- Ну что? - схватил меня за рукав Эстес, когда я вновь оказался в толпе. На него тут же зашикали - генерал говорил смачно, его любили послушать.
Медленное течение речи Орла вызывало подозрение, что генералу приходится до того, как произнести слово, перевести его с матерного на общерусский демагогический - на это же намекали и застревавшие между словами случайные звуки и обрывки интонаций.
- Мы будем сражаться за то, чтобы очистить нашу родину от этой сволоты, от упырей, пьющих кровь народа, все прихвативших! Хватит, благодетели, хозяева жизни, гады! Мы вам покажем, кто хозяева! Никакая крыша не поможет! Беспредел по России устроили, так будет вам беспредел, реально будет!
Его слова падали, будто тяжелые камни в воду, а южный выговор генерала с фрикативным "г" придавал им ещё больше весомости.
Ирония состояла в том, что Орел ещё теснее, чем Барабанов, был связан с полукриминальными структурами, активно прибиравшими к рукам оставшуюся от Союза крупную индустрию. Обещая избирателям искоренить мафию, он вовсю пользовался поддержкой Дельфинова, в сущности, "крестного отца" края, начавшего свою карьеру с банального рэкета, переходящего местами в бандитизм.
С недавних пор Дельфинов стал промышленным воротилой - после того, как в союзе с Барабановым взял под контроль Светлоярский алюминиевый завод. Но потом их с Барабановым пути разошлись, и он сделал ставку на Орла. Подробности этой, вовсе не бескровной алюминиевой войны, и составили предмет моего расследования. В последнее время, впрочем, страдательной стороной оказался Дельфинов. Неделю назад среди бела дня в центре города омоновцы изрешетили "мерседес", в котором ехали несколько дельфиновских подручных, в том числе его ближайший помощник, небезызвестный качок Винни-Пух. Менты заявляли, что были вынуждены стрелять на поражение, когда им оказали сопротивление, но Дельфинов утверждал, что его людей им заказал сам Барабанов. В его иерархии на второе место вышел некто Мамонтенок Дима, по слухам, не особенно лояльный шефу.
- ...И с писаками продажными разберемся! - продолжал Орел, решив заодно припечатать и моих собратьев по профессии. - Сами все бандюгами куплены, которые в Москве наворовать успели! А народ от них не видит ничего, кроме казино с голыми бабами да небоскребов для ихних "афер-инвестов"! И газеток этих грязных, с которыми я, извините, в сортир не пойду! Вот и вся польза от этих олигархов! А у нас в провинции не развернешься, центр душит налогами грабительскими! Тут любой реально воровать начнет, чтобы государство обмануть! Мы бы все давно миллионерами стали, если бы Москва не сидела на шее! Обе ветви власти, вместо чем законы полезные принимать, уперлись лбами, как два барана, и выясняют, кто круче!
Надо сказать, прежде Орел старался прессу не слишком задирать. И его нынешние выпады были, мягко говоря, неосторожными. Наверняка сейчас в его штабе уже подсчитывают, скольких голосов он завтра недосчитается. Орла же эти мелочи мало волновали. Он даже не совсем точно знал, в каком городе баллотируется, и мог спутать название "Светлоярск" с любым похожим "Светлогорск", "Светломорск"...
- Слушай! - предложил вдруг Эстес, когда Орел закончил выступление. Поехали вместе в "Девятку". Транспорт будет - меня свояк обещал подвезти.
- Зачем тебе туда ехать? Выдумай сам какую-нибудь сенсацию. Ты их умеешь изобретать на пустом месте.
Он усмехнулся.
- Мне антураж нужен. С антуражем будет куда убедительней!
- И что же ты, сам поехать не можешь?
- Одному как-то стремно... На меня вояки зуб точат. Грыхенко, так тот обещал - "я тебе типа пресс-хату устрою в казарме с "дедами". С них станется в бетон человека закатать. А вдвоем, в компании со столичным журналистом - все-таки другое дело...
- А у тебя пропуск есть?
- Нет, конечно. Кто мне его даст?
- Тогда что ты надеешься там разузнать?
- Главное - оказаться на месте. А дальше типа видно будет.
Я потер гудящую голову.
- Ну что ж, поехали.
- Так бы сразу... Дай телефон, позвоню свояку. Он как раз подвалит, пока мы фуршетиться будем.
На ступеньках появилась девица с голыми коленками, преподнесла Орлу ножницы на подушечке, тот перерезал розовую ленточку, и все повалили внутрь на халявное угощение.
Эстес принялся уничтожать даровые бутерброды, а я глотнул кока-колы, чтобы дать отпор вновь наползающему похмелью. Пока стояли на свежем воздухе, было ещё терпимо, но внутри, в духоте и толпе, одно лишь воспоминание о запахе водки вызывало чуть ли не рвотную реакцию. Да ещё Сашка приставал, требуя от меня суждений по поводу гипотетических передвижений войск, а я только тупо огрызался. Разве можно строить умозаключения на основании нулевой информации? Для серьезного разговора не хватало ни ясной головы, ни конкретных сведений.
3.
Эстесовского свояка звали Максим Тур. Его "копейка" выбралась из скопления разъезжавшихся "мерседесов" и покатила на запад. Но уехали мы недалеко. Буквально на следующем же перекрестке, когда Тур тронул с места на зеленый, справа взвизгнули тормоза и "копейку" резко рвануло - в переднее крыло её ударила "БМВ", спешившая проскочить перекресток уже на красный свет.
Мы все мгновенно выскочили наружу. За "БМВ" по тонкому слою снежка тянулись две черные неровные полосы - машину чуть-чуть занесло при торможении. Ее шофер и пассажир, два кавказца с сизой щетиной на щеках, набросились на Тура.
- А-а, маму твою так, ти куда едэш?! - вопил шофер "бээмвэшки". - Ти со мной всю жизнь расплачиваться будэш!
Тур, не теряясь, орал в ответ:
- Чего на красный прешь, придурок? Думаешь, бабок наворовал, и уже все можно? Нашелся, тоже мне, пальцованный, на драндулете ржавом!
"БМВ" действительно была довольно потрепанная и далеко не самой последней модели. Обе машины получили почти одинаковые повреждения: жеваные концы бамперов вдавились в крылья, фары рассыпались по асфальту стеклянным крошевом. Иномарка хитро смотрела уцелевшей парой фар с правой стороны, наша "копеечка" жалобно мигала аварийными сигналами.
- Пагавари, пагавари у мэня! Ти ище пожалээш, что на свэт родылся! кричал кавказец, размахивая кулаками и чуть ли не порываясь бить по "жигуленке" каблуками.
Я тоже ввязался в свару:
- Помалкивай, помалкивай, ты тут не в Чечне! Сам виноват, а ещё наезжаешь! Здесь на тебя и на твоих дружков управа найдется!
Маленький Эстес со своим напором тоже мог заставить любого оппонента пожалеть о том, что с ним связался:
- Понаехало вас тут, нормальному человеку пройти негде! И сам-то на ворованной машине, а ещё типа права качает!
Когда подкатили гаишники, южане окончательно стушевались. Вероятно, у них действительно были проблемы с регистрацией машины - по крайней мере, на ней не стояло талона техосмотра. Но чем закончилось разбирательство, я не узнал - зазвонил сотовый, и я поднес трубку к уху.
- Виталий Сергеевич? Это из секретариата партии "Русский порядок". Альберт Федорович Курбатов готов вас принять.
Партия "Русский порядок" была самой крупной национал-экстремистской группировкой в крае. Я уже давно пытался войти в контакт с её главой Курбатовым, но максимум, что мне до сих пор удалось - получить через его подчиненных известие, что он назначит встречу, когда у него будет время. Четких связей между ним и Орлом не прослеживалось, но выяснение предвыборных настроений любых группировок в городе входило в мои обязанности. И вот, наконец, он прорезался.
- Хорошо, - ответил я. - Во сколько?
- Через двадцать минут на углу проспекта Славы и улицы Марата вас будет ждать машина.
Эстесу я не сказал, куда направляюсь. В некоторых вопросах Сашка был на удивление принципиален. Еще поцапается с дожидающимися меня курбатовцами, а потом навещай его в больнице. Я только таинственно улыбнулся и пожал ему и Туру руки, пожалев, что наше начинание обернулось такой неприятностью.
- Ничего, - сказал Эстес. - Я до "Девятки" все равно доберусь!
На углу у ЦУМа меня уже ждали. Точно такая машина, как говорилось в описании - "мазда" цвета металлик. Из Японии, с рулем справа. В машине сидели двое. Не скинхеды, каких я ожидал увидеть, а обыкновенные пролетарские физиономии. Лет под тридцать, коротко стриженные. Я постучал в стекло, и тот, что сидел за рулем, за какую-то долю секунды выскочил из машины. Он был чуть выше меня ростом, неприветливые глаза, черный плащ, а на руке красная повязка с белым кругом, в котором перекрещивались два топора, образуя подобие свастики с двумя обломанными концами. Ребята с такими эмблемами свободно разгуливали по улицам города, более того патрулировали вместе с милицией.
- Вы Шаверников? - буркнул он. - Садитесь.
Второй, сидевший на переднем левом сиденье, даже не обернулся.
Меня повезли на правый берег Бирюсы и на запад, в сторону знаменитого "Каменного города" - причудливых скал посреди горной тайги. Свернули на дорогу к горнолыжному подъемнику, проходившему по узкой долине речки Бузим, где к самой трассе спускался голый склон кряжа с плоской верхушкой, на которой лепились друг к другу дачные домики, и остановились на территории одной из спортивных баз. Она была окружена глухим бетонным забором, и въезд преграждали массивные ворота. Едва я вылез из машины, сидевшая на цепи огромная овчарка бросилась ко мне с яростным лаем. Один из приставленных к воротам охранников, такой же, как мои провожатые, бритый парень в черном плаще с красной повязкой, пытался её утихомирить, но все время, пока меня вели по двору, собака рвалась мне вслед.
По гремящему железному крылечку я попал в щитовой барак - "афганку", и, пройдя чистенькими коридорами со стенами, обтянутыми пленкой под дуб, очутился в кабинете у Курбатова.
Стены кабинета были увешаны плакатами в черно-красной гамме, на котором повторялся мотив вскинутой в римском салюте руки. Их обилие создавало не зловещее, а какое-то соцартовское впечатление, словно я находился в кабинете инженера по технике безопасности. Сам Курбатов восседал за письменным столом, заваленным папками, брошюрами и книгами; среди их заглавий бросалась в глаза готическими буквами - "Mein Kampf". Главный светлоярский фашист был поджарым, подтянутым, короткостриженным, черная кожаная куртка смотрелась на нем как военный мундир. Я знал, что ему лет под пятьдесят, но выглядел он не больше чем на сорок. Все в нем производило впечатление застывшего рывка - острый подбородок, прямой нордический нос, щетка светловатых волос, и даже черные очки, скрывавшие глаза. При советской власти он числился андеграундным литератором, чуть ли не самым знаменитым в Светлоярске, но прославился больше не сочинениями, а эпатажными выходками, в том числе и сексуальными связями с женщинами, мужчинами, несовершеннолетними и животными. Впрочем, не исключено, что такие провокационные слухи распускал о нем КГБ.
Руку он мне подавать, к счастью, не стал - я бы не знал, что с этой рукой делать.
Курбатов заговорил первым, не дожидаясь моих вопросов и даже каких-либо формальных приветствий.
- Я знаю вас как человека умного, хотя явно пристрастного. В свою очередь, я заинтересован в распространении объективной информации о нашем движении. Незнание только порождает глупые слухи, а нам скрывать нечего. Мы - зародыши тех сил, которые спасут Россию и выведут её из теперешнего скотского состояния. В Латвии там, в Эстонии хнычут, что их русские вытесняют, а на самом деле именно мы можем лишиться своей родины. Смотрите - рождаемость ниже смертности, о состоянии генофонда я вообще не говорю, население деградирует. И в то же самое время с юга бесконечным потоком толпы, совершенно чуждые нам по культуре. И не только свои чучмеки и черножопые - ещё и китайцы, вьетнамцы, курды, негры! Они оседают в России целыми кланами и племенами и продолжают плодиться, как кролики! Не найти такого провинциального города, в котором уже четверть населения не была бы черной! И как будто им этого мало, они всюду лезут! Куда пустишь одного азера или чечена, тут же набивается ещё десять, наглеют с каждым днем, захватили в свои руки всю торговлю, весь бизнес! Вот вы, интеллигенция, любите всякую гуманность и права человека, а когда вас придут выставлять из собственного дома, тут же сами всю эту чепуху позабудете! Чего ж вы не видите, что нас выгоняют из родной страны, скоро станем, как евреи, разбросанными по миру, и все равно продолжаете твердить свое: "главное, чтобы ничье право на выбор места жительства не ущемлялось"? Где же инстинкт самосохранения? Ведь этим, черным, им на все ваши права наплевать. Им главное - место захватить и размножаться, размножаться... Я все ваши аргументы знаю, вы скажете, что великий русский народ сумеет за себя постоять и что, мол, "вы его унижаете, выставляя его беззащитным перед заговором инородцев". А если мы и есть та сила в народе, которая его защитит? Конечно, никакого антирусского заговора нет. Это биология. Борьба за существование. Один вид вытесняет другой. Но почему наш народ должен исчезнуть, если те плодятся в десять раз быстрее? Мы примем защитные меры. Обязаны принять. Это неизбежно, в силу той же биологии. Мы - лейкоциты, пожирающие вредных микробов. А вы обзываете нас фашистами. Что ж, я не прочь называться "фашистом". То, что молодой неокрепший фашизм оказался раздавлен враждебными силами, ещё не дает права делать из его названия бранную кличку. Молодой боец обречен на поражения, но со временем к нему приходят сила и опыт!
Он вещал, не глядя на меня - его лицо было направлено в сторону и чуть поднято, словно он обращался к углу над моим левым плечом. Да, говорить он умел, как и более знаменитые его предшественники, и вероятно, чувствовал себя оратором на митинге. Изредка он бросал взгляд на мой диктофон, будто хотел убедиться, что все его слова останутся сохраненными для истории.
- Итак, мы - боевой отряд народа, защита, вызревшая в его недрах. И мы будем защищать Россию не только от чужаков, но и от разъедающей её изнутри деградации. Меры могут показаться жестокими, но наша жестокость в тысячу раз более гуманна, чем ваш хваленый гуманизм. Во-первых, ради оздоровления генофонда подлежат ликвидации лица с наследственными и с венерическими болезнями, хронические больные, уроды, сумасшедшие, дебилы, алкоголики и наркоманы. Успокойтесь, никаких расстрелов, никаких крематориев - только эвтаназия. Цыган выселить из страны под страхом смерти. Лиц кавказской национальности мы вовсе не собираемся истреблять. Мы депортируем их на родину и разрешим им проживать только в пределах их автономий, а выезд в другие районы - по специальному разрешению комендатуры. Негров - вон, в Африку, или туда, где их захотят принять. Азиатов пускать в страну только на короткий срок, скажем, не больше чем на месяц раз в год, и никаких видов на жительство. Ну, эта мера, может, не будет применяться к цивилизованным народам, японцам и южнокорейцам, но для прочих желтожопых и чучмеков никаких исключений!
Я не удержался и спросил:
- А евреи?
Хотя мы были одни в кабинете, Курбатов понизил голос и жестом велел выключить диктофон.
- Я знаю, что вы связаны с еврейскими кругами, но все-таки скажу. Международный сионизм очень силен. Гитлер пошел на него в открытую атаку и проиграл. Чтобы разобраться с евреями, нам сперва нужно укрепиться. Зато все те меры, что я перечислил, только вызовут у Запада к нам симпатию, потому что они втайне мечтают о том же самом, хотя никак не могут расстаться со своей политкорректностью. Их свои арабы и латиносы давно достали. Может быть, наш пример поможет им тоже раскачаться.
- А как насчет поддержки собственного народа? Не крутовато ли - всем алкоголикам эвтаназию? Этак вы сократите население России побыстрее всякой смертности.
- Я не говорю о пьющих, хотя с пьянством тоже надо бороться. Эту так называемую традицию навязали нам жиды. Но я имею в виду клинических алкоголиков, не способных ни работать, ни производить здоровых детей. Будут созданы специальные медицинские комиссии. Есть ещё масса антисоциальных личностей: бомжи, уголовники, спекулянты. Они будут изолированы в трудовых лагерях. Не для перевоспитания - это все интеллигентское сюсюканье - пусть трудятся, пока способны приносить пользу стране. За примерное поведение будем освобождать... может быть. А закоренелых - бессрочно. Да, мы изрядно проредим население, но зато избавим русский народ от балласта, который тянет его на дно. И оставшиеся здоровые люди с крепкими генами составят костяк нации и быстро восстановят её потенциал.
- Кто из кандидатов на пост губернатора кажется вам самым приемлемым? За кого вы будете голосовать?
Можно было подумать, что я застал Курбатова врасплох. Судя по выражению его лица, он впервые слышал о каких-то выборах.
- Мы не пойдем голосовать, - сказал он наконец. - Это нам ни к чему. Нет, мы займемся осуществлением первых шагов своей программы.
- Каких именно?
- Завтра! - торжественно провозгласил он. - Завтра Россия узнает о рождении новой силы на её политических горизонтах.
И так же торжественно встал из-за стола. Я понял, что аудиенция окончена. Выложил свою программу в расчете, что она дойдет до некоторых ушей - в первую очередь моих хозяев - а вступать в дальнейшее общение с журналистом, невзирая на свои слова об искренности, совсем не собирался. И все же я был заинтригован его упоминанием о "завтра". Желание похвастаться или намеренная утечка информации? И слухи про войска, якобы перемещающиеся к городу... Пищу для раздумий это давало.
Я, как бы в постскриптуме, уже сделав шаг к выходу из кабинета увидев при этом, что над дверью висит икона в фотографическом глазуновском стиле, изображающая какого-то святого в белых одеждах, расшитых свастиками - задал ещё один вопрос:
- Вы эту спортивную базу арендуете, или ваша собственность?
- Арендуем, - сухо ответил он и, предупреждая следующий вопрос, добавил, - у нас есть спонсоры. После победы мы будем насаждать в стране здоровый русский бизнес, который принесет богатство и благоденствие.
За дверью уже ждал тот же молодец, который привел меня сюда. Пока мы шли по коридору, я успел увидеть в окне угол площадки, на которой построили нечто вроде полосы препятствий. Сейчас там под падающим снегом тренировалось человек десять - молодые ребята призывного возраста.
- А стрельбище у вас есть? - спросил я у провожатого.
- Все вопросы к командиру, - пробурчал он.
4.
Назад меня транспортом не обеспечивали; пришлось шагать полкилометра до конечной остановки автобуса, откуда меня до центра подбросил водитель старенького "запорожца". Небо было плотно обложено серым лохматым одеялом. Склоны сопок припушило снегом, но бурая прошлогодняя трава ещё явственно проступала из-под тонкого белого слоя.
Я вылез на Предмостной площади на правом берегу - кольце асфальта вокруг центральной клумбы, на которое беспорядочно и нагло, подрезая друг другу носы и нетерпеливо сигналя, въезжал транспорт и, так же игнорируя правила движения, выезжал. Вечные выбоины в мостовой усугублялись трамвайными рельсами. Анжела жила неподалеку, в одной из кирпичных башен на набережной напротив стадиона. Я вспомнил, что она мне так и не позвонила, и это меня слегка побеспокоило. Я решил сам ей звякнуть, но сперва направился под козырек трансагентства, чтобы не стоять под снегом.
Снегопад, однако, не распугал бойкую торговлю, выплеснувшуюся на площадь с соседней барахолки. Рядами стояли китайцы, демонстрируя прохожим фуфайки и пуховые куртки, и тут же на свободном пятачке сипела гармошка поддатый мужичок, сидя на пустом ящике, наяривал что-то разухабистое, заглушая несущийся из ближайшего аудиокиоска блатной мотивчик, а две бабы отплясывали под гармошку на асфальте, усыпанном окурками и семечками. Неподалеку вокруг непременного "лохотрона" толпились желающие расстаться со своими денежками и подставные заводилы. Но чуть дальше, у продовольственного рынка, что-то происходило. Перед воротами густо клубился народ, вякнула милицейская сирена, кто-то торопливо продирался, пропихивался через толпу. Решив узнать, в чем дело, я направился в ту сторону и уловил обрывок разговора:
- ...Она ему - "Что вы мне гнилые помидоры подсовываете?" Тот её блядью обозвал. Муж этой бабы взял и перевернул весь ящик с помидорами. Азеры его только окружили, тут же на них со всех сторон менты налетели, будто все заранее было спланировано. Оцепили, всех, кто с русскими мордами, выпустили, а хачиков отметелили...
Тут у моего правого плеча на трамвайной остановке возник центр энергичного движения. Двое, мгновенно выкристаллизовавшиеся из аморфной людской массы, выкручивали руки у молодого кавказца в типичной кожаной куртке, в каких те ходят в любые морозы. Они пыхтели, шаркали по грязненькому асфальту в пустом круге посреди отпрянувшей толпы, кавказец извивался, пытаясь сбросить навалившихся на него противников, и хрипло кричал:
- Помогите! Это бандиты! Помогите!
Вероятно, за годы социализма в России совершенно выветрился класс уличных зевак. А может быть, сохраняются остатки совестливости, запрещающей смотреть на тех, кому не можешь помочь. Как водится, все старательно выглядывали трамвай. Я, волею случая оказавшийся ближе всех к борющейся группе, под впечатлением разговора с Курбатовым первым делом обратил внимание на локти тех двоих, что скручивали бедолагу. Никаких повязок, да и подстрижены они были обыкновенно, а не коротко, как курбатовцы. Что можно предпринять в такой ситуации? Мгновенный взгляд по сторонам - милиционер обнаружился неподалеку, у ступенек трансагентства взимал дань со старушек, перепродающих сигареты. Признаюсь, мной руководил не гражданский долг, а скорее, профессиональное любопытство. Я поспешил к менту, стараясь не переходить с шага на бег, и кивком головы указал на центр беспорядка:
- Начальник! Разберись - драка, что ли.
Тот бросил свой проницательный взгляд и отмахнулся.
- Черного забирают, бандюга какой-нибудь. Давно пора всех выловить, а то развелось тут.
Чтобы не тратить лишних слов, я показал ему журналистское удостоверение.
- Разберитесь, сержант. Чтобы у прессы не было лишнего повода обвинять милицию в бездействии.
Сержант лениво направился к тем двоим, которые уже скрутили кавказца и методично обрабатывали его дубинками, целясь по почкам. Люди, ждавшие трамвая, окончательно ослепли и очень старательно отворачивались. Когда сержант невразумительно представился, один из экзекуторов махнул корочкой, и сержант объяснил мне:
- Наши ребята. Облаву проводят. Все правильно.
- А что, избиение задержанного предусмотрено каким-нибудь уставом? громко спросил я, подходя вплотную.
- А ты кто такой? - прорычал спецназовец и начал поднимать дубинку.
Пришлось снова показывать свое удостоверение.
- Катись отсюда, и чтобы я тебя не видел, живо! - заревел тот, надвигаясь на меня. - А то вместе с ним в камере окажешься!
Он толкнул меня дубинкой в грудь, и я вынужден был отступить, не поворачиваясь, чтобы не получить удара по спине. Впрочем, меня заставили ретироваться вовсе не угрозы, а взгляды толпы, нашедшей в побежденном объект для вымещения злобы. Тетка, мимо которой я проходил, прошипела:
- Нашелся защитник черножопых! Понаехали, русских людей обирают, всех их стрелять надо!
Тут появилось и телевидение. Пользуясь занятостью спецназовцев, они снимали чуть не в упор и подносили микрофон к самым губам избиваемого, интересуясь, не сделает ли тот какого-нибудь заявления. И только когда один из бравых молодцев угрожающе надвинулся на них, телевизионщики отступили. Ими командовал мой знакомый - Игорь Бричковский. Он окликнул меня и догнал.
- Что вы тут делаете? - спросил я его. - Случайно?
- Менты на рынке зачистку проводили. Ну, мы и снимали.
- Да что все вдруг за черных принялись? Они настолько достали?
- Порядок в городе наводят перед выборами... И так все взвинчены.
- Ну и страна! Выборы, демократия, и тут же такое беззаконие с националистическим душком.
- Почему беззаконие? Наверняка этого за дело забрали, да и остальных тоже. Что вы их выгораживаете, Виталий? Верите, что среди них есть честные люди?
Бричковский, при взгляде на него спереди, не имел при себе абсолютно никаких особых примет. Обыкновенный, достаточно упитанный и уверенный в себе мужчина. Но вид сзади мог вызвать недоуменную улыбку: по спине тележурналиста спускалась тоненькая, как мышиный хвостик, косичка, на конце которой болтался пестренький бантик.
- Да нет, - ответил я ему, - я сам их недолюбливаю. Но дело ведь не в моем отношении к конкретным нациям. Если кто-то нарушил закон - пожалуйста, проводите свои оперативно-розыскные мероприятия, задерживайте, но издевательство над арестованным ничем не может быть оправдано, даже его сопротивлением при задержании. И сами эти облавы чудовищные... Якобы для проверки документов, что уже само по себе форменное беззаконие.
Бричковский чуть-чуть иронически улыбался.
- Надо было ваш монолог записать. Может, повторите? В вас пропадает талант комментатора. А что? Сделаете карьеру, затмите Киселева, оттесните Сванидзе... Ну, и я под ваше крыло переберусь.
Медленное течение речи Орла вызывало подозрение, что генералу приходится до того, как произнести слово, перевести его с матерного на общерусский демагогический - на это же намекали и застревавшие между словами случайные звуки и обрывки интонаций.
- Мы будем сражаться за то, чтобы очистить нашу родину от этой сволоты, от упырей, пьющих кровь народа, все прихвативших! Хватит, благодетели, хозяева жизни, гады! Мы вам покажем, кто хозяева! Никакая крыша не поможет! Беспредел по России устроили, так будет вам беспредел, реально будет!
Его слова падали, будто тяжелые камни в воду, а южный выговор генерала с фрикативным "г" придавал им ещё больше весомости.
Ирония состояла в том, что Орел ещё теснее, чем Барабанов, был связан с полукриминальными структурами, активно прибиравшими к рукам оставшуюся от Союза крупную индустрию. Обещая избирателям искоренить мафию, он вовсю пользовался поддержкой Дельфинова, в сущности, "крестного отца" края, начавшего свою карьеру с банального рэкета, переходящего местами в бандитизм.
С недавних пор Дельфинов стал промышленным воротилой - после того, как в союзе с Барабановым взял под контроль Светлоярский алюминиевый завод. Но потом их с Барабановым пути разошлись, и он сделал ставку на Орла. Подробности этой, вовсе не бескровной алюминиевой войны, и составили предмет моего расследования. В последнее время, впрочем, страдательной стороной оказался Дельфинов. Неделю назад среди бела дня в центре города омоновцы изрешетили "мерседес", в котором ехали несколько дельфиновских подручных, в том числе его ближайший помощник, небезызвестный качок Винни-Пух. Менты заявляли, что были вынуждены стрелять на поражение, когда им оказали сопротивление, но Дельфинов утверждал, что его людей им заказал сам Барабанов. В его иерархии на второе место вышел некто Мамонтенок Дима, по слухам, не особенно лояльный шефу.
- ...И с писаками продажными разберемся! - продолжал Орел, решив заодно припечатать и моих собратьев по профессии. - Сами все бандюгами куплены, которые в Москве наворовать успели! А народ от них не видит ничего, кроме казино с голыми бабами да небоскребов для ихних "афер-инвестов"! И газеток этих грязных, с которыми я, извините, в сортир не пойду! Вот и вся польза от этих олигархов! А у нас в провинции не развернешься, центр душит налогами грабительскими! Тут любой реально воровать начнет, чтобы государство обмануть! Мы бы все давно миллионерами стали, если бы Москва не сидела на шее! Обе ветви власти, вместо чем законы полезные принимать, уперлись лбами, как два барана, и выясняют, кто круче!
Надо сказать, прежде Орел старался прессу не слишком задирать. И его нынешние выпады были, мягко говоря, неосторожными. Наверняка сейчас в его штабе уже подсчитывают, скольких голосов он завтра недосчитается. Орла же эти мелочи мало волновали. Он даже не совсем точно знал, в каком городе баллотируется, и мог спутать название "Светлоярск" с любым похожим "Светлогорск", "Светломорск"...
- Слушай! - предложил вдруг Эстес, когда Орел закончил выступление. Поехали вместе в "Девятку". Транспорт будет - меня свояк обещал подвезти.
- Зачем тебе туда ехать? Выдумай сам какую-нибудь сенсацию. Ты их умеешь изобретать на пустом месте.
Он усмехнулся.
- Мне антураж нужен. С антуражем будет куда убедительней!
- И что же ты, сам поехать не можешь?
- Одному как-то стремно... На меня вояки зуб точат. Грыхенко, так тот обещал - "я тебе типа пресс-хату устрою в казарме с "дедами". С них станется в бетон человека закатать. А вдвоем, в компании со столичным журналистом - все-таки другое дело...
- А у тебя пропуск есть?
- Нет, конечно. Кто мне его даст?
- Тогда что ты надеешься там разузнать?
- Главное - оказаться на месте. А дальше типа видно будет.
Я потер гудящую голову.
- Ну что ж, поехали.
- Так бы сразу... Дай телефон, позвоню свояку. Он как раз подвалит, пока мы фуршетиться будем.
На ступеньках появилась девица с голыми коленками, преподнесла Орлу ножницы на подушечке, тот перерезал розовую ленточку, и все повалили внутрь на халявное угощение.
Эстес принялся уничтожать даровые бутерброды, а я глотнул кока-колы, чтобы дать отпор вновь наползающему похмелью. Пока стояли на свежем воздухе, было ещё терпимо, но внутри, в духоте и толпе, одно лишь воспоминание о запахе водки вызывало чуть ли не рвотную реакцию. Да ещё Сашка приставал, требуя от меня суждений по поводу гипотетических передвижений войск, а я только тупо огрызался. Разве можно строить умозаключения на основании нулевой информации? Для серьезного разговора не хватало ни ясной головы, ни конкретных сведений.
3.
Эстесовского свояка звали Максим Тур. Его "копейка" выбралась из скопления разъезжавшихся "мерседесов" и покатила на запад. Но уехали мы недалеко. Буквально на следующем же перекрестке, когда Тур тронул с места на зеленый, справа взвизгнули тормоза и "копейку" резко рвануло - в переднее крыло её ударила "БМВ", спешившая проскочить перекресток уже на красный свет.
Мы все мгновенно выскочили наружу. За "БМВ" по тонкому слою снежка тянулись две черные неровные полосы - машину чуть-чуть занесло при торможении. Ее шофер и пассажир, два кавказца с сизой щетиной на щеках, набросились на Тура.
- А-а, маму твою так, ти куда едэш?! - вопил шофер "бээмвэшки". - Ти со мной всю жизнь расплачиваться будэш!
Тур, не теряясь, орал в ответ:
- Чего на красный прешь, придурок? Думаешь, бабок наворовал, и уже все можно? Нашелся, тоже мне, пальцованный, на драндулете ржавом!
"БМВ" действительно была довольно потрепанная и далеко не самой последней модели. Обе машины получили почти одинаковые повреждения: жеваные концы бамперов вдавились в крылья, фары рассыпались по асфальту стеклянным крошевом. Иномарка хитро смотрела уцелевшей парой фар с правой стороны, наша "копеечка" жалобно мигала аварийными сигналами.
- Пагавари, пагавари у мэня! Ти ище пожалээш, что на свэт родылся! кричал кавказец, размахивая кулаками и чуть ли не порываясь бить по "жигуленке" каблуками.
Я тоже ввязался в свару:
- Помалкивай, помалкивай, ты тут не в Чечне! Сам виноват, а ещё наезжаешь! Здесь на тебя и на твоих дружков управа найдется!
Маленький Эстес со своим напором тоже мог заставить любого оппонента пожалеть о том, что с ним связался:
- Понаехало вас тут, нормальному человеку пройти негде! И сам-то на ворованной машине, а ещё типа права качает!
Когда подкатили гаишники, южане окончательно стушевались. Вероятно, у них действительно были проблемы с регистрацией машины - по крайней мере, на ней не стояло талона техосмотра. Но чем закончилось разбирательство, я не узнал - зазвонил сотовый, и я поднес трубку к уху.
- Виталий Сергеевич? Это из секретариата партии "Русский порядок". Альберт Федорович Курбатов готов вас принять.
Партия "Русский порядок" была самой крупной национал-экстремистской группировкой в крае. Я уже давно пытался войти в контакт с её главой Курбатовым, но максимум, что мне до сих пор удалось - получить через его подчиненных известие, что он назначит встречу, когда у него будет время. Четких связей между ним и Орлом не прослеживалось, но выяснение предвыборных настроений любых группировок в городе входило в мои обязанности. И вот, наконец, он прорезался.
- Хорошо, - ответил я. - Во сколько?
- Через двадцать минут на углу проспекта Славы и улицы Марата вас будет ждать машина.
Эстесу я не сказал, куда направляюсь. В некоторых вопросах Сашка был на удивление принципиален. Еще поцапается с дожидающимися меня курбатовцами, а потом навещай его в больнице. Я только таинственно улыбнулся и пожал ему и Туру руки, пожалев, что наше начинание обернулось такой неприятностью.
- Ничего, - сказал Эстес. - Я до "Девятки" все равно доберусь!
На углу у ЦУМа меня уже ждали. Точно такая машина, как говорилось в описании - "мазда" цвета металлик. Из Японии, с рулем справа. В машине сидели двое. Не скинхеды, каких я ожидал увидеть, а обыкновенные пролетарские физиономии. Лет под тридцать, коротко стриженные. Я постучал в стекло, и тот, что сидел за рулем, за какую-то долю секунды выскочил из машины. Он был чуть выше меня ростом, неприветливые глаза, черный плащ, а на руке красная повязка с белым кругом, в котором перекрещивались два топора, образуя подобие свастики с двумя обломанными концами. Ребята с такими эмблемами свободно разгуливали по улицам города, более того патрулировали вместе с милицией.
- Вы Шаверников? - буркнул он. - Садитесь.
Второй, сидевший на переднем левом сиденье, даже не обернулся.
Меня повезли на правый берег Бирюсы и на запад, в сторону знаменитого "Каменного города" - причудливых скал посреди горной тайги. Свернули на дорогу к горнолыжному подъемнику, проходившему по узкой долине речки Бузим, где к самой трассе спускался голый склон кряжа с плоской верхушкой, на которой лепились друг к другу дачные домики, и остановились на территории одной из спортивных баз. Она была окружена глухим бетонным забором, и въезд преграждали массивные ворота. Едва я вылез из машины, сидевшая на цепи огромная овчарка бросилась ко мне с яростным лаем. Один из приставленных к воротам охранников, такой же, как мои провожатые, бритый парень в черном плаще с красной повязкой, пытался её утихомирить, но все время, пока меня вели по двору, собака рвалась мне вслед.
По гремящему железному крылечку я попал в щитовой барак - "афганку", и, пройдя чистенькими коридорами со стенами, обтянутыми пленкой под дуб, очутился в кабинете у Курбатова.
Стены кабинета были увешаны плакатами в черно-красной гамме, на котором повторялся мотив вскинутой в римском салюте руки. Их обилие создавало не зловещее, а какое-то соцартовское впечатление, словно я находился в кабинете инженера по технике безопасности. Сам Курбатов восседал за письменным столом, заваленным папками, брошюрами и книгами; среди их заглавий бросалась в глаза готическими буквами - "Mein Kampf". Главный светлоярский фашист был поджарым, подтянутым, короткостриженным, черная кожаная куртка смотрелась на нем как военный мундир. Я знал, что ему лет под пятьдесят, но выглядел он не больше чем на сорок. Все в нем производило впечатление застывшего рывка - острый подбородок, прямой нордический нос, щетка светловатых волос, и даже черные очки, скрывавшие глаза. При советской власти он числился андеграундным литератором, чуть ли не самым знаменитым в Светлоярске, но прославился больше не сочинениями, а эпатажными выходками, в том числе и сексуальными связями с женщинами, мужчинами, несовершеннолетними и животными. Впрочем, не исключено, что такие провокационные слухи распускал о нем КГБ.
Руку он мне подавать, к счастью, не стал - я бы не знал, что с этой рукой делать.
Курбатов заговорил первым, не дожидаясь моих вопросов и даже каких-либо формальных приветствий.
- Я знаю вас как человека умного, хотя явно пристрастного. В свою очередь, я заинтересован в распространении объективной информации о нашем движении. Незнание только порождает глупые слухи, а нам скрывать нечего. Мы - зародыши тех сил, которые спасут Россию и выведут её из теперешнего скотского состояния. В Латвии там, в Эстонии хнычут, что их русские вытесняют, а на самом деле именно мы можем лишиться своей родины. Смотрите - рождаемость ниже смертности, о состоянии генофонда я вообще не говорю, население деградирует. И в то же самое время с юга бесконечным потоком толпы, совершенно чуждые нам по культуре. И не только свои чучмеки и черножопые - ещё и китайцы, вьетнамцы, курды, негры! Они оседают в России целыми кланами и племенами и продолжают плодиться, как кролики! Не найти такого провинциального города, в котором уже четверть населения не была бы черной! И как будто им этого мало, они всюду лезут! Куда пустишь одного азера или чечена, тут же набивается ещё десять, наглеют с каждым днем, захватили в свои руки всю торговлю, весь бизнес! Вот вы, интеллигенция, любите всякую гуманность и права человека, а когда вас придут выставлять из собственного дома, тут же сами всю эту чепуху позабудете! Чего ж вы не видите, что нас выгоняют из родной страны, скоро станем, как евреи, разбросанными по миру, и все равно продолжаете твердить свое: "главное, чтобы ничье право на выбор места жительства не ущемлялось"? Где же инстинкт самосохранения? Ведь этим, черным, им на все ваши права наплевать. Им главное - место захватить и размножаться, размножаться... Я все ваши аргументы знаю, вы скажете, что великий русский народ сумеет за себя постоять и что, мол, "вы его унижаете, выставляя его беззащитным перед заговором инородцев". А если мы и есть та сила в народе, которая его защитит? Конечно, никакого антирусского заговора нет. Это биология. Борьба за существование. Один вид вытесняет другой. Но почему наш народ должен исчезнуть, если те плодятся в десять раз быстрее? Мы примем защитные меры. Обязаны принять. Это неизбежно, в силу той же биологии. Мы - лейкоциты, пожирающие вредных микробов. А вы обзываете нас фашистами. Что ж, я не прочь называться "фашистом". То, что молодой неокрепший фашизм оказался раздавлен враждебными силами, ещё не дает права делать из его названия бранную кличку. Молодой боец обречен на поражения, но со временем к нему приходят сила и опыт!
Он вещал, не глядя на меня - его лицо было направлено в сторону и чуть поднято, словно он обращался к углу над моим левым плечом. Да, говорить он умел, как и более знаменитые его предшественники, и вероятно, чувствовал себя оратором на митинге. Изредка он бросал взгляд на мой диктофон, будто хотел убедиться, что все его слова останутся сохраненными для истории.
- Итак, мы - боевой отряд народа, защита, вызревшая в его недрах. И мы будем защищать Россию не только от чужаков, но и от разъедающей её изнутри деградации. Меры могут показаться жестокими, но наша жестокость в тысячу раз более гуманна, чем ваш хваленый гуманизм. Во-первых, ради оздоровления генофонда подлежат ликвидации лица с наследственными и с венерическими болезнями, хронические больные, уроды, сумасшедшие, дебилы, алкоголики и наркоманы. Успокойтесь, никаких расстрелов, никаких крематориев - только эвтаназия. Цыган выселить из страны под страхом смерти. Лиц кавказской национальности мы вовсе не собираемся истреблять. Мы депортируем их на родину и разрешим им проживать только в пределах их автономий, а выезд в другие районы - по специальному разрешению комендатуры. Негров - вон, в Африку, или туда, где их захотят принять. Азиатов пускать в страну только на короткий срок, скажем, не больше чем на месяц раз в год, и никаких видов на жительство. Ну, эта мера, может, не будет применяться к цивилизованным народам, японцам и южнокорейцам, но для прочих желтожопых и чучмеков никаких исключений!
Я не удержался и спросил:
- А евреи?
Хотя мы были одни в кабинете, Курбатов понизил голос и жестом велел выключить диктофон.
- Я знаю, что вы связаны с еврейскими кругами, но все-таки скажу. Международный сионизм очень силен. Гитлер пошел на него в открытую атаку и проиграл. Чтобы разобраться с евреями, нам сперва нужно укрепиться. Зато все те меры, что я перечислил, только вызовут у Запада к нам симпатию, потому что они втайне мечтают о том же самом, хотя никак не могут расстаться со своей политкорректностью. Их свои арабы и латиносы давно достали. Может быть, наш пример поможет им тоже раскачаться.
- А как насчет поддержки собственного народа? Не крутовато ли - всем алкоголикам эвтаназию? Этак вы сократите население России побыстрее всякой смертности.
- Я не говорю о пьющих, хотя с пьянством тоже надо бороться. Эту так называемую традицию навязали нам жиды. Но я имею в виду клинических алкоголиков, не способных ни работать, ни производить здоровых детей. Будут созданы специальные медицинские комиссии. Есть ещё масса антисоциальных личностей: бомжи, уголовники, спекулянты. Они будут изолированы в трудовых лагерях. Не для перевоспитания - это все интеллигентское сюсюканье - пусть трудятся, пока способны приносить пользу стране. За примерное поведение будем освобождать... может быть. А закоренелых - бессрочно. Да, мы изрядно проредим население, но зато избавим русский народ от балласта, который тянет его на дно. И оставшиеся здоровые люди с крепкими генами составят костяк нации и быстро восстановят её потенциал.
- Кто из кандидатов на пост губернатора кажется вам самым приемлемым? За кого вы будете голосовать?
Можно было подумать, что я застал Курбатова врасплох. Судя по выражению его лица, он впервые слышал о каких-то выборах.
- Мы не пойдем голосовать, - сказал он наконец. - Это нам ни к чему. Нет, мы займемся осуществлением первых шагов своей программы.
- Каких именно?
- Завтра! - торжественно провозгласил он. - Завтра Россия узнает о рождении новой силы на её политических горизонтах.
И так же торжественно встал из-за стола. Я понял, что аудиенция окончена. Выложил свою программу в расчете, что она дойдет до некоторых ушей - в первую очередь моих хозяев - а вступать в дальнейшее общение с журналистом, невзирая на свои слова об искренности, совсем не собирался. И все же я был заинтригован его упоминанием о "завтра". Желание похвастаться или намеренная утечка информации? И слухи про войска, якобы перемещающиеся к городу... Пищу для раздумий это давало.
Я, как бы в постскриптуме, уже сделав шаг к выходу из кабинета увидев при этом, что над дверью висит икона в фотографическом глазуновском стиле, изображающая какого-то святого в белых одеждах, расшитых свастиками - задал ещё один вопрос:
- Вы эту спортивную базу арендуете, или ваша собственность?
- Арендуем, - сухо ответил он и, предупреждая следующий вопрос, добавил, - у нас есть спонсоры. После победы мы будем насаждать в стране здоровый русский бизнес, который принесет богатство и благоденствие.
За дверью уже ждал тот же молодец, который привел меня сюда. Пока мы шли по коридору, я успел увидеть в окне угол площадки, на которой построили нечто вроде полосы препятствий. Сейчас там под падающим снегом тренировалось человек десять - молодые ребята призывного возраста.
- А стрельбище у вас есть? - спросил я у провожатого.
- Все вопросы к командиру, - пробурчал он.
4.
Назад меня транспортом не обеспечивали; пришлось шагать полкилометра до конечной остановки автобуса, откуда меня до центра подбросил водитель старенького "запорожца". Небо было плотно обложено серым лохматым одеялом. Склоны сопок припушило снегом, но бурая прошлогодняя трава ещё явственно проступала из-под тонкого белого слоя.
Я вылез на Предмостной площади на правом берегу - кольце асфальта вокруг центральной клумбы, на которое беспорядочно и нагло, подрезая друг другу носы и нетерпеливо сигналя, въезжал транспорт и, так же игнорируя правила движения, выезжал. Вечные выбоины в мостовой усугублялись трамвайными рельсами. Анжела жила неподалеку, в одной из кирпичных башен на набережной напротив стадиона. Я вспомнил, что она мне так и не позвонила, и это меня слегка побеспокоило. Я решил сам ей звякнуть, но сперва направился под козырек трансагентства, чтобы не стоять под снегом.
Снегопад, однако, не распугал бойкую торговлю, выплеснувшуюся на площадь с соседней барахолки. Рядами стояли китайцы, демонстрируя прохожим фуфайки и пуховые куртки, и тут же на свободном пятачке сипела гармошка поддатый мужичок, сидя на пустом ящике, наяривал что-то разухабистое, заглушая несущийся из ближайшего аудиокиоска блатной мотивчик, а две бабы отплясывали под гармошку на асфальте, усыпанном окурками и семечками. Неподалеку вокруг непременного "лохотрона" толпились желающие расстаться со своими денежками и подставные заводилы. Но чуть дальше, у продовольственного рынка, что-то происходило. Перед воротами густо клубился народ, вякнула милицейская сирена, кто-то торопливо продирался, пропихивался через толпу. Решив узнать, в чем дело, я направился в ту сторону и уловил обрывок разговора:
- ...Она ему - "Что вы мне гнилые помидоры подсовываете?" Тот её блядью обозвал. Муж этой бабы взял и перевернул весь ящик с помидорами. Азеры его только окружили, тут же на них со всех сторон менты налетели, будто все заранее было спланировано. Оцепили, всех, кто с русскими мордами, выпустили, а хачиков отметелили...
Тут у моего правого плеча на трамвайной остановке возник центр энергичного движения. Двое, мгновенно выкристаллизовавшиеся из аморфной людской массы, выкручивали руки у молодого кавказца в типичной кожаной куртке, в каких те ходят в любые морозы. Они пыхтели, шаркали по грязненькому асфальту в пустом круге посреди отпрянувшей толпы, кавказец извивался, пытаясь сбросить навалившихся на него противников, и хрипло кричал:
- Помогите! Это бандиты! Помогите!
Вероятно, за годы социализма в России совершенно выветрился класс уличных зевак. А может быть, сохраняются остатки совестливости, запрещающей смотреть на тех, кому не можешь помочь. Как водится, все старательно выглядывали трамвай. Я, волею случая оказавшийся ближе всех к борющейся группе, под впечатлением разговора с Курбатовым первым делом обратил внимание на локти тех двоих, что скручивали бедолагу. Никаких повязок, да и подстрижены они были обыкновенно, а не коротко, как курбатовцы. Что можно предпринять в такой ситуации? Мгновенный взгляд по сторонам - милиционер обнаружился неподалеку, у ступенек трансагентства взимал дань со старушек, перепродающих сигареты. Признаюсь, мной руководил не гражданский долг, а скорее, профессиональное любопытство. Я поспешил к менту, стараясь не переходить с шага на бег, и кивком головы указал на центр беспорядка:
- Начальник! Разберись - драка, что ли.
Тот бросил свой проницательный взгляд и отмахнулся.
- Черного забирают, бандюга какой-нибудь. Давно пора всех выловить, а то развелось тут.
Чтобы не тратить лишних слов, я показал ему журналистское удостоверение.
- Разберитесь, сержант. Чтобы у прессы не было лишнего повода обвинять милицию в бездействии.
Сержант лениво направился к тем двоим, которые уже скрутили кавказца и методично обрабатывали его дубинками, целясь по почкам. Люди, ждавшие трамвая, окончательно ослепли и очень старательно отворачивались. Когда сержант невразумительно представился, один из экзекуторов махнул корочкой, и сержант объяснил мне:
- Наши ребята. Облаву проводят. Все правильно.
- А что, избиение задержанного предусмотрено каким-нибудь уставом? громко спросил я, подходя вплотную.
- А ты кто такой? - прорычал спецназовец и начал поднимать дубинку.
Пришлось снова показывать свое удостоверение.
- Катись отсюда, и чтобы я тебя не видел, живо! - заревел тот, надвигаясь на меня. - А то вместе с ним в камере окажешься!
Он толкнул меня дубинкой в грудь, и я вынужден был отступить, не поворачиваясь, чтобы не получить удара по спине. Впрочем, меня заставили ретироваться вовсе не угрозы, а взгляды толпы, нашедшей в побежденном объект для вымещения злобы. Тетка, мимо которой я проходил, прошипела:
- Нашелся защитник черножопых! Понаехали, русских людей обирают, всех их стрелять надо!
Тут появилось и телевидение. Пользуясь занятостью спецназовцев, они снимали чуть не в упор и подносили микрофон к самым губам избиваемого, интересуясь, не сделает ли тот какого-нибудь заявления. И только когда один из бравых молодцев угрожающе надвинулся на них, телевизионщики отступили. Ими командовал мой знакомый - Игорь Бричковский. Он окликнул меня и догнал.
- Что вы тут делаете? - спросил я его. - Случайно?
- Менты на рынке зачистку проводили. Ну, мы и снимали.
- Да что все вдруг за черных принялись? Они настолько достали?
- Порядок в городе наводят перед выборами... И так все взвинчены.
- Ну и страна! Выборы, демократия, и тут же такое беззаконие с националистическим душком.
- Почему беззаконие? Наверняка этого за дело забрали, да и остальных тоже. Что вы их выгораживаете, Виталий? Верите, что среди них есть честные люди?
Бричковский, при взгляде на него спереди, не имел при себе абсолютно никаких особых примет. Обыкновенный, достаточно упитанный и уверенный в себе мужчина. Но вид сзади мог вызвать недоуменную улыбку: по спине тележурналиста спускалась тоненькая, как мышиный хвостик, косичка, на конце которой болтался пестренький бантик.
- Да нет, - ответил я ему, - я сам их недолюбливаю. Но дело ведь не в моем отношении к конкретным нациям. Если кто-то нарушил закон - пожалуйста, проводите свои оперативно-розыскные мероприятия, задерживайте, но издевательство над арестованным ничем не может быть оправдано, даже его сопротивлением при задержании. И сами эти облавы чудовищные... Якобы для проверки документов, что уже само по себе форменное беззаконие.
Бричковский чуть-чуть иронически улыбался.
- Надо было ваш монолог записать. Может, повторите? В вас пропадает талант комментатора. А что? Сделаете карьеру, затмите Киселева, оттесните Сванидзе... Ну, и я под ваше крыло переберусь.