— Да, но…
   — Мой брат просто взял заботу на себя. Осознав всю серьезность положения, он тут же отозвал Камдена из Оксфорда, и на следующий день вы уже были женаты. Если меня кто-то и восхищает, моя дорогая, то это человек действия. Каковым твой отец не был.
   — Ты получила еще одно письмо от шантажиста? Но леди Кренборн в ярости ходила взад-вперед по комнате и не слышала ее.
   — Я умоляла твоего отца, когда тебя совсем крошкой привезли к нам. Я говорила: Кренборн, если у тебя есть хоть капля ума, заплати этой женщине.
   Джина вздохнула. Поскольку разговор предстоял долгий, ода выбралась из постели, накинула халат и села у камина.
   — Разве он подчинился? Или послушался меня? Отнюдь. Кренборн только и делал, что бормотал: «Какая необыкновенная эта женщина, какая изысканная, она никогда не предаст собственного ребенка». И что получилось?
   — Ничего ужасного. Если ты помнишь, я стала герцогиней, мама.
   — Благодаря твоему брату, а не Кренборну! И кто бы мог написать анонимное письмо? Конечно, французы. Я уверена, что его написала эта женщина. И второе письмо тоже.
   — Мама, — произнесла Джина, но леди Кренборн продолжала метаться по комнате. — Мама!
   — Что? — Она вдруг застыла на месте и автоматически подняла руки к волосам. — Ты что-то сказала, дорогая?
   — Графиня Линьи не могла написать это письмо. Она умерла в прошлом году.
   — Умерла?
   Джина кивнула.
   — Твоя… твоя… женщина, родившая тебя, умерла? Невероятно!
   — Мне сообщил об этом мистер Раунтон и приложил вырезку из парижской «Экспресс».
   — Почему ты не сказала мне?
   Джина заметила явные признаки надвигающейся бури.
   — Я не хотела расстраивать тебя упоминанием ее имени.
   — И что же ты предприняла? — спросила леди Кренборн.
   — Предприняла?
   — Я знаю тебя, Джина! Пусть я не произвела на свет, но воситала тебя. И что же ты сделала, получив сообщение Раунтона?
   — Я написала в ее поместье, — созналась Джина. — Хотела выяснить, не оставила ли графиня послание или какую-нибудь записку.
   Леди Кренборн подошла к дочери и погладила ее по голове.
   — Прости, дорогая, — сказала она, целуя рыжие волосы Джины, которые та унаследовала от бесчестной графини Линьи. — Я, правда, очень сожалею. Графиня была неблагодарной дурой, хотя ее утрата для меня только благо.
   — Все в порядке. Она никогда не обращала на меня внимания, но я думала… — Вздохнув, Джина пожала плечами. — Так странно, хотя…
   — Молчи! — Леди Кренборн зажала ей рот ладонью. — Если эта женщина… если графиня Линьи не писала это письмо, тогда кто?
   — А что в нем говорится?
   — Вот оно, — сказала мать, достав из ридикюля сложенный лист.
   Джина пробегала глазами слова, написанные четким почерком с завитушками. Потом до нее вдруг дошел их смысл: «Возможно, маркиз расстроится. У герцогини есть брат».
   — У меня есть брат, — прошептала она. — У меня есть брат!
   — Должно быть, единоутробный, — поправила леди Кренборн. — Я больше не позволяла твоему отцу ездить на континент после того путешествия во Францию, которое имело столь неприятные последствия. — Она замолчала. — К тебе это не относится, дорогая. Ты мое счастье. Я благодарю Господа, что эта женщина не захотела воспитывать собственных детей. Бог знает, где сейчас может находиться твой брат. Видимо, сына она тоже отдала его отцу, как поступила и с тобой.
   — Но кто мог написать это письмо?
   — Очевидно, графиня была неосторожна. Она уверила твоего отца, что никто даже не предполагает о твоем существовании. Поняв, что оказалась в интересном положении, она уехала в свое загородное поместье, и ты появилась у нас шести недель от роду. — Леди Кренборн импульсивно поцеловала дочь. — Это был счастливейший день в моей жизни.
   — Счастливейший и неприятнейший, мама, — улыбнулась Джина.
   — Правда. Но к тому времени я хорошо изучила Кренборна, моя дорогая. Второго такого дурня нет в целом свете. Не держи я твоего отца в узде, он бы наплодил столько детей, что, клянусь Богом, ему бы позавидовал любой кролик.
   Джина взглянула на анонимное письмо.
   — Может, они снова напишут и сообщат, где мне найти брата.
   — Не сомневайся, они напишут и потребуют денег, — заявила мать. — Это письмо — явная угроза. Как ты думаешь, что почувствует Боннингтон, узнав о твоем незаконнорожденном брате?
   — Конечно, он будет… — Но слова умерли прежде, чем она хотела вымолвить, что Себастьян будет рад.
   С того момента как она призналась ему, что является внебрачным ребенком своего отца и французской графини, Себастьян никогда не упоминал столь позорный факт, делая вид, будто вообще не слышал о нем. Почти все в Англии считали Джину сиротой, ребенком одного из дальних родственников леди Кренборн, и, естественно, эта версия была для него более приемлемой.
   — Не думаю, что он хорошо отнесется Атакой новости, — сказала леди Кренборн и чуть слышно хихикнула. — Он расстроится.
   — Да, Себастьяну это не понравится, — согласилась Джина. — Ведь существует опасность, что автор письма распространит скандальную новость.
   — Слава Богу, я не подпускала твоего отца к делам поместья. Теперь мы достаточно богаты, чтобы заткнуть рот шантажисту.
   — Не уверена, что это разумно, — ответила Джина, садясь на край постели. — Шантажист выжидает, не так ли? Дядя Гертон устранил первоначальную угрозу разоблачения, выдав меня за Кэма. Но потом Кэм сбежал в Грецию, и автор письма дожидался своего часа. Наверняка он знал о намерении моего мужа аннулировать брак и теперь рассчитывает, что я заплачу ему целое состояние, только бы удержать Себастьяна.
   — Да, в качестве герцогини Гертон тебе не страшен никакой скандал по поводу твоего рождения. Но для экс-герцогини и незаконнорожденной перспектива стать маркизой ничтожно мала. Видимо, тебе лучше самой бросить маркиза до того, как он бросит тебя.
   Джина с подозрением взглянула на мать.
   — Тебе просто не нравится Себастьян.
   — Верно, — ответила леди Кренборн, наклоняясь к зеркалу, стоящему на туалетном столике. — Думаю, он тупица, моя дорогая. Но ведь это не я выхожу за него.
   — Вчера приехал Кэм.
   — Правда? Как мило! Горю желанием взглянуть на мальчика и постараюсь увидеться с ним за завтраком. Я говорила, что вечером собрание Женской благотворительной организации? Скажу тебе, по большому секрету, разумеется, что у меня есть кое-какой шанс быть избранной президентом. Конечно, я откажусь.
   Леди Кренборн полюбовалась в зеркале своей аристократической внешностью. Как вполне современная матрона, она большую часть времени посвящала филантропии.
   — Поздравляю, мама! — сказала Джина со всем энтузиазмом, на какой была способна. — Значит, ты станешь главой четырех организаций?
   — Трех. На прошлой неделе я покинула Комитет инвалидов. Это просто группа бестолковых старых гусынь, которые ничего не смыслят в руководстве. Если мой брат чему-то и научил меня, так это как нужно руководить. Хотя, должна признаться, сам он плохо обращался с маленьким Камденом. Очень плохо. Это одна из немногих областей, где он действовал не лучшим образом, так я ему и говорила.
   — Да, — ответила Джина, вспоминая баталии, которые разнообразили жизнь в доме после бегства Кэма, оставившего свою невесту девственницей в брачной постели.
   — Ты не виновата, дорогая. Мой брат оказался не в меру строгим.
   — Он мог быть жестоким, мама.
   — Я бы так не сказала. Его резкость была вызвана большим умом, — произнесла леди Кренборн, поправляя волосы.
   Джина прикусила язык. Гертоны ставили ум превыше гуманности, да и кто она такая, чтобы пытаться изменить свою мать.
   — Полагаю, нам следует ждать нового послания.
   — Ты хочешь сообщить Боннингтону?
   — Нет.
   Леди Кренборн оглянулась, в ее глазах была насмешка.
   — Осторожно, дорогая. Утаивание секретов от мужа сто свидетельствует о начале разлада в браке.
   — Он мне пока не муж, — резко ответила Джина. — Мой муж — Кэм.
   — Тогда сообщи Камдену, — посоветовала мать, убирая под шляпу выбившиеся пряди. — Насколько я помню, он столь же умен, как и его отец.
   — Я думаю, еще умнее.
   — Неудивительно. Гертон всегда жаловался, что мальчик боится темноты, оружия и бог знает чего еще. Все потому, что он не любил охоту. Гертон считал Камдена тряпкой, поскольку тот постоянно вырезал из дерева лодки, а не стрелял в животных. Но, по-моему, он выказывал признаки остроты ума.
   — Он не тряпка. Вовсе нет.
   — А я никогда так и не думала. Можно сказать, он унаследовал семейный ум. Как и ты, дорогая, — лояльно прибавила мать.
   Джина воздержалась от упоминания, что она не кровная родственница Гертонов. Да и после короткой встречи с мужем ей стало ясно, что условности не волнуют его.
   — Я не против того, чтобы обсудить письмо с Кэмом. Мать кивнула:
   — Нам может потребоваться какая-нибудь помощь. Хотя бы человек, который в случае необходимости передаст деньги шантажисту.
   — Мне не нравится мысль платить за молчание.
   — А мне не нравится мысль, что ты будешь отвергнута светом. Дураков надо ублажать, поэтому мы заплатим, чтобы ты могла выйти за Боннингтона, раз уж тебе этого хочется. Но потом мы больше не заплатим даже медного гроша. Поскольку мне плевать на то, что думает автор письма, а свет никогда не изгонит жену очень рогатого маркиза. Тем не менее нам лучше не тянуть со свадьбой после твоего развода.
   — Себастьян уже получив специальное разрешение.
   — Превосходно. Я оставлю тебе записку, дорогая, чтобы ты могла показать ее мужу. Поговори с ним, и как можно скорее. Да, и еще… Полагаю, я не должна тебя спрашивать… но ведь ты избавилась от этого ужасного маленького учителя, не так ли?
   — Нет.
   — Нет? — повысила голос леди Кренборн. — В своей записке, отправленной сразу же после той скандальной новости в газете, я велела немедленно избавиться от него!
   Именно в такие моменты Джина вспоминала, что леди Кренборн и отец Кэма были детьми одних родителей.
   — Я не могу этого сделать, мама. Он служащий моего мужа…
   — Не понимаю, зачем тебе понадобилось везти его к леди Троубридж, — заявила мать. — Такого ужасного, маленького…
   — Он совсем не ужасный. Просто неловкий.
   — Что-то в нем очень странное. Не могу понять, отчего ты не оставила его в поместье, раз уж не можешь уволить.
   — Он хотел поехать.
   — Он хотел? Он хотел поехать! — Голос леди Кренборн поднялся до крика. — Ты считаешься с желанием слуги. Что еще он желает? Посетить Букингемский дворец? Неудивительно, что журнал «Тэтлер» ухватился за это!
   — Мама!
   — Гертоны не ведут себя как обыкновенная чернь! Мы не теряем собственного достоинства, не совершаем эксцентричных поступков, которые позволяют кому-то чернить твою добродетель. О чем ты думаешь, Эмброджина?
   — Да, с моей стороны это было глупо. Я только сказала, что мне жаль пропускать наши занятия, и он выразил такс желание сопровождать меня, что я не смогла оставить его дома. Он совсем не надоедливый, мама. И я с удовольствием занимаюсь историей Италии.
   — Он должен уехать, — зловеще произнесла леди Кренборн. — Я немедленно поговорю с твоим мужем. Если мы не увидимся за завтраком, тогда до свидания, дорогая.
   И она вышла с таким видом, который ясно давал понять, что женщина успокоится лишь в тот момент, когда учитель истории покинет дом с сумками в руке.

Глава 8
В которой прекрасные мужчины развлекаются на берегу реки

   Леди Троубридж устроила пикник на свежем воздухе. Столы были накрыты под сенью старых ив, которые, словно шепчущиеся матроны, расположились на берегу реки, бегущей в дальнем конце сада.
   — Господи, он просто совершенство, — заметила Эсма, когда подруги спускались с холма к реке. — Кто этот прекрасный молодой человек?
   — Актер, — ответила Джина, посмотрев в его сторону. У него какое-то невообразимо театральное имя. По-моему, Реджинальд Джерард.
   Мужчина переходил реку, прыгая с камня на камень, срывая плоды с нависшей над водой яблони и кидая их барышням, ожидавшим на берегу. Всякий раз, когда он терял равновесие и казалось, вот-вот упадет в реку, девушки тихонько вскрикивали.
   — Что за отвратительный спектакль!
   — Привет. — Джина любезно улыбнулась мужу, будто не она все утро поглядывала на дверь гостиной, дожидаясь его появления.
   — Может, представишь меня? — спросил герцог, явно заинтересованный ее подругой.
   Эсма слегка присела в реверансе, губы у нее чуть дрогнули от скрытой улыбки.
   — Это леди Роулингс. Мой муж, Эсма.
   — Я восхищен. — Кэм поцеловал ей руку. Джина ощутила невольную досаду. Ведь он, в конце концов, женат, а Эсма замужем.
   — Посмотри, дорогая, — невозмутимо сказала она. — Вот и Бардетт.
   Подруга отвела взгляд от Кэма и помахала своему поклоннику, который тут же бросился к ней с резвостью хорошо выдрессированного ретривера.
   — Здравствуйте, — весело сказал он. — Разрешите представиться. Я Берни Бардетт.
   — Герцог Гертон, — поклонился Кэм.
   — О! — в замешательстве произнес Берни, но потом вдруг просиял. — Ваша светлость? Ваша светлость! — Уверенный теперь в должном приветствии, он уже без неприличной торопливости повторил свое имя.
   — Молодец, Берни, — похвалила Эсма, беря молодого человека под руку. — Пойдемте сядем?
   Кэм шел рядом с Джиной, но, к ее досаде, взгляд мужа был прикован к изящной спине Эсмы.
   — Ума не приложу, зачем он ей нужен? — тихо спросил герцог.
   — Берни очень…
   — Смахивает на дурака? — закончил Кэм. Тем временем Бардетт сбросил у реки сюртук, затем без промедления начал перебираться на другой берег, грациозно прыгая с камня на камень и посрамив актера с его слишком театральными фокусами.
   — Ага, — насмешливо произнес Кэм, — теперь я понимаю.
   Джина проследила за взглядом мужа. Намокшие серые брюки облепили ноги Берни, самые красивые и мускулистые, какие только могут быть у мужчины, волосы золотом сверкали на солнце. Честно говоря, Берни Бардетт выглядел еще прекраснее, чем прежде.
   — Да, — пробормотала Джина.
   — Не стоит приходить в экстаз, — сухо заметил Кэм, Физическая красота не главное.
   Она с любопытством посмотрела на супруга.
   — А я думала, скульптор превыше всего ценит имение физическую красоту. Кэм пожал плечами.
   — Я могу изваять тело Бардетта, однако не в состоянии что-либо сделать с его мозгами. Он бы все равно выглядел дураком. — Берни уже протянул Эсме яблоко и в качестве награды поцеловал ее руку. — Нет, как она может его выносить?
   Джина пропустила косвенный намек мимо ушей, потому что в тоне Кэма не было презрения или насмешки, только искреннее любопытство.
   — Эсма большая поклонница красоты, — объяснила Джина. — Но в то же время она выбирает друзей, у которых… которые…
   — Явно слабы умом? — Кэм снова пожал плечами. Ну, мужчины обычно поступают так же. Идеальная любовница должна быть красивой, веселой и праздной. Берни, видимо, соответствует требованиям.
   — А ты…
   Джина прикусила язык. Обманчивое любопытство вызывало у нее соблазн говорить все, что приходит в голову.
   — Сейчас у меня нет любовницы, — услужливо ответ Кэм. — Но когда она была, то полностью соответствовала требованиям, о которых я только что сказал.
   — И жены обязаны быть такими? — спросила Джина, приходя в уныние.
   — Недостаток красоты допустим, но он должен компенсироваться покорностью. Ты могла бы жить согласно этим требованиям, будь мы по-настоящему женаты?
   — Никогда об этом не думала. — Она бросила на него взгляд из-под опущенных ресниц. Такой непристойной улыбки, как у ее мужа, она еще не видела ни у одного знакомого мужчины. — Но я в этом сомневаюсь. Покорность не относится к числу моих достоинств.
   Она хотела уйти, но Кэм загородил дорогу.
   — В общем-то мужчина не хотел бы иметь всегда покорную жену. — Он будто смеялся над нею, только она не знала, почему.
   — О чем ты говоришь?
   — Покорность довольно сложная проблема, — мечтательно сказал он. — Например, если дело касается спальни, то нужно выбирать жену…
   — Не трудись, — прервала его Джина. — Я не забыла, что не ты выбрал меня в жены.
   — Разумеется. Хотя, помню, отец говорил мне, что ты вырастешь красавицей, и, насколько я могу судить, его пророчество сбылось.
   — Это сказал твой отец?
   — Ну да. А что здесь удивительного?
   — Во время моего дебюта в свете он сказал, что мне следует радоваться, поскольку я уже ношу обручальное кольцо и не должна выставлять себя на рынок невест. Я всегда считала это оскорблением.
   — И правильно, — кивнул герцог. — По этой части мой отец был непревзойденным специалистом. Фактически мало что из его замечаний нельзя был о воспринять как оскорбление.
   — Кстати, меня не сравнишь с великолепной Эсмой, — заметила Джина, сама удивляясь, почему она говорит столь жалкие слова.
   Кэм взглянул на ее подругу.
   — Да, леди Роулингс, несомненно, одна из самых классически прекрасных женщин, каких я когда-либо видел. По крайней мере в Англии.
   — Не могу понять, зачем мы обсуждаем эту глупую тему, — беззаботно сказала Джина.
   — Идите сюда! — позвала Эсма.
   Кэм тут же направился к классической красоте, но Джина решила присоединиться к Себастьяну. Ей лучше не проводить столько времени с мужем, ничем хорошим это не кончится, а ведь она желает получить развод.
   Маркиз в одиночестве сидел за маленьким столиком и таким выражением на лице, которое она всегда называла пуританским. Джина села рядом, повернувшись спиной подруге и мужу.
   — Как там сегодня леди Роулингс? — спросил Себастьян. — Похоже, она весьма довольна собой.
   — Думаю, что так, — ответила Джина и оглянулась.
   Сияющая от удовольствия подруга сидела между Берни и Кэмом, с улыбкой слушая герцога, который что-то шептал ей на ухо.
   — Если она займется твоим мужем, тем лучше, он скорее аннулирует ваш брак, — заметил Себастьян.
   — Конечно, — пробормотала Джина.
   К несчастью, маркиз сидел лицом к их столику и, казалось, не мог оторвать глаз от Эсмы. Даже за мясом барашка под соусом бешамель он продолжал комментировать ее бесстыдный флирт с герцогом.
   — В таком случае твой развод будет сопровождаться требованием развода от Роулингса, — недовольно сказал он. Джину стало слегка подташнивать.
   — Себастьян, тебе не кажется, что это я должна расстраиваться? Но я абсолютно спокойна. И кого волнует, если Кэм с Эсмой хотят ближе познакомиться? Никого. — Она взяла кусочек цыпленка, но он оказался совершенно безвкусным.
   — Думаю, ты права. Только я не люблю, когда хорошего человека втягивают…
   — У тебя это просто навязчивая идея! — раздражение сказала Джина. — С твоей стороны в моем присутствии учтиво даже упоминать об этом.
   Себастьян выглядел испуганным.
   — Ты должна меня простить. Я совсем забыл, что у тебя жизненного опыта не больше, чем у юной девушки.
   — Я не такая уж несведущая.
   — Нет, я требую прощения. — В голубых глазах Себастьяна было столько теплоты, что Джина смягчилась, невзирая на свою досаду. — Я позволил себе забыть о твоей невинности. Это одно из твоих достоинств, которое мне особенно мило. Ты недосягаема для всего низкого.
   — А что произойдет, когда мы поженимся и я перестану быть такой невинной? — дерзко спросила она. Себастьян улыбнулся.
   — Ты навсегда сохранишь свою невинную красоту. Ты обладаешь тем, чего не в состоянии испортить никто и ничто, — это врожденный признак хорошей породы.
   — Себастьян, — начала она, еще не решив, стоит ли говорить ему про ее незаконнорожденного брата.
   Тут леди Троубридж захлопала в ладоши, привлекая внимание гостей, и Себастьян повернулся к хозяйке.
   — Слушайте все! Слушайте все! — крикнула она. — Мистер Джерард согласился организовать в уик-энд небольшое представление. Это несколько сцен из Шекспира. Есть желающие принять участие в чтении?
   К ужасу Джины, ее жених опять нахмурился.
   — Представление вместе с профессиональным актером? В высшей степени неприлично.
   — Себастьян, иногда мне кажется, что это твое самое любимое слово.
   Маркиз открыл рот, но, еще до того как он напомнил о своем титуле и положении, она с несказанным облегчением вдруг увидела намек на прежнего Себастьяна.
   — Ты хочешь сказать, что я становлюсь чопорным, да?
   — Совсем немножко, — благодарно улыбнулась Джина.
   — Таким был мой отец. Я думал об этом прошлым вечером и полагаю, ты права. Я действительно становлюсь педантом, — ответил Себастьян, ужаснувшись собственному выводу.
   Джина похлопала его по руке. Ей хотелось бы проявить сочувствие более убедительным способом, но это бы наверняка шокировало Себастьяна, не говоря уже про остальных.
   — У меня есть ты, — сказал он, глядя ей в глаза.
   — Да, у тебя есть я, — искренне подтвердила она.
   — Какое трогательное единодушие! — вкрадчиво продолжил за ее спиной Кэм. — Мы все были бы так счастливы обладать Джиной. В сущности, я думаю, что у нас с вами на двоих одно большое счастье. Разве это не удивительно?!
   — Да, я счастливый человек, — слишком громко заявилСебастьян.
   — Я тоже, я тоже.
   — Мы с Джиной вызвались добровольно участвовать чтении Шекспира, — сказал маркиз и поднялся, едва не опрокинув стул. — Если позволите, мы…
   — Не смею вас задерживать. Я сам подумывал об участии в представлении и знаю, что леди Роулингс думает так же. — Повернувшись, Кэм помахал Эсме.
   К возмущению Джины, ее лучшая подруга настолько сердечно улыбнулась герцогу, что она почувствовала некоторое замешательство. Эсма не имела права столь откровенно соблазнять ее мужа.
   — Идем, Себастьян! — процедила она и направилась леди Троубридж.
   Молодой актер Реджиналвд Джерард стоял в окружении взволнованных дебютанток, которые все как одна хихикали и умоляли дать им роль героини. Но их надежды моментально развеяла леди Троубридж.
   — Простите, девочки, только мы с вашими матерями считаем, что для незамужних барышень играть в пьесе довольно рискованно. Я не хочу никакого злословия по поводу моих приемов! — сообщила хозяйка, игнорируя тот факт, что ее вечера уже два месяца были основным источником разнообразных сплетен. — Нет, мистер Джерард обязан иметь дело только с замужними дамами. Например, вы четверо! — воскликнула она. — Это будет великолепно!
   Джина заметила, как вытянулось лицо у Реджинальда Джерарда, который явно не горел желанием проводить дни с замужними дамами. Видимо, актер надеялся склонить к бегству одну из наследниц.
   — Я полностью с вами согласен, миледи, — поддержал хозяйку Себастьян. — Драматическая проза слишком возбуждающе действует на юных девушек.
   — О какой пьесе идет речь? — спросил Кэм.
   — «Много шума из ничего». Всего несколько сцен, — ответил молодой актер. Несмотря на разочарование, он уже овладел собой и поклонился — Могу я представиться? Реджинальд Джерард.
   — По-моему, я видел вас в «Ковент-Гардене», — с поклоном ответил Себастьян. — Я маркиз Боннингтон, это герцогиня Гертон и леди Роулингс. А также герцог Гертон, — добавил он.
   Реджинальд улыбнулся:
   — Думаю, у нас получится очаровательное представление. Возможно, герцогиня будет играть Геро и…
   — Нет, — прервал его Кэм. — Мы с герцогиней лучше сыграем Беатриче и Бенедикта. А поскольку мы все-таки женаты, мне будет горестно видеть другого мужчину под окном ее спальни.
   — О, конечно, — ответил Реджинальд.
   — Что это за окно спальни? — насторожился Себастьян.
   — В пьесе Клавдио… им, очевидно, будете вы, милорд… решил, что его невеста Геро неверна ему, раз он видит под ее окном другого мужчину.
   — Мне это кажется в высшей степени неприличным, — сердито произнес маркиз. — Подходит ли такая пьеса для столь разнородного общества?
   — В прошлом сезоне она имела огромный успех, — вежливо сказал Реджинальд. — Кроме того, мы поставим лишь несколько сцен. Если в них что-то смутит вас и леди Роулингс, мы всегда можем обойти это место. Предлагаю встретиться перед ужином в библиотеке и обсудить сцены.
   Джина вдруг почувствовала теплую руку на своей талии.
   — Полагаешь, мы сумеем уцелеть, проведя вчетвером час или более того?
   — Что ты имеешь в виду?
   — Думаю, ты заметила, как твой жених беседует с прекрасной леди Роулингс?
   И действительно, Себастьян что-то увлеченно говорил Эсме, пока та рассеянно кусала яблоко.
   — По-моему, ты страдаешь тем же недугом, — заметила Джина.
   Он засмеялся.
   — А почему нет? Она красива, соблазнительна и вполне дружелюбна.
   — Ты называешь это дружелюбием?
   — Готов поспорить, что Боннингтон читает ей нотации за ее «дружелюбие».
   Будто в подтверждение этих слов Эсма принялась грызть яблоко, ее щеки пылали.
   — Из нее вышла бы превосходная Диана, — сказал он.
   — Диана, богиня-девственница? — с ноткой скептицизма поинтересовалась Джина.
   — Странно, правда? Но ведь она, невзирая на все свое дружелюбие, и в самом деле недотрога. Возможно, я это и ухвачу, если она согласится мне позировать.
   Джина посмотрела на мужа, который изучал Эсму, словно ювелир, оценивающий драгоценный бриллиант.
   — Я думала, ты уже работаешь над Дианой. Тебе не скучно делать еще одну фигуру той же богини?
   — Нет. Все женщины разные. Давая имена богинь, просто вкладываем в это имя то, что видим на их лицах. Леди Роулингс, например, дерзкая, красивая, даже эротичная, но одновременно сдержанная и осторожная., Уверен, что она не делит постель с Бардеттом, хотя очень старается доказать обратное.