Страница:
Тина принесла бокал с "Чивас Ригал" и горкой льда. Бернс неторопливо сделал приличный глоток.
– Ну и как, нашли? – вернула его к прерванной теме Тина.
– Желающих много, – он цокнул языком, якобы смакуя воспоминания о кастинге. – И то правда, через пару-тройку лет спишем тебя как отработанный материал, надо подготовить замену заранее. Стареешь ты Тинка, скоро двадцать пять. В тридцать никто уж не снимается. Ну, если очень захочешь, есть возрастные роли, но не главные.
"Не захочу", – хотела зло ответить Тина, но тут же одернула себя, ей необходимо примириться с Бернсом, а не порвать окончательно – Простите меня, Роман Израилевич, погорячилась я. Конечно, я буду сниматься, – сказала Тина, опустив голову в знак покаяния.
– Ну, а это мы еще посмотрим, – похабно рассмеялся Бернс, – это зависит от того, как будешь ублажать продюсера.
– Буду ублажать… – обещала Тина.
– Начинай, – скомандовал Бернс и оторвал левую ногу от вощеного паркета, – обувь мне сними Тина, закусив губу, рукой взялась за задник туфли Бернса, в нос ударил запах прелой стельки. Тина поморщилась.
– Давай, давай, – подгонял продюсер.
Тина сняла вторую туфлю и отставила пару в сторону. Бернс удовлетворенно растянулся в кресле, оглядывая стоящую рядом Тину.
– Халатик сбрось, – теперь приказал он.
Тина развязала узел пояса, и тяжелый жаккард сполз по плечам на пол, задев кончики грудей. Высокая грудь колыхнулась, у Бернса задергался кадык.
– На колени встань, – хрипло выдавил он, расстегивая пряжку ремня. – Брюки расстегни, да полегче, не то я кончу быстро.
Тина осторожно расстегнула брюки продюсера, и убрала руки, изображая послушание.
Бернс схватил ее за волосы, притянул к своему паху и ткнул лицо Тины в месиво, состоящее из восставшей плоти, мошонки и седеющих волос.
– Губками, губками… – с придыханием шептал Бернс на грани оргазма, тыча свой орган в лицо Тине. Наконец извергнувшись, он откинулся на спинку кресла, глядя на лицо своей любовницы, спутанные волосы, обнаженное загоревшее тело.
– Хороша, стерва, – удовлетворенно подытожил он. – Дура, правда, но хороша!
Детективное агентство, предлагающее услуги, они обнаружили в колонке объявлений местной газеты. Борис Дурбин, молодой и судя по арендованному офису, преуспевающий бизнесмен, имел в своем агентстве восемнадцать человек – начиная от хорошенькой секретарши и заканчивая вышедшей на пенсию уборщицей. Давид и Тина сидели на веселеньком, в цветочек, диванчике, в приемной, где царствовала секретарь Танечка и пили приготовленный ею кофе. Аромат достиг соседнего кабинета, из которого выглянула мужская голова с прической и усиками в стиле Кларка Гейбла из "Унесенных ветром".
– Танюша, ангел, можно и мне кофейку? – пропела голова, выражая восхищение Танечкой, и вращая белками глаз.
– Артурчик, – кокетливо спросила Танюша, – тебе с сахаром или без?
– Две ложечки, – голова нарочито печально вздохнула, и исчезла за дверью.
– Артурчик, наш главный специалист, – прокомментировала зардевшаяся Танюша, всыпала в чашечку две ложки сахарного песка, и часто перебирая ступнями, на манер гейши, отнесла кофе в кабинет "гения сыска".
Дурбин появился десять минут спустя, извинился перед новыми клиентами и пригласил их к себе в кабинет. Закрытый ноутбук, лежащий на столе, был стыдливо прикрыт свежею газетой. Дурбин предложил гостям стулья и сам сел в кресло за своим столом.
– Чем могу вам помочь? – спросил он после того, как гости представились выдуманными именами.
– Мы хотим провести собственное расследование, – ответил Давид.
– Вы хотите сказать, параллельно с расследованием государственным?
– Да.
– Изложите, пожалуйста, суть вашего дела, а я постараюсь прикинуть во что могут быть оценены наши услуги, и какому детективу поручить расследование.
Давид рассказал о взрыве на федеральной трассе, и о возбуждении уголовного дела по этому факту в городской прокуратуре.
– Помимо проведения расследования, – продолжил Давид, – нам необходимо установить наблюдение за одним человеком. Цель этого расследования выяснить, кто из местных бандитских группировок, обеспечивает решение его проблем.
– Цены на наши услуги достаточно велики, вы должны определиться устраивает ли вас названная мной цена, – сказал Дурбин и написал цифру на отрывном листке перекидного календаря. На календарном листке черной жирной единицей и небольшим наклонным шрифтом сентября значилась дата взрыва и гибели Павлова и Лады. Тина вздрогнула и решила, что это судьба.
– Мы заплатим любую сумму, – сказала она.
Дурбин смял листок и бросил в корзину, застеленную голубым полиэтиленом.
– Что ж, вам повезло, сейчас свободен наш лучший детектив Артур Далакян, мастер высшего класса, и человек бесспорной интуиции. Я провожу вас к нему. Прошу вас…
Он предложил руку Тине, и немного наклонившись к ней, интимно произнес:
– Неужели очаровательная Тина Гранд питает иллюзии насчет того, что черный парик может изменить ее до неузнаваемости? Я бы посоветовал вам, если вы хотите, конечно, в первую очередь не надевать коротких обтягивающих платьев, сменить их на что-нибудь бесформенное. Мужчины в первую очередь узнают вас по совершенным формам вашего тела, – закончил он совет комплиментом.
– Спасибо, – поблагодарила Тина, бывшая уверенной, что ее визитной карточкой являются огненно рыжие локоны.
Дурбин проводил их в кабинет Далакяна, уже закончившего пить кофе и рассматривавшего документы в папке из тисненой бордовой кожи. Далакян взглянул на пришедших и жестом пригласил всех садиться. Дурбин представил:
– Артур Далакян, ведущий специалист нашего агентства.
– Валентина Иванова.
– Давид Белкин.
Артур скользнул по Валентине взглядом. Во франтовских усиках притаилась усмешка.
Неужели каждый мужчина узнает ее? Они что, все смотрят порно фильмы? Есть ли в нашем городе мужчина старше восемнадцати лет, который не видел фильмов с участием Тины? Похоже, что нет.
Они пробыли в агентстве еще несколько часов, Далакян подробно опрашивал и Давида и Тину, его особенно интересовали взаимоотношения между молодыми людьми, большой интерес вызвала итальянская линия, закрытие дела Ризио-Браско породило ухмылку, будто говорил детектив "знаю, знаю". Они договорились, в какие дни будут получать подробные отчеты и связь при возможных форс-мажорных обстоятельствах.
Рвение молодого детектива понравилось Давиду, Тину же немного смущало то, что карие глаза детектива, похожие на глаза повзрослевшего Бэмби, явно были знакомы с ее телом, что было скрыто под эффектным платьем.
Глава двадцатая
Отношения Тины и Бернса роковым образом изменились после того совещания и ночи проведенной продюсером в Тинкиной постели. Он перестал скрывать свою звериную натуру, при каждом удобном случае унижал Тинку, заставляя заниматься сексом в самых неожиданных местах. Диванчик, на котором Тинка лишилась девственности, после стольких лет снова стал востребованным. Давид видел, что происходит между Бернсом и Тиной, и боялся, что та не выдержит, сорвется. Однажды Бернс позволил себе то, что не позволял никогда: при зардевшемся от стыда Давиде задрал Тинкино платье, и разорвал тонкую полоску трусиков со словами "нечего прятать, все равно все знают, что у тебя между ног, теперь ко мне приходи так". Тина прикрыла лицо ладонями, но промолчала. Давид позже спросил ее:
– Ты как, Тина?
– Ох, Давид, чем слабее он в постели, тем злее и ненасытнее становится. Но это не любовь, это надругательство.
– Тина, не нравится мне все это. Может, ну его к черту. Уедем.
– Нет, Давид. Я теперь никуда не уеду, пока не увижу, как Бернс в аду сковородки лизать будет.
– Ты хочешь его смерти?
– Нет. Я хочу, что бы он остался нищ, опозорен, и сменил свой итальянский, в полосочку, костюм на другой, тоже в полосочку… Вот тогда он пожалеет, что жив!
– Слишком он защищен. Единственная вещь, которая может свалить Бернса – это налоги. Как каждый скупердяй, он выискивает способы увильнуть от них, и я как его представитель знаю все до мелочей. Но, в этом-то и загвоздка, если я подставлю Бернса, то сяду в месте с ним на скамью подсудимых. Тут надо крепко подумать. В общем, нужен трюк.
– Думай, Давидик, думай, вся надежда на тебя. Не простят нам покойники, если убийца уйдет от наказания.
Давид болезненно сморщился. Не любил он, когда Тина поминает Ладу, подстегивая его на решительные действия, ведь он сам понимает, что это нужно живым! Мертвым уже все равно.
Через неделю позвонил Далакян, Давид был командирован в налоговую инспекцию, и с детективом разговаривала Тина. Далакян предложил встретиться, чтобы обсудить некоторые детали, на что Тина ответила отказом, слишком опасно было обнаруживать себя. Далакян будто почувствовал ее опасения и предложил проехаться в соседний район, на выставку изделий народного творчества. Народу полно, да и в случае чего, возможны объяснения присутствия Тины. На выставке продавались прекрасные изделия северных кружевниц, отрезы из шитья, милые безделушки из перламутровых раковин, сережки и инкрустированные шкатулки.
"Гранд Чероки" Тины остановился у въезда на выставку. Одета Тина была нарочито неброско, как любая девушка: джинсы, джемпер, в руке сумка, похожая на папку и содержимое сумки весьма напоминало то, что обычно хранят в деловых папках – документы. На территории, где располагалась выставка, стояло полным полно разнообразных палаток, крытых тентами лотков и разбитых полосатыми шатрами пивных и закусочных. Тина увидела Далакяна у торговых павильонов, детектив выглядел, как всегда франтовато, особенно отличались его ухоженные тонкие усики.
Далакян приметил Тину, и они прошлись вдоль торговых рядов, изредка бросая друг другу фразы. Разошлись в разные стороны, но через назначенные полчаса встретились у пруда, где родители с маленькими детьми кормили золотых рыбок.
Рыбки и в правду были золотые, красно-бело-золотые, привезенные из таинственного Таиланда и выпущенные в северный пруд лишь до закрытия сезона. Корм для рыбок продавала тучная тетка, она же зычно призывала к ответу тех, кто посмел ослушаться и кормил экзотических рыбок черным хлебом. Тина и Далакян присели на лавочку и внимательно наблюдали как малышня с визгом, означающим крайнюю степень удовлетворения, кормит рыбок.
– Взрывное устройство было прикреплено к днищу внедорожника, – обстоятельно докладывал детектив. – В принципе, это мог сделать любой, кто близко подходил к автомобилю. В прокуратуре сообщили, что таймер взрывного устройства был рассчитан на двенадцать часов. Соответственно, это могло произойти лишь в этот отрезок времени, с двух часов дня до двух часов ночи, когда прогремел взрыв.
– Машина Павлова все это время находилась у дома Давида, – подсказала Тина. – Мы приехали к нему часов около шести вечера. До этого автомобиль был припаркован у гостиницы "Алина".
– Территория у дома на Яблоневой улице охраняется. Охранников уже допрашивали в связи с взрывом, они клянутся, что никто не подходил к Роверу.
– А компания "студентов"? – спросила Тина, повернувшись к Далакяну.
– Ваша подруга сама просила присмотреть за багажом, – ответил детектив, глядя на встревоженное лицо девушки.
– Между прочим, вот списки жильцов дома на Яблоневой, – Тина расстегнула сумочку и подала Далакяну списки. – "Студенты" с такими именами в доме не проживают.
Причем первого сентября ни у кого из молодых людей проживающих в доме, вечеринки не было.
– Я бы не слишком доверял их показаниям, – сказал Далакян, – они попросту могут скрывать это от родителей.
– Ну, так узнайте, было ли это на самом деле! – разволновалась Тина.
– Непременно, – успокоил ее детектив, – Тина, простите, Валентина…
– Чего уж там, называйте Тиной, – разрешила она.
– Как мне стало известно, ваш продюсер пользуется услугами некоего Арташеза, известного в нашем городе, как Ной.
– Ной… Ресторан "Ковчег"… – вспомнила Тина, – старинный дружок Бернса.
– Да, вы правы.
– Значит крыша Бернса – Ной.
– Да, это так.
– Что еще? – потребовала дальнейшего отчета Тина.
– Ной имеет доход от распространения наркотиков, подпольного изготовления спиртных напитков и предоставления сексуальных услуг.
– Ого, вот это букет! Каким образом мы вписываемся в статьи доходов Ноя?
– На заре своего бизнеса Бернс просил поддержки Ноя, с тех пор он входит в триаду, которой руководит Ной.
– Триада? – удивилась Тина, и, загибая пальцы, перечислила. – Это паленая водка, наркотики и проституция?
– Да.
– У Ноя было три сына. Сим, Хам и Иафет. Кто есть Бернс? Судя по тому, что их совместный бизнес процветает, Бернс не Хам.
– Не шутите этим Тина, – погрозил пальцем Далакян.
– Какие шутки, – отмахнулась Тина, – Давид сказал, что расчеты с "крышей" ведутся через банк.
– Подставное лицо или какая-нибудь организация.
– Мог ли Ной взять на себя организацию взрыва? – спросила Тина.
– Если Бернс доказал ему необходимость, мог.
– Надо установить истину.
– На это может понадобиться время, – осторожно заметил детектив.
– Не важно. Важно выяснить все до конца. Работайте. Звоните.
Далакян остался сидеть на лавочке, а Тина, бросив ему прощальный кивок, удалилась в сторону торговых павильонов и вскоре исчезла из вида.
Натурные съемки проходили на арендованной территории бывшего пансионата. Здания, принадлежащие в советское время пансионату "Красная Нива", в давнее, дореволюционное время, были резиденцией богатейшего заводчика Альметева. Сейчас территория выглядела сильно запущенной, с одичавшей природой, разрушенными временем и людьми, зданиями. Это как нельзя лучше подходило для натурных съемок войны 1812 года. Съемочная группа прибыла караваном, еще засветло, чтобы ухватить неверную погоду ранней осени. Караван состоял из нескольких трейлеров с аппаратурой и вагончиков для актеров. Для набора массовки был объявлен клич по всем ангельским культурным заведениям, драматическим театрам, студиям актеров и любительским театрам. Платили на натурных съемках хорошо, раздеваться не требовали (хватало своих кадров), требовались определенные навыки, к примеру, обращение с лошадьми, управление гужевым транспортом, опыт сражений на шпагах, саблях и дуэльных пистолетах. Все как в большом кино. Оттого свои фильмы Бернс называл "крепкой альтернативой Мосфильму".
Тине накладывали грим, когда в ее трейлер заглянул Бернс. Присутствие его на изматывающих съемках не ожидалось, и сердце Тины забилось тревогой: что-то случилось! Собрав волю в кулак, Тина с приветливой улыбкой обратилась к продюсеру:
– Роман Израилевич! Какая приятная неожиданность!
– Рада?
– Как можно сомневаться! По делу или соскучились?
– Соскучился, радость моя! Не сидится и не лежится старому Бернсу, все думаю, как там моя красавица? Не строит ли мне какой-либо каверзы?
– Так хорошо начали Роман Израилевич, и тут же все зачеркнули. Ну, какая каверза?
Работаю и днем и ночью, сами знаете, какой напряженный график. И сцены все практически с моим участием, за небольшим исключением. Кстати, не перебор ли это?
Зритель не заскучает?
– Поверь, золотко, не заскучает, тестовая группа без дела не сидит. Впрочем, я не за тем, – и как по мановению волшебной палочки тон Бернса изменился. – Ты, что же дрянь, любовника себе завела?
– Побойтесь бога Роман Израилевич! – вскочила, едва не налетев на гримера, Тина.
– Боги у нас, золотко, разные. Ты своего бойся. А я уж разберусь.
Бернс ткнул Тину в грудь, и она споткнулась о трюмо, уронив несколько склянок с кремами и косметикой.
– Выйти всем! – рявкнул продюсер.
Гример, зачем-то подняв руки вверх, задом попятилась к двери. Не дожидаясь ее ухода, Бернс притянул Тину за лацканы халата, и гневно спросил:
– Ты зачем к Дурбину ходила?
– Со всем с ума сошел, старый черт, посмей меня только пальцем тронуть! – зашипела Тина и, не удержавшись, плюнула в лицо Бернса.
– С Далакяном шашни завела? – утираясь рукавом, почти спокойно произнес Роман Израилевич.
– Да хоть бы и так!
– То-то он тебе названивает!
– Вы кто? Мой родственник, чтобы я отчитывалась перед вами?
– Постыдилась бы, я ведь тебе в деды гожусь!
– Вы бы вспоминали об этом, когда юбку мне задираете!
– Тиночка, золотко, прости меня старика, совсем с ума меня свела. Последний разум потерял, ночей не сплю, все думаю, с кем моя Тиночка…
– Жизни вы мне не даете Роман Израилевич, извели своей ревностью. Людей перестали бояться. Где это видано, что бы при служащих драться лезли!
– Разве ж это драться? Пожурить…
– Ничего себе, на груди синяк будет. Грим килограммами изводить.
– Золотко…
– При Давидке трусики с меня оборвали, – припоминала обиды Тина – с голою задницей стояла.
– Что, возбудился, подлец? – вскинулся Бернс.
– Он же вам как сын, Роман Израилевич!
– Золотко…
– Хватит, – отрубила Тина. – Не золотко я вам, а Тина Андреевна. И с вашими домогательствами тоже хватит!
– Как же это?
– А вот так! Куда хотите, с этим… – Тина ткнула пальцем в направлении Бернсовых брюк, – туда и идите.
– Значит, Далакян…
– Хоть черт с рогами, только бы не вы.
– Ладно. Вспомнишь, да поздно будет.
– Ох, и застращали вы меня… – с иронией сказала Тина.
Бернс выскочил из Тининого трейлера, и еще долго слышался его гневный голос, разносящийся по территории бывшей резиденции заводчика Альметева.
На ужине, устроенном для съемочной группы рядом с Бернсом сидела прекрасная Элен Безухова, в миру – Любочка Егорова. Новая фаворитка была преисполнена важности, ее шаловливые ручки, то сновали, подкладывая в тарелку продюсера самые лакомые кусочки, то совершали какие-то "таинственные" действия под скатертью, которым был накрыт длинный деревянный стол. Тина сидела напротив и мечтала об окончании ужина. Давид не приближался к опальной актрисе, боясь навлечь гнев на и так угнетенную еще одним унижением Тину. По распоряжению Бернса Тина переехала из комфортабельного трейлера в общий вагончик. Там было тесно, хотя актеры и считались сплоченной братией, но все-таки нашлись некоторые, нашедшие в Тинкином падении пищу для язвительных шуток. На самые грубые подначки уставшая Тина думала: "Глупо, очень глупо". А если завтра ей взбредет в голову помириться с Бернсом? Тина ругала себя за несдержанность, но мириться не хотелось. От последнего шага ее удерживала месть. Перед сном, Тина посетила общий душ.
Деревянная кабина с металлической бочкой наверху, небольшой предбанник, где по окончании процедуры омовения ее поджидал Бернс.
– Ну, как на новом месте? – ухмыльнувшись, спросил он.
– Приснится жених невесте, – ответила Тина.
– Мы с Любовью завтра уезжаем, – объявил он. – На Лазурный берег.
– Скатертью дорожка, – напутствовала Тина.
– Дура ты, Тина, – покачал головой Бернс, приглаживая рукой остатки волос.
– Отчего же? – возразила она, набрасывая на плечо влажное полотенце. – Все равно бы меня в Ниццу не повезли, работать надо, съемки в самом разгаре. А Любочка, у нее сцен мало, может себе позволить и Ниццу.
– Ничего, приедем, многое изменится, – пообещал продюсер.
– Ну, дай вам бог, – сказала Тина и вышла из душевой.
– Тебе не пожелаю! – крикнул ей вслед Роман Израилевич.
Давид нашел возможность поговорить с Тиной, когда Бернс действительно покинул лагерь. Она жила в вагончике, несмотря на то, что ее трейлер пустовал. Съемки продолжались с утра до вечера, и Давид, отсутствующий целый день, вечером предложил Тине пройтись. Что бы не вызвать кривотолков, прогуливались они на виду у всех. Давид шел рядом с Тиной, вокруг буйствовала ранняя и удивительно теплая для севера осень. Кусты и деревья, одичавшие за время перестройки, поражали своими красками от бордовых, золотистых и нежно зеленых. Быстро темнело.
Давид предложил Тине свою куртку.
– Ты единственный человек, который должен принять империю Бернса, – внушала Давиду Тина, – других родственников нет. Твоя мать и Сара Абрамовна не в счет.
Брат уже десять лет как умер. Бернс злопамятен. Может отказать все дело кому-либо из дальних, надо постараться не сделать ошибок. Лучше не подходи ко мне, – заключила она.
– Тина, Бернс просил меня сблизиться с тобой, – признался Давид. – Сама понимаешь, что это значит.
– Шпионишь? Какая удача. Бернс ценит информаторов.
– Не называй меня так.
– Прости. Ты знаешь, я готова работать, готова переносить трудности, но меня убивает, когда вокруг меня плетутся интриги и шепчутся "доброжелатели".
– Потерпи. Бернс не знает, как тебя вернуть, не потеряв при этом лица. Разрыв произошел практически на людях.
Задевает его самолюбие, подумала Тина, а куда девать свое? Давид беспокоился за нее, он видел, что творится с Тиной и дядей и знал, что это еще не конец.
– Тина, может быть, настало время бросить все? – снова спросил он, желая оградить ее от дальнейших унижений.
– Нет, Давид. Отольются волку овечкины слезы. Я в порядке.
Они подошли к вагончику, на ящике из-под аппаратуры сидели статисты, попивая пиво – единственный напиток, разрешенный после съемок, и то в ограниченных дозах – и с любопытством посматривая на опальную звезду и референта продюсера. Тина вернула Давиду куртку и гордо прошествовала мимо них под несмолкаемый шепоток.
Тине было одиноко, Давид неделю пропадал в городе. Обстановка на натурных съемках стала обыденной, не было главного раздражителя – Бернса. Вечерами Тина гуляла, а когда погода показывала свой осенний своенравный характер, играла в карты с Ванькой Дрябловым.
Иван был обычным пареньком, несмотря на свою грозную фактуру, накачанные мышцы и сломанный нос. Когда-то Ваня был боксером, правда в юниорской группе, с тех пор у него осталась привычка посвящать занятию спортом несколько часов в день, и чуть что лезть в драку. Как только Тина осталась одна, Иван взял ее под свою опеку, трогательно называл ее малышкой, несмотря на то, что Тина была старше.
Как иногда полезно спуститься с небес, думала Тина, не было бы ее разрыва с Бернсом, никогда бы она не узнала широту души Нарьян-Марского дьявола. История киношной карьеры Ивана поражала своей банальностью. Травма. Куда деваться бедному юниору? Начал пьянствовать, вести беспорядочную половую жизнь. Однажды проснулся рядом с такой "синюшкой", что до венерического диспансера бежал бегом.
Слава богу, обошлось, видать, совсем был пьян, но зато доктор, который обследовал Ванечку, поразился его природным данным и тут же позвонил Бернсу.
Больше Ванечка не пил. Прошел полное обследование и явился на кастинг. Бернс был впечатлен. Так Ванечка стал Андреем Болконским.
Клюкин, без пригляда Давида, крепко надирался на съемках, что огорчало Михалыча, и заброшенные окрестности оглашались его жалобами. Актеры резались в записного дурака, иногда расписывали пульку, но в отличие от других сезонных кампаний – студенческих отрядов, трудовых бригад, спортивных сборов – никто не крутил романов и не занимался любовью в свободное от работы время.
Бернс вернулся с Французской Ривьеры и сразу нагрянул в Альметевку. Вместе с ним нагрянула и непогода. Демонстрируя шикарный загар Любочка Егорова, захлебываясь от восторга, делилась впечатлениями. Весь дамский коллектив дружно ей завидовал.
Удивительно, но когда Тина приезжала после отдыха с Бернсом, никто не лез к ней с расспросами, никто не восхищался великолепными Тинкиными ножками в виртуальных чулках из тропического загара. Неужели она была такая недоступная? Или дамы боялись сближаться с всесильной фавориткой продюсера, ведь женской дружбы век недолог, а ненависть чувство более постоянное? А в итоге, как лишена была Тина дамского признания тогда, так же одинока и теперь. Бернс устроил разбор материала, отснятого во время его отсутствия, и остался им доволен. Хоть это радует, не надо переснимать сцены в холодную ветреную погоду, вот если бы сия процедура была бесплатной, Бернс непременно развлекся бы, заставляя Тинку мерзнуть неглиже. Но поскольку каждый кадр и каждая минута пребывания в Альметевке стоила Бернсу денег, то, учитывая грядущие траты на отопления трейлеров, Бернс дал команду сняться с якоря. По прибытию в родной город пришлось Тине испытать еще одно унижение. Бернс отдал распоряжение провести тщательное медицинское обследование актрисы Тины Гранд. Объемная карта Тины легла на стол продюсера. Неужто и в правду хочет заменить ее Любочкой? Давид рассказал ей, что Бернс вызвал лучших специалистов и устроил Любочке фотосессию, которая закончилась полным ее провалом. Любочка неплоха во второстепенных ролях, но главную ей не потянуть, нет в ней того шарма и легкости, которые отличают Тину. Статистка и все тут. Во что свято верила Тина, так это в Бернсов здравый смысл – несмотря на всепоглощающее желание втоптать Тину в грязь, он ни за что не поставит свое детище "Венус" в ситуацию, близкую к неуспеху. Деньги, деньги!
А Тина приносила доход, как золотоносная жила, и ее надо разрабатывать, пока она в самом спелом возрасте, что называется в соку. Но эти попытки Бернса вывести ее из себя невероятно подтачивали нервную систему, Тина стала плохо спать, что немедленно отразилось на ее внешности. Бернс сбавил обороты, дал Тине выходной, оплатил самый лучший салон красоты.
– Ну и как, нашли? – вернула его к прерванной теме Тина.
– Желающих много, – он цокнул языком, якобы смакуя воспоминания о кастинге. – И то правда, через пару-тройку лет спишем тебя как отработанный материал, надо подготовить замену заранее. Стареешь ты Тинка, скоро двадцать пять. В тридцать никто уж не снимается. Ну, если очень захочешь, есть возрастные роли, но не главные.
"Не захочу", – хотела зло ответить Тина, но тут же одернула себя, ей необходимо примириться с Бернсом, а не порвать окончательно – Простите меня, Роман Израилевич, погорячилась я. Конечно, я буду сниматься, – сказала Тина, опустив голову в знак покаяния.
– Ну, а это мы еще посмотрим, – похабно рассмеялся Бернс, – это зависит от того, как будешь ублажать продюсера.
– Буду ублажать… – обещала Тина.
– Начинай, – скомандовал Бернс и оторвал левую ногу от вощеного паркета, – обувь мне сними Тина, закусив губу, рукой взялась за задник туфли Бернса, в нос ударил запах прелой стельки. Тина поморщилась.
– Давай, давай, – подгонял продюсер.
Тина сняла вторую туфлю и отставила пару в сторону. Бернс удовлетворенно растянулся в кресле, оглядывая стоящую рядом Тину.
– Халатик сбрось, – теперь приказал он.
Тина развязала узел пояса, и тяжелый жаккард сполз по плечам на пол, задев кончики грудей. Высокая грудь колыхнулась, у Бернса задергался кадык.
– На колени встань, – хрипло выдавил он, расстегивая пряжку ремня. – Брюки расстегни, да полегче, не то я кончу быстро.
Тина осторожно расстегнула брюки продюсера, и убрала руки, изображая послушание.
Бернс схватил ее за волосы, притянул к своему паху и ткнул лицо Тины в месиво, состоящее из восставшей плоти, мошонки и седеющих волос.
– Губками, губками… – с придыханием шептал Бернс на грани оргазма, тыча свой орган в лицо Тине. Наконец извергнувшись, он откинулся на спинку кресла, глядя на лицо своей любовницы, спутанные волосы, обнаженное загоревшее тело.
– Хороша, стерва, – удовлетворенно подытожил он. – Дура, правда, но хороша!
Детективное агентство, предлагающее услуги, они обнаружили в колонке объявлений местной газеты. Борис Дурбин, молодой и судя по арендованному офису, преуспевающий бизнесмен, имел в своем агентстве восемнадцать человек – начиная от хорошенькой секретарши и заканчивая вышедшей на пенсию уборщицей. Давид и Тина сидели на веселеньком, в цветочек, диванчике, в приемной, где царствовала секретарь Танечка и пили приготовленный ею кофе. Аромат достиг соседнего кабинета, из которого выглянула мужская голова с прической и усиками в стиле Кларка Гейбла из "Унесенных ветром".
– Танюша, ангел, можно и мне кофейку? – пропела голова, выражая восхищение Танечкой, и вращая белками глаз.
– Артурчик, – кокетливо спросила Танюша, – тебе с сахаром или без?
– Две ложечки, – голова нарочито печально вздохнула, и исчезла за дверью.
– Артурчик, наш главный специалист, – прокомментировала зардевшаяся Танюша, всыпала в чашечку две ложки сахарного песка, и часто перебирая ступнями, на манер гейши, отнесла кофе в кабинет "гения сыска".
Дурбин появился десять минут спустя, извинился перед новыми клиентами и пригласил их к себе в кабинет. Закрытый ноутбук, лежащий на столе, был стыдливо прикрыт свежею газетой. Дурбин предложил гостям стулья и сам сел в кресло за своим столом.
– Чем могу вам помочь? – спросил он после того, как гости представились выдуманными именами.
– Мы хотим провести собственное расследование, – ответил Давид.
– Вы хотите сказать, параллельно с расследованием государственным?
– Да.
– Изложите, пожалуйста, суть вашего дела, а я постараюсь прикинуть во что могут быть оценены наши услуги, и какому детективу поручить расследование.
Давид рассказал о взрыве на федеральной трассе, и о возбуждении уголовного дела по этому факту в городской прокуратуре.
– Помимо проведения расследования, – продолжил Давид, – нам необходимо установить наблюдение за одним человеком. Цель этого расследования выяснить, кто из местных бандитских группировок, обеспечивает решение его проблем.
– Цены на наши услуги достаточно велики, вы должны определиться устраивает ли вас названная мной цена, – сказал Дурбин и написал цифру на отрывном листке перекидного календаря. На календарном листке черной жирной единицей и небольшим наклонным шрифтом сентября значилась дата взрыва и гибели Павлова и Лады. Тина вздрогнула и решила, что это судьба.
– Мы заплатим любую сумму, – сказала она.
Дурбин смял листок и бросил в корзину, застеленную голубым полиэтиленом.
– Что ж, вам повезло, сейчас свободен наш лучший детектив Артур Далакян, мастер высшего класса, и человек бесспорной интуиции. Я провожу вас к нему. Прошу вас…
Он предложил руку Тине, и немного наклонившись к ней, интимно произнес:
– Неужели очаровательная Тина Гранд питает иллюзии насчет того, что черный парик может изменить ее до неузнаваемости? Я бы посоветовал вам, если вы хотите, конечно, в первую очередь не надевать коротких обтягивающих платьев, сменить их на что-нибудь бесформенное. Мужчины в первую очередь узнают вас по совершенным формам вашего тела, – закончил он совет комплиментом.
– Спасибо, – поблагодарила Тина, бывшая уверенной, что ее визитной карточкой являются огненно рыжие локоны.
Дурбин проводил их в кабинет Далакяна, уже закончившего пить кофе и рассматривавшего документы в папке из тисненой бордовой кожи. Далакян взглянул на пришедших и жестом пригласил всех садиться. Дурбин представил:
– Артур Далакян, ведущий специалист нашего агентства.
– Валентина Иванова.
– Давид Белкин.
Артур скользнул по Валентине взглядом. Во франтовских усиках притаилась усмешка.
Неужели каждый мужчина узнает ее? Они что, все смотрят порно фильмы? Есть ли в нашем городе мужчина старше восемнадцати лет, который не видел фильмов с участием Тины? Похоже, что нет.
Они пробыли в агентстве еще несколько часов, Далакян подробно опрашивал и Давида и Тину, его особенно интересовали взаимоотношения между молодыми людьми, большой интерес вызвала итальянская линия, закрытие дела Ризио-Браско породило ухмылку, будто говорил детектив "знаю, знаю". Они договорились, в какие дни будут получать подробные отчеты и связь при возможных форс-мажорных обстоятельствах.
Рвение молодого детектива понравилось Давиду, Тину же немного смущало то, что карие глаза детектива, похожие на глаза повзрослевшего Бэмби, явно были знакомы с ее телом, что было скрыто под эффектным платьем.
Глава двадцатая
Отношения Тины и Бернса роковым образом изменились после того совещания и ночи проведенной продюсером в Тинкиной постели. Он перестал скрывать свою звериную натуру, при каждом удобном случае унижал Тинку, заставляя заниматься сексом в самых неожиданных местах. Диванчик, на котором Тинка лишилась девственности, после стольких лет снова стал востребованным. Давид видел, что происходит между Бернсом и Тиной, и боялся, что та не выдержит, сорвется. Однажды Бернс позволил себе то, что не позволял никогда: при зардевшемся от стыда Давиде задрал Тинкино платье, и разорвал тонкую полоску трусиков со словами "нечего прятать, все равно все знают, что у тебя между ног, теперь ко мне приходи так". Тина прикрыла лицо ладонями, но промолчала. Давид позже спросил ее:
– Ты как, Тина?
– Ох, Давид, чем слабее он в постели, тем злее и ненасытнее становится. Но это не любовь, это надругательство.
– Тина, не нравится мне все это. Может, ну его к черту. Уедем.
– Нет, Давид. Я теперь никуда не уеду, пока не увижу, как Бернс в аду сковородки лизать будет.
– Ты хочешь его смерти?
– Нет. Я хочу, что бы он остался нищ, опозорен, и сменил свой итальянский, в полосочку, костюм на другой, тоже в полосочку… Вот тогда он пожалеет, что жив!
– Слишком он защищен. Единственная вещь, которая может свалить Бернса – это налоги. Как каждый скупердяй, он выискивает способы увильнуть от них, и я как его представитель знаю все до мелочей. Но, в этом-то и загвоздка, если я подставлю Бернса, то сяду в месте с ним на скамью подсудимых. Тут надо крепко подумать. В общем, нужен трюк.
– Думай, Давидик, думай, вся надежда на тебя. Не простят нам покойники, если убийца уйдет от наказания.
Давид болезненно сморщился. Не любил он, когда Тина поминает Ладу, подстегивая его на решительные действия, ведь он сам понимает, что это нужно живым! Мертвым уже все равно.
Через неделю позвонил Далакян, Давид был командирован в налоговую инспекцию, и с детективом разговаривала Тина. Далакян предложил встретиться, чтобы обсудить некоторые детали, на что Тина ответила отказом, слишком опасно было обнаруживать себя. Далакян будто почувствовал ее опасения и предложил проехаться в соседний район, на выставку изделий народного творчества. Народу полно, да и в случае чего, возможны объяснения присутствия Тины. На выставке продавались прекрасные изделия северных кружевниц, отрезы из шитья, милые безделушки из перламутровых раковин, сережки и инкрустированные шкатулки.
"Гранд Чероки" Тины остановился у въезда на выставку. Одета Тина была нарочито неброско, как любая девушка: джинсы, джемпер, в руке сумка, похожая на папку и содержимое сумки весьма напоминало то, что обычно хранят в деловых папках – документы. На территории, где располагалась выставка, стояло полным полно разнообразных палаток, крытых тентами лотков и разбитых полосатыми шатрами пивных и закусочных. Тина увидела Далакяна у торговых павильонов, детектив выглядел, как всегда франтовато, особенно отличались его ухоженные тонкие усики.
Далакян приметил Тину, и они прошлись вдоль торговых рядов, изредка бросая друг другу фразы. Разошлись в разные стороны, но через назначенные полчаса встретились у пруда, где родители с маленькими детьми кормили золотых рыбок.
Рыбки и в правду были золотые, красно-бело-золотые, привезенные из таинственного Таиланда и выпущенные в северный пруд лишь до закрытия сезона. Корм для рыбок продавала тучная тетка, она же зычно призывала к ответу тех, кто посмел ослушаться и кормил экзотических рыбок черным хлебом. Тина и Далакян присели на лавочку и внимательно наблюдали как малышня с визгом, означающим крайнюю степень удовлетворения, кормит рыбок.
– Взрывное устройство было прикреплено к днищу внедорожника, – обстоятельно докладывал детектив. – В принципе, это мог сделать любой, кто близко подходил к автомобилю. В прокуратуре сообщили, что таймер взрывного устройства был рассчитан на двенадцать часов. Соответственно, это могло произойти лишь в этот отрезок времени, с двух часов дня до двух часов ночи, когда прогремел взрыв.
– Машина Павлова все это время находилась у дома Давида, – подсказала Тина. – Мы приехали к нему часов около шести вечера. До этого автомобиль был припаркован у гостиницы "Алина".
– Территория у дома на Яблоневой улице охраняется. Охранников уже допрашивали в связи с взрывом, они клянутся, что никто не подходил к Роверу.
– А компания "студентов"? – спросила Тина, повернувшись к Далакяну.
– Ваша подруга сама просила присмотреть за багажом, – ответил детектив, глядя на встревоженное лицо девушки.
– Между прочим, вот списки жильцов дома на Яблоневой, – Тина расстегнула сумочку и подала Далакяну списки. – "Студенты" с такими именами в доме не проживают.
Причем первого сентября ни у кого из молодых людей проживающих в доме, вечеринки не было.
– Я бы не слишком доверял их показаниям, – сказал Далакян, – они попросту могут скрывать это от родителей.
– Ну, так узнайте, было ли это на самом деле! – разволновалась Тина.
– Непременно, – успокоил ее детектив, – Тина, простите, Валентина…
– Чего уж там, называйте Тиной, – разрешила она.
– Как мне стало известно, ваш продюсер пользуется услугами некоего Арташеза, известного в нашем городе, как Ной.
– Ной… Ресторан "Ковчег"… – вспомнила Тина, – старинный дружок Бернса.
– Да, вы правы.
– Значит крыша Бернса – Ной.
– Да, это так.
– Что еще? – потребовала дальнейшего отчета Тина.
– Ной имеет доход от распространения наркотиков, подпольного изготовления спиртных напитков и предоставления сексуальных услуг.
– Ого, вот это букет! Каким образом мы вписываемся в статьи доходов Ноя?
– На заре своего бизнеса Бернс просил поддержки Ноя, с тех пор он входит в триаду, которой руководит Ной.
– Триада? – удивилась Тина, и, загибая пальцы, перечислила. – Это паленая водка, наркотики и проституция?
– Да.
– У Ноя было три сына. Сим, Хам и Иафет. Кто есть Бернс? Судя по тому, что их совместный бизнес процветает, Бернс не Хам.
– Не шутите этим Тина, – погрозил пальцем Далакян.
– Какие шутки, – отмахнулась Тина, – Давид сказал, что расчеты с "крышей" ведутся через банк.
– Подставное лицо или какая-нибудь организация.
– Мог ли Ной взять на себя организацию взрыва? – спросила Тина.
– Если Бернс доказал ему необходимость, мог.
– Надо установить истину.
– На это может понадобиться время, – осторожно заметил детектив.
– Не важно. Важно выяснить все до конца. Работайте. Звоните.
Далакян остался сидеть на лавочке, а Тина, бросив ему прощальный кивок, удалилась в сторону торговых павильонов и вскоре исчезла из вида.
Натурные съемки проходили на арендованной территории бывшего пансионата. Здания, принадлежащие в советское время пансионату "Красная Нива", в давнее, дореволюционное время, были резиденцией богатейшего заводчика Альметева. Сейчас территория выглядела сильно запущенной, с одичавшей природой, разрушенными временем и людьми, зданиями. Это как нельзя лучше подходило для натурных съемок войны 1812 года. Съемочная группа прибыла караваном, еще засветло, чтобы ухватить неверную погоду ранней осени. Караван состоял из нескольких трейлеров с аппаратурой и вагончиков для актеров. Для набора массовки был объявлен клич по всем ангельским культурным заведениям, драматическим театрам, студиям актеров и любительским театрам. Платили на натурных съемках хорошо, раздеваться не требовали (хватало своих кадров), требовались определенные навыки, к примеру, обращение с лошадьми, управление гужевым транспортом, опыт сражений на шпагах, саблях и дуэльных пистолетах. Все как в большом кино. Оттого свои фильмы Бернс называл "крепкой альтернативой Мосфильму".
Тине накладывали грим, когда в ее трейлер заглянул Бернс. Присутствие его на изматывающих съемках не ожидалось, и сердце Тины забилось тревогой: что-то случилось! Собрав волю в кулак, Тина с приветливой улыбкой обратилась к продюсеру:
– Роман Израилевич! Какая приятная неожиданность!
– Рада?
– Как можно сомневаться! По делу или соскучились?
– Соскучился, радость моя! Не сидится и не лежится старому Бернсу, все думаю, как там моя красавица? Не строит ли мне какой-либо каверзы?
– Так хорошо начали Роман Израилевич, и тут же все зачеркнули. Ну, какая каверза?
Работаю и днем и ночью, сами знаете, какой напряженный график. И сцены все практически с моим участием, за небольшим исключением. Кстати, не перебор ли это?
Зритель не заскучает?
– Поверь, золотко, не заскучает, тестовая группа без дела не сидит. Впрочем, я не за тем, – и как по мановению волшебной палочки тон Бернса изменился. – Ты, что же дрянь, любовника себе завела?
– Побойтесь бога Роман Израилевич! – вскочила, едва не налетев на гримера, Тина.
– Боги у нас, золотко, разные. Ты своего бойся. А я уж разберусь.
Бернс ткнул Тину в грудь, и она споткнулась о трюмо, уронив несколько склянок с кремами и косметикой.
– Выйти всем! – рявкнул продюсер.
Гример, зачем-то подняв руки вверх, задом попятилась к двери. Не дожидаясь ее ухода, Бернс притянул Тину за лацканы халата, и гневно спросил:
– Ты зачем к Дурбину ходила?
– Со всем с ума сошел, старый черт, посмей меня только пальцем тронуть! – зашипела Тина и, не удержавшись, плюнула в лицо Бернса.
– С Далакяном шашни завела? – утираясь рукавом, почти спокойно произнес Роман Израилевич.
– Да хоть бы и так!
– То-то он тебе названивает!
– Вы кто? Мой родственник, чтобы я отчитывалась перед вами?
– Постыдилась бы, я ведь тебе в деды гожусь!
– Вы бы вспоминали об этом, когда юбку мне задираете!
– Тиночка, золотко, прости меня старика, совсем с ума меня свела. Последний разум потерял, ночей не сплю, все думаю, с кем моя Тиночка…
– Жизни вы мне не даете Роман Израилевич, извели своей ревностью. Людей перестали бояться. Где это видано, что бы при служащих драться лезли!
– Разве ж это драться? Пожурить…
– Ничего себе, на груди синяк будет. Грим килограммами изводить.
– Золотко…
– При Давидке трусики с меня оборвали, – припоминала обиды Тина – с голою задницей стояла.
– Что, возбудился, подлец? – вскинулся Бернс.
– Он же вам как сын, Роман Израилевич!
– Золотко…
– Хватит, – отрубила Тина. – Не золотко я вам, а Тина Андреевна. И с вашими домогательствами тоже хватит!
– Как же это?
– А вот так! Куда хотите, с этим… – Тина ткнула пальцем в направлении Бернсовых брюк, – туда и идите.
– Значит, Далакян…
– Хоть черт с рогами, только бы не вы.
– Ладно. Вспомнишь, да поздно будет.
– Ох, и застращали вы меня… – с иронией сказала Тина.
Бернс выскочил из Тининого трейлера, и еще долго слышался его гневный голос, разносящийся по территории бывшей резиденции заводчика Альметева.
На ужине, устроенном для съемочной группы рядом с Бернсом сидела прекрасная Элен Безухова, в миру – Любочка Егорова. Новая фаворитка была преисполнена важности, ее шаловливые ручки, то сновали, подкладывая в тарелку продюсера самые лакомые кусочки, то совершали какие-то "таинственные" действия под скатертью, которым был накрыт длинный деревянный стол. Тина сидела напротив и мечтала об окончании ужина. Давид не приближался к опальной актрисе, боясь навлечь гнев на и так угнетенную еще одним унижением Тину. По распоряжению Бернса Тина переехала из комфортабельного трейлера в общий вагончик. Там было тесно, хотя актеры и считались сплоченной братией, но все-таки нашлись некоторые, нашедшие в Тинкином падении пищу для язвительных шуток. На самые грубые подначки уставшая Тина думала: "Глупо, очень глупо". А если завтра ей взбредет в голову помириться с Бернсом? Тина ругала себя за несдержанность, но мириться не хотелось. От последнего шага ее удерживала месть. Перед сном, Тина посетила общий душ.
Деревянная кабина с металлической бочкой наверху, небольшой предбанник, где по окончании процедуры омовения ее поджидал Бернс.
– Ну, как на новом месте? – ухмыльнувшись, спросил он.
– Приснится жених невесте, – ответила Тина.
– Мы с Любовью завтра уезжаем, – объявил он. – На Лазурный берег.
– Скатертью дорожка, – напутствовала Тина.
– Дура ты, Тина, – покачал головой Бернс, приглаживая рукой остатки волос.
– Отчего же? – возразила она, набрасывая на плечо влажное полотенце. – Все равно бы меня в Ниццу не повезли, работать надо, съемки в самом разгаре. А Любочка, у нее сцен мало, может себе позволить и Ниццу.
– Ничего, приедем, многое изменится, – пообещал продюсер.
– Ну, дай вам бог, – сказала Тина и вышла из душевой.
– Тебе не пожелаю! – крикнул ей вслед Роман Израилевич.
Давид нашел возможность поговорить с Тиной, когда Бернс действительно покинул лагерь. Она жила в вагончике, несмотря на то, что ее трейлер пустовал. Съемки продолжались с утра до вечера, и Давид, отсутствующий целый день, вечером предложил Тине пройтись. Что бы не вызвать кривотолков, прогуливались они на виду у всех. Давид шел рядом с Тиной, вокруг буйствовала ранняя и удивительно теплая для севера осень. Кусты и деревья, одичавшие за время перестройки, поражали своими красками от бордовых, золотистых и нежно зеленых. Быстро темнело.
Давид предложил Тине свою куртку.
– Ты единственный человек, который должен принять империю Бернса, – внушала Давиду Тина, – других родственников нет. Твоя мать и Сара Абрамовна не в счет.
Брат уже десять лет как умер. Бернс злопамятен. Может отказать все дело кому-либо из дальних, надо постараться не сделать ошибок. Лучше не подходи ко мне, – заключила она.
– Тина, Бернс просил меня сблизиться с тобой, – признался Давид. – Сама понимаешь, что это значит.
– Шпионишь? Какая удача. Бернс ценит информаторов.
– Не называй меня так.
– Прости. Ты знаешь, я готова работать, готова переносить трудности, но меня убивает, когда вокруг меня плетутся интриги и шепчутся "доброжелатели".
– Потерпи. Бернс не знает, как тебя вернуть, не потеряв при этом лица. Разрыв произошел практически на людях.
Задевает его самолюбие, подумала Тина, а куда девать свое? Давид беспокоился за нее, он видел, что творится с Тиной и дядей и знал, что это еще не конец.
– Тина, может быть, настало время бросить все? – снова спросил он, желая оградить ее от дальнейших унижений.
– Нет, Давид. Отольются волку овечкины слезы. Я в порядке.
Они подошли к вагончику, на ящике из-под аппаратуры сидели статисты, попивая пиво – единственный напиток, разрешенный после съемок, и то в ограниченных дозах – и с любопытством посматривая на опальную звезду и референта продюсера. Тина вернула Давиду куртку и гордо прошествовала мимо них под несмолкаемый шепоток.
Тине было одиноко, Давид неделю пропадал в городе. Обстановка на натурных съемках стала обыденной, не было главного раздражителя – Бернса. Вечерами Тина гуляла, а когда погода показывала свой осенний своенравный характер, играла в карты с Ванькой Дрябловым.
Иван был обычным пареньком, несмотря на свою грозную фактуру, накачанные мышцы и сломанный нос. Когда-то Ваня был боксером, правда в юниорской группе, с тех пор у него осталась привычка посвящать занятию спортом несколько часов в день, и чуть что лезть в драку. Как только Тина осталась одна, Иван взял ее под свою опеку, трогательно называл ее малышкой, несмотря на то, что Тина была старше.
Как иногда полезно спуститься с небес, думала Тина, не было бы ее разрыва с Бернсом, никогда бы она не узнала широту души Нарьян-Марского дьявола. История киношной карьеры Ивана поражала своей банальностью. Травма. Куда деваться бедному юниору? Начал пьянствовать, вести беспорядочную половую жизнь. Однажды проснулся рядом с такой "синюшкой", что до венерического диспансера бежал бегом.
Слава богу, обошлось, видать, совсем был пьян, но зато доктор, который обследовал Ванечку, поразился его природным данным и тут же позвонил Бернсу.
Больше Ванечка не пил. Прошел полное обследование и явился на кастинг. Бернс был впечатлен. Так Ванечка стал Андреем Болконским.
Клюкин, без пригляда Давида, крепко надирался на съемках, что огорчало Михалыча, и заброшенные окрестности оглашались его жалобами. Актеры резались в записного дурака, иногда расписывали пульку, но в отличие от других сезонных кампаний – студенческих отрядов, трудовых бригад, спортивных сборов – никто не крутил романов и не занимался любовью в свободное от работы время.
Бернс вернулся с Французской Ривьеры и сразу нагрянул в Альметевку. Вместе с ним нагрянула и непогода. Демонстрируя шикарный загар Любочка Егорова, захлебываясь от восторга, делилась впечатлениями. Весь дамский коллектив дружно ей завидовал.
Удивительно, но когда Тина приезжала после отдыха с Бернсом, никто не лез к ней с расспросами, никто не восхищался великолепными Тинкиными ножками в виртуальных чулках из тропического загара. Неужели она была такая недоступная? Или дамы боялись сближаться с всесильной фавориткой продюсера, ведь женской дружбы век недолог, а ненависть чувство более постоянное? А в итоге, как лишена была Тина дамского признания тогда, так же одинока и теперь. Бернс устроил разбор материала, отснятого во время его отсутствия, и остался им доволен. Хоть это радует, не надо переснимать сцены в холодную ветреную погоду, вот если бы сия процедура была бесплатной, Бернс непременно развлекся бы, заставляя Тинку мерзнуть неглиже. Но поскольку каждый кадр и каждая минута пребывания в Альметевке стоила Бернсу денег, то, учитывая грядущие траты на отопления трейлеров, Бернс дал команду сняться с якоря. По прибытию в родной город пришлось Тине испытать еще одно унижение. Бернс отдал распоряжение провести тщательное медицинское обследование актрисы Тины Гранд. Объемная карта Тины легла на стол продюсера. Неужто и в правду хочет заменить ее Любочкой? Давид рассказал ей, что Бернс вызвал лучших специалистов и устроил Любочке фотосессию, которая закончилась полным ее провалом. Любочка неплоха во второстепенных ролях, но главную ей не потянуть, нет в ней того шарма и легкости, которые отличают Тину. Статистка и все тут. Во что свято верила Тина, так это в Бернсов здравый смысл – несмотря на всепоглощающее желание втоптать Тину в грязь, он ни за что не поставит свое детище "Венус" в ситуацию, близкую к неуспеху. Деньги, деньги!
А Тина приносила доход, как золотоносная жила, и ее надо разрабатывать, пока она в самом спелом возрасте, что называется в соку. Но эти попытки Бернса вывести ее из себя невероятно подтачивали нервную систему, Тина стала плохо спать, что немедленно отразилось на ее внешности. Бернс сбавил обороты, дал Тине выходной, оплатил самый лучший салон красоты.