— Хаузер! — крикнул он. И она тут же вылезла из-за баков с мусором.
   Он подбежал к ней, все еще следя за Маликом.
   — С тобой все в порядке?
   Она стояла с револьвером в руке, совершенно невозмутимая.
   — Со мной все о'кей. Я окликнула его, он выстрелил, но я успела спрятаться.
   Калли немедленно бросился в погоню; Хаузер последовала за ним.
   Добежав до тротуара на Брайтон-Бич-авеню, Калли увидел Малика, пересекающего улицу под эстакадой сабвея: он лавировал между идущими машинами.
   Калли ринулся за ним. Чтобы не наехать на него, водители жали на тормоза, громко визжали шины. Он перекатился через капот остановившейся перед ним машины и встал на ноги по другую сторону.
   Малик проскочил в просвет между машинами, оглянулся на Калли и опустился на одно колено, прицеливаясь. Увидев это, Калли спрятался за железной опорой сабвея. Малик дважды выстрелил. Обе пули прошли всего в нескольких дюймах от Калли, отскочив рикошетом от стальной опоры. Спасаясь от револьверного огня, машины заметались по улице.
   От резкого маневра опрокинулся тяжело груженный грузовик, в него тут же врезалась легковая машина, о высыпавшийся из грузовика громоздкий груз ударилась другая машина, потом ее выбросило на тротуар, где она разбила витрину.
   Калли попробовал прицелиться из-за опоры. Но во всех направлениях бежали пешеходы, и он не мог выстрелить, не рискуя попасть в них. Тем временем Малик вскочил и побежал по Четвертой Брайтон-стрит. 212
   Хаузер догнала Калли как раз в тот момент, когда он пересек последний ряд улицы, где все движение в обоих направлениях застопорилось. Непрерывно гудели машины, звучали грязные ругательства. Калли достиг поворота на Четвертую стрит, Хаузер бежала следом, стараясь не сдавать темп.
   Там, где исчез Малик, обитала еще одна, черная, община Брайтон-Бич. Здесь, вдали от основного района поселения русских, прежде жили летом бруклинские богачи. Прелестные когда-то, кирпичные и оштукатуренные бунгало и маленькие дощатые домики теперь стояли незаселенные, — пустые скорлупки, откуда было похищено все, что можно продать ради покупки наркотиков. Остались только притоны наркоманов и подпольные тиры, опасный анклав третьего мира, где жили проститутки, поставщики и потребители наркотиков и где господствовали крайне опасные ямайская и гаитянская банды.
   Выбежав на Четвертую Брайтон-стрит, Калли замедлил шаг. Он держал револьвер обеими руками, на высоте груди, а его глаза рыскали по обеим сторонам узкой улочки. Это было странно спокойное тенистое место. Он не видел перед собой никого, кроме истощавшего наркомана, который блевал, склонясь над крылом полуразграбленного автомобиля.
   Приняв Калли за полицейского, наркоман повалился на капот машины.
   — Я не виноват, не виноват, — прокричал он дрожащим от испытываемых им «ломок» голосом.
   Калли пробежал мимо него, ускоряя шаг. На следующем перекрестке он остановился и посмотрел направо и налево. С правой стороны он услышал крики и увидел двух негритянок, которые выбежали из двора, где стояло розовое оштукатуренное бунгало с забитыми окнами. Добежав до тротуара, женщины остановились, оглянулись и вновь побежали.
   Тяжело дыша, его догнала Хаузер.
   — Он здесь?
   — Думаю, да.
   Калли показал дулом пистолета на розовое бунгало Они направились к нему. Хаузер держала свой револьвер в потайном отделении сумки, но ее палец лежал на спусковом крючке. Они шли вместе, прячась за стоявшими на улице машинами.
   Поравнявшись с бунгало, они перебежали через улицу и укрылись за припаркованной у тротуара «тойотой». Позади бунгало зазвучали громкие выстрелы; их отголоски разносились далеко вокруг. Затем раздалась вторая очередь, и Калли понял, что стреляют из автоматов. Он увидел, как из-за бунгало выскочил Малик, обернулся и выстрелил в троих негров с ямайскими косичками до плеч. Все трое были с автоматами «узи», но стреляли не целясь, с бедра. Малик выстрелил опять, и один из негров покачнулся и упал.
   — Кто они, черт побери? — удивился Калли.
   — Вероятно, торговцы наркотиками, — сказала Хаузер. — Должно быть, подумали, что Малик хочет их ограбить.
   Они увидели Малика: прячась за деревьями, он бежал по заднему двору, направляясь к дорожке. Калли выскочил из-за «тойоты», перемахнул через невысокую изгородь. Оказавшись перед домом, он несколько раз выстрелил в Малика. Два из четырех выстрелов попали в деревья, совсем рядом с ним. Хаузер, достав свой револьвер, бежала следом, невольно думая о превосходящей огневой мощи троих торговцев наркотиками.
   Ямайцы, вообразив, что они подверглись атаке с тыла, прекратили стрелять в Малика, повернулись и пустили несколько очередей в Калли. Он спрятался за густой неподстриженной изгородью, успев, однако, заметить, что Малик перепрыгнул через нее.
   Хаузер спряталась рядом с ним. Она лежала ничком, направив револьвер на задний двор. Двое оставшихся в живых торговцев потеряли их из виду. Они появились из-за угла бунгало, поливая автоматным огнем все вокруг.
   — Мы здорово вляпались, Калли, — шепнула Хаузер. — У этих парней «узи».
   — Знаю.
   Торговцы были у дальнего конца дома, они медленно продвигались вперед. Левая нога Калли высовывалась из-под изгороди; и тот из двоих торговцев, что был повыше, заметил ее и показал своему компаньону. Они уставились на то место, где прятались Калли и Хаузер, и направили свои «узи» прямо на них.
   — Целься в того, что справа, — шепнул Калли. — И стреляй, пока хватит патронов. Это наш единственный шанс.
   В этот момент завыла сирена, и оба торговца замерли на месте, глядя на улицу. Гримальди — это был он на своей машине — въехал на тротуар, проскочил через изгородь и остановился посреди газона. Он распахнул дверь и в следующий миг уже прятался за ней, целясь в торговцев.
   — Полиция! — закричал Гримальди. — Бросьте оружие! Немедленно.
   Торговцы переглянулись, повернули и забежали за дом. Гримальди, подумав, что Калли и Хаузер помешали сделке двух банд, встал и крикнул им:
   — Где он?
   — Ушел задворками, — сказал Калли.
   — Садитесь в машину, — сказал Гримальди и взялся за руль.
   Калли сел сзади, Хаузер — рядом с Гримальди. Едва они закрыли дверь, Гримальди нажал на педаль акселератора, и машина рванула с места. Калли только успел увидеть, что двое торговцев наркотиками скрылись за соседним домом.
   — Куда?
   — Направо, — ответил Калли.
   Гримальди, не колеблясь, проехал сквозь заднюю изгородь и, лихо повернув, выехал на дорожку.
   — Во что он одет?
   — Синий блейзер, серые брюки и белая рубашка, — ответил Калли, вглядываясь в проходы между домами, тогда как Гримальди ехал по дороге, одной рукой держа руль, другой — портативную рацию. Он описал находящимся поблизости группам полицейских наружность Малика, место, где его видели в последний раз, а также упомянул о двух торговцах наркотиками, добавив, что они вооружены «узи».
   Достигнув того места, где дорога пересекалась с Пятой Брайтон-стрит, Гримальди резко затормозил и оглядел улицу в обоих направлениях. Не увидев Малика, миновал перекресток и двинулся к Шестой стрит. Там проделал тот же маневр. Малика и тут не было видно. Тогда он повернул направо и поехал по Брайтон-Бич-авеню.
   — Если у него есть голова на плечах, он постарается как можно быстрее выбраться из этого района, — сказал Гримальди. — Постарается слиться с толпой либо забежит в один из магазинов или ресторанов. С тобой все в порядке, Джули? — спросил он, набирая скорость и внимательно глядя по сторонам.
   — Теперь да.
   — Какого дьявола вы устроили эту заварушку, Калли? Мы договаривались, что вы вызовете меня, когда найдете его.
   — У меня не было времени. Он появился в ресторане и сразу же меня заметил.
   — Да, так уж случилось, Тони, — подтвердила Хаузер. — Мы должны были немедленно действовать.
   — Ну и кино же вы устроили! — продолжал Гримальди, едва сдерживая гнев. — Палили, будто вы в тире, а не в городе. Настоящие супермены.
   Калли не возражал; он увидел, как навстречу им промчалась сине-белая полицейская машина с включенными мигалками и сиреной.
   Доехав до Брайтон-Бич-авеню, осмотрев вместе с Калли и Хаузер все тротуары. Гримальди опять остановился.
   — Как сквозь землю провалился, — сказал он. Калли вышел из машины и стал осматривать улицу.
   Малика нигде не было видно.
   — Залезай обратно! — заорал Гримальди.
   Калли еще раз осмотрел улицу, удрученно покачал головой и сел в машину.
   — Я хочу, чтобы ты убрался отсюда, — сказал Гримальди.
   — Пока еще не могу.
   — Я хочу, чтобы ты убрался, Калли. Не заставляй меня прибегать к крутым мерам. Плевать я хотел на тебя и на ЦРУ. Я не позволю тебе бегать как одинокому рейнджеру. С этой свистопляской покончено.
   — Я должен найти Малика.
   — Ты же сам сказал, — для того, чтобы его найти, надо отыскать типографию, где они печатают фальшивые деньги. Я как раз над этим работал, когда вы затеяли чертову перестрелку. Эту свою работу я и буду продолжать.
   Калли откинулся на спинку сиденья, чувствуя себя беспомощным неудачником. Возрази он Гримальди, и тут же окажется в камере предварительного задержания, если не случится чего-нибудь похуже. И теперь Малик знает, что он здесь, и, вероятно, догадывается, что у полицейских есть его описание. Гримальди прав: Малик уйдет в глубокое подполье и не покажет носа, пока деньги не будут отпечатаны. В данный же момент ничего нельзя сделать.
   — У тебя есть какие-нибудь надежные осведомители? — спросила Хаузер.
   — Есть один-два, которые могут что-нибудь знать о том, кто печатает деньги, — ответил Гримальди. — Я как раз их искал, когда вы заварили всю эту кашу.
   — Хорошо, — сказала Хаузер. — Продолжай искать на своем участке. У меня есть подруга в информационном отделе, мы вместе учились в академии. Она из группы, занимающейся организованной преступностью. Они ведь занимаются и русской мафией, верно?
   — Верно.
   — Мы с Калли отправимся туда и попробуем выяснить, кто участвовал в ограблении грузовика с бумагой.
   — Неплохая идея, — сказал Гримальди.
   — В случае чего ты мне позвонишь.
   — Я обещал и выполню свое обещание.
   — О'кей. Отвези нас обратно к машине. Я оставила ее около русского ресторана.
   — Поезжай одна, — сказал Калли Хаузер. — У меня есть кое-какие дела.
   — Какие? — спросил Гримальди.
   — Это мои личные дела.
   — А как я найду тебя, если будут новости? — спросила Хаузер.
   — Никак. — Калли взглянул на часы. — Я буду в Манхэттене.
   — Разведывательная служба находится в нижнем Манхэттене. Я подвезу тебя, куда ты хочешь.
   — Нет, спасибо. Я поеду на такси.
   — Какое именно место тебе нужно в Манхэттене?
   — Верхний Ист-Сайд.
   Хаузер на мгновенье задумалась.
   — На северо-восточном углу Пятьдесят второй стрит и Первой авеню есть уютное заведение, которое называется. «Бар Билли». Я подберу тебя там через два часа.
   Калли вышел из машины. Хаузер высунулась из открытого окна.
   — Ты не собираешься оставить меня и заняться этим делом один?
   — "Бар Билли". На углу Пятьдесят второй и Первой. Через два часа, — сказал Калли и сделал знак таксисту, который остановился, чтобы высадить пассажира.
   Хаузер смотрела, как он бежит к такси. Гримальди наблюдал за ее лицом.
   — Признавайся, Джули, этот парень много для тебя значит.
   — Не знаю. Может быть.
   — Послушай, что тебе скажет старый друг. Что-то с ним не так. От него так и веет бедой.
   — Зато благодаря ему у меня будет самый интересный материал в моей жизни.
* * *
   Малик сидел за рулем мини-вэна на боковой улочке, примыкающей к Брайтон-Бич-авеню, в пятидесяти ярдах от Гримальди. Он вскочил в машину всего за несколько секунд до того, как Гримальди затормозил у тротуара, и как раз собирался отъехать, когда Калли вышел из машины и стал осматривать тротуары. Они не заметили его, и он решил подождать и посмотреть, что будет. Он увидел, как полицейская машина без номеров уехала с полицейским и девушкой, а Калли сел в такси.
   — Твою мать, — пробормотал он сквозь сжатые зубы, — в виде исключения, на чистейшем русском языке.
   Что-то пульсировало у него в голове, и он чувствовал, как в груди у него закипает безудержная ярость.
   — Да пошел ты, Майкл Тимоти Калли, пошел на... — прошипел он, прижимая ладони к вискам, чтобы унять пульсирующую боль. — Ну, это уж слишком. — И когда такси влилось во все еще густой поток транспорта на Брайтон-Бич-авеню, он включил зажигание и тронулся с места.

Глава 29

   Специальный агент ФБР Джек Мэттьюз только-только вздремнул, когда в седьмом часу утра ему сообщили из полиции Ньюарка, штат Нью-Джерси, что один из барменов бара «Ханнигэна» в Мэнсфилде опознал фотографию Малика. Этот самый человек, по его словам, ушел вместе с девушкой, которую, как установили, звали Тамми Мальдинадо; она была подружкой Дуэйна Беккера, найденного убитым на автостоянке. Этого было достаточно, чтобы получить ордер на обыск в доме и магазине Малика.
   Мэттьюз вытащил окружного помощника федерального прокурора из кровати, чтобы он одобрил и скрепил своей печатью быстро приготовленный им документ, а затем лично отвез его федеральному судье, чтобы тот выдал ордер на обыск. Судья как раз завтракал, когда к нему подъехал помощник прокурора, но ему пришлось прервать это приятное занятие. В семь тридцать из вашингтонской штаб-квартиры, на одном из реактивных самолетов Бюро, прилетела команда криминалистов. Они сразу же приступили к работе. Через час отпечатки пальцев, найденные как в доме, так и в магазине, были отправлены на самолете в лабораторию ФБР в Вашингтоне, где их пропустили через компьютерную базу данных. Через тридцать минут пришло заключение, разочаровавшее всех. В уголовных досье ФБР подобных отпечатков не было.
   Едва Мэттьюз закончил разговор со штаб-квартирой, как остатки его оптимизма искоренил другой телефонный звонок: ему сообщили о зверском убийстве Кэрол Джордан в бруклинском районе Брайтон-Бич. Агенты из нью-йоркского отделения ФБР, вызванные на место преступления начальником Шестидесятого полицейского участка, сообщили, что найдена очередная записка со словами из песни в стиле кантри. Убийство, несомненно, было совершено Маликом.
   Между тем один из людей Брейди опросил продавца местного хозяйственного магазина; тот опознал по фото Малика, купившего у него мощную дрель, примерно такую же, какой сверлили череп одной из убитых студенток.
   К девяти тридцати были получены все данные о банке, телефоне и кредитных карточках Малика; сумма, израсходованная предыдущей ночью в баре «Ханнигэна», подтвердила то, что они уже знали. Оказалось, что все банковские счета были закрыты примерно тогда же, когда начались похищения студенток. Бюро также связалось с налоговой службой и получило немедленный ответ: налоговые платежи Малика начались лишь три года назад. К этому времени стало предельно ясно, что три года назад человек по имени Джон Малик просто-напросто не существовал.
   Мэттьюз сидел в кабинете, выделенном шарлоттсвильским полицейским участком для смешанной группы расследования, просматривая донесения и отпечатанные компьютерные данные, ища то, что он мог упустить. В течение последних трех лет Малик получал свободное от налогов пособие в размере шестидесяти тысяч долларов, но при этом не прилагалось особой формы В2П, где указывался бы источник поступления денег. В этом было что-то непонятное. Свободная от налогов пенсия выплачивалась только по инвалидности. Может, он получал пенсию по военному ведомству? Или по полицейскому? Ведь Малик как будто заранее предвидел, каким путем пойдет следствие; так же действовал бы на его месте бывший полицейский.
   Мэттьюза также беспокоило то, что ему доложил начальник группы судебных экспертов: и дом и магазин Малика недавно кто-то обыскивал. Вероятно, двое. Один работал внизу и хорошо знал свое дело, старался не оставлять следрв; другой орудовал наверху, и ему было явно наплевать, заметит ли кто-нибудь, что он здесь побывал.
   Сперва было Мэттьюз подумал, что пара полицейских обыскала дом и магазин по своей инициативе. Подобное предположение немало разгневало Брейди, который клятвенно заверил его, что никто из подчиненных ему полицейских не входил ни в дом, ни в магазин.
   Смущенный Мэттьюз понял, что сказалось чрезмерное напряжение предшествующих дней. Брейди был хорошим полицейским, все его люди прошли основательную подготовку. Именно в тот момент, когда Мэттьюз решил извиниться перед ним, Брейди вошел в кабинет и сел за длинный стол, напротив него.
   — Послушайте, — сказал Мэттьюз, — я хотел бы извиниться за...
   — Забудем об этом, — прервал его Брейди. — Вы же очень устали, вкалываете по двадцать четыре часа в сутки.
   — Кто-нибудь работает над его телефонными счетами?
   — Трое.
   Мэттьюз энергично потер глаза ладонями. Никогда в жизни не испытывал он такой физической и умственной усталости.
   — Как могло случиться, что три года назад его как бы вообще не существовало? — произнес он, обращаясь то ли к себе, то ли к Брейди. — Почти все люди имеют биографию, которую мы можем проследить вплоть до дня их рождения, как бы они ее ни скрывали. Но здесь мы ни черта не находим. Каким образом он мог начисто стереть все данные о себе?
   — Мои люди докладывают, что все, кто более или менее регулярно встречались с Маликом, а таких немного ничего о нем не знали. Хозяин магазина, расположенного рядом с его магазином, сказал, что они здоровались при встрече, но никогда не разговаривали. Он заметил, что Малик говорил с каким-то очень легким акцентом, может быть, среднезападным, но он в этом не уверен. Этот человек явно избегал всякого общения. Мэттьюз недоуменно покачал головой.
   — Лаборатория сообщила, что все отпечатки пальцев в доме принадлежат одному человеку. В магазине они нашли несколько других отпечатков, вероятно, принадлежащих покупателям.
   — Совершенно одинокий человек, — сказал Брейди.
   — Да, совершенно. И все же я не понимаю, каким образом он смог замести все следы.
   Брейди встал, чтобы налить себе чашку кофе, и стоял, глядя на фотографии жертв. Внезапно он повернулся лицом к Мэттьюзу с таким видом, будто на него снизошло откровение.
   — Сам он не мог этого сделать. За него это сделали другие.
   Мэттьюз быстро поднял голову, его глаза были широко раскрыты.
   — Черт! Конечно же, вы правы. Как мог я не подумать об этом? Может, сработала программа защиты свидетелей?
   Мэттьюз подтянул к себе стоявший на столе телефонный аппарат и быстро набрал секретный номер секретаря заместителя директора, который координировал для него всю работу по расследованию в штаб-квартире ФБР. Он подключил спикерфон, чтобы Брейди мог слышать весь разговор.
   — Джонсон, — коротко сказал заместитель директора, отозвавшись на первый же звонок.
   — Том, говорит Джек Мэттьюз. Как быстро вы можете проверить, не проходит ли кто-либо по программе защиты свидетелей?
   — Ты говоришь о подозреваемом. Джоне Малике?
   — Да.
   — Это займет несколько минут, — сказал Джонсон. — Не вешай трубку.
   Лицо Мэттьюза просветлело, он оживился.
   — Сейчас мы его найдем, шеф. Сейчас мы его найдем Через семь минут послышался щелчок, они оба наклонились к динамику.
   — Извини, Джек. Джон Малик не проходил по этой программе.
   — Вот чертовщина! — удрученно выругался агент. — А я был так уверен.
   — Мысль была неплохая, но, к сожалению, не дала никаких результатов.
   — Похоже, и в самом деле пустой номер.
   Вошел один из сержантов Брейди и вручил Мэттьюзу факс на шести страницах.
   — Только что получили из Вашингтона. Срочный факс.
   Мэттьюз взял факс и быстро его просмотрел.
   — Кое-что новенькое, — сказал он, тщательно перечитывая полученный материал.
   — Что там? — спросил Брейди после ухода сержанта.
   — Дополнительные лабораторные анализы с комментариями нашей контрразведки.
   — Контрразведки? Они-то тут при чем?
   Закончив читать абзац, Мэттьюз поднял глаза.
   — Помните, что сказал медицинский эксперт об отверстии, просверленном в голове девушки? Для чего это делается?
   — Чтобы терроризировать жертву, вынужденную наблюдать, как сверлят голову другой девушке.
   — Эта пытка как будто бы применялась КГБ в тридцатые годы. Предполагают, что в последние годы к ней не прибегали, хотя нельзя исключить, что ее продолжали применять в некоторых странах Восточной Европы — в частности, в Чехословакии и Восточной Германии.
   — Об этой пытке знал широкий круг лиц?
   — Если верить нашей контрразведке, нет. Об этом вспомнил один старый работник контрразведки.
   — Как же может знать об этом наш Малик?
   — Хороший вопрос. Тут есть и еще кое-что. Помните наркотическое средство, которое не смогли идентифицировать лаборатории университетской больницы?
   — Они сказали, что оно не лишает двигательной активности, но лишает способности сопротивляться, — сказал Брейди.
   — Верно. Наши лаборанты установили его происхождение.
   — Попробую угадать. СССР, прежний восточный блок?
   — Совершенно точно. Его употребляли при допросах КГБ и Штази.
   — А инъектор, которым, по предположению медицинского эксперта, вводилось наркотическое средство? — продолжал Мэттьюз. — В нашей стране действительно применяются автоматические иньекторы, но они заряжаются определенной дозой лекарства для введения людям с чрезмерной чувствительностью к укусам пчел и т. п. Но они одноразовые, и нельзя заменить их заряд. Факс сообщает, что КГБ и Штази применяли такие шприцы для похищения своих жертв.
   Сморщив лоб, Брейди глубоко задумался. Затем вдруг произнес:
   — Помните вчерашнее убийство? В Хэмпден-Сидни?
   — Да. Ну и что?
   — Как его звали... Спирко? Он был профессором. Преподавал русский язык.
   — Русское наркотическое средство. Русский способ пытки. Русский профессор, — сказал Мэттьюз. — И сегодняшнее убийство в Бруклине, в Брайтон-Бич, там, где живет русское землячество. Сквозь все это проходит одна нить, и мне кажется, я знаю, кто плетет всю эту паутину.
   — Русские? — спросил Брейди.
   — Нет. ЦРУ, — сказал Мэттьюз. — У них есть специальная программа для перебежчиков, которых они привозят в нашу страну. Эта программа схожа с нашей программой защиты свидетелей. Я не знаю, как она называется, но могу это выяснить.
   — Если это предположение верно, то обыск, произведенный в магазине и доме Малика, предстает в ином свете.
   — Да. Примите мои извинения.
   — Но если они уже знают, кто он такой, что же они хотели установить?
   Мэттьюз улыбнулся, уверенный, что наконец-то добрался до правды.
   — То же самое, что и мы. Если Малик бывший разведчик, которого они адаптировали к жизни в нашей стране, и если они знают, что он действительно маньяк-убийца, они ищут его еще более упорно, чем мы. Подумайте об этом.
   — К тому же бывший офицер разведки превосходно осведомлен о процедуре расследования и методах криминалистики.
   — Конечно. Недаром он оставлял нам ключи. Он знает, что мы можем проследить его лишь до ЦРУ. И также хорошо знает, что они ни за что его не выдадут.
   — Вы говорите серьезно? — спросил Брейди. — Чтобы прикрыть свои задницы, они в самом деле не выдадут маньяка-убийцу?
   — Вы абсолютно правы. Они постараются сами убрать свое дерьмо.
   Подперев подбородок руками, Мэттьюз смотрел на стол.
   — Послушайте, шеф. Мы должны молчать об этом открытии. Пусть ребята из Лэнгли не подозревают, что мы знаем об их причастности к этому делу. Я должен собрать убедительный материал, чтобы выступить против них.
   — Никаких проблем. И как вы хотите все это провернуть?
   — Прежде всего, я запрошу нашу контрразведку, не попадало ли в их досье имя Малика. Они следили за всеми иностранными разведчиками, которые действовали в нашей стране. Знают все их имена, включая фиктивные. Знают, сколько они у нас пробыли и куда были направлены, после того как покинули нашу страну. Если Малик бывший сотрудник русской, чешской или восточнонемецкой разведки и работал здесь до своего дезертирства на нашу сторону, у них должно быть досье на него.
   — Может, есть смысл расследовать убийство... Спирко? Установить связь между ними, если такая связь была?
   — Мы слетаем на вертолете в Хэмпден-Сидни, чтобы поговорить с его семьей, если она у него есть, и с людьми, которые его знали. Я хочу вооружиться до зубов, прежде чем пойти на конфронтацию с ЦРУ. Они дают информацию, только когда оказываются между Сциллой и Харибдой, а они там окажутся, помяните мое слово.

Глава 30

   Дженни училась в Мэримаунт Манхэттен колледже, расположенном в Верхнем Ист-Сайде, в Нью-Йорке. Этот колледж она выбрала сама. Калли и его жена Джэнет сомневались, стоит ли ей жить в городе, особенно таком опасном для молодых неопытных девушек, как Нью-Йорк. Но Дженни сумела убедить их в своей правоте. Она хотела изучать искусство, с уклоном в театроведение, а Мэримаунт Манхэттен колледж располагал для этого широчайшими возможностями, ведь недалеко от него находились знаменитые библиотеки, музеи, художественные галереи. Дженни была умной, волевой, очень независимой девушкой, наделенной здравым смыслом и логикой, и в конце концов они дали свое согласие. Никто из них не решился отказать ей в исполнении заветного желания, они были слишком добры, чтобы навязывать ей свою волю.