Она стряхнула с себя задумчивость и вошла в длинный семейный дом, в одном конце которого находилась конюшня, а в другом — жилые помещения, такие же теплые и приветливые, как и их хозяйка.
   — Признаюсь вам, госпожа Годести, что здесь, в Варре, я не всегда встречаю такой теплый и доброжелательный прием, как в вашем доме.
   Когда Лиат въехала в деревушку, семья как раз ужинала, и она получила место у стола и щедрое угощение.
   Женщина только хмыкнула и стала укладывать детей спать. Помещение скупо освещалось одним фонарем и огнем очага, у которого хлопотала старшая дочь. Другая девушка занималась едой.
   — Многим в Варре не нравится правление короля Генриха, — ответила хозяйка негромко.
   — А вам нравится?
   Один из ее сыновей поставил перед Лиат миску с тушеным мясом и кружку теплого сидра. Госпожа Годести тем временем продолжала беседу:
   — Я боюсь войны, худо нам приходится, когда большие господа дерутся между собой. Все здесь боятся войны. Но неурожай страшнее войны. И еще я боюсь невидимых стрел теней Погибших Душ, забытых покидающими этот мир. Они мучат нас болезнями и недомоганиями.
   — Тени Погибших Душ? — повторила Лиат. Деревушка лежала на краю леса, а все знают, что в чаще лесов скрываются странные древние существа.
   — Ешьте, ешьте. Я была бы плохой хозяйкой, если бы кормила вас только разговорами. Нам пока не на что жаловаться. Год удался. С тех пор как новый хозяин завладел этими землями, грех жаловаться.
   — Кто ваш новый хозяин?
   — Мы платим десятину аббатству Фирсбарга.
   Лиат поперхнулась сидром и, закашлявшись, поставила кружку на стол.
   — Прошу прощения. Оказалось горячей, чем я ожидала.
   — Это я прошу прощения, «орел». Осторожней с тушенкой.
   Лиат взяла себя в руки и, чтобы отвлечься, теперь дула на мясо. И здесь что-то непременно должно напоминать ей о Хью.
   — Но ведь Фирсбарг далеко к северу отсюда, не так ли?
   — Да, конечно. Эти земли перешли к монастырю от скорбящей леди в память о ее единственной дочери еще при жизни моей бабушки. По той же причине мой брат дополнительно выделяет долю в память о своей покойной жене, и монахи поминают ее на Святой Неделе. Мы же все платим то, что положено, дважды в год, и аббат всегда проявляет понимание и снисхождение, когда урожай плох.
   — А в этом году?
   — В этом году грех жаловаться, тем более с новым аббатом. Он хороший человек, хотя и из Вендара родом… Щедр к бедным, кормит семь семей. В каждый День Владычицы нашей, в память об апостолах Благословенного Дайсана, он возлагает руки на больных. Правит честно, по-доброму. Этим летом урожай был очень хорош. Солнца и дождя было ровно столько, сколько нужно, никаких дурных ветров. А к западу отсюда, говорят, градом выбило ячмень. На все Божье соизволение, не правда ли?
   «Или магия погоды», — подумала Лиат, но вслух этого не сказала. Она просто сменила тему, как это обычно делал Па. «Сколько таких маленьких привычек Па я усвоила?» — подумала Лиат с неудовлетворением.
   — Здесь, наверное, недовольны тем, что король разбил леди Сабелу?
   — Разбил? Мы и не знали. А когда была битва?
   — Она подняла восстание.
   Они жадно выслушали ее рассказ.
   — Как выглядит король? — спросила дочь хозяйки со своего места у очага. Ее манера поведения и одежда были скромны, но голос громок и уверен. — Он велик ростом и страшен?
   — Он высок и благороден. Суждения его милостивы, но гнев так же яростен, как огонь, за которым вы сейчас присматриваете.
   Затем, видя заинтересованность взрослых и любопытство выглядывающих из углов детей, она рассказала о дворе короля, о его путешествиях и его придворных. Рассказала о местах, где побывала она сама, которых они никогда не видели и о которых даже не слышали: об Аугенсбурге, Экштатте и его дворце, о вендских деревнях, похожих на их деревню, о Саксонском лесе, аббатстве Доардас, Корвейском монастыре, о торговых городах Геренроде и Гроне, о городе Касселе, где лично герцогиня Лютгард расспрашивала ее о Генте и предполагаемом походе туда.
   — Я слышал о демонах по имени Эйка, — сказал пришедший со двора брат Годести, присаживаясь к огню. Из постели выбрался и притопал к нему ребенок, которому хотелось приласкаться и приютиться в его больших руках. — Но я всегда считал, что это просто досужие сплетни.
   — Нет. Я видела их своими глазами. Я видела… — Лиат запнулась.
   — Что видела? — малыш глядел на нее горящими глазами.
   Лиат рассказала им о падении Гента. Говоря с этими людьми, простыми фермерами, самое дальнее путешествие которых заканчивалось на ярмарке в двух днях ходьбы отсюда, она, казалось, рассказывала им о делах древних и давно минувших, о которых уже сотни раз повествовалось у очагов и каминов. Этот рассказ помог ей унять собственную боль.
   — Ах, какой принц храбрый и красивый! — вздохнула девушка у очага.
   Ее брат фыркнул:
   — Как раз по тебе, госпожа Сопливый Нос. Конечно, отбил бы тебя у всех твоих ухажеров.
   — Ну-ну! — прикрикнула госпожа Годести, щелкнув мальчика по лбу. — Тихо. Не смей говорить непочтительно о мертвых. Его тень может слышать нас.
   — Но все души поднимаются в Покои Света, — начала Лиат, но остановилась, услышав шепот из дальнего угла и заметив беглый взгляд, которым обменялись присутствующие.
   Госпожа Годести прикоснулась к кольцу Единства на своей груди:
   — Да, «орел», они поднимаются в Покои Света. Не хотите ли еще сидра? Моя пища — скудная награда за те истории, которыми вы порадовали нас этим вечером.
   Лиат взяла сидр и, выпив его, ощутила тепло в груди. Разомлевшая от тепла и сытости, она завернулась в плащ и прилегла у огня на блохастой куче соломы. Домашний кот, специалист по ловле мышей, свернулся калачиком у нее на животе. Просыпаясь время от времени, она видела, как к очагу подходили люди — то девушка-служанка, то старик, то женщина, одетая еще беднее остальных, — и поддерживали огонь в течение долгой зимней ночи.
 
   Утром она отправилась в путь. Снег шел так слабо, что почти не оставлял следов на земле. Брат госпожи Годести сопровождал Лиат в течение часа, а то и больше, хотя она и пыталась отговорить его, потому что вместо сапог на нем были лишь сандалии и ткань, обертывавшая ноги для тепла. Когда же они добрались до места, где осенние дожди размыли дорогу, петляющую по поросшему кустами и мелколесьем склону, Лиат поняла, что должна быть ему благодарна. Он показал ей обходной путь вниз по склону и обратно к старой дороге. Здесь было полно сухостоя, поэтому живые деревья на дрова не рубили. Он начал вежливо прощаться.
   — Не все в Варре так дружелюбны, — благодаря его, сказала Лиат.
   — Помогай путешественнику, и, когда ты окажешься на его месте, помогут тебе. Так нас учила бабушка. — Казалось, он волновался. — Надеюсь, вы понимаете, что моя сестра ничего не имела в виду, говоря о темных тенях в лесу.
   — Друг, я вестник короля, а не епископов. Он поджал губы:
   — Вы знаете женщин. То, что было хорошо для наших бабушек… — Он беспокойно поддернул свой веревочный пояс.
   — Вы живете около леса. Разве вы не видите старых богов за их обычной работой?
   Это удивило его.
   — Вы верите в Дерево и Повешенного Бога?
   — Нет, — признала она. Но я была с отцом во многих странных местах, и…
   — И? — Казалось, он заинтересован. Или просто давала себя знать привычная, накопившаяся с годами усталость? Судя по возрасту его детей, он мог быть всего лишь лет на десять старше Лиат, но выглядел так же, как Па в самом конце, рано постаревший от постоянной работы и забот, от печали по умершей жене. — Годести говорит, что, если бы моя Адела принесла дары Зеленой Леди, помогающей женщинам при родах, она бы не умерла. Выходит, это случилось из-за того, что дьякон из деревни Соррес отвратила ее сердце от старых обычаев? Она молилась святой Хелене, когда начались схватки, но, может быть, Зеленая Леди рассердилась, не получив даров?
   — Я не знаю вашей Зеленой Леди. Но я когда-то жила с отцом в Андалле. Женщины Джинна не молятся нашим Владычице и Господу, они молятся Огненному Богу Астереосу, но живут и рожают здоровых детей, многие во всяком случае. Мне жаль вашу жену. Я молюсь за ее душу. Может быть, Господь здесь ни при чем. Хотя, конечно, он всех нас видит, — добавила она поспешно. — Может быть, у ребенка было неверное положение в ее теле. Может быть, он не мог выйти. Может быть, какая-то болезнь проникла в ее кровь и ослабила ее. Или еще что-нибудь, совсем земное, не зависящее от Бога, так же как эта тропа за нами, — она указала на дорогу, — размыта дождем и грязью, а не бесчинством темных сил или колдовством.
   — Ради Бога! — Он поспешно вытащил кольцо Единства, а потом еще какой-то амулет, которого она не разглядела, но поняла, что это языческий символ.
   — Тени слышат нас!
   — Тени?
   — Тени мертвых, слишком беспокойные, чтобы погрузиться на ладью ночи и отплыть в преисподнюю. Или еще хуже, — он сжал свой посох, крутанул его и понизил голос до шепота, — тени мертвых эльфов. Их души окружены темным туманом. У них нет тела, но их все равно не отпускают с земли. Их не пускают в Покои Света, и им некуда деться, если они погибли на земле. Они блуждают в лесу. Вы, конечно, знаете о них.
   — Тени мертвых эльфов… — Она оглядела лес: голые зимние деревья темнели на фоне серого неба, под ними — кустарник разных оттенков коричневого, темно-зеленого и желтого; по краям опушек темнели вечнозеленые деревья. Все это загромождено упавшими ветвями и стволами. Стало ли это судьбой Сангланта? Тенью бродить по земле, не имея возможности вознестись сквозь Семь Сфер к Небесной Реке, чтобы устремиться с другими душами к Покоям Света? Может быть, он сейчас рядом?
   Лиат отогнала от себя эти мысли. Ее лошадь переступила и тряхнула головой, как бы поддерживая хозяйку.
   — Нет, друг. Благословенный Дайсан учит, что Аои сотворены из того же вещества, что и люди. Некоторые из древних дарийских лордов обратились в веру Единства. С какой стати Дайсан не допустит на небо эльфов, служивших Господу на земле? И даже если они на земле, зачем мы им? — Лиат вдруг поняла, что не верит в блуждающие в лесу души мертвых. Она не боялась теней мертвых эльфов. Конечно, волки и медведи отнюдь не самое страшное, что есть в лесу. «Если ты бесстрашен и безрассуден — можешь считать себя покойником», — говорил иногда Па. Но если не считать Хью, она не часто испытывала страх.
   — Кто знает, что таится в этом лесу. — Он мрачно огляделся, не чувствуя уверенности даже при утреннем свете, заливавшем деревья сквозь серые жемчужные облака. — Возле брода могут встретиться разбойники. Но завтра к сумеркам вы доберетесь до большого города. До Лаара.
   Они расстались. Он, казалось, был рад этому, но из-за того ли, что возвращался в свой теплый и относительно безопасный дом, или из-за того, что избавился от нее и ее неудобоваримых воззрений, — Лиат не могла понять. Она не хотела быть непочтительной к старым богам или святым. Но не бог теней, не мертвые эльфы, не существа, служившие Врагу, были причиной ее выкидыша прошлой зимой. Причиной был тот самый аббат, которого нахваливали жители деревни.
   Меж обнаженных ветвей кружились снежинки. Большую часть дня она шла пешком, чтобы согреться и не утомлять лошадь. Дорога была в приличном состоянии. Вся ширина ее, в две колеи, была свободна от кустов, а самыми большими неприятностями, которые на ней встречались, были лужи, скрытые коркой замерзшей грязи.
   Стоило ли спешить? Ханна добиралась до короля месяцами. Никто не узнает причину задержки, и во всяком случае граф Лавастин вряд ли соберет свою армию до лета. Весна — время сева, время, когда разливаются реки, а дороги утопают в грязи, — не самое удачное время для военного похода. В весеннее половодье и Эйка не отважатся на рейды вниз по Везеру.
   Но Лиат ощущала долг перед населением Гента и стремилась доставить сообщение как можно скорее. Ее обязывали к этому память о Сангланте и желание отомстить за его смерть.
   В середине дня снег стал гуще и мокрее. Она спряталась под ветвями громадной ели, ветви которой образовали настоящую палатку. Лиат привязала своего мерина, собрала кучку веток и сучьев на мерзлой земле, окружив ее камнями. Затем, закусив губу, открыла окно огня в своем разуме и вызвала из него пламя.
   Это пламя вырвалось из ее маленького костра и ударило в ветви ели над головой. Лиат отпрянула. Лошадь взбрыкнула, сдернула непрочно закрепленный повод и рванулась из укрытия.
   — Проклятье! — Она побежала за лошадью. К счастью, та быстро успокоилась и ждала ее. Промокнув и продрогнув, Лиат привела лошадь обратно. Огонь утих и горел ровно. Она подкормила его. Лошадь жевала листочки с кустов, до которых могла дотянуться, а Лиат перекусила засохшим хлебом и горстью творога.
   Ночь выдалась холодная, но огонь не подвел. Время от времени сверху осыпались груды сухих иголок. Спала Лиат нервно, время от времени просыпаясь, но в этом простом укрытии с колючими иголками и зимним ветром, обжигающим лицо и шею, ей было гораздо лучше и спокойнее, чем в любой теплой, удобной, элегантной спальне рядом с Хью. Если зима и была с нею груба, то не по злому умыслу, а от естественного безразличия к ее судьбе. Это необъятное и непостижимое безразличие почему-то успокаивало Лиат. Звезды совершают свой круговорот вне зависимости от того, живет она или нет, страдает или смеется. Она лишь ничтожная вспышка на фоне вечности небесных сфер и гармонии небесной музыки. Эфирные духи способны понять ее не больше, чем она их, именно в силу ее неуловимости и быстротечности. После многих лет постоянного бегства с Па, после того, что она вынесла с Хью, большое облегчение — быть недостойной всякого внимания.
   Но она была несвободна. Ей был отчаянно нужен наставник, учитель.Может ли Вулфер видеть ее сквозь огонь? Что с Ханной? Угли тлели, но стоило подбросить несколько веток, и вспыхнули ярко-желтые языки пламени. Лиат вынула золотое перо.
   — Ханна, — прошептала она, гладя кончик пера. Незаметно переворачивая его, она раздувала пламя и скручивала в портал, дающий возможность наблюдения.
 
   Вот Сапиентия в кресле. Морщится — ей нехорошо. Единственном из всего ее окружения, кого она может вытерпеть больше минуты, — Ханна, утешающая ее и подающая питье в серебряном кубке. Хью с ними нет, ничто о нем не напоминает.
   Перо щекочет ладонь, языки пламени колеблются. Сейчас перед нею полумрак чердака, устланного соломой. Мужчина пошевелился в беспокойном сне, и она узнала его. Вулфер. Он бормочет имя и внезапно, как будто кто-то окликнул его, просыпается, открывает глаза.
   — Ваше высочество…
   Взгляд Лиат затуманивается и снова проясняется. Она видит женщину на ложе, в ужасной лихорадке, в пропитанной потом одежде. Это уже не чердак. Три женщины в заботе о страждущей стоят рядом. По одежде Лиат узнает служанку, пожилую монахиню и мать настоятельницу.
   — Ваше высочество! Это я, мать Ротгард. Вы меня слышите?
   Мать Ротгард отжимает тряпицу и прижимает ее к горячему лбу больной. В осунувшемся лице Лиат узнает черты принцессы Теофану. Она ужасно изменилась, жизненные силы угасли, кажется, жить ей осталось недолго. Мать Ротгард хмурится и что-то говорит служанке. Та поспешно выходит. Настоятельница раздевает больную, чтобы осмотреть ее. Грудь страдалицы покрыта каплями пота, стекающего к плечам и в подмышки. Кажется, что стены маленького помещения содрогаются от неровного сердцебиения Теофану. На ее шее два медальона: золотой круг Единства и прыгающая пантера на серебряной цепи.
   Мать Ротгард берет медальон с пантерой в ладонь и читает какую-то надпись, слишком мелкую, чтобы Лиат могла разглядеть ее. Лицо аббатисы умно и сурово.
   — Колдовство, — говорит она пожилой монахине.Сестра Анна, принесите алтарный экземпляр Священных Стихов и корзину освященных трав из Алтаря. Ни с кем об этом не говорите. Если эта надпись сделана кем-то при дворе — даже если принцесса выживет,мы не будем знать, кто наши враги, а кто союзники. Почерк образованного человека.
   Мать Ротгард произносит благословение. Принцесса стонет. Картина расплывается.
 
   Дождь ослабел, когда Лиат спрятала золотое перо и сжала колени, чтобы удержать тепло. Сумерки рассеивались в ожидании восхода солнца.
   Колдовство. Насколько возросла сила Хью? Может быть, она теперь тоже во власти его магии? Может быть, она всегда была в его власти?
   С такими беспокойными мыслями Лиат приготовила лошадь. Взяв повод, чтобы вывести животное из-под дерева, она ощутила острый укол в груди, как раз под золотым пером Аои.
   Собираясь взобраться в седло, на фоне тихого шуршания дождя она услышала треск сломанной ветки где-то рядом. Уже устроившись в седле, Лиат вытащила лук и стрелу и положила их наготове перед собой, придерживая одной рукой.
   Внезапно взмыл в воздух явно чем-то испуганный выводок куропаток. Она внимательно всматривалась в кусты и прислушивалась, но ничего подозрительного не обнаружила. Тем не менее ее не покидало ощущение, что кто-то — или что-то — следит за ней.
   Лиат пустила лошадь вперед так быстро, как только отважилась. Ее нельзя изматывать, ведь до следующего города еще далеко. Кроме того, дорога то и дело прерывалась промоинами и ямами. Ничего подозрительного ни спереди, ни сзади. Лишь привычный бурелом деревьев и кустарников, припорошенных снегом.
   Вдруг в тени деревьев показались тусклые фигуры, мечущиеся среди деревьев.
   Что-то просвистело мимо уха, заставив ее отшатнуться. В ближайшее дерево воткнулась странная стрела: очень тонкая и хрупкая, лишенная оперения, она мерцала серебристым древком в рассеянном зимнем свете. Спустя неуловимое мгновение стрела исчезла, как будто растворилась в воздухе.
   Ниоткуда — и отовсюду — раздался дикий переливчатый визг, скорее боевой клич, чем мольба о помощи.
   Пожалуй, иной раз лучше взять ноги в руки и удрать, чем стойко сражаться — неизвестно с чем.
   Перейдя в галоп, Лиат продвигалась по лесной дороге. Подскакав к вырубке, она почти сразу заметила, что лес повален по обе стороны широкой реки. У брода ветхий мост пересекал лениво текущие воды.
   На мосту ее поджидала группа мужчин. Увидев Лиат, они схватились за оружие. Она остановила лошадь и, пока та переступала под ней, огляделась по сторонам. Непонятно было, какая угроза более серьезна. Группа у моста состояла из оборванцев, смахивавших на разбойников, каковыми они и являлись. Большинство было одето в отрепье, в том числе и на ногах. Жалкая пародия на броню: кое у кого на тряпье нашиты редкие куски кожи. Шлем только на вожаке, кожаный прессованный колпак, подвязанный тесемками под неопрятной бородой. Но они все-таки стояли перед ней во плоти, ощутимые, реальные. А кто знает, что там вопило позади!
   — Я — «Королевский орел»! Я выполняю его поручение. Пропустите меня!
   Теперь они поняли, что она одна.
   — Короля Вендара, — сказал вожак, плюнув под ноги. — Ты, вишь, в Варре. Он нам, понятно дело, не король.
   — Генрих — король Вендара и Варре.
   — Генрих нам не указ. Мы — подданные герцогини Сабелы.
   — Сабела больше не герцогиня. Она больше не управляет Арконией.
   Вожак плюнул снова, перехватывая копье, и оглянулся на товарищей, вооруженных дубинками, а точнее — палками с утолщенными концами. Двое отделились и стали обходить Лиат с двух сторон.
   — Что самозваный король говорит о герцогине Сабеле, здесь ничего не значит. Зря он посылает сюда своих людей и думает, что его слово защитит их. Тебе лучше будет, девка, если ты сдашься без боя.
   — А что вам с меня? — сказала она, поднимая лук, но они только засмеялись.
   — Добрые сапоги, хороший плащ, смазливая мордашка, — сквозь ржанье выдавил вожак. — А меч, а лук? Оружие кое-что для нас значит!
   Вложив стрелу, она прицелилась в вожака:
   — Прикажи своим людям отступить, или я убью тебя.
   — Право первого тому, кто стянет ее с седла! — крикнул вожак.
   Двое с боков рванулись к ней. Правый добежал первым. Лиат ударила сапогом в его горло и, когда он опрокинулся, обернулась налево. Тетива лука уже натянута, острие стрелы почти у его лица — она выпустила стрелу в момент, когда он схватил ее за сапог.
   Стрела вошла разбойнику в рот. Он покачнулся и упал.
   Времени на размышления не осталось. Луков у них нет. Она может от них оторваться.
   Повернув лошадь, Лиат заметила в лесу тени. Они двигались как охотники, но она сразу поняла, что это не люди, не подмога жалким бандитам на мосту. Луки их были невероятно тонки и легки, будто сделаны из тысячекратно сплетенной паутины, достигшей прочности дерева.
   Попалась! Она не видела причин доверять этой неизвестной ей силе больше, чем бандитам.
   Бандит, получивший сапогом в горло, выпрямился и прыгнул к ней.
   Живое дерево в зимней влажной мгле горит плохо, и она направила огонь на старый мост.
   Бревна и доски моста вспыхнули мгновенно и сильно, почти взорвавшись пламенем. Люди на мосту завопили и стали прыгать в ледяную воду, стремясь спастись. Ее лошадь заржала и взвилась на дыбы. Тонкая серебристая стрела поцарапала ей бок, упала наземь и исчезла. Бандит, прыгнувший на Лиат, коротко вскрикнул и судорожно схватился за горло, проткнутое такой же стрелой.
   Лиат рванулась к реке. Разбойники бросились врассыпную — от нее или от тех, кто наступал за нею. Холодная вода действовала отрезвляюще. Реку она пересекла верхом. Лошадь вела себя образцово. На мгновение она потеряла дно, но вот уже и противоположный берег. Вода омывала тело коня и смывала кровь с раны, нанесенной серебристой стрелой. Ломая береговой лед, лошадь вышла на берег.
   Сзади доносились вопли, но Лиат не оборачивалась. Посреди дороги замер, разинув рот, один из бандитов. Он в ужасе смотрел на горящий мост и на барахтающихся в воде товарищей.
   — Ты думал, что король Генрих оставляет своих «орлов» без защиты, придурок? — крикнула она. Он рванулся в лес — от нее или от тех. Она обернулась.
   Мост полыхал костром. Теней из леса не было видно, бандиты рассеялись. Рассмотрев мост, она поняла, что не сможет погасить его. Лиат попыталась представить себе умирающее пламя, остывающие угли — бесполезно. Управлять пламенем она не умела.
   Тут из леса появились они. У них были тела, по форме похожие на человеческие, даже древнего вида броня с чеканкой на груди, изображавшей женщин с головами грифов и пятнистых безгривых львов. Но сквозь них виднелись деревья. Они были похожи на сгустки тумана, принявшие форму людей. Они направлялись к ней. Один из них поднял лук и выстрелил в Лиат; серебряная стрела вспыхнула в воздухе сначала отраженным светом, а затем пламенем, растворившись в нем. Они приблизились к потоку, не подходя к горящему мосту, но пересечь реку не пытались.
   Лиат повернула лошадь и поскакала прочь.
 
   Она ехала верхом, шла пешком, снова садилась верхом; шла, трусила, бежала рядом со своей уставшей лошадью. И хотя зимой дни коротки, этот казался бесконечным. Лес не хотел редеть.
   Наконец лес стал светлее, затем перешел в кустарник и молодые посадки. Дорогу пересекали свиньи. Разгороженные деревьями поля делали путь светлее. До города она добралась, когда уже взошла луна. У закрытых ворот она взмолилась:
   — Прошу вас, я «орел» короля с королевским посланием. Впустите меня!
   Ворота заскрипели, ее впустили. Добрые варрские граждане не испытывали симпатии к королю Генриху, но она была женщиной, путешествующей в одиночку, да и к новостям, которые от нее можно было узнать, граждане Лаара были неравнодушны.
   Дьякон приняла лошадь и с пением псалма наложила на рану мазь из святой воды и трав.
   — Вам помогли ваши молитвы, дочь моя, — сказала дьякон. — Вмешательство святой Геродии, день которой отмечается сегодня, спасло вас от худшего.
   Лиат оставила лошадь на попечение дьякона и в сопровождении местных жителей отправилась к общинному дому, где, казалось, все население небольшого городка собралось посмотреть, как она поглощает холодный ужин. Жители знали о разбойниках и были рады от них избавиться. Что касается безымянных существ из леса, было ясно, что жители Лаара смирились с их существованием и с вредом, который они приносили.
   — Вы знаете, кто они?
   — Тени мертвых эльфов, — сказала хозяйка дома, который принял ее.Они обречены бродить по земле, — сказал староста. — Они не могут подняться в Покои Света.
   — Моя мудрая тетка говорила мне, что здесь когда-то правили Погибшие Души, — добавила хозяйка. — Их тени не могут оставить места их былой славы. Поэтому они пытаются выжить нас отсюда, чтобы их родня могла вернуться.
   Одна история сменялась другой. Они, разумеется, хотели знать, чего король хочет от графа Лавастина. Южные владения графа лежали днях в десяти пути от Лаара. Некоторые жители городка прошлым летом видели армию графа, возвращавшуюся из-под Касселя.
   — С графом был наследник, — сказала хозяйка. — Очень симпатичный, высокий и благородный. Чего хочет король от графа Лавастина? Граф варрский, король вендарский. Может быть, королю не нравится граф?
   Она сказала им про Гент.
   — А, «драконы», — сказала одна пожилая женщина. — Я видела их много лет назад. Славные были ребята!
   Этой ночью, завернувшись в плащ у очага, Лиат видела собак Эйка.

ГАДАНИЕ НА КОСТЯХ

1
   Зима тянулась и тянулась, Эйка, оставшиеся в Генте, скучали, Санглант терял своих собак. Как и его «драконы», собаки дрались, когда на него нападали. Как и его «драконы», они погибали. Он делал, что мог, чтобы спасти их, но что он мог сделать?