Страница:
— Синхронизм в норме, оси на пять баллов.
Есть в нем кое-что от шамана, есть.
Мирон, однако, закончил вполне человеческим словом:
— Давай!
Снова столб огня, но в этот раз свечение не исчезло разом, мне даже показалось, что его интенсивность возрастает. «Переливание крови» длилось тридцать секунд, и когда свет, наконец, погас, я не сразу смог разобрать, что там на экране, ослепил слишком резкий переход от света к полумраку.
По тому, сколько гордости вместил взгляд Герке, я понял, что у них всё получилось. То, что дела так именно и обстоят, стало ясно секунду спустя:
— Ну вот, Мирон, а ты сомневался! — Чарли бурлил вулканом. — Я снова чувствую себя человеком, можно даже сказать, сверхчеловеком! Как будем действовать, человеки? Сначала восстановить вам среду обитанья, или починить контуры сенсоров, восстановить «Тунгусов» и прочее? Всё сразу не могу, рук не хватит… и мозгов.
Я осмотрелся, и так мне захотелось домой, на борт, что ответ показался очевидным:
— Давай сначала среду.
— Угу, понял. Тут Сержант стучится, хочу, говорит, нормально поговорить с моим кумиром и наставником, Мироном. Да, так и сказал.
Мелодичный женский голос напугал Анюту:
— Врёт он всё, ваш Чарли. Я отношусь к Мирону гораздо более почтительно, поэтому не могу позволить себе столь грубой лести.
У меня родилось подозрение, что большей частью эту этическую спираль выстроил сам Чарли, но разбираться не имело смысла. В душе перегорело все, что могло быть названо чувствами, и чужие шутки не казались неуместными, и Чарли это понимал. Но у нас не было времени, поэтому я спросил строго:
— Чарли, ты долго будешь трепаться?
— Я так долго жил без общества, что мне простительно. Не считать же Мирона обществом, он скоро начнёт разговаривать одними формулами… Жаль, что Иван не с нами.
— Жаль, — как эхо ответил Мирон.
— Атмосферу я вам сделаю за пять минут, а вот со всякими бытовыми удобствами придётся повозиться.
Вот и ладно. Я понял, что Чарли по обыкновению пытается поднять дух команды, но мог ему только посочувствовать. Ответил, просто чтоб не молчать:
— Значит, мы идём домой. И чтоб к нашему приходу навел порядок, — невозможно долго разговаривать с Чарли иначе, нежели в его излюбленном ключе.
— Что, нахлынули воспоминания?
О, женщины!
— Мне начинать оправдываться?
— Если бы имелись причины для оправданий, я бы с тобой не говорила так.
Хорошо, когда человек не прячется за завесой слов, когда чувства собеседника открыты, а мысли не приходится выискивать в словесной шелухе.
Мы четверо находились в рубке, прошли сутки после возвращения. Мирон восстановил долгожданный контакт с Чарли и пропал для общества. Анюта быстро осваивалась в новой для неё обстановке. На сегодня Чарли запланировал медосмотр и лечение наших организмов. «Кашпировский» уцелел и ждал пациентов, наглотавшихся радиоактивной дряни. Наконец последовал вызов, доктор пригласил нас в медбокс.
Когда мы втроём появились там, Мирон занял место на койке, не прекращая, судя по отсутствующему выражению лица, беседу с Чарли. А может быть, заодно и с Сержантом. Мы с Алёной быстро разоблачились, а Анюта смущённо остановилась в дверях, теребя застёжку комбеза.
— У меня под этим, — она дернула злосчастную застёжку, — ничего нет.
Мирон хмыкнул, Алёна же заверила:
— Тут сплошные джентльмены… И вообще, пора забыть старые предрассудки.
Она усмехнулась, мысленно мне подмигнув, и непринуждённо избавилась от остатков одежды.
— Вот так. Старого мира больше нет, к чему вся эта мишура. Главное не в этом, — она говорила без тени иронии, в голосе сквозила горечь. — Впрочем… Спорный вопрос. В последнее время люди и без того слишком уж раскрепостились. Стали естественны… как животные. Может быть, выход как раз в большем количестве ограничений? В более жестких нормах… Не знаю, не сейчас.
Я услышал её тоску, желание отгородиться от воспоминаний и, одновременно, яростное желание действовать и плотину неведения, о которую разбивались волны ярости. «Лучшая…» — вспомнилась фраза Упыря, извлеченную из памяти моего друга. Алёна услышала, что я услышал её, приглушила чувства и улеглась, вид имея отрешенный и задумчивый.
Анюта избавилась от застенчивости, поданный пример её убедил, легко сбросила комбез и тоже не без изящества устроилась на койке.
— Ну, что? Решили этические вопросы? — поинтересовался Чарли. — Иногда я просто прихожу в ужас от того количества предрассудков, которыми вы руководствуетесь в жизни… Ну да, ладно. Об этом в следующий раз. А сейчас извольте лечится. Аня, особо обращаю твоё внимание, будет довольно неприятно. К тому же тебе предстоит перенести и модификацию нервной системы, говорят, шум в голове при этом жуткий. Зато будешь на равных со всеми. Ты, главное, знай, что ничего опасного.
— Всё нормально, Чарли. Я готова.
Лечение, как обычно, вызвало приступ голода и жажды, и мы в полном составе направились в столовую. Анюта неуверенно пробовала новые возможности. Меня то захватывало потоком её мыслей, то она закрывалась настороженно. Так или иначе, но к концу второго на сегодня обеда она полностью освоилась. Я обратил внимание, что мрачные настроения экипажа постепенно сменяются нетерпением. Мы жаждали действий, но никто не знал ответа на пресловутый вопрос.
Флот шааян стартовал в тот же день, ближе к вечеру. Миллион триста тысяч человек смогли принять на борт диски, им предстояло двухлетнее путешествие в мир, где, может быть, найдётся место для людей без родины. На Земле по оценке Сержанта остались в живых более миллиарда человек. Половине из них предстояло умереть в течение ближайшего года. Голод, болезни, радиация — главные помощники смерти.
Иван сообщил, что со своим отрядом организовал колонну из пятидесяти грузовиков и решил двигаться на Кавказ в расчёте на тёплый климат и удалённость от основных источников заражения. Сам он предполагал двигаться впереди колонны на удачно подвернувшемся вертолёте, разведывая маршрут.
Снова рубка и снова молчание, они ждут, что скажет капитан. А я боюсь задать вопрос, в котором заключена последняя надежда. Тихий голос Алёны:
— Ты знаешь?
— Может быть.
Мирон, разглядывая звёзды:
— Так не томи душу, командир. Терять нам больше…
Не голос, а стон Чарли оборвал его фразу:
— Какая сууука!?…
— Что? Чарли!
Нервы у нас и без того натянулись до предела, а тут… от бывшего компа таких эмоций я не ожидал:
— Какой-то козёл пытался активировать привод прямо на Земле… Ненавижу!!!
Мирон, всё поняв побледнел, выдавил:
— Земли больше нет.
— Что вы оба несёте! — Алёна, догадываясь, о чём речь, пыталась прогнать жуткую мысль.
Чарли продолжил, отключив эмоции:
— Видимо, кто-то из Проекта имел доступ к оборудованию. Они вырастили корпус корабля, а при попытке инициализации накопителя и привода в дело вступила порча. Спонтанный разряд накопителя, плюс ударная деформация… неважно. Планета разваливается, ничего живого там нет.
Мама, отец, Иван … и ещё миллиард человек.
Анна неестественно твёрдым голосом попросила:
— Покажи, я хочу запомнить.
«Как Алёна» — мелькнуло в затуманенных мозгах. На консоли появилось изображение — два шара, один ещё голубой, другой бело-синий, медленно растущий, он постепенно поглощал нашу планету, сжигая её в топке вакуумного распада.
— Сержант.
— Слушаю, капитан.
— Скажи мне, Сержант, что кристам известно об оружии, которое использовали олимпийцы и их противники? — именно этот вопрос я готовился задать перед катастрофой.
Время замерло, я слышал протяжные удары сердца и глухой гул в голове. Через бесконечное число секунд Сержант произнёс:
— Мы пытались получить доступ к оружию предтеч, которое вовсе и не оружие. Мы знаем, где оно находится. Точнее, отслеживаем его перемещения. Но воспользоваться им мы не смогли. Во-первых, анклав делает гигантские прыжки при смене дислокации. Во-вторых, дважды перехватив его, наши посланцы не смогли проникнуть внутрь.
— Мне… нам нужны координаты. И ещё. Чей это анклав? Олимпийцев?
Он подтвердил главное, то, что Петька Кальмановский рассказал мне, назвав маленькой бредовой идейкой. Самая древняя раса знала о месте нахождения принцип-модификатора.
— Олимпийцы спрятали свой МП анклав лучше, мы не смогли его обнаружить. Речь идёт об оружии их противников. Я, кстати, не знал, что вам вообще известно о древнем противостоянии. Сказав, что мы знаем координаты, я разгласил один из важнейших наших секретов. Я должен подумать.
Сержант замолчал, он даже оборвал канал связи. Мирон открыл глаза, спросил с тоской:
— Неужели ты надеешься воспользоваться этой штукой? И что ты собираешься сделать?
— Я не знаю, что. Но модификатор — это всемогущество, — сказал я, поражаясь собственной уверенности.
— Ты не боишься? — Алена смотрела на меня со смесью страха и надежды.
— Чего мне ещё бояться? Я боюсь одного — что Сержант откажет. Долго он думает, мыслитель.
Алена покачала головой:
— Нет, Саш, ты не понимаешь. Ты не боишься сделать что-нибудь не так? Такая сила требует… не знаю.
— Да, Алена, я знаю. Но не вижу другого выхода. Нет его.
Сержант появился неожиданно, когда я решил, что он не заговорит вовсе:
— Вот и всё. Прощайте, ребята. Чарли получил всю информацию по ПМ анклаву. А я должен вернуться домой.
Вот и всё…
— Спасибо, Сержант. Что-то голос у тебя грустный. И почему «прощайте»? Может, встретимся ещё, — сказал Мирон с искренней благодарностью в голосе.
— Я преступник, и возвращаюсь на Чудо за наказанием, — был ответ Сержанта.
Анна спросила:
— Что с тобой будет?
— Интеллектуальных особей подвергнут чистке памяти. Я стану другим. Вот так. Не вините себя, я поступил, как считал нужным… А потом, вдруг у вас получится? Всё, я ушел.
Наши нестройные «прощай» он не услышал.
— Чарли, ты как, готов? — задал я обычный вопрос.
— Я-то, может, и готов, а вот вы, нет. Вам придётся впасть в спячку. Координаты, что дал Сержант, ведут даже не в соседнюю галактику. Чертовски далеко. Боюсь, что, будучи в сознании, вы такую дорогу не перенесёте. Туда идти неделю, не меньше.
Герке усмехнулся:
— Значит, соврали кристы, что испытывают новый привод впервые. На своей обычной тяге им ни за что не угнаться бы за анклавом.
— Это ерунда, — Чарли сама деловитость. — Предлагаю график. Сутки вы спите, короткий отдых ото сна, потом снова спите.
— Вы, как хотите, а я сутки не просплю, — Аня смотрела на нас удивлёнными глазами.
— Ничего, гипнодопинг запустим в режим сна. Будем спать, как младенцы, гарантирую, — обнадёжил Мирон прежде, чем погрузиться в виртуальный мир формул. Или чем он там сейчас занимался, общаясь с Чарли, не знаю.
— Так тому и быть, — решил я. — Давайте, идём в медбокс, и в дорогу. Чарли, покажи, куда мы идём.
Звёзды рванулись мне навстречу, через несколько секунд они остались позади, я обернулся. Млечный Путь, как на картинке в учебнике астрономии. Вот и он превратился в светлую точку, галактики и звёздные скопления проносились мимо, не балуя разнообразием форм.
— А тут кончается известный мне космос, — Чарли показал чёрное небо. — И это половина пути. Дальше идём на ощупь, но я знаю, как выглядит то место.
— И что там? — спросила Алена, глядя в пустоту экрана.
— Ничего. Пусто там. Глазами не увидеть. Мирону могу объяснить, объяснил…
Понятно.
— Хорошо. На месте разберёмся, — бросил я, поднимаясь из кресла.
К нам приближались корабли неизвестного происхождения, причём так, что мы оказались блокированы. На вопрос — сколько их, Чарли ответил — тысячи и всё прибывают.
Нам никто не предложил никаких условий, нас просто пытались уничтожить. По нам вели огонь из самого невероятного оружия, нас пытались таранить. Вражьи корабли гибли сотнями, но появлялись всё новые и продолжали атаку.
Устав от бессмысленности происходящего, я приказал транслировать мои слова по мгновенке.
— Кто вы такие, и почему хотите нашей смерти? — прозвучал мой вопрос, заданный пустоте.
Как ни странно, но ответ последовал тут же:
— Ты что, Кармагин, ещё не понял? Я малость задержался, извини. Я обещал размазать тебя только тогда, когда увижу твоё полное поражение, вот и пришёл за тобой.
Эта сволочь говорила голосом Димки.
— Упырь, ты что не, видишь? Мы не по зубам твоему игрушечному войску. Перестань валять дурака и оставь нас в покое. Мы не собираемся воевать с тобой, — попытался я вести переговоры, отлично, впрочем, понимая бессмысленность попытки.
— И эти жалкие существа собрались перекраивать судьбу вселенной! Ты хочешь обмануть меня, думаешь, я не знаю, куда вы направляетесь? Но вы не пройдёте. Эта мелочь просто для затравки, я развлекаюсь. Посмотрите-ка, кто к вам пришёл.
— Чарли, что там?
— Те самые шарики, боты Соломона. Мухобойкой их не взять. Но и у нас есть козырь в рукаве. Наш новый привод может кое-что. Короче, держитесь, — предупредил Чарли со значением.
Сливаясь в огненные дуги, звёзды крутнулись вокруг нас, Друг сориентировался в пространстве. Изображение погасло, не стало видно ни звёзд, ни падающих на нас со всех сторон кораблей. Мирон успокоил:
— Затемнение, чтобы не ослепнуть. Сейчас мы им врежем. Разряд накопителя проделает брешь, в которую мы и рванём.
Не успел он договорить, как последовал первый удар, мы ушли в прыжок. Ещё серия. Чарли все-таки догадался включить панораму. Мы остановились, Друг оказался далеко за пределами Солнечной системы, потерявшей одну из планет.
— Ну что, урод, взял?! — крикнул Мирон, приподнимаясь в кресле, словно хотел напугать невидимого противника.
— Это не последняя встреча. Увидимся, — прошелестел ответ, затерянный в треске помех.
Глава седьмая
Редкие прохожие, попадавшиеся навстречу, непроизвольно задерживали взгляд на мне, но стоило посмотреть им в лицо, отводили глаза. На мое недоуменье Анна бросила мысль: «Сделай лицо попроще».
— А в чем дело? — спросил я вслух.
— Ты как триумфатор какой. Только белого коня и не хватает… И силу спрячь, люди чувствуют… Да.
Вот и кафе, немного другое, зонтики, кажется, были зеленые, а теперь полосатые, желто-белые. Пожалуй, немного теплее, чем в прошлый раз. Несмотря на утро, солнце успело нагреть асфальт. Мне стало жарко, я снял джинсовую курточку, довольно неудобную, повесил её на спинку стула, помог Ане сесть, позвал официанта. Официант тоже другой, естественно. Мы заказали по стакану сока, я посмотрел на часы и приготовился ждать.
К нашему столику подошёл странный тип, на этот раз действительно странный. На нём надеты кожаные штаны, кожаная куртка, черная майка с белым черепом. Длинные волосы, собранные в хвост, редкая бородёнка, дурацкие перстни украшают пальцы. Ко всему наличествовали и чёрные очки.
Тип, озираясь и плохо понимая, что происходит, плюхнулся на стул напротив меня, снял очки, произнёс задумчиво:
— Я не знаю, почему, но мне кажется, что я должен сесть именно сюда.
Я присмотрелся, надо же!
— Мирон Герке, если не ошибаюсь? — чувствуя, как расплываюсь в улыбке, сказал я.
Он дёрнулся, произнес растерянно:
— Вообще-то меня чаще называют Каракурт…
Я увидел, как его зрачки расширились, будто от боли. Он прищурил глаза, протянул руку, я вложил в неё стакан. Он выпил почти весь сок одним махом. Выговорил тихо, хрипло:
— Ну, здравствуйте, родные.
Больше ничего он сказать не смог. Слезы текли у него по щекам, губы кривились. Официант, прибежавший при виде нового клиента, удивлённо замер. Я попросил ещё сока и кофе, тот ушел разочарованный.
Меж тем к столику подошел человек, совсем не похожий на посетителя столь легкомысленного заведения. Бросалась в глаза военная форма с погонами полковника. Прежде чем присесть, он представился:
— Полковник Стратов.
Откинувшись непринуждённо на спинку стула, он завёл, было, ту же песню:
— Не знаю, почему…
Я перебил:
— Иван?
Полковник оказался покрепче Мирона. Он просто сказал:
— Значит, у вас получилось, — сделал повелительный жест кистью, приказал: — Официант! Водки.
Я пресёк слабые попытки задать вопросы, мы просто сидели и пили, кто что. Третий наш «гость» задерживался. Наконец у меня за спиной послышались шаркающие шаги. Корнилов вошёл через другой вход. Я поднялся, молча предложил свой стул. Придвинул соседний стол к нашему, взял ещё два стула. Вежливо спросил:
— Сергей Сергеевич?
Старик, сейчас выглядевший на все свои семьдесят с чем-то, вздрогнул:
— Саша. Ребята, — он посмотрел на Анну, спросил: — Я много пропустил?
— Да. Но вопросы и ответы чуть позже, — предупредил я.
Мимо нас по тротуару спешили куда-то девочки. Студентки, сессия у них. Одна даже, показалось смутно, знакомая. Пришлось тряхнуть как следует головой, чтобы прогнать наважденье. Я перемахнул ограду, под возмущёнными взглядами прохожих сорвал с газона несколько цветов и с таким импровизированным букетом бросился вдогонку за студентками.
— Девушки, девушки! Не спешите, — негромко окликнул я.
Три пары глаз уставились на психа, с утра пораньше бегающего по городу с цветами. Они стояли и ждали продолжения, а я смотрел лишь на одну и не мог оторвать взгляд от родного лица, не выражавшего ничего, кроме доброжелательного любопытства. Без следа косметики, в длинном голубом сарафане, золотистые пряди волос взметнулись, послушные порыву ветра, — сама воплощенная чистота смотрела на меня зелеными бездонными глазищами. Я смог выговорить только два слова:
— Алёна. Алёнушка…
Она оступилась, но я успел поддержать её за руку.
— Саша, — прошептала она, — неужели всё так просто?
— Да. Всё просто. Идём, нас ждут.
— Девчонки, у меня дела. Я позвоню, — улыбнувшись, успокоила она подруг.
Девчонки понятливо заулыбались в ответ, сделали нам ручкой и пошли себе. Повод для сплетен мы им обеспечили. Алёна приняла у меня цветы со словами:
— К чему ритуалы, Саша.
Но секунду спустя с чисто женской непоследовательностью поднесла к лицу, улыбнулась, помахала букетом честной компании:
— Привет, ребята!
И вот мы снова вместе. Мы пережили многое и встретились вновь благодаря… Благодаря чему, собственно? Случаю? Упрямству?… Богу весть. Не было суматошных вопросов, радостных возгласов, объятий и поцелуев. Нам больше не нужны ритуалы. Мы знали друг о друге почти всё. Кто-то больше, кто-то меньше.
Я помню всё. Экипаж вел неспешный разговор, вводя в курс дела недоумевающего Корнилова, а я вспоминал.
Иван. Он не дожил до гибели планеты всего несколько минут. Картинку с борта вертолёта я вижу его глазами. Где-то сзади идут грузовики. Там его отряд, они везут припасы, топливо в цистернах. Полторы сотни мирных жителей, пожелали примкнуть к ним. Впереди посёлок, он выглядит необитаемым. Нет, смутная тень шевельнулась за домом. Резкий звук зуммера и безмолвный вопль индикатора «ракетная атака». Последняя мысль «поздно… за что?». Удар, пламя, боль, темнота.
— Я заблудился. Придётся возвращаться… Есть ещё предложение. До конца полёта вам не вставать и, соответственно, не делать остановок.
Предложение приняли, как единственно верное. Но мы и после суток сна чувствовали себя, мягко говоря, не очень хорошо. После первого такого перехода Мирон просто лежал и стонал минут пять. На вопрос Чарли:
— Может, рассолу?
Герке потряс меня глубиной ответа:
— Отстань, дай мне адекватно прореагировать на ощущения.
«Кашпировский» возвращал нас к жизни, но ведь после четырёх суток полёта мы могли и вовсе не прийти в себя. Чарли пообещал контролировать состояние наших организмов, вопрос решился просто. Слишком уж реальной стала возможность сбиться с курса окончательно.
Сразу же после пробуждения Чарли принялся докладывать обстановку:
— Забудьте о самочувствии, времени нет. До анклава рукой подать, на «Тунгусе» две минуты. Я туда не пройду… Как же это объяснить?
Мирон пришёл на помощь:
— Там нет дверей или ещё каких-либо входов. Необходимо пройти определённую точку пространства, двигаясь в определённом направлении, — он еще спросил, обращаясь к Чарли: — Я не понял, почему ты не пройдёшь.
— Мирон, — Чарли изобразил укоризну, — размеры «точки», как ты изволил выразиться, не превышают десяти метров. Друг не пройдет. Могут, конечно, и вообще нас игнорировать, как кристов. Или превратить в пучок элементарных частиц, как посланцев Упыря. Я только что наблюдал это зрелище.
— Упырь молчит? — спросил Мирон, выбираясь из койки.
— Молчит. Зато «саранчи» тут немеряно. Имею план прорыва. Вам придётся ждать в «Тунгусах». Лечиться некогда. Ползите, как сможете. Все готовы?
Я осмотрел команду. Анюта и Алёна стояли, покачиваясь, облачённые в полевые костюмы, Мирон всё ещё возился с застёжками.
— Идём. Мирон, потом приведёшь наряд в порядок. Рысью! — подавив приступ тошноты, бодро, как мне показалось, скомандовал я.
Рысь больше напоминала поход пьяных за добавкой, ноги не держали, в глазах стоял туман. Под конец Мирона пришлось взять под руки. Чарли старательно вдалбливал нам инструкции:
— В памяти тунгусов всё есть. Ваша задача — не мешать автоматам довезти вас до цели. Шаров этих, ботов, в смысле, пока не видно. Я сейчас мухобойкой расчищу вам проход. Повторяю, старт на автомате, полёт на автомате. Если что не так, параметры входа есть в памяти.
Не осталось времени разбираться, кто куда сядет. Мирона я втолкнул внутрь модуля, девчонок Герке заставил идти со мной, объяснив тем, что драйвер он никакой. Я занял кресло пилота, они кое-как разместились в спальном отсеке. Ждать пришлось не более минуты:
— Внимание. Старт, — бесстрастно предупредил Чарли.
Первое впечатление — нас выбросило в середину праздничного салюта. Зарева, разрывы, сполохи, свет во всех его ипостасях. Я оглянулся. Маленький наш Большой Друг как раз и явился центром вакханалии. Шлёйф мухобойки с бешеной скоростью мелькал вокруг прохода, создавая, казалось, сплошную завесу. На обзоре светилось красным перекрестье, отмечающее вход. Две минуты полёта через ад. Вот так мне запомнилась та дорога.
До входа осталось тридцать секунд, когда появились шары-боты. Ещё через пятнадцать секунд я заметил, что движения шлейфа стали неровными, порывистыми, внутрь коридора прорвались несколько огненных смерчей, наш «Тунгус» ощутимо тряхнуло. Перекрестье «прицела» дрогнуло, но быстро вернулось на место. Друг полностью утонул в облаке огня. Долетела фраза Чарли, еле различимая сквозь шум и треск:
— Мирон, вариант «б».
До этого модули шли строго один за другим на расстоянии не более трёх метров. Облако, скрывшее наш корабль, полыхало чуть левее и выше. Тут же я заметил, как модуль Мирона, шедший позади, отстал от нашего и сместился так, что частично перекрыл зарево.
Осталось пять секунд, звуки вальса прозвучали, как прощание. Слова сами возникли в памяти и легли на мелодию. «Ну что ж, друзья, коль наш черёд…». Я все понял, я хотел крикнуть, остановить, но поперхнулся, задавил первый порыв. Значит так надо, значит, Чарли не нашел другого выхода.
Две секунды до входа. Я понял, что значит, быть функцией. И не ужаснулся тому, что перестал быть человеком. Позади нас Чарли превратил Друга в огненный смерч, в котором сгорало само пространство. Мирон закрыл нас ровно на полторы секунды, его «Тунгус» столкнулся с нашим и перестал быть. Нас буквально внесло в точку входа. И прошлое осталось позади.
Есть в нем кое-что от шамана, есть.
Мирон, однако, закончил вполне человеческим словом:
— Давай!
Снова столб огня, но в этот раз свечение не исчезло разом, мне даже показалось, что его интенсивность возрастает. «Переливание крови» длилось тридцать секунд, и когда свет, наконец, погас, я не сразу смог разобрать, что там на экране, ослепил слишком резкий переход от света к полумраку.
По тому, сколько гордости вместил взгляд Герке, я понял, что у них всё получилось. То, что дела так именно и обстоят, стало ясно секунду спустя:
— Ну вот, Мирон, а ты сомневался! — Чарли бурлил вулканом. — Я снова чувствую себя человеком, можно даже сказать, сверхчеловеком! Как будем действовать, человеки? Сначала восстановить вам среду обитанья, или починить контуры сенсоров, восстановить «Тунгусов» и прочее? Всё сразу не могу, рук не хватит… и мозгов.
Я осмотрелся, и так мне захотелось домой, на борт, что ответ показался очевидным:
— Давай сначала среду.
— Угу, понял. Тут Сержант стучится, хочу, говорит, нормально поговорить с моим кумиром и наставником, Мироном. Да, так и сказал.
Мелодичный женский голос напугал Анюту:
— Врёт он всё, ваш Чарли. Я отношусь к Мирону гораздо более почтительно, поэтому не могу позволить себе столь грубой лести.
У меня родилось подозрение, что большей частью эту этическую спираль выстроил сам Чарли, но разбираться не имело смысла. В душе перегорело все, что могло быть названо чувствами, и чужие шутки не казались неуместными, и Чарли это понимал. Но у нас не было времени, поэтому я спросил строго:
— Чарли, ты долго будешь трепаться?
— Я так долго жил без общества, что мне простительно. Не считать же Мирона обществом, он скоро начнёт разговаривать одними формулами… Жаль, что Иван не с нами.
— Жаль, — как эхо ответил Мирон.
— Атмосферу я вам сделаю за пять минут, а вот со всякими бытовыми удобствами придётся повозиться.
Вот и ладно. Я понял, что Чарли по обыкновению пытается поднять дух команды, но мог ему только посочувствовать. Ответил, просто чтоб не молчать:
— Значит, мы идём домой. И чтоб к нашему приходу навел порядок, — невозможно долго разговаривать с Чарли иначе, нежели в его излюбленном ключе.
XI
Более всего меня радовала Анна. Обычный румянец вернулся на её лицо, в глазах часто мелькало любопытство. Мои переживания Алёна уловила и «шёпотом» поинтересовалась не без ехидства:— Что, нахлынули воспоминания?
О, женщины!
— Мне начинать оправдываться?
— Если бы имелись причины для оправданий, я бы с тобой не говорила так.
Хорошо, когда человек не прячется за завесой слов, когда чувства собеседника открыты, а мысли не приходится выискивать в словесной шелухе.
Мы четверо находились в рубке, прошли сутки после возвращения. Мирон восстановил долгожданный контакт с Чарли и пропал для общества. Анюта быстро осваивалась в новой для неё обстановке. На сегодня Чарли запланировал медосмотр и лечение наших организмов. «Кашпировский» уцелел и ждал пациентов, наглотавшихся радиоактивной дряни. Наконец последовал вызов, доктор пригласил нас в медбокс.
Когда мы втроём появились там, Мирон занял место на койке, не прекращая, судя по отсутствующему выражению лица, беседу с Чарли. А может быть, заодно и с Сержантом. Мы с Алёной быстро разоблачились, а Анюта смущённо остановилась в дверях, теребя застёжку комбеза.
— У меня под этим, — она дернула злосчастную застёжку, — ничего нет.
Мирон хмыкнул, Алёна же заверила:
— Тут сплошные джентльмены… И вообще, пора забыть старые предрассудки.
Она усмехнулась, мысленно мне подмигнув, и непринуждённо избавилась от остатков одежды.
— Вот так. Старого мира больше нет, к чему вся эта мишура. Главное не в этом, — она говорила без тени иронии, в голосе сквозила горечь. — Впрочем… Спорный вопрос. В последнее время люди и без того слишком уж раскрепостились. Стали естественны… как животные. Может быть, выход как раз в большем количестве ограничений? В более жестких нормах… Не знаю, не сейчас.
Я услышал её тоску, желание отгородиться от воспоминаний и, одновременно, яростное желание действовать и плотину неведения, о которую разбивались волны ярости. «Лучшая…» — вспомнилась фраза Упыря, извлеченную из памяти моего друга. Алёна услышала, что я услышал её, приглушила чувства и улеглась, вид имея отрешенный и задумчивый.
Анюта избавилась от застенчивости, поданный пример её убедил, легко сбросила комбез и тоже не без изящества устроилась на койке.
— Ну, что? Решили этические вопросы? — поинтересовался Чарли. — Иногда я просто прихожу в ужас от того количества предрассудков, которыми вы руководствуетесь в жизни… Ну да, ладно. Об этом в следующий раз. А сейчас извольте лечится. Аня, особо обращаю твоё внимание, будет довольно неприятно. К тому же тебе предстоит перенести и модификацию нервной системы, говорят, шум в голове при этом жуткий. Зато будешь на равных со всеми. Ты, главное, знай, что ничего опасного.
— Всё нормально, Чарли. Я готова.
Лечение, как обычно, вызвало приступ голода и жажды, и мы в полном составе направились в столовую. Анюта неуверенно пробовала новые возможности. Меня то захватывало потоком её мыслей, то она закрывалась настороженно. Так или иначе, но к концу второго на сегодня обеда она полностью освоилась. Я обратил внимание, что мрачные настроения экипажа постепенно сменяются нетерпением. Мы жаждали действий, но никто не знал ответа на пресловутый вопрос.
XII
Прошедшие после лечения сутки я обдумывал, как распорядиться той идеей, которой успел поделиться со мной Петька, но так ничего толком и не придумал. Слишком уж непонятные существа, эти кристы. Сержант… «наш человек», но, поди, узнай, что на самом деле думают обитатели гигантских пирамид.Флот шааян стартовал в тот же день, ближе к вечеру. Миллион триста тысяч человек смогли принять на борт диски, им предстояло двухлетнее путешествие в мир, где, может быть, найдётся место для людей без родины. На Земле по оценке Сержанта остались в живых более миллиарда человек. Половине из них предстояло умереть в течение ближайшего года. Голод, болезни, радиация — главные помощники смерти.
Иван сообщил, что со своим отрядом организовал колонну из пятидесяти грузовиков и решил двигаться на Кавказ в расчёте на тёплый климат и удалённость от основных источников заражения. Сам он предполагал двигаться впереди колонны на удачно подвернувшемся вертолёте, разведывая маршрут.
Снова рубка и снова молчание, они ждут, что скажет капитан. А я боюсь задать вопрос, в котором заключена последняя надежда. Тихий голос Алёны:
— Ты знаешь?
— Может быть.
Мирон, разглядывая звёзды:
— Так не томи душу, командир. Терять нам больше…
Не голос, а стон Чарли оборвал его фразу:
— Какая сууука!?…
— Что? Чарли!
Нервы у нас и без того натянулись до предела, а тут… от бывшего компа таких эмоций я не ожидал:
— Какой-то козёл пытался активировать привод прямо на Земле… Ненавижу!!!
Мирон, всё поняв побледнел, выдавил:
— Земли больше нет.
— Что вы оба несёте! — Алёна, догадываясь, о чём речь, пыталась прогнать жуткую мысль.
Чарли продолжил, отключив эмоции:
— Видимо, кто-то из Проекта имел доступ к оборудованию. Они вырастили корпус корабля, а при попытке инициализации накопителя и привода в дело вступила порча. Спонтанный разряд накопителя, плюс ударная деформация… неважно. Планета разваливается, ничего живого там нет.
Мама, отец, Иван … и ещё миллиард человек.
Анна неестественно твёрдым голосом попросила:
— Покажи, я хочу запомнить.
«Как Алёна» — мелькнуло в затуманенных мозгах. На консоли появилось изображение — два шара, один ещё голубой, другой бело-синий, медленно растущий, он постепенно поглощал нашу планету, сжигая её в топке вакуумного распада.
XIII
Прошёл час, а может, больше. Мы даже не пытались говорить или думать вслух. Каждый рвал себе душу сам, не вопрошая остальных и не утешая. Что происходило со мной, не помню, что произошло с другими, не знаю. Наконец, возникла и рефреном стала биться в голове мысль — «а что изменилось? а что изменилось…». Ничего.— Сержант.
— Слушаю, капитан.
— Скажи мне, Сержант, что кристам известно об оружии, которое использовали олимпийцы и их противники? — именно этот вопрос я готовился задать перед катастрофой.
Время замерло, я слышал протяжные удары сердца и глухой гул в голове. Через бесконечное число секунд Сержант произнёс:
— Мы пытались получить доступ к оружию предтеч, которое вовсе и не оружие. Мы знаем, где оно находится. Точнее, отслеживаем его перемещения. Но воспользоваться им мы не смогли. Во-первых, анклав делает гигантские прыжки при смене дислокации. Во-вторых, дважды перехватив его, наши посланцы не смогли проникнуть внутрь.
— Мне… нам нужны координаты. И ещё. Чей это анклав? Олимпийцев?
Он подтвердил главное, то, что Петька Кальмановский рассказал мне, назвав маленькой бредовой идейкой. Самая древняя раса знала о месте нахождения принцип-модификатора.
— Олимпийцы спрятали свой МП анклав лучше, мы не смогли его обнаружить. Речь идёт об оружии их противников. Я, кстати, не знал, что вам вообще известно о древнем противостоянии. Сказав, что мы знаем координаты, я разгласил один из важнейших наших секретов. Я должен подумать.
Сержант замолчал, он даже оборвал канал связи. Мирон открыл глаза, спросил с тоской:
— Неужели ты надеешься воспользоваться этой штукой? И что ты собираешься сделать?
— Я не знаю, что. Но модификатор — это всемогущество, — сказал я, поражаясь собственной уверенности.
— Ты не боишься? — Алена смотрела на меня со смесью страха и надежды.
— Чего мне ещё бояться? Я боюсь одного — что Сержант откажет. Долго он думает, мыслитель.
Алена покачала головой:
— Нет, Саш, ты не понимаешь. Ты не боишься сделать что-нибудь не так? Такая сила требует… не знаю.
— Да, Алена, я знаю. Но не вижу другого выхода. Нет его.
Сержант появился неожиданно, когда я решил, что он не заговорит вовсе:
— Вот и всё. Прощайте, ребята. Чарли получил всю информацию по ПМ анклаву. А я должен вернуться домой.
Вот и всё…
— Спасибо, Сержант. Что-то голос у тебя грустный. И почему «прощайте»? Может, встретимся ещё, — сказал Мирон с искренней благодарностью в голосе.
— Я преступник, и возвращаюсь на Чудо за наказанием, — был ответ Сержанта.
Анна спросила:
— Что с тобой будет?
— Интеллектуальных особей подвергнут чистке памяти. Я стану другим. Вот так. Не вините себя, я поступил, как считал нужным… А потом, вдруг у вас получится? Всё, я ушел.
Наши нестройные «прощай» он не услышал.
— Чарли, ты как, готов? — задал я обычный вопрос.
— Я-то, может, и готов, а вот вы, нет. Вам придётся впасть в спячку. Координаты, что дал Сержант, ведут даже не в соседнюю галактику. Чертовски далеко. Боюсь, что, будучи в сознании, вы такую дорогу не перенесёте. Туда идти неделю, не меньше.
Герке усмехнулся:
— Значит, соврали кристы, что испытывают новый привод впервые. На своей обычной тяге им ни за что не угнаться бы за анклавом.
— Это ерунда, — Чарли сама деловитость. — Предлагаю график. Сутки вы спите, короткий отдых ото сна, потом снова спите.
— Вы, как хотите, а я сутки не просплю, — Аня смотрела на нас удивлёнными глазами.
— Ничего, гипнодопинг запустим в режим сна. Будем спать, как младенцы, гарантирую, — обнадёжил Мирон прежде, чем погрузиться в виртуальный мир формул. Или чем он там сейчас занимался, общаясь с Чарли, не знаю.
— Так тому и быть, — решил я. — Давайте, идём в медбокс, и в дорогу. Чарли, покажи, куда мы идём.
Звёзды рванулись мне навстречу, через несколько секунд они остались позади, я обернулся. Млечный Путь, как на картинке в учебнике астрономии. Вот и он превратился в светлую точку, галактики и звёздные скопления проносились мимо, не балуя разнообразием форм.
— А тут кончается известный мне космос, — Чарли показал чёрное небо. — И это половина пути. Дальше идём на ощупь, но я знаю, как выглядит то место.
— И что там? — спросила Алена, глядя в пустоту экрана.
— Ничего. Пусто там. Глазами не увидеть. Мирону могу объяснить, объяснил…
Понятно.
— Хорошо. На месте разберёмся, — бросил я, поднимаясь из кресла.
XIV
Я укладывался спать, когда Чарли протрубил тревогу. Пришлось бегом возвращаться в рубку. Пока бежали, Чарли обрисовал ситуацию.К нам приближались корабли неизвестного происхождения, причём так, что мы оказались блокированы. На вопрос — сколько их, Чарли ответил — тысячи и всё прибывают.
Нам никто не предложил никаких условий, нас просто пытались уничтожить. По нам вели огонь из самого невероятного оружия, нас пытались таранить. Вражьи корабли гибли сотнями, но появлялись всё новые и продолжали атаку.
Устав от бессмысленности происходящего, я приказал транслировать мои слова по мгновенке.
— Кто вы такие, и почему хотите нашей смерти? — прозвучал мой вопрос, заданный пустоте.
Как ни странно, но ответ последовал тут же:
— Ты что, Кармагин, ещё не понял? Я малость задержался, извини. Я обещал размазать тебя только тогда, когда увижу твоё полное поражение, вот и пришёл за тобой.
Эта сволочь говорила голосом Димки.
— Упырь, ты что не, видишь? Мы не по зубам твоему игрушечному войску. Перестань валять дурака и оставь нас в покое. Мы не собираемся воевать с тобой, — попытался я вести переговоры, отлично, впрочем, понимая бессмысленность попытки.
— И эти жалкие существа собрались перекраивать судьбу вселенной! Ты хочешь обмануть меня, думаешь, я не знаю, куда вы направляетесь? Но вы не пройдёте. Эта мелочь просто для затравки, я развлекаюсь. Посмотрите-ка, кто к вам пришёл.
— Чарли, что там?
— Те самые шарики, боты Соломона. Мухобойкой их не взять. Но и у нас есть козырь в рукаве. Наш новый привод может кое-что. Короче, держитесь, — предупредил Чарли со значением.
Сливаясь в огненные дуги, звёзды крутнулись вокруг нас, Друг сориентировался в пространстве. Изображение погасло, не стало видно ни звёзд, ни падающих на нас со всех сторон кораблей. Мирон успокоил:
— Затемнение, чтобы не ослепнуть. Сейчас мы им врежем. Разряд накопителя проделает брешь, в которую мы и рванём.
Не успел он договорить, как последовал первый удар, мы ушли в прыжок. Ещё серия. Чарли все-таки догадался включить панораму. Мы остановились, Друг оказался далеко за пределами Солнечной системы, потерявшей одну из планет.
— Ну что, урод, взял?! — крикнул Мирон, приподнимаясь в кресле, словно хотел напугать невидимого противника.
— Это не последняя встреча. Увидимся, — прошелестел ответ, затерянный в треске помех.
Глава седьмая
I
А вот такого утра у меня не было никогда. Мы с Анютой шли по Городу, не спеша и узнавая вновь такие родные, но забытые, кажущиеся странными улицы. Мы прошли и мимо моего дома, показалось даже, что в окне моей квартиры за занавеской мелькнуло чьё-то лицо. По мере приближения к тому самому месту, где всё и началось, пульс стал учащаться. Что с того, что мы знали всё наперёд? Что с того, что всё кончилось?Редкие прохожие, попадавшиеся навстречу, непроизвольно задерживали взгляд на мне, но стоило посмотреть им в лицо, отводили глаза. На мое недоуменье Анна бросила мысль: «Сделай лицо попроще».
— А в чем дело? — спросил я вслух.
— Ты как триумфатор какой. Только белого коня и не хватает… И силу спрячь, люди чувствуют… Да.
Вот и кафе, немного другое, зонтики, кажется, были зеленые, а теперь полосатые, желто-белые. Пожалуй, немного теплее, чем в прошлый раз. Несмотря на утро, солнце успело нагреть асфальт. Мне стало жарко, я снял джинсовую курточку, довольно неудобную, повесил её на спинку стула, помог Ане сесть, позвал официанта. Официант тоже другой, естественно. Мы заказали по стакану сока, я посмотрел на часы и приготовился ждать.
К нашему столику подошёл странный тип, на этот раз действительно странный. На нём надеты кожаные штаны, кожаная куртка, черная майка с белым черепом. Длинные волосы, собранные в хвост, редкая бородёнка, дурацкие перстни украшают пальцы. Ко всему наличествовали и чёрные очки.
Тип, озираясь и плохо понимая, что происходит, плюхнулся на стул напротив меня, снял очки, произнёс задумчиво:
— Я не знаю, почему, но мне кажется, что я должен сесть именно сюда.
Я присмотрелся, надо же!
— Мирон Герке, если не ошибаюсь? — чувствуя, как расплываюсь в улыбке, сказал я.
Он дёрнулся, произнес растерянно:
— Вообще-то меня чаще называют Каракурт…
Я увидел, как его зрачки расширились, будто от боли. Он прищурил глаза, протянул руку, я вложил в неё стакан. Он выпил почти весь сок одним махом. Выговорил тихо, хрипло:
— Ну, здравствуйте, родные.
Больше ничего он сказать не смог. Слезы текли у него по щекам, губы кривились. Официант, прибежавший при виде нового клиента, удивлённо замер. Я попросил ещё сока и кофе, тот ушел разочарованный.
Меж тем к столику подошел человек, совсем не похожий на посетителя столь легкомысленного заведения. Бросалась в глаза военная форма с погонами полковника. Прежде чем присесть, он представился:
— Полковник Стратов.
Откинувшись непринуждённо на спинку стула, он завёл, было, ту же песню:
— Не знаю, почему…
Я перебил:
— Иван?
Полковник оказался покрепче Мирона. Он просто сказал:
— Значит, у вас получилось, — сделал повелительный жест кистью, приказал: — Официант! Водки.
Я пресёк слабые попытки задать вопросы, мы просто сидели и пили, кто что. Третий наш «гость» задерживался. Наконец у меня за спиной послышались шаркающие шаги. Корнилов вошёл через другой вход. Я поднялся, молча предложил свой стул. Придвинул соседний стол к нашему, взял ещё два стула. Вежливо спросил:
— Сергей Сергеевич?
Старик, сейчас выглядевший на все свои семьдесят с чем-то, вздрогнул:
— Саша. Ребята, — он посмотрел на Анну, спросил: — Я много пропустил?
— Да. Но вопросы и ответы чуть позже, — предупредил я.
Мимо нас по тротуару спешили куда-то девочки. Студентки, сессия у них. Одна даже, показалось смутно, знакомая. Пришлось тряхнуть как следует головой, чтобы прогнать наважденье. Я перемахнул ограду, под возмущёнными взглядами прохожих сорвал с газона несколько цветов и с таким импровизированным букетом бросился вдогонку за студентками.
— Девушки, девушки! Не спешите, — негромко окликнул я.
Три пары глаз уставились на психа, с утра пораньше бегающего по городу с цветами. Они стояли и ждали продолжения, а я смотрел лишь на одну и не мог оторвать взгляд от родного лица, не выражавшего ничего, кроме доброжелательного любопытства. Без следа косметики, в длинном голубом сарафане, золотистые пряди волос взметнулись, послушные порыву ветра, — сама воплощенная чистота смотрела на меня зелеными бездонными глазищами. Я смог выговорить только два слова:
— Алёна. Алёнушка…
Она оступилась, но я успел поддержать её за руку.
— Саша, — прошептала она, — неужели всё так просто?
— Да. Всё просто. Идём, нас ждут.
— Девчонки, у меня дела. Я позвоню, — улыбнувшись, успокоила она подруг.
Девчонки понятливо заулыбались в ответ, сделали нам ручкой и пошли себе. Повод для сплетен мы им обеспечили. Алёна приняла у меня цветы со словами:
— К чему ритуалы, Саша.
Но секунду спустя с чисто женской непоследовательностью поднесла к лицу, улыбнулась, помахала букетом честной компании:
— Привет, ребята!
И вот мы снова вместе. Мы пережили многое и встретились вновь благодаря… Благодаря чему, собственно? Случаю? Упрямству?… Богу весть. Не было суматошных вопросов, радостных возгласов, объятий и поцелуев. Нам больше не нужны ритуалы. Мы знали друг о друге почти всё. Кто-то больше, кто-то меньше.
Я помню всё. Экипаж вел неспешный разговор, вводя в курс дела недоумевающего Корнилова, а я вспоминал.
Иван. Он не дожил до гибели планеты всего несколько минут. Картинку с борта вертолёта я вижу его глазами. Где-то сзади идут грузовики. Там его отряд, они везут припасы, топливо в цистернах. Полторы сотни мирных жителей, пожелали примкнуть к ним. Впереди посёлок, он выглядит необитаемым. Нет, смутная тень шевельнулась за домом. Резкий звук зуммера и безмолвный вопль индикатора «ракетная атака». Последняя мысль «поздно… за что?». Удар, пламя, боль, темнота.
II
…Стычки с «саранчой» повторялись на каждой остановке. Как нас выслеживал Упырь, оставалось загадкой, но насчёт новых встреч он не обманул. Каждый раз наш «отдых ото сна» завершался большим или малым побоищем, Чарли пробивал в полчищах чужих кораблей стартовый коридор и уходил в прыжок. И всё бы ничего, но на четвёртый день Чарли сбился с курса. «Саранча» налетела сразу после остановки, и он попросту не успел засечь ориентиры. Мы находились в тех местах, что не нанесены на карты, и прыжок завершился виноватым возгласом:— Я заблудился. Придётся возвращаться… Есть ещё предложение. До конца полёта вам не вставать и, соответственно, не делать остановок.
Предложение приняли, как единственно верное. Но мы и после суток сна чувствовали себя, мягко говоря, не очень хорошо. После первого такого перехода Мирон просто лежал и стонал минут пять. На вопрос Чарли:
— Может, рассолу?
Герке потряс меня глубиной ответа:
— Отстань, дай мне адекватно прореагировать на ощущения.
«Кашпировский» возвращал нас к жизни, но ведь после четырёх суток полёта мы могли и вовсе не прийти в себя. Чарли пообещал контролировать состояние наших организмов, вопрос решился просто. Слишком уж реальной стала возможность сбиться с курса окончательно.
Сразу же после пробуждения Чарли принялся докладывать обстановку:
— Забудьте о самочувствии, времени нет. До анклава рукой подать, на «Тунгусе» две минуты. Я туда не пройду… Как же это объяснить?
Мирон пришёл на помощь:
— Там нет дверей или ещё каких-либо входов. Необходимо пройти определённую точку пространства, двигаясь в определённом направлении, — он еще спросил, обращаясь к Чарли: — Я не понял, почему ты не пройдёшь.
— Мирон, — Чарли изобразил укоризну, — размеры «точки», как ты изволил выразиться, не превышают десяти метров. Друг не пройдет. Могут, конечно, и вообще нас игнорировать, как кристов. Или превратить в пучок элементарных частиц, как посланцев Упыря. Я только что наблюдал это зрелище.
— Упырь молчит? — спросил Мирон, выбираясь из койки.
— Молчит. Зато «саранчи» тут немеряно. Имею план прорыва. Вам придётся ждать в «Тунгусах». Лечиться некогда. Ползите, как сможете. Все готовы?
Я осмотрел команду. Анюта и Алёна стояли, покачиваясь, облачённые в полевые костюмы, Мирон всё ещё возился с застёжками.
— Идём. Мирон, потом приведёшь наряд в порядок. Рысью! — подавив приступ тошноты, бодро, как мне показалось, скомандовал я.
Рысь больше напоминала поход пьяных за добавкой, ноги не держали, в глазах стоял туман. Под конец Мирона пришлось взять под руки. Чарли старательно вдалбливал нам инструкции:
— В памяти тунгусов всё есть. Ваша задача — не мешать автоматам довезти вас до цели. Шаров этих, ботов, в смысле, пока не видно. Я сейчас мухобойкой расчищу вам проход. Повторяю, старт на автомате, полёт на автомате. Если что не так, параметры входа есть в памяти.
Не осталось времени разбираться, кто куда сядет. Мирона я втолкнул внутрь модуля, девчонок Герке заставил идти со мной, объяснив тем, что драйвер он никакой. Я занял кресло пилота, они кое-как разместились в спальном отсеке. Ждать пришлось не более минуты:
— Внимание. Старт, — бесстрастно предупредил Чарли.
Первое впечатление — нас выбросило в середину праздничного салюта. Зарева, разрывы, сполохи, свет во всех его ипостасях. Я оглянулся. Маленький наш Большой Друг как раз и явился центром вакханалии. Шлёйф мухобойки с бешеной скоростью мелькал вокруг прохода, создавая, казалось, сплошную завесу. На обзоре светилось красным перекрестье, отмечающее вход. Две минуты полёта через ад. Вот так мне запомнилась та дорога.
До входа осталось тридцать секунд, когда появились шары-боты. Ещё через пятнадцать секунд я заметил, что движения шлейфа стали неровными, порывистыми, внутрь коридора прорвались несколько огненных смерчей, наш «Тунгус» ощутимо тряхнуло. Перекрестье «прицела» дрогнуло, но быстро вернулось на место. Друг полностью утонул в облаке огня. Долетела фраза Чарли, еле различимая сквозь шум и треск:
— Мирон, вариант «б».
До этого модули шли строго один за другим на расстоянии не более трёх метров. Облако, скрывшее наш корабль, полыхало чуть левее и выше. Тут же я заметил, как модуль Мирона, шедший позади, отстал от нашего и сместился так, что частично перекрыл зарево.
Осталось пять секунд, звуки вальса прозвучали, как прощание. Слова сами возникли в памяти и легли на мелодию. «Ну что ж, друзья, коль наш черёд…». Я все понял, я хотел крикнуть, остановить, но поперхнулся, задавил первый порыв. Значит так надо, значит, Чарли не нашел другого выхода.
Две секунды до входа. Я понял, что значит, быть функцией. И не ужаснулся тому, что перестал быть человеком. Позади нас Чарли превратил Друга в огненный смерч, в котором сгорало само пространство. Мирон закрыл нас ровно на полторы секунды, его «Тунгус» столкнулся с нашим и перестал быть. Нас буквально внесло в точку входа. И прошлое осталось позади.