Незадолго до сумерек явился целый обоз из усадьбы Золотой Ручей. Усадьба Тьодольва стояла ближе к западной границе Медного леса, и в случае опасности с той стороны раньше оказывалась на пути захватчика. Фру Мальтруда привела с собой всех домочадцев и все домашнее стадо.
– Что же это делается, Хроар! – восклицала Мальтруда. – Фьялли! И надо же, чтобы сейчас! А у нас никого из мужчин нет дома! Прямо как будто знали!
– Наверняка знали! – отвечала ей Хильдвина. Она уже собрала и погрузила все свои пожитки, и теперь прохаживалась по дому, не выказывая никакого страха. – Я даже думаю, что знаю, кто подал им весть! Тот косоглазый Ормкель! Я ведь сразу подумала, что дело нечисто, но разве моему бывшему что-нибудь втолкуешь! Я думала, фьялли на него нацелились, ну и пусть, думаю, сам расхлебывает, если самый умный! А они подальше метили! Торбранд Тролль знает, что у нас творится! Знает, что ему сейчас самое лучшее время для войны!
– Пока две собаки дерутся, третья кусок и утащит! – подхватила Гьёрдис.
– И теперь у нас есть все возможности показать, что недаром мы в родстве с такими великими воинами! – посмеивалась Хильдвина. – Мы с тобой, Альдона, возьмем в руки по мечу и посмотрим, какие валькирии из нас выйдут! А потом о нас сложат прекрасную песнь, так что сам Хродерик Кузнец проглотит свой молот от зависти!
– Подлецы они, так и есть подлецы! – возмущалась Мальтруда, не пленяясь возможностью прославиться. – С женщинами пришли воевать! Но я им ничего не оставила! Пусть жрут очажные камни и грызут скамьи, если хотят! Больше им ничего не достанется!
Фру Мальтруда и в самом деле постаралась, очищая собственную усадьбу от имущества: ее пять лошадей изнемогали под грузом волокуш, набитых посудой, одеждой и припасами.
– Они далеко не уйдут! – решил Хроар, оглядев лошадей. – Тебе, родственница, придется половину самой нести.
– И понесу! – твердила Мальтруда. – Лучше я сама околею по дороге, чем оставлю хоть одну костяную пуговицу! Чтоб им ежа проглотить и подавиться!
– А куда мы будем грузить наше добро? – Хроар кивнул на два сундука с посудой и три – с ткаными коврами. – Если часть Мальтрудиного добра на наши волокуши переложить, то нам свою посуду будет некуда девать.
– Своего мы ничего не оставим! – спокойно и непреклонно заметила его жена. Торхильда была очень бережливой и хозяйственной женщиной, у нее ничего не пропадало. – Можно и два раза съездить.
– А успеем? Ты детей собрала – и поезжай-ка.
– Нечего таскать! С такой горой далеко не убежишь! – сказала Альдона. – Лейкнир! Арне, тащи сюда лопату из сарая! И заодно пешню!
Когда оба орудия были доставлены, Альдона вручила их Лейкниру и велела копать прямо посреди земляного пола, между двух очагов. Плотно утоптанная земля поддавалась с трудом, но наконец на глубине примерно в локоть железо лопаты глухо ударилось о дерево. При строительстве усадьбы Вигмар устроил под полом тайник именно для таких случаев. В каменистой земле была выдолблена широкая яма, выложенная мелкими камнями, обмазанная глиной и прикрытая сверху плотной деревянной крышкой. Сюда уместились десятки серебряных кубков, множество бронзовых блюд и светильников, что служили украшением всякого пира в усадьбе Каменный Кабан. Переложив всю посуду в яму, Лейкнир с трудом втиснул сверху два сложенных ковра и в который уже раз вытер взмокший лоб.
– Больше ничего не входит! – объявил он. – Твой отец сам виноват: столько всего накопил!
– А наши платья? – Альдона махнула рукой в сторону сундуков. – Не оставлять же!
– Ну, уж это слишком! Надо было дом строить на одном большом потайном сундуке! – Лейкнир мотнул головой, опустил крышку и принялся закапывать яму. – Думай быстрее: пора отсюда двигаться. За тебя твой отец с меня спросит гораздо строже, чем за ковры и всякие тряпки!
– За меня он тебе голову оторвет! – Альдона усмехнулась.
Но ковров и платьев было жалко. Пока Лейкнир трудился, она кое-что придумала. Взяв с затухающего очага уголек, Альдона опустила крышку сундуков и на каждой начертила руну «фенад» – кверх ногами. Теперь всякий, кто заглянет в сундук, вместо богатых дорогих ковров увидит старое рваное тряпье.
Засыпав яму, Лейкнир принялся утаптывать землю; подбежавшие Арне и Хьёрт с удовольствием ему помогли.
– Пустите! – Служанка Весла принесла с очага совок золы и посыпала пол, чтобы вскопанного места нельзя было отличить по цвету.
– Пошли, пошли! – торопил Лейкнир. Враги пока оставались далеко, но ему не терпелось, чтобы Альдона скорее оказалась в безопасности.
– Альдона! Где ты? – В гридницу заглянула Гьёрдис. – Арне, почему ты здесь? Торхильда и Мальтруда давно уехали, а разве Хроар не велел тебе ехать с ней? А ну живо!
– Мы с Альдоной! Мы будем ее охранять!
– Идем, Альдона! Уже все уехали.
В усадьбе к тому времени стало почти тихо: большая часть домочадцев уже тронулась вслед за волокушами по тропе к горам. Альдона с младшим братом, Лейкнир и Хроар уходили из Каменного Кабана последними. Во всей усадьбе не осталось дышащего носа – ни человека, ни животного, ни птицы. Очаги погасли, двери были прикрыты – усадьба затаилась, готовясь встретить незваных гостей пустотой и равнодушием.
Вереница волокуш, женщин с детьми и узлами, охающих стариков и старух растянулась по узкой тропе и медленно ползла через редкий сосняк. Уже темнело, было холодно, и Кузнечная гора, темной громадой видная впереди, казалась далекой и неприступной. С неба падали крупные капли дождя. То и дело кто-нибудь из детей начинал задавать вопросы, мать унимала его, грозила, что враги услышат и уведут в рабство. Рядом с Альдоной шла Лин и несла на плечах объемистый узел, с другой стороны шагала Хильдвина – такая же бодрая и даже веселая, взбудораженная внезапным приключением. По бокам их охраняли Арне и Ульв – каждый с деревянным мечом у пояса и копьем без наконечника за спиной. Лица у обоих были сосредоточенными и решительными. И Альдона, несмотря на тяжесть и тревогу в душе, не могла не гордиться юным поколением Каменного Кабана. Когда этим мальчикам придет пора носить настоящее оружие, они его не опозорят.
Осторожно нащупывая ногами тропу, длинная вереница беглецов поднималась на гору. На полпути навстречу Хроару, шедшему впереди всех, выскочил тролль – маленький, ростом с шестилетнего ребенка. Все его тельце покрывала серая шерстка, но мордочка выглядела совсем как человеческое лицо и имела смышленое, живое выражение. На тролле были надеты красные штанишки, которые когда-то носил Арне, но однажды «случайно потерял» летом в лесу. За несколько лет штанишки стали не такими уж красными, обтрепались, да и дырочку для хвостика пришлось проделать, но маленький тролль очень гордился своей обновкой. Его так и звали теперь – Рётброк, то есть Красные Штаны.
– Привет, привет! – затараторил он, размахивая лапами и подпрыгивая перед носом лошади, которую вел Хроар. – Это вы правильно! Идем в гору! К Кузнецу! Там вас не найдут! Мы зачаруем вход, как будто его и нету! Там вас «горцы» не найдут!
– Где Блоса? – спросил Хроар. – Она уже знает про «горцев»?
– Она знает! Она поехала сказать Хозяину! Хозяин скоро-скоро придет и убьет всех «горцев»! Так мать сказала! Вы не бойтесь! Только скорее идем!
– Это хорошо! – Хроар одобрил, что Блоса сама взялась оповестить Вигмара и войско. – А кто же будет зачаровывать гору, если ее нет?
– Аспла! Аспла здесь! Она сумеет! Только идем скорее!
Склон горы круче пошел вверх. Лошади дальше не могли идти; мужчины принялись разгружать их, раздавая груз по рукам.
– Хьёрт, Синдир! – перекидывая узлы и мешки, Лейкнир давал указания подросткам. – Сейчас все сгрузим, и ведите лошадей прочь отсюда, хотя бы к Березовому склону. Там распряжете, волокуши – в лес и ветками забросать, а лошадей пустите в рощу! Они там прокормятся, а дальше видно будет. Возьмите Альва, Блида… ну, еще человек пять.
– И меня! – крикнул Арне.
– А ты будешь охранять Альдону!
– Я с ними! – сказал Бьёрн. – Там есть такая лощинка, там если и найдут, то не сразу.
На пастбищах уже знали о нашествии, и он пришел помочь родичам. Было не время вспоминать старые провинности, и Лейкнир кивнул.
Лошадей с разгруженными волокушами повели прочь от тропы, а женщины с детьми и старухи с узлами все тянулись и тянулись вверх по склону к пещере, охая, хныча, всхлипывая, кряхтя, шмыгая носами и шепотом призывая богов. Все уже запыхались, всех подгонял страх. Конечно, пешее вражеское войско отставало от скакавшей верхом Лин, но целый день ушел на сборы, и сейчас враги уже должны были быть близко. Лейкнир держал за руку Альдону, боясь даже на миг выпустить ее из виду. Арне и Ульв по-прежнему несли дозор возле них, Лин и Хильдвина ушли вперед.
– Скорее, скорее! – приговаривал Лейкнир. – В пещере отдохнем! Давай руку, бабуля! Эй, ребята, подтолкните ее снизу!
Ушибаясь о выступы скалы, спотыкаясь, падая, поднимая и подталкивая друг друга, вся толпа лезла вверх, к темному провалу пещеры.
– Заходите все! – Хроар взмахами руки подгонял запыхавшихся беглецов. – Дальше, дальше! Не скапливайтесь у входа! Не бойтесь! Зажигайте факелы! Кто-нибудь, Адаль, Лейкнир, идите вперед!
Кузнец Адаль, пробравшись вперед, зажег факел и стал звать перепуганных женщин за собой. Многим случалось заглядывать сюда, дивиться древним изображения диковинных зверей на каменных стенах, но углубляться в черную пасть пещеры было страшно. Женщины хватались друг за друга и боязливо оглядывались по сторонам, будто ждали, что на них прыгнет неведомое чудовище.
– Ничего тут нет страшного! – кричал Ульв. – Мы тут все облазили! Давайте идите! Идите за мной, я дорогу покажу!
Мальчишки чувствовали себя тут увереннее всех: пещера Троллиной Охоты была любимым местом их игр. Конечно, заходить сюда и тем более удаляться от входа вглубь строго запрещалось, и сейчас очень многие матери убедились, как плохо соблюдался запрет. Но зато теперь Ульв, Арне, Агнар с прилипшей к нему сестренкой Силле и все другие уверенно шагали вперед по неровному каменному полу, и их не пугали ни темнота, ни гулкая высота пещеры, ни каменные стены, ни журчание подгорных ручейков, ни белые, красные и черные изображения чудовищ над головой.
Вскоре остатки дневного света пропали далеко позади, а домочадцы Каменного Кабана все шли и шли. Через какое-то время их догнал Бьёрн с подростками – лошадей они пустили пастись, враги пока не показывались. Бьёрн предлагал остаться снаружи постеречь, но решили сперва найти место для укрытия, а потом уже высылать наружу дозорных. Все это обсуждалось на ходу – черный широкий проход вел все дальше, извиваясь, как исполинский змей, то поднимаясь чуть выше, то снова опускаясь. Временами в стенах открывались расселины, новые ходы, из них веяло застоявшимся холодом подгорья. Самым последним шел старый Хальм. Пучком березовых прутьев он заметал за собой след и бормотал что-то. Недаром всякий кузнец сродни колдунам.
Когда последние из вошедших скрылись в пещере, маленькая осинка, росшая у входа, вдруг сошла с места. Люди так торопились, что даже не заметили ее, а она провожала людской поток внимательным взглядом серо-зеленых глаз, смотревших прямо со ствола, с черными, как маковые зернышки, крошечными зрачками. Теперь она шевельнулась и вдруг превратилась в женщину – высокую, очень худую, с тонкими, как ветки, руками, бледным лицом и длинными волосами непонятного сероватого цвета, на которых кое-где застряли округлые красные листья осины. Это была Аспла, одна из старших дочерей матушки Блосы. В руке она держала костяной, пожелтевший ткацкий челнок. Встав возле входа в пещеру, она вдруг выросла так, что ее голова оказалась вровень с высоким сводом, забормотала что-то, и челнок в ее тонкой руке принялся быстро сновать из стороны в сторону, словно в проеме пещеры были натянуты сверху вниз невидимые нити основы. Аспла пела без слов, и в голосе ее слышалось бормотание горных ручьев, стук камней, шум ветра в ветвях; она ткала чары из темноты, и медвежья кость служила ей славным челноком.
И вход в пещеру исчезал: прочный бурый камень, поросший мхом и лишайником, спускался все ниже, как будто сползал со склона, съедая черный провал. Фигура троллихи уменьшалась в росте, опускаясь вместе с колдовским покрывалом. Вот она уже стала ростом с человека, вот еще меньше. Несколько мгновений – и вход в пещеру исчез. Аспла оглядела свое рукоделье, потом повесила челнок на пояс. Миг – и возле гладкого склона горы стоит молоденькая осинка. На ее тонких ветвях дрожали круглые листья красного золота, а серо-зеленые, чуть косящие внутрь глаза с черным крошечным зернышком зрачка внимательно смотрели вниз с горы на север. Туда, откуда шли враги. Они были еще далеко, но корни осинки, уходившие в неведомые глуби, уже слышали, как дрожит земля под их шагами.
А люди, не зная, что делается позади, все шли и шли вперед. Они уже миновали множество поворотов, и Альдона теперь вспомнила, как девочкой играла здесь в прятки. И содрогнулась от ужаса, осознав, в какой опасности находилась. Так часто бывает: в семь лет без страха прыгаешь с высоты, на какую в двадцать и посмотреть-то жутко. Конечно, игры в пещере запрещались: мать и прочие женщины уверяли, что здесь легко заблудиться, упасть в подземное озеро, попасть под обвал, угодить в лапы темных альвов… И конечно, они были совершенно правы, но дети им не верили. Наверное, нынешние дети играют здесь и сейчас: то-то Арне идет вперед так уверенно, словно ему тут все знакомо.
Кое-где по стенам сбегали ручейки, тускло, жидко блестевшие в свете факела, и снова убегали в какие-то неприметные щели. Воздух здесь оказался довольно свежим, Альдона не чувствовала духоты, как боялась, и факел горел ровно. Оглядываясь, она видела множество женских покрывал, детских головок. Прямо позади шла Лин, держа на плечах уже не узел, а мальчишку лет пяти. Крепко обхватив ее сзади за шею, мальчишка спал, и на ходу его голова билась о крепкое плечо девушки. Лин поддерживала его ноги, и ее лицо выражало твердую решимость идти вот так, сколько ни потребуется. За ней Нэтта несла укутанную Сигне, годовалую дочку Хроара, а за ней Весла точно так же тащила на руках трехмесячного поросенка, свою любимицу-свинку, по имени Трилле-Толстушка.
– Устала, моя маленькая! – бормотала она в широкие, лопушистые розовые уши. – Испугалась моя девочка! Все бегаем да бегаем, день и ночь все бегаем! Скоро отдохнем!
Факел вдруг замигал и погас.
– У кого еще есть факел? – крикнул спереди Хроар.
Все остановились, послышалось растерянное бормотание. Факела больше ни у кого не было: о них не успели подумать.
– Что будем делать? – Альдона в темноте дернула Лейкнира за руку.
– Что? На ощупь пойдем. Где Рётброк? Где этот попрыгунчик? Ему-то света не надо, пусть ведет. Эй, Красные Штаны! Ты где? – закричал он.
– Ой, потише! – взмолилась Нэтта, хмурясь от гулкого эха.
Темнота навалилась и оглушила. Совсем без света одолевала жуть: огромная каменная громада горы в темноте была не видна, но ее тяжесть, нависшая над головой, ощущалась всей кожей и всем существом. Так и казалось, что от малейшего звука все это обрушится на головы и раздавит.
Вокруг раздавались какие-то неясные звуки: то ли вода журчала по камню, то ли еще что-то… Дети хныкали и цеплялись за матерей, женщины сбивались в кучку, чтобы только чувствовать близость остальных и не оставаться с темнотой наедине.
– Я здесь! – шепотом отозвался маленький тролль откуда-то сбоку.
Его глаза слегка светились в темноте зеленоватым светом, и вид этих двух огоньков нагонял жуть.
– Показывай дорогу! – велел Лейкнир. – Есть тут внутри место, где можно всем сесть и отдохнуть? Где сухо и вода со стен не бежит?
– Есть-то есть… – неуверенно ответил тролль.
– Где оно есть-то? Давай веди.
– Там кто-то… – Рётброк слегка тронул серой лапкой платье Альдоны, словно просил прощения за свою нерешительность. – Там кто-то есть, – почти неслышно прошептал он.
– Где?
– Там. В горе. Очень большой.
– «Великанская свинья»? – задыхаясь от восторга и ужаса, воскликнул Арне и крепче сжал свое копье.
– Дурак, их всех съели! – ответил Хьёрт.
– Тише! – Альдона вдруг схватила Арне за плечо, найдя его на ощупь. – Смотрите!
– Огонь! Огонь! – зашептали вокруг.
Впереди, довольно далеко, хотя в темноте не удавалось определить расстояние, замерцал огонек. Он висел высоко, выше человеческого роста, и слегка покачивался из стороны в сторону, словно хотел привлечь к себе внимание. Все стихли и почти перестали дышать: жутко было видеть этот огонь там, в глубине горы, где не могло быть людей.
– Кто там? – справившись с робостью, крикнул Хроар.
«Ам… ам… ам…» – густым голосом, словно бы даже с усмешкой, ответило эхо, как будто грозило проглотить.
– Человек ты или дух?
«Ух…ух…ух…» – дразнило эхо, отдаваясь от каменных стен.
– Идемте, – шепотом сказала Альдона. – Не идти же назад…
Хроар первым шагнул вперед, и мало-помалу вся вереница беглецов снова потянулась в глубь горы. Без света идти было трудно и страшно, люди продвигались вперед медленно, шаг за шагом, нащупывая дорогу по неровному каменному полу пещеры. Старухи охали, спотыкаясь, дети хныкали. Огонек отодвинулся и шел впереди них, не давая себя догнать. Он так же висел выше человеческого роста и время от времени покачивался, словно подбадривал. Никого и ничего рядом с этим огоньком разглядеть не получалось.
– Ты не слышишь… – шепнула вдруг Альдона Лейкниру.
– Что?
– Шаги… Как будто шаги.
– Где? – Лейкнир быстро обернулся. – Сзади? За нами?
– Нет. Там. – Альдона подбородком показывала вперед, хотя в темноте он не мог ее видеть.
– Ничего не слышу! – Лейкнир качнул головой.
Если что-то и было, то шаги людей заглушали все прочие звуки. Но Альдоне казалось, что она слышит тяжелые шаги двух ног далеко впереди, там, где плыл по воздуху огонек. Она не столько слышала их, сколько ощущала в подрагивании пола пещеры.
– Там кто-то есть, – опять шепнула она. – Это не дух.
Вдруг огонек опустился вниз и там вырос. Люди подбирались к нему ближе, но он не уходил, и передние ряды, заметив это, замедлили шаг. Вот стала видна широкая пещера, а на ее каменном полу горел костер, на свет которого они теперь шли. Пламя освещало вокруг только темноту – до потолка и стен пещеры свет не доставал. Возле костра никого не оказалось. Шаг за шагом, боязливо озираясь, Хроар и несколько человек с ним приблизились к огню. На полу лежала груда хвороста – каких-то коряг, пней, сухих веток. Валялись целые обломки стволов, как будто все это в спешке наломали руки великанов. Хроар осторожно прикоснулся к ближайшей коряге: она оказалась прохладной и слегка влажной, за щепку зацепился кусок свежего мха. Все это принесли из леса вот только что.
– Кто-то о нас позаботился! – определил Хроар. – Самим-то нам было не до дров. Ну, не знаю, кто он там – спасибо ему! Давайте все сюда! – крикнул он в темный проход, где смутно белели женские покрывала.
И эхо бодро подхватило:
– Да… да… да…
Все поначалу столпились у костра, потом кто-то догадался зажечь несколько толстых веток и оглядеться. Огонек привел беглецов в огромную пещеру с ровным каменным полом. С одной стороны блестела вода – там начиналось подземное озеро, в которое впадало несколько ручейков. Дальний его берег терялся во мраке. Стояла тишина. И ни малейших следов их неведомого проводника.
Хворост разделили на несколько частей и зажгли еще три костра. Хроар велел беречь топливо: неизвестно ведь, захочет ли таинственный «кто-то» позаботиться о них еще раз, поэтому костры разложили небольшие. Камни кое-как прикрыли плащами и накидками, чтобы можно было сесть, и после всего пережитого никто не жаловался, что жестко. Женщины стали раздавать хлеб, овощи, захваченные из дома. Из озера зачерпнули воды: она оказалась свежей и холодной.
– Ну, вот нам и дом! – с удовлетворением сказал Хроар. – Не хуже, чем… Если нас тут не найдут, то очень даже можно пересидеть!
Мальчишки, осмелев, забегали вокруг, исследуя стены пещеры и берега озера. Вдруг из самого дальнего угла послышался вопль ужаса. Все побросали еду и невольно подхватили крик. Мужчины схватились за оружие и метнулись туда, держа в одной руке меч или копье, а в другой – горящую ветку.
В самом углу, под каменной стеной, смутно белело что-то большое, похожее на камень размером с крупного барана, только округлое. Две черные круглые дыры… Это…
– Это череп! – задушенным голосом охнул Хроар. – Че… реп…
При всей его невозмутимости даже он с трудом сохранял спокойствие. Перед ними лежал череп великана – настоящего великана, не хуже Свальнира. Только умершего давным-давно. Череп был уже не белым, а желтовато-коричневым, но все же на фоне черного камня выделялся светлым пятном.
Лейкнир сделал шаг, другой, приблизился к черепу, освещая его огнем горящей ветки. Да, это был череп, но по виду он не слишком напоминал человеческий. Нижней челюсти не имелось, зато из верхней вперед выдавались два огромных, длиной в пять локтей, изогнутых зуба.
В молчании все смотрели на череп. Арне меленькими шажками подобрался к Лейкниру и на всякий случай взял его за локоть.
– Это… – вдруг шепнул Арне. – Я знаю! – Он неуверенно хихикнул. – Это… Я знаю что!
– Что? – строго спросил Лейкнир, не сводя глаз с черепа, словно тот еще мог быть опасен.
– Это «великанская свинья». Которые на стенах нарисованы. Они же тут водились.
Лейкнир вспомнил вереницу странных зверей с двумя хвостами: один впереди, другой позади. От хвостов, конечно, ничего не осталось, но под передним хвостом у «великанских свиней» и правда были нарисованы белой известью вот такие же изогнутые зубы…
– Да, похоже на то… – сказал Лейкнир. – И выходит… Наши попрыгунчики не так уж сильно врали, когда говорили, что «великанские свиньи» были ростом с дом!
* * *
Дагейда сидела на лесной полянке, и желтые полуоблетевшие деревья, окружавшие полянку, казались стенами дома, увешанными узорными золотыми коврами. Из каменистой земли тут и там выступали широкие серые валуны, покрытые сверху мхом и лишайником, как подушкой. Прямо посреди полянки бил источник – округлое, как котел, песчаное углубление, с родничком на дне, игравшим золотыми песчинками. Дагейда смотрела в воду, не отрываясь.
– Белый дракон, Кубок Памяти, – шептала она. – Именем племени темных альвов, создавших тебя, именем отца моего Свальнира, владевшего тобой, прошу тебя – покажи мне твоего брата, черного дракона, Дракона Битвы!
Застывшим взглядом Дагейда смотрела в воду, и песчаное углубление засветилось серебром. В этом лесном источнике она хранила свое главное сокровище – серебряный кубок по прозванию Дракон Памяти, один из трех драконов, что некогда создали темные альвы для ее отца-великана. Все три дракона, даже разлученные и рассеянные по разным рукам, сохраняли тесную связь между собой. Вот и сейчас, этим хмурым осенним утром, горный ручей вдруг шепнул ей: Черный Дракон идет! Меч великана подал весть своему серебряному брату, едва лишь конь Торбранда конунга ступил на первый камень Мимирова перевала, и тысяча ручьев понесла новость от Дракона Памяти Дагейде. И вот она сидела над источником, над Истоком Вод всего Медного леса, и из-под его вещей воды навстречу ей выступали причудливо дрожащие видения.
Дагейда не видела лица Торбранда конунга: для ведьмы не имело значения, какое у него лицо. Для нее было важно другое: меч на поясе Торбранда вливал в кровь человека свою темную, страшную силу, служил корнем, что связывал человека с глубинами подземелий и подгорий Медного леса, питал его силой, но и подчинял этим загадочным мирам. Именно эта невидимая связь с корнями гор, а не черты лица, делали Торбранда единственным в глазах Дагейды. Она ясно видела в воде источника черные ножны, рукоять в виде дракона, и от всего облика меча ей в лицо веяло холодным дыханием смерти. Перед ней было единственное оружие, способное принести смерть и ей самой. Она была бессмертна, как сами горы, но Дракон Битвы, одолевший ее отца Свальнира, сумеет одолеть и ее. Дагейда дрожала, пятилась от источника, но не могла отойти, зачарованная неодолимой силой меча. Он идет сюда. Он уже здесь, в Медном лесу, и Дагейда ощущала каждый его шаг, потому что вся земля Медного леса служила продолжением ее странного существа. И дрожь земли под ногами того, кто нес сюда Дракона Битвы, отдавалась в каждой частичке ее маленького тела.
Закрыв лицо руками, Дагейда ползком отодвинулась от источника, потом взобралась на валун повыше, откуда открывался широкий вид. Уже близились сумерки, где-то за горами впереди шел дождь, облака висели низко, касаясь горных вершин; они были одинакового темно-серого цвета, кое-где с белесыми прослойками, и трудно было различить, где кончаются горы и начинаются облака. Вершины уходили одна за другой все дальше и дальше. При виде этого Дагейда всегда вспоминала об одном. О том утре, когда она проснулась в заваленной каменными обломками пещере и поняла, что осталась одна на свете.
Тогда она тоже стояла на пороге пещеры и смотрела вдаль – туда, куда ушли ее мать, Хёрдис Колдунья, и Торбранд, конунг фьяллей. Этого человека Дагейда ненавидела всей своей нечеловеческой душой – это был убийца ее отца. Двадцать пять лет она мечтала о мести. И вот он пришел. Но Дагейда, так мечтавшая о его появлении, сидела неподвижно, прислушиваясь к собственной дрожи, в которой отдавались далекие еще шаги ее врага. Пока в его руках Черный Дракон, она бессильна.