Эдмондз Люсинда. Ангел в аду

   Джина села на бортик бассейна, закрыла глаза и наслаждалась ощущением, когда маленькие холодные капельки высыхают на ее теле. Мысль о возвращении в Англию, когда она находится в Голливуде, и ей предоставляются такие прекрасные возможности, сейчас показалась ей смешной и нелепой.
   Джина встала и пошла в дом. Она остановилась перед большим зеркалом и посмотрела на свое отражение. Светлые волосы, уже слегка выгоревшие на солнце, стройное, гибкое, прекрасно сложенное тело, голубые глаза, ярко сверкающие на ее нежном красивом лице.
   – Джина Шоу, вы выглядите действительно великолепно, – сказала она зеркалу.
   Потом она подошла к бару в углу гостиной и нашла полбутылки холодного шампанского. Налив себе, она вернулась к зеркалу и, подняв бокал, обратилась к своему отражению.
   – За вас, Джина Шоу! – и выпила его одним глотком.

Глава 52

   – Вы представляете ее? Если нет, то я позвоню человеку, который займется этим.
   – Я представляю ее. Фрэнки Дюваль нас познакомила вчера, – проговорила Мими по телефону. – Кажется, у вас есть хорошие новости?
   Дональд Стейнер нетерпеливо мерил шагами просторную гостиную, портативный телефон болтался на шее, в одной руке – бутылка пива, в другой – сигарета. Почему эта чертова женщина никак не успокоится? Он ненавидел заигрывать с агентами. Большинство из них были девушки из провинциальных городков, закончили какую-нибудь школу секретарей и постепенно перешли к бизнесу. Они считали себя незаменимыми в офисе и в постели, постепенно их имена прилегали к списку режиссеров, а потом, к названию агентства. Его раздражала мощь, которой они обладали. Деньги и искусство никогда не были приятными партнерами в постели, но он знал, что одно всегда связано с другим, особенно в этом городе. Мими была представителем именно тех трех человек, которые были ему необходимы для удовлетворения собственной страсти.
   – Для тебя хорошие новости, моя дорогая. Они касаются комиссионных, которые ты назначила за этих бедных талантливых артистов. Я хочу, чтобы Джина Шоу снималась в «Рози».
   Мими улыбнулась – представление сразу трех главных актеров в новом фильме Дона Стейнера было очень удачным ходом, чрезвычайно удачным ходом. Она говорила как можно небрежнее.
   – Если она согласится на это, каковы будут условия?
   – Об условиях подробно мы поговорим позже, но ты ведь знаешь, компания не поскупится, даже если мне все вечера напролет придется спаивать их шампанским и уговаривать взять никому не известную девушку. В принципе, мне необходимо только ее согласие, о'кей?
   – Едва ли «никому не известная», Дон. Она играла главную роль в самом успешном спектакле Вест Энда через три года после получения диплома, – осторожно наступала Мими. Она понимала, насколько необычно было для Дона Стейнера, режиссера такого масштаба, лично обсуждать актера. Обычно все звонки делались одним из многочисленной компании секретарей отдела контрактов. Все-таки, ей хотелось столько, сколько она могла получить. Это – ее бизнес.
   – О'кей, Мими, позвони мне в пять и дай знать, если она согласна.
   Телефон в ее руке замолчал.
   – Джина, улыбнись маленькому милому фотографу, – процедила Фрэнки сквозь зубы. Даниэль в ресторане ни на шаг не отходил от Джины и своей дочери. Администратор тут же провел их к столику.
   – Мне кажется, бутылка «Дом Периньон» подойдет для этого случая, Жак, – улыбнулся Даниэль.
   – Конечно, мистер Дюваль, – официант поспешно ушел и вернулся с бутылкой холодного шампанского.
   – Прекрасно, первый тост за Джину, за то, что она только три недели в этом городе, и уже получила великолепную роль в фильме. За успех, Джина! – Даниэль поднял свой бокал. – А это за наш общий успех в фильме. Впервые прессе не удастся обвинить меня в том, что я кручу роман с моей партнершей, – они все рассмеялись.
   – Еще две недели и веселье закончится. Мы начнем ненавидеть костюмера, обливать грязью оператора и кричать до изнеможения, чтобы срочно заменили режиссера, – сказал Даниэль. Конечно, он говорил это не в буквальном смысле, а имел в виду то, что двадцать четыре часа работы с оравой распирающихся от собственной важности субъектов, в ограниченном пространстве, могло быть действительно нестерпимо трудным.
   – Мими всегда говорит, что самый лучший день в жизни актера – это день, когда ему предложили роль. А потом все покатится под гору. Я думаю, у нее есть основания так говорить. Конечно, Джина, это все еще незнакомо для тебя. Ты рада?
   – Да. Но я боюсь, что не справлюсь, и они раскритикуют меня, когда выйдет фильм.
   – Очень сомневаюсь. Дон Стейнер не делает ничего наобум. Я видел пробы, и не думаю, что у тебя будет много проблем, дорогая. Но ты должна научиться игнорировать прессу. Они возвышают тебя, чтобы потом снова сбросить. Если верить газетам, у меня пятнадцать незаконнорожденных детей всех цветов и вероисповеданий. Четыре раза я стоял одной ногой в гробу из-за ужасного пьянства. Я переспал с сотней моделей, и, в то же время у меня есть тайный партнер, я прячу его в сказочном доме в горах и встречаюсь с ним три раза в неделю. Серьезно, Джина, просто будь осторожна. Эти люди могут быть очень жестокими, и, если ты не привык к этому, это может сильно ранить. Вот поэтому у нас всех есть пресс-агенты. Мими уже подыскала кого-нибудь для тебя?
   – Да, – вставила Фрэнки. – С ней, так же, как и со мной, будет работать Лони.
   – Хорошо. Лони иногда бывает невыносимым маленьким дерьмом, особенно, когда звонит тебе в четыре утра, чтобы проверить какую-нибудь историю, но он один из лучших. Он позаботится о тебе.
   – Во всяком случае, у тебя большое преимущество, что тебя окружают такие няньки, как мы, – сказала Фрэнки. – Мой тебе совет: держи рот на замке, не задирай головы и больше не кури.
   Глаза Джины расширились от удивления.
   – Но я не курю, Фрэнки.
   – Прекрасно, тогда и не начинай, потому что в этом ты можешь найти не только табак, поняла?
   Джина кивнула головой, пытаясь запомнить все, что ей говорят. С тех пор, как две недели назад закончились пробы, ей казалось, что она живет, как во сне. Когда позвонила Мими, сказала, что роль – ее и назвала цифры гонорара, Джина с трудом поверила ей. Они собирались заплатить ей почти сто тысяч долларов. Для других актеров эта сумма была каплей в море, но для Джины она означала безопасность и уверенность в своей жизни.
   Фрэнки творила чудеса, помогая ей сдержать напор прессы, когда они узнали, что Джина будет сниматься в фильме. В английской прессе о ней тоже появились статьи. Джина понимала, что это будет доказательством того, что она написала в письме Джерарду. Конечно, она не думала, что все так получится, но теперь ничего не могла поделать.
   – Ну и что ты теперь думаешь о Голливуде, Джин? – голос Фрэнки оборвался, когда она заметила группу людей, входящих в ресторан. Краска сошла с ее лица. Джина видела, как Фрэнки, пытаясь овладеть собой, подняла свой стакан. Ее руки дрожали, она поставила его на стол.
   Одна из женщин, вошедших в ресторан, подошла к их столику. Это была блондинка с ярко-голубыми глазами, невысокого роста и с полной фигурой. Она поцеловала Даниэля, а потом Фрэнки.
   – Привет, как вы поживаете? – она говорила глубоким резким голосом.
   Даниэль ответил раньше, чем Фрэнки успела открыть рот.
   – Прекрасно, у нас все прекрасно, а ты?
   – Устала. Мы только пару часов назад вернулись из Рима, ты же знаешь, что такое пища в самолете, поэтому сразу же из аэропорта направились сюда, – она внимательно посмотрела на Джину. – Ты должно быть, Джина Шоу. Фрэнки очень много рассказывала о тебе, и мне кажется, что я уже знакома с тобой. Поздравляю с ролью в фильме, – женщина положила руку на плечо Фрэнки.
   – Я позвоню тебе завтра, – мягко сказала она. – Чао.
   Она направилась к своему столику в другой части ресторана.
   Фрэнки подозвала официанта, и он наполнил ее стакан вином.
   Джина так напряженно смотрела на Фрэнки, что даже не понимала, что ей говорит Даниэль.
   – Извините, что вы сказали?
   – Я сказал, юная леди, что всем начинающим звездам нужен прекрасный сон. Точно так же, как и старым звездам, которые не хотят, чтобы «печальная страница времени» упоминалась в отзывах об их последнем фильме.
   Он взглянул на Фрэнки.
   – Мне кажется, нам пора трогаться.
   Джина лежала ночью и удивлялась, почему Фрэнки так странно вела себя в ресторане. Возвращаясь на «Виллу Орхидей», Фрэнки всю дорогу молчала, и сразу же пошла спать, когда они вернулись домой.
   Джина повернулась и закрыла глаза. Она уже почти заснула, когда услышала еле различимый звук, доносящийся откуда-то в доме. Как будто котенок плакал по своей маме. Она встала с кровати и накинула халат, открыла дверь своей спальни, выглянула в освещенный холл, пытаясь различить, откуда доносятся эти звуки. Это был не котенок, это была Фрэнки.
   Джина открыла дверь в комнату Фрэнки и тихонько вошла. Фрэнки сидела, еще полностью одетая, посередине своей огромной кровати, окруженная множеством носовых платков, переполненными пепельницами и почти выпитой бутылкой виски. Тушь растеклась под глазами и образовала круги, как у панды. Она выглядела таким ребенком и такой убитой горем, что Джине захотелось обнять ее и утешить. Она подошла к кровати. Фрэнки подняла голову и с испугом посмотрела на Джину. Какое-то время она смотрела молча, и Джине показалось, что она сейчас заговорит, но вместо этого Фрэнки разразилась бурными слезами, икая и вздрагивая.
   Джина подошла к ней и обхватила ее руками. Она крепко прижимала ее к себе, пока всхлипы не затихли. Джина утешала подругу нежным материнским голосом:
   – Не надо так плакать, лучше расскажи мне, что случилось, пока мы не утонули в слезах.
   У Фрэнки на лице появилось некоторое подобие улыбки.
   – Давай, давай, расскажи все тетушке Джине, – она погладила Фрэнки по голове и убрала с лица волосы.
   – Но ведь тетушкой всегда была я, – голос Фрэнки был слабым и обиженным.
   – Но не сегодня, милая. Руди всегда советовал нам меняться ролями, так что, прими это, как упражнение, повышающее твое актерское мастерство. О'кей?
   Фрэнки шмыгнула носом.
   – О'кей. Но я не могу тебе сказать. Я не могу никому это сказать.
   – Послушай, мадам, ты всегда заставляла меня рассказывать обо всем, и я очень обижусь и не расскажу тебе самой малости о своей жизни, если ты сама не можешь ничего рассказать своей лучшей подружке. Ты видишь, я уже большая девочка и сумею понять, что бы это ни было. Я в последние годы сама через многое прошла. Иногда случалось такое, что мне хотелось умереть. Кстати, однажды я была на волоске от смерти.
   Это заставило Фрэнки поднять голову и посмотреть на Джину.
   – У нас есть много чего рассказать друг другу. Если ты скажешь мне о своих проблемах, я объясню тебе, почему я здесь. Мне кажется, справедливый обмен, а?
   – Наверное, – пожала плечами Фрэнки.
   – Хорошо, я буду первой.
   Джина вкратце рассказала Фрэнки, что привело ее в Лос-Анджелес. Она пыталась не давать волю эмоциям, хотя пару раз комок поднимался к горлу, и ей приходилось останавливаться и собираться с мыслями.
   – …вот и вся история. Я верю, что ты никогда не расскажешь это ни одному живому существу. Никто больше не должен знать.
   Фрэнки давно прекратила плакать и с ужасом слушала и смотрела на Джину.
   – Боже, Джина, как я после этого могу думать, что у меня действительно проблемы? Какого черта ты не связалась со мной, когда все это происходило? Если когда-нибудь мне попадется в руки этот ублюдок Джонни, клянусь, я убью его. Лично мне кажется, что тебе следовало обратиться в полицию.
   – Я же объяснила, почему не могла этого сделать, Фрэнки. Это отразилось бы на всей семье Лонгдейлов. Они так блюдут честь своей семьи. И после смерти отца Джерарда я не могла рисковать, подвергнув их нападкам прессы, если бы этот ублюдок публично заявил обо всем.
   – Что ты написала в письме Джерарду?
   – Просто, что изменила мнение и решила продолжить свою карьеру. Мне казалось, он поверит в это и не будет искать меня.
   – Бедная Джина. Как это жестоко!
   – Могу себе представить, что думают обо мне в Англии, когда я собираюсь сниматься в этом фильме. Наверное, я кажусь безжалостной бессердечной сучкой. Уверена, Бетина больше никогда не захочет со мной разговаривать. Хотя, – Джина вздохнула, – мне очень повезло, что представился такой шанс здесь. Ну, ты готова рассказать мне о своих проблемах?
   – О, Джина, дорогая, я действительно не…
   – Это мужчина?
   Фрэнки тут же опять зарыдала. Джина решила, что она угадала.
   – Фрэнки, ты мне всегда говорила, что мужчины – дерьмо, и я должна сказать, что склонна согласиться с тобой, ведь это еще не конец света, если он…
   – Джина, это не мужчина! Мне бы хотелось, чтобы это был он, – она упала на кровать и зарыла голову в подушку. – Извини меня, я знаю, ты многое пережила, но ты действительно меня не поймешь. Почему бы тебе не пойти спать? Завтра я буду в порядке.
   – О'кей. Считаю, это несправедливо. Я тебе полностью открылась, но раз ты так хочешь, я уйду, – Джина решила использовать последнюю попытку. – Это как-то связано с той женщиной в ресторане?
   Фрэнки резко подняла голову. Она глубоко вздохнула и с неохотой произнесла.
   – Да, это связано с той женщиной в ресторане. Так получилось, что я безнадежно и до смерти влюблена в нее. Я – лесбиянка, гомосексуалистка, чьим объектом любви всегда была женщина. А сейчас ты можешь собрать свои вещи, вызвать машину и бросить свою бывшую подругу, женщину-пожирательницу, одну, с ее тайными извращениями.
   Фрэнки сидела тихо и спокойно, не осталось и следа слез на ее лице. Джина задумчиво смотрела на нее.
   – Хорошо, если я оставлю тебя одну, ты обещаешь мне, что не будешь устраивать этих жутких истерик, или, хуже того, выбрасываться из окна?
   – Нет, со мной все будет в порядке. Советую тебе остановиться в «Беверли Хилтоне». Там хорошие номера, – сказала Фрэнки ровно и спокойно.
   – О'кей, я поеду туда.
   – О'кей.
   – Но только если ты поклянешься не плакать, пока закипит чайник, – она пошла на кухню и вернулась с двумя чашками чая.
   В глазах Фрэнки появилось спокойствие и облегчение.
   – Выпей. Англичане всегда в критический момент пьют чай, – Джина отпила свой чай. – Я даже могу поклясться, что когда «Титаник» шел ко дну, все англичане, которые были на борту, держали в руке чашку чая.
   – Так ты действительно не имеешь ничего против того, что у твоей подруги несколько другие пристрастия, и она предпочитает женщин?
   – Фрэнки, за последние годы я начала думать, что это, может быть, гораздо безопаснее, – Джина улыбнулась. – Я предлагаю тебе подвинуться и очистить место от носовых платков. Я устроюсь поудобнее, и ты расскажешь мне все с самого начала.
   – И тебя не пугает лежать на одной кровати с лесбиянкой? – не веря своим ушам, спросила Фрэнки.
   – Нет, потому что ты не мой тип, но, даже, если бы и была им, я взяла себе за правило не спать со своими друзьями.
   Фрэнки улыбнулась.
   – Джина Шоу, вы становитесь леди.

Глава 53

   Поначалу съемки «Рози» были настоящим кошмаром, пока Джина пыталась освоить техническую сторону, практически незнакомую ей, как сценической актрисе. Во время первой недели она была уверена, что Стейнер назначит дополнительные пробы, «срез», как он это называл. Он подошел к ней, обнял за плечи и увел со съемочной площадки.
   – Послушай, моя любовь, тебе придется запомнить, что оператор сидит у тебя почти на носу и фокусирует каждую волосинку на твоей голове. Постарайся все уменьшать. Не играй, и все будет нормально. О'кей, попробуем все сначала.
   Они снимали опять и опять. Так что к концу недели Джина уже не знала, что делать. Ее спас Даниэль.
   Джина сидела в студийной столовой и без удовольствия пила остывший чай, как вдруг услышала:
   – Ой, уж не Джина ли это Шоу, новая звезда в фильме Стейнера «Анютины глазки»?
   Каждый день Даниэль придумывал фильму какое-нибудь новое цветочное название.
   – Мне нравится это название. Мне кажется, оно подходит ко всем, кто работает над фильмом. Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?
   Джина кивнула. Даниэль сел напротив нее, положил голову на руки и стал похож на гнома.
   – Ты пойми, ты не единственный актер в мире, которому пришлось перейти от света рампы к объективу камеры. Поверь, мне было так же трудно, как и тебе. Пока мне не дали один совет. Хочешь услышать его?
   Джина снова кивнула.
   – Это было, когда я снимался в своем первом фильме, и режиссер уже почти разочаровался во мне. Однажды, один известный актер пришел на съемочную площадку. Его звали Чарльз Лотон. После просмотра одного эпизода он шепнул что-то продюсеру и указал на меня. Конечно, у меня упало сердце, и я был убежден, что он спросил, какого черта меня до сих пор не вышвырнули отсюда. Но потом Лотон подошел ко мне и положил руку на плечо. «Ощущай все своей печенкой, и пусть это отражается в твоих глазах, мой мальчик. Это секрет одного великого актера», – сказал он и похлопал меня по плечу. Больше я его не видел. Вскоре он умер, но для меня его слова стали границей между успехом и поражением. Подумай об этом.
   Даниэль встал, улыбнулся и вышел из столовой.
   Совет сработал. Она не знала почему, но почувствовала разницу, и неожиданно у нее стала получаться сцена всего лишь после нескольких дублей. Ее уверенность в себе возросла, и Стейнер стал гораздо больше улыбаться. Она забыла о том, что собиралась все бросить и начала наслаждаться тем, что уже в первом дубле играет отлично. Она справилась со всем.
   Джина смирилась с тем, что она делает. С Даниэлем начали завязываться крепкие дружеские отношения. У них оказалось много общих тем для разговоров. В фильме была сцена, когда ей нужно было поцеловать Даниэля. Она была совершенно смущена, но Даниэль отпускал глупые шуточки, подмигивал ей перед каждым дублем, и вскоре она расслабилась. Они вместе ходили в столовую на ланч. Иногда к ним присоединялась Фрэнки, хотя обычно она встречалась с Джун, которая работала в другой студии. Джина не совала нос в чужие дела, но заключила, что у них все наладилось после того, как Фрэнки провела не одну ночь в квартире Джун. Джина очень скучала по ней одна на вилле, но была рада видеть Фрэнки счастливой.
   Обычно Джину привозили домой из студии на лимузине в половине девятого. Она принимала душ, готовила себе что-нибудь поесть, чаще всего это был какой-нибудь разрекламированный продукт, который можно быстро разогреть в микроволновой печи. Во время еды она смотрела телевизор. Потом ложилась в постель и просматривала текст к съемкам следующего дня. В половине одиннадцатого Джина выключала свет и засыпала. Будильник звонил в половине пятого, и в пять ее уже ожидал лимузин, чтобы отвезти на студию. Дорога занимала полчаса.
   Без четверти шесть Джине уже надо было находиться в гримерной, где начинался длительный процесс мытья и укладки волос и тщательного нанесения макияжа. В семь она шла в столовую на завтрак. Потом – в свой трейлер, где уже был готов костюм, в котором она будет сниматься в этот день.
   Уже одетая она садилась и ждала, пока ее не вызовет помощник, бегающий вокруг их городка с громкоговорителем. Иногда ей приходилось тут же идти на съемочную площадку, но бывали дни, когда ее вызывали только к четырем часам дня.
   Поначалу эта скука, когда слоняешься без дела и все время только и делаешь, что опять и опять прогоняешь свои слова, сводила ее с ума. Но зато у нее было много времени на размышления. Вскоре она обнаружила, что по телевизору показывают дневные мыльные оперы, и очень быстро пристрастилась к ним.
   Иногда заскакивала поздороваться Фрэнки, но она была почти все время на съемочной площадке, и Джина могла только стоять и восхищаться великолепной игрой своей подружки.
   В фильме молодая девушка, которую играла Джина, влюбляется в отца своей лучшей подруги, которого играл Даниэль. Фрэнки играла Рози, главную роль. Это был ее фильм, и в центре внимания была ее жизнь, разбитая вдребезги после того, как она понимает, что между ее отцом и лучшей подругой возникла любовь, они заняты только друг другом, а она отодвинута на задний план.
   Фрэнки сюжет этой истории нервировал. В реальной жизни Джина была ее лучшей подругой, и она со смешанным чувством наблюдала, как развиваются отношения между ее отцом и Джиной. Хотя, после того, как она помирилась с Джун, Фрэнки чувствовала себя виноватой, что оставила Джину одну, и поэтому не обвиняла Даниэля, который, казалось, взял Джину под свое крылышко.
   После того вечера, как они встретились с Джун в ресторане, Фрэнки поехала прямо к ней домой. Она требовала правды об ее отношениях с Нигелом Фостером.
   – Ради всего святого, Джун! Не надо обращаться со мной, как с идиоткой! Я слышала все о вашей вечеринке в отеле по случаю окончания съемок. Ты занималась с ним любовью прямо в бассейне на глазах у всех.
   Джун не ответила.
   – Я не удивлюсь, если ты скоро оденешь опять это чертово обручальное кольцо.
   Джун продолжала молчать. Фрэнки упала на стул и обхватила голову руками.
   – Значит, все так и было, раз ты ничего не отрицаешь. Почему, Джун? Почему?
   – Мне очень жаль, Фрэнки. Я не думала, что так получится. Ты ведь знаешь, что такое съемки с натуры. Ты ведь тоже была на них.
   – В буквальном смысле этого слова, – простонала Фрэнки. – А ты представляешь, каково мне было тут без тебя слушать все эти сплетни. Я так страдала. Я чувствую себя дурой, особенно потому, что я никогда не смогу быть с мужчиной. Скажи мне, ты моя или нет?
   – Да. И я люблю тебя, Фрэнки, – из глаз Джун покатились слезы. – Я не могу объяснить, почему была с ним. Мне абсолютно не доставляло никакого удовольствия спать с ним.
   Фрэнки вздрогнула.
   – Я иду домой. Не могу больше ничего слышать об этом.
   – Пожалуйста, Фрэнки, не уходи. Ты нужна мне. Обещаю, я сделаю для тебя все. Этого больше никогда не повторится.
   – Как ты можешь говорить так?
   – Я знаю, этого больше не будет, вот и все. Мне никогда не захочется заняться этим опять. Вся эта история только показала мне, как я люблю тебя.
   – О Боже! – Фрэнки расплакалась. Она понимала, что ей нужно уйти отсюда к дьяволу и уберечь себя от новых страданий. Но она не могла жить без Джун.
   Джун подошла к ней и крепко обняла.
   – Пожалуйста, не плачь, Фрэнки. Мне очень жаль, что я причинила тебе боль, правда.
   Губы Джун коснулись рта Фрэнки. Поначалу она пыталась сопротивляться, но язык Джун пробился сквозь ее плотно сжатые губы и скользнул внутрь. Фрэнки ничего не оставалось делать, как ответить Джун. Руки Джун скользили по телу Фрэнки под свитером. Кончиками пальцев она медленно ласкала ее соски.
   – Пойдем в спальню, Фрэнки. Позволь мне показать, как я люблю тебя.
   Фрэнки позволила отвести себя в спальню. Джун осторожно сняла одежду с Фрэнки, а потом разделась сама.
   – Повернись, дорогая, тебе нужно расслабиться.
   Фрэнки легла на живот, и Джун села на нее. По телу пробежали мурашки, когда она почувствовала прикосновение тела Джун. Руки Джун массировали ее плечи, растирая их маслом с великолепным запахом, разжигая и без того разгоряченную Фрэнки. Джун перешла к спине, целуя ее ягодицы и осторожно опуская руку к самым интимным местам. Она перевернула Фрэнки и начала массировать грудь.
   Джун опускалась все ниже и ниже, пока ее руки не коснулись маленького заветного язычка. Они скользнули между бедер и раздвинули ноги Фрэнки. Голова Джун припала к влажному влагалищу. Фрэнки застонала. Джун стала страстно ласкать ее языком. Фрэнки закричала от удовольствия и тяжело дышала, пока Джун доводила дело до конца.
   На следующий день Фрэнки приехала на студию бледная и уставшая. Она чувствовала себя выпотрошенной. После того, как они опять занялись любовью, она согласилась еще раз испытать их отношения. Она знала, что ее одержимость не даст ей ничего, кроме новых страданий, но она не могла сопротивляться.
   Даниэль был на седьмом небе. Порой ему приходилось щипать себя, чтобы прекратить называть ее Бланш. Нет, не потому, что она была на нее похожа. А потому, что она так же жестикулировала руками, когда хотела что-то сказать, потому что ее глаза так же сияли, когда Даниэль хвалил ее игру, и то, как она осторожно и мягко начинала его дразнить, по мере того, как проникалась к нему доверием. Конечно, он понимал, что она не Бланш. Бланш умерла и похоронена почти двадцать лет назад.
   Он удивился, что никто не замечал сходства между ними. Хотя, все это было очень давно, к тому же, Бланш всегда предпочитала держаться в тени и редко выходила с ним в свет. И, конечно, когда она погибла, он собрал и спрятал все фотографии, где они были вдвоем.
   Он все больше начинал ценить Джину за ее сообразительность, образованность и, конечно, за ее талант. Он знал, к чему идет Джина, и молился, чтобы это не испортило ее.
   Каждую ночь, лежа в постели, он пытался представить, что бы было, если бы она лежала рядом с ним. Ему казалось странным, что желание обладать ею при их первой встрече, сейчас казалось ему просто нелепым. Его поразило то, что он действительно не хочет ее физически. Ему хотелось просто быть с ней, любить и оберегать ее, но он не хотел ее тела. Он знал, так не должно быть.
   Дон Стейнер вышел в центр съемочной площадки. Суровым взглядом обвел всю компанию.
   – О'кей, сворачиваемся. Поздравляю всех!
   Все бросились обнимать и целовать друг друга. Каждый почувствовал огромное облегчение оттого, что наступил конец тяжелой и напряженной работы на протяжении трех месяцев. Особенно это почувствовала Джина. Стейнер подошел к ней и поцеловал.