Джеймс Элоиза. Влюбленная герцогиня

   — А с чего бы ему так волноваться?
   — У него свои представления о роли герцога. И ему особенно не понравилось, когда я освободила от работы егерей. Но какой смысл нанимать их, если не собираюсь устраивать охоту на нашей земле?
   — Позволь мне угадать. — Криво улыбнувшись, герцог коснулся пальцем ее носа. — Егеря были уволены в 1802 году, то есть когда заболел мой отец.
   Интимность ситуации лишала Джину присутствия духа, ослабляла ее решимость, она почувствовала, что краснеет.
   — Давай перейдем к дому, — сказала она.
   Кэм молча посмотрел на нее и кивнул:
   — Давай.
   Так они сидели бок о бок, герцог и герцогиня, работая над кипой бумаг. Через какое-то время слуга принес им чай, они продолжали работать. Наконец Кэм встал и потянулся:
   — Боже всемогущий, у меня совершенно затекла спина. Давай продолжим завтра.
   Подняв голову, Джина с удивлением обнаружила, что солнечный свет, падавший сквозь окна библиотеки, давно померк.
   — До сих пор не могу понять, зачем нам столько масла, — сказал Кэм. — Шестьсот галлонов — это сверх всякой меры.
   — У нас большое количество масляных ламп, — сообщила Джина. — Конечно, в городском доме их можно бы заменить газовыми. В банкетных комнатах павильона Брайтон мы устанавливаем газовое освещение, но вдруг лампы взорвутся? Кто-то говорил мне, что газ ужасно опасен.
   — Я ничего про это не знаю, — сказал Кэм.
   — А чем пользуются в Греции?
   — Свечи… солнце… кожа прекрасной женщины. Наклонившись, он так быстро поцеловал ее в щеку, что она даже не успела ощутить прикосновение его губ. Джина посмотрела на свои руки. Она умудрилась испачкать чернилами запястье.
   — Кэм, — спокойно произнесла она, — мы должны прекратить это… поведение.
   Он повернулся, оторвавшись от изучения книг леди Троубридж:
   — Какое поведение?
   — Поцелуи.
   — Ах, это! Но я люблю целовать тебя, — ответил ее распутный супруг.
   Джина испугалась. А в результате одинокая постель и ответы на письма Биксфидла, пока ее муж будет купаться в теплом море. Она быстро отвела взгляд и сжала зубы. Но Кэм поднял ее на ноги, поцеловал в уголок рта, и она затрепетала.
   — Джина, могу я проводить тебя до комнаты?
   Она дрожала, словно пойманная птица, а он покрывал ее лицо поцелуями.
   — Я хочу тебя.
   Его голос напомнил ей о смехе, безответственности, обнаженных статуях, греческом солнце, нагихженщинах и ждущей его возвращения Мариссе…
   Джина оттолкнула его руки. Щеки у нее пылали, губы тряслись, но голос был твердым:
   — Это плохая идея, Кэм.
   На лице герцога мгновенно появилось сдержанно-небрежное выражение.
   — Почему? Мы оба могли бы получить удовольствие.
   — Ты хочешь получить удовольствие и потом без всякого ущерба для себя преспокойно уехать. — В ее глазах было презрение. — В этом ты весь, Кэм.
   — Не вижу тут ничего плохого. — Он пытался обуздать свою раздражительность.
   — Возможно, ничего плохого здесь нет. С твоей точки зрения.
   — Похоже, ты начинаешь читать мораль, — убийствено-вежливым тоном сказал он. — Могу я напомнить вам, леди жена, что у меня есть благоприятная возможность и законное право брать ваше тело, когда я захочу? Но я предпочитаю игнорировать признаки твоей добровольной готовности, хотя у меня создалось отчетливое впечатление…
   Джина прервала его. Герцогини никогда не прерывают собеседника, но она утеряла все притязания на достоинство.
   — Мне нравится целовать тебя, — сказала она, покраснев. — Мне нравится, как ты, как ты… — Кэм смотрел на ее, сраженный откровенностью. — Но ты говоришь только об удовольствии, ни о чем другом.
   — А чего ты еще хочешь? — спросил он в искреннем замешательстве.
   — Мне двадцать три года. Я хочу жить с мужем, иметь детей, и это вполне разумное желание. А ты предлагаешь мне только удовольствие, предпочитая не замечать неприятной для тебя правды. Например, что твоя жена двенадцать лет сидит дома одна, в то время как ты развлекаешься со своей греческой любовницей.
   Кэм нахмурился.
   — Ты никогда не говорила, что тебя волнует, где я нахожусь. И ты никогда не просила меня вернуться, пока тебе не понадобился развод.
   — А ты бы вернулся, если бы я попросила? — Она ждала, но ответа не получила. — Ты бы оставил Мариссу, если бы я попросила? — Он смотрел на нее, сжав зубы. — Я думаю, что семейная жизнь не в твоем характере.
   Кэм всегда говорил, что не создан для брака, всегда шутил, что он рано женившийся среди убежденных холостяков. Но сейчас, когда то же самое говорила Джина, ему это не нравилось. Будучи ветераном тысячи неприятных семейных баталий, он быстро овладел собой.
   — Все это не имеет отношения к браку, — заметил он, нарочито медленно опуская закатанные рукава. — Это вопрос желания. Поскольку ты говоришь откровенно, я тоже буду откровенен с тобой. Я хочу тебя, Джина. — Он шагнул к ней. — Я хочу войти в тебя. И ты хочешь того же. — Она молчала, неспособная унять палящий огонь в животе и морщась от унижения. — Желание — естественное человеческое чувство, и, конечно, я пойму, если ты захочешь познать его со своим будущим мужем, а не со мной. Поэтому нет нужды меня оскорблять. В восемнадцать лет я не хотел на тебе жениться, Джина. Будь у меня настоящая жена, которую выбрал я сам, я бы не оставил ее на двенадцать лет, да и любовницу не завел бы. Так что несправедливо критиковать меня за нарушение клятв, предписанных моим отцом.
   Джина почувствовала такой стыд, будто ее окунули в горячую воду.
   — Извини, — прошептала она.
   — Тебе не за что извиняться. Мы оба — жертвы моего отца, не первые и не последние.
   Она взглянула на него и вдруг поняла, что любит мужа. Он стоял, улыбаясь своей кривой улыбкой, и больше всего на свете ей захотелось протянуть к нему руки и сказать: «Иди ко мне. Поцелуй меня. Полюби меня. Забери меня в свою комнату».
   — Марисса замужем за добрым рыбаком, — сказал Кэм. — Она была моей любовницей, но три года назад я танцевал на ее свадьбе. Мы радовались жизни, однако наша дружба не имела последствий для нас обоих.
   Теперь Джина знала, что для нее имеет значение только любовь, ее любовь к нему. И не будущая, а настоящая.
   Кэм опять взял ее за руки.
   — У меня нет права спрашивать, но можно я… можем ли мы… — Видимо, он сам не знал, что хотел сказать, или не знал, как это выразить. Он лишь подал ей руку, согнутую в локте. — Я буду твоим временным мужем, Джина. Но мне нравится быть твоим. Могу я проводить тебя до комнаты?
   Джина глубоко вздохнула.
   — Думаю, можешь, — сказала она.
   Взглянув на жену, Кэм склонил голову, поцеловал ее, затем обнял за талию, и они направилась к дверям библиотеки.

Глава 25
В которой мистер Финкботл выказывает себя достойным работником

   Финеас Финкботл проводил не самый приятный вечер. Конечно, он был весьма признателен леди Троубридж за приглашение, ибо ему было необходимо встретиться с герцогом и герцогиней, чтобы выполнить поручение мистера Раунтона. Но как, черт побери, он может удостовериться, что брак герцога и герцогини остался в прежнем состоянии? Все утро он просидел в своей комнате, сознавая, что должен отговорить герцогиню от развода. Однако ее светлость выглядит слишком важной, чтобы затевать с ней разговор о том, за кого она должна или не должна выходить замуж. К тому же после вчерашнего случая, когда он увидел, как герцог целует в библиотеке свою жену, Финеас очень надеялся, что его светлость возьмет эту заботу на себя.
   И все же лучше бы ему остаться у себя в комнате и поразмыслить над выполнением своей задачи, чем в молчании ужинать со всеми перед началом танцев. Слуга посадил, солиситора за стол к трем пожилым дамам, которые ответили кивком на его приветствие и продолжили свою беседу.
   Финеас ел ветчину и с неприязнью думал о мистере Раунтоне. Если он хотел, чтобы его клиенты спали в одной постели, отчего бы не организовать это самому? Молодой человек почувствовал, что у него запылали уши. Герцог был как минимум лет на десять старше, намного умнее и опытнее. Вряд ли его можно заставить войти в спальню жены. При одной мысли об этом бедный солиситор покрылся мурашками.
   Его размышления прервал разговор между дамами.
   — …Конечно, дорогие мои, — говорила пожилая дама по имени леди Уонглиш, — могу честно вам сказать, что ее слезы быстро иссякли. Горевала она по нему целых две недели!
   Финеас вздохнул. Ему было неприятно, что дамы игнорировали его, но, к великому сожалению, они правы. И одет он не по последней моде, и всего лишь солиситор, хотя его отец был джентльменом. Еще хуже, что он никого тут не знал, кроме своих клиентов и хозяйки.
   — Они вместе пробыли в оранжерее по крайней мере два часа! — воскликнула справа от него пухлая миссис Флокхарт. — Два часа, дорогие мои. Говорю вам со всей ответственностью. По слухам, ее мать заперла дверь на ключ, пока не прошло достаточно времени. И разумеется, ее отец потребовал сатисфакции.
   — Какой позор! — вступила дама, имени которой Финеас не помнил. — Хотя мне и не верится, что ее мать сделала это. Зачем ей было трудиться и запирать дочь в комнате со вторым сыном? Нет-нет, девушка торопится. Я всегда так думала, с самого момента ее дебюта. Вы знаете, она споткнулась о шлейф собственного платья, когда делала реверанс королеве. Легкомысленная девчонка!
   — А я все-таки думаю, именно мать заперла их в комнате, — настаивала миссис Флокхарт. — Она всегда была хитрой. Когда мы были еще девочками, она клялась, что поймает герцога. Конечно, этого не случилось.
   Финеас задумчиво прищурился. Если герцог и герцогиня окажутся запертыми в одной комнате, будут ли они потом вынуждены остаться женатыми? Наверняка маркиз отменит помолвку, если герцогиня будет скомпрометирована.
   — Что это за комната? — спросил он. Три пары глаз уставились на него.
   — Какого дьявола, о чем вы говорите, молодой человек? — проскрипела миссис Флокхарт.
   — О комнате, — покраснел Финеас. — Где они провели два часа.
   Раздался смех.
   — Не спальня, если вы подумали именно об этом.
   — И не лучший способ завоевать наследницу, — сказала леди Уонглиш и подмигнула. — Слишком рискованный.
   — Я не имею в виду себя, — с достоинством ответил Финеас.
   — Слава Богу, — едко заметила миссис Флокхарт. — Не думаю, что тут есть хоть одна неприступная.
   — Погодите, погодите, — возразила леди Уонглиш. — Мисс Девентош хорошая добыча. Недавно она получила в наследство тетушкино поместье. И уверяю вас, она неприступна.
   — Эта рыжая маленькая нахалка? — вскипела пожилая дама. — Если она наследница, то почему носит такие ужасные платья? Она выглядит как сморщенная репа.
   Финеас ощутил невольную симпатию к неизвестной мисс Девентош.
   — Их заперли в оранжерее, — продолжила леди Уонглиш и дружески взглянула на него. Или, возможно, хотела вовлечь в скандал.
   — О! — произнес он, стараясь выглядеть незаинтересованным, и тут же почувствовал резкий толчок в ребра.
   — Кто ваши родители, молодой человек?
   — Имя моего отца — Финеас Финкботл.
   — Финкботл? Вы сын Финеаса Финкботла? — К его изумлению, леди Уонглиш тут же смягчилась. — Он был одним из моих первых кавалеров. Естественно, до того как потерял все свои деньги.
   — Хорошо еще, что вы за него не вышли, — заметила миссис Флокхарт.
   — Мой отец не позволил, — созналась леди Уонглиш. — Как он сейчас живет?
   — Хромает, мадам. Несколько лет назад он пострадал в дорожном происшествии.
   — А вы ладите с родителями, молодой человек?
   — Да, — смущенно пробормотал Финеас. — По крайней мере я так думаю. Моя мать погибла.
   Старая дама кивнула:
   — По-моему, я что-то слышала. Это случилось через несколько лет после того, как Финкботл потерял все деньги на бирже, не так ли? Вы неплохо выглядите. Правда, девочки?
   Дамы смотрели на него бусинками глаз.
   — Пожалуй, вы правы, — сказала пухленькая соседка справа. — Он действительно хорошо выглядит. — Она казалась удивленной.
   — Я представлю его этой нахалке Девентош, — объявила леди Уонглиш. — В конце концов, она моя внучка. Как вы сказали, миссис Флокхарт, она и одевается как репа, да и несчастлива тоже как репа. Говорила мне, что не собирается выходить замуж за бесполезного аристократа. Я представлю ей молодого привлекательного солиситора. И не вздумайте запираться с моей внучкой в оранжерее. — Леди сурово взглянула на Финеаса. — Она хорошая девочка, с передовыми идеями.
   Финеас сделался пунцовым от стыда. Хорошо еще, что леди были заняты, собирая шарфы, сумочки и готовясь к уходу. Он поклонился, затем поклонился снова, когда они уходили, и начал подумывать о том, чтобы вскочить в карету и бежать в Лондон. Но мысль об отце и потере места охладила его пыл. Он должен сохранить работу. Просто обязан.
   «Я запру герцога с герцогиней в садовом домике», — решил Финеас. Если это не подействует, то мистер Раунтон по крайней мере не сможет сказать, что он даже не пытался. Осуществить задуманное довольно легко, нужно лишь послать вечером герцога с герцогиней в домик, последовать за ними, потом запереть их там. А ключ? Где найти ключ?
   Финеас снова ощутил прилив энергии. Теперь нужно обойти сад и найти подходящее строение, которое запирается.
   Через полчаса он был совершенно обескуражен. Бродя в темноте, он нашел два маленьких садовых домика, но слишком запущенных и грязных, чтобы в них вошла элегантная герцогиня. Такого он просто не мог себе представить. Затем Финеас обнаружил нечто похожее на небольшой коттедж, однако в нем валялась какая-то рухлядь и стояло зловоние. Да и что бы герцог с герцогиней делали там несколько часов? Трудно вообразить их мирно сидящими на продавленных стульях.
   Ни маленькие гроты, ни оранжереи, разбросанные по сему парку, не запирались. Когда Финеас осторожно поинтересовался у садовника о ключах, тот лишь подозрительно взглянул на него и пробормотал, что в этом нет надобности.
   Вернувшись наконец в дом, солиситор решил запереть герцога с герцогиней в одной из комнат. Это выглядело даже лучшим вариантом, поскольку его клиенты окажутся запертыми у всех под носом, что вызовет еще больший скандал.
   Но Финеас столкнулся все с той же проблемой. Библиотека отпала сразу, ибо она запиралась только изнутри. В конце концов наиболее подходящими он счел бильярдную и туалетную комнату рядом с бальным залом. В общем-то бильярдная предпочтительнее, решил солиситор, выходя из туалетной комнаты, и… покраснел от смущения. Прямо у двери стоял какой-то джентльмен.
   — Интересуетесь оборудованием? — с веселой общительностью спросил он. — Как и я, как и я! Представьте, моя жена хочет иметь такую же уборную в своей гардеробной. Вы уже видели бассейн?
   Финеас покачал головой.
   — Тогда идемте поищем его? — Джентльмен пригладил свои моржовые усы. — Меня зовут Вимплер.
   — Я — Финкботл, — поклонился Финеае.
   — Отлично! — воскликнул мистер Вимплер. — Отлично, отлично. Дворецкий сказал мне, что к бассейну можно спуститься по лестнице, ведущей из восточного крыла. Наверное, здесь. И он энергично двинулся вперед.
   Они спустились по узкой винтовой лестнице и осмотрели небольшой бассейн, выложенный кирпичом.
   — Ну и как вам? — крикнул Вимплер. — Думаете, мне следует устроить такой же?
   — По-моему, здесь холодно, — заметил Финеас.
   — Тут вы ошибаетесь. Леди Троубридж сказала, что он подогревается. Как-то… ага! Горячей водой, я полагаю. Взгляните!
   Финеас взглянул.
   — Прекрасное место для рандеву, не так ли? — Вимплер усмехнулся и весело толкнул его локтем. — Чуть заметный толчок и всплеск, а? Хотя не думаю, что при установке леди Троубридж имела в виду нечто подобное. — Он засмеялся собственной шутке и стал подниматься по лестнице. — Идемте. Мы не должны опоздать на танцы.
   Финеас задумчиво шел следом. Что действительно привлекло его внимание в бассейне, так это ключ, бесшумно повернувшийся в отлично смазанном дверном замке. Если он сумеет заманить сюда герцога с герцогиней, то сможет запереть их здесь. Более того, вход в бассейн находился с восточной стороны, пару вряд ли найдут слишком быстро, а этого времени будет достаточно, чтобы погубить их репутацию.
   Следующий вопрос: каким образом их заманить?
   Но это, кажется, не составит труда. Идя по коридору, мистер Вимплер куда-то свернул в поисках своей жены, и Финеас увидел герцога с герцогиней, покидающих библиотеку.
   — Ваши светлости! — позвал он и бросился к ним. Герцогиня уже встала на ступеньку лестницы и не сразу повернула голову, но герцог остановился и коротко поприветствовал его.
   — Леди Троубридж нужно ваше присутствие, — сказал Финеас, переводя дух.
   Рука герцога лежала на талии герцогини, и молодой человек слегка растерялся: вдруг герцог действительно взял эту проблему на себя? Но затем он представил апоплексическую физиономию мистера Раунтона. Нет, он не мог положиться на герцога. А кроме того, это ему же на пользу, в конце концов!
   — Леди Троубридж хотела бы видеть вас немедленно, — прибавил он, делая ударение на последнем слове.
   Герцогиня наконец обернулась и с улыбкой положила руку на рукав герцога.
   — Почему бы вам не поприветствовать леди Троубридж за меня? А я немного отдохну.
   Возможно, Финеас все же ошибся.
   Герцог улыбнулся жене:
   — Нет-нет. Я не могу вам этого позволить. Без первоначальных усилий с вашей стороны.
   Финеас был совершенно уверен, что их беседа имела двойной смысл. Но герцог и герцогиня уже быстро шли по коридору, и он фактически бежал за ними, чтобы показать направление. К счастью, оба не замечали, куда идут, даже не взглянув на него, они приняли его торопливое объяснение, что леди Троубридж находится внизу. Герцог что-то шептал на ухо герцогине, и Финеас увидел, как она покраснела.
   Он без лишних колебаний захлопнул за ними дверь, повернул ключ и сразу почувствовал неимоверное облегчение. Он сделал то, что должен был сделать.
   Через три часа он вернется со свидетелями. В конце вечера люди наверняка заметят отсутствие герцогини во время танцев. Он улыбнулся с вновь обретенной уверенностью.
   Он, Финеас Финкботл, человек действия. Человек, который разработал, а главное, осуществил план, к удовольствию своего хозяина. И он в великолепном настроении зашагал к дверям бального зала.

Глава 26
Заточение заточению — рознь

   Кэму с Джиной потребовалось не более двух минут, чтобы понять, что здесь нет леди Троубридж, и Финеас Финкботл по каким-то известным лишь ему причинам запер их в бассейне.
   — Какого дьявола? — закричал Кэм, барабаня в дверь. Но она была сделана из массивного дуба, поэтому издавала в ответ только глухой звук.
   — Что он задумал? — спросила Джина.
   — Когда я выйду из этой темницы, ему больше не придется думать, — проворчал Кэм.
   — Это не темница. — Она спустилась по лестнице. — И конечно, он не собирался нас убивать, поскольку леди Троубридж сама говорила мне, что каждое утро ходит в бассейн. В худшем случае мы просидим тут всю ночь.
   — Возможно, Финкботл не знает, что леди Троубридж ходит сюда по утрам.
   — Он не похож на убийцу.
   Спустившись по лестнице следом за женой, Кэм остановился.
   — Он собирается украсть «Афродиту»!
   — Утром я отдала ее на хранение Эсме, — улыбнулась Джина. — Решила, что ты, видимо, прав и вор может вернуться.
   — Черт бы его побрал. Мне приходило в голову, что он может оказаться твоим братом, но я проигнорировал эту мысль. Дурак! — Кэм был преисполнен гневом человека, не способного защитить свою даму, пусть эта опасность и мнимая.
   — Ты думаешь, мистер Финкботл — мой брат? — удивилась Джина.
   — Он рыжий. Учился на континенте. И собирается украсть «Афродиту». Лишь твой брат может знать о статуэтке.
   Джина замерла, обдумывая слова мужа.
   — Мистер Финкботл — мой брат?
   — Это единственное объяснение, которое имеет смысл. Боюсь, в данный момент он уже переворачивает твой матрас в поисках статуэтки.
   — Почему он не попросил ее у меня?
   — Потому что он преступник, — ответил Кэм, размышляя, как им выбраться из заточения.
   — Не важно, если бы он попросил, я бы все равно отдала. — В ее глазах было столько печали, что досада Кэма начала испаряться.
   — Дураки, оба дураки. Твоя мать не отвечала тебе на письма, а брат даже не мог нормально представиться.
   Подбородок у нее задрожал, и Кэм обнял жену:
   — Ради Бога, не надо. Почему ты хочешь, чтобы он должным образом представился? Зачем тебе это?
   Закусив губу, Джина промолчала. Герцогини не плачут в присутствии других людей. Но ей было так приятно находиться в объятиях мужа, что это почти компенсировало нежелание ее матери и брата встретиться с ней. Нежелание поговорить, или написать, или вообще подумать о ней. Джина прогнала эту мысль, три раза повторив себе: «Герцогиня должна поступать как герцогиня».
   — Ну и что это за бассейн? — спросил Кэм, оглядывая кирпичный потолок.
   — Их делают по последней моде, — ответила Джина. — Это ванна. — Она высвободилась из его объятий и показала на выложенное плиткой углубление. — Туда спускаются по ступеням. Действительно здорово придумано. Вода идет по трубе вдоль раскаленной стены кухни и попадает в бассейн уже теплая. Но ее можно подогреть, повернув тот вентиль.
   — Значит, Финкботл не собирался заморозить нас до смерти. — Кэм изучил трубы. — Да, совсем неглупо. Надо сделать такую же ванну в Гертоне.
   — Я думала об этом. Можно без труда провести воду через кухню, поскольку она расположена с восточной стороны.
   — Весьма оптимистичный взгляд на расположение кухни. Отец всегда ругался, что она находится далеко от столовой, но по мне теплый бассейн лучше остывшей пищи.
   — Все равно мы едим блюда холодными, — прибавила Джина. — Так почему бы не иметь теплую ванну.
   Кэм опять спустился в бассейн, чтобы внимательнее осмотреть заинтересовавшее его сооружение, но в этот момент из трубы вырвалась тугая струя воды.
   — Проклятие! — взревел Кэм, отпрыгивая назад. Поздно: он уже вымок от колен до сапог.
   Джина хихикнула.
   — Какой же ты глупый. Что, ты думал, пойдет оттуда? Воздух?
   Он проигнорировал ее замечание.
   — Леди Троубридж права, вода довольно теплая. — Он направился к лестнице, шумно разбрызгивая воду. — Пожалуй, я сниму мокрую одежду. Не хочу, чтобы Финкботл преуспел в своем желании убить меня с помощью холода.
   — Ты не можешь раздеться в моем присутствии! — испугалась Джина.
   — Помилосердствуй, — жалобно произнес Кэм. — Я замерзну, если останусь в мокрой одежде. И кстати, — добавил он, указывая на заполнявшийся бассейн, — после всего пережитого неплохо бы опробовать устройство леди Троубридж.
   — Купаться в бассейне с тобой? Ванну принимают в одиночестве.
   — Не всегда, — многообещающе улыбнулся герцог и, присев на верхнюю ступеньку, начал стаскивать сапоги.
   — Ты правда собираешься раздеться? А вдруг кто-нибудь придет выпустить нас?
   — Не придет. Думаю, какое-то время мы еще пробудем здесь. Финкботл без спешки обыскивает твою спальню, и ему потребуется еще как минимум час. Так что можешь располагаться поудобней.
   — Мне удобно, благодарю тебя. — Задрав нос, Джина с досадой топнула ногой.
   Кэм в очередной раз подумал, что его жена самая соблазнительная из женщин, каких он видел. И чем больше он думал об этом, тем больше склонялся к мысли, что отблагодарит Финкботла пачкой денег, когда они выйдут отсюда. Но разумеется, после хорошей взбучки. Стянув второй сапог, он встал и начал расстегивать брюки. Джина зачарованно смотрела на него.
   — Ты не должен этого делать.
   Он улыбнулся, снял промокшие брюки и отбросил их в сторону. Правда, рубашка прикрывала его чресла, но он уже расстегивал пуговицы.
   — Кэм! — выдохнула она.
   Оставив в покое рубашку, он подошел к жене, поцеловал ее и больше не мог остановиться.
   — Джина, что мы собирались делать в твоей спальне, как ты думаешь?
   Она взглянула на мужа своими прекрасными зелеными глазами, таинственными, манящими и страстными. Губы у нее слегка дрожали.
   — Принять ванну?
   — Нет. Хотя и раздеться… Я бы сам раздел вас, герцогиня, — прошептал он ей на ухо, а затем вдруг крепко прижал к своему телу. Сейчас, когда он снял брюки, она, естественно, поймет, что у него на уме. — Джина, любовь моя, я бы раздел тебя.
   Она молча смотрела на Кзма. Она же не дурочка, понимает, что он возьмет желаемое и спокойно отправится в Грецию. Но прежде он… И он назвал ее «любовь моя».
   В небольшом помещении становилось жарко от горячей воды, льющейся в бассейн. Кэм опустился перед Джиной на колени.
   — Могу я снять туфли с вашей светлости?
   Джина аккуратно приподняла юбки и вытянула ногу. В его улыбке не было самодовольства, лишь неподдельное восхищение.
   — Прекрасно, — сказал он, и Джина подумала, что он имеет в виду ее щиколотки.
   Кэм снял с нее туфли, отставил их в сторону, затем его руки нырнули под юбки, медленно-медленно поднялись от щиколоток к коленям, ловко развязали подвязки, и шелковые чулки соскользнули вниз. Джина покорно разрешила ему снять с нее подвязки и чулки.
   Его руки вернулись к лодыжкам, потом снова двинулись вверх, гладя нежную персиковую кожу. Джина затрепетала.
   — Что ты делаешь?
   — Ласкаю тебя.
   Она была в возбуждении, но какое-то первобытное женское чувство самозащиты заставило ее сопротивляться.