Он не успел договорить - из подкатившей к воротам машины вылез генерал Орел. Он был сильно возбужден, и никакие эвфемизмы не передадут его экспрессивных реплик, в которых самым приличным было: "Ну, Долинов! Подставил, козел!"
К генералу бросились с криками: "Эвакуироваться! Эвакуироваться надо!"
- Что же они... - простонал Карелин. - Никакой автоматики нет, хоть бы реакторы заглушить...
Моллюсков тоже устремился к Орлу, а я поймал дернувшегося за ним Бойкова.
- Вась, найди мне транспорт. Мне не хочется с Орлом встречаться - ни я не обрадуюсь, ни он.
- Ох... - он схватился за голову. - Виталий, прикинь, мне надо быть в курсе... Ладно! - махнул он и сунул мне связку ключей. - Бери джип.
- Спасибо, - я протянул ему руку. - Я машину пригоню, как поутихнет. Счастливо!
- Дай бог... Ты извини, раз тут такие дела... Заходи, в общем...
- Зайду, если живы будем, - мы с ним торопливо обнялись, и я побежал к пробке перед КПП.
14.
"Джипом-чероки" воспользоваться мне не удалось. Военные пошли на жесткие меры, чтобы освободить проезд, и престижный полноприводник валялся на обочине вверх колесами, вместе с двумя-тремя другими машинами. Видимо, их спихивали с дороги бэтээром. Я растерянно оглянулся - и тут же загудел сигнал, скрипнули тормоза. За моей спиной, едва не коснувшись меня бампером, остановилась потрепанная "волга" с ржавчиной на колесных дисках и незакрашенными пятнами грунтовки на крыльях. За рулем сидел Карелин. Я бросился к нему.
- Карелин, подбросьте до "девятки"! Я без транспорта.
- Жену сейчас заберу и к черту! - тоскливо проговорил Карелин, с характерным скрежетом врубая передачу. - На север, в Каргат!
- Как же поле?
- А, все равно, лишь бы отсюда подальше. Видели, видели, как оно все крушит? А что будет, когда до реакторов доберется?
- Где вас высадить? - спросил он, когда мы были в городе.
- Слушайте, - сказал я. - Отвезите меня в Светлоярск.
- Вы что, очумели? Там же резня. А у меня жена, семья...
- Очень надо! Любые деньги дам!
- Нет, и не просите!
- Ну хотя бы на трассу вывезите! Сколько вам дать - сто рублей? Двести?
- Пятьсот, - буркнул он, вероятно, надеясь, что меня отпугнет сумма.
- Хорошо. Едем.
- Зря я согласился... - снова застонал он, когда мы уже катили в сторону магистрали, ведущей из Светлоярска на запад. - Дороги занесло... Войска, бандиты... Налетит танк на полном ходу - и готово...
Солнце пряталось где-то за тучами, и его красный свет все сильнее переходил в фиолетовый. Лес, вплотную подступающий с обеих сторон к дороге, совершенно тонул в сумраке. На обочине стоял человек, подняв руку. Угасающего дневного света хватило, чтобы я узнал его, когда мы подъехали поближе - и это был не кто иной, как Игорь Бричковский!
- Стой! - завопил я, и Карелин непроизвольно затормозил.
- Вы чего?
- Надо забрать этого.
Но тут на дорогу с Бричковским вышло ещё двое мужчин и женщина, и Карелин, не говоря ни слова, нажал на газ.
- Остановитесь, говорю вам! - повторил я.
- Так я и знал, - заскулил Карелин, отъезжая все дальше и дальше. Так я и знал, что останусь без машины...
- Слушайте, Карелин, - процедил я сквозь зубы. - Я обещал вам пятьсот рублей. И дам больше. Вот вам аванс! - я швырнул ему на колени три сотенные бумажки. - Но мы должны подобрать этих людей. Это мои знакомые, не бандиты, а журналисты. А если по хорошему не хотите, учтите - я вооружен. Сами выбирайте - либо зарабатываете деньги, либо выметаетесь из машины ко всем чертям!
Карелин, охая и ругаясь себе под нос, включил задний ход. Мы подъехали к журналистам.
- Игорь, привет! - крикнул я, приоткрывая дверцу. - Что это вы тут стоите? Лезьте все назад, а если не поместитесь - я не виноват.
С Бричковским были телеоператор и шофер микроавтобуса из его группы, а в женщине я узнал ту даму, которая вчера лезла на стол плясать голышом. Она была почему-то без шубы и, обхватив себя руками, притоптывала на одном месте, чтобы не замерзнуть.
Бричковский первый полез на заднее сиденье, оглянулся на своих спутников - его оператор был мужиком очень солидной комплекции, из тех, что помещаются только на два стула - и спросил:
- А шофер нам нужен? Давайте его вышвырнем, - и тут крикнул своему водиле, - Вовик, вытащи этого баклана из-за руля!
Услышав такое, Карелин газанул. Взревел мотор, но "волга" осталась стоять - в суматохе физик не включил передачу. Я схватился за пистолет. Когда я перед тем грозился применить оружие, мне было неизвестно, лежит ли он по-прежнему в кармане куртки, но сейчас оказалось, что лежит, никуда не пропал после всех моих приключений. Едва не тыча стволом Карелину в висок, я приказал:
- Ногу с газа, руки на руль! Только нажми ещё раз! - потом перевел дуло на тележурналиста, - Если вы, Бричковский, ещё будете позволять себе такое...
- А что, а что... - он загородился от пистолета ладонями. - Виталий, не суетитесь... Нам же действительно надо ехать, а шофер у нас свой...
- Молчать! - и, выскочив из машины, прицелился в Вовика, который уже пытался вытащить Карелина из-за руля. - Марш назад!
- Вы тут не очень-то... - загудел бородатый великан-оператор.
- Ты ехать хочешь?! - завопил я, тыкая "макаровым" во всех по очереди. - Еще одно слово - и...
И, стоя у двери, с ожесточением наблюдал, как все они угрюмо запихиваются на заднее сиденье. Под их весом зад "волги" просел почти до земли. Мне самому пришлось захлопывать за ними дверь. Потом я плюхнулся на переднее сиденье, велел Карелину:
- Поехали!
Машина натужно дернулась, но все-таки стронулась с места и, покряхтывая, покатила дальше.
- Перестаньте, кому ваш драндулет нужен! - ещё раз оборвал я унылые причитания Карелина.
- Я на вас Орлу пожалуюсь, - простонал он.
- Успокойтесь, я у Орла и так на плохом счету, - затем обернулся назад, - Так как вас сюда занесло?
- Ехали в "Девятку", - объяснил Бричковский. - Там, говорят, на атомной станции что-то страшное происходит. А тут, на дороге, бандиты с обрезами.
- Кавказцы?
- Да нет, наши! А, один хрен! Вышвырнули из машины, забрали аппаратуру, деньги и укатили. Почему не пристрелили - непонятно. Юльку вот даже не изнасиловали, только дубленку сняли. Видно, торопились очень. Вот мы час уже тут припухаем. Слушайте, - добавил он, - а может, обратно поедем? Вас сенсации не интересуют?
- Там такая сенсация! - протянул я. - Такая сенсация, что лучше держаться подальше. Давай, давай, поехали, - бросил я Карелину, который изъявил живейшее желание вернуться и начал притормаживать. - Я там уже побывал. А у вас все равно аппаратуры нет, - и я в нескольких слова описал то, что творилось на ГХК. - А что в городе происходит?
Бричковский только головой покачал.
- Ни хера не разберешь. Громят, стреляют. Полгорода в воде, мосты снесло. Что не затоплено, горит. Про плотину-то слышали?
- Собственными глазами все видел, - похвастался я, а про себя поразился: как это так сегодня меня все в самый эпицентр событий заносит? Игорь, вы не знаете, где моя жена?
- Ваша жена?
- Ну да. Ирина. Я её вчера к вам приводил. Брюнетка в вечернем платье. Она у вас спать оставалась.
- А-а... Так я же уходил. И даже дома с тех пор не был.
Признаться, меня больше беспокоила не Ирка, а Анжела. Я ведь так и не сумел её предупредить. Конечно, волне тоже нужно время, чтобы дойти до города, но в том хаосе вряд ли кто-нибудь занимался эвакуацией населения или хотя бы предупреждал об опасности.
Мы выскочили на трассу. Я ожидал, что здесь будет какой-нибудь пост, караул, но шоссе, присыпанное снегом, было совершенно пустынным. Карелин остановился и сказал дрожащим голосом:
- Ну, я вас довез. Как договаривались.
- Опять этот лох возникает! - пробурчал телеоператор, и в этот раз я был с ним согласен.
- Я передумал, - сказал я, - вы нас довезете до Светлоярска.
- Ради бога! - взмолился Карелин. - У меня жена, семья...
- У всех жена и семья, - оборвал его Бричковский. - Виталий, ткните ему стволом под ребра.
Карелин, не дожидаясь подобного понукания, повернул в сторону Светлоярска.
Странная это была поездка; в почти полной темноте, с выключенными фарами, по засыпанному снегом вымершему шоссе катила, скрепя и дребезжа всем, чем только можно, набитая людьми раздолбанная "волга". Я сидел, обернувшись к сидевшим вповалку спутникам, лиц которых уже не мог разглядеть.
- Эй, друг! - окликнул Карелина Бричковский. - Ты чего тащищься, как глиста? Сам же себя задерживаешь.
- Без света быстрее не могу.
- Ну так включи свет!
- Вдруг кто увидит!
- А, блин! - взорвался шофер Вова. - Пустите меня за руль! Останавливай!
Карелин не посмел ослушаться. Вова вывалился из двери, спихнув с себя ограбленную Юлию, обогнул машину и вытащил Карелина из-за руля. Я на этот раз не вмешивался.
- Лезь назад! - приказал водила Карелину.
- Моя машина! - только вякнул тот.
- Лезь, быстро! А то без тебя уедем!
Карелин не успел захлопнуть дверцу, а машина уже взревела и помчалась вперед. Как любой профессионал, Вовик считал делом чести мчаться на предельной скорости, когда машина ещё не слетает с дороги. Фары он, правда, включил, но лучше от этого не стало. Вновь разыгралась метель. Снег словно возникал из невидимого ядра перед капотом машины и мгновенными лучами облетал ветровое стекло, а отдельные снежинки плясали перед стеклом, как безумные мотыльки. Впереди не было ничего видно, только редкие дорожные знаки, вспыхивавшие в свете фар, подтверждали, что мы все ещё едем по дороге.
- Что же Орел? - сказал я, продолжая разговор. - Нагнал в город войск, а порядок навести не может? Боевой генерал, называется...
- У всех крыша поехала, - ответил Бричковский. - Прямо как вода на огне. Только что все спокойно, и вдруг весь объем вскипает.
- Ясное дело, - пробурчал оператор, - поедет крыша, если по улице пройти нельзя, не наткнувшись на хачика.
- Тоже об этнической чистоте мечтаете? - отозвался я. - Говорил я тут вчера с одним - "здоровый русский национализм", все дела. И вот сегодня мы видим воочию, как его молодчики этот самый национализм воплощают. Нравится?
- Это вы с кем - с Дельфиновым? Или, может, с Курбатовым?
- Смеяться будете - и с тем, и с другим.
- Сейчас уже неудобно как-то говорить, - сказал Бричковский, - но ведь это тоже назревшая проблема была. Черные эти дождались, сами взрыв спровоцировали своей наглостью. Надо было раньше принимать меры, но пофигизм властей... да и куплены они все.
- Будем объективны. Это не наглость, а как бы сказать... "демографическая проблема". Прирост населения на Кавказе большой, земли мало, перенаселение, безработица, война. Естественно, они будут стремиться туда, где есть возможность заработать... Что делать, это - реальность. Приходится расплачиваться за то, что Кавказ завоевали. Теперь, как границу ни перекрывай, все равно лезть будут всеми правдами и неправдами.
- Раньше не лезли, - буркнул Карелин, успокоившийся до того, что осмелился подать реплику.
- Ага, не лезли! Лезли - у кого получалось. Прописка же была, миграции населения ограничивали административными методами.
- Ну, значит, эти методы приносили пользу, - сказал Бричковский. Если друг друга не резали, а как-то мирно сосуществовали.
- Может, потому взрыв и произошел, что насильно заставляли сосуществовать? Как перегретый пар в наглухо закрытом котле. Эта жестокость - наследие социализма. Чего вы хотите? Семьдесят лет страну насиловали. А человек за ночь не меняется. Сегодня друг в друга палят добрые соседи, которые вчера вместе выпивали.
Мимо промчался джип, на мгновение ослепив дальним светом всех, кроме меня, снова повернувшегося назад. Насколько я мог разглядеть в темноте, мы приближались к городу. Вокруг не было ни огня, но впереди над горизонтом разливалось красноватое сияние, оттенком заметно отличающееся от обычного ореола вечернего города. Немного левее нашего курса зарево на мгновение усилилось, охватив каймой черный контур ближайшей сопки, а немного спустя воздух заметно дрогнул.
- Рвануло что-то, - предположил Бричковский. - Надо будет добраться, посмотреть.
- В той стороне алюмкомбинат, - сказал оператор. - Он в низине. Если его затопило...
- Вы вообще сейчас куда? - спросил Бричковский.
Только сейчас я понял, что неосознанно откладывал этот вопрос до возвращения в город.
- Не имею ни малейшего понятия. Сначала осмотримся. Жену бы где-то найти надо. Телефон хоть работает?
- Все отрубилось. И свет, и вода, и связь. Наверно, служащие разбежались. Так, Вовик, - сказал он шоферу. - Приехали. Скоро пост будет, там документы проверяют, а мы без них остались. Лучше мы здесь вылезем.
- Пожалуй, это разумно, - согласился я.
Документы у меня были, но оставался пистолет. К тому же я вспомнил утреннюю погоню: так и осталось неизвестно, от кого исходил приказ меня задержать. Лишний раз рисковать мне не хотелось.
Я отдал Карелину все деньги, которые нашлись в карманах.
- Не держите зла! Сами понимаете, такое время...
Мы высыпали из машины. Сидевшие друг на друге телевизионщики с трудом ковыляли на затекших ногах. Карелин чуть ли не минуту смотрел на деньги видно, никак не мог поверить, что его не только оставили в живых, но даже заплатили. Перебрался за руль, рванул с места, но, торопливо разворачиваясь, увяз-таки в снегу. Пришлось оказать ему ещё одно благодеяние - подтолкнуть машину. Выбравшись из сугроба, "волга" укатила. Сначала стихло фырчание её неисправного глушителя и лязг в моторе, потом и габаритные огни растворились в темноте.
- Будет теперь вспоминать до конца жизни, - сказал я вслед машине.
- Тут ещё кое-что придется вспоминать, - недовольно бросил Бричковский. - За час десяток таких воспоминаний наберется. Пошли, что ли?
И он повел нас куда-то мимо деревенских домиков, которыми была застроена окраина города. Чуть ли не на каждом шагу ноги по колено утопали в снегу. Дома стояли вымершие, чуть заметно поблескивая во мраке стеклами в ослепших окнах, и только во дворах при нашем приближении отчаянно заливались лаем собаки.
15.
Сделав изрядный крюк, мы выбрались в микрорайон к северу от Академгородка. Здесь Вова высказал намерение от нас отделиться.
- Мне туда, - махнул он в сторону блочного дома, поднимавшегося черной глыбой среди мрака, как броненосец; и его лифтовые будки на фоне подсвеченных заревом туч казались трубами. - А то заходите. Вместе проще обороняться, в случае чего.
- Не, Вов, - сказал Бричковский. - Мы на студию. А вот Юльку забери. Нечего ей сейчас по улицам разгуливать.
Светлая кофта Юлии некоторое время ещё виднелась в темноте, но потом и она пропала.
- Вы куда? - спросил меня Бричковский.
Я пожал плечами.
- Посмотрю, что к чему. Пройдусь.
- Ага. Ну смотрите. Я уже насмотрелся. Пойду на студию. Там, надо думать, спокойно. Войска охраняют и все такое. А дома у меня не осталось. Как и у Гоши. Ему вообще на тот берег надо.
- Как вас вообще в "Девятку" понесло? - спросил я. - Неужели ваши репортажи ещё кому-то нужны? Сейчас, кажется, только свою жизнь остается спасать.
- Информация остается информацией. Иногда её можно за хорошие деньги продать. Сами знаете: в такое время нам самая работа. Ну, нам туда. Если что, приходите.
Они с оператором Гошей направились в сторону телецентра, который находился неподалеку от Академгородка, на том же плато. Искушение пойти с ними было довольно сильным, но что мне делать одному в пустой квартире? Во мне теплилась слабая надежда переправиться на тот берег - может, дом Анжелы уцелел и она где-нибудь там, рядом. Или заглянуть в мэрию - вдруг там что-нибудь о ней знают? Еще оставались Звоновы. Как они с их неприспособленностью, живы ли в этом бардаке? Женьку, с его идейками о гражданском долге, ещё потянет в самую гущу. И я медленно направлялся в сторону центра.
За углом ближайшего к Октябрьскому проспекту дома темнота чуть-чуть отступила. Рядом с домом пылал костер. Я ускорил шаги. Сначала мне попались три въехавшие друг в друга машины с выбитыми стеклами, потом вывороченный гараж-ракушка, опрокинутые мусорные баки, высыпавшиеся из которых отбросы издавали едкую вонь гниющих овощей. Весь проезд вдоль дома был засыпан обломками мебели, бумагой, рваным тряпьем. Этот-то мусор и горел, освещая сцену разгрома. Языки пламени то опадали, то взлетали снова, найдя новый горючий материал, и выхватывали из темноты труп мужчины с кавказским лицом и голыми волосатыми ногами.
На проспекте было видно какое-то движение, и я направился туда. Вдоль проспекта стояло довольно много машин, почти все - побитые, без фар, часто попадались перевернутые или сгоревшие. На газоне, разделявшем проезжую часть, горел поваленный рекламный плакат. В свете огня копошились люди, перегораживая проезд кузовами машин, какими-то трубами, спиленными деревьями и прочими материалами. Я увидел в основании возникающей баррикады пару поваленных ларьков; несколько человек толкали ещё один - "тонар" на колесиках. Меня заметили, окликнули:
- Эй, ты там, помогай!
- Дурью маетесь, мужики! Танку ваша преграда - тьфу, даже не заметит! - ответил я издалека, потихоньку отступая к ближайшему дому.
- Самый умный нашелся, да? - заорал один из них, направляясь ко мне с обрезком трубы в руках. - Ты куда, куда заторопился, а?! Сюда иди, кому говорят! Мужики, все за ним! Сбежит!
- Черт с ним! - откликнулись у баррикады. - Некогда его ловить, работать надо!
- Я вам дело говорю! - крикнул я, прежде чем нырнуть в тень проулка. Выбрали бы улицу поуже, если охота баррикаду строить!
После этого я некоторое время пробирался дворами, мимо мертвых рядов гаражей, но пройдя несколько кварталов, вернулся на проспект, где тот заканчивался, переходя в улицу Сафьянова. Здесь, по мере приближения к центру, безлюдье кончалось. Люди сначала попадались поодиночке, группками, но очень скоро я оказался в толпе, суетившейся наподобие разворошенного муравейника, когда из общих усилий, нередко противоположных друг другу, складывается небольшой, но все-таки заметный результат. Многочисленные костры, лужи горящего бензина, пламя, выбивающееся кое-где из окон домов или гуляющее по крышам, давали достаточно света, а сотни возбужденных голосов сливались в один гул. Многие, как и я, пробирались вперед, туда, где толпа уплотнялась. Людским течением меня вынесло к грузовику, превращенному в трибуну - вроде тех, что я видел утром у церкви. В его кузове около микрофонов стояло несколько человек, но они не митинговали только тихо переговаривались. В одном из них я заметил что-то знакомое и, протолкавшись поближе, но не в самый первый ряд, присмотрелся к нему. Да, это был Алексей Алексеевич Долинов, как его аттестовал вчера дельфиновский пижон-бодигард. Он, поблескивая стеклами очков, видимо, отдавал приказания: один из его подручных - типичный "бык" по внешности - спрыгнув из кузова, куда-то заторопился в сопровождении нескольких громил такого же вида, другой, в пятнистом камуфляже, отойдя чуть в сторону переговаривался с кем-то по рации.
- Да! На проспекте? У Ильича? Да, передам! Сюда движутся? - услышал я его реплики.
- Что там, Черепашкин? - нетерпеливо окликнул его Долинов.
Черепашкин приблизился к Долинову, начал что-то ему торопливо докладывать. Долинов выслушал, нахмурился, проговорил пару слов подчиненным; его взгляд упал на толкавшихся внизу людей, и я поспешно нагнул голову, хотя едва ли бы он выделил меня в полумраке, среди множества других лиц. В динамике затрещало, раздалось негромкое "раз-раз", и тут же он взревел голосом Долинова.
- Друзья! Соратники! - кричал в микрофон Долинов. - Сюда от площади Ленина движутся танки! Не дадим стереть в прах завоевания восставшего народа! Не позволим загнать себя в пучину нищеты и бесправия! Встанем грудью на защиту нашей свободы! Все на баррикады!
Он ещё надрывал голос, а воющая толпа уже несла меня прочь. Она была такой плотной, что временами меня поднимало в воздух, и я не чувствовал под ногами земли. Людской поток с двух сторон обтекал лежавший на боку автобус, и только оказавшись позади него, как за волноломом, я смог остановиться и перевести дух.
Примерно через квартал толпа разбивалась об очередную баррикаду бесформенное нагромождение перевернутых машин, мебели, вывороченных светофоров и кирпичей. Многие обходили её и накапливались спереди, но все равно оставались поблизости и кишели рядом, увеличивая своей плотностью преграду. Я, стараясь выйти на более-менее открытое пространство, чтобы видеть всю панораму, тоже оказался перед баррикадой, у кромки тротуара - и тут один из людей, опасно балансировавших наверху баррикады, взмахнул рукой, что-то прокричал, и толпа вспухла, вскипела волнами, расходившимися от этого центра возмущения, ощетинилась ломами, пиками из лыжных палок, стволами ружей, и её многоголосый вой в первые секунды даже заглушил гул показавшихся в конце проспекта бэтээров. Первый из них подлетел к баррикаде, выхватил прожекторами мешанину белых лиц с прищуренными от невыносимой яркости глазами и завяз в толпе, как в песке. Люди мгновенно облепили машину, полезли на нее, загрохотали по броне. В общем гуле был различим только визгливый беспорядочный мат. Потом броневик заревел, подался назад, его огромные колеса повернулись на пол-оборота, те, что напирали на него сзади, отшатнулись, сбивая соседей с ног, оборвавшийся вопль, хруст... Из толпы выбрались двое человек с белыми лицами, все мокрые от ужаса, с прилипшими ко лбу волосами, волоча третьего, не державшегося на ногах; за ним по грязи тянулись две жирные кровавые полосы, будто его ноги разматывались, как рулоны бумаги. Лязгнуло железо, и, сухо протрещав, черное небо над бронетранспортером прочертила трассирующая очередь. Худой парень повалился в толпу, вылетел с другой стороны и покатился по земле, прижимая к груди руку и непрерывно вопя:
- Блядь! Блядь! Блядь! Блядь!
- Врача! Врача сюда! - надрывались в толпе сквозь пронзительные крики боли: "Ой-ой-ой-ой-ой!"
- Что вы делаете! - закричал сквозь мат и вопли другой истеричный голос. - Разойдитесь! Дайте им уехать!
- Молчи, сука, пидарас! - раздалось в ответ. - Вали отсюда! Наших убивают! Поджигай его!
И тут же, в одно мгновение, толпу словно смело внезапно налетевшим вихрем. Я не успел ничего сообразить, как ноги сами собой подогнулись, бросив тело ничком на землю. Те, кого не сразила первая очередь, повалились, как и я, силясь слиться с перемешанной снежной гязью, либо прятались за броневиком. Пули щелкали по металлу, взрывали грязь, откалывали куски бордюрного камня, но пока что пролетали мимо меня. Я осмелился приподнять голову - огонь вели два других броневика, остановившиеся чуть поодаль, поливая непрерывной очередью баррикаду и пространство вокруг первого бэтээра. Я очень медленно, каждое мгновение одергивая себя, чтобы не суетиться, пополз к фундаменту ближайшего дома. Локтем уткнулся во что-то мягкое и оглянулся. Это был тот парень, которого ранили первым. Сейчас он лежал неподвижно и только хрипло дышал, а на его губах пузырилась кровавая пена.
Какой бы долгой ни казалась стрельба, продолжалась она, вероятно, не более полуминуты. Потом пулеметы умолкли, и между бэтээрами вперед кинулись солдаты в касках и бронежилетах. Я метнулся ко входу в здание - это было разгромленное отделение сбербанка - и оказался в кассовом зале, хранившем следы недавнего евроремонта. В центре выложенного плиткой зала было окруженное скамеечками углубление фонтана, и вода на дне бассейна ещё не успела высохнуть. Дальнейшее действие я наблюдал, лежа среди осколков за разбитым стеклом. Когда солдаты оказались перед баррикадой, она снова ожила, выставила перед собой стальные копья, и нападавших осыпал град кирпичей и бутылок. Вслед за этим залпом вооруженные чем попало люди бросились навстречу солдатам, смяли их, и перед баррикадой закипела всеобщая свалка. Один из бронетранспортеров дал очередь поверх голов, и толпа снова ненадолго откатилась, но уже через секунду пришла в себя и с новой силой навалилась на солдат. Однако, к тем пришло подкрепление. БТР-ы подошли вплотную, а вслед за ними, лязгая гусеницами, подкатили танки. На броне одного из них стоял офицер и что-то орал в мегафон, но в общем реве его слов разобрать было невозможно. Вдруг в одном из окон на противоположной стороне проспекта сверкнула вспышка, и офицер кубарем скатился с танка. Танк медленно и тупо повернул башню, совершенно механически, словно им управляла безликая сила рока, так же медленно поднял ствол, оглушительно грохнул, окутался дымом, и кусок стены вокруг окна начал неправдоподобно медленно, но потом все быстрее и быстрее обваливаться, обнажая перекрытия, рухнул на мостовую кучей каменной крошки - до меня по земле докатился отзвук удара - и затянул фасад дома пылью. К офицеру, пригибаясь, подбежали санитары, уложили на носилки, утащили за танк. Несколько бойцов в спецназовских беретах кинулись к домам, и я понял, что пора уходить, чтобы не попасть в облаву. Кое-как в темноте я нашел дорогу к черному ходу, выбрался во двор и поспешил выйти на параллельную улицу.
Теперь, когда сильные впечатления немного сгладились, можно было покрутить шариками. Я вспомнил, что говорил Грыхенко Моллюскову в "Девятке". Но зачем бывшему гэбэшнику, главному организатору утреннего переворота, вставать во главе восстания? Что-то не поделил с Орлом? Или отвел генералу роль поджигателя, а теперь хочет устранить его за ненадобностью? А Черепашкин... Где я слышал эту фамилию? Ну да, так вчера Андрюха называл своего приятеля из ФСБ, к которому собирался обратиться. И значит, это я Андрея ненароком подставил. Сам-то пока жив, а вот он оказался пресловутым сапером, для которого первая ошибка - последняя... Я все же не забывал оглядываться по сторонам и держался по возможности в тени. В этих кварталах было потише - вероятно, основная волна погромов уже прокатилась. Несколько темных фигур сосредоточенно взламывали железную дверь в полуподвал. На углу проспекта Революции пылал дом - сталинской постройки, с трухлявыми перегородками, из тех, что вспыхивают, как спички. Сейчас от перегородок уже ничего не осталось, одна лишь каменная коробка, снизу доверху заполненная ревущим пламенем. Там, в пекле, среди ослепительных огневых вихрей, открывался другой мир - манящий своей чуждостью, но абсолютно недоступный.
К генералу бросились с криками: "Эвакуироваться! Эвакуироваться надо!"
- Что же они... - простонал Карелин. - Никакой автоматики нет, хоть бы реакторы заглушить...
Моллюсков тоже устремился к Орлу, а я поймал дернувшегося за ним Бойкова.
- Вась, найди мне транспорт. Мне не хочется с Орлом встречаться - ни я не обрадуюсь, ни он.
- Ох... - он схватился за голову. - Виталий, прикинь, мне надо быть в курсе... Ладно! - махнул он и сунул мне связку ключей. - Бери джип.
- Спасибо, - я протянул ему руку. - Я машину пригоню, как поутихнет. Счастливо!
- Дай бог... Ты извини, раз тут такие дела... Заходи, в общем...
- Зайду, если живы будем, - мы с ним торопливо обнялись, и я побежал к пробке перед КПП.
14.
"Джипом-чероки" воспользоваться мне не удалось. Военные пошли на жесткие меры, чтобы освободить проезд, и престижный полноприводник валялся на обочине вверх колесами, вместе с двумя-тремя другими машинами. Видимо, их спихивали с дороги бэтээром. Я растерянно оглянулся - и тут же загудел сигнал, скрипнули тормоза. За моей спиной, едва не коснувшись меня бампером, остановилась потрепанная "волга" с ржавчиной на колесных дисках и незакрашенными пятнами грунтовки на крыльях. За рулем сидел Карелин. Я бросился к нему.
- Карелин, подбросьте до "девятки"! Я без транспорта.
- Жену сейчас заберу и к черту! - тоскливо проговорил Карелин, с характерным скрежетом врубая передачу. - На север, в Каргат!
- Как же поле?
- А, все равно, лишь бы отсюда подальше. Видели, видели, как оно все крушит? А что будет, когда до реакторов доберется?
- Где вас высадить? - спросил он, когда мы были в городе.
- Слушайте, - сказал я. - Отвезите меня в Светлоярск.
- Вы что, очумели? Там же резня. А у меня жена, семья...
- Очень надо! Любые деньги дам!
- Нет, и не просите!
- Ну хотя бы на трассу вывезите! Сколько вам дать - сто рублей? Двести?
- Пятьсот, - буркнул он, вероятно, надеясь, что меня отпугнет сумма.
- Хорошо. Едем.
- Зря я согласился... - снова застонал он, когда мы уже катили в сторону магистрали, ведущей из Светлоярска на запад. - Дороги занесло... Войска, бандиты... Налетит танк на полном ходу - и готово...
Солнце пряталось где-то за тучами, и его красный свет все сильнее переходил в фиолетовый. Лес, вплотную подступающий с обеих сторон к дороге, совершенно тонул в сумраке. На обочине стоял человек, подняв руку. Угасающего дневного света хватило, чтобы я узнал его, когда мы подъехали поближе - и это был не кто иной, как Игорь Бричковский!
- Стой! - завопил я, и Карелин непроизвольно затормозил.
- Вы чего?
- Надо забрать этого.
Но тут на дорогу с Бричковским вышло ещё двое мужчин и женщина, и Карелин, не говоря ни слова, нажал на газ.
- Остановитесь, говорю вам! - повторил я.
- Так я и знал, - заскулил Карелин, отъезжая все дальше и дальше. Так я и знал, что останусь без машины...
- Слушайте, Карелин, - процедил я сквозь зубы. - Я обещал вам пятьсот рублей. И дам больше. Вот вам аванс! - я швырнул ему на колени три сотенные бумажки. - Но мы должны подобрать этих людей. Это мои знакомые, не бандиты, а журналисты. А если по хорошему не хотите, учтите - я вооружен. Сами выбирайте - либо зарабатываете деньги, либо выметаетесь из машины ко всем чертям!
Карелин, охая и ругаясь себе под нос, включил задний ход. Мы подъехали к журналистам.
- Игорь, привет! - крикнул я, приоткрывая дверцу. - Что это вы тут стоите? Лезьте все назад, а если не поместитесь - я не виноват.
С Бричковским были телеоператор и шофер микроавтобуса из его группы, а в женщине я узнал ту даму, которая вчера лезла на стол плясать голышом. Она была почему-то без шубы и, обхватив себя руками, притоптывала на одном месте, чтобы не замерзнуть.
Бричковский первый полез на заднее сиденье, оглянулся на своих спутников - его оператор был мужиком очень солидной комплекции, из тех, что помещаются только на два стула - и спросил:
- А шофер нам нужен? Давайте его вышвырнем, - и тут крикнул своему водиле, - Вовик, вытащи этого баклана из-за руля!
Услышав такое, Карелин газанул. Взревел мотор, но "волга" осталась стоять - в суматохе физик не включил передачу. Я схватился за пистолет. Когда я перед тем грозился применить оружие, мне было неизвестно, лежит ли он по-прежнему в кармане куртки, но сейчас оказалось, что лежит, никуда не пропал после всех моих приключений. Едва не тыча стволом Карелину в висок, я приказал:
- Ногу с газа, руки на руль! Только нажми ещё раз! - потом перевел дуло на тележурналиста, - Если вы, Бричковский, ещё будете позволять себе такое...
- А что, а что... - он загородился от пистолета ладонями. - Виталий, не суетитесь... Нам же действительно надо ехать, а шофер у нас свой...
- Молчать! - и, выскочив из машины, прицелился в Вовика, который уже пытался вытащить Карелина из-за руля. - Марш назад!
- Вы тут не очень-то... - загудел бородатый великан-оператор.
- Ты ехать хочешь?! - завопил я, тыкая "макаровым" во всех по очереди. - Еще одно слово - и...
И, стоя у двери, с ожесточением наблюдал, как все они угрюмо запихиваются на заднее сиденье. Под их весом зад "волги" просел почти до земли. Мне самому пришлось захлопывать за ними дверь. Потом я плюхнулся на переднее сиденье, велел Карелину:
- Поехали!
Машина натужно дернулась, но все-таки стронулась с места и, покряхтывая, покатила дальше.
- Перестаньте, кому ваш драндулет нужен! - ещё раз оборвал я унылые причитания Карелина.
- Я на вас Орлу пожалуюсь, - простонал он.
- Успокойтесь, я у Орла и так на плохом счету, - затем обернулся назад, - Так как вас сюда занесло?
- Ехали в "Девятку", - объяснил Бричковский. - Там, говорят, на атомной станции что-то страшное происходит. А тут, на дороге, бандиты с обрезами.
- Кавказцы?
- Да нет, наши! А, один хрен! Вышвырнули из машины, забрали аппаратуру, деньги и укатили. Почему не пристрелили - непонятно. Юльку вот даже не изнасиловали, только дубленку сняли. Видно, торопились очень. Вот мы час уже тут припухаем. Слушайте, - добавил он, - а может, обратно поедем? Вас сенсации не интересуют?
- Там такая сенсация! - протянул я. - Такая сенсация, что лучше держаться подальше. Давай, давай, поехали, - бросил я Карелину, который изъявил живейшее желание вернуться и начал притормаживать. - Я там уже побывал. А у вас все равно аппаратуры нет, - и я в нескольких слова описал то, что творилось на ГХК. - А что в городе происходит?
Бричковский только головой покачал.
- Ни хера не разберешь. Громят, стреляют. Полгорода в воде, мосты снесло. Что не затоплено, горит. Про плотину-то слышали?
- Собственными глазами все видел, - похвастался я, а про себя поразился: как это так сегодня меня все в самый эпицентр событий заносит? Игорь, вы не знаете, где моя жена?
- Ваша жена?
- Ну да. Ирина. Я её вчера к вам приводил. Брюнетка в вечернем платье. Она у вас спать оставалась.
- А-а... Так я же уходил. И даже дома с тех пор не был.
Признаться, меня больше беспокоила не Ирка, а Анжела. Я ведь так и не сумел её предупредить. Конечно, волне тоже нужно время, чтобы дойти до города, но в том хаосе вряд ли кто-нибудь занимался эвакуацией населения или хотя бы предупреждал об опасности.
Мы выскочили на трассу. Я ожидал, что здесь будет какой-нибудь пост, караул, но шоссе, присыпанное снегом, было совершенно пустынным. Карелин остановился и сказал дрожащим голосом:
- Ну, я вас довез. Как договаривались.
- Опять этот лох возникает! - пробурчал телеоператор, и в этот раз я был с ним согласен.
- Я передумал, - сказал я, - вы нас довезете до Светлоярска.
- Ради бога! - взмолился Карелин. - У меня жена, семья...
- У всех жена и семья, - оборвал его Бричковский. - Виталий, ткните ему стволом под ребра.
Карелин, не дожидаясь подобного понукания, повернул в сторону Светлоярска.
Странная это была поездка; в почти полной темноте, с выключенными фарами, по засыпанному снегом вымершему шоссе катила, скрепя и дребезжа всем, чем только можно, набитая людьми раздолбанная "волга". Я сидел, обернувшись к сидевшим вповалку спутникам, лиц которых уже не мог разглядеть.
- Эй, друг! - окликнул Карелина Бричковский. - Ты чего тащищься, как глиста? Сам же себя задерживаешь.
- Без света быстрее не могу.
- Ну так включи свет!
- Вдруг кто увидит!
- А, блин! - взорвался шофер Вова. - Пустите меня за руль! Останавливай!
Карелин не посмел ослушаться. Вова вывалился из двери, спихнув с себя ограбленную Юлию, обогнул машину и вытащил Карелина из-за руля. Я на этот раз не вмешивался.
- Лезь назад! - приказал водила Карелину.
- Моя машина! - только вякнул тот.
- Лезь, быстро! А то без тебя уедем!
Карелин не успел захлопнуть дверцу, а машина уже взревела и помчалась вперед. Как любой профессионал, Вовик считал делом чести мчаться на предельной скорости, когда машина ещё не слетает с дороги. Фары он, правда, включил, но лучше от этого не стало. Вновь разыгралась метель. Снег словно возникал из невидимого ядра перед капотом машины и мгновенными лучами облетал ветровое стекло, а отдельные снежинки плясали перед стеклом, как безумные мотыльки. Впереди не было ничего видно, только редкие дорожные знаки, вспыхивавшие в свете фар, подтверждали, что мы все ещё едем по дороге.
- Что же Орел? - сказал я, продолжая разговор. - Нагнал в город войск, а порядок навести не может? Боевой генерал, называется...
- У всех крыша поехала, - ответил Бричковский. - Прямо как вода на огне. Только что все спокойно, и вдруг весь объем вскипает.
- Ясное дело, - пробурчал оператор, - поедет крыша, если по улице пройти нельзя, не наткнувшись на хачика.
- Тоже об этнической чистоте мечтаете? - отозвался я. - Говорил я тут вчера с одним - "здоровый русский национализм", все дела. И вот сегодня мы видим воочию, как его молодчики этот самый национализм воплощают. Нравится?
- Это вы с кем - с Дельфиновым? Или, может, с Курбатовым?
- Смеяться будете - и с тем, и с другим.
- Сейчас уже неудобно как-то говорить, - сказал Бричковский, - но ведь это тоже назревшая проблема была. Черные эти дождались, сами взрыв спровоцировали своей наглостью. Надо было раньше принимать меры, но пофигизм властей... да и куплены они все.
- Будем объективны. Это не наглость, а как бы сказать... "демографическая проблема". Прирост населения на Кавказе большой, земли мало, перенаселение, безработица, война. Естественно, они будут стремиться туда, где есть возможность заработать... Что делать, это - реальность. Приходится расплачиваться за то, что Кавказ завоевали. Теперь, как границу ни перекрывай, все равно лезть будут всеми правдами и неправдами.
- Раньше не лезли, - буркнул Карелин, успокоившийся до того, что осмелился подать реплику.
- Ага, не лезли! Лезли - у кого получалось. Прописка же была, миграции населения ограничивали административными методами.
- Ну, значит, эти методы приносили пользу, - сказал Бричковский. Если друг друга не резали, а как-то мирно сосуществовали.
- Может, потому взрыв и произошел, что насильно заставляли сосуществовать? Как перегретый пар в наглухо закрытом котле. Эта жестокость - наследие социализма. Чего вы хотите? Семьдесят лет страну насиловали. А человек за ночь не меняется. Сегодня друг в друга палят добрые соседи, которые вчера вместе выпивали.
Мимо промчался джип, на мгновение ослепив дальним светом всех, кроме меня, снова повернувшегося назад. Насколько я мог разглядеть в темноте, мы приближались к городу. Вокруг не было ни огня, но впереди над горизонтом разливалось красноватое сияние, оттенком заметно отличающееся от обычного ореола вечернего города. Немного левее нашего курса зарево на мгновение усилилось, охватив каймой черный контур ближайшей сопки, а немного спустя воздух заметно дрогнул.
- Рвануло что-то, - предположил Бричковский. - Надо будет добраться, посмотреть.
- В той стороне алюмкомбинат, - сказал оператор. - Он в низине. Если его затопило...
- Вы вообще сейчас куда? - спросил Бричковский.
Только сейчас я понял, что неосознанно откладывал этот вопрос до возвращения в город.
- Не имею ни малейшего понятия. Сначала осмотримся. Жену бы где-то найти надо. Телефон хоть работает?
- Все отрубилось. И свет, и вода, и связь. Наверно, служащие разбежались. Так, Вовик, - сказал он шоферу. - Приехали. Скоро пост будет, там документы проверяют, а мы без них остались. Лучше мы здесь вылезем.
- Пожалуй, это разумно, - согласился я.
Документы у меня были, но оставался пистолет. К тому же я вспомнил утреннюю погоню: так и осталось неизвестно, от кого исходил приказ меня задержать. Лишний раз рисковать мне не хотелось.
Я отдал Карелину все деньги, которые нашлись в карманах.
- Не держите зла! Сами понимаете, такое время...
Мы высыпали из машины. Сидевшие друг на друге телевизионщики с трудом ковыляли на затекших ногах. Карелин чуть ли не минуту смотрел на деньги видно, никак не мог поверить, что его не только оставили в живых, но даже заплатили. Перебрался за руль, рванул с места, но, торопливо разворачиваясь, увяз-таки в снегу. Пришлось оказать ему ещё одно благодеяние - подтолкнуть машину. Выбравшись из сугроба, "волга" укатила. Сначала стихло фырчание её неисправного глушителя и лязг в моторе, потом и габаритные огни растворились в темноте.
- Будет теперь вспоминать до конца жизни, - сказал я вслед машине.
- Тут ещё кое-что придется вспоминать, - недовольно бросил Бричковский. - За час десяток таких воспоминаний наберется. Пошли, что ли?
И он повел нас куда-то мимо деревенских домиков, которыми была застроена окраина города. Чуть ли не на каждом шагу ноги по колено утопали в снегу. Дома стояли вымершие, чуть заметно поблескивая во мраке стеклами в ослепших окнах, и только во дворах при нашем приближении отчаянно заливались лаем собаки.
15.
Сделав изрядный крюк, мы выбрались в микрорайон к северу от Академгородка. Здесь Вова высказал намерение от нас отделиться.
- Мне туда, - махнул он в сторону блочного дома, поднимавшегося черной глыбой среди мрака, как броненосец; и его лифтовые будки на фоне подсвеченных заревом туч казались трубами. - А то заходите. Вместе проще обороняться, в случае чего.
- Не, Вов, - сказал Бричковский. - Мы на студию. А вот Юльку забери. Нечего ей сейчас по улицам разгуливать.
Светлая кофта Юлии некоторое время ещё виднелась в темноте, но потом и она пропала.
- Вы куда? - спросил меня Бричковский.
Я пожал плечами.
- Посмотрю, что к чему. Пройдусь.
- Ага. Ну смотрите. Я уже насмотрелся. Пойду на студию. Там, надо думать, спокойно. Войска охраняют и все такое. А дома у меня не осталось. Как и у Гоши. Ему вообще на тот берег надо.
- Как вас вообще в "Девятку" понесло? - спросил я. - Неужели ваши репортажи ещё кому-то нужны? Сейчас, кажется, только свою жизнь остается спасать.
- Информация остается информацией. Иногда её можно за хорошие деньги продать. Сами знаете: в такое время нам самая работа. Ну, нам туда. Если что, приходите.
Они с оператором Гошей направились в сторону телецентра, который находился неподалеку от Академгородка, на том же плато. Искушение пойти с ними было довольно сильным, но что мне делать одному в пустой квартире? Во мне теплилась слабая надежда переправиться на тот берег - может, дом Анжелы уцелел и она где-нибудь там, рядом. Или заглянуть в мэрию - вдруг там что-нибудь о ней знают? Еще оставались Звоновы. Как они с их неприспособленностью, живы ли в этом бардаке? Женьку, с его идейками о гражданском долге, ещё потянет в самую гущу. И я медленно направлялся в сторону центра.
За углом ближайшего к Октябрьскому проспекту дома темнота чуть-чуть отступила. Рядом с домом пылал костер. Я ускорил шаги. Сначала мне попались три въехавшие друг в друга машины с выбитыми стеклами, потом вывороченный гараж-ракушка, опрокинутые мусорные баки, высыпавшиеся из которых отбросы издавали едкую вонь гниющих овощей. Весь проезд вдоль дома был засыпан обломками мебели, бумагой, рваным тряпьем. Этот-то мусор и горел, освещая сцену разгрома. Языки пламени то опадали, то взлетали снова, найдя новый горючий материал, и выхватывали из темноты труп мужчины с кавказским лицом и голыми волосатыми ногами.
На проспекте было видно какое-то движение, и я направился туда. Вдоль проспекта стояло довольно много машин, почти все - побитые, без фар, часто попадались перевернутые или сгоревшие. На газоне, разделявшем проезжую часть, горел поваленный рекламный плакат. В свете огня копошились люди, перегораживая проезд кузовами машин, какими-то трубами, спиленными деревьями и прочими материалами. Я увидел в основании возникающей баррикады пару поваленных ларьков; несколько человек толкали ещё один - "тонар" на колесиках. Меня заметили, окликнули:
- Эй, ты там, помогай!
- Дурью маетесь, мужики! Танку ваша преграда - тьфу, даже не заметит! - ответил я издалека, потихоньку отступая к ближайшему дому.
- Самый умный нашелся, да? - заорал один из них, направляясь ко мне с обрезком трубы в руках. - Ты куда, куда заторопился, а?! Сюда иди, кому говорят! Мужики, все за ним! Сбежит!
- Черт с ним! - откликнулись у баррикады. - Некогда его ловить, работать надо!
- Я вам дело говорю! - крикнул я, прежде чем нырнуть в тень проулка. Выбрали бы улицу поуже, если охота баррикаду строить!
После этого я некоторое время пробирался дворами, мимо мертвых рядов гаражей, но пройдя несколько кварталов, вернулся на проспект, где тот заканчивался, переходя в улицу Сафьянова. Здесь, по мере приближения к центру, безлюдье кончалось. Люди сначала попадались поодиночке, группками, но очень скоро я оказался в толпе, суетившейся наподобие разворошенного муравейника, когда из общих усилий, нередко противоположных друг другу, складывается небольшой, но все-таки заметный результат. Многочисленные костры, лужи горящего бензина, пламя, выбивающееся кое-где из окон домов или гуляющее по крышам, давали достаточно света, а сотни возбужденных голосов сливались в один гул. Многие, как и я, пробирались вперед, туда, где толпа уплотнялась. Людским течением меня вынесло к грузовику, превращенному в трибуну - вроде тех, что я видел утром у церкви. В его кузове около микрофонов стояло несколько человек, но они не митинговали только тихо переговаривались. В одном из них я заметил что-то знакомое и, протолкавшись поближе, но не в самый первый ряд, присмотрелся к нему. Да, это был Алексей Алексеевич Долинов, как его аттестовал вчера дельфиновский пижон-бодигард. Он, поблескивая стеклами очков, видимо, отдавал приказания: один из его подручных - типичный "бык" по внешности - спрыгнув из кузова, куда-то заторопился в сопровождении нескольких громил такого же вида, другой, в пятнистом камуфляже, отойдя чуть в сторону переговаривался с кем-то по рации.
- Да! На проспекте? У Ильича? Да, передам! Сюда движутся? - услышал я его реплики.
- Что там, Черепашкин? - нетерпеливо окликнул его Долинов.
Черепашкин приблизился к Долинову, начал что-то ему торопливо докладывать. Долинов выслушал, нахмурился, проговорил пару слов подчиненным; его взгляд упал на толкавшихся внизу людей, и я поспешно нагнул голову, хотя едва ли бы он выделил меня в полумраке, среди множества других лиц. В динамике затрещало, раздалось негромкое "раз-раз", и тут же он взревел голосом Долинова.
- Друзья! Соратники! - кричал в микрофон Долинов. - Сюда от площади Ленина движутся танки! Не дадим стереть в прах завоевания восставшего народа! Не позволим загнать себя в пучину нищеты и бесправия! Встанем грудью на защиту нашей свободы! Все на баррикады!
Он ещё надрывал голос, а воющая толпа уже несла меня прочь. Она была такой плотной, что временами меня поднимало в воздух, и я не чувствовал под ногами земли. Людской поток с двух сторон обтекал лежавший на боку автобус, и только оказавшись позади него, как за волноломом, я смог остановиться и перевести дух.
Примерно через квартал толпа разбивалась об очередную баррикаду бесформенное нагромождение перевернутых машин, мебели, вывороченных светофоров и кирпичей. Многие обходили её и накапливались спереди, но все равно оставались поблизости и кишели рядом, увеличивая своей плотностью преграду. Я, стараясь выйти на более-менее открытое пространство, чтобы видеть всю панораму, тоже оказался перед баррикадой, у кромки тротуара - и тут один из людей, опасно балансировавших наверху баррикады, взмахнул рукой, что-то прокричал, и толпа вспухла, вскипела волнами, расходившимися от этого центра возмущения, ощетинилась ломами, пиками из лыжных палок, стволами ружей, и её многоголосый вой в первые секунды даже заглушил гул показавшихся в конце проспекта бэтээров. Первый из них подлетел к баррикаде, выхватил прожекторами мешанину белых лиц с прищуренными от невыносимой яркости глазами и завяз в толпе, как в песке. Люди мгновенно облепили машину, полезли на нее, загрохотали по броне. В общем гуле был различим только визгливый беспорядочный мат. Потом броневик заревел, подался назад, его огромные колеса повернулись на пол-оборота, те, что напирали на него сзади, отшатнулись, сбивая соседей с ног, оборвавшийся вопль, хруст... Из толпы выбрались двое человек с белыми лицами, все мокрые от ужаса, с прилипшими ко лбу волосами, волоча третьего, не державшегося на ногах; за ним по грязи тянулись две жирные кровавые полосы, будто его ноги разматывались, как рулоны бумаги. Лязгнуло железо, и, сухо протрещав, черное небо над бронетранспортером прочертила трассирующая очередь. Худой парень повалился в толпу, вылетел с другой стороны и покатился по земле, прижимая к груди руку и непрерывно вопя:
- Блядь! Блядь! Блядь! Блядь!
- Врача! Врача сюда! - надрывались в толпе сквозь пронзительные крики боли: "Ой-ой-ой-ой-ой!"
- Что вы делаете! - закричал сквозь мат и вопли другой истеричный голос. - Разойдитесь! Дайте им уехать!
- Молчи, сука, пидарас! - раздалось в ответ. - Вали отсюда! Наших убивают! Поджигай его!
И тут же, в одно мгновение, толпу словно смело внезапно налетевшим вихрем. Я не успел ничего сообразить, как ноги сами собой подогнулись, бросив тело ничком на землю. Те, кого не сразила первая очередь, повалились, как и я, силясь слиться с перемешанной снежной гязью, либо прятались за броневиком. Пули щелкали по металлу, взрывали грязь, откалывали куски бордюрного камня, но пока что пролетали мимо меня. Я осмелился приподнять голову - огонь вели два других броневика, остановившиеся чуть поодаль, поливая непрерывной очередью баррикаду и пространство вокруг первого бэтээра. Я очень медленно, каждое мгновение одергивая себя, чтобы не суетиться, пополз к фундаменту ближайшего дома. Локтем уткнулся во что-то мягкое и оглянулся. Это был тот парень, которого ранили первым. Сейчас он лежал неподвижно и только хрипло дышал, а на его губах пузырилась кровавая пена.
Какой бы долгой ни казалась стрельба, продолжалась она, вероятно, не более полуминуты. Потом пулеметы умолкли, и между бэтээрами вперед кинулись солдаты в касках и бронежилетах. Я метнулся ко входу в здание - это было разгромленное отделение сбербанка - и оказался в кассовом зале, хранившем следы недавнего евроремонта. В центре выложенного плиткой зала было окруженное скамеечками углубление фонтана, и вода на дне бассейна ещё не успела высохнуть. Дальнейшее действие я наблюдал, лежа среди осколков за разбитым стеклом. Когда солдаты оказались перед баррикадой, она снова ожила, выставила перед собой стальные копья, и нападавших осыпал град кирпичей и бутылок. Вслед за этим залпом вооруженные чем попало люди бросились навстречу солдатам, смяли их, и перед баррикадой закипела всеобщая свалка. Один из бронетранспортеров дал очередь поверх голов, и толпа снова ненадолго откатилась, но уже через секунду пришла в себя и с новой силой навалилась на солдат. Однако, к тем пришло подкрепление. БТР-ы подошли вплотную, а вслед за ними, лязгая гусеницами, подкатили танки. На броне одного из них стоял офицер и что-то орал в мегафон, но в общем реве его слов разобрать было невозможно. Вдруг в одном из окон на противоположной стороне проспекта сверкнула вспышка, и офицер кубарем скатился с танка. Танк медленно и тупо повернул башню, совершенно механически, словно им управляла безликая сила рока, так же медленно поднял ствол, оглушительно грохнул, окутался дымом, и кусок стены вокруг окна начал неправдоподобно медленно, но потом все быстрее и быстрее обваливаться, обнажая перекрытия, рухнул на мостовую кучей каменной крошки - до меня по земле докатился отзвук удара - и затянул фасад дома пылью. К офицеру, пригибаясь, подбежали санитары, уложили на носилки, утащили за танк. Несколько бойцов в спецназовских беретах кинулись к домам, и я понял, что пора уходить, чтобы не попасть в облаву. Кое-как в темноте я нашел дорогу к черному ходу, выбрался во двор и поспешил выйти на параллельную улицу.
Теперь, когда сильные впечатления немного сгладились, можно было покрутить шариками. Я вспомнил, что говорил Грыхенко Моллюскову в "Девятке". Но зачем бывшему гэбэшнику, главному организатору утреннего переворота, вставать во главе восстания? Что-то не поделил с Орлом? Или отвел генералу роль поджигателя, а теперь хочет устранить его за ненадобностью? А Черепашкин... Где я слышал эту фамилию? Ну да, так вчера Андрюха называл своего приятеля из ФСБ, к которому собирался обратиться. И значит, это я Андрея ненароком подставил. Сам-то пока жив, а вот он оказался пресловутым сапером, для которого первая ошибка - последняя... Я все же не забывал оглядываться по сторонам и держался по возможности в тени. В этих кварталах было потише - вероятно, основная волна погромов уже прокатилась. Несколько темных фигур сосредоточенно взламывали железную дверь в полуподвал. На углу проспекта Революции пылал дом - сталинской постройки, с трухлявыми перегородками, из тех, что вспыхивают, как спички. Сейчас от перегородок уже ничего не осталось, одна лишь каменная коробка, снизу доверху заполненная ревущим пламенем. Там, в пекле, среди ослепительных огневых вихрей, открывался другой мир - манящий своей чуждостью, но абсолютно недоступный.