качестве свидетелей, как я понимаю, предложение поступило от вас. Он упоминал фамилию Амбросимов.
– Вы верно понимаете. Как вы считаете, имеет ли дело Ризио какие-либо перспективы?
– Абсолютно никаких. Персоны, имевшие прямое отношение к убийству Ризио мертвы, и Браско, как потенциальный убийца, о чем поведала мне моя клиентка, и Павлов, который спрятал труп в морозильник, и моя клиентка являющаяся свидетельницей преступления совершенного Браско в отношении своего соотечественника Джованни Ризио. Орудие убийства уничтожено. Все, что мне известно об убийстве, изложено документально.
– Ну что ж, спасибо. Мы не заинтересованы в раздувании дела Ризио-Браско -До свидания. Надеюсь, дело будет закрыто.
– Мы известим вас. Кстати, сегодня на Николо-Архангельском кладбище состоится гражданская панихида и похороны Павлова.
– В каком часу?
– Я думаю, вы успеете.
– Постараюсь, я слышал, он герой войны.
– Война сейчас на улицах, – вздохнул Амбросимов и проводил Давида до лифта.
На звонок в дверь квартиры, где проживала Галина Осиповна Град, открыл отчим Тины, Игорь Львович Нолин. Тина вошла в тесный коридор.
– Валентина! Здравствуй, я очень рад…
– Где мама?
– Галя на работе.
– А ты что, альфонствуешь?
– Ну, зачем ты так, работаю во вторую смену.
– Я собственно к тебе.
– Прошу, проходи.
Тина прошла в комнату, стену которой украшал Тинкин портрет в школьной форме.
Фотографию сделали к выпускному вечеру восьмого класса. Валентина Андреевна Град, хорошенькая рыжеволосая девчушка, с бантами в пышных хвостиках и белым фартуком на строгом коричневом платье. Тина огляделась, она в первый раз была на новой квартире матери. Галина не вынесла косых взглядов соседей, знавших еще Валентининого отца и то, что сотворила с собой Валя-Валентина, там, где они проживали раньше. Вот и переехала с новым мужем на новую квартиру. Игорь выглядел хорошо, повзрослел и немного робел в присутствии Валентины.
– Не бойся, приставать к тебе не буду, – успокоила его Тина.
– Я и не думал, – встрепенулся Игорь, – хочешь чаю, кофе?
– Нет, я на минуту. Знаешь, что случилось с Ладой?
– Знаю. Это ужасно, такая красавица и такая молодая…
– Ветка в Ельской больнице. Ноги переломаны, головой ушиблась сильно. Наверное, останется инвалидом.
– Валентина я очень сочувствую…
– Ладно. Я тут общалась и с Веткиными и с Ладкиными родителями, вот решилась придти к вам. Только матери в глаза смотреть боюсь, реветь начнет.
– Ну, что ты, Валя, приходи вечером, Галина будет дома одна, поговорите.
– Нет. Может быть позже. Я тебя попросить хотела… береги ее, вижу, ты ее любишь, и возраст здесь не причем. Дура я была, только сейчас понимаю.
– Спасибо, Валя. Я буду беречь.
– Вот и хорошо. Пойду я. Прощай, Игорь.
– До свидания, Валя.
Когда он смотрел на спящую Веточку, на глаза у него навертывались слезы. Как же так? Я мужчина, потомок древнего рода, это сейчас семья занимается изготовлением обуви, но когда-то не чуралась и военных компаний. Маурицио всегда чувствовал себя сильным, уверенным, но лишь дело касалось Виолетты – все, давал слабину, плавился как воск. Знал, что не любила, позволяла любить себя, бывала с ним надменна, и он был уверен, появись на ее горизонте мужчина богаче, интереснее, только и видел ее Маурицио. Как он взбесился тогда, подумал, что она прячется от него, бросила и трусливо боится признаться в лицо своему любовнику. А вот ведь как оказывается! Втянула ее Лада, упокой господи душу ее, бросились в бега, как девчонки! Ни слова не сказала Маурицио, и вот чем все закончилось. Еще неизвестно, когда придет в себя, то, как отреагирует на его нахождение близ нее, на его сближение с ее семьей? Полдела, если помнить ничего не будет, а если прогонит, то что будет делать Маурицио? Надо заручиться поддержкой Тины, да и Давида тоже. Он мужчина, он поймет. Третьего дня Веточке сняли повязку с головы, волосы обстрижены, ежиком, такая она беспомощная, такая прозрачная, что видно как бьется венка на тоненькой шее. Руки Веточки исколоты иглами капельниц, иногда разрешают Маурицио протереть ее лицо и руки салфеткой. Но что касается туалета интимных частей, то гонят из палаты, как будто он посмеет коснуться ее с порочной целью. А он-то лучше знает ее тело, каждую ложбинку, каждую родинку, все им было зацеловано, и справился бы он лучше всякой санитарки. Неделю Веточка ни разу не открыла глазки, все колют ей какую-то дрянь, надо уговорить Анну Евгеньевну и Алексея Дмитриевича, чтобы они дали согласие на перевозку Веточки в Италию, в лучшую клинику. А чтобы дело быстрее пошло, Маурицио готов жениться.
Только как посмотрит на это Веточка, даст ли свое согласие?
Ура! Сегодня великий день! Она пришла в себя и даже узнала Маурицио! Глухо спросила "что ты здесь делаешь?", но, слава Мадонне, рядом была Анна Евгеньевна, которая так расхвалила Марика (чудное имя!), что Веточка не стала возражать или сил у нее не было. Она бодрствовала целый час, потом утомилась и уснула. Дрянь ей колоть будут меньше.
Травма головы сказалась на знании Веточкой итальянского языка, она его почти не помнит, отдельные фразы иногда всплывают. Ну да бог с ним, зато Веточка совсем перестала говорить по любому поводу "дьявол", что ему как католику приятно.
Откуда взялось у такой нежной девушки мушкетерское ругательство? Анна Евгеньевна и Алексей Дмитриевич не возражают против лечения Веточки в Милане. Про замужество говорят: решайте сами, главное, чтобы было по любви. А как же, я ее люблю! Как ответит сама Веточка?
Приезжала Тина, обещала поговорить с Веточкой. Тина славная, только задумчивая.
Я слышал, что она работает в порно-индустрии. На мой взгляд, это выбор самого человека. У нас в Италии порнозвезды баллотируются в парламент. Главное Веточка прислушивается к ней и, похоже, согласится ехать со мной в Италию. Надо заняться визами.
Веточка наотрез отказалась говорить о замужестве. Сказала: "зачем тебе инвалид?".
Я не напирал, но объяснил, что весь реабилитационный период, до полного выздоровления, Веточка будет жить в моем доме, и мои родственники будут довольны, если со мной будет жить моя жена. Веточка усмехнулась и совсем так же, как и раньше надменно спросила: "а в роли любовницы я перестала тебя устраивать?". Я рад, что она не отказывается от близких отношений со мной, в каком бы то ни было виде. Но я хочу жениться на ней. Поживем, увидим.
Мы улетаем через несколько дней, рейсом "Аэрофлот-Норд" до Москвы, а затем "Алиталией" в Милан. Я заказал полное обслуживание, носилки и медсестру, так что Анна Евгеньевна и Алексей Дмитриевич зря беспокоятся. Понятно, что им жаль расставаться с Веточкой, но я убедил их, что мы будем им рады в любое время, и Веточке будет лучше в Милане. А когда она встанет на ноги, мы непременно навестим их в Ангельске. Приезжали прощаться Тина и Давид. Мы обменялись адресами и телефонами, хорошо, что у Веточки такие друзья. Жаль бедную Ладу.
Глава девятнадцатая
– Ветка очень хорошо помнит тот вечер, когда они уезжали в Москву, – рассказывала Тина Давиду. Сегодня она была в больнице у Виолетты, та чувствовала себя вполне сносно и могла поговорить с Тиной. Маурицио и Анна Евгеньевна дипломатично ушли пить кофе. Итальянец понравился и Давиду и Тине, и та посоветовала Виолетте "не дурить" – то, что он любит ее видно и невооруженным глазом. Повезло. Во всем повезло, и то, что живая осталась, и то, что есть мужчина способный взвалить на свои плечи тяжелый груз и не бояться ответственности.
– Да зачем ему нужна инвалидка! – жалобно прошептала Виолетта – Жалость пройдет, а калека будет висеть на шее пудовою гирею.
Но Тина была убеждена, что Маурицио – это Веткин шанс. В конце концов, слабенькая Ветка сдалась, не было сил препираться.
– Павлов отослал Ветку к машине, – Тина продолжала пересказывать свою беседу с Виолеттой, – она спустилась на лифте. Сумки прихватила с собой, но ключей от Ровера у нее не было. Она стояла около машины, охранники сидели в будке. Кроме компании подростков из дома никто не выходил.
– Что за компания? – поинтересовался Давид.
– Обычная. Выпили и дурачились. Ветка вспоминала, что какого-то Васю заставляли выпить.
– Сколько человек?
– Вроде пятеро.
– Я проверю, живут ли в нашем доме эти личности, – Давид сделал пометки в блокнотик, и задумался, покусывая колпачок ручки, – видишь ли, Павловский Ровер стоял на виду у охраны, дежурный клянется, что никто к нему не подходил, кроме подростков, но их просили присмотреть за сумками.
– Точно! – вспомнила Тина – Ветка попросила одного паренька… Когда мы вышли из подъезда, сумки стояли у Ровера, охранники сказали, что прогнали компанию, шумели сильно.
– Как звали того паренька?
– Аркадий.
– Тина, нам нужна помощь детектива! – Давид вскочил и заметался по комнате, боясь упустить мысль. – Во-первых, это обычно отставные работники силовых структур, а нам нужна информация, о том, как идет следствие по факту взрыва Ровера. Во-вторых, Бернс не должен догадываться о нашем собственном расследовании, мы должны быть в радиусе его видения.
– Согласна, – сказала Тина и выдала давно вертевшуюся на языке фразу. – Давид, я хочу, что бы детектив собрал материал и на Бернса. Кто делает за него грязную работу, грубо говоря "крышует"?
– Я и сам об этом думал, Тина, – задумался Давид. – Крыша Бернса мне неизвестна, взносы перечисляются на счет, курьеров не было.
– Я все чаще склоняюсь к мысли, что без Бернса здесь не обошлось… Чего Роман Израилевичу париться? На похороны Павлова я не ездила, а что было, то прошло.
Нет человека, нет проблемы. В смерти Павлова, во всяком случае, Бернс точно был заинтересован, еще хвастал что "у него и мушка не пролетит".
– Кто заключит договор с детективом? – спросил Давид – Мы оба, в случае недееспособности одного, информация будет передана другому.
– Недееспособности?
– Детка, – усмехнулась Тина, – если так легко убили троих, с чего ты взял, что пожалеют нас?
Тем временем в Москве оперативным отделом готовилось заключение по делу Ризио-Браско.
В кабинете заместителя начальника управления, полковника Николая Ивановича Борового, собрались все, кто занимался делом граждан Итальянской Республики.
Николай Амбросимов получив разрешение полковника, начал зачитывать подготовленное заключение:
– Гражданин Джованни Ризио, подозревался в незаконном распространении наркотиков на территории Российской Федерации. Обвинение снимается в связи со смертью.
Каналы сбыта продолжают разрабатываться оперативной группой отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.
Амбросимов откашлялся и продолжил:
– Гражданин Джеронимо Браско подозревался в убийстве гражданина Джованни Ризио.
На основании заключений судмедэкспертов гражданин Джованни Ризио скончался от нанесения ножевой раны. Мотив убийства – разногласия в финансовых отношениях между вышеупомянутыми гражданами. Гражданин Джеронимо Браско скончался от сердечного приступа в присутствии свидетелей Николая Амбросимова и Алексея Наумова, входящих в оперативную группу и присутствующих здесь. Обвинение снимается в связи со смертью.
Полковник Боровой согласно кивнул головой Амбросимову. Амбросимов продолжил:
– Гражданин Российской Федерации Павлов Виктор Федорович подозревался в пособничестве обвиняемому в убийстве гражданина Ризио. Им уничтожено орудие убийства и спрятан труп гражданина Ризио в морозильной установке ресторана, принадлежащего гражданину Браско. Обвинение с гражданина Павлова снимается в связи со смертью.
– Гражданка Российской Федерации Лада Антоновна Кренникова на просьбу явиться для дачи показаний, выехала из Агельска на проведение следственных мероприятий.
В связи со смертью все подозрения отклоняются.
Полковник взглянул на Амбросимова: заканчивай.
– Расследование обстоятельств взрыва принадлежащего гражданину Павлову Виктору Федоровичу автомобиля Лэнд Ровер Дискавери, результатом которого явилась смерть вышеупомянутого гражданина и гражданки Кренниковой Лады Антоновны, передается Ангельскому управлению Внутренних дел.
Полковник встал, оглядел всех присутствующих и произнес:
– Дело закрыто. Спасибо за работу.
После похорон Лады съемки новой картины возобновились. Давид вернулся из Москвы, и Бернс посчитал нужным собрать совещание. В конференц-зале во главе с Бернсом собрались Сара Абрамовна, главный экономист Лескова, режиссер Клюкин, звезды картины Тина Гранд и Иван Драго, директор картины Михалыч и референт продюсера Давид Коткин. Каждому были розданы папки с графиками ближайших съемок, смета затрат и перспективный план на ближайший месяц. Бернс надел очки и внимательно выслушивал желающих взять слово. Тина сидела молча, с отсутствующим видом, чем обратила на себя его внимание.
– Тина Андреевна, а вы что думаете по этому поводу? – спросил он неожиданно, прервав речь главного экономиста.
– С моими восемью классами, я, Роман Израилевич, могу только ноги раздвигать, – медленно начала Тина, и продолжила далее, все преображаясь, – но если вы считаете, что я могу заменить Ирину Александровну, то давайте меняться. Она фотогенична, я думаю, у нее недурно получится.
Ирина Александровна пошла красными пятнами, и чуть не села мимо своего стула, благо Михалыч вовремя подал ей стакан воды.
– Я поинтересовался у вас Тина Андреевна, что вы думаете по поводу наших убытков за прошлый месяц, – грозно одернул ее Бернс. – Я вовсе не предлагал меняться с уважаемой Ириной Александровной.
– По поводу убытков… Думаю, что с человеком, принесшим убытки нашему продюсерскому центру, надо расстаться.
– Даже так? – глядя поверх очков, переспросил Бернс.
– Именно так вы бы и поступили, Роман Израилевич?
– Верно.
– Ну, а поскольку виноватой оказалась я, то…
Тина придвинула к себе чистый листок бумаги и размашистым почерком написала заголовок "заявление". Бернс вскочил со своего кресла.
– Доиграешься…
– Наигралась уже, – сказала Тина и краем ладони провела по горлу, показывая степень своего недовольства. Быстро черкая шариковой ручкой, она заполнила часть листа и лихо подписалась. В гробовом молчании швырнула листок в сторону продюсера. Листок спланировал на пол около начищенных туфель Бернса.
– Незаменимых нет, – сказала Тина, и гордо вскинув голову, направилась к выходу.
– Тина! – крикнул ей вслед Бернс. – Смотри!
Он взял поднятый Давидом листок и с яростью изорвал его на мелкие кусочки. Тина лишь усмехнулась и оглушительно хлопнула дверью.
– Давид, – приказал Бернс, – верни ее.
Давид быстро пересек конференц-зал и вышел вслед за Тиной. Она быстро удалялась по длинному коридору.
– Тина! – окликнул Давид. – Подожди!
Она остановилась и с улыбкой дождалась, пока он, запыхавшись, приблизился к ней.
– Ты, что, с ума сошла?! – воскликнул Давид. – Ты рушишь все наши планы!
– Ох, и надоел он мне до чертиков, – спокойно ответила Тина. – Ты что, не знаешь своего дядюшку? Это показательные выступления. Решил выпороть меня в назидание другим, что б не повадно было. Да только на такую реакцию не рассчитывал.
– И что теперь будем делать? Сама же говорила о том, что считаешь Бернса причастным!
– Да ничего не будем делать. Иди к нему, скажи, что успокоил меня, застыдил, и я жду твоего дядюшку после совещания у себя дома.
– Ты серьезно?
– Совершенно серьезно. Но ты должен ненавязчиво обозначить свою главную роль в нашем примирении. Ты будешь незаменимым, Давид. Бернс должен безоговорочно тебе доверять.
– Я понял, Тина. Все сделаю. Ну а ты как, справишься?
– Еще бы. Роман Израилевич будет доволен. Иди.
Давид пошел по коридору, несколько раз обернувшись на Тину, задумчиво стоявшую около окна. Совещание продолжалось, Давид занял место рядом с Бернсом и периодически что-то нашептывал ему на ухо, от чего лицо продюсера то делалось багровым, то мертвенно бледнело.
Тина подготовилась к приходу Бернса, она была уверена, что он воспользуется ее приглашением, но прошло несколько часов после того, как она покинула совещание, а продюсера все не было. Ей надоело ждать, она разделась, скинула кружевное белье, призванное разжечь огонь в застывших чреслах старика, и надела домашнее кимоно. Звонок прозвучал, когда она, приняв душ, собиралась лечь в постель с томиком детективного романа. Тина открыла, Бернс молча прошел в просторный холл.
– Что-то поздно вы Роман Израилевич, – упрекнула его Тина, думая, а не выставить ли его вон?
– Занят был, искал тебе замену, – Бернс прошел в гостиную, по-хозяйски сел в кресло и бросил Тине, – виски принеси мне.