Страница:
— Не беспокойся, — ответил Алек с вымученной улыбкой. — Если я чему и научился у Серегила, так это умению избегать людей.
Глава 14. Тайны
Теро позавидовал Беке, когда узнал, что из-за головной боли ее освободили от всех обязанностей на день. По мере того как переговоры продолжались, маг все чаще не находил себе места. Большую часть времени речи были бессодержательны: произносившие их просто снова и снова высказывали поддержку одной из сторон. События и обиды многовековой давности вытаскивались на свет и подробно обсуждались. Нельзя было винить тех, кого в конце концов одолевала дремота; с галереи, где сидели зрители, часто доносился храп.
Вскоре после полудня началась гроза; в зале, где заседала лиасидра, стало сумрачно, пришлось зажечь лампы. В окна дул холодный ветер, принося в собой капли дождя и листья. Иногда гром рокотал так громко, что заглушал голос очередного оратора.
Опершись подбородком на руку, Теро смотрел, как молнии озаряют колеблющийся занавес дождя. Это зрелище напомнило молодому волшебнику дни его ученичества в башне Нисандера. Часто, сидя у окна летним вечером, Теро следил за ослепительными стрелами, вонзающимися в воду гавани, и мечтал о том, чтобы укротить эту силу, заставить ее подчиняться его воле. Обрести власть над чем-то, что может мгновенно уничтожить тебя, — одна мысль об этом заставляла сердце Теро биться быстрее. Однажды он даже высказал эту идею Нисандеру и спросил учителя, возможно ли такое.
Старый волшебник лишь терпеливо и ласково взглянул на него и спросил:
— Если бы тебе удалось подчинить себе молнию, милый мальчик, осталось бы зрелище грозы таким же прекрасным?
Ответ показался ему тогда бессмысленным, с грустью подумал Теро.
В этот момент зал озарила особенно яркая вспышка, превратив окно, в которое смотрел Теро, в сияющий призрачным сине-белым светом прямоугольник. На его фоне четким черным силуэтом обрисовалась фигура женщины.
Снова опустилась тьма, и удар грома заставил содрогнуться все здание; по залу пронесся новый порыв ветра. Однако фигура в окне не была видением: там стояла молодая руиауро, пристально смотревшая на Теро. Ее губы шевельнулись, и молодой маг услышал, как в голове его тихий голос прошептал: «Приходи к нам, брат, когда освободишься. Пора».
Прежде чем Теро успел хотя бы кивнуть, руиауро растаяла в воздухе.
Совет с откровенным облегчением воспользовался грозой, чтобы под этим предлогом пораньше разойтись. Теро колебался: вправе ли он сообщить кому-нибудь о полученном приглашении. Выйдя следом за Клиа и остальными под дождь, он увидел ожидающую его рядом с конем женщину. Она была очень молода, и ее серо-зеленые глаза казались особенно большими из-за низко надвинутой нелепой шапки. Мокрая мантия липла к ее худенькому телу, как вторая кожа, ветер бросал мокрые пряди волос в лицо. Руиауро должна была бы дрожать от холода, но она почему-то не дрожала.
Теро бросил на нее удивленный взгляд.
— С твоего позволения, госпожа, я хотел бы посетить руиауро, — обратился он к Клиа.
— В такую-то погоду? — удивилась она, но тут же пожала плечами. — Только будь осторожен. Ты будешь нужен мне завтра с утра пораньше.
Странная спутница молча показывала Теро дорогу; она отказалась от предложенного плаща и не захотела сесть на коня. Маг скоро порадовался тому, что у него есть проводница: в сумраке одна широкая безлюдная улица ничем не отличалась от других.
Когда они наконец добрались до Нхамахата, молчаливая женщина знаком предложила Теро спешиться, потом, взяв за руку, повела по хорошо утоптанной тропе к пещере под башней. Из-под низкого свода вырывались клубы пара; ветер прибивал его к земле, а потом уносил серые клочья тумана прочь. Камень был покрыт бело-желтыми отложениями какого-то минерала, пронизанными кое-где черными полосами. Бесчисленные ноги протоптали гладкий спуск ко входу в пещеру.
Неожиданное чувство острого интереса заставило Теро вспомнить слова Нисандера: если старый волшебник был прав, то перед ним был источник всех тайн, источник магии, способность к которой его народ получил благодаря примеси крови ауренфэйе.
Просторный естественный зал сохранил свой первозданный вид; лишь кое-где горели лампы, а посередине вверх уходили широкие витки лестницы, гладкий камень которой казался здесь совершенно неуместным. Из какого-то помещения наверху лился поток света; Теро ощутил сладкий запах курений. Здесь, в пещере, ничто не говорило о каких-либо обрядах. Из трещин в полу и от небольших бассейнов поднимался пар. Среди теней, подобно призракам, скользили руиауро и ауренфэйе.
У Теро не оказалось времени на то, чтобы все рассмотреть:
девушка, не задерживаясь, свернула в один из туннелей, отходящих от центрального зала. Здесь ламп не было, а проводница не зажгла факела. Впрочем, темнота не была препятствием для Теро — когда глаза ничего не видели, другие его способности помогали ему ориентироваться; теперь он воспринимал окружающие предметы как смутные, но вполне различимые серо-черные силуэты. Было ли это испытанием, гадал Теро, или его спутница просто сочла, что волшебники-тирфэйе, подобно ей самой, могут видеть в темноте?
В туннеле становилось все более душно; Теро заметил, что пол наклонно уходит вниз. Тут и там попадались небольшие сооружения в форме ульев, в которых мог бы поместиться человек. Проходя мимо, Теро провел рукой по одному такому предмету и нащупал грубую влажную шерсть. Кожаные завесы прикрывали узкую дверцу, ведущую внутрь, и небольшое отверстие сверху.
— Это дхимы, для медитации, — сказала Теро его спутница, наконец нарушив молчание. — Ты можешь пользоваться ими, когда пожелаешь.
Впрочем, явно не дхимы были целью их путешествия. Туннель резко повернул налево, и воздух стал холоднее, а проход — уже и круче. Здесь дхимы уже не попадались.
Кое-где своды нависали так низко, что приходилось наклоняться. В других местах нужно было, держась на канат, протянутый через вбитые в стену железные кольца, спрыгивать с высоких каменных ступеней. Теро потерял счет времени, но ощущение пронизывающей все магической энергии становилось с каждым шагом сильнее.
Наконец они снова достигли ровной поверхности. Теро услышал какой-то звук, похожий на шум ветра в ветвях. Через несколько ярдов туннель повернул снова, и молодой маг заморгал от показавшегося после полной темноты очень ярким лунного света. Теро в изумлении осмотрелся. Он стоял на краю лесной поляны под ясным ночным небом. Неподалеку начинался склон берега зеркального черного пруда. Отражение молодого месяца в воде было удивительно четким, ни единая волна не тревожила его.
Свет становился все ярче. Оглянувшись, Теро не увидел своей проводницы, но пруд теперь окружало множество человеческих фигур, облаченных в мантии и высокие шапки руиауро. Теро почувствовал, как шевелятся его волосы, и по этому признаку определил, что по крайней мере некоторые в этой толпе — духи, хотя все они выглядели одинаково материальными, даже курчавые темнокожие башваи. Позади, в черной чаще леса, слышалось движение многих существ — и существ огромных.
— Добро пожаловать, Теро, сын Нисандера, маг Третьей Орески, — прозвучал низкий голос из темноты. — Знаешь ли ты, где находишься?
Теро был так поражен тем, как его назвал незнакомец, что не сразу понял вопрос. Когда же смысл дошел до него, ему стал ясен и ответ.
— У пруда Вхадасоори, достопочтенный, — ответил он благоговейным шепотом. Откуда это было ему известно, оставалось загадкой — вокруг не было и следа статуй, не говоря уже о самом городе; однако волшебную силу, исходящую от воды, ни с чем спутать было невозможно.
— Ты видишь глазами руиауро, сын Нисандера. Девушка, которая была его проводницей, выступила вперед и протянула Теро чашу, сделанную из полого бивня. Сосуд был длиной в руку человека, его сложная оплетка из полосок кожи образовывала что-то вроде ручек. Ухватившись за них, молодой маг зажмурился и сделал большой глоток. Под его пальцами чаша дрогнула от касания тысячи рук.
Когда Теро снова открыл глаза, они с девушкой были одни на лесной поляне, залитой лунным светом. Ее лицо больше не казалось таким юным, а глаза стали плоскими золотыми дисками.
— Мы — Первая Ореска, — сказала она. — Мы — твои предшественники, твоя история, маг. В тебе мы видим свое будущее, как ты видишь в нас свое прошлое. Танец продолжается, и пора твоему роду обрести целостность.
— Я не понимаю, — прошептал Теро.
— Это воля Ауры, Теро, сын Нисандера, сына Аркониэля, сына Киталы, дочери Агажар, происходящих от Ауры.
Легкие невидимые руки расстегнули одежду Теро, и она соскользнула к его ногам. Чья-то воля — не его собственная — вела его к берегу пруда и дальше в воду, пока он не погрузился по горло. Вода была ледяной, настолько холодной, что Теро задохнулся и почувствовал, что кожа его горит огнем. Повернувшись к берегу, он с изумлением увидел, что все еще стоит там, рядом с женщиной-руиауро. Потом что-то потянуло его в глубину.
Воды пруда сомкнулись над Теро, заполнили глаза, рот, нос, легкие; однако он не ощутил никакого неудобства и совсем не испугался. Он плавал в этой бесформенной тьме, ожидая, что будет дальше. И вспоминая. В ту ночь, которую они провели у драконьего озера в Акхенди, ему снилось именно это место, снилось, что он утонул. Сновидение за прошедшие дни распалось на фрагменты, но сейчас Теро узнал его с той же уверенностью, с какой раньше назвал место — Вхадасоори.
— Каково назначение магии, Теро, сын Нисандера? — раздался тот же низкий голос.
. — Служить, познавать… — Теро не знал, говорит ли он вслух или произносит эти слова в уме; впрочем, это не составляло разницы: тот, другой, его слышал.
— Нет, маленький братец, ты ошибаешься. Так каково же назначение магии, сын Нисандера?
— Создавать?
— Нет, маленький братец. Каково назначение магии, сын Нисандера?
Тьма начала давить на Теро. Он чувствовал ее тяжесть в легких, она душила его. Молодой волшебник ощутил первое ледяное прикосновение страха, но заставил себя сохранять спокойствие.
— Не знаю, — смиренно ответил он.
— Знаешь, сын Нисандера.
Сын Нисандера. Перед незрячими глазами Теро затанцевали искры, но он сосредоточился на образе своего первого учителя, простого доброго человека, которого он так часто недооценивал. Он со стыдом вспомнил о собственном высокомерии, мешавшем ему разглядеть мудрость Нисандера, пока не оказалось слишком поздно. Он вспомнил свое ожесточение, когда Нисандер отказывался учить его заклинаниям, вполне доступным его изощренному уму, но которые его пустое сердце не давало ему употребить с пользой. На секунду Теро услышал голос старого учителя, терпеливо объясняющего: «Назначение магии — не заменить усилия человека, а помочь ему в его деяниях». Сколько раз Нисандер повторял эти слова за многие годы ученичества Теро? И сколько раз Теро отмахивался от их важности?
Отражение полумесяца мягко колыхалось перед Теро на далекой поверхности воды. Все еще пленник тьмы, он ощутил прикосновение благотворной силы лунного света и широко улыбнулся от радости.
— Поддерживать равновесие!
Как пробка, внезапно освобожденная от удерживающего ее под водой груза, Теро всплыл на поверхность, разбив отражение луны.
— Равновесие! — крикнул он, набрав в легкие воздуха.
— Верно, — одобрительно произнес голос. — Нисандер лучше всех тирфэйе понимал назначение даров Ауры. Мы ожидали, что он придет к нам, но случилось иначе. Теперь эта задача ложится на тебя.
«Какая задача?» — удивился Теро, чувствуя, однако, дрожь возбуждения.
— Равновесие между твоим народом и нашим, между тьмой и светом нарушено давно. Свет уравновешивает тьму. Тишина уравновешивает звук. Смерть уравновешивает жизнь. Ауренфэйе сохраняют старые обычаи; твой народ, оставшийся на время в одиночестве, создал новые.
Теро осторожно коснулся дна и обнаружил, что под ногами у него надежная опора. Выйдя из воды, он подошел к одинокой ожидающей его фигуре — древней женщине-башваи. Ее кожа в лунном свете была непроницаемо черна, а волосы сияли серебром.
Теро упал перед ней на колени.
— Поэтому Клиа и было позволено явиться сюда, и именно теперь? Ты заставила все это случиться?
— Заставила? — Женщина усмехнулась; голос ее был глубоким и сильным, казалось, еле умещающимся в хрупком теле. Она, как ребенка, погладила Теро по голове. — Нет, маленький братец, мы просто танцуем тот танец, который нам удается протанцевать.
Теро в растерянности прижал ладонь к глазам, потом снова взглянул на женщину.
— Ты сказала, что волшебники Скалы должны обрести целостность. Что это значит?
Но башваи исчезла. На том месте, где она только что была, сидел дракон— подросток с золотыми глазами. Прежде чем Теро успел разглядеть его как следует, дракон скользнул между нагими бедрами мага и укусил его в мошонку. Теро с испуганным криком дернулся, и его голова ударилась обо что-то твердое. Луна покачнулась и упала, как укатившееся кольцо.
Когда Теро пришел в себя, он лежал ничком, полностью одетый, у входа в туннель, ведущий из пещеры под Нхамахатом.
«Видение!» — была его первая смутная мысль. Он сделал попытку встать, но тут же, зажмурившись от боли, распластался на камне снова: словно огненные когти впились в его гениталии. Воспоминание об укушенном ухе Алека, которое распухло так, что втрое увеличилось в размере, заставило Теро застонать.
Какое-то движение рядом привлекло его внимание. Теро открыл глаза. Сквозь дымку, рожденную болью, он увидел, как кто-то поднимается с пола. Из теней появилась его юная проводница.
— Лиссик. — Она показала Теро флакон и принялась за дело.
«И они еще зовут эти укусы почетными отметинами! — беспомощно подумал Теро, чувствуя легкие прикосновения рук девушки. — Если я выживу после всего этого, то как я смогу такой отметиной похвастаться?»
Кругом него сновали люди. Если зрелище заливающегося истерическим смехом распростертого на земле скаланского мага в задранной выше пояса мантии и показалось им странным, то никто не высказал этого вслух.
Вскоре после полудня началась гроза; в зале, где заседала лиасидра, стало сумрачно, пришлось зажечь лампы. В окна дул холодный ветер, принося в собой капли дождя и листья. Иногда гром рокотал так громко, что заглушал голос очередного оратора.
Опершись подбородком на руку, Теро смотрел, как молнии озаряют колеблющийся занавес дождя. Это зрелище напомнило молодому волшебнику дни его ученичества в башне Нисандера. Часто, сидя у окна летним вечером, Теро следил за ослепительными стрелами, вонзающимися в воду гавани, и мечтал о том, чтобы укротить эту силу, заставить ее подчиняться его воле. Обрести власть над чем-то, что может мгновенно уничтожить тебя, — одна мысль об этом заставляла сердце Теро биться быстрее. Однажды он даже высказал эту идею Нисандеру и спросил учителя, возможно ли такое.
Старый волшебник лишь терпеливо и ласково взглянул на него и спросил:
— Если бы тебе удалось подчинить себе молнию, милый мальчик, осталось бы зрелище грозы таким же прекрасным?
Ответ показался ему тогда бессмысленным, с грустью подумал Теро.
В этот момент зал озарила особенно яркая вспышка, превратив окно, в которое смотрел Теро, в сияющий призрачным сине-белым светом прямоугольник. На его фоне четким черным силуэтом обрисовалась фигура женщины.
Снова опустилась тьма, и удар грома заставил содрогнуться все здание; по залу пронесся новый порыв ветра. Однако фигура в окне не была видением: там стояла молодая руиауро, пристально смотревшая на Теро. Ее губы шевельнулись, и молодой маг услышал, как в голове его тихий голос прошептал: «Приходи к нам, брат, когда освободишься. Пора».
Прежде чем Теро успел хотя бы кивнуть, руиауро растаяла в воздухе.
Совет с откровенным облегчением воспользовался грозой, чтобы под этим предлогом пораньше разойтись. Теро колебался: вправе ли он сообщить кому-нибудь о полученном приглашении. Выйдя следом за Клиа и остальными под дождь, он увидел ожидающую его рядом с конем женщину. Она была очень молода, и ее серо-зеленые глаза казались особенно большими из-за низко надвинутой нелепой шапки. Мокрая мантия липла к ее худенькому телу, как вторая кожа, ветер бросал мокрые пряди волос в лицо. Руиауро должна была бы дрожать от холода, но она почему-то не дрожала.
Теро бросил на нее удивленный взгляд.
— С твоего позволения, госпожа, я хотел бы посетить руиауро, — обратился он к Клиа.
— В такую-то погоду? — удивилась она, но тут же пожала плечами. — Только будь осторожен. Ты будешь нужен мне завтра с утра пораньше.
Странная спутница молча показывала Теро дорогу; она отказалась от предложенного плаща и не захотела сесть на коня. Маг скоро порадовался тому, что у него есть проводница: в сумраке одна широкая безлюдная улица ничем не отличалась от других.
Когда они наконец добрались до Нхамахата, молчаливая женщина знаком предложила Теро спешиться, потом, взяв за руку, повела по хорошо утоптанной тропе к пещере под башней. Из-под низкого свода вырывались клубы пара; ветер прибивал его к земле, а потом уносил серые клочья тумана прочь. Камень был покрыт бело-желтыми отложениями какого-то минерала, пронизанными кое-где черными полосами. Бесчисленные ноги протоптали гладкий спуск ко входу в пещеру.
Неожиданное чувство острого интереса заставило Теро вспомнить слова Нисандера: если старый волшебник был прав, то перед ним был источник всех тайн, источник магии, способность к которой его народ получил благодаря примеси крови ауренфэйе.
Просторный естественный зал сохранил свой первозданный вид; лишь кое-где горели лампы, а посередине вверх уходили широкие витки лестницы, гладкий камень которой казался здесь совершенно неуместным. Из какого-то помещения наверху лился поток света; Теро ощутил сладкий запах курений. Здесь, в пещере, ничто не говорило о каких-либо обрядах. Из трещин в полу и от небольших бассейнов поднимался пар. Среди теней, подобно призракам, скользили руиауро и ауренфэйе.
У Теро не оказалось времени на то, чтобы все рассмотреть:
девушка, не задерживаясь, свернула в один из туннелей, отходящих от центрального зала. Здесь ламп не было, а проводница не зажгла факела. Впрочем, темнота не была препятствием для Теро — когда глаза ничего не видели, другие его способности помогали ему ориентироваться; теперь он воспринимал окружающие предметы как смутные, но вполне различимые серо-черные силуэты. Было ли это испытанием, гадал Теро, или его спутница просто сочла, что волшебники-тирфэйе, подобно ей самой, могут видеть в темноте?
В туннеле становилось все более душно; Теро заметил, что пол наклонно уходит вниз. Тут и там попадались небольшие сооружения в форме ульев, в которых мог бы поместиться человек. Проходя мимо, Теро провел рукой по одному такому предмету и нащупал грубую влажную шерсть. Кожаные завесы прикрывали узкую дверцу, ведущую внутрь, и небольшое отверстие сверху.
— Это дхимы, для медитации, — сказала Теро его спутница, наконец нарушив молчание. — Ты можешь пользоваться ими, когда пожелаешь.
Впрочем, явно не дхимы были целью их путешествия. Туннель резко повернул налево, и воздух стал холоднее, а проход — уже и круче. Здесь дхимы уже не попадались.
Кое-где своды нависали так низко, что приходилось наклоняться. В других местах нужно было, держась на канат, протянутый через вбитые в стену железные кольца, спрыгивать с высоких каменных ступеней. Теро потерял счет времени, но ощущение пронизывающей все магической энергии становилось с каждым шагом сильнее.
Наконец они снова достигли ровной поверхности. Теро услышал какой-то звук, похожий на шум ветра в ветвях. Через несколько ярдов туннель повернул снова, и молодой маг заморгал от показавшегося после полной темноты очень ярким лунного света. Теро в изумлении осмотрелся. Он стоял на краю лесной поляны под ясным ночным небом. Неподалеку начинался склон берега зеркального черного пруда. Отражение молодого месяца в воде было удивительно четким, ни единая волна не тревожила его.
Свет становился все ярче. Оглянувшись, Теро не увидел своей проводницы, но пруд теперь окружало множество человеческих фигур, облаченных в мантии и высокие шапки руиауро. Теро почувствовал, как шевелятся его волосы, и по этому признаку определил, что по крайней мере некоторые в этой толпе — духи, хотя все они выглядели одинаково материальными, даже курчавые темнокожие башваи. Позади, в черной чаще леса, слышалось движение многих существ — и существ огромных.
— Добро пожаловать, Теро, сын Нисандера, маг Третьей Орески, — прозвучал низкий голос из темноты. — Знаешь ли ты, где находишься?
Теро был так поражен тем, как его назвал незнакомец, что не сразу понял вопрос. Когда же смысл дошел до него, ему стал ясен и ответ.
— У пруда Вхадасоори, достопочтенный, — ответил он благоговейным шепотом. Откуда это было ему известно, оставалось загадкой — вокруг не было и следа статуй, не говоря уже о самом городе; однако волшебную силу, исходящую от воды, ни с чем спутать было невозможно.
— Ты видишь глазами руиауро, сын Нисандера. Девушка, которая была его проводницей, выступила вперед и протянула Теро чашу, сделанную из полого бивня. Сосуд был длиной в руку человека, его сложная оплетка из полосок кожи образовывала что-то вроде ручек. Ухватившись за них, молодой маг зажмурился и сделал большой глоток. Под его пальцами чаша дрогнула от касания тысячи рук.
Когда Теро снова открыл глаза, они с девушкой были одни на лесной поляне, залитой лунным светом. Ее лицо больше не казалось таким юным, а глаза стали плоскими золотыми дисками.
— Мы — Первая Ореска, — сказала она. — Мы — твои предшественники, твоя история, маг. В тебе мы видим свое будущее, как ты видишь в нас свое прошлое. Танец продолжается, и пора твоему роду обрести целостность.
— Я не понимаю, — прошептал Теро.
— Это воля Ауры, Теро, сын Нисандера, сына Аркониэля, сына Киталы, дочери Агажар, происходящих от Ауры.
Легкие невидимые руки расстегнули одежду Теро, и она соскользнула к его ногам. Чья-то воля — не его собственная — вела его к берегу пруда и дальше в воду, пока он не погрузился по горло. Вода была ледяной, настолько холодной, что Теро задохнулся и почувствовал, что кожа его горит огнем. Повернувшись к берегу, он с изумлением увидел, что все еще стоит там, рядом с женщиной-руиауро. Потом что-то потянуло его в глубину.
Воды пруда сомкнулись над Теро, заполнили глаза, рот, нос, легкие; однако он не ощутил никакого неудобства и совсем не испугался. Он плавал в этой бесформенной тьме, ожидая, что будет дальше. И вспоминая. В ту ночь, которую они провели у драконьего озера в Акхенди, ему снилось именно это место, снилось, что он утонул. Сновидение за прошедшие дни распалось на фрагменты, но сейчас Теро узнал его с той же уверенностью, с какой раньше назвал место — Вхадасоори.
— Каково назначение магии, Теро, сын Нисандера? — раздался тот же низкий голос.
. — Служить, познавать… — Теро не знал, говорит ли он вслух или произносит эти слова в уме; впрочем, это не составляло разницы: тот, другой, его слышал.
— Нет, маленький братец, ты ошибаешься. Так каково же назначение магии, сын Нисандера?
— Создавать?
— Нет, маленький братец. Каково назначение магии, сын Нисандера?
Тьма начала давить на Теро. Он чувствовал ее тяжесть в легких, она душила его. Молодой волшебник ощутил первое ледяное прикосновение страха, но заставил себя сохранять спокойствие.
— Не знаю, — смиренно ответил он.
— Знаешь, сын Нисандера.
Сын Нисандера. Перед незрячими глазами Теро затанцевали искры, но он сосредоточился на образе своего первого учителя, простого доброго человека, которого он так часто недооценивал. Он со стыдом вспомнил о собственном высокомерии, мешавшем ему разглядеть мудрость Нисандера, пока не оказалось слишком поздно. Он вспомнил свое ожесточение, когда Нисандер отказывался учить его заклинаниям, вполне доступным его изощренному уму, но которые его пустое сердце не давало ему употребить с пользой. На секунду Теро услышал голос старого учителя, терпеливо объясняющего: «Назначение магии — не заменить усилия человека, а помочь ему в его деяниях». Сколько раз Нисандер повторял эти слова за многие годы ученичества Теро? И сколько раз Теро отмахивался от их важности?
Отражение полумесяца мягко колыхалось перед Теро на далекой поверхности воды. Все еще пленник тьмы, он ощутил прикосновение благотворной силы лунного света и широко улыбнулся от радости.
— Поддерживать равновесие!
Как пробка, внезапно освобожденная от удерживающего ее под водой груза, Теро всплыл на поверхность, разбив отражение луны.
— Равновесие! — крикнул он, набрав в легкие воздуха.
— Верно, — одобрительно произнес голос. — Нисандер лучше всех тирфэйе понимал назначение даров Ауры. Мы ожидали, что он придет к нам, но случилось иначе. Теперь эта задача ложится на тебя.
«Какая задача?» — удивился Теро, чувствуя, однако, дрожь возбуждения.
— Равновесие между твоим народом и нашим, между тьмой и светом нарушено давно. Свет уравновешивает тьму. Тишина уравновешивает звук. Смерть уравновешивает жизнь. Ауренфэйе сохраняют старые обычаи; твой народ, оставшийся на время в одиночестве, создал новые.
Теро осторожно коснулся дна и обнаружил, что под ногами у него надежная опора. Выйдя из воды, он подошел к одинокой ожидающей его фигуре — древней женщине-башваи. Ее кожа в лунном свете была непроницаемо черна, а волосы сияли серебром.
Теро упал перед ней на колени.
— Поэтому Клиа и было позволено явиться сюда, и именно теперь? Ты заставила все это случиться?
— Заставила? — Женщина усмехнулась; голос ее был глубоким и сильным, казалось, еле умещающимся в хрупком теле. Она, как ребенка, погладила Теро по голове. — Нет, маленький братец, мы просто танцуем тот танец, который нам удается протанцевать.
Теро в растерянности прижал ладонь к глазам, потом снова взглянул на женщину.
— Ты сказала, что волшебники Скалы должны обрести целостность. Что это значит?
Но башваи исчезла. На том месте, где она только что была, сидел дракон— подросток с золотыми глазами. Прежде чем Теро успел разглядеть его как следует, дракон скользнул между нагими бедрами мага и укусил его в мошонку. Теро с испуганным криком дернулся, и его голова ударилась обо что-то твердое. Луна покачнулась и упала, как укатившееся кольцо.
Когда Теро пришел в себя, он лежал ничком, полностью одетый, у входа в туннель, ведущий из пещеры под Нхамахатом.
«Видение!» — была его первая смутная мысль. Он сделал попытку встать, но тут же, зажмурившись от боли, распластался на камне снова: словно огненные когти впились в его гениталии. Воспоминание об укушенном ухе Алека, которое распухло так, что втрое увеличилось в размере, заставило Теро застонать.
Какое-то движение рядом привлекло его внимание. Теро открыл глаза. Сквозь дымку, рожденную болью, он увидел, как кто-то поднимается с пола. Из теней появилась его юная проводница.
— Лиссик. — Она показала Теро флакон и принялась за дело.
«И они еще зовут эти укусы почетными отметинами! — беспомощно подумал Теро, чувствуя легкие прикосновения рук девушки. — Если я выживу после всего этого, то как я смогу такой отметиной похвастаться?»
Кругом него сновали люди. Если зрелище заливающегося истерическим смехом распростертого на земле скаланского мага в задранной выше пояса мантии и показалось им странным, то никто не высказал этого вслух.
Глава 15. Неудобство
— Где Теро? — вслух удивился Алек, когда вечером пришло время отправляться на пир в тупу Брикхи.
— Ушел к руиауро, — ответила Клиа. — Я думала, он уже вернулся.
Дождь превратился в теплую унылую изморось, поэтому все ехали за Клиа и Торсином, надвинув капюшоны поглубже. Алек с Серегилом замыкали кавалькаду — большего уединения им не выпадало весь день. Пользуясь возможностью, Алек рассказал другу о своей встрече с Бекой и Ниалом в Городе Призраков.
Серегил воспринял новости более спокойно, чем Алек ожидал.
— Судя по тому, что говорил Теро, царица Идрилейн приветствовала возможность таких союзов во время посольства, — рассудительно сказал он.
Алек оглянулся на эскорт — конников турмы Ургажи.
— Как? Она хочет переженить своих солдат с ауренфэйе? Серегил хихикнул.
— Не думаю, чтобы ее так уж занимала формальная сторона дела, но одна из целей нашей миссии — получить потомство с хорошей долей ауренфэйской крови, чтобы улучшить породу.
— Да, но… Ты хочешь сказать, что Беке и ее воительницам следует вернуться домой беременными? — воскликнул Алек. — А разве их за это не выгоняют из армии?
— На время пребывания в Ауренене правила смягчены. Никто об этом прямо не говорит, но до Теро дошли слухи, что за детей-полукровок даже назначены премии. Ну а мужчинам позволено привезти домой новобрачных— ауренфэйе, если таковые найдутся.
— Потроха Билайри, Серегил, что за хладнокровная мерзость — превратить лучшую турму Скалы в племенное стадо!
— Когда дело доходит до выживания нации, немногое считается недопустимым. Да подобное решение и не так уж необычно. Помнишь, как я гостил удравниан? Я выполнил тогда долг гостя, так сказать. Кто знает, сколько моих отпрысков бегает сейчас где-то в Ашекских горах?
Алек поднял брови.
— Ты шутишь!
— Ничего подобного. Что же касается ситуации здесь и сейчас, то все делается ради славы Скалы, а потому почетно. А вот ты — ты разве не патриот?
Алек не обратил внимания на подначку, но во время пира внимательно присматривался к солдатам турмы Ургажи.
На следующее утро Серегил сидел с Клиа и Торсином за завтраком, когда в дом, волоча ноги, вошел Теро. Его лицо было серым, а двигался он так, словно внутри у него находились плохо упакованные бьющиеся предметы.
— Клянусь Светом! — воскликнул Торсин. — Дорогой мой Теро, не послать ли за целителем?
— Со мной все в порядке, благородный господин, просто я немного устал,
— ответил Теро; он остановился рядом с креслом и вцепился в его спинку.
— Ничего не в порядке! — возразила Клиа, пристально его. оглядев.
— Может быть, это речная лихорадка, — предположил Серегил, хотя подозревал он совсем другое. — Я пошлю за Мидри.
— Нет! — быстро сказал Теро. — Нет, в этом нет необходимости. Я слегка переутомился. Все скоро пройдет.
— Ерунда! Отведи его в его комнату, Серегил, — распорядилась Клиа.
Кожа Теро показалась Серегилу горячей и влажной; маг тяжело опирался на его руку, с трудом поднимаясь по лестнице. Добравшись до своей комнаты, он лег на постель, но раздеваться отказался.
Серегил, хмурясь, смотрел на молодого волшебника.
— Ну так что произошло?
Теро закрыл глаза и провел рукой по небритой щеке.
— Меня укусил дракон.
— Потроха Билайри, Теро! Где в Сарикали ты нашел достаточно большого дракона, чтобы его укус свалил тебя с ног?
Магу удалось выдавить слабую улыбку.
— Ну где, как ты думаешь?
— Ах да, конечно. Лучше позволь мне взглянуть.
— Я уже помазал лисенком, — попытался отговориться Теро.
— Лиссик не помогает, если рана велика. Ну-ка, где она? На руке? На ноге?
Со вздохом Теро распахнул мантию. Серегил вытаращил глаза.
— Ты еще говорил, что у Алека мочка уха стала похожа на виноградину, когда его укусил тот малыш. У тебя это скорее выглядит как…
— Я знаю, как это выглядит! — рявкнул Теро, поправляя одежду.
— Раной нужно заняться. Я раздобуду что-нибудь у Мидри. Никто ничего не будет знать.
— Спасибо, — выдохнул Теро, глядя в потолок. Серегил покачал головой.
— Знаешь, мне никогда не приходилось слышать, чтобы дракон укусил за…
— Это была случайность. А теперь иди! — умоляюще прошептал Теро.
«Случайность? — подумал Серегил, выходя из комнаты. — Не похоже, если тут замешаны руиауро!»
Он испытал большое облегчение, когда Мидри не стала задавать вопросов. Он описал повреждение в общей форме, и она смешала несколько отваров и дала ему баночку мази для припарок. Хорошо бы, понадеялся Серегил, Теро оказался в силах ставить себе припарки сам.
— Ушел к руиауро, — ответила Клиа. — Я думала, он уже вернулся.
Дождь превратился в теплую унылую изморось, поэтому все ехали за Клиа и Торсином, надвинув капюшоны поглубже. Алек с Серегилом замыкали кавалькаду — большего уединения им не выпадало весь день. Пользуясь возможностью, Алек рассказал другу о своей встрече с Бекой и Ниалом в Городе Призраков.
Серегил воспринял новости более спокойно, чем Алек ожидал.
— Судя по тому, что говорил Теро, царица Идрилейн приветствовала возможность таких союзов во время посольства, — рассудительно сказал он.
Алек оглянулся на эскорт — конников турмы Ургажи.
— Как? Она хочет переженить своих солдат с ауренфэйе? Серегил хихикнул.
— Не думаю, чтобы ее так уж занимала формальная сторона дела, но одна из целей нашей миссии — получить потомство с хорошей долей ауренфэйской крови, чтобы улучшить породу.
— Да, но… Ты хочешь сказать, что Беке и ее воительницам следует вернуться домой беременными? — воскликнул Алек. — А разве их за это не выгоняют из армии?
— На время пребывания в Ауренене правила смягчены. Никто об этом прямо не говорит, но до Теро дошли слухи, что за детей-полукровок даже назначены премии. Ну а мужчинам позволено привезти домой новобрачных— ауренфэйе, если таковые найдутся.
— Потроха Билайри, Серегил, что за хладнокровная мерзость — превратить лучшую турму Скалы в племенное стадо!
— Когда дело доходит до выживания нации, немногое считается недопустимым. Да подобное решение и не так уж необычно. Помнишь, как я гостил удравниан? Я выполнил тогда долг гостя, так сказать. Кто знает, сколько моих отпрысков бегает сейчас где-то в Ашекских горах?
Алек поднял брови.
— Ты шутишь!
— Ничего подобного. Что же касается ситуации здесь и сейчас, то все делается ради славы Скалы, а потому почетно. А вот ты — ты разве не патриот?
Алек не обратил внимания на подначку, но во время пира внимательно присматривался к солдатам турмы Ургажи.
На следующее утро Серегил сидел с Клиа и Торсином за завтраком, когда в дом, волоча ноги, вошел Теро. Его лицо было серым, а двигался он так, словно внутри у него находились плохо упакованные бьющиеся предметы.
— Клянусь Светом! — воскликнул Торсин. — Дорогой мой Теро, не послать ли за целителем?
— Со мной все в порядке, благородный господин, просто я немного устал,
— ответил Теро; он остановился рядом с креслом и вцепился в его спинку.
— Ничего не в порядке! — возразила Клиа, пристально его. оглядев.
— Может быть, это речная лихорадка, — предположил Серегил, хотя подозревал он совсем другое. — Я пошлю за Мидри.
— Нет! — быстро сказал Теро. — Нет, в этом нет необходимости. Я слегка переутомился. Все скоро пройдет.
— Ерунда! Отведи его в его комнату, Серегил, — распорядилась Клиа.
Кожа Теро показалась Серегилу горячей и влажной; маг тяжело опирался на его руку, с трудом поднимаясь по лестнице. Добравшись до своей комнаты, он лег на постель, но раздеваться отказался.
Серегил, хмурясь, смотрел на молодого волшебника.
— Ну так что произошло?
Теро закрыл глаза и провел рукой по небритой щеке.
— Меня укусил дракон.
— Потроха Билайри, Теро! Где в Сарикали ты нашел достаточно большого дракона, чтобы его укус свалил тебя с ног?
Магу удалось выдавить слабую улыбку.
— Ну где, как ты думаешь?
— Ах да, конечно. Лучше позволь мне взглянуть.
— Я уже помазал лисенком, — попытался отговориться Теро.
— Лиссик не помогает, если рана велика. Ну-ка, где она? На руке? На ноге?
Со вздохом Теро распахнул мантию. Серегил вытаращил глаза.
— Ты еще говорил, что у Алека мочка уха стала похожа на виноградину, когда его укусил тот малыш. У тебя это скорее выглядит как…
— Я знаю, как это выглядит! — рявкнул Теро, поправляя одежду.
— Раной нужно заняться. Я раздобуду что-нибудь у Мидри. Никто ничего не будет знать.
— Спасибо, — выдохнул Теро, глядя в потолок. Серегил покачал головой.
— Знаешь, мне никогда не приходилось слышать, чтобы дракон укусил за…
— Это была случайность. А теперь иди! — умоляюще прошептал Теро.
«Случайность? — подумал Серегил, выходя из комнаты. — Не похоже, если тут замешаны руиауро!»
Он испытал большое облегчение, когда Мидри не стала задавать вопросов. Он описал повреждение в общей форме, и она смешала несколько отваров и дала ему баночку мази для припарок. Хорошо бы, понадеялся Серегил, Теро оказался в силах ставить себе припарки сам.
Глава 16. Вечерние развлечения
«Лихорадка» не отпускала Теро и на следующий день.
Сам будучи укушенным, Алек не разделял настроения Серегила, подтрунивавшего над юным магом, и охотно согласился хранить в тайне истинную причину недомогания.
Он был благодарен Клиа: принцесса сочла, что от него будет больше толку, если он станет свободно разгуливать по городу, а не заседать с лиасидра. Обсуждение любого вопроса в совете плелось со скоростью черепахи; каждая проблема имела многовековую предысторию и хвост прецедентов. Алек иногда забегал на заседания, чтобы быть в курсе дел, но в основном находил для себя более приятные занятия.
В результате в течение дня он почти не виделся с Серегилом, а вечера были заняты бесконечной чередой празднеств — каждый клан, большой или малый, преследуя собственные тайные цели, хотел заполучить к себе скаланцев.
Когда друзья наконец добирались до своей комнаты, зачастую за несколько часов до рассвета, Серегил или мгновенно засыпал, или исчезал в коллосе и вышагивал там в темноте. И все же Алек видел достаточно, чтобы представлять, с каким отношением со стороны окружающих ежедневно сталкивается возлюбленный. За исключением нескольких друзей, ауренфэйе держались от него на расстоянии. Хаманцы не скрывали своей враждебности. Но, как всегда, Серегил предпочитал сам бороться со своими демонами. Нет, он был не против любви Алека, но сочувствия с его стороны не принимал.
Однажды ночью, когда друзья сопровождали Клиа на очередной пир, Адриэль заметила, как ее брат пытается отгородиться от возлюбленного и как молчаливо страдает от этого Алек. Обняв скаланца за плечи, она прошептала:
— Он по-прежнему очень привязан к тебе, тали. Оставь пока все, как есть. Когда он будет готов, он сам придет к тебе.
Алеку ничего не оставалось, кроме как последовать совету Адриэль. К счастью, у него хватало забот. Когда он чуть-чуть освоился в городе, он начал гулять один, и постепенно у него стали завязываться знакомства — в тех кругах, которые всегда были ему близки.
Пока лиасидра и влиятельные члены кланов проводили дни в официальных дебатах, менее важные представители семей коротали время в городских тавернах и игорных домах. Лук Алека легко открывал ему доступ в подобные компании. В противоположность Серегилу большинство ауренфэйе неплохо стреляли и обсуждали форму и вес лука с не меньшим удовольствием, чем охотники из северных земель. Одни ратовали за большие луки; другие отдавали предпочтение миниатюрным шедеврам из отполированного дерева или рога. Но никто здесь не видел ничего похожего на Черный Рэдли, и интерес к оружию Алека почти всегда переходил в дружескую беседу о подвигах стрелков.
Алек смастерил несколько шатта из скаланских монет; подобные трофеи пользовались большим спросом у ауренфэйе, но потери восполнялись сторицей: вскоре колчан молодого человека обзавелся солидной коллекцией позвякивающих украшений.
Такое времяпрепровождение принесло и иные плоды; Алеку стал доступен весьма ценный источник информации — болтовня слуг о делах их хозяев. Слухи всегда были золотой жилой для любого шпиона, и Алек не упускал счастливой возможности. Так он узнал, что кирнари Катме, Лхаар-а— Ириэль, проявляет интерес к постоянным вечерним верховым прогулкам Клиа и юного силмайского наездника, Таанила-и-Кормаи. Алек ухитрился и сам пустить несколько сплетен по этому поводу, хотя на самом деле принцесса находила своего спутника ужасно скучным.
Ходили также слухи, что кирнари нескольких влиятельных малых кланов, вроде бы ориентирующихся на дружественную Дацию, под покровом ночи нанесли визит рабазийцам.
Но, пожалуй, самым важным открытием Алека был тот факт, что кирнари Лапноса поссорился со своим предполагаемым союзником, Назиеном-и— Хари, из-за поддержки скаланцев, и что несколько хаманцев поддержали лапносца. Во главе недовольных стоял злой гений Алека — Эмиэль-и— Моранти.
— Это новый поворот событий, — сказал благородный Торсин, выслушав ночной отчет юноши принцессе. — Клиа подмигнула Алеку.
— Вот видишь, благородный господин, я же говорила, что от парня будет много пользы!
Десятая ночь в Сарикали принесла долгожданный отдых. Впервые со дня их прибытия в Сердце Драгоценности скаланцы не были никуда приглашены, и Клиа распорядилась устроить скромный общий ужин в главном зале.
Алек на конюшенном дворе болтал с подчиненными Бракнила, когда Серегил в одиночестве вернулся с заседания лиасидра.
— Как дела, господин? — окликнул его Минал.
— Не слишком успешно, — бросил Серегил и, не останавливаясь, прошел в дом.
Подавив вздох, Алек последовал за ним.
— Пальчики Ауры, я никогда не собирался быть дипломатом, — взорвался Серегил, как только они вдвоем очутились в комнате. Серегил сорвал с себя кафтан, пуговицы брызнули во все стороны. Кафтан, а вслед за ним и пропитавшаяся потом рубашка полетели в угол. Схватив кувшин для умывания, Серегил выскочил на балкон и вылил воду себе на голову.
— Ты мог бы быть поласковее с бедным Миналом, — сказал, прислонившись к двери, Алек. — Он о тебе очень высокого мнения.
Не обращая внимания на юношу, Серегил протер глаза и ринулся мимо него обратно в комнату.
— Что бы ни говорили Клиа или Торсин, кто-то умудряется так переиначить их слова, что в них начинает звучать угроза. «Нам нужно железо» — «Ого, вы собираетесь захватить Ашекские горы!»; «Позвольте нам использовать северный порт» — «Вы хотите завладеть торговыми путями рабазийцев?»
И хуже всех этот Юлан-и-Сатхил, хоть он и редко выступает в лиасидра. О нет. Он просто сидит там и улыбается, как будто согласен со всем, что мы предлагаем. А затем одним едким замечанием затевает очередной кавардак и молча наслаждается развлечением. Ты бы посмотрел, как все сомневающиеся собираются вокруг него, а он им что-то нашептывает, грозя пальцем. Потроха Билайри, скользкий червяк! О небо, как бы я хотел, чтобы он был на нашей стороне!
— Что ты можешь сделать? Серегил фыркнул.
— Будь моя воля, я бы вызвал их всех на конное соревнование — и пусть все решит победа. Так уже делалось не раз, знаешь ли. Над чем ты смеешься?
— Над тобой. Ты рвешь и мечешь. И с тебя капает. — Алек протянул компаньону полотенце.
Серегил вытерся и с извиняющейся улыбкой посмотрел на Алека.
— А как твои дела сегодня? Есть что-нибудь новенькое?
Сам будучи укушенным, Алек не разделял настроения Серегила, подтрунивавшего над юным магом, и охотно согласился хранить в тайне истинную причину недомогания.
Он был благодарен Клиа: принцесса сочла, что от него будет больше толку, если он станет свободно разгуливать по городу, а не заседать с лиасидра. Обсуждение любого вопроса в совете плелось со скоростью черепахи; каждая проблема имела многовековую предысторию и хвост прецедентов. Алек иногда забегал на заседания, чтобы быть в курсе дел, но в основном находил для себя более приятные занятия.
В результате в течение дня он почти не виделся с Серегилом, а вечера были заняты бесконечной чередой празднеств — каждый клан, большой или малый, преследуя собственные тайные цели, хотел заполучить к себе скаланцев.
Когда друзья наконец добирались до своей комнаты, зачастую за несколько часов до рассвета, Серегил или мгновенно засыпал, или исчезал в коллосе и вышагивал там в темноте. И все же Алек видел достаточно, чтобы представлять, с каким отношением со стороны окружающих ежедневно сталкивается возлюбленный. За исключением нескольких друзей, ауренфэйе держались от него на расстоянии. Хаманцы не скрывали своей враждебности. Но, как всегда, Серегил предпочитал сам бороться со своими демонами. Нет, он был не против любви Алека, но сочувствия с его стороны не принимал.
Однажды ночью, когда друзья сопровождали Клиа на очередной пир, Адриэль заметила, как ее брат пытается отгородиться от возлюбленного и как молчаливо страдает от этого Алек. Обняв скаланца за плечи, она прошептала:
— Он по-прежнему очень привязан к тебе, тали. Оставь пока все, как есть. Когда он будет готов, он сам придет к тебе.
Алеку ничего не оставалось, кроме как последовать совету Адриэль. К счастью, у него хватало забот. Когда он чуть-чуть освоился в городе, он начал гулять один, и постепенно у него стали завязываться знакомства — в тех кругах, которые всегда были ему близки.
Пока лиасидра и влиятельные члены кланов проводили дни в официальных дебатах, менее важные представители семей коротали время в городских тавернах и игорных домах. Лук Алека легко открывал ему доступ в подобные компании. В противоположность Серегилу большинство ауренфэйе неплохо стреляли и обсуждали форму и вес лука с не меньшим удовольствием, чем охотники из северных земель. Одни ратовали за большие луки; другие отдавали предпочтение миниатюрным шедеврам из отполированного дерева или рога. Но никто здесь не видел ничего похожего на Черный Рэдли, и интерес к оружию Алека почти всегда переходил в дружескую беседу о подвигах стрелков.
Алек смастерил несколько шатта из скаланских монет; подобные трофеи пользовались большим спросом у ауренфэйе, но потери восполнялись сторицей: вскоре колчан молодого человека обзавелся солидной коллекцией позвякивающих украшений.
Такое времяпрепровождение принесло и иные плоды; Алеку стал доступен весьма ценный источник информации — болтовня слуг о делах их хозяев. Слухи всегда были золотой жилой для любого шпиона, и Алек не упускал счастливой возможности. Так он узнал, что кирнари Катме, Лхаар-а— Ириэль, проявляет интерес к постоянным вечерним верховым прогулкам Клиа и юного силмайского наездника, Таанила-и-Кормаи. Алек ухитрился и сам пустить несколько сплетен по этому поводу, хотя на самом деле принцесса находила своего спутника ужасно скучным.
Ходили также слухи, что кирнари нескольких влиятельных малых кланов, вроде бы ориентирующихся на дружественную Дацию, под покровом ночи нанесли визит рабазийцам.
Но, пожалуй, самым важным открытием Алека был тот факт, что кирнари Лапноса поссорился со своим предполагаемым союзником, Назиеном-и— Хари, из-за поддержки скаланцев, и что несколько хаманцев поддержали лапносца. Во главе недовольных стоял злой гений Алека — Эмиэль-и— Моранти.
— Это новый поворот событий, — сказал благородный Торсин, выслушав ночной отчет юноши принцессе. — Клиа подмигнула Алеку.
— Вот видишь, благородный господин, я же говорила, что от парня будет много пользы!
Десятая ночь в Сарикали принесла долгожданный отдых. Впервые со дня их прибытия в Сердце Драгоценности скаланцы не были никуда приглашены, и Клиа распорядилась устроить скромный общий ужин в главном зале.
Алек на конюшенном дворе болтал с подчиненными Бракнила, когда Серегил в одиночестве вернулся с заседания лиасидра.
— Как дела, господин? — окликнул его Минал.
— Не слишком успешно, — бросил Серегил и, не останавливаясь, прошел в дом.
Подавив вздох, Алек последовал за ним.
— Пальчики Ауры, я никогда не собирался быть дипломатом, — взорвался Серегил, как только они вдвоем очутились в комнате. Серегил сорвал с себя кафтан, пуговицы брызнули во все стороны. Кафтан, а вслед за ним и пропитавшаяся потом рубашка полетели в угол. Схватив кувшин для умывания, Серегил выскочил на балкон и вылил воду себе на голову.
— Ты мог бы быть поласковее с бедным Миналом, — сказал, прислонившись к двери, Алек. — Он о тебе очень высокого мнения.
Не обращая внимания на юношу, Серегил протер глаза и ринулся мимо него обратно в комнату.
— Что бы ни говорили Клиа или Торсин, кто-то умудряется так переиначить их слова, что в них начинает звучать угроза. «Нам нужно железо» — «Ого, вы собираетесь захватить Ашекские горы!»; «Позвольте нам использовать северный порт» — «Вы хотите завладеть торговыми путями рабазийцев?»
И хуже всех этот Юлан-и-Сатхил, хоть он и редко выступает в лиасидра. О нет. Он просто сидит там и улыбается, как будто согласен со всем, что мы предлагаем. А затем одним едким замечанием затевает очередной кавардак и молча наслаждается развлечением. Ты бы посмотрел, как все сомневающиеся собираются вокруг него, а он им что-то нашептывает, грозя пальцем. Потроха Билайри, скользкий червяк! О небо, как бы я хотел, чтобы он был на нашей стороне!
— Что ты можешь сделать? Серегил фыркнул.
— Будь моя воля, я бы вызвал их всех на конное соревнование — и пусть все решит победа. Так уже делалось не раз, знаешь ли. Над чем ты смеешься?
— Над тобой. Ты рвешь и мечешь. И с тебя капает. — Алек протянул компаньону полотенце.
Серегил вытерся и с извиняющейся улыбкой посмотрел на Алека.
— А как твои дела сегодня? Есть что-нибудь новенькое?