Бросив на Эдмунда последний многозначительный взгляд, она повернулась к нему спиной и направилась к буфету за еще одним бокалом шампанского, чтобы унять внутреннюю дрожь.
   Ее следующим шагом было извиниться и отправиться домой – в сильные руки Сэмсона и крепкие стены отеля. А здесь Эдмунд не будет спускать с нее глаз, может, даже заговорит, если представится такая возможность, хотя он вряд ли найдет причину, чтобы вырваться из рук Брижитт на достаточное для долгого разговора время.
   Но, протягивая руку за бокалом, она не заметила стоявшего у нее за спиной Эдмунда, пока он не схватил ее за локоть, да с такой силой, что она расплескала шампанское на свое платье и на ковер.
   Она замерла в шоке. Они стояли в углу комнаты спиной к остальному залу.
   А он наклонился и сказал тихим и суровым голосом:
   – Встретимся завтра утром в десять в садовой беседке отеля. Будь там одна. Нам надо поговорить, Оливия.
   Прежде чем она успела ответить, он быстро от нее отошел, так что когда она обернулась, он уже скрылся в толпе гостей, которые по-прежнему веселились и, по всей видимости, не заметили, что они были рядом, пусть только несколько секунд.
   Оливия скорее рассердилась, чем испугалась, но поняла, что ей надо немедленно уезжать. Допив остатки шампанского, она поставила бокал на стойку и стала искать глазами дедушку Маркотта, чтобы с ним попрощаться.
* * *
   С того момента, как уехала Оливия, Сэмсон время от времени кружил в нетерпении по вестибюлю отеля, все больше за нее тревожась, хотя знал, что они до мелочей продумали важные моменты ее присутствия на балу и при таком количестве народа она будет в безопасности. Все же его беспокоило, что он не с ней, чтобы следить за ее действиями и чтобы увидеть выражение лица Эдмунда, когда он ее увидит. Но ему ничего не оставалось, как ждать. Однако прошло уже более двух часов, и он начал терять терпение.
   Наконец он увидел остановившуюся перед отелем карету и кучера, который слез со своего сиденья, чтобы открыть дверцу.
   Сэмсон ринулся к карете, и как только Оливия его заметила, лицо ее просияло.
   – Вы, верно, беспокоитесь, – сказала она, не скрывая своего удовлетворения.
   – Мне ничего не остается делать, как ухаживать за вами, леди Оливия.
   – Как и должно быть, – заметила она лукаво.
   Она выглядела очень оживленной и взволнованной. Бледность сменилась румянцем, глаза блестели.
   – Ну что? – спросил он, потому что она молчала. И тогда она не выдержала, радостно взвизгнула и бросилась в его объятия.
   – Боже мой, Сэм, это было великолепно! Просто великолепно! – восторженно воскликнула она и, прижавшись к нему, уткнулась лицом ему в шею.
   Сэмсон был так изумлен ее поведением, ее непосредственностью, что не сразу понял, что ему делать. Но потом, словно это было вполне естественно, он обнял ее за талию и приподнял вверх. Она начала осыпать поцелуями его шею.
   Он был околдован. От нее чуть-чуть пахло вином и цветами, шелковистые волосы ласкали его щеку, и он воспользовался этим моментом – всего одним моментом, – чтобы насладиться мягкими формами ее тела, прикосновением ее губ, утонуть в звуках ее невинного смеха. Ее счастье заразило его, и когда она наконец оттолкнула его, он понял, что без нее мир будет пустым.
   Он опустил ее на пол, а она, заглянув ему в лицо, сказала:
   – Я все вам расскажу, но сначала давайте войдем.
   – Прекрасная мысль, – сказал он, все еще обнимая ее одной рукой за талию.
   Она схватила другую его руку и не выпускала до тех пор, пока они не поднялись на свой этаж.
   Их апартаменты были довольно скромными: две отдельные спальни и общая между ними комната с одной софой и столом с двумя креслами. Она остановилась возле стола, зажгла стоявшую на нем лампу и, вынув из ушей серьги, бросила их на стол вместе с веером и ридикюлем.
   Потом посмотрела на него с торжествующей улыбкой.
   – Все прошло великолепно.
   – Вы уже это сказали.
   – Он был в шоке, просто в шоке. Как же это было забавно, Сэм.
   Сэмсон тяжело опустился на софу, вытянул ноги и, сложив на животе руки, посмотрел на нее с изумлением.
   – Вижу, вы хорошо повеселились, не так ли?
   – Это было чудесно. – Она грациозно опустилась в кресло и расправила свое красное платье. – Когда он меня наконец увидел, он побледнел как полотно. Но после того, как я поговорила с ним и Брижитт, он страшно разозлился, хотя ему удалось скрыть свой гнев лучше, чем удивление. Вы не можете себе вообразить, какой была его реакция. А лучше всего было то, что он должен был молчать, чтобы не выдать себя, потому что его невеста не отходила от него ни на шаг. Так что он был в полном моем распоряжении. – Она весело рассмеялась. – Я сказала ему, что я замужем за неким мистером Джоном Эндрюсом, банкиром из Лондона. Я якобы неправильно вложила свои личные деньги, и он помогает мне с этим разобраться. – Она опустила руки на колени. – Господи, Сэм, жаль, что вас там не было! Момент был просто великолепным.
   Ее восторг был заразителен, и Сэмсон засмеялся, откинув голову на спинку софы.
   – Дорого бы я отдал за то, чтобы увидеть, как вы справляетесь. Я едва нашел в себе силы, чтобы не помчаться на бал, чтобы все увидеть своими глазами.
   – А я все время думала о вас, – тихо промолвила она.
   – Я надеюсь, – пробормотал он, почувствовав, как что-то сжалось у него внутри, хотя она, возможно, поняла его не так, как он того хотел.
   – Я все время думала, что это был бы за вечер, если бы мы оба предстали перед ним и увидели, как бедняжка Брижитт цепляется за него, будто я собираюсь украсть его прямо перед ее носом. – Она фыркнула. – Какой абсурд!
   Ему немедленно захотелось поцеловать ее.
   – А что-нибудь еще случилось? Он сказал что-нибудь о Доме Ниван или о ваших деньгах?
   Она немного скривилась и нахмурилась.
   – Нет, ничего такого он не сказал, да и не мог. Ведь я вела себя вовсе не как жертва, у которой разбито сердце, и это его и смутило. В какой-то момент мы с Брижитт заговорили о том, какие разные Эдмунд и мой муж. – Она лукаво посмотрела на Сэмсона и снова улыбнулась. – Я сказала им обоим, что мой муж на четверть дюйма выше ростом, но тоже очень красив.
   После такого признания Сэмсон не мог думать ни о чем другом, как послать все к дьяволу, схватить ее в объятия и овладеть ею прямо на ковре. Тот факт, что она заметила эту единственную крошечную разницу в росте между ним и Эдмундом, значил для него больше, чем она могла себе представить.
   – А как долго вы с ним разговаривали? – Ему хотелось знать все детали – вдруг она что-нибудь упустила.
   Она пожала плечами, задумавшись.
   – Недолго, минут пять, и это, наверное, было хорошо. Ведь в зале было человек пятьдесят или около того, и все хотели его поздравить, так что я не могла долго его задерживать. Но он ни словом не обмолвился о вас... О! Я упомянула имя тети Клодетт, но так, мимоходом. – Она подалась вперед, и ее глаза сверкнули. – Я была бы просто счастлива, если бы он что-нибудь сказал о ней, но, по правде говоря, Сэм, мне понравилось больше всего, что он ничего не мог ответить, что бы я ни говорила. Ему не оставалось ничего, как только молчать и уповать на то, что крошка Брижитт ничего не заподозрит.
   Он был поражен – ее умом, ее обаянием, ее необычайной красотой. В этот момент он подумал, что Эдмунд совершил самую большую в своей жизни глупость, упустив эту выдающуюся женщину.
   – А что вы почувствовали к нему, Оливия? – поколебавшись, спросил он.
   Растерявшись, она задала встречный вопрос:
   – Что я почувствовала? В каком смысле?
   – Вы рассказали, что, встретившись с ним, вы полностью владели моментом, но вы когда-то говорили мне, что любили его. Любопытно было бы узнать, не вернулись ли квам эти чувства. Вы не приревновали его к Брижитт? – Он внимательно посмотрел на нее и спросил напрямую: – Вы все еще в него влюблены?
   Она сидела и смотрела на него без всякого выражения несколько минут – так ему, во всяком случае, показалось. Потом она резко встала.
   – Эдмунд – дурак. Я никогда не смогла бы полюбить дурака.
   Он тоже встал. Такого облегчения он еще никогда не чувствовал.
   – Знаете, Оливия, я подумал о том же самом.
   – Вот как?
   Он приблизился к ней на шаг и завис над ней.
   – Да.
   Она покачала головой, и выражение ее лица опять стало радостным.
   – Завтра вечером, Сэм, он будет полностью разоблачен, и я уже предвкушаю, как войду в зал под руку с вами.
   Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Потом, когда она поняла, что он намерен делать, ее глаза округлились, рот приоткрылся, и она облизнула пересохшие губы. Все же ей удалось совладать с собой, и она отступила.
   – Я, пожалуй, пойду спать, – сказала она.
   Он с невероятным трудом подавил вожделение, которое нахлынуло на него с такой силой. Если бы она знала, что она с ним делает!
   – Повернитесь, – приказал он немного слишком резко.
   – Я... я не могу...
   – Я хочу помочь вам расстегнуть платье, – уже мягче сказал он.
   Перед балом он помог ей с этой частью одежды, потому что у нее не было горничной. Но сейчас она не хотела, чтобы он к ней прикасался.
   – Все в порядке, Оливия. Позвольте мне помочь вам расстегнуть пуговицы, и идите спать.
   Она не стала больше спорить, а просто повернулась к нему спиной.
   Он начал с верхней пуговицы у лопаток. Его пальцы касались ее кожи, отчего у нее побежали мурашки. Он расстегивал одну пуговицу за другой, пока не дошел до талии. Потом он схватил ее за предплечья и повернул к себе.
   Ее взгляд поразил его, В нем он прочел понимание, доверие и... преданность.
   Прижав к груди платье, чтобы оно не упало, она погладила его свободной рукой по щеке и сказала внезапно охрипшим голосом:
   – Благодарю, Сэм. Благодарю за все.
   – Ради вас я готов на все, – прошептал он.
   – Спокойной ночи, Сэм.
   – Спокойной ночи, Ливи.
   Повернувшись, она направилась в свою спальню и тихо прикрыла за собой дверь.

Глава 17

   В это утро, впервые с тех пор, как она много недель назад увидела Сэмсона, она намеренно солгала ему. Она не только скрыла от него, что в десять часов утра встретится с Эдмундом одна в саду отеля, но и сочинила правдоподобный предлог, объясняющий свое отсутствие. Правда, она почувствовала себя такой же змеей, как тот, с кем она собиралась встретиться, но она не знала другого способа, чтобы избавиться от постоянного надзора Сэмсона. И если бы он хотя бы что-нибудь заподозрил, он не разрешил бы ей пойти на свидание с Эдмундом или – что было бы еще хуже – настоял бы на том, чтобы пойти с ней, а это не позволило бы ей вести себя с Эдмундом так, как она хотела.
   Поэтому за утренним кофе в ресторане отеля она небрежно заявила, что у нее есть неотложное дело, подчеркнув, что ей придется уйти около десяти часов на встречу по поводу покупки образцов в одном из магазинов Дома Гованс. Он посмотрел на нее с подозрением, видимо, раздумывая, но согласился. Тогда она предложила ему сопровождать ее, хотя была уверена, что он откажется, даже если она скажет, что это будут другие образцы, чем те, которые они отбирали в Доме Ниван. Она немного понервничала, поскольку он отказался не сразу, и она подумала, не раскрылся ли ее обман. Но он сказал, что лучше подождет ее в своей комнате и почитает газеты.
   Все утро небо было затянуто тучам и, и к тому моменту, как она попрощалась с Сэмсоном и вышла на улицу, стало совсем темно от надвигавшейся грозы.
   Она намеренно прошла мимо окон ресторана в надежде, что Сэмсон увидит, что она направляется в сторону расположенного неподалеку магазина. Но как только она дошла до угла, она повернула и обогнула здание отеля с другой стороны.
   Здание отеля было выстроено в форме подковы, и сад находился в самом центре, так что клиенты отеля могли выходить в него прямо из вестибюля нижнего этажа, а также любоваться цветами из окон своих номеров.
   К тому времени, как она подошла к воротам сада, было уже десять часов. Чугунные ворота легко открылись, и она прошла на посыпанную гравием дорожку.
   Небо было уже совершенно черным, и поднялся сильный ветер. На Оливии было легкое шелковое платье с короткими рукавами, и она почувствовала, что замерзает.
   Она огляделась. Она не то чтобы боялась, но инстинктивно понимала, что ей надо быть осторожной. Почти не замечая искусно подстриженных кустов и небольших клумб с разнообразными цветами, она быстро направилась к беседке в глубине сада.
   В саду никого не было, но если кто-нибудь увидел бы ее вместе с Эдмундом, то подумал бы, что это романтическое свидание, а в этом для французов не было ничего необычного. Если только он не намерен причинить ей зло.
   Оливия тут же отмела эту мысль. Хотя Эдмунд и был расчетливым негодяем, он не был опасен – в этом она была уверена. Однако простая мысль о том, что он может причинить ей физическую боль, заставила ее нервничать. Все ее чувства были обострены, а тревога росла с каждым шагом. Наконец она увидела беседку.
   Неожиданно налетевший порыв ветра растрепал ей волосы, и она отругала себя за то, что завязала их лишь тонкой ленточкой. Пряди упали ей на лицо и глаза. Она остановилась, чтобы убрать их, и тут увидела его.
   Она ощутила, как напряглись все мышцы. Он стоял в беседке, непринужденно прислонившись к низким перилам и скрестив руки на груди, а его голова была скрыта за густыми ветвями цветущей бугенвиллеи, спускавшимися по белой решетчатой перегородке.
   Глубоко вдохнув, чтобы придать себе уверенности, Оливия выпрямилась и, сцепив за спиной руки, подошла к коротким ступенькам беседки и остановилась, чтобы он понял по ее вздернутому подбородку и еле заметной улыбке, что она настроена решительно.
   – Эдмунд, – сказала она.
   Он посмотрел ей прямо в глаза. Его гневный взгляд говорил о том, что он намерен ее запугать. Она изо всех сил постаралась его проигнорировать.
   – Оливия, – ледяным тоном ответил он.
   Она медленно поднялась по ступенькам и встала спиной к стене беседки и лицом к нему.
   – Значит, мы снова встретились, – дружелюбно заметила она.
   – Да уж. – Он помолчал и спросил: – Зачем ты приехала в Грасс?
   Волнение охватило Оливию – этого момента она ждала несколько месяцев. Она посмотрела на него в упор.
   – Я хочу, чтобы ты немедленно вернул мое наследство. Ты ведь помнишь, какое у меня было состояние, Эдмунд? То, что ты так бессовестно у меня украл.
   Он долго молчал, наблюдая за ней из-под полуопущенных ресниц и стиснув зубы. А потом оттолкнулся от перил и сделал несколько шагов к ней навстречу.
   Оливия решила не отступать, но улыбка с ее лица исчезла.
   – Ты же не собираешься меня убить, не так ли? – довольно саркастически процедила она.
   – Ты все такая же дерзкая.
   – Приходится быть дерзкой, если тебя обманывает негодяй и лжец. – Она почувствовала, как в ней закипает гнев.
   Он почесал подбородок, настороженно глядя на нее, но все еще постепенно приближаясь к ней.
   – А где твой муж?
   – Ждет меня за воротами. Чтобы защитить меня, если я вдруг закричу.
   Он покачал головой:
   – И кто же из нас лжец?
   Оливии стало не по себе. Она инстинктивно отступила и прислонилась спиной к деревянной решетке беседки. Подняв одну бровь, она сказала нараспев:
   – Полагаю, ты никогда не будешь в этом уверен. – Он возвышался над ней всем своим огромным ростом и сверлил ее безжалостным взглядом.
   – А чего ты ждешь от меня, Оливия? Передать тебе мешок с деньгами?
   – Я жду, что ты отдашь мне все, что украл, желательно в банкнотах. И не вздумай рассказывать, что ты потратил все на мою тетю Клодетт.
   Это неожиданное замечание привело его в замешательство. Его лицо на мгновение обмякло, а глаза немного расширились. Но он собрался и сказал с усмешкой:
   – Ну ты и змея.
   Он явно хотел ее шокировать, даже запугать. Но она слишком долго ждала этой встречи, чтобы позволить ему таким образом обратить ее в бегство.
   Она еще немного отступила и пожала плечами:
   – Если я змея, то весьма умная, ты так не считаешь? И я уверена, что ты это понимаешь, поскольку в твоей жизни их, по-видимому, было немало.
   Оливия еще никогда не чувствовала себя в его присутствии такой смелой и по тому, как он нахмурился, поняла, что он этого не ожидал.
   Презрительно фыркнув, она отошла от перил и начала ходить вокруг него, сцепив за спиной пальцы, оглядывая его с головы до ног, словно он был какой-нибудь таракан.
   – Что, ты думал, я буду делать, когда ты оставил меня? Рыдать в подушку? Может быть, пойду к тете Клодетт поплакать на ее плече, а ты в это время будешь в соседней комнате слушать и смеяться над моей наивностью?
   Она остановилась у него за спиной в центре беседки. Он обернулся с видом едва контролируемой ярости.
   – Чего ты ждал, Эдмунд? – Она тоже начала понемногу заводиться. – Тебе никогда не приходило в голову, что я буду тебя разыскивать? Ты думал, что я примирюсь с тем, что лживый ублюдок предал меня, притворился, будто женился на мне, и украл все, что нажито трудом для Дома Ниван, и в довершение всего бросил меня еще до первой брачной ночи? – Она презрительно засмеялась. – Неужели ты так глуп, Эдмунд?
   Он так крепко сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев, но долго молчал, прежде чем сказал угрожающим тоном:
   – Поосторожней, Оливия.
   Поскольку она похвалилась, что умна, она решила, что будет лучше, если последует его совету. У него был такой вид, что он вот-вот взорвется – лицо побагровело, глаза метали молнии.
   Она отошла к ступеням беседки, подальше от него, и посмотрела на него искоса.
   – Ты собираешься таким же образом обмануть Брижитт? – По правде говоря, она не ждала, что он в этом признается. Он ее не разочаровал.
   – Как ты узнала, что наш брак недействителен? – спросил он, не обращая внимания на ее вопрос.
   – Разве мы это уже не обсуждали? Я не глупа, Эдмунд.
   Он молчал почти минуту, видимо, сопоставляя. Потом он вдруг резко переменил тактику. Он разжал кулаки, вытянул пальцы и запустил их в волосы, точно так же, как это делал Сэмсон, и на какую-то долю секунды застал ее врасплох.
   Он встал перед ней, и улыбка заиграла на его губах.
   – Значит, ты хочешь вернуть свои деньги, – скорее сказал, чем спросил он менее напряженным тоном.
   Хотя ее испуг немного прошел, своим заявлением он вызвал у нее подозрение. Она знала его лучше, чем он думал.
   – А ты хочешь что-либо взамен. – Эта мысль выскочила неизвестно откуда, но имела реальный смысл, когда дело касалось Эдмунда.
   – Я быстро верну тебе все, если...
   Он намеренно замолчал, стараясь быть обаятельным. Как это когда-то он умел.
   – Если что?
   – Если ты поклянешься, что никогда никому обо всем этом не расскажешь, особенно Брижитт.
   Его предложение было возмутительным и беспринципным, и если бы она согласилась, стала бы такой же лживой, как он. Но именно этого он и хотел – поставить ее в условия, при которых она отвечала бы за свои действия. Молчание в обмен на деньги. И, зная, как дорог ей Дом Ниван, он был уверен, что крепко держит ее в своих руках.
   – Ты и впрямь думаешь, что я опущусь до твоего презренного уровня и позволю тебе лишить эту девушку не только ее состояния, но и ее достоинства?
   – Я люблю Брижитт, – заявил он, – и я никогда не причиню ей боли.
   – Не смеши меня, Эдмунд. Ты не знаешь даже значения этого слова.
   – То, что она не так красива, как ты, Оливия, не означает, что я не испытываю к ней чувств.
   Она не могла поверить в его наглость.
   – Ты просто жалок.
   – Я уже затащил ее в постель, – признался он довольно небрежно. – Я уверен, что ты не захочешь, чтобы пострадала ее репутация.
   Где-то вдали раздался раскат грома, и Оливия вздрогнула. Но больше, чем удар грома, ее поразило его циничное признание.
   – Этого не может быть, – вырвалось у нее. От налетевшего порыва ветра волосы снова упали ей на лицо. Она отвела их нетерпеливым жестом. – Брижитт никогда не позволила бы тебе такое до свадьбы.
   – Нет, Оливия, в отличие от тебя она не так холодна и бесчувственна по отношению к своему будущему мужу. – Он приблизился к ней. – Ты не захочешь, чтобы ее репутация была погублена, – повторил он предостерегающим тоном. – Поэтому я предлагаю тебе держать свой маленький бойкий язычок за зубами и никому ничего не рассказывать. Взамен я в течение недели пришлю тебе в Дом Ниван банковский счет.
   Оливия обхватила себя руками, чтобы унять дрожь. Ее привела в ярость его наглость, а страх совершенно исчез.
   – Ты омерзителен.
   – Так думают те, кто меня не знает, а ты так и не удосужилась меня узнать, Оливия.
   Она оглядела его пристальным взглядом.
   – Неужели можно быть таким самонадеянным? – Он одарил ее своей знакомой чарующей улыбкой и погладил по щеке.
   – О, я могу быть еще и не таким. – Она оттолкнула его руку.
   – Тебе не удастся ни одурачить меня, ни запугать, Эдмунд. Я знаю совершенно точно, какой ты на самом деле.
   Добродушное выражение сошло с его лица прямо у нее на глазах. Он наклонился к ней и прошептал зловещим тоном:
   – Я уверен, что твой... банкир-муж не может обеспечить тебя или Дом Ниван так, как твое наследство. А если ты мне солгала и на самом деле не замужем, чему я склонен верить, потому что... – он глумливо усмехнулся, – я тоже не глуп... тебе необходимо вернуть свое наследство. Подумай об этом, Оливия. – Не спуская с нее глаз, он немного отступил. – Я больше никогда тебя не побеспокою. Но только до тех пор, пока ты ничего не расскажешь Брижитт или кому-нибудь другому. Так мы договорились?
   Он знал, что она должна была ответить. Но чего он не знал, так это того, что на сей раз они с Сэмсоном опережают его на шаг.
   – Да, – прошептала она.
   – Прекрасно. А теперь я тебя оставлю, потому что, кажется, сейчас пойдет дождь. – Он повернулся и бросил через плечо: – До вечера, дорогая.
   Она с трудом удержалась, чтобы не завопить от радости, пока он не ушел достаточно далеко, чтобы услышать ее.
   «Вот именно – до вечера».

Глава 18

   Сэмсон был в ярости. Его взбесил ее обман и тот риск, которому она подвергалась, встречаясь с Эдмундом одна в уединенном месте и без его защиты. Как он мог поддаться на ее уговоры не сопровождать ее и ничего не заподозрил, когда она в третий раз – и всего за пару дней – заявила о том, что ей необходимо посетить парфюмерный магазин. Но больше всего он разозлился на себя – за то, что почувствовал совершенно абсурдную ревность, чего с ним еще ни разу в жизни не случалось.
   Он увидел Оливию сразу, как только выглянул из окна их номера, выходившего в сад. Он не мог не заметить среди зелени ее платье цвета лаванды. Но самый большой шок он испытал, увидев – впервые за десять лет – своего брата, который был так близко от нее, прикасался к ее руке... Она, правда, его оттолкнула, но их тихий разговор, само сознание того, что они вместе и без его ведома, что она солгала ему, потрясли его. Он испугался, что потеряет ее.
   Как только она, вернувшись со своего свидания, вошла в вестибюль отеля, Сэмсон, не говоря ни слова, схватил ее за руку и потащил в номер. Она не стала сопротивляться, видимо, чувствуя свою вину, но скорее потому, что поняла всю серьезность своего поступка и силу его гнева.
   Не было еще одиннадцати часов утра, но в ту же секунду, как он увидел ее рядом с Эдмундом, он принял решение: он займется с ней любовью. Немедленно.
   Он быстро запер за собой дверь, прошел мимо нее к окнам и тоже их закрыл. Небо было покрыто черными тучами, дождь с каждой минутой усиливался. Как раз такая погода, подумал он, чтобы заняться любовью. Глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, он повернулся к ней.
   Она стояла возле софы, красная от гнева, и, уперев руки в бока, смотрела на него с вызовом. Он чуть было не рассмеялся.
   – Что ты делаешь?
   Он начал расстегивать рубашку.
   – Собираюсь заняться с тобой любовью.
   Она начала отступать, пока не ударилась ногами о край софы.
   – Ни за что! – От стыда и обиды ее глаза наполнились слезами.
   – Да, да. – Он медленно пошел на нее, вытаскивая на ходу запонки из рукавов.
   Она не завопила и не пыталась убежать – настолько она была шокирована его заявлением, а возможно, и тем, что в данный момент и он был ей нужен, хотя скорее всего она этого не осознавала.
   Она обогнула софу и подошла к двери, чтобы быть от него подальше.
   – Я... я отказываюсь принадлежать кому-либо, кроме своего мужа.
   Это был разумный довод, но Сэмсона он не остановил.
   – Больше никаких игр, Оливия.
   Прижав руки к груди, она смотрела, как он приближается, и уже не могла скрыть паники.
   – Ты сошел с ума.
   – Наверное, – согласился он. – Я без ума от тебя.
   – Я закричу, – дрожащим голосом буркнула она.
   – Не закричишь.
   – Ты сказал мне в первый день в Париже, что мы никогда не будем...
   – Я солгал, – отчетливо произнес он.
   Он уже стоял перед ней, а она – прислонившись спиной к двери. В ее глазах он прочел испуг, беспокойство и... желание.
   – Время настало, Ливи, – уверенно сказал он.
   – Ты... ты не посмеешь взять меня силой.
   Он не знал, смеяться ему или почувствовать себя оскорбленным. Прижав большой палец к ее губам, он прошептал:
   – Ты сама в это не веришь. Ты хочешь меня так же, как я тебя.
   Она начала дрожать.
   – Ты не знаешь, чего я хочу.
   Именно это его и терзало. Он все еще боялся, что она предпочтет ему Эдмунда.
   Он наклонился и сказал прерывистым шепотом:
   – Я не собираюсь сейчас тебя терять.
   И он поцеловал ее, но не нежно, а со всей силой своего желания, хотя знал, что этому поцелую не суждено было продлиться.