Джеймс Элоиза. Влюбленная герцогиня

   Они вместе прошли через темный салон, и Кэм мысленно готовил себя к неправдоподобной лжи. Никаких больше поцелуев: это все равно, как если бы его отец пообещал не мошенничать.
   Он бы перестал целовать свою жену… в тот же момент, как только она перестанет быть его женой. В конце концов, поцелуй — это всего лишь поцелуй, она сама так сказала.
   С великим трудом, но он все же сумел удержаться от того, чтобы пригвоздить жену к стене коридора и впиться в ее губы.
   — Спокойной ночи, — бесстрастно произнес герцог. Ему показалось, что по ее лицу мелькнула тень разочарования.
   Она сделала реверанс.
   — Ваша светлость.
   Кэм поклонился. Его голова очутилась на уровне ее декольте, а взгляд уперся в затвердевшие от холода соски, отчетливо видимые сквозь тонкий шелк.
   — Тебе лучше уйти в свою комнату, — резко сказал он.
   Ее глаза весело блеснули.
   — Я не забуду, — пропела Джина, постучав изящным пальцем по его подбородку. — Никаких больше поцелуев… по крайней мере с собственным мужем. — Она с удовлетворением заметила его сжатые губы. — Спокойной ночи, Кэм.
   И она захлопнула перед его носом дверь своей комнаты.

Глава 14
Иногда правда бывает неприятной

   — Я не говорю, что это было унизительно, отнюдь. Но все же достаточно неприятно.
   Эсма смотрела на свою лучшую подругу с улыбкой, если не сказать с усмешкой.
   — А что у вас произошло?
   — Ничего, разумеется. Я отправилась в свою комнату, он, естественно, — в свою.
   — Жаль, — сказала Эсма.
   — Мне тоже.
   — Этот поцелуй тебе весьма полезен, моя девочка, — засмеялась подруга. — Ты ведь не хочешь, как твой жених, отстать от века.
   — Себастьян не отстал от века. — Но в голосе Джины не слышалось уверенности, поэтому Эсма игнорировала ее замечание. — Да, забыла тебе сказать. Вчера я получила наследство графини Линьи.
   — Наследство? От своей матери? Джина кивнула.
   — Его передал мне Кэм. Видимо, поверенный графини считал, что я живу с мужем, и отослал подарок в Грецию.
   — И что это?
   — Статуэтка. Фигура обнаженной женщины. — Поскольку ночной сон притупил гнев и замешательство Джины, она произнесла это довольно спокойно.
   — Не очень пристойная, да?
   — Розовая, вся полированная. Без единого клочка одежды.
   — В защиту своей матери ты можешь сказать; она умерла, как и жила.
   — Наверное. — Джина снова почувствовала раздражение.
   — Статуэтка тебе не понравилась?
   — Нет. Хотя ничего другого и нельзя ожидать от женщины, которая бросила своего ребенка.
   — Жестоко, — сказала Эсма. — Незамужней женщине в высшей степени трудно воспитать ребенка. Посмотри на себя. Ты герцогиня. Ты счастлива. А что бы произошло, останься ты с ней?
   — Я бы имела мать.
   — У тебя есть мать. Леди Кренборн любит тебя, поэтому не рассказывай мне сказок о несчастном детстве.
   — Возможно, ты права.
   — Ну и где же твоя скандальная ню? — Эсма огляделась.
   — Конечно, я положила ее в шкаф.
   — Почему «конечно»? Если ты боишься конкуренции, то напрасно. Я бы, например, поставила ее рядом со своей кроватью.
   — Я же не ты! — вспыхнула Джина.
   Поднявшись, Эсма поцеловала ее в щеку.
   — Я не хотела дразнить тебя, дорогая. Конечно, ты поступила разумно. Вдруг ее увидит Боннингтон? Какое несчастье!
   — Он не заходит в мою спальню.
   — Все равно. Если он узнает, что ты прячешь в шкафу непристойную статуэтку, да еще посмертный дар своей незамужней матери, его праведному возмущению не будет конца. Возможно, он распалится до такой степени, что у него дым пойдет из ушей.
   Джина вздохнула.
   — Неужели вы оба не в состоянии просто игнорировать друг друга?
   — Это платье немодное? — спросила Эсма, разглядывая себя в большом зеркале.
   — Ты великолепна.
   — Леди Чайлд неплохо выглядит эти дни.
   — Она старая. И далеко не такая красивая, как ты.
   — Я соперница. И не могу вынести, что все знают, чью постель часто посещает мой супруг.
   — Но все знают, чью постель часто посещаешь и ты, — выпалила Джина, не сумев сдержаться.
   — Я редко посещаю чужие постели, — невозмутимо ответила Эсма. — Я получаю удовольствие, выбираю образцы, но не принимаю это близко к сердцу.
   — Раньше тебя не волновали любовницы Майлза. Ты похожа на Каролу, питающую надежду вернуть своего мужа. Ты что, тоже хотела бы соблазнить его?
   Подруга с отвращением поморщилась:
   — Ни в коем случае! Просто я раздосадована, что он влюблен. Разве это не ужасно?
   — Ужасно, — согласилась Джина. — Хотя и естественно.
   — У нее есть дети. Вот что меня действительно волнует.
   — Я знаю. — Джина сжала ее руку. — А теперь, как ты посмотришь на то, если мы, две бездетные старые карги, отправимся пообедать?
   — Святой Себастьян тоже будет там? — улыбнулась Эсма.
   — Возможно, Себастьян и не в меру строг, но он не святой!
   — Надменный! — резко бросила Эсма. — Почему бы тебе не прихватить с собой «Много шума из ничего»? Тогда после обеда можно порепетировать свои роли, если у тебя нет других планов.
   — Хорошо. — Джина взяла томик в кожаном переплете. — Но я не смогу долго этим заниматься. У нас с мистером Уоппингом идет работа над Медичи.
   — Не понимаю, зачем ты столько времени проводишь с этим человеком? Можно подумать, ты скучаешь по классной комнате. Что тебе это дает? Я бы решила, что у тебя с |ним роман, если бы не…
   — Если что?
   — Если бы мистер Уоппинг… не был мистером Уоппингом!
   — Газета описывала его как очень красивого молодого человека. Я должна быть счастлива, что привлекаю такого красавца.
   — Да, если тебе нравятся маленькие и волосатые, — засмеялась Эсма.
   — Он похож на белку, не так ли? Когда-нибудь он женится на маленькой…
   — Очень маленькой, — вставила подруга.
   — Очень маленькой женщине, и у них появятся маленькие волосатые дети.
   — Которые будут говорить по-гречески. В сущности, Джина, если надолго задержишь его у себя, он может научить греческому и твоих детей.
   — Я уверена, что, как только он закончит свою книгу, его пригласят в Оксфорд или Кембридж. У него много свежих идей о политической ситуации в Италии эпохи Возрождения. По-моему, Кэм нашел его в каком-то греческом замке и послал сюда, надеясь, что у меня он хотя бы не умрет с голоду. Я согласилась на домашнего учителя, ведь именно для этого Кэм и прислал его. А потом меня действительно заинтересовала история.
   — Господи, почему твой муж не мог сам его накормить?
   Джина задумалась.
   — Видимо, он решил, что проще отослать его в Англию. Это похоже на Кэма. А мне нравится учиться.
   — Ладно. — Эсма вздохнула и в последний раз одернула платье. — Я флиртую, ты учишь историю. Думаю, понятно, кому суждено попасть на небеса?
 
   Увидев вошедшую в салон подругу, Карола тут же бросилась к ней и страдальческим полушепотом сообщила:
   — Таппи здесь. Я хотела начать соблазнение и не могу набраться смелости! Я скорей упаду в обморок, чем заговорю с ним. По крайней мере я бы так не мучилась.
   — Тебе нужно только заговорить с ним, — успокоила ее Джина. — Вспомни советы Эсмы. Проявляй интерес ко всему, что бы он ни сказал.
   — Я боюсь даже подойти к Таппи. Хотя дело не в этом, потому что я всегда молчала рядом с ним.
   — Не верю. По-моему, ты никогда чрезмерной робостью не отличалась.
   — Не могу этого объяснить, но с Таппи все иначе. У меня просто язык отнимается.
   — Я пойду с тобой. — Джина похлопала подругу по руке. — Я начну разговор, а ты сможешь присоединиться в удобный для тебя момент.
   Карола потащила ее через гостиную с такой быстротой, что старый джентльмен чуть не пролил вино, когда они пронеслись мимо.
   — Не торопись! — цыкнула Джина. — Ты же не хочешь, чтобы он догадался!
   Подруга испуганно остановилась.
   — Да, я помню. Я хорошо выгляжу?
   — Ты очаровательна. Это платье выбрала Эсма?
   — Да. Я хотела надеть желтое, оно повеселее. Но Эсма сказала, что это более элегантное и с глубоким декольте. По-твоему, я должна переодеться?
   — Конечно, нет. Ты выглядишь очаровательно и весело.
   — А не безрассудно?
   — Нет. Теперь давай подойдем к Таппи. Я вижу его. Медленнее, Карола, медленнее. Подруга выглядела невменяемой.
   — Медленнее, — бормотала она себе под нос, делая какое-то странное ракообразное движение в сторону.
   Джина подавила смешок. Через секунду они грациозно остановились перед лордом Перуинклом, и она с радостью отметила, что Карола не упала в обморок. Еще более интересным ей показался тот факт, что муж подруги был нем как рыба. Очень интересно.
   Впрочем, Карола хоть и не потеряла сознание, но тоже не произнесла ни слова, поэтому Джина автоматически вошла в роль герцогини, что всегда удивительным образом действовало на людей, которые испытывали неловкость. Она рассказывала истории, шутила, смеялась над собственными шутками, ободряюще улыбалась Таппи и задавала ему вопросы до тех пор, пока он не пришел в себя и не начал поддерживать разговор.
   Около получаса они с лордом Перуинклом увлеченно беседовали о жизненном цикле форели, и за все это время Карола не издала ни звука.
   — Милорд, я получила большое, просто огромное удовольствие, — наконец сказала Джина, которой надоели морские обитатели. — Надеюсь, в ближайшем будущем мы продолжим разговор о ваших очаровательных экспериментах.
   Он поклонился:
   — Я буду счастлив, ваша светлость.
   Перуинкл выглядел уже более веселым, и теперь Джине встало ясно, почему Карола так его хотела. Когда он с воодушевлением говорил о разведении форели, волосы очень мило падали ему на глаза, делая Таппи ужасно обаятельным.
   — Я должна поздороваться со своим мужем, он только что вошел в салон.
   И Джина быстро исчезла, оставив Каролу и Таппи молча смотреть друг на друга.
   Подойдя к Кэму, она схватила его за руку и повернула спиной к чете Перуинклов, чтобы иметь возможность незаметно следить за ними.
   — Какого дьявола? Что ты задумала? — спросил он.
   — Молчи! — Кэм хотел повернуться, но она не позволила. — Смотри на меня, сделай вид, что мы заняты беседой.
   — Очень интересно, — усмехнулся герцог.
   Полночи он провел без сна, а когда наконец заснул, ему приснилась его сверхсоблазнительная жена, превратившаяся в обнаженную статуэтку. Потом он все утро глазел на кусок мрамора в углу спальни, размышляя, не изваять ли Джину в виде розовой обнаженной Афродиты. Заманчивая мысль.
   И она стала еще более заманчивой, когда герцогиня собственной персоной стояла перед ним. Она будет прекрасной Афродитой, хотя, конечно, не совсем обычной. Джина стройнее, лицо у нее чрезвычайно смышленое и любопытный взгляд. А у всех известных ему Афродит были чувственные, вялые лица, как у той алебастровой статуэтки. Но почему Афродита, богиня любви и страсти, должна иметь невыразительное лицо? Почему в ее взгляде не может быть невинности с долей чувственного любопытства, как у его жены?
   — За кем ты наблюдаешь? — спросил он, поворачивая голову. — За той женщиной, покрасневшей до слез?
   — Нет, — рассеянно ответила Джина.
   — Все смотрят на нас, очевидно, полагая, что я собираюсь нырнуть в вырез твоего платья.
   Джина оглянулась. И точно, добрая половина гостей зачарованно следила за интимной сценой между герцогом и герцогиней, а небольшая группа престарелых дам оживленно перешептывалась.
   — Не пофлиртовать ли мне для отвода глаз с твоей великолепной подругой? — любезно предложил Кэм. — Это умерит жгучее беспокойство, которое все леди испытывают по поводу нашего развода.
   — Какая жертва! — ехидно заметила Джина.
   — Ты смотришь на Таппи Перуинкла? — Он наконец сумел определить предмет ее внимания.
   — Допустим.
   — Но зачем?
   — Женщина, с которой он разговаривает, его жена.
   — Я думал, он потерял свою жену три года назад.
   — Он тебе сказал, что она умерла?!
   — О нет, что они просто разошлись.
   — Сейчас она вряд ли ему безразлична, — с удовлетворением произнесла Джина, глядя на оживленно беседующую пару.
   Они стояли почти вплотную друг к другу и Карола говорила с большим воодушевлением.
   — Знаешь, я не уверен, что Таппи хотел снова вернуть свою жену.
   — Слишком поздно. Взгляни! Кажется, они нашли тему для разговора и помимо форели.
   — Разве она знает что-нибудь о форели?
   Джина тяжело вздохнула: звука пощечины, которой был награжден Таппи Перуинкл, мог не услышать только глухой.
   — Вот что случается, когда обретаешь потерянную жену, — весело сказал Кэм. — Я же говорил тебе, что он ее не хочет.
   — А по-моему, совсем наоборот: это она не хочет его, — парировала Джина.
   За обедом Джина сидела рядом со своим женихом, и, чтобы развлечься, Кэм стал подбирать для маркиза эпитеты. «Каменнолицый» он уже использовал. Требуется нечто более грубое, плебейское, что действительно произведет впечатление на Джину. «Спесивый» звучит почти лестно. А вот «брюзга», пожалуй, самое подходящее. В этом определении есть педантизм, даже скука. Брюзга Боннинггон — да, это именно то, что надо. Кэм подошел к столу, где они сидели, и обнаружил свободное место рядом с восхитительной подругой Джины.
   — Приветствую вас, леди Роулингс, — сказал он чуть более любезно, чем требовала обычная вежливость. — Боннингтон, к вашим услугам. Кажется, я не сразу заметил ваше присутствие, — с ленивой улыбкой прибавил Кэм.
   Брюзга одеревенел, но все же холодно кивнул в ответ.
   — Как поживает твоя истеричная подруга? Та, что отхлестала Перуинкла? — осведомился герцог у жены, сидевшей напротив.
   — Она его не хлестала, — процедила та. — Карола в полном порядке.
   Заняв место рядом с женщиной, у которой была великолепная грудь, Кэм сразу повеселел, но вдруг, к своему удивлению, наткнулся на яростный взгляд брюзги маркиза.
   Черт побери, Боннингтону вроде не нравится, когда другой мужчина заинтересованно смотрит на прекрасную Эсму.
   Решив проверить свою догадку, Кэм наклонился через маленький стол к жене и одарил ее улыбкой, которую обычно приберегал для своих редких встреч с танцовщицей по имени Белла, живущей в соседней деревне. Это была чуть заметная, возбуждающая улыбка, сопровождавшая взгляд, медленно скользивший от чувственного рта Джины куда-то вниз.
   К своему глубочайшему потрясению, Кэм обнаружил, что определенные части его тела моментально отреагировали на это с таким пылом, какой поразил бы даже многоопытную Беллу. Он быстро посмотрел на жену и встретил ее удивленный взгляд. Джина покраснела, миндалевидные глаза на миг затуманились, став темно-зелеными.
   Герцог откинулся на спинку стула с таким ощущением, будто его ударили по голове дубиной. Зато брюзга Боннингтон выглядел абсолютно спокойным.
   Теперь для продолжения эксперимента Кэму стоило бы уставиться на грудь леди Роулингс, но по некой причине он должен был сначала перевести дух. Грудь Джины, конечно, уступала роскошному бюсту его соседки, и все же…
   Он наклонился к Эсме, вдохнул пряный аромат ее духов, затем придвинулся еще ближе и одарил улыбкой. Увы, невзирая на то что грудь Джины не могла сравниться с этой грудою, он не почувствовал головокружения, какое испытываешь, ныряя с высокой скалы в море. А когда он поймал взгляд Эсмы, в нем не было, как у Джины, неожиданного приглашения с намеком на эротическое удовольствие. В ее глазах он увидел только спокойную насмешку.
   Эсма наклонилась вперед и тихо спросила:
   — Развлекаетесь, ваша светлость?
   Моргнув, Кэм перевел взгляд на Боннингтона, который, похоже, был вне себя от ярости. Маркиз густо покраснел и сжал зубы. В глазах такого цивилизованного брюзги пылала жажда крови с обещанием убить — немедленно и без всякого раскаяния.
   — Полагаю, да, — ответил Кэм, отодвигаясь от леди Роулингс.
   Он не собирался падать мертвым в траву ради богатой англичанки, однако у него было несколько вопросов, на которые она вполне могла ему ответить.
   Но Эсма его опередила:
   — Как у вас обстоят дела с заучиванием «Много шума из ничего»? — В ее тоне слышалось предупреждение.
   Очевидно, леди Роулингс поняла намерение герцога и не желала идти ему навстречу. «Хорошая девочка, — вдруг подумал Кэм. — Преданная Джине. И чертовски красивая».
   — Не могли бы вы оказать мне честь и стать моделью? для скульптуры? — поддавшись внезапному порыву, спросил он.
   Она выглядела удивленной.
   — Значит, вы делаете скульптуры реальных людей? Я слышала о ваших работах, они хорошо известны в Лондоне. Но мне даже в голову не приходило, что это не мифические персонажи, а живые люди.
   — Возможно, я сделаю вас Дианой, — сразу решил он.
   — Дианой? То есть богиней, которая ненавидела мужчин?
   Кэм задумался.
   — Я вижу ее богиней, которая соблазняла мужчин, купаясь обнаженной в ручье, и затем превращала их в животных, если они попадались на эту удочку.
   — А вы не столь уж безрассудны и слепы, как обычный мужчина, да? — спросила она, понизив голос, чтобы ее не услышали.
   Кэм улыбнулся. Ему нравилась сильная и все же ранимая подруга Джины.
   — Вы не против быть изваянной в розовом мраморе? Соответствующую реакцию высшего света я вам гарантирую.
   — А почему я должна быть заинтересована в создании очередного скандала? — подняла брови Эсма. — Уверяю вас, что я устраиваю скандалы, только когда сама захочу.
   — В особенности эта идея не понравится брюзге маркизу.
   — Тише.
   Он поднял голову — на них пристально смотрели Джина и ее жених.
   — Леди Роулингс только что согласилась позировать мне для следующей работы, — заявил Кэм.
   В глазах Джины что-то сверкнуло и пропало.
   — Эсма будет великолепной богиней.
   Герцог кивнул. Что промелькнуло в ее взгляде? Она же не обиделась? Черт возьми! Наверное, ему следовало подумать об этом до его скоропалительного предложения. Ведь час назад он решил изваять Джину в образе Афродиты, а вместо этого берется за Диану.
   Теперь Боннингтон выглядел чопорным уже сверх всякой меры. Он явно горел желанием сурово отчитать леди Роулингс, но потом все же повернулся к Кэму:
   — Я всегда полагал, что вы специализируетесь на изготовлении более чем неприличных статуй. Вы расширяете поле своей деятельности? — Но его тон свидетельствовал, что это невозможно.
   — Фактически мы с леди Роулингс сошлись во мнении, что из нее получится восхитительная Диана.
   — Я очень этого жду, — пропела Эсма, наклоняясь вперед и коснувшись грудью руки Кэма. — Герцог предложил Диану в ручье… но, по-моему, это немного слишком, не правда ли, лорд Боннингтон?
   Если бы взгляд мог убивать, подумал Кэм, они бы с Эсмой были уже мертвы.
   — Вовсе нет, — процедил маркиз. — Я уже видел одну из работ вашей светлости в прихожей у Следдингтона. — Он перевел уничтожающий взгляд на Эсму. — Уверен, что вам понравится быть изваянной в мраморе. Следдингтон использует статую как подставку для шляп. Видимо, леди Роулингс может стать чем-то столь же… полезным.
   Кэм почувствовал, как рядом с его рукой напряглось тело Эсмы, и ободряюще подтолкнул ее.
   — Туше! — прошептал он. — Ваша очередь.
   Но прежде чем она сумела заговорить, раздался скрип отодвигаемого стула, и Кэм увидел свою жену.
   — Прошу меня извинить, — сказала она. — Должно быть, я съела что-то неподходящее. — Джина направилась к выходу, и Боннингтон последовал за нею.
   — Туше! — фыркнула Эсма. — Ваша очередь.
   Кэм, подняв брови, взглянул на свою единственную соседку по столу.
   — Вам известно, что вы играете с огнем?
   Эсма взяла вилку и размешала грибное фрикасе.
   — Ничего подобного. Я… — Она умолкла и вдруг резко закончила: — Это совершенно неуместный разговор.
   — Возможно. Значит, у вас есть муж?
   — О да!
   — Он тут?
   — Естественно. — Она кивнула на столик слева.
   — Который из них?
   — У Майлза каштановые волосы.
   — Вы имеете в виду, были каштановые?
   — Ну, кое-что у него все-таки осталось, — сказала Эсма, посмотрев в. сторону мужа. — Он сейчас обнюхивает плечо леди Чайлд.
   — Весьма подходящее для этого слово, — задумчиво ответил Кэм. — Не желаете, чтобы я привлек его внимание, а потом обнюхал ваше плечо?
   — Нет, благодарю вас. — Эсма отправила в рот очередную порцию грибного фрикасе.
   По мнению Кэма, ей не следовало бы казаться совсем уж незаинтересованной. Видимо, предположил он, это потому, что зрители, которым полагалось отреагировать на скандальное поведение леди Роулингс, уже покинули гостиную.
   — В таком случае у меня к вам просьба. Вы не поможете мне выучить роль? — жалобным тоном спросил он.
   Нельзя допустить, чтобы она впала в уныние. Эсма вздохнула и согласилась.
   Когда через полчаса Джина вошла в библиотеку, Кэм и ее лучшая подруга сидели перед камином, склонив головы над Шекспиром. Черные локоны Эсмы выглядели блестящим шелком рядом с непокорными кудрями герцога.
   — Хватит смеяться, девушка, — сказал ей Кэм. — Давайте я повторю эту строчку еще раз. «Как, милейшая Шпилька, вы еще живы?»
   Джина молча повернулась и так же незаметно, как вошла, покинула комнату. Ее ждал мистер Уоппинг. А тот факт, что в висках у нее пульсировала боль, не имел никакого отношения к увиденному в библиотеке.
   Эсма заслуживает немного счастья.
   Кэм вообще не заслуживает его.
   Когда Джина поднялась на третий этаж, чтобы прослушать лекцию о тяжелом положении средневековых городов-государств, она пришла к заключению, что еще никогда в жизни не страдала от такой ужасной головной боли.
   И она твердо знала, кто в этом виноват.
   Ее безмозглый супруг решил соблазнить лучшую подругу. Невзирая на то что Эсма замужем и даже оказалась в центре многочисленных скандалов. Невзирая на то что у нее такая репутация в свете, мало кому из мужчин удалось побывать в ее постели. Эсма ни разу не была уличена в компромате.
   Кэм такими проблемами не обременен. Так что не имело смысла думать о том, насколько быстро женщина станет его жертвой. Одного взгляда этих насмешливых, соблазнительных глаз достаточно, чтобы у нее голова пошла кругом. Подождем, когда он начнет ваять Эсму в мраморе. Глядеть на нее. Обнаженную?
   Мистер Уоппинг, пригладив усы и бороду, положил на стол несколько книг.
   — Сегодня у меня для вас совершенно захватывающая информация, ваша светлость, — с большой долей самомнения произнес он. — Надеюсь, мои исследования прольют новый свет на роль Макиавелли в правительстве Флоренции. Вы помните, о чем мы говорили на прошлой неделе? — Иногда мистер Уоппинг имел обыкновение забывать, что обучает не студентов.
   — Да, конечно, — послушно ответила Джина. — Медичи снова захватили Венецию и отправили Макиавелли в изгнание.
   — Не Венецию, а Флоренцию, — с тенью неодобрения поправил ее мистер Уоппинг и раскрыл книги. — Я уверен, что вашу светлость тоже заинтересует разногласие между Сендлфутом и Саймоном относительно попыток Макиавелли получить место в совете Медичи.
   Джина кивнула. Ее душил гнев, потому что она не хотела, чтобы ее лучшая подруга стала жертвой ленивого и беспринципного герцога.
   Только по этой причине.
   — Ваша светлость? Ваша светлость? Вы хорошо себя чувствуете?
   — Разумеется.
   — Мне показалось, что сегодня вы не очень внимательны. — Потом Уоппинг вспомнил, с кем разговаривает. — Не вернуться ли нам к теме? Конечно, Макиавелли был мудрым стратегом, особенно в военном искусстве. Хотя он предпочитал брать противника измором, называя это «окольным путем», но в определенных ситуациях требовал решительного и действенного сражения.
   Чуть заметно улыбаясь, Джина мрачно размышляла о своем муже.
   — Не хотите ли повторить гипотезу Сендлфута относительно Макиавелли?
   — Не сейчас.
   Уоппинг охотно взял это на себя, что было его излюбленной формой обучения, а Джина тем временем обдумывала личную стратегию. На ум приходило только сражение. Она войдет в его комнату и размозжит ему голову куском мрамора. Без всяких проволочек, решительно и эффективно. От этой мысли Джине стало немного легче, и следующий час она лелеяла ее, пока не созрел окончательный план размозжить голову мужа розовой Афродитой.
   — Мистер Уоппинг, — сказала она, бесцеремонно вмешавшись в его научные рассуждения, — что вы знаете об Афродите?
   Он с каким-то странным звуком прервал свою речь.
   — О, прошу прощения! — воскликнула она. — Я не хотела вас прерывать, мистер Уоппинг. Я просто несколько озабочена…
   — Ничего, ничего. Итак, Афродита. — Он задумался и пригладил усы. — Что бы вы желали узнать?
   — Она замужняя богиня?
   — Совершенно верно. Она была женой лорда Гефеста.
   — И была ему неверна?
   — Гомер писал, что Афродита спала с Аресом, богом войны, в постели своего мужа. Но имела еще несколько любовников, включая двух смертных, Адониса и Анхиса. Почему вас заинтересовала Афродита, есть какая-то особая причина?
   Джина покачала головой.
   — Следовательно, Афродита не слишком респектабельная богиня?
   Уоппинг улыбнулся, и Джина в очередной раз отметила, насколько у этого человека неискренняя, вызывающая раздражение улыбка.
   — Должен с вами согласиться, ваша светлость. Афродита — богиня эроса, или физической любви, которую легкомысленные ученые часто путают с римской богиней Венерой. Она и в самом деле не слишком респектабельна.
   После урока, сославшись на головную боль, Джина ела у себя в комнате. Отсутствовала и Карола, заявившая, что скорее умрет, чем сядет рядом с мужем, однако не рассказала Джине, чем Таппи довел ее до неистовства. А Джина не имела ни малейшего желания смотреть на Кэма, улыбающегося Эсме.