Будь что будет, в конце концов как-то все это должно закончиться, он был
доволен, что все произойдет помимо его желания. В глубине души он маялся
от нестерпимой жалости к Джири, а еще глубже в нем притаился мрачный дикий
восторг. Джири оправдал ожидания Суортмора, оправдал его затею, главный
оператор теперь не осмелится презирать Адриана, а сэр Бен выпустит его в
эфир, его ждет успех. Джири принесет ему удачу.
Лицо Джири выглядело замкнутым и озабоченным. Поначалу Суортмор решил,
что Джири намерен вновь перебраться через перила на мост. Он бросил взгляд
на юношей в толстых свитерах, сосредоточенных на своей жестокой бездушной
аппаратуре и безразличных ко всему остальному. Их присутствие вселило в
Суортмора уверенность. С их помощью совсем нетрудно будет держать Джири на
крючке, пока полицейский не заберет его. Наверное, стоит попробовать
удержать его без их вмешательства: пусть продолжают съемку, получатся
сногсшибательные кадры. Поединок сотрудников телевидения с сумасшедшим
ученым. Смотрите, что произойдет сейчас прямо на ваших глазах, на вашем
экране. Он скинул пальто, готовый к схватке.
Однако Джири не вернулся на мост. Дойдя до края крыши, он подтянулся
как раз до того уровня, на котором стоял Суортмор. Но не пошел по плоской
балке к перилам моста, а прыгнул на узкую металлическую дорожку,
тянувшуюся вдоль основной крыши, вдоль купола из стекла и стали. Затем
осторожно прошел к узкому проходу между двумя арками в самом центре крыши.
Джири хотел пойти по этому центральному проходу к противоположному
краю, к залу ожидания, а там собирался как-нибудь спуститься и сдаться в
руки полиции. Он не боялся, что полицейский станет его допрашивать, даже
арестует. Он ведь знал, что карабкаться по крыше вокзала запрещено, что он
своей прогулкой вызвал на вокзале суматоху, что подал дурной пример
мальчишкам. Пусть его отведут в участок и оштрафуют на пять или десять
фунтов. А потом он вернется на вокзал, и все пойдет своим чередом, и дробь
барабанов умолкнет. Ведь они нещадно бьют из-за кинокамер. Ему обязательно
надо скрыться от этих камер, они преследуют его и привлекают любопытные
взгляды зевак, они беспрерывно его пытают, пытают, пытают.
Джири вскарабкался на четвереньках на металлическую дорожку в центре
крыши между двумя арками. Потом выпрямился и пошел не спеша по скату
крыши. Но он сделал всего два шага. В ушах грохотали барабаны; он
остановился. Память подвела его. Сотни часов он бродил по вокзалу, изучил
его вдоль и поперек, но вот не заметил - до этой страшной минуты, - что
арки не цельные. В двух точках каждую перерезают стальные перекрытия,
соединяющие высокие стеклянные своды. И пройти по крыше из конца в конец
невозможно, даже если осторожно продвигаться ползком. Потому что арки
обрываются в двух точках, а дальше - лишь высокие стеклянные своды.
Джири замер. Никто теперь не видел его. Арки Паддингтонского вокзала -
стеклянные лишь в верхней части. А большая их часть - стальная. Стоящий
между арками снизу незаметен, а если отойти подальше от края, то ни с
какой точки на перроне его не увидишь. Джири стоял, дыхание его было
ровным, из светлой выси на него падал снег. Он посмотрел вверх, дивясь и
радуясь перламутровому сиянию неба. Оно сделалось необъятнее, ласковее,
таким оно никогда не было. И Джири понял, что вокзал ему больше не
помощник и не защитник. Ему захотелось оказаться под этим огромным,
открытым небом, смотреть на него, хотелось, чтобы небо ниспослало ему свое
благословение. Вокзал был нужен ему, когда он искал малое небо над
головой, защищавшее от бурь и невзгод. Но теперь он искал настоящее небо,
безмерную вселенскую щедрость.
Он по-прежнему не двигался. Но больше не хотел сдаваться и не испытывал
больше страха. Решил, что побудет здесь, пока не уйдут люди с камерами и
не рассосется толпа; тогда он сможет слезть и беспрепятственно уйти с
вокзала. Он с ликованием представлял себе, как сложит вещи, потом
спустится вниз, оплатит счета и уедет. Уедет куда-нибудь за город.
Поселится в деревенской гостинице, и его станет будить по утрам крик
петуха, а из окна он будет смотреть на небо, необъятное и ясное. Стайка
облаков, позолоченная солнечными лучами, поплывет своей извечной дорогой.
Наконец он свободен. И еще он совсем явственно видел две фигурки, залитые
солнцем, они идут по широкому полю: это он и Дэвид. И тут включили
мегафоны:
- ДЖЕНТЛЬМЕН, НАХОДЯЩИЙСЯ НА ВОКЗАЛЬНОЙ КРЫШЕ! В ИНТЕРЕСАХ БЕЗОПАСНОСТИ
- ЛИЧНО ВАШЕЙ И ДРУГИХ ЛЮДЕЙ - ПРОСИМ НЕМЕДЛЕННО СПУСТИТЬСЯ ВНИЗ!
Кому-то в голову пришла неплохая идея - прибегнуть к громкоговорителю,
чтобы связаться с человеком, которого не причислишь ни к какой категории
людей: он не пассажир, не контролер, не ожидающий своего поезда, а просто
"находящийся на крыше", и этим нехитрым актом он бросает вызов всему
нормальному, сильному миру поездов, расписаний, деловых поездок и газетных
киосков. Самоуверенный голос теперь успокаивал пассажиров, интонации его
обладателя выдавали уроженца бедных кварталов Лондона. Никакой опасности
нет. Нет никаких причин бояться, на крыше - не преступник, он не вооружен
и ничем не опасен. Вызвано несколько полицейских, они наготове, но всем
известно, что человек на крыше ничем не отличается от других, просто ему
захотелось полазить по вокзальной крыше.
Потом опять голос обратился к Джири:
- МЫ СНОВА ПРОСИМ ДЖЕНТЛЬМЕНА, НАХОДЯЩЕГОСЯ СЕЙЧАС НА ВОКЗАЛЬНОЙ КРЫШЕ
МЕЖДУ ЦЕНТРАЛЬНЫМИ АРКАМИ, СПУСТИТЬСЯ ВНИЗ. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ МЫ ЗАСТАВИМ
ЕГО ЭТО СДЕЛАТЬ В ПРИНУДИТЕЛЬНОМ ПОРЯДКЕ.
Громкоговорители щелкнули и умолкли, над вокзалом повисла тяжкая
тишина. Ни локомотива, ни стука колес багажной тележки. Все слушали и
следили за Джири. Он это понял, но как ему поступить - не знал. Не мог он
спуститься на растерзание всех этих камер, всех этих глаз. Он должен
спастись, убежать куда-то, где огромное небо над головой, где молчат
барабаны.
Хорошо, когда тихо, но он-то знал, что в любую минуту громкоговорители
снова обрушатся на него, а тишина, которую вот-вот нарушат, ужасна, как
шум. Надо двигаться, пока снова не зазвучал этот механический голос;
единственный путь - путь наверх. И он рванулся вперед, карабкаясь по
крутому подъему, цепляясь за черепицу. Настил был достаточно твердым, он
мог, отталкиваясь руками и ногами, продвигаться вперед; скат стал менее
крутым, Джири смог выпрямиться. Он продолжал двигаться дальше, черепица
кончилась, началось стекло, но он больше не раздумывал. Стекло под ногами
треснуло, он вовремя переступил на другую панель, снова трещина, еще и
еще, Джири был в самой верхней точке крыши, под его тяжестью стекло со
звоном раскололось, звон отдался эхом во всех уголках вокзала. Ничто уже
не удерживало Джири, и он стал падать, на лету повернулся на спину в
последней попытке ухватиться за что-нибудь.
Джири казалось, Что он падает очень долго. Он ударился спиной о
стальные рельсы, сломал позвоночник и раздробил череп. Тело его судорожно
дернулось, словно он хотел подняться, но то был лишь последний толчок уже
погибших нервов. Он лежал поперек рельсов, и рядом с ним, покружив в
воздухе, легла его темная, мягкая шляпа - тульей к земле, словно просила
милостыню неба.
Джири умер. Но, слава богу, барабаны унялись. А снег все падал и падал.
доволен, что все произойдет помимо его желания. В глубине души он маялся
от нестерпимой жалости к Джири, а еще глубже в нем притаился мрачный дикий
восторг. Джири оправдал ожидания Суортмора, оправдал его затею, главный
оператор теперь не осмелится презирать Адриана, а сэр Бен выпустит его в
эфир, его ждет успех. Джири принесет ему удачу.
Лицо Джири выглядело замкнутым и озабоченным. Поначалу Суортмор решил,
что Джири намерен вновь перебраться через перила на мост. Он бросил взгляд
на юношей в толстых свитерах, сосредоточенных на своей жестокой бездушной
аппаратуре и безразличных ко всему остальному. Их присутствие вселило в
Суортмора уверенность. С их помощью совсем нетрудно будет держать Джири на
крючке, пока полицейский не заберет его. Наверное, стоит попробовать
удержать его без их вмешательства: пусть продолжают съемку, получатся
сногсшибательные кадры. Поединок сотрудников телевидения с сумасшедшим
ученым. Смотрите, что произойдет сейчас прямо на ваших глазах, на вашем
экране. Он скинул пальто, готовый к схватке.
Однако Джири не вернулся на мост. Дойдя до края крыши, он подтянулся
как раз до того уровня, на котором стоял Суортмор. Но не пошел по плоской
балке к перилам моста, а прыгнул на узкую металлическую дорожку,
тянувшуюся вдоль основной крыши, вдоль купола из стекла и стали. Затем
осторожно прошел к узкому проходу между двумя арками в самом центре крыши.
Джири хотел пойти по этому центральному проходу к противоположному
краю, к залу ожидания, а там собирался как-нибудь спуститься и сдаться в
руки полиции. Он не боялся, что полицейский станет его допрашивать, даже
арестует. Он ведь знал, что карабкаться по крыше вокзала запрещено, что он
своей прогулкой вызвал на вокзале суматоху, что подал дурной пример
мальчишкам. Пусть его отведут в участок и оштрафуют на пять или десять
фунтов. А потом он вернется на вокзал, и все пойдет своим чередом, и дробь
барабанов умолкнет. Ведь они нещадно бьют из-за кинокамер. Ему обязательно
надо скрыться от этих камер, они преследуют его и привлекают любопытные
взгляды зевак, они беспрерывно его пытают, пытают, пытают.
Джири вскарабкался на четвереньках на металлическую дорожку в центре
крыши между двумя арками. Потом выпрямился и пошел не спеша по скату
крыши. Но он сделал всего два шага. В ушах грохотали барабаны; он
остановился. Память подвела его. Сотни часов он бродил по вокзалу, изучил
его вдоль и поперек, но вот не заметил - до этой страшной минуты, - что
арки не цельные. В двух точках каждую перерезают стальные перекрытия,
соединяющие высокие стеклянные своды. И пройти по крыше из конца в конец
невозможно, даже если осторожно продвигаться ползком. Потому что арки
обрываются в двух точках, а дальше - лишь высокие стеклянные своды.
Джири замер. Никто теперь не видел его. Арки Паддингтонского вокзала -
стеклянные лишь в верхней части. А большая их часть - стальная. Стоящий
между арками снизу незаметен, а если отойти подальше от края, то ни с
какой точки на перроне его не увидишь. Джири стоял, дыхание его было
ровным, из светлой выси на него падал снег. Он посмотрел вверх, дивясь и
радуясь перламутровому сиянию неба. Оно сделалось необъятнее, ласковее,
таким оно никогда не было. И Джири понял, что вокзал ему больше не
помощник и не защитник. Ему захотелось оказаться под этим огромным,
открытым небом, смотреть на него, хотелось, чтобы небо ниспослало ему свое
благословение. Вокзал был нужен ему, когда он искал малое небо над
головой, защищавшее от бурь и невзгод. Но теперь он искал настоящее небо,
безмерную вселенскую щедрость.
Он по-прежнему не двигался. Но больше не хотел сдаваться и не испытывал
больше страха. Решил, что побудет здесь, пока не уйдут люди с камерами и
не рассосется толпа; тогда он сможет слезть и беспрепятственно уйти с
вокзала. Он с ликованием представлял себе, как сложит вещи, потом
спустится вниз, оплатит счета и уедет. Уедет куда-нибудь за город.
Поселится в деревенской гостинице, и его станет будить по утрам крик
петуха, а из окна он будет смотреть на небо, необъятное и ясное. Стайка
облаков, позолоченная солнечными лучами, поплывет своей извечной дорогой.
Наконец он свободен. И еще он совсем явственно видел две фигурки, залитые
солнцем, они идут по широкому полю: это он и Дэвид. И тут включили
мегафоны:
- ДЖЕНТЛЬМЕН, НАХОДЯЩИЙСЯ НА ВОКЗАЛЬНОЙ КРЫШЕ! В ИНТЕРЕСАХ БЕЗОПАСНОСТИ
- ЛИЧНО ВАШЕЙ И ДРУГИХ ЛЮДЕЙ - ПРОСИМ НЕМЕДЛЕННО СПУСТИТЬСЯ ВНИЗ!
Кому-то в голову пришла неплохая идея - прибегнуть к громкоговорителю,
чтобы связаться с человеком, которого не причислишь ни к какой категории
людей: он не пассажир, не контролер, не ожидающий своего поезда, а просто
"находящийся на крыше", и этим нехитрым актом он бросает вызов всему
нормальному, сильному миру поездов, расписаний, деловых поездок и газетных
киосков. Самоуверенный голос теперь успокаивал пассажиров, интонации его
обладателя выдавали уроженца бедных кварталов Лондона. Никакой опасности
нет. Нет никаких причин бояться, на крыше - не преступник, он не вооружен
и ничем не опасен. Вызвано несколько полицейских, они наготове, но всем
известно, что человек на крыше ничем не отличается от других, просто ему
захотелось полазить по вокзальной крыше.
Потом опять голос обратился к Джири:
- МЫ СНОВА ПРОСИМ ДЖЕНТЛЬМЕНА, НАХОДЯЩЕГОСЯ СЕЙЧАС НА ВОКЗАЛЬНОЙ КРЫШЕ
МЕЖДУ ЦЕНТРАЛЬНЫМИ АРКАМИ, СПУСТИТЬСЯ ВНИЗ. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ МЫ ЗАСТАВИМ
ЕГО ЭТО СДЕЛАТЬ В ПРИНУДИТЕЛЬНОМ ПОРЯДКЕ.
Громкоговорители щелкнули и умолкли, над вокзалом повисла тяжкая
тишина. Ни локомотива, ни стука колес багажной тележки. Все слушали и
следили за Джири. Он это понял, но как ему поступить - не знал. Не мог он
спуститься на растерзание всех этих камер, всех этих глаз. Он должен
спастись, убежать куда-то, где огромное небо над головой, где молчат
барабаны.
Хорошо, когда тихо, но он-то знал, что в любую минуту громкоговорители
снова обрушатся на него, а тишина, которую вот-вот нарушат, ужасна, как
шум. Надо двигаться, пока снова не зазвучал этот механический голос;
единственный путь - путь наверх. И он рванулся вперед, карабкаясь по
крутому подъему, цепляясь за черепицу. Настил был достаточно твердым, он
мог, отталкиваясь руками и ногами, продвигаться вперед; скат стал менее
крутым, Джири смог выпрямиться. Он продолжал двигаться дальше, черепица
кончилась, началось стекло, но он больше не раздумывал. Стекло под ногами
треснуло, он вовремя переступил на другую панель, снова трещина, еще и
еще, Джири был в самой верхней точке крыши, под его тяжестью стекло со
звоном раскололось, звон отдался эхом во всех уголках вокзала. Ничто уже
не удерживало Джири, и он стал падать, на лету повернулся на спину в
последней попытке ухватиться за что-нибудь.
Джири казалось, Что он падает очень долго. Он ударился спиной о
стальные рельсы, сломал позвоночник и раздробил череп. Тело его судорожно
дернулось, словно он хотел подняться, но то был лишь последний толчок уже
погибших нервов. Он лежал поперек рельсов, и рядом с ним, покружив в
воздухе, легла его темная, мягкая шляпа - тульей к земле, словно просила
милостыню неба.
Джири умер. Но, слава богу, барабаны унялись. А снег все падал и падал.