Страница:
Командный пункт береговой обороны и штаб Приморской армии располагались по соседству с 6-й Бастионной улицей в Крепостном переулке. И несмотря на очень мирный вид, на сады и виноградники, все здесь напоминало давнюю севастопольскую страду. Под КП отведены подземные казематы упраздненной старой батареи. Переоборудован КП согласно современным требованиям. Большое благо — связь, подготовленная основательно, по-флотски. Глубоко убраны в землю провода. Они связывали КП со всеми береговыми батареями и даже с иными постами корректировки. Все важнейшие объекты базы тоже на подземной связи, флотские связисты в первые же дни начали работы по установлению такой же связи с опорными пунктами обороны, позже с КП дивизий и полков.
В те дни, когда штаб готовил оборону к решающим боям, и существующая связь была большим подспорьем.
Подземелье не столь просторно, как в шустовских погребах. Круглые сутки электрический свет от автономного источника питания. И опять же по условиям своей деятельности Крылов обречен на круглосуточное пребывание под землей.
Командарму, с присущей ему подвижностью на передовой, надо было организовать наиболее действенное управление всеми сухопутными силами.
Крылов с помощью Кабалюка готовит проект разделения обороны города на сектора, исходя опять же из одесского опыта.
6 и 7 ноября не утихали бои. Манштейн не оставлял попыток взять город с ходу, и в эти же дни рождалась на карте Крылова структура построения той обороны, которая должна была надолго привязать 11-ю немецкую армию к Севастополю.
Первый сектор обороны города — с правого фланга, со стороны Балаклавы. По главной линии обороны он имел самый узкий участок — 6 километров протяженности, прикрывал Сапун-гору и мыс Херсонес. Его комендантом был назначен Петр Георгиевич Новиков, и хотя в Приморской его числили еще полковником, но уже 12 октября ему было присвоено звание генерал-майора. Располагал он в первые дни обороны всего лишь полком, дивизия еще только заново формировалась.
В его полосе действовала мощная береговая батарея, но вместе с тем Рыжи спланировал и огонь главных батарей с левого фланга. В любой момент весь огонь мощнейших калибров мог обрушиться на любую точку первого сектора по соответствующему световому сигналу.
Второй сектор имел по фронту протяженность в 10 километров, пересекал долину реки Черная и Ялтинское шоссе. На тыловых позициях этого сектора располагался Инкерман. Его полоса была одной из наиболее опасных, но Крылов без колебаний рекомендовал на пост коменданта полковника И. А. Ласкина, хотя он был и новичком в Приморской. Линию обороны во втором секторе заняла 172-я дивизия в составе двух полков и 31-й полк Чапаевской дивизии.
Но еще более сложным для обороны был третий сектор с Мекензией. Не случайно именно против полосы этого сектора в Черкез-Кермене расположился штаб 11-й армии.
Двенадцатикилометровую полосу сектора защищали два полка чапаевцев, бригада Е. И. Жидилова и 3-й морской полк подполковника С. Р. Гусарова. Комендантом третьего сектора стал генерал-майор Т. К. Коломиец.
Наибольшая протяженность полосы обороны в 18 километров досталась четвертому сектору. От высоты с отметкой 209,9 она пересекала долину реки Бельбек и дугой опиралась на берег моря у устья Качи. Эта дуга была удалена от города на 20 километров и прикрывала Северную бухту и рейд флота. Комендантом сектора назначили В. Ф. Воробьева, обороняла его 95-я дивизия и 8-я бригада морской пехоты.
Таким образом сложилась 46-километровая главная линия обороны.
9 ноября главные силы Приморской армии вышли к Севастополю, и Крылов смог рассчитать силы, которым предстояло держать сектора обороны. Численность боевого состава (потом пробивались с боями отдельные отряды) составляла на день выхода к городу 24 712 человек.
Даже вместе с войсками Севастопольского гарнизона это была горстка против 124-тысячной 11-й немецкой армии.
Наступление, предпринятое Манштейном до выхода Приморской армии к Севастополю, хотя и было отражено благодаря беспримерному мужеству и стойкости краснофлотцев, к 10 ноября оно завершилось захватом Черкез-Кермена и хутора Мекензия. Пал Дуванкой, в Бельбекской долине стало очень тревожно. Вражеские клинья были остановлены всего лишь в семи километрах от Северной бухты.
Однако начало сказываться прибытие частей Приморской армии и надежность создаваемой обороны.
Боями в начале ноября завершилась первая попытка овладеть Севастополем. Фон Манштейн записал в своих мемуарах: «54-му ак., следовавшему вплотную за бригадой (Циглера), была поставлена задача: прорваться через реки Бельбек и Черную и окончательно отрезать путь отступления на Севастополь частям противника, находящимся в горах. Однако корпус после активного преследования на подступах к крепости между реками Кача и Бельбек, а также при своем продвижении в горах к реке Черной натолкнулся на упорное сопротивление...»
Это о первых днях боев на подступах, а вот уже о боях, когда вступила в действие Приморская: «Благодаря энергичным мерам советского командующего противник сумел остановить продвижение 54-го ак. на подступах к крепости (вот уже и крепость! — Авт.)...Противник счел себя даже достаточно сильным для того, чтобы при поддержке огня флота начать наступление с побережья севернее Севастополя против правого фланга 54-го ак. Потребовалось перебросить сюда для поддержки 22 пд из состава 30-го ак. В этих условиях командование армии должно было отказаться от своего плана взять Севастополь внезапным ударом с хода — с востока и юго-востока».
За наступление Манштейн принял выход на рубежи Приморской армии.
Для прорыва через Перекоп и Ишуньские позиции Манштейну хватило сил 54-го корпуса.
Утром 13 ноября началось новое наступление. На этот раз в первом и втором секторах. Направление основного удара — вдоль Ялтинского шоссе через Камары и Чоргунь к Сапун-горе.
В первом секторе создалась напряженная обстановка, ибо он еще не был целиком укомплектован. Немецким войскам удалось потеснить войска сектора, нависла угроза падения Балаклавы.
14 ноября, подтянув резервы, командарм решил контратаковать. Заработала система артиллерийского огня. К артиллерийскому удару двух секторов полковник Рыжи подключил огонь береговых батарей и кораблей. Из рук в руки переходили несколько раз высоты 386,6 и 440,8. Противник был остановлен.
Манштейн тут же усилил атаки во втором секторе. И опять маневр огнем остановил противника.
День за днем он бросал в атаку одну колонну за другой, не считаясь с потерями, пытаясь тараном пробить оборону по тому же принципу, что и на Ишуньских позициях.
16 ноября атаки продолжались и ночью. Фон Манштейн никак не хотел мириться с тем, что Севастополь все еще остается советским. 16 ноября пала Керчь. Весь Крым в его руках, а Севастополь стоит и держит два корпуса его армии, которой предназначен прыжок через Керченский пролив.
Утром 17 ноября бои достигли критического напряжения. Все резервы были введены в бой в первом секторе. Чтобы облегчить положение в первом секторе, в третьем секторе чапаевцы и бригада Жидилова переходили в контратаки.
Немецкое командование ввело в бой танки, их остановил сосредоточенный огонь всех видов артиллерии, но немецкие автоматчики все же сумели овладеть последней высотой перед Балаклавой.
Командарм лично руководил боем. Казалось, что с минуты на минуту не хватит сил отбить очередную атаку.
Крылов не выходил из подземной «каюты» полковника Рыжи. Начарт, сидя над картой со схемой артогня, держал руку на пульте управления. По донесениям артиллеристов вырисовывалась картина страшных потерь в немецких войсках, в их технике. Но Манштейн вновь и вновь, подбрасывая живую силу, как в гигантскую топку, поднимал их в атаку.
К ночи Петров организовал контратаку бойцов 1330-го полка. В 20 часов 45 минут немцы с высоты 212,1 были выбиты.
18 ноября Манштейну уже нигде не удалось продвинуться.
Керчь пала, а Севастополь стоял и стоял.
Манштейн никак не хотел с этим примириться. Он перегруппировал свои части и 21 ноября вновь возобновил атаки, пытаясь смять оборону в первом и втором секторах.
Под Камарами дело несколько раз доходило до рукопашной.
Судьба начальника штаба армии следить за развитием событий из подземелья. Когда все резервы задействованы, ему нечем помочь. Но вот в донесении из дивизии Ласкина вдруг раскрылась возможность повлиять на ход боя. В атаке участвовал немецкий саперный батальон. Манштейн исчерпал свои резервы. Он прорвался в Камары, по какой ценой?
Петров сейчас же ухватился за мысль утром контратаковать на этом участке. Крылов связался по подземному кабелю с Ласкиным. Он задал всего лишь один вопрос:
— Когда лучше контратаковать, чтобы выбить немцев из Камаров? Утром или сейчас же ночью, пока они не успели окопаться?
Ласкин высказался за то, чтобы контратаковать ночью.
Незадолго до полуночи контратака завершилась изгнанием противника из Камаров.
На участке 4-го сектора, где Манштейн наносил отвлекающий удар, его атака закончилась потерей тридцати с лишним танков. Огнем береговых батарей их даже не подпустили к линии обороны.
Ноябрьское наступление на Севастополь окончилось поражением. Оборона устоялась... 11-я армия к 22 ноября прочно увязла под Севастополем. И вовремя.
27 ноября войска Тимошенко перешли в наступление под Ростовом, выбросили 29 ноября немцев из города и вынудили отступить за реку Миус.
Скованная под Севастополем 11-я армия ничем не могла помочь...
4
5
В те дни, когда штаб готовил оборону к решающим боям, и существующая связь была большим подспорьем.
Подземелье не столь просторно, как в шустовских погребах. Круглые сутки электрический свет от автономного источника питания. И опять же по условиям своей деятельности Крылов обречен на круглосуточное пребывание под землей.
Командарму, с присущей ему подвижностью на передовой, надо было организовать наиболее действенное управление всеми сухопутными силами.
Крылов с помощью Кабалюка готовит проект разделения обороны города на сектора, исходя опять же из одесского опыта.
6 и 7 ноября не утихали бои. Манштейн не оставлял попыток взять город с ходу, и в эти же дни рождалась на карте Крылова структура построения той обороны, которая должна была надолго привязать 11-ю немецкую армию к Севастополю.
Первый сектор обороны города — с правого фланга, со стороны Балаклавы. По главной линии обороны он имел самый узкий участок — 6 километров протяженности, прикрывал Сапун-гору и мыс Херсонес. Его комендантом был назначен Петр Георгиевич Новиков, и хотя в Приморской его числили еще полковником, но уже 12 октября ему было присвоено звание генерал-майора. Располагал он в первые дни обороны всего лишь полком, дивизия еще только заново формировалась.
В его полосе действовала мощная береговая батарея, но вместе с тем Рыжи спланировал и огонь главных батарей с левого фланга. В любой момент весь огонь мощнейших калибров мог обрушиться на любую точку первого сектора по соответствующему световому сигналу.
Второй сектор имел по фронту протяженность в 10 километров, пересекал долину реки Черная и Ялтинское шоссе. На тыловых позициях этого сектора располагался Инкерман. Его полоса была одной из наиболее опасных, но Крылов без колебаний рекомендовал на пост коменданта полковника И. А. Ласкина, хотя он был и новичком в Приморской. Линию обороны во втором секторе заняла 172-я дивизия в составе двух полков и 31-й полк Чапаевской дивизии.
Но еще более сложным для обороны был третий сектор с Мекензией. Не случайно именно против полосы этого сектора в Черкез-Кермене расположился штаб 11-й армии.
Двенадцатикилометровую полосу сектора защищали два полка чапаевцев, бригада Е. И. Жидилова и 3-й морской полк подполковника С. Р. Гусарова. Комендантом третьего сектора стал генерал-майор Т. К. Коломиец.
Наибольшая протяженность полосы обороны в 18 километров досталась четвертому сектору. От высоты с отметкой 209,9 она пересекала долину реки Бельбек и дугой опиралась на берег моря у устья Качи. Эта дуга была удалена от города на 20 километров и прикрывала Северную бухту и рейд флота. Комендантом сектора назначили В. Ф. Воробьева, обороняла его 95-я дивизия и 8-я бригада морской пехоты.
Таким образом сложилась 46-километровая главная линия обороны.
9 ноября главные силы Приморской армии вышли к Севастополю, и Крылов смог рассчитать силы, которым предстояло держать сектора обороны. Численность боевого состава (потом пробивались с боями отдельные отряды) составляла на день выхода к городу 24 712 человек.
Даже вместе с войсками Севастопольского гарнизона это была горстка против 124-тысячной 11-й немецкой армии.
Наступление, предпринятое Манштейном до выхода Приморской армии к Севастополю, хотя и было отражено благодаря беспримерному мужеству и стойкости краснофлотцев, к 10 ноября оно завершилось захватом Черкез-Кермена и хутора Мекензия. Пал Дуванкой, в Бельбекской долине стало очень тревожно. Вражеские клинья были остановлены всего лишь в семи километрах от Северной бухты.
Однако начало сказываться прибытие частей Приморской армии и надежность создаваемой обороны.
Боями в начале ноября завершилась первая попытка овладеть Севастополем. Фон Манштейн записал в своих мемуарах: «54-му ак., следовавшему вплотную за бригадой (Циглера), была поставлена задача: прорваться через реки Бельбек и Черную и окончательно отрезать путь отступления на Севастополь частям противника, находящимся в горах. Однако корпус после активного преследования на подступах к крепости между реками Кача и Бельбек, а также при своем продвижении в горах к реке Черной натолкнулся на упорное сопротивление...»
Это о первых днях боев на подступах, а вот уже о боях, когда вступила в действие Приморская: «Благодаря энергичным мерам советского командующего противник сумел остановить продвижение 54-го ак. на подступах к крепости (вот уже и крепость! — Авт.)...Противник счел себя даже достаточно сильным для того, чтобы при поддержке огня флота начать наступление с побережья севернее Севастополя против правого фланга 54-го ак. Потребовалось перебросить сюда для поддержки 22 пд из состава 30-го ак. В этих условиях командование армии должно было отказаться от своего плана взять Севастополь внезапным ударом с хода — с востока и юго-востока».
За наступление Манштейн принял выход на рубежи Приморской армии.
Для прорыва через Перекоп и Ишуньские позиции Манштейну хватило сил 54-го корпуса.
Утром 13 ноября началось новое наступление. На этот раз в первом и втором секторах. Направление основного удара — вдоль Ялтинского шоссе через Камары и Чоргунь к Сапун-горе.
В первом секторе создалась напряженная обстановка, ибо он еще не был целиком укомплектован. Немецким войскам удалось потеснить войска сектора, нависла угроза падения Балаклавы.
14 ноября, подтянув резервы, командарм решил контратаковать. Заработала система артиллерийского огня. К артиллерийскому удару двух секторов полковник Рыжи подключил огонь береговых батарей и кораблей. Из рук в руки переходили несколько раз высоты 386,6 и 440,8. Противник был остановлен.
Манштейн тут же усилил атаки во втором секторе. И опять маневр огнем остановил противника.
День за днем он бросал в атаку одну колонну за другой, не считаясь с потерями, пытаясь тараном пробить оборону по тому же принципу, что и на Ишуньских позициях.
16 ноября атаки продолжались и ночью. Фон Манштейн никак не хотел мириться с тем, что Севастополь все еще остается советским. 16 ноября пала Керчь. Весь Крым в его руках, а Севастополь стоит и держит два корпуса его армии, которой предназначен прыжок через Керченский пролив.
Утром 17 ноября бои достигли критического напряжения. Все резервы были введены в бой в первом секторе. Чтобы облегчить положение в первом секторе, в третьем секторе чапаевцы и бригада Жидилова переходили в контратаки.
Немецкое командование ввело в бой танки, их остановил сосредоточенный огонь всех видов артиллерии, но немецкие автоматчики все же сумели овладеть последней высотой перед Балаклавой.
Командарм лично руководил боем. Казалось, что с минуты на минуту не хватит сил отбить очередную атаку.
Крылов не выходил из подземной «каюты» полковника Рыжи. Начарт, сидя над картой со схемой артогня, держал руку на пульте управления. По донесениям артиллеристов вырисовывалась картина страшных потерь в немецких войсках, в их технике. Но Манштейн вновь и вновь, подбрасывая живую силу, как в гигантскую топку, поднимал их в атаку.
К ночи Петров организовал контратаку бойцов 1330-го полка. В 20 часов 45 минут немцы с высоты 212,1 были выбиты.
18 ноября Манштейну уже нигде не удалось продвинуться.
Керчь пала, а Севастополь стоял и стоял.
Манштейн никак не хотел с этим примириться. Он перегруппировал свои части и 21 ноября вновь возобновил атаки, пытаясь смять оборону в первом и втором секторах.
Под Камарами дело несколько раз доходило до рукопашной.
Судьба начальника штаба армии следить за развитием событий из подземелья. Когда все резервы задействованы, ему нечем помочь. Но вот в донесении из дивизии Ласкина вдруг раскрылась возможность повлиять на ход боя. В атаке участвовал немецкий саперный батальон. Манштейн исчерпал свои резервы. Он прорвался в Камары, по какой ценой?
Петров сейчас же ухватился за мысль утром контратаковать на этом участке. Крылов связался по подземному кабелю с Ласкиным. Он задал всего лишь один вопрос:
— Когда лучше контратаковать, чтобы выбить немцев из Камаров? Утром или сейчас же ночью, пока они не успели окопаться?
Ласкин высказался за то, чтобы контратаковать ночью.
Незадолго до полуночи контратака завершилась изгнанием противника из Камаров.
На участке 4-го сектора, где Манштейн наносил отвлекающий удар, его атака закончилась потерей тридцати с лишним танков. Огнем береговых батарей их даже не подпустили к линии обороны.
Ноябрьское наступление на Севастополь окончилось поражением. Оборона устоялась... 11-я армия к 22 ноября прочно увязла под Севастополем. И вовремя.
27 ноября войска Тимошенко перешли в наступление под Ростовом, выбросили 29 ноября немцев из города и вынудили отступить за реку Миус.
Скованная под Севастополем 11-я армия ничем не могла помочь...
4
Заканчивался первый и самый сложный для советского народа этап войны. Имелась возможность обобщить первый ее опыт, который говорил, что там, где командование всех степеней сумело понять тактику и маневр противника, искусство немецких генералов оказывалось бессильным. Один из основоположников немецкого военного искусства, фельдмаршал фон Рундштедт, получил ощутимый удар под Ростовом. Проглядел опасность удара во фланг, недооценил сил советских войск, вырвался так далеко, что его растянутые коммуникации уже таили в себе угрозу поражения.
Все военное искусство немецкого генералитета было построено на возможности побеждать более слабого противника или деморализованного еще до начала военных действий, как это было во Франции в 1940 году. На серьезное сопротивление захватчики не рассчитывали.
Безусловно, отработанные немцами до безукоризненности тактические приемы маневренной войны принесли им некоторые значительные успехи в начале вторжения в Советский Союз. Советскому командованию во многом пришлось пересматривать тактику ведения боя, руководству страны перестраивать экономику на военный лад и все это делать в тяжелейших условиях. Но с первых же дней войны, даже и в моменты серьезных поражений, обнаружилось, что советский солдат не деморализован, что он мужествен, настойчив в бою, что он совсем не собирается отдать родную землю захватчикам, что советский строй не рухнул, и расчеты, построенные на этом, обнажили всю авантюристическую основу немецкого военного искусства.
Фон Рундштедту очень была нужна 11-я армия для охвата Ростова. Севастополь не пустил ее в ноябрьские дни из Крыма.
Фон Рундштедту очень нужна была 11-я армия для отражения ударов с фланга войск Тимошенко, и опять же Севастополь удержал ее возле своих стен.
Защита Севастополя Черноморским флотом и Приморской армией показала, что там, где находятся люди, умеющие извлекать опыт из поражений, не предаваться растерянности или иллюзорным надеждам на то, что кто-то где-то выправит общее положение, люди, сумевшие противопоставить тактике противника свою тактику, творчески ее разработать, — там немецкое военное искусство оказалось бессильным.
Потерпев поражение в попытке овладеть Севастополем с ходу, Манштейн начал подготовку к массированному штурму Севастопольского оборонительного района, планируя его на 27 ноября.
Но потери 11-й армии в наступлении, которое велось с 11 по 22 ноября, оказались столь значительны, что без дополнительных резервов предпринять его оказалось невозможным. Манштейн свидетельствует, что к 17 ноября вышло из строя до половины всей техники его армии. Кроме того, 27 ноября началось контрнаступление Тимошенко, связавшее Рундштедта, который ничем не мог помочь Манштейну. Таким образом, пришлось отсрочить штурм. Это позволило Черноморскому флоту поддержать севастопольцев маршевыми подразделениями (6 тысяч человек) и переправить с Большой земли 388-ю стрелковую дивизию численностью в 10 800 человек, что весомо увеличило Приморскую армию, состоявшую теперь из шести дивизий: пяти стрелковых и одной кавалерийской (спешенной), двух бригад морской пехоты и двух отдельных стрелковых полков.
Во время этой передышки развернулась работа по усовершенствованию оборонительных позиций: со всем тщанием уточнялась карта артиллерийского огня; батареи береговой обороны были усилены восемью стационарными батареями, оснащенными орудиями, снятыми с кораблей Черноморского флота.
Отсрочка штурма была, конечно, делом временным, хотя находились и такие, что высказывали, правда, не очень-то уверенно, предположения, что его вообще может и не быть, если войска Тимошенко продолжат свое наступление. Но Крылов не принадлежал к людям, склонным обманывать себя. Строгий анализ общей обстановки не давал повода для таких надежд. Там, в осажденном Севастополе, ни он, ни командарм не могли с достаточной основательностью представить происходящее на Большой земле и сделать соответствующие выводы, но вместе с тем опыт давал им возможность рассуждать более чем здраво. Ударом под Ростовом обольщаться не приходилось — это был еще пока намек на перелом, который должен был произойти в другом месте, там, куда и было приковано внимание всех, — к битве за Москву.
Поэтому неослабно велась подготовка к новым боям, и Николай Иванович Крылов к этой работе весьма ощутительно руку приложил.
А тут и поражение немцев под Москвой подоспело! В то время среди защитников Севастополя не было более волнующей темы для раздумий. Отрезанные врагом, они с тем же напряжением следили за битвой, что и весь мир, хотя знали о ней меньше, нежели те, кто был на Большой земле. Сводки были скупы. Искали ответа на свои вопросы между строк. 27 ноября было знаменательно еще одним событием, и не столько для севастопольцев, сколько для всей армии.
Из рук в руки переходил номер «Правды» за это число. Передовая говорила, что «под Москвой должен начаться разгром врага».
Уже сам заголовок наводил на размышления. Что это? Обычный пропагандистский трюк или намек для всей армии, для всего народа, что вскоре грядет на фронте перелом?
Передовая «Правды» — это голос партии. Что-то серьезное стояло в тот раз за ней.
— Как понимать эту передовую? — спросил Петров, спустившись в «кубрик» к Крылову.
— В чем сомнения? — спросил, в свою очередь, Крылов.
— Если готовится или подготовлено контрнаступление, зачем же об этом объявлять заранее?.. Готовится или готово? Вот что меня мучает! — продолжал Петров после паузы.
— А что изменится, если даже эти строки противник расценит как угрозу контрнаступления? — спросил, в свою очередь, Крылов. — Сказано же в тексте: они не мчатся вперед, как бывало, а ползут, обильной кровью поливая каждый свой шаг... Надо полагать, что наступление на Москву ведется с полным напряжением всех их сил... Навряд ли сейчас уже немцы найдут какие-либо резервы для решающего перевеса... Если контрнаступление готово, то это значит, что подтянуты к Москве значительные силы. Этого не может не заметить их авиаразведка...
— Сердце ноет!.. Неужели свершится?
И у Крылова от предчувствия, что назрели значительные события, тоже замирало сердце. Но его всегда во всех сомнениях выручала математическая логика штабиста.
И хотя Севастополь был изолирован на суше от Большой земли, на кораблях приходили известия из «солдатского вестника».
«Солдатский вестник»... Кто из фронтовиков не помнит его всепроникающего взгляда в тайные замыслы штабов? Командование еще только намечает планы за плотно закрытыми дверями, а уже перекатывается информация по окопам: «Ждите! Готовят!»
«Ждите! Горячо будет немцам под Москвой!» — говорили бойцы из пополнения с Большой земли.
И вот оно! Через две недели поздно вечером по радио прозвучало сообщение Совинформбюро об успешном контрнаступлении под Москвой, о провале немецкого плана окружения столицы, о крушении «блицкрига».
Крылов вслушивался в голос диктора. И даже не заметил, как «кубрик» заполнили до отказа штабисты, как вошел командарм.
— Началось! — объявил он с торжеством в голосе. — Передать по всем подразделениям!
Не везде имелись радиоприемники, в подразделения помчались направленцы, политработники. Те, кто остался в штабе, передавали известие по телефону.
— Все знают и торжествуют! Никто не спит! — отвечали с командных пунктов.
— Вот когда и нам бы перейти в наступление! — мечтательно заметил Петров.
Николай Иванович помалкивал. Он видел, что подъем в войсках наступательный, но наступать было нечем. А если наступать? Вице-адмирал Октябрьский, отбывая дня за два до этого торжественного сообщения Совинформбюро в Новороссийск, намекнул, что скоро угроза Севастополю будет снята.
Итак, если наступать?
Начальник штаба обязан заглядывать вперед, и нет никаких ограничений в сроках для этого «загляда»...
Так что же имел в виду вице-адмирал Октябрьский?
Не удар же в лоб 11-й немецкой армии, сосредоточенной к началу декабря своими главными силами вокруг Севастополя.
Октябрьский мог иметь в виду только удар через Керченский пролив. Близость базы, короткие коммуникации. Прыжок через пролив, десанты на Южном берегу Крыма... А Севастополю пассивная роль?
Рука с карандашом невольно тянулась к карте. Вот она — чистая карта Крыма. Можно на ней произвести некоторые расчеты.
Известно, что Манштейн сильно ослабил оборону Керченского полуострова, стянул к Севастополю два армейских корпуса и основные силы артиллерии.
К штурму Севастополя подготовлены шесть пехотных дивизий полного штата. Седьмая и горнострелковая румынские бригады в резерве. У Манштейна 900 орудий, более 150 танков, поддерживают его 200 самолетов.
Если начнется крупная операция на Керченском полуострове, Манштейну придется разжать свой бронированный кулак.
Вот тут и ударить из Севастополя на Евпаторию с поворотом к Ишуньским перешейкам, запереть всю 11-ю армию в Крыму. При обострении положения под Москвой и усложнении обстановки в полосе 1-й немецкой танковой группы сможет ли немецкое командование выручить 11-ю армию, лишенную всякого подвоза?
Силами Приморской армии, даже и после пополнения, силами всего Севастопольского оборонительного района такую операцию осуществить невозможно. Но если находятся силы у Закавказского фронта совершить прыжок через Керченский пролив, не выделит ли фронт две дивизии, артиллерии и хотя бы один танковый полк, чтобы Манштейна взять в клещи? Пока только для себя Крылов производил необходимые подсчеты, зная, что наступательный порыв войск может стоить большего, чем любые подкрепления. Но подкрепления были нужны, и значительные...
Такова была обстановка на 12 декабря.
И 13-го, и 14-го армейская разведка доносила, что в немецком тылу идут интенсивные передвижения, что подведена артиллерия крупных калибров, которая пока ничем себя не обнаруживает.
15 декабря взятый «язык», немецкий офицер, показал, что Манштейн издал приказ на наступление, что будто бы он оканчивался словами: «Севастополь падет».
Успех первых оборонительных боев в Севастополе вселял в людей уверенность в свои силы. Он был основан на слитной работе всех звеньев командного состава и любого подразделения. Моряки вливались в состав сухопутных войск и наоборот, некоторые стрелковые подразделения вливались в полки моряков, и все это органично вступало во взаимодействие. Севастополь защищали те же люди, что и Одессу, и расстановка сил была примерно та же. Хотя военно-морская база Черноморского флота была оснащена для обороны значительно лучше, но и штурмовали ее не румыны, а подготовленная и хорошо оснащенная 11-я немецкая армия.
Шел декабрь. До Нового года еще оставалось достаточно времени. Точный же срок начала немецкого наступления разведке установить не удавалось.
Приходилось быть все время настороже.
16 декабря командарм, вернувшись от контр-адмирала Жукова, куда он был внезапно вызван, спустился в «кубрик» к Крылову.
— Мы наступаем! — объявил он с порога.
Крылов встал. Слишком необычны были эти слова в глубокой обороне, необычным совпадением с его собственными размышлениями, прозвучали они.
— Приказано, — продолжал Петров, — подготовиться к наступлению, а не к контрудару. К настоящему наступлению на Симферополь... Задача: сковать силы противника и не допустить вывода его резервов на Керченский полуостров...
Крылов молча достал из тумбочки карту, на которой он делал предположительные расчеты наступления.
Петров живо склонился над картой, тускло взблеснули стекла его пенсне, он поднял голову, в лице недоумение.
— Что все это означает? Откуда танковый полк, откуда десант? Откуда эти части?
— Минимальный расчет, Иван Ефимович! Самый минимальный расчет необходимых сил для наступления, при условии, что противник начнет перебрасывать артиллерию и танки в Керчь! А еще нет расчетов по боеприпасам, по автомашинам для перевозки раненых...
Петров, не сводя глаз с карты, произнес с сомнением в голосе:
— Речь пока шла о наступлении наличными силами...
— На Симферополь? Наличными силами? — переспросил Крылов. — Быть может, предполагается преследование немецких войск, отходящих от Севастополя? Все зависит от силы удара под Керчью...
Все военное искусство немецкого генералитета было построено на возможности побеждать более слабого противника или деморализованного еще до начала военных действий, как это было во Франции в 1940 году. На серьезное сопротивление захватчики не рассчитывали.
Безусловно, отработанные немцами до безукоризненности тактические приемы маневренной войны принесли им некоторые значительные успехи в начале вторжения в Советский Союз. Советскому командованию во многом пришлось пересматривать тактику ведения боя, руководству страны перестраивать экономику на военный лад и все это делать в тяжелейших условиях. Но с первых же дней войны, даже и в моменты серьезных поражений, обнаружилось, что советский солдат не деморализован, что он мужествен, настойчив в бою, что он совсем не собирается отдать родную землю захватчикам, что советский строй не рухнул, и расчеты, построенные на этом, обнажили всю авантюристическую основу немецкого военного искусства.
Фон Рундштедту очень была нужна 11-я армия для охвата Ростова. Севастополь не пустил ее в ноябрьские дни из Крыма.
Фон Рундштедту очень нужна была 11-я армия для отражения ударов с фланга войск Тимошенко, и опять же Севастополь удержал ее возле своих стен.
Защита Севастополя Черноморским флотом и Приморской армией показала, что там, где находятся люди, умеющие извлекать опыт из поражений, не предаваться растерянности или иллюзорным надеждам на то, что кто-то где-то выправит общее положение, люди, сумевшие противопоставить тактике противника свою тактику, творчески ее разработать, — там немецкое военное искусство оказалось бессильным.
Потерпев поражение в попытке овладеть Севастополем с ходу, Манштейн начал подготовку к массированному штурму Севастопольского оборонительного района, планируя его на 27 ноября.
Но потери 11-й армии в наступлении, которое велось с 11 по 22 ноября, оказались столь значительны, что без дополнительных резервов предпринять его оказалось невозможным. Манштейн свидетельствует, что к 17 ноября вышло из строя до половины всей техники его армии. Кроме того, 27 ноября началось контрнаступление Тимошенко, связавшее Рундштедта, который ничем не мог помочь Манштейну. Таким образом, пришлось отсрочить штурм. Это позволило Черноморскому флоту поддержать севастопольцев маршевыми подразделениями (6 тысяч человек) и переправить с Большой земли 388-ю стрелковую дивизию численностью в 10 800 человек, что весомо увеличило Приморскую армию, состоявшую теперь из шести дивизий: пяти стрелковых и одной кавалерийской (спешенной), двух бригад морской пехоты и двух отдельных стрелковых полков.
Во время этой передышки развернулась работа по усовершенствованию оборонительных позиций: со всем тщанием уточнялась карта артиллерийского огня; батареи береговой обороны были усилены восемью стационарными батареями, оснащенными орудиями, снятыми с кораблей Черноморского флота.
Отсрочка штурма была, конечно, делом временным, хотя находились и такие, что высказывали, правда, не очень-то уверенно, предположения, что его вообще может и не быть, если войска Тимошенко продолжат свое наступление. Но Крылов не принадлежал к людям, склонным обманывать себя. Строгий анализ общей обстановки не давал повода для таких надежд. Там, в осажденном Севастополе, ни он, ни командарм не могли с достаточной основательностью представить происходящее на Большой земле и сделать соответствующие выводы, но вместе с тем опыт давал им возможность рассуждать более чем здраво. Ударом под Ростовом обольщаться не приходилось — это был еще пока намек на перелом, который должен был произойти в другом месте, там, куда и было приковано внимание всех, — к битве за Москву.
Поэтому неослабно велась подготовка к новым боям, и Николай Иванович Крылов к этой работе весьма ощутительно руку приложил.
А тут и поражение немцев под Москвой подоспело! В то время среди защитников Севастополя не было более волнующей темы для раздумий. Отрезанные врагом, они с тем же напряжением следили за битвой, что и весь мир, хотя знали о ней меньше, нежели те, кто был на Большой земле. Сводки были скупы. Искали ответа на свои вопросы между строк. 27 ноября было знаменательно еще одним событием, и не столько для севастопольцев, сколько для всей армии.
Из рук в руки переходил номер «Правды» за это число. Передовая говорила, что «под Москвой должен начаться разгром врага».
Уже сам заголовок наводил на размышления. Что это? Обычный пропагандистский трюк или намек для всей армии, для всего народа, что вскоре грядет на фронте перелом?
Передовая «Правды» — это голос партии. Что-то серьезное стояло в тот раз за ней.
— Как понимать эту передовую? — спросил Петров, спустившись в «кубрик» к Крылову.
— В чем сомнения? — спросил, в свою очередь, Крылов.
— Если готовится или подготовлено контрнаступление, зачем же об этом объявлять заранее?.. Готовится или готово? Вот что меня мучает! — продолжал Петров после паузы.
— А что изменится, если даже эти строки противник расценит как угрозу контрнаступления? — спросил, в свою очередь, Крылов. — Сказано же в тексте: они не мчатся вперед, как бывало, а ползут, обильной кровью поливая каждый свой шаг... Надо полагать, что наступление на Москву ведется с полным напряжением всех их сил... Навряд ли сейчас уже немцы найдут какие-либо резервы для решающего перевеса... Если контрнаступление готово, то это значит, что подтянуты к Москве значительные силы. Этого не может не заметить их авиаразведка...
— Сердце ноет!.. Неужели свершится?
И у Крылова от предчувствия, что назрели значительные события, тоже замирало сердце. Но его всегда во всех сомнениях выручала математическая логика штабиста.
И хотя Севастополь был изолирован на суше от Большой земли, на кораблях приходили известия из «солдатского вестника».
«Солдатский вестник»... Кто из фронтовиков не помнит его всепроникающего взгляда в тайные замыслы штабов? Командование еще только намечает планы за плотно закрытыми дверями, а уже перекатывается информация по окопам: «Ждите! Готовят!»
«Ждите! Горячо будет немцам под Москвой!» — говорили бойцы из пополнения с Большой земли.
И вот оно! Через две недели поздно вечером по радио прозвучало сообщение Совинформбюро об успешном контрнаступлении под Москвой, о провале немецкого плана окружения столицы, о крушении «блицкрига».
Крылов вслушивался в голос диктора. И даже не заметил, как «кубрик» заполнили до отказа штабисты, как вошел командарм.
— Началось! — объявил он с торжеством в голосе. — Передать по всем подразделениям!
Не везде имелись радиоприемники, в подразделения помчались направленцы, политработники. Те, кто остался в штабе, передавали известие по телефону.
— Все знают и торжествуют! Никто не спит! — отвечали с командных пунктов.
— Вот когда и нам бы перейти в наступление! — мечтательно заметил Петров.
Николай Иванович помалкивал. Он видел, что подъем в войсках наступательный, но наступать было нечем. А если наступать? Вице-адмирал Октябрьский, отбывая дня за два до этого торжественного сообщения Совинформбюро в Новороссийск, намекнул, что скоро угроза Севастополю будет снята.
Итак, если наступать?
Начальник штаба обязан заглядывать вперед, и нет никаких ограничений в сроках для этого «загляда»...
Так что же имел в виду вице-адмирал Октябрьский?
Не удар же в лоб 11-й немецкой армии, сосредоточенной к началу декабря своими главными силами вокруг Севастополя.
Октябрьский мог иметь в виду только удар через Керченский пролив. Близость базы, короткие коммуникации. Прыжок через пролив, десанты на Южном берегу Крыма... А Севастополю пассивная роль?
Рука с карандашом невольно тянулась к карте. Вот она — чистая карта Крыма. Можно на ней произвести некоторые расчеты.
Известно, что Манштейн сильно ослабил оборону Керченского полуострова, стянул к Севастополю два армейских корпуса и основные силы артиллерии.
К штурму Севастополя подготовлены шесть пехотных дивизий полного штата. Седьмая и горнострелковая румынские бригады в резерве. У Манштейна 900 орудий, более 150 танков, поддерживают его 200 самолетов.
Если начнется крупная операция на Керченском полуострове, Манштейну придется разжать свой бронированный кулак.
Вот тут и ударить из Севастополя на Евпаторию с поворотом к Ишуньским перешейкам, запереть всю 11-ю армию в Крыму. При обострении положения под Москвой и усложнении обстановки в полосе 1-й немецкой танковой группы сможет ли немецкое командование выручить 11-ю армию, лишенную всякого подвоза?
Силами Приморской армии, даже и после пополнения, силами всего Севастопольского оборонительного района такую операцию осуществить невозможно. Но если находятся силы у Закавказского фронта совершить прыжок через Керченский пролив, не выделит ли фронт две дивизии, артиллерии и хотя бы один танковый полк, чтобы Манштейна взять в клещи? Пока только для себя Крылов производил необходимые подсчеты, зная, что наступательный порыв войск может стоить большего, чем любые подкрепления. Но подкрепления были нужны, и значительные...
Такова была обстановка на 12 декабря.
И 13-го, и 14-го армейская разведка доносила, что в немецком тылу идут интенсивные передвижения, что подведена артиллерия крупных калибров, которая пока ничем себя не обнаруживает.
15 декабря взятый «язык», немецкий офицер, показал, что Манштейн издал приказ на наступление, что будто бы он оканчивался словами: «Севастополь падет».
Успех первых оборонительных боев в Севастополе вселял в людей уверенность в свои силы. Он был основан на слитной работе всех звеньев командного состава и любого подразделения. Моряки вливались в состав сухопутных войск и наоборот, некоторые стрелковые подразделения вливались в полки моряков, и все это органично вступало во взаимодействие. Севастополь защищали те же люди, что и Одессу, и расстановка сил была примерно та же. Хотя военно-морская база Черноморского флота была оснащена для обороны значительно лучше, но и штурмовали ее не румыны, а подготовленная и хорошо оснащенная 11-я немецкая армия.
Шел декабрь. До Нового года еще оставалось достаточно времени. Точный же срок начала немецкого наступления разведке установить не удавалось.
Приходилось быть все время настороже.
16 декабря командарм, вернувшись от контр-адмирала Жукова, куда он был внезапно вызван, спустился в «кубрик» к Крылову.
— Мы наступаем! — объявил он с порога.
Крылов встал. Слишком необычны были эти слова в глубокой обороне, необычным совпадением с его собственными размышлениями, прозвучали они.
— Приказано, — продолжал Петров, — подготовиться к наступлению, а не к контрудару. К настоящему наступлению на Симферополь... Задача: сковать силы противника и не допустить вывода его резервов на Керченский полуостров...
Крылов молча достал из тумбочки карту, на которой он делал предположительные расчеты наступления.
Петров живо склонился над картой, тускло взблеснули стекла его пенсне, он поднял голову, в лице недоумение.
— Что все это означает? Откуда танковый полк, откуда десант? Откуда эти части?
— Минимальный расчет, Иван Ефимович! Самый минимальный расчет необходимых сил для наступления, при условии, что противник начнет перебрасывать артиллерию и танки в Керчь! А еще нет расчетов по боеприпасам, по автомашинам для перевозки раненых...
Петров, не сводя глаз с карты, произнес с сомнением в голосе:
— Речь пока шла о наступлении наличными силами...
— На Симферополь? Наличными силами? — переспросил Крылов. — Быть может, предполагается преследование немецких войск, отходящих от Севастополя? Все зависит от силы удара под Керчью...
5
Глубокой ночью, оставив у телефонов дежурного, Крылов вышел из каземата подышать перед сном свежим воздухом. Холодный ветер, прорвавшись через горы, взволновал море. Оно шумно билось о берег. Над морем и над городом стояла густая, холодная мгла, она закрывала небо, сквозь нее едва пробивались зарницы орудийных залпов на линии фронта.
О таких ночных залпах обычно говорили: «постреливают».
Ничто не предвещало, что всего лишь через несколько часов начнется мощный штурм города.
Поспать пришлось всего лишь часа два. Разбудили телефонные звонки. Вызовы по всем линиям связи.
И в первой же трубке, которую поднял Крылов, голос подполковника П. Г. Неустроева, начальника штаба Чапаевской дивизии.
— Противник открыл интенсивный артогонь... Похоже на артподготовку... Обстреливается участок разинского полка.
В «кубрик» не доносится ни единого звука сверху, только телефонные звонки рвут тишину.
Крылов снял трубку телефона, связывающего штарм с четвертым сектором. Докладывали:
— Весь четвертый сектор под артиллерийским огнем! Крылов взглянул на часы. Время шесть часов с минутами...
В первом и втором секторах обстрел шел по узким полосам обороны.
На огонь противника ответила полевая артиллерия, пытаясь подавить батареи противника.
Немного помедлив, дождавшись уточненных данных об открывших себя батареях противника, полковник Рыжи привел в действие орудия береговых батарей и орудия артполка Богданова.
Севастопольские артиллеристы открыли огонь, имея двоякую цель: нанести удар по исходным позициям противника, если он намерен перейти в наступление, и по обнаружившим себя немецким батареям. Вторая задача была сложнее. В восьмом часу утра в декабре еще темно. Наблюдательные посты не могли точно скорректировать артиллеристов, поэтому Рыжи придерживал главные силы артиллерии, пока не развиднеется.
И вот обвалом в штаб со всех телефонов и раций: «Немцы поднялись в атаку...» Из четвертого и третьего секторов доносили, что впереди пехоты движутся танки. Танки появились и в Чернореченской долине, в полосе второго сектора.
Командарм метался в своем «кубрике» от одного телефона к другому. Непривычная для него позиция. В такие часы он чувствовал себя на месте на линии фронта, на КП дивизии или полка, где наносился главный удар.
Крылов же находился в своей стихии: над картой всего оборонительного района, и силой воображения уже слагал картину происходящего.
Куда, в какую точку, в полосе которого сектора Манштейн наносит главный удар? Вот в чем вопрос.
Бой шел на севере у горы Азиз-Оби, в долине Бельбека, на востоке — у хутора Мекензия, под Чоргунём и на балаклавской высоте 212,1.
Крылов вызвал на КП армии командование армейского резерва, чтобы в нужный момент не теряя времени послать подкрепление туда, где создастся тревожная обстановка. Командарм готов был сам ввести в бой резерв, но, пока не прояснится обстановка, покинуть каземат не мог.
Крылов, нанося данные из донесений штабов секторов, пытался разгадать замысел Манштейна.
В ноябре Манштейн наносил главный удар вдоль побережья на Балаклаву в точке наибольшей удаленности от береговых батарей. На этот раз атака под Балаклавой носила менее ожесточенный характер.
Манштейн готовился к наступлению более месяца. Несомненно, подготовился основательно, рассчитывая на этот раз ворваться в Севастополь. Самое уязвимое место обороны города — Северная бухта.
О таких ночных залпах обычно говорили: «постреливают».
Ничто не предвещало, что всего лишь через несколько часов начнется мощный штурм города.
Поспать пришлось всего лишь часа два. Разбудили телефонные звонки. Вызовы по всем линиям связи.
И в первой же трубке, которую поднял Крылов, голос подполковника П. Г. Неустроева, начальника штаба Чапаевской дивизии.
— Противник открыл интенсивный артогонь... Похоже на артподготовку... Обстреливается участок разинского полка.
В «кубрик» не доносится ни единого звука сверху, только телефонные звонки рвут тишину.
Крылов снял трубку телефона, связывающего штарм с четвертым сектором. Докладывали:
— Весь четвертый сектор под артиллерийским огнем! Крылов взглянул на часы. Время шесть часов с минутами...
В первом и втором секторах обстрел шел по узким полосам обороны.
На огонь противника ответила полевая артиллерия, пытаясь подавить батареи противника.
Немного помедлив, дождавшись уточненных данных об открывших себя батареях противника, полковник Рыжи привел в действие орудия береговых батарей и орудия артполка Богданова.
Севастопольские артиллеристы открыли огонь, имея двоякую цель: нанести удар по исходным позициям противника, если он намерен перейти в наступление, и по обнаружившим себя немецким батареям. Вторая задача была сложнее. В восьмом часу утра в декабре еще темно. Наблюдательные посты не могли точно скорректировать артиллеристов, поэтому Рыжи придерживал главные силы артиллерии, пока не развиднеется.
И вот обвалом в штаб со всех телефонов и раций: «Немцы поднялись в атаку...» Из четвертого и третьего секторов доносили, что впереди пехоты движутся танки. Танки появились и в Чернореченской долине, в полосе второго сектора.
Командарм метался в своем «кубрике» от одного телефона к другому. Непривычная для него позиция. В такие часы он чувствовал себя на месте на линии фронта, на КП дивизии или полка, где наносился главный удар.
Крылов же находился в своей стихии: над картой всего оборонительного района, и силой воображения уже слагал картину происходящего.
Куда, в какую точку, в полосе которого сектора Манштейн наносит главный удар? Вот в чем вопрос.
Бой шел на севере у горы Азиз-Оби, в долине Бельбека, на востоке — у хутора Мекензия, под Чоргунём и на балаклавской высоте 212,1.
Крылов вызвал на КП армии командование армейского резерва, чтобы в нужный момент не теряя времени послать подкрепление туда, где создастся тревожная обстановка. Командарм готов был сам ввести в бой резерв, но, пока не прояснится обстановка, покинуть каземат не мог.
Крылов, нанося данные из донесений штабов секторов, пытался разгадать замысел Манштейна.
В ноябре Манштейн наносил главный удар вдоль побережья на Балаклаву в точке наибольшей удаленности от береговых батарей. На этот раз атака под Балаклавой носила менее ожесточенный характер.
Манштейн готовился к наступлению более месяца. Несомненно, подготовился основательно, рассчитывая на этот раз ворваться в Севастополь. Самое уязвимое место обороны города — Северная бухта.