Я постоял в тамбуре, слушая, как Димка проходит шлюз, тронул гарнитуру:
   — Чарли, кровь из носу, узнай, чем он там занимается.
   — Не понял приказ. Цель и причину не понял, если точнее, — сухо ответил Чарли.
   — Я не знаю. Мне самому тошно. Но ты сделай, а моральные аспекты будем изучать после. Хорошо?
   Знал я, знал. Провалявшись остаток ночи без сна, я слышал, как проснулся Димка и уловил его первую мысль. В момент перехода к бодрствованию он себя не контролировал. Мысль прозвучала простая, чёткая и ясная. «Этот ничего не заподозрил. До чего ж они наивны» — так вот подумал, проснувшись поутру, мой бывший друг Дмитрий Колесниченко, бывший пилот Большого Друга, бывший человек.
   Мне с трудом удалось остаться лежать в койке, не попытаться устроить разборку, не выдать того, что я понял всё. Нет, конечно, я не смог узнать его планов и намерений. Но столько холодной взвешенной жестокости сопровождало эту его коротенькую фразу, что сомнений у меня не осталось — Димка перестал быть собой. Тот, кого я знал, никогда не подумал бы обо мне «этот». Почему я решил, что он перестал быть человеком, объяснить трудно, но мне почудилось, что под «они» подразумевалось нечто чуждое.
   В открытую говорить с Чарли я не мог, помощи ждать тоже не приходилось, мне предстояло самому выбираться из ловушки. Димка зачем-то вернулся ночью на борт «патиссона», вроде бы без видимых причин, но ведь не просто для того, что бы запудрить мне мозги, изображая пьяного. Единственное достоверное предположение — он тянет время. Если бы он задержался ещё на пару часов, то я пошёл бы за ним. И мог помешать. А сейчас, получается, времени у меня нет.
   Мне на секунду показалось, что схожу с ума и брежу. Померещилось, бог знает что. Умыться холодной водичкой, принять успокоительное, а когда Димка вернётся, вместе посмеяться над идиотской ситуацией. Я бы, наверно, так и сделал, но вовремя вспомнился его мысленный «голос», чужой и полный презрения.
   Что мы имеем? Почти неподвижный «патиссон», застрявший в недрах гигантской машины, врага под личиной друга, отсутствие возможности позвать на помощь. Да если бы и была такая возможность, то кто смог бы мне помочь? Ответ — никто. Вот, что значит пренебрегать правилами. Мне очень явственно представился инженер по технике безопасности завода, на который меня распределили после института. Укоризненный взгляд его говорил — «а я ведь предупреждал». Расслабились, чёрт!
   Что произошло с Димкой, меня интересовало как-то академически. Я давно ждал, чего-то такого с его стороны. Я, можно сказать, потерял терпенье, ожидая, когда же он прямо заявит своё несогласие с тем, что мы делаем, и предложит свой вариант «как нам обустроить». Что же он нашёл? Или это его нашли?
   Я сел в кресло пилота, крутнулся на триста шестьдесят градусов. Позвал:
   — Чарли, как дела?
   — Он снова блокировал доступ. Подобраться окольными путями не получается. И ещё, странность такая, я всё чаще натыкаюсь на сообщения «доступ закрыт». Такое чувство, что кто-то постепенно закрывает входы в систему верфи.
   Странно, почему они не отключили доступ сразу? Не хотят выдавать себя раньше времени? И кто такие «они»? Зато выходит, что время у меня ещё есть. Круглый, Круглый, что же ты задумал?
   — Запасная машина далеко? — спросил я.
   — Я немного оптимизировал маршрут, «патиссон» будет у вас через несколько часов. Ты мне скажешь, что происходит?
   И тут я допустил ошибку, которую по счёту, даже вспоминать лень. Вместо того, чтобы прикинуться ничего не подозревающим самоуверенным придурком, я задержался с ответом, а потом ляпнул:
   — Нет, не сейчас.
   В этот момент на обзорном экране вместо надоевших внутренностей верфи возник Димка. Вернее, его лицо, странное, как будто нарисованное или, скорее, синтезированное на компьютере не слишком прилежным художником. Так оно и оказалось, когда он заговорил, стали заметны ошибки в артикуляции:
   — Ну, спасибо. А то я хотел сам у тебя поинтересоваться — понял ты, что случилось, или нет. Значит, понял, — Димка говорил спокойно, совсем без эмоций, как, может быть, никогда раньше и не говорил.
   — Ну, если честно, то не понял я ничего, кроме того, что у нас неприятности. Давай, выкладывай, враг мой, — я постарался быть столь же невозмутимым.
   Улыбка, как гримаса, исказила лицо на экране:
   — Наконец-то дошло до тебя, о, великий праведник, что мы враги. Давно враги. Я понял тоже не сразу, — он помолчал, а когда я открыл рот, что бы прервать паузу, неожиданно продолжил: — Знаешь, когда это произошло?
   — Ну?
   — Ты не нукай, а слушай. Я всё понял, когда Алёна пришла к тебе. Невзирая на. Просто взяла и прошла все кордоны, только чтобы быть с тобой.
   — А началось с того, что капитаном выбрали не тебя, а Сашу? — словно невзначай вклинился Чарли.
   — Ты хоть тут не лезь, жестянка. Я тебя отключу на время, не возражаешь? Правильно, кто ж тебя послушает, даже если ты и возражаешь, — с издевкой проговорило изображение на экране.
   Я растерялся, то, что он говорил, не укладывалось в голове. Надо постараться взять себя в руки. Не успел я так подумать, как Димка отреагировал:
   — Да, ты уж постарайся держать себя в руках и не думать так громко. До сих пор как-то у тебя получалось.
   — Чего ты хочешь? — спросил я, не выдавая эмоций.
   — Уже ничего. У меня всё есть, спасибо, — ехидно ответил он. Продолжил серьезно: — А ежели чего понадобится, так я и сам возьму. Мне сделали предложение, сам понимаешь, я не смог отказаться. Это тебе не какой-нибудь вшивый Проект, это, брат, настоящая сила…
   — К чему тогда разговоры? — сдерживая рвущийся крик, поинтересовался я холодно.
   — Хочу, чтобы ты знал. Ты всегда раздражал меня своей правильностью. «Так нехорошо», «несправедливо», «я этого никогда не подпишу» — твои любимые фразы. Хотел быть святее папы, но, что интересно, и сам не отдавал себе в этом отчёта. Поэтому я и говорю — праведник. В тебя влюбилась лучшая девчонка из тех, что я встречал, а ты отвернулся от неё, мол, молода больно. Я несколько лет не выпускал её из поля зрения, всё ждал, когда же она меня заметит. А она замечала тебя одного, а когда ты счёл её достаточно взрослой, тогда пальчиком поманил, и всё. Она готова была за тобой на край света. И ведь пошла! И всегда у тебя всё по-настоящему, всё всерьёз. Всегда у тебя всё получалось. Я поэтому именно тебе предложил заняться бизнесом, а не кому-то ещё. Женщины относились к тебе всегда очень серьёзно, а ты жаловался вечно, что у тебя с ними проблемы, — бесстрастность его постепенно переходила в истерику. — Да все! Все ставили тебя на первое место, смешно сказать, даже дед мой и тот тебя уважал больше, чем меня. В пример ставил. Я всё не мог понять, почему так. Ведь у меня даже ай-кью выше твоего…
   Я рассмеялся:
   — Откуда ты об этом знаешь? Я, например, даже свой никогда не определял.
   — Вот именно! — крикнул он. — Тебе всегда безразличны такие мелочи. Подумаешь, кто-то умнее! А я понять хотел, почему я всегда и везде второй. Наверно твой железный друг прав, началось всё с того, что ты оказался моим командиром. До того момента сохранялась хотя бы видимость паритета. Хотя, нет, врет он. Ты и после продолжал оставаться вечно сомневающимся, неуверенным бульдозером. И не спорь, потому что ты и есть бульдозер. Если чего захочешь, то хрен тебя свернёшь.
   Мне надоело слушать эти излияния, я тихо посочувствовал психоаналитикам. Сказал сочувственно:
   — Так что ж ты молчал-то столько лет? Мог бы и друзей себе найти таких, которые нравятся. Ты что, мазохист скрытый?
   — Дурак ты, Кармагин. Мало ли что, что ты меня раздражал. Я ж тоже, как и многие, уважал тебя. А вот ты даже не утруждал себя вопросом «а как ко мне относятся люди». Ты просто делил их на тех, кто тебе нравится, а кто нет. Но вот во время экспедиции ты уж развернулся! Как же! Судьбы целых планет оказались в твоих руках.
   — Веришь, нет. Только и мечтаю о том, как бы эту работёнку свалить на кого-нибудь, — пожаловался я искренне.
   — Так и отдай её мне, — он испытующе уставился на меня с экрана. — Что молчишь? То-то! Не отдашь, потому что считаешь, что один ты знаешь, что нужно делать. Ты, может, и отдал бы, кабы знал, что всё будет по-твоему. И в этом ты весь. А я вот не согласен с тобой и с умниками из Проекта. Не нужны людям, подавляющему большинству из них, никакие такие сверхвозможности. Да и к чему они приводят можно понять, если посмотреть на пример олимпийцев. Величайшая раса, конгломерат лучших представителей многих рас. И что с ними стало? А выродились они, скатились вот до такого убожества, как эта верфь. Наелись могущества по уши. Ты хочешь повторить путь? Чёрта лысого тебе! Я пытался тебя отговорить, так ты даже слушать не захотел, а теперь всё, я не позволю. Всё будет так, как я пожелаю. Мне нужно время на обдумывание и на изменение себя. Но ты знай, скоро я начну действовать, и не стой у меня на пути.
   Все-таки он меня разозлил.
   — Зачем тебе это? Ты же не человек. Уходи, занимайся своими делами. Зачем вмешиваться в наши дела?
   — Неправда! — снова перешел он на крик. — Ни что человеческое мне не чуждо, хотя, я и не просто человек. Эта хитрая машина предложила мне такие возможности, что тебе и не снились. И это лишь начало. Кроме всего прочего я хочу увидеть, как ты потерпишь неудачу, как потеряешь всё, как превратишься в ничто. Очень, знаешь ли, хочу увидеть твою реакцию на проигрыш, полный и окончательный.
   Эх, Дима. Оставался бы ты тогда на даче водку пить.
   — Значит, убивать ты меня не собираешься, — полуутвердительно прокомментировал я. — И все, что собираешься сотворить, — личная месть мне? Не находишь, что масштабы несопоставимы? По-моему у тебя слегка поехала крыша, головокружение от успехов, как сказал бы один исторический деятель.
   — Вот уж нет. И не пытайся убедить меня в моём безумии, — успокоился он, по крайней мере, внешне. — Я не больший псих, чем ты и твой экипаж. Мы вышли за рамки нормы, и к нам неприменимы обычные мерки. Нет, Саша, это не месть. Просто я потерял зависимость от тебя и утратил некоторые иллюзии, которые, подумать только, ещё вчера считал незыблемыми законами. Не понимаешь ты меня. Если я говорю, что хочу посмотреть на твоё поражение, то мои слова не значат ничего, кроме того, что я сказал. Я узнал и испытал многое и в результате получил возможность не отказывать себе в мелких радостях. Считай, что мной движет каприз.
   Ему почти удалось убедить меня в том, что я виновен во всём случившемся. Заставил, принудил делать то, что противоречит его убеждениям. И бедному подневольному существу ничего не оставалось, как только заделаться монстром, лишённым тормозов морали.
   — Так, говоришь, вышел за рамки? Встал над толпой и над законом? Зря ты это сказал, я ведь поверил, — сказал я, не скрывая угрозы. — И зря ты меня не убил. Помнишь, как ты сказал «рвать буду с особым цинизмом»? Я тебе цинизма не обещаю, но лучше ты мне не попадайся, — зачем я ответил, не знаю, злость плохой советчик.
   Он рассмеялся, изображение задёргалось, лицо стало терять человеческие очертания.
   — Ты ещё и грозишь мне? Вот уж точно, безумец. Пойми, мы теперь в разных весовых категориях. Лучше будет, если ты примешь поражение сейчас и не дашь мне возможности наблюдать за твоей агонией. Для тебя лучше. Но ты, конечно, не согласен принять мои условия и будешь бороться до конца. До своего конца, я тебя уверяю.
   — Слушай, ты, кто ты там теперь есть такой. Оставь нас с нашими проблемами, тебе нет до них дела, ты просто этого ещё не понял. Или вернись к нам, стань человеком, — предложил я без всякой надежды.
   — Так это ж твоя мечта. Чтобы люди, как боги. Но осуществил её не ты, а я. Что, зависть тебя грызёт? — он, казалось, искренне недоумевает.
   — Я никогда не мечтал превращать людей в параноиков. Да и сам не собирался, — я тоже успокоился, поняв, что говорит со мной не Круглый. — А главное, я не стремлюсь навязывать свою волю, исходя из каких-то своих потребностей, я просто делаю то, что считаю нужным в силу необходимости. Обстоятельства так сложились, — я выбрался из кресла, размял ноги. — Ох, и утомил ты меня. Давай заканчивать. Видеть тебя больше не могу. Димку я помню, он мой друг, но он погиб, не хватило сил. А тебя я не знаю, и ты мне не нравишься. Давай, закругляйся, говорилка чёртова.
   Изображение вновь стало чётким.
   — Да, я ухожу. Здесь нет того, что мне нужно. Предупреждаю, я дал приказ верфи на самоуничтожение. У тебя есть двое суток, чтобы унести ноги. Отсчёт пошёл, до встречи, праведник.
XVI
   Экран моргнул, на нём снова появилось изображение опостылевших переборок верфи. Я не ответил на прощание. Димка погиб. Это я осознал только что. Погиб друг, часть меня. Не важно, что там наговорило спятившее чудовище, к моему другу оно не имело отношения. Да, за время экспедиции я несколько раз думал, что потерял его, но Димка возвращался, несмотря на разногласия и взаимное недовольство. А теперь его не стало. Тогда я сделал то, чего не допускал раньше, считая такие вещи чересчур пафосными. Я поклялся сам себе, что не допущу впредь такого, потому что очень больно, когда друзья уходят.
   Когда в кабине раздались голоса Чарли и Ивана, а чуть позже и Алёны с Мироном, я с удивлением обнаружил себя сидящим в кресле. Как сел, не помню, сколько просидел, не знаю.
   — Саша, отзовись, наконец. Я же вижу, что канал работает. Саш! — настойчиво твердил Чарли.
   Они бы ещё долго могли галдеть, но тут кто-то сообразил подать сигнал тревоги. Звук громкий и противный, как от циркулярной пилы.
   — Слышу вас. Жду бот, готовлюсь к эвакуации. Рекомендую диску обеспечения быть готовым к прыжку незамедлительно после моего возвращения, — медленно приходя в себя, выговорил я.
   — Значит, Дима… — голос у Алёны дрожал.
   — Да… Думаю, Чарли и Соломон смогут объяснить, что произошло. Я разговаривал с тем, что… в кого превратился Димка. У нас неприятности, через два дня верфь будет уничтожена, — я нашёл силы усмехнуться. — Мужайтесь, худшее впереди.
   Мирон невпопад сообщил:
   — А у Димки завтра день рожденья, тридцать семь…
   Алёна всхлипнула, повисло гробовое молчанье. Его нарушил Соломон:
   — Зарегистрировал переброску груза по координатам Олимпа. Как думаешь, капитан, это он?
   — Да, очевидно. Попробуйте остановить компьютер верфи. Без неё мы лишимся последнего средства от порчи. Сейчас он предоставлен самому себе, может быть, снова пойдёт на контакт. Хотя я сильно сомневаюсь.
   Алёна справилась с собой, спросила:
   — Что он тебе сказал?
   Ох ты, боже мой! Чего он мне только не наговорил. Я ответил:
   — Сказал, что станет супером, и всех победит. В общем, до сих пор у нас не было принципиальных соперников, а теперь есть. Наполовину сумасшедший супермен, который знает о нас всё. А теперь он, значит, обосновался на Олимпе. Логично.
   — И что будем делать? Комп не отвечает, глухо всё, такое чувство, что он его попросту отключил, большинство цепей выглядят мёртвыми, — понуро проговорил Мирон.
   Люблю я этот вопрос! Что делать? С детства, со школы. Если он прозвучал, то дело дрянь.
   — Действуем по плану бэ, — буркнул я.
   — Не понял, — до Чарли шутка не дошла.
   — Это ты просто фильмов не смотрел никогда, — сказал я, стряхивая оцепененье. — В общем так. Пока думаем. Я выбираюсь наружу, если ничего к тому моменту в голову не придёт, действуем по обстоятельствам.
   — Если не знаешь, куда идти, иди вперёд, — на этот раз к месту процитировал Герке и добавил, словно зная мои мысли: — Знать бы ещё, где он, перёд.
   Так мы и просидели за разговорами до тех пор, когда к борту моего «патиссона» причалил спасательный. Я перешёл на него, запустил программу автопилота, проверил — успеваю. Попробовал думать, не получилось, никаких выходов из ситуации не просматривалось. Так промаявшись полдня, наконец, вспомнил:
   — Чарли, что тебе ответили с Земли по поводу прогноза?
   Чудо чудное! Чарли попытался соврать и не смог:
   — Да так, глупости всякие… Вот.
   — Не понял, ты что, скрываешь от меня информацию? Выкладывай, — подпустил я в голос строгости.
   Чарли промямлил:
   — Да, прислали прогноз. Никудышный он, совсем плохой. А что самое хреновое, кризис начался и развивается очень быстро… В полном соответствии с прогнозом.
   Абзац. Шутки кончились.
   — И что там, в конце того прогноза?
   На этот раз он ответил без запинок:
   — Гибель цивилизации.
   Вот так вот, просто и сказал — гибель.
   — Срок? Говори всё, не заставляй тянуть клещами.
   — Осталось меньше года, и порча тут не причём. Всё рухнуло в одночасье, когда штаты решили оттяпать весь Аравийский полуостров. Нефть-то, оказалось, будет ещё долго нужна. Наши выступили с протестом. Ну и, понеслась катавасия. В России введено чрезвычайное положение, аналогично в штатах, в Европе, в Китае. Это война, Саш. Я не хотел говорить, слишком много и сразу как-то случилось… Извини.
   — Глупости, я понял. Теперь можно переходить к плану бэ, — не хотелось демонстрировать эмоции, слова получались сухими, как бумага. — Проси помощь у Шааясса, мы идём к Земле. Рассчитай примерный график движения. Проект пока не ставь в известность. После сообразим, как вести себя с ними. С этого момента мы им не подчиняемся, действуем по собственному усмотрению. Если у тебя есть возражения, говори, чтобы после не возникало поводов для споров. Лучше решить всё сейчас.
   После минутного молчания он спросил:
   — Я не понял, почему ты не хочешь, чтобы на Земле знали о том, что идёт помощь? И ещё, надо бы посоветоваться с остальными.
   — А разве нас не все слышат? — удивился я.
   — Слышат все, но ты сказал «если у тебя есть возражения», — он сделал ударение на «тебя».
   — Извините, ребята, оговорился, — смутился я. — А Проект я не хочу вмешивать просто по причине их недееспособности. Почему они скрыли от нас результаты прогнозов? Мы могли бы послать помощь раньше. Значит, они её боятся и не желают. Такие вот рассужденья.
   — Саш, в чём же будет заключаться помощь? Что может флот шааян, кроме как воевать? — Иван недоумевал.
   — Вот именно. Ты слышал про миротворцев? Шааяне силой оружия остановят бойню. Если согласятся, конечно. Соломон, может быть, тебе заняться этим? Используя авторитет.
   Сол ответил коротко:
   — Согласен. Я ушёл к Шааяссу. До связи.
   Почти хором мы ответили:
   — Счастливо!
   Мирон сначала произнес «м-ээм», прокашлялся, спросил:
   — Капитан, скажи-ка, ты ведь заранее готовился к такому повороту? Ну, я о ситуации на Земле.
   О, кажется, меня хотят определить в пророки.
   — Нет, Мирон, экспромт. Да и что ж такого я придумал, сногсшибательного? Всё напрашивается само.
   Ответил Иван:
   — Дело тут не в сложности, а в уверенности… Мда.
   — Ребята, я отдохну, пожалуй, — сказал я, отворачиваясь от экрана. — Устал я. Делать мне пока нечего, так хоть поваляюсь впрок, и вам советую развеяться. У нас ещё много работы впереди, — не дожидаясь ответа, я прервал связь.
   Люди взрослые, поймут. Я действительно не мог говорить, равно, как и выслушивать других. Не было той усталости, что валит с ног, просто наступило пресыщение мыслями, своими, чужими, умными, глупыми, всякими. Осталось всего одно желание — забыться, лежать, именно лежать, и не думать, не слышать, не видеть. Чем я и занялся, да так успешно, что не заметил, как опять уснул.
XVII
   Пробуждение напомнило те времена, когда я обязан был ходить на работу в соответствии с кем-то составленным дурацким расписанием. Точно так же не хотелось открывать глаза, потому что знал, за этим последует опостылевшая еда, общественный транспорт с его прелестями, опостылевшее рабочее место, а в конце дня — усталость и скука. Давно забытое ощущение было столь острым, что я в первый момент даже попытался отключить будильник, и с запозданием сообразил, что не будильник звенит, а сигнал связи. Меня вызывает Чарли.
   Я машинально глянул на часы, половина восьмого. Хорошо поспал, на Друге, наверно, просто устали ждать моего пробужденья и решили помочь в трудном деле. Видно, сон скоро станет последним прибежищем и способом отгородиться от проблем.
   Как же по-детски выглядят наши потуги одним махом решить все проблемы. Как мало мы ещё знаем и можем и как многого не знаем. Наша экспедиция — сплошная череда просчётов и глупых ошибок. Проект, созданный для спасения, стал причиной грядущей катастрофы. И всё опять зависит от горстки людей, волей случая, оказавшихся в центре пересечения сил.
   Такие вот возвышенные стенания мог услышать тот, кто не поленился бы прочесть мои мысли. Гарнитура долго не желала правильно утвердиться на голове, но всё же сдалась, и я услышал, как Чарли отвечает кому-то:
   — Ну, спит человек, чего зря волноваться-то. Живой он и здоровый, вон, могу телеметрию показать.
   — Отставить телеметрию. Докладай, что случилось, — голос хрипел, пришлось откашляться.
   — О! Я же говорил. Ты не простыл там случайно? Тут Алёна беспокоится о твоём здоровье.
   — Всё нормально, сам знаешь. Здравствуй, Алёна. Как вы там? — сказал и тут же обругал себя, не мог что ли как-нибудь поласковее. Хотя, она знает, что не идут мне на язык всякие там солнышки, киски, зайки.
   — А что нам сделается, — ответила моя Алена. — Ждём тебя, Соломон договорился с шааянами. И ещё, я люблю тебя, Саша.
   — Кхм, — с громким щелчком Чарли демонстративно отключился.
   — А я тебя. Алёнушка, подожди, я скоро. Ты знала, что Димка… тоже… что он влюблён в тебя?
   Я услышал ее дыхание.
   — Догадывалась, но он ни словом… никак не показывал. Это всё из-за меня? Прости…
   — Прекрати, — попросил я. — Если и есть виноватый, то только я. Всё из-за того, что он остался в этом чёртовом иллюзионе. Что там произошло, мы, может быть, никогда не узнаем. Он допустил в себя нечто, что изменило его. Это наша, моя ошибка, надеюсь, последняя.
   — Он был большой и добрый… — голос её дрожал.
   — Он был моим другом. И хватит пока, у нас ещё будет время вспомнить Димку. Помянуть. Да?
   — Да…
   — И пни, пожалуйста, Чарли, — резко сменил я тему. — Пусть расскажет подробно, до чего договорился Соломон, да и его самого хотелось бы услышать.
   Чарли выпрыгнул в эфир, как пресловутый чёртик:
   — Значится, так. Шааяне готовы отдать нам под командование почти весь свой флот, более четырёх тысяч кораблей, если вместе со стоццами. Предварительно необходимо забросить на их промежуточные базы чёртову уйму топлива, хорошо хоть, его на Колыбели целые залежи. На орбите, ну, ты в курсе.
   — Какие базы, поясни, — попросил я, недовольный собственной тупостью.
   — Не могут их диски без дозаправки дойти до Земли. Поэтому они понастроили заправочных станций.
   — Но ведь сами-то они доберутся через несколько лет. Я думал, их Сол будет пулять, — снова не понял я.
   Чарли, как обычно, принялся изображать терпеливого педагога:
   — Видишь ли, Соломончик наш тоже не всесилен. Такую прорву кораблей он будет, как ты выразился, пулять очень долго. Вот мы и придумали способ. Он пробивает канал… Ой, грубо это и очень приблизительно, ну да, ладно. А шааяне вдоль канала идут на своей тяге, так у них дальность прыжка увеличится на пару порядков, но топлива уйдёт почти столько же. Тут была проблема в синхронизации, но мы её решили. Мирон всю ночь не спал и придумал. Есть у вас, у людей, нечто такое, чего у нас, у меня и у Сола, нетути. Мне бы такое никогда в голову не пришло.
   — Ничего удивительного, как раз головы-то у тебя и нет, — кривовато пошутил я и удивился про себя собственному катастрофическому отупенью.
   — Это расизм, — наконец-то прорезался и Сол. — Но над твоими словами стоит подумать. Приготовления займут не менее месяца. Флот, хотя и находится в состоянии постоянной готовности, но не к дальним экспедициям. Идти к Земле будем ещё три месяца. Вы на Друге можете стартовать сейчас, мы вас догоним где-то на середине пути, дальше пойдёте синхронно со мной.
   Смутная мысль кралась где-то по задворкам сознанья, я даже снял гарнитуру, чтобы не спугнуть её. Ага, попалась.
   — Чарли, что ты там говорил насчёт нового привода? Сколько нужно времени на его выращивание?
   — Ты же запретил… Двое суток, с подготовкой и с контролем всех этапов, приблизительно неделя, — радостно сообщил Чарли.
   — Вот и хорошо. Как только я буду на борту, уходим на Шааясс и приступаем, — успокаиваясь по поводу своих умственных способностей, сказал я и добавил: — Нам нужен новый движок.
   — Капитан, я знал, что ты не удержишься. Сол мне должен теперь, мы поспорили, — удивил меня Чарли. Ну, дают, сапиенсы. Мне еще азартных игр не хватало.
   — А на что спорили-то? — для проформы спросил я.
   Как всегда, неподражаемым голосом, ответил Соломон:
   — У нас, у девочек, могут быть свои секреты?
   — Могут. Но я всегда думал о вас, как о мальчиках. Ну да, ваше дело.
   Вот чудо, оба засмеялись:
   — Это образное такое выражение. А так, конечно, мальчики, — пропели они хором.
   Чарли перешёл на серьёзный тон:
   — Кристы хотят идти с нами. Я счёл возможным их проинформировать. Скорость им позволяет. Говорят, что смогут быть полезными. Думаю, они пересмотрели планы на наш счёт, теперь порча снова наша общая проблема надолго. Думаю, они не хотят терять союзника.
   Началось! Временные союзы, друзья по расчёту, чёрт бы побрал эту дипломатию.
   — Хорошо. Зови. Глядишь, и вправду пригодятся, — я потрогал щетину на подбородке. — А я пока пойду умоюсь.