* * *
   В «Веселом Шервуде» Аннабель ни словом не обмолвилась о своем ночном приключении. Она сидела за обедом с тетей Хетти и Ливви, когда кавалерийский полк Нью-Джерси выехал из Уоррентона. Северяне скакали, не останавливаясь и не встречая никаких препятствий со стороны конфедератов на контролируемой ими территории. Главная улица Салема наполнилась громким топотом копыт и блеском сабель, когда отряд въехал в городок и остановился у особняка, известного в здешних местах под названием «Мэнсфилд».
   Мистер Гири в халате и тапочках встретил командира отряда на крыльце. Сегодняшний вечер он коротал в одиночестве, поскольку жена уехала навестить миссис Рид в Уоррентон.
   А в нескольких милях от этого места, близ Сентервилла, обоз северян с продовольствием подъехал к развилке на железной дороге. Вопреки приказам возница повернул мулов направо. Рядом с ним сидел человек из Мэриленда, известный отряду налетчиков, наблюдавшему за обозом из-за деревьев, как Сэвидж.
   Казалось, хмурого возницу, правившего мулами, нисколько не интересовала деланно веселая болтовня его попутчика. Два револьвера в руках Сэвиджа притупили его чувство юмора.
   Когда последняя, пятидесятая, повозка свернула на ответвление дороги, мужчина в фетровой шляпе, украшенной странным пером, позвонил в колокольчик. Возница, потиравший локоть, увидел, как на обоз напал отряд солдат. Он выплюнул изо рта изжеванный табак и направился в незапланированное путешествие к горам Блю-Ридж.
   – Я бы сказал, что это достаточно весело, – обратился он к офицеру мятежников, скакавшему рядом с ним. – Между мной и стариной Джейком сорок восемь глупцов, которые и не подозревают, что их взяли в плен.
   В лунном свете блеснуло дуло «кольта», когда офицер переложил его из одной руки в другую и поглубже натянул шляпу, скрывая глаза цвета расплавленного серебра.
   – Очень весело, – согласился полковник Ройс Кинкейд.

Глава 21

   Аннабель сложила свежевыглаженную рубашку и провела ладонью по поношенной ткани. Вздохнув, она передала рубашку Бо и невольно улыбнулась, увидев, как он запихнул ее в свой походный мешок. «Напрасно гладила», – подумала Аннабель.
   Он был почти мужчиной, вернее, считал себя мужчиной. Но для Аннабель он по-прежнему оставался ребенком. Бо выпрямился во весь рост и одарил сестру широкой улыбкой. Аннабель с трудом удержалась, чтобы не убрать прядь соломенных волос с его лба.
   – Джулз ждет, – произнес Бо, и его улыбка померкла.
   Аннабель кивнула, понимая, что вновь пришло время расставаться. Как же она ненавидела такие мгновения!
   – Проследи, чтобы он укрылся, когда сядет в экипаж, – сказала она слуге. – Только постарайся сделать это незаметно, а то Бо разозлится.
   – Я позабочусь о нем, а вы берегите себя.
   – О, Бо…
   Голос Аннабель дрогнул. Молодой человек обнял ее:
   – Ну-ну, перестань плакать, не то зальешь слезами весь мой мундир. Я всего лишь возвращаюсь в институт.
   Бо неуклюже похлопал сестру по спине. Он возвращался в учебное заведение, где Клаузевица почитали, словно Господа Бога.
   – Если в мае ты все еще будешь здесь, я приеду, и мы вместе отпразднуем день моего рождения, – сказал молодой человек.
   Аннабель сделала шаг назад.
   – Шестнадцать лет. Просто не верится, что ты уже взрослый.
   – И тебе кажется, что ты постарела, да?
   Бо взял свой мешок, и они вместе вышли на переднее крыльцо. Аннабель оставила брата прощаться с Оливией и тетей Хетти, а сама направилась к Джулзу, поджидавшему возле экипажа.
   – Да не переживайте вы так, – сказал старик. – Я доставлю вашего мальчика в институт в целости и сохранности.
   – Я знаю. – Аннабель сунула замерзшие руки в карманы плаща. – А за тобой кто присмотрит, когда будешь возвращаться?
   Джулз провел под носом рукой в красной митенке.
   – Седые волосы на моей голове что-то да значат, мисси. У меня хватит ума невредимым добраться до «Излучины».
   – Пусть Пейтон напишет, чтобы я не беспокоилась.
   – Может, я сам напишу. Теперь уже ничего не случится, если перехватят письмо старого негра.
   «Единственное светлое завоевание этой жестокой войны», – подумала Аннабель. Она находилась в «Веселом Шервуде», поэтому не стала сдерживаться и обняла благородного чернокожего слугу, у которого нашлось в сердце место для любви к белой семье, где он был рабом уже почти семьдесят лет. Это было необъяснимо, как и многое другое в мире. Услышав шаги Бо по мерзлой земле, Аннабель обернулась.
   И тут перед мысленным взором девушки возник другой молодой человек. Красивый, элегантный Карлайл в первый год своего обучения в колледже, одетый в зеленую униформу кадетского корпуса. Бо – полумужчина, полуребенок – был слишком высоким, слишком худым и длинноруким, чтобы его назвать красивым. Но его лицо – о святый Боже! – это любимое, веснушчатое, широко улыбающееся лицо…
   Лучи яркого зимнего солнца блеснули в серебряной пряжке на ремне Бо, когда он шел по дорожке своим размашистым шагом. Когда-то эта пряжка принадлежала Карлайлу, но в остальном мундир Бо ничем не напоминал мундир его брата. Теперь кадеты носили униформу, сшитую из грубой шерстяной ткани.
   Бо остановился перед сестрой. Солнце заиграло в его волосах тысячами золотистых искорок. Нет, она не заплачет. Не должна. Бо расправил плечи. Его длинные руки неуклюже свисали вдоль тела, и в одной из них была зажата серая кепка.
   – Я не развалюсь, если ты обнимешь меня напоследок, – произнесла Аннабель, силясь улыбнуться.
   – Ну разве что один раз…
   Бо наклонился, и девушка обвила его шею руками.
   – Я люблю тебя, – прошептала она.
   – Знаю, сестренка. Я тоже тебя люблю.
   Ее губы коснулись шеи брата, там, где под тугим воротничком медленно пульсировала жилка, и она отошла назад, отпуская его в опасный мир взрослых мужчин.
* * *
   Оливия Шервуд спускалась по тропинке, устланной коричневыми прошлогодними листьями. Она миновала заросли болиголова и остановилась, увидев Аннабель, зная, что найдет ее здесь, у ручья. Снова пошел снег, и его хлопья, словно кружево, легли на ярко-синюю мантилью с капюшоном, в которую была одета Аннабель.
   Оливия подошла к кузине. Аннабель повернулась и, слабо улыбнувшись, перевела взгляд на горы, высившиеся впереди и напоминающие морские волны.
   Что-то беспокоило Аннабель. Оливия заметила это, еще когда ее подруга приехала в «Веселый Шервуд» десять дней назад. Они всегда делились друг с другом, и теперь Оливию задевало, что Аннабель что-то от нее скрывает.
   – Я скучала по тебе, Энни, – сказала она. – Мы никогда не разлучались на такое длительное время.
   – Я думала, что приеду сюда гораздо раньше, на свадьбу.
   Аннабель посмотрела на кузину. Взгляд ее карих глаз были необычайно спокойным и глубоким.
   – Неужели ты не влюбилась ни в одного из своих кавалеров?
   – Может быть. О Господи, Энни, не знаю.
   Оливия натянуто рассмеялась, чтобы скрыть мучившую ее боль.
   – Был один. Он вернулся в долину вскоре после того, как умер твой отец. Он улыбался так, что хотелось броситься в его объятия. Я знала его почти всю жизнь, но внезапно он стал каким-то другим… Словно я выросла и взглянула на него другими глазами.
   – Что же случилось?
   – Война.
   – Но ты ничего не писала об этом.
   – Тогда произошли более важные события. Умер твой отец, ты переехала в «Излучину». Не стало Карлайла.
   Оливия взяла руку Аннабель. Ей было тяжело вспоминать, но хотелось выговориться. Аннабель все поймет. Ведь они так близки.
   – Когда Джон – так его звали – был серьезно ранен в одном из первых сражений, я сказала себе, что подожду до конца войны. Я не хотела влюбляться в мужчину, которого может отнять у меня шальная пуля. А теперь, когда папа умер… – Оливия покачала головой, не в силах продолжать.
   Аннабель сжала руку подруги, и Оливия посмотрела на их переплетенные, как в прежние времена, пальцы. Оливия была обижена на Кинкейдов за то, что они оторвали Аннабель от «Веселого Шервуда», которому она принадлежала, от ее настоящей семьи.
   – А ты? По твоим письмам я поняла, что ты счастлива в «Излучине». Это правда?
   – Я была счастлива, насколько может быть счастлив человек в преддверии войны, – мягко произнесла Аннабель.
   Она высвободила руку, отошла в сторону и отвернулась, словно пытаясь скрыть выражение лица.
   Оливия стряхнула с плеч подруги снег.
   – Ты влюбилась в него, да?
   Аннабель промолчала. Оливия вспомнила последнее лето с Аннабель в «Веселом Шервуде». Тогда они еще этого не знали, но оно оказалось последним летом беззаботного детства. Они вместе упаковывали дорожный сундук Аннабель для поездки в «Излучину», делились девичьими мечтами, укладывая в него новую желтую амазонку и бледно-сиреневое бальное платье. Ройса Кинкейда не было в поместье, когда туда прибыла юная Аннабель Холстон. Он не видел повзрослевшую девушку в новом наряде, но Оливия решила, что любовь в сердце Энни зародилась именно тогда.
   – Как ты догадалась? – тихо спросила Аннабель.
   – По выражению твоего лица, когда ты услышала, как я сказала миссис Билл, что только и жду, когда Последний Рыцарь приедет и сделает мне предложение. Но я ни разу в жизни не видела Ройса Кинкейда и сказала так лишь для того, чтобы эти старые склочницы отстали от меня.
   Аннабель повернулась. В ее глазах отразилась мука.
   – Ты не поверишь, если я расскажу тебе то, о чем раньше молчала. – Аннабель прижала к щекам ладони. – О, Ливви, я так устала жить во лжи. Я больше не в силах плакать…
   Помедлив, Оливия обняла кузину, от которой пахло лавандой и свежим снегом, и крепко прижала к себе.
   – Хочешь рассказать мне об этом?
   – Я не просто люблю его. Все гораздо хуже. Я его жена.
   Оливия погладила кузину по спине. Ей хотелось забросать Аннабель вопросами, но она лишь спросила:
   – Давно?
   – Именно тогда мы с Бо переехали в «Излучину», а Карлайл перестал со мной разговаривать.
   Аннабель отошла назад, расправила плечи и высоко подняла голову. Оливия едва сдержалась, чтобы не улыбнуться. Эта поза была типична для ее подруги и означала, что Аннабель готова принять бой.
   Оливия внимательно слушала рассказ Аннабель, расхаживающей взад и вперед по припорошенной снегом земле. Иногда девушка умолкала. Она рассказывала о банкротстве отца, о сделке, заключенной Пейтоном Кинкейдом и Томасом Холстоном, чтобы вынудить своих детей пожениться, о брачном контракте, оказавшемся весьма великодушным и в то же время причиняющим боль, о стыде, который заставил Аннабель держать свой брак в секрете. Казалось, она не упустила ни единой детали. Девушка рассказала Оливии, как полюбила мужа в то время, когда он не мог или не хотел полюбить ее, и даже о том, как она старалась возненавидеть его.
   Закончив свой печальный рассказ, Аннабель отвернулась и вновь устремила взгляд на горы. Вдруг она засмеялась и посмотрела на Оливию.
   – Здорово у нас с тобой получается, – произнесла она. – Ты боишься влюбиться, а я влюбилась в мужчину, который боится полюбить меня.
   На ее губах появилась улыбка, и у Оливии на душе потеплело. Как хорошо, что она вернулась, эта маленькая женщина, которая была ей как родная сестра. Теперь они могут изливать душу друг другу.
   – Может, вас познакомить? – предложила Аннабель. – Получилась бы прекрасная пара.
   – Спасибо, Аннабель Холстон. Я и сама умею делать ошибки.
   Аннабель наклонилась, взяла пригоршню снега и скатала из него снежок.
   – Ну и чем займемся, сестренка? – спросила Аннабель и запустила в Оливию снежком.
   Девушка успела увернуться и тоже скатала снежок.
   – Мы можем рассказать все это маме.
   Оливия оказалась более меткой, и Аннабель принялась отряхивать снег с мантильи.
   – Я очень люблю твою маму, но мы не скажем ей ни слова, иначе к утру понедельника даже королеве Виктории станет все известно. – Она бросила в Оливию еще один снежок.
   Девушка вздрогнула, когда снег, растаяв, попал ей за воротник. Немного подумала, а потом широко улыбнулась:
   – Лучше мы познакомим его с кузиной Мей. Она всегда сводила нас с ума. Только представь, какое впечатление она произведет на него.
   Как приятно слышать смех Аннабель. Оливия еще раз порадовалась приезду сестры.
   Капюшон слетел у Аннабель с головы, и ее волосы покрылись тонким слоем снега, а на щеках проступил нежный румянец. Внезапно Оливия поняла, что ее кузина превратилась в красавицу, и это открытие поразило ее. За утонченной, почти нереальной красотой Аннабель крылась железная воля.
   Пусть мужчины воюют, подумала она. А когда они вернутся домой, то не узнают своих женщин. Сильных женщин. Женщин, которых нужда заставила научиться управлять плантациями и вести дела. Эти женщины поняли, что место, которое они так мечтали занять в жизни, оказалось обычной тюрьмой. Оливия подошла к Аннабель, взяла ее за руки, и обе стали молча смотреть на тропинку.
   – А если серьезно, Энни, что ты собираешься делать?
   – Получу развод, как только истечет срок брачного контракта. – Аннабель вздохнула и вздернула подбородок. – Я больше не хочу видеть Ройса Кинкейда. Никогда.

Глава 22

   Шестеро всадников въехали во двор, и копыта их лошадей застучали по мерзлой земле. На мгновение сердце Аннабель замерло и умерло, как умирало сотню раз, пока шла война. Один из всадников спешился и вошел в круг света, льющегося из окон.
   На нем была серая униформа. Круг света становился все больше и теплее, и сердце Аннабель снова мерно забилось в груди. Порыв холодного ветра донес до ее слуха голос тети Хетти и приглушенные мужские голоса. Она задернула синие бархатные шторы, а к тому времени, как в комнате появилась тетя Хетти, Аннабель уже надела ботинки.
   – Энни, дорогая, – сказала тетя, – ты одета? К тебе приехал джентльмен.
   Аннабель постаралась ничем не выдать своего волнения.
   – Это люди Кинкейда?
   – Майор Дешилдс, дорогая. Он спрашивает тебя.
   Оливия подняла голову от шитья и прищурилась, но Аннабель лишь пожала плечами. Ройса среди солдат не было, и она не понимала, что все это значит и зачем она понадобилась майору. Внезапно ее сердце сжалось от страха при мысли о том, что они приехали сообщить ей о смерти Ройса. У Аннабель задрожали колени.
   – Этот человек спросил мисс Холстон?
   Тетя Хетти широко улыбнулась, словно была уверена в том, что майор приехал свататься.
   – Насколько мне известно, именно так тебя зовут, дорогая.
   У незнакомца было мужественное лицо с заостренными скулами, покрытыми бронзовым загаром, немного искривленный, выступающий нос и широкий рот, окаймленный густыми длинными усами цвета свежесобранного меда.
   – Майор Джон Дешилдс, мэм. – Он снял шляпу, приветственно взмахнул ею и приложил к груди.
   Черное страусовое перо, украшавшее шляпу, слегка покачивалось на ветру, и Аннабель невольно улыбнулась.
   Мужчина заморгал и сглотнул.
   – Странные вещи происходят с мужчиной, когда молодые леди начинают улыбаться. Но когда улыбаетесь вы, мисс Холстон… когда вы улыбаетесь… Ваша улыбка – у меня нет слов, чтобы описать ее.
   – Не думаю, что вы проделали такой путь лишь ради того, чтобы сделать мне комплимент.
   Аннабель бросила взгляд на тетю Хетти, которая только что вошла в гостиную. Ее пухлое лицо сияло.
   Солдат смерил женщину проницательным взглядом, и Аннабель повела его на просторную веранду.
   – Тетя Хетти иногда бывает слишком болтливой.
   Майор рассмеялся:
   – Я давно знаю миссис Шервуд.
   Он посерьезнел, оглядел лужайку и провел указательным пальцем по усам.
   – Это был очень смелый поступок. Вы спасли жизнь мне и еще многим людям.
   – Вам не стоило рисковать, чтобы поблагодарить меня, майор Дешилдс. Умоляю вас, никому об этом не рассказывайте. Генерал уже пообещал мне хранить случившееся в секрете.
   Мужчина изучал свою шляпу, которую держал в руках.
   – Честно говоря, я заставил его назвать ваше имя, поскольку мы хотим просить вас еще об одной услуге.
   – Понимаю, – ответила Аннабель, хотя ничего не понимала.
   Ее занимал другой вопрос: мог ли Ройс выведать ее имя у генерала?
   Внезапно она осознала, что майор смотрит на нее. Его лицо казалось мрачным в лунном свете.
   – О какой услуге вы хотите просить меня, майор?
   – Окажетесь ли вы настолько безрассудной, чтобы указать нам точное расположение пикетов янки?
   – Но тетя Хетти… Я хочу сказать, что в Вашингтоне все это станет известно еще до восхода солнца.
   – Конечно, мисс Холстон. Я понимаю.
   Дешилдс водрузил шляпу на голову и вновь криво усмехнулся:
   – Простите, что был настолько прямолинеен. Спокойной ночи, мэм.
   Аннабель колебалась. Знай майор, кто она такая на самом деле, стал бы он скрывать ее имя от Ройса? Если кто-нибудь погибнет из-за ее эгоистичных опасений, она не простит себе этого. Аннабель положила руку на рукав майора:
   – Подождите, мистер Дешилдс. Я попытаюсь что-нибудь придумать.
   Мужчина посмотрел на нее, поглаживая усы кончиком большого пальца, и поднял голову:
   – На небе полная луна, а миссис Шервуд – натура романтичная.
   – Подозреваю, что вы разбили не одно женское сердце, майор, – сказала Аннабель. – Подождите здесь, я вернусь через минуту.
   Девушка вскоре вернулась, закутанная в свой плащ с капюшоном. – Неподалеку отсюда есть холм, с которого я, кажется, смогу указать вам точное месторасположение патрулей.
   Майор попытался помочь девушке сесть в седло, но она произнесла:
   – Давайте пойдем пешком, чтобы не шуметь.
   Джон Дешилдс перекинул уздечку через руку и зашагал рядом с Аннабель. Другие всадники последовали за ними. Они говорили почти шепотом. Когда остановились у конюшни, Аннабель услышала, как кто-то пожелал им успеха.
   На небе ярко светила луна. Лишь изредка ее закрывали тонкие, словно паутина, облачка, и на землю ложились причудливые тени. Они направились через пастбище, переступая через камни, торчавшие из земли.
   Аннабель перевела дыхание.
   – Майор Дешилдс, надеюсь, вы ничего не скажете об этом полковнику Кинкейду?
   Мужчина тихо рассмеялся в ответ.
   – Не беспокойтесь. Наш полковник считает, что все женщины и дети должны быть заперты, пока не кончится эта кровопролитная война. Скорее всего, он пристрелит меня, если узнает, что я просил вас о помощи.
   Он поддержал девушку за локоть, когда та споткнулась о торчавший из земли корень.
   – Так что не волнуйтесь, он ничего не узнает.
   Аннабель немного успокоилась и продолжила беседу. Она почувствовала, как улучшилось настроение майора, услышала в его низком голоске веселые нотки. Внезапно лунный свет сотворил чудо. Казалось, война с ее ужасами осталась где-то далеко позади. Они миновали несколько сосенок и направились к лесу.
   – Вон туда, – прошептала Аннабель. – Если их пикеты находятся там же, где вчера, я покажу вам их с холма.
* * *
   Майор приложил к губам палец, и Аннабель понимающе кивнула. Облака снова рассеялись, и луна осветила мужчину, внезапно появившегося из-за дерева.
   Аннабель замерла на месте. Ночной воздух вдруг показался ей необыкновенно плотным, сковывающим движения. В мгновение ока Дешилдс вскочил на коня и потянул Аннабель за руку, увлекая за собой.
   Девушка вцепилась в запястье майора, когда лошадь поднялась на дыбы и рванулась вправо. Прямо возле ее уха просвистела пуля. Позади раздались крики – пикеты поднялись по тревоге.
   Скакун майора быстро и уверенно нес их по направлению к соснам. Что-то больно стегнуло Аннабель по боку. Скорее всего ветка. Девушка охнула. Крики позади не утихали, пули летели во всех направлениях, конь несся по подлеску.
   Внезапно все смолкло, в морозном воздухе слышался лишь мягкий стук копыт по припорошенной снегом земле. Аннабель прижалась головой к широкой спине Дешилдса, хватая ртом воздух и пытаясь унять сильно бьющееся сердце. Она закрыла глаза, крепко держась за майора, надеясь, что он доставит ее домой невредимой. Дешилдс остановил коня в зарослях деревьев на дальнем конце «Веселого Шервуда». Аннабель услышала тихий смешок, и мужчина повернулся в седле.
   – Немного лунного света и романтики, – прошептал он.
   Услышав его слова, Аннабель закрыла глаза, потому что почувствовала боль. Сильную физическую боль.
* * *
   Под командованием Ройса было десять эскадронов – тысяча человек, хотя в армиях враждующих сторон не осталось ни одного подразделения, в котором сохранилось бы первоначальное количество солдат. В удачный день Ройс мог насчитать около шести сотен здоровых людей. Трудно командовать такими частями, потому что из них редко получалось единое целое.
   Ройс знал, что должен испытывать чувство удовлетворения. Его кавалеристы совершали свои вылазки столь успешно, что северяне были вынуждены усиливать охрану обозов с продовольствием, железных дорог, линий связи, складов и даже штабов на занятой ими территории.
   Линкольн опасался за безопасность Вашингтона, и отряды Кинкейда удерживали в северной Виргинии более шести тысяч солдат-янки, которые не могли присоединиться к армии, стоящей вдоль реки Рапидан. Совершая набеги, они тащили все, что могли, – лошадей, лекарства, обувь, одеяла для войск конфедератов, задыхающихся в осаде с моря.
   Ройс знал, что должен радоваться в эту первую ночь 1864 года, но он ощущал лишь усталость. Огонь весело потрескивал в большом камине в гостиной «Мэнсфилда», и Роле стоял перед огнем, грея руки и прислушиваясь к голосам мужчин, которые собрались здесь сегодня вечером. Он жалел, что не отправился в лагерь, расположенный в горах, и вместо этого остался на ужин с семейством Калеба Гири.
   Ройс надеялся встретить Дешилдса и узнать у него о набеге на кавалерийский отряд из Пенсильвании. Но майор побывал здесь раньше, а потом уехал во Фронт-Ройял, чтобы совершить еще одну вылазку. И вот теперь, дожидаясь отчета, Ройс стоял у камина в особняке, где предпочитал не бывать, несмотря на гостеприимство Гири.
   «Мэнсфилд» ассоциировался у него с «Излучиной», а «Излучина» – с Аннабель.
   «Ты будешь думать обо мне, майор Кинкейд…»
   Слова Аннабель затронули его черную душу. Ройс смотрел на языки пламени в камине, облизывающие поленья, и думал о том, что люди создают ад на земле собственными руками.
   Он подвинулся, освобождая место у камина Сэвиджу, который протянул ему бокал с портвейном.
   – Тебе не кажется, что эта война состарила тебя раньше времени? – спросил Уильям, поднеся к губам бокал.
   – Нас вполне можно назвать стариками, – ответил Ройс.
   Ему было тридцать с небольшим, а Сэвиджу немного больше – тридцать семь. Однако молодые неженатые кавалеристы считали их стариками.
   Уильям фыркнул:
   – Дешиддс тоже приближается к этому рубежу, однако совсем его не ощущает. Миссис Гири только что рассказала мне, что он планировал еще одну вечеринку, в то время как мы на холоде выслеживали обоз.
   Ройс сделал глоток портвейна и предался воспоминаниям.
   – Это было перед самым Рождеством, небольшая веселая пирушка, – сказал он, пожав плечами.
   Уильям снова фыркнул:
   – Здорово повеселились бы, если бы всех их сцапали.
   Ройс удивленно поднял бровь. Сэвидж пригладил свои огненно-рыжие бакенбарды.
   – Похоже, янки узнали о вечеринке от какого-то раба. Если бы не молодая леди из Уоррентона, которая прорвалась через посты северян посреди ночи, в доме мистера Гири нашли бы не только хозяина.
   Ройс сжал губы.
   – Кто эта леди? – спросил он, внезапно приняв решение немедленно отправиться в Уоррентон и объяснить ее родителям, что необходимо держать дочь под замком. Кем бы она ни оказалась, у нее было не больше здравого смысла, чем у Аннабель. Дьявол, ему вовсе не хотелось, чтобы на его совести оказалась смерть невинной девушки. Он и так нагрешил сверх меры.
   – Миссис Гири не назвала ее имени. Сказала только, что она не местная. Кажется, собиралась навестить родных в поместье «Веселый Шервуд»…
   Рука Ройса задрожала, и темно-красная жидкость пролилась ему на пальцы.
   – О Господи, полковник, – произнес Сэвидж, вытаскивая чистый носовой платок из кармана, забрызганного грязью, мундира.
   Ройс вытер пальцы.
   – Вы что, знаете, где находится это поместье? – спросил он тоном, лишенным каких бы то ни было эмоций.
   – А вы догадываетесь, кто эта молодая леди?
   – Если это действительно она, у янки не будет ни единого шанса убить ее, потому что я их опережу.
   Кое-какую информацию ему удалось вытянуть из миссис Гири. Женщина отказалась назвать имя загадочной молодой леди, сославшись на опрометчиво данное обещание молчать, однако сообщила, что Джон Дешилдс отправился сегодня вечером именно в «Веселый Шервуд».
   Ройс знал, что Аннабель лишена инстинкта самосохранения. Господи, Джону всего-то нужно было спросить, знает ли она месторасположение вражеских постов, а она наверняка решила показать их ему.
   Ройс не скрывал все возрастающей ярости. Никто не стал ужинать в «Мэнсфилде», все кавалеристы собирались в путь.
* * *
   Небольшой отряд миновал ущелье Манассас и не останавливаясь поскакал по темным проселочным дорогам и припорошенным снегом пастбищам, объезжая стороной посты противника. Ройс кипел от злости, и его уверенность в том, что таинственной молодой леди была именно Аннабель, возрастала с каждым ударом копыт по промерзшей земле.
   Поместье находилось не меньше чем в доброй полумиле от ближайшей дороги. Подъехав ближе, Ройс заметил лошадей, привязанных перед домом, и, узнав среди них любимого скакуна Джона Дешилдса, свистнул слившимся с деревьями кавалеристам. Пустив лошадей медленным шагом, всадники под покровом темноты обогнули дом и теперь осторожно двигались вперед. Ройс услышал ответный сигнал этой недели – крик козодоя – и понял, что люди Дешилдса уже здесь. Он пришпорил коня и поравнялся с крыльцом, где стоял один из кавалеристов.