Монахи, разбившись на группы, уже осмотрели свои участки, где надлежало возводить стену, прикинули, хватит ли камня, бревен и всего остального. А как только на востоке забрезжил рассвет, они пошли по домам поднимать жителей. В это же время призывно зазвонил монастырский колокол.
   Когда солнце поднялось, работа уже вовсю кипела. Молодые и сильные делали самое трудное: клали камни, таскали бревна; старики разносили еду и питье; детишки были на посылках. Джек все время обходил стройку, проверяя, как идут дела, не нужна ли какая помощь. Человеку, который готовил строительный раствор, он велел класть меньше извести, тогда раствор будет быстрее застывать, плотнику подсказал делать забор из более толстых бревен: тот начал сколачивать жерди от строительных лесов, а они были не такими прочными. Он убедился, что все части стены сойдутся в нужных местах; а еще много шутил, улыбался, старался приободрить людей.
   Солнце уже было совсем высоко. День обещал быть жарким. С монастырской кухни все время подвозили бочонки с пивом, но Филип приказал разбавлять его водой, и Джек с ним согласился: работа была тяжелая, пить людям приходилось много, и он боялся, что их просто сморит.
   Несмотря на грозившую страшную опасность, повсюду царило необычное веселье, все чувствовали невероятный подъем. Так было всегда в дни праздников, когда горожане сообща брались за какое-то дело: то ли пекли хлеб на праздник урожая, то ли пускали вниз по реке горящие свечи накануне Иванова дня. И сейчас они словно совсем забыли о нависшей над ними угрозе, что собрала их в этот ранний час всех вместе. Филип, правда, заметил, как несколько человек потихоньку ушли из города. Либо они надеялись укрыться в лесу и переждать там, либо у них были родственники в окрестных деревнях, которые могли бы приютить их на время. И все же таких были единицы, остальные остались.
   В полдень Филип зазвонил в колокол на обед, и, пока все подкреплялись, они с Джеком снова обошли стройку. Хотя работали люди споро, но до завершения было еще очень далеко. Каменные стены едва поднимались над землей, земляные валы были, скорее, похожи на низенькие холмики, а деревянный забор то здесь то там зиял огромными брешами.
   Когда осмотр был закончен, Филип спросил:
   – Как думаешь, управимся к сроку?
   Все утро Джек старался держаться бодро, видом своим показывая, что все идет как задумано, но сейчас вынужден был смотреть на все более трезво.
   – Если и дальше так пойдет, то не успеем, – почти безнадежно произнес он.
   – Что можно сделать, чтобы ускорить работу?
   – Единственный способ строить быстрее – это строить хуже. Так было всегда.
   – Тогда давай строить хуже – вот только как?
   Джек вслух размышлял:
   – Сейчас у нас каменщики строят стены, плотники – деревянные заборы, простые рабочие насыпают земляной вал, остальные горожане – на подхвате. Но ведь большинство плотников вполне могут класть прямые стены, а рабочим по силам соорудить забор. Так давай отправим всех плотников в помощь каменщикам, рабочих – на строительство заборов, а жителей пошлем на рытье рвов и возведение земляных валов.
   А как только работа наладится, подключим монахов, пусть тоже возьмутся за лопаты.
   – Согласен.
   Пока все заканчивали обедать, Джек с Филипом раздавали новые команды. Да, пожалуй, это будет не только самая дрянная стена в Англии, подумал Джек: если она простоит хотя бы неделю, это будет настоящим чудом.
   Ближе к середине дня на людей стала наваливаться усталость. Особенно тяжело было тем, кто работал с самой ночи. Праздничное настроение сменилось холодным упорством и решимостью во что бы то ни стало успеть со строительством. Каменные стены медленно, но верно росли, ров становился все глубже, прорехи в деревянном заборе заделывались. Когда солнце стало клониться к закату, все ненадолго прервались поужинать, и снова закипела работа.
   Стало совсем темно, а до конца было еще неблизко.
   Филип выставил дозоры и приказал всем, кроме охраны, идти поспать пару часов. В полночь он по звону колокола соберет людей вновь. А пока измученные люди разбредались по домам.
   Джек пошел к Алине. Ни она, ни Ричард еще не спали.
   – Возьми Томми и уходите в лес. Спрячьтесь, – сказал он.
   Эта мысль не покидала его весь день. Поначалу он, правда, отбросил ее, но время шло, и он постоянно возвращался в памяти к тому страшному дню, когда Уильям сжег овчинную ярмарку; в конце концов он решил отослать Алину из города.
   – Я останусь, – твердо сказала она.
   – Алина, послушан, я совсем не уверен, что нам удастся спасти город, и не хочу, чтобы ты была здесь, если Уильям Хамлей, не дай Бог, прорвется через наши укрепления.
   – Но я не могу уйти, когда ты поднимаешь каждого, кто способен сражаться, на защиту, – возразила Алина, и слова ее звучали очень разумно.
   Но до разумности Джеку уже давно не было дела.
   – Если ты уйдешь сейчас, никто не заметит.
   – Зато потом догадаются.
   – К тому времени все уже закончится.
   – Это было бы бесчестно.
   – Какое там бесчестье! – закричал Джек. Он сходил с ума от отчаяния, не в силах найти слов, чтобы убедить ее покинуть город и с прятаться. – Я не хочу, чтобы ты рисковала собой!
   Его крик разбудил Томми, тот заплакал. Алина взяла его на руки и стала качать.
   – Я не думаю, что в лесу мне будет намного спокойнее, – сказала она.
   – Уильям не полезет в лес. Ему нужен город.
   – Он будет искать меня.
   – Ты спрячешься на своей поляне. Дорогу туда не знает никто.
   – Уильям может случайно на нее наткнуться.
   – Послушай меня: там тебе будет намного спокойнее, чем здесь. Я-то знаю.
   – И все равно я никуда не уйду.
   – Нечего тебе здесь делать, – отрезал Джек.
   – Я остаюсь, – ответила она и, словно не обращая внимания на его грубость, ласково улыбнулась.
   Джек чуть не выругался. Спорить с ней, когда она приняла решение, было бесполезным занятием: упрямая как ослица, подумал он. Но вместо этого вслух умоляюще проговорил:
   – Алина, прошу тебя, я очень боюсь того, что может случиться завтра.
   – Я тоже боюсь, – ответила она. – Так что будем бояться вместе.
   Джек очень хотел теперь как-то уступить ей, но он был чересчур взволнован.
   – Да иди ты к черту! – со злостью рявкнул он и вылетел из дома.
   Он постоял немного на улице, вдыхая ночной воздух. Вскоре волнение улеглось. Но тревога не покидала его, хотя и сердиться на Алину было глупо: завтра они оба могут умереть.
   Джек вернулся в дом. Алина стояла на том же месте и выглядела очень грустной.
   – Я люблю тебя, – сказал он. Они обнялись и стояли так долго-долго.
   Когда Джек снова вышел на улицу, луна уже взошла. Он успокаивал себя мыслью, что Алина была права: здесь ей будет надежнее, чем в лесу. И если ей будет угрожать опасность, он сделает все, чтобы спасти ее.
   Джек знал, что не заснет сейчас, даже если ляжет в постель. Какой-то нелепый страх мучил его: ему казалось, что никто не услышит колокола в полночь и все проспят до рассвета, когда налетят всадники Уильяма, круша и поджигая все на своем пути. Объятый тревогой, он прошелся по окраине города. Странно, подумалось ему, у Кингсбриджа до сегодняшнего дня не было границ. Джек внимательно осмотрел сделанное за день: каменные стены высотой только по пояс; деревянная изгородь была высокой, но в ней зияли еще такие прорехи, что сквозь них спокойно могла проехать сразу сотня всадников; земляной вал хорошая лошадь преодолела бы без труда. Работы еще непочатый край.
   Джек остановился на том месте, где когда-то был мост. Теперь его разобрали и по частям сложили на территории монастыря.
   В реке яркими бликами отражалась луна. Чья-то тень мелькнула у забора, и Джек невольно содрогнулся в испуге. Но это был приор Филип. Ему тоже не спалось.
   Угроза со стороны Уильяма на какое-то время заставила Джека забыть свои обиды на Филипа; он больше не сердился на него.
   – Если мы выстоим, придется переделать стену заново, – сказал он.
   – Согласен, – горячо откликнулся приор. – Надо будет постараться соорудить за год новую каменную стену.
   – Вот здесь, где мост переброшен через реку, я бы сделал ворота с навесной башней, чтобы больше не приходилось разбирать мост, когда потребуется закрыть путь в город.
   – Я хотел сказать тебе насчет монахов: не дело, когда нам приходится заниматься обороной города.
   Джек согласился. Участвовать в сражениях – не их забота.
   – Но если бы вы не взялись за это – тогда кто?
   – А что ты скажешь о брате Алины – Ричарде?
   Мысль Филипа привела Джека в некоторое замешательство, но очень скоро он сообразил, что она была очень разумной.
   – Я думаю, он с этим отлично справится; и потом, хватит ему бездельничать, пора подумать о себе самому, а не висеть у меня на шее. – Джек с трудом сдерживал свое восхищение прозорливостью Филипа. – Как тебе только приходят такие мысли?
   Приор пожал плечами:
   – Если бы все трудности разрешались так же просто...
   Джек снова мысленно сосредоточился на строительстве стены.
   – По-моему, отныне и навеки Кингсбриджу суждено стать городом-крепостью.
   – Ну, может, и не навеки, а до второго пришествия Христа – точно.
   – Как знать, – задумчиво произнес Джек. – А я все-таки думаю, настанут времена, когда такие звери, как Уильям Хамлей, лишатся власти; когда законы будут не закабалять людей, а защищать их; когда король займется только мирными делами, а не войной. Подумать только: придет время, когда не надо будет окружать наши города крепостными стенами!
   Филип покачал головой:
   – Ну и фантазии! Этого не будет, пока не наступит Судный день.
   – Похоже, что так.
   – Уже почти полночь, – сказал Филип. – Пора поднимать людей.
   – Филип... подожди.
   – Что такое?
   Джек набрал в грудь побольше воздуха:
   – Еще есть время отказаться от нашего плана. Мы можем успеть увести людей из города.
   – Джек, ты что, испугался? – строго спросил приор.
   – Да. Но не за себя. За мою семью.
   Филип понимающе кивнул.
   – Посмотри на все немного по-другому. Если мы сегодня уйдем, возможно, нам удастся укрыться. На время. Но Уильям может опять вернуться. И если мы завтра не дадим ему отпор, нам всю жизнь придется жить с чувством опасности: тебе, мне, Алине и даже маленькому Томми; он будет расти в страхе перед Уильямом и ему подобными.
   Он прав, подумал Джек: если мы хотим, чтобы наши дети выросли свободными, надо перестать бояться Уильяма.
   – Ты прав, – вздохнув, сказал он.
   Филип ушел поднимать народ. Он – истинный вождь, который поддерживает мир, размышлял Джек, отправляет правосудие и не угнетает бедняков. Вот только зачем ему понадобилось для этого давать обет безбрачия?
   Зазвонил колокол. В домах зажглись огоньки свечей, и ремесленники стали лениво выползать на улицу, протирая глаза и широко зевая. Работа поначалу шла медленно, все раздраженно переругивались, но, когда по приказу Филипа заработала монастырская пекарня и на стройку повезли горячий хлеб и свежее масло, люди сразу приободрились.
   На рассвете Джек с Филипом снова обошли границы города, с тревогой всматриваясь вдаль, пытаясь разглядеть всадников на горизонте. Забор вдоль реки был почти готов, плотники дружно заделывали последние бреши. С двух сторон в человеческий рост выросли земляные валы, а под ними на глубину четырех футов были выкопаны рвы; конечно, человек мог, хоть и с трудом, вскарабкаться на холм, но для этого ему пришлось бы слезть с лошади; каменная стена тоже уже была в рост человека, но последние три или четыре ряда кладки были совсем слабыми: раствор не успел еще схватиться. Однако неприятель не узнал бы это прежде, чем попытался бы взобраться на нее, а встретив сопротивление, на время растерялся бы.
   Кроме оставшихся брешей в заборе, все остальное было закончено, и Филип раздавал уже новые приказы. Стариков и детей решили увести в монастырь и спрятать в опочивальнях монахов. Джек был доволен: Алина останется с Томми, и оба они будут далеко от поля битвы. Каменщики еще кое-где доделывали свою работу, но большинство рабочих стали стекаться в боевые отряды под командованием Ричарда. Каждый отряд оборонял тот участок стены, который строил. Жители, у которых были луки, уже сидели на стенах, готовые отразить нападение врага. Те, у кого не было никакого оружия, собирали и складывали в кучи камни, чтобы ими разить неприятеля. Хорошим средством для отражения атаки Уильяма был кипяток. Поэтому в самых опасных участках уже грелись на огне огромные котлы с водой. И, хотя у некоторых горожан были мечи, это оружие оказалось бы бесполезным: если бы дело дошло до рукопашной, противник легко бы преодолел стену, и тогда все труды пошли бы прахом.
   Джек не спал уже двое суток. Голова у него раскалывалась, глаза нестерпимо жгло. Он сидел на соломенной крыше чьего-то дома на берегу реки и смотрел на поля, откуда грозила беда. Плотники в это время спешили доделать забор. Неожиданно Джека осенило: а ведь воины Уильяма могут забросать город горящими стрелами, им тогда даже не придется штурмовать стену. Он с трудом слез с крыши и побежал вверх по склону в монастырь. Здесь он встретил Ричарда; тому тоже пришла в голову эта мысль, и он уже обо всем позаботился: монахи по его команде натаскали бочки и чаны с водой и расставили их в самых опасных местах.
   Джек уже выходил с территории монастыря, когда вдруг услышал крики о приближении противника.
   Сердце сразу учащенно забилось, он вскарабкался на крышу конюшни и посмотрел на запад. Облако пыли, поднимавшееся по дороге к мосту, выдавало приближение большого отряда всадников. До них было не больше мили.
   До сего момента все происходившее вокруг, в том числе и угроза нападения, казалось чем-то нереальным; но вот люди, несшие смерть, появились на горизонте, они скакали по дороге в город, их уже было видно, и опасность обретала зримые черты.
   Джеком вдруг овладело жгучее желание найти Алину, но времени было в обрез. Он спрыгнул с крыши и побежал вниз по откосу к берегу реки. Целая толпа собралась около последней бреши в заборе; люди наспех вкапывали в землю оставшиеся столбы и с тыльной стороны приколачивали к ним поперечные доски. Почти все горожане были здесь, кроме тех, кто укрылся в монастыре. Сразу за Джеком побежал Ричард.
   – На другой стороне нет ни одного человека! – кричал он. – Нас могут обойти! Все по своим местам! Быстрее! – Люди кинулись выполнять приказ, а Ричард все ворчал, обращаясь уже к Джеку: – Совсем распустились, никто не слушается.
   Джек напряженно всматривался в приближавшееся по дороге облако пыли: уже стали видны фигуры всадников. Они похожи на дьяволов, изошедших из ада, подумал он, и обуяло их одно безумное желание – нести смерть и разрушение. И существовали они потому, что графы и короли испытывали нужду в таких людях. Филип, конечно, мог быть полным болваном в вопросах любви и семьи, решил Джек, но он все-таки нашел способ управлять людьми, не прибегая к услугам подобных зверей.
   Момент для размышлений был явно неподходящим. Неужели об этом должен думать человек перед смертью?
   Люди Уильяма были уже совсем близко, но не пятьдесят всадников, как предполагал Ричард, а гораздо больше, что-то около сотни, как показалось Джеку. Они направились к тому месту, где всегда был мост; затем лошади замедлили бег. Джек воспрянул духом, когда увидел, что им пришлось в недоумении осадить своих лошадей и остановиться. Они с удивлением смотрели на неожиданно возникшую перед их взором стену, не зная, что делать дальше. Рядом с Джеком раздался чей-то смех, его подхватили остальные, и вот он уже оглушительно гремел по округе, приводя в бешенство оставшихся на другом берегу реки воинов Уильяма.
   Несколько всадников спешились и сбились в кучку, чтобы решить, как быть дальше. Джеку показалось, что сквозь утреннюю дымку он увидел Уильяма с его пшеничной шевелюрой и раскрасневшимся лицом, но не был уверен.
   Вскоре они вернулись к своим лошадям, вскочили на них и строем скрылись из виду. Жители Кингсбриджа ликовали. Но Джек не спешил радоваться: Уильям так просто не сдастся. Они вернутся, решил он, но другим путем. Колонна всадников двигалась вдоль берега вверх по течению. Подошел Ричард:
   – Они будут искать брод. Потом переправятся через реку и из лесу нападут на нас с другой стороны. Надо предупредить всех.
   Джек быстро пошел вдоль стены, передавая людям слова Ричарда. С северной и восточной сторон реки не было, там высились только земляные валы и каменная стена. Восточный отрезок стены примыкал к стене монастыря; в двух шагах отсюда укрылись Алина и Томми. Ричард отправил на крышу лазарета Освальда, торговца лошадьми, и Дика Ричардса, сына кожевника, с луками и стрелами: они были лучшими стрелками в городе. Джек стоял на северо-восточном валу и напряженно всматривался в темневшую за полями полоску леса, откуда могли показаться люди Уильяма.
   Солнце уже поднялось высоко. День снова был жарким, а небо безоблачным. Монахи разносили повсюду хлеб и пиво. Джек все время думал о том, как далеко ушел Уильям. Примерно в миле отсюда было место, где хорошая лошадь могла переплыть на другой берег, но для тех, кто не знал этих мест, такая переправа была бы рискованной; так что Уильям скорее всего поднимется еще мили на две вверх по течению, пока не найдет брода.
   Интересно, как там сейчас Алина, подумал Джек. Ему нестерпимо хотелось увидеть ее, но он понимал, что, если он уйдет, другие тоже разбегутся и некому будет защищать город.
   Пока он боролся с искушением, из-за леса появились всадники. Они заходили с таким расчетом, чтобы солнце било в глаза обороняющимся. Джек вдруг понял, что люди Уильяма не просто приближались – они атаковали. Перед этим они наверняка собрались в лесу так, чтобы их никто не видел, осмотрелись и начали штурм. Джек весь напрягся от страха: их уже ничто не остановит.
   Кони неслись галопом по полю. Один или два защитника, не выдержав, пустили стрелы. Ричард, стоявший позади Джека, прикрикнул на них:
   – Слишком рано! Не спешить! Ждите, пока они попадут в ров, тогда уж точно не промахнетесь!
   Но мало кто услышал его: стрелы дождем посыпались мимо всадников на землю. Да, нас спасет только стена, мелькнуло у Джека, никакой другой силой мы не обладаем.
   В одной руке он держал камень, в другой у него была праща; с помощью таких же нехитрых приспособлений, еще мальчишкой, он сбивал уток себе на обед. Осталась ли былая меткость? Он почувствовал, как пальцы его изо всех сил вцепились в эти орудия, и попробовал немного расслабиться. Камни годились только на уток, мелькнула мысль, а пробовать отбить ими атаку вооруженных до зубов всадников – пустая затея. Топот тяжелых копыт уже гремел громом, враг неумолимо приближался. В горле у Джека пересохло. Некоторые из людей Уильяма держали в руках луки с горящими стрелами, и именно они скакали по направлению к каменной стене; остальные двинулись на штурм земляных валов. Значит, решил Джек, Уильям не осмелился брать приступом стену; он наверняка не знал, что ее можно было свалить голыми руками, ведь кладка так и не успела затвердеть. Джек испытал короткое пьянящее чувство победы: мы оставим его в дураках!
   Нападавшие были уже у самых стен.
   Горожане беспорядочно пускали в них стрелы, которые градом сыпались на головы наседавших противников. Конечно, хороших стрелков среди защитников было мало, но тем не менее несколько стрел попали в цель.
   Всадники уже достигли рва. Несколько лошадей заартачились на его краю, другие стали скользить вниз и взбираться по валу. Прямо против того места, где засел Джек, какой-то всадник, огромный детина в кольчуге, послал свою лошадь прыжком через ров, и она опустилась на склоне вала и продолжала карабкаться наверх. Джек зарядил свою пращу, прицелился и метнул камень. Глаз не подвел его: камень угодил лошади точно по носу. Оступившись в рыхлой земле, она заржала от боли, попятилась и повернула назад. Легким галопом она уносилась прочь, но всадник успел выпрыгнуть из седла и обнажил свои меч. Следом повернули и другие лошади. Но люди Уильяма, уже спешившись, продолжали упорно лезть вперед. Джек оглянулся и увидел, что несколько соломенных крыш уже загорелись, хотя молодые женщины из последних сил старались сбить пламя. Страшная мысль пронзила сознание Джека: несмотря на героический труд горожан в течение последних полутора суток, стервятники Уильяма все же сломят их сопротивление, прорвут стены, сожгут город и уничтожат людей.
   Самое страшное случится, если дело дойдет до рукопашного боя, решил Джек. Его никогда не обучали этому, ни разу не держал он в руках меча, да у него никогда и не было его. Единственный раз он участвовал в драке, да и то был побит Альфредом. Джек чувствовал себя совершенно беспомощным.
   Штурм возобновился. Теперь те, кто потерял лошадей, атаковали пешими. На головы им градом сыпались камни и стрелы. Джек только успевал орудовать своей пращей: заряжал и метал, заряжал и метал, и так без остановки.
   Несколько нападавших упали, сраженные камнями и стрелами. Прямо перед Джеком какой-то всадник упал с коня и потерял свой шлем; по пшеничным волосам юноша узнал его: это был сам Уильям.
   Ни одному всаднику на лошади не удалось преодолеть земляной вал, хотя пешие воины и сумели взобраться на него. К ужасу Джека, горожанам пришлось вступить с ними в схватку: палками и топорами они отбивались от вооруженных мечами и копьями головорезов. Некоторые из них прорвались-таки через заслоны; Джек увидел, как упали замертво три или четыре защитника города. Сердце его сжалось от боли: они стали терять людей.
   И все же каждого прорвавшегося противника окружали сразу по восемь-десять человек, набрасывались на него с дубинами, безжалостно рубили топорами. Несмотря на то что многие защитники получили ранения, все преодолевшие вал враги были быстро перебиты. Остальных горожане погнали со склона под откос. Атака захлебнулась. Оставшиеся в седлах всадники, растерянные, гарцевали вокруг, наблюдая за происходившими еще кое-где на земляном валу мелкими стычками.
   Джек наконец смог перевести дух и немного отдохнуть, хотя с тревогой ожидал повторного штурма.
   Уильям поднял вверх меч и что-то крикнул своим воинам. Он размахивал мечом в воздухе, пока всадники не собрались вокруг него, потом направил его в сторону стен. Они снова выстроились для атаки.
   Джеку пришла в голову неплохая мысль.
   Он поднял с земли камень, вложил его в пращу и прицелился в Уильяма.
   Камень полетел по прямой и попал тому прямо в лоб, да с такой силой, что было слышно, как хрустнула кость.
   Уильям упал с коня.
   Его люди замерли в нерешительности, атака снова сорвалась.
   Какой-то здоровяк соскочил с коня и подбежал к Уильяму. Джек узнал Уолтера, который всегда неотступно следовал за хозяином. Держа под уздцы его коня, он склонился над распростертым телом Уильяма. Джек с надеждой ждал, что тот окажется мертв, но вот он пошевелился, и Уолтер помог ему подняться на ноги. Виду него был совершенно очумевший. По обе стороны люди, затаив дыхание, следили за ними, обстрел камнями и стрелами на короткое время стих.
   Пошатываясь, Уильям подошел к лошади Уолтера и взобрался на нее. Слуга помог ему и сам взгромоздился позади. Все ждали команды Уильяма. Но вместо него Уолтер, помахав мечом в воздухе, сделал знак отступить к лесу и первым тронул свою лошадь.
   Остальные всадники последовали за ним. Те, кто еще дрались на земляном валу, побросали оружие и побежали за своим предводителем. Нескольких отступавших уже в поле настигли камни и стрелы защитников города.
   Горожане праздновали победу.
   Джек смотрел вокруг себя, и ему не верилось, что они выстояли. Женщинам удалось справиться с пожарами. Мужчины, обнявшись, отплясывали на земляном валу. Подошел Ричард и, похлопав Джека по спине, сказал:
   – Ну что, стена спасла нас. Твоя стена.
   Вокруг них сразу же собралась толпа горожан и монахов, всем хотелось поздравить Джека да и друг друга.
   – Как думаешь, они совсем ушли? – спросил Джек.
   – Не сомневайся, – ответил Ричард. – Теперь, когда им стало ясно, что мы будем стоять до последнего, они больше не сунутся. Кому-кому, а Уильяму хорошо известно, что взять город, окруженный стеной, без сильной армии и полугодовой осады невозможно. Тем более когда люди готовы биться насмерть.
   – Так, значит, это конец? – отрешенно произнес Джек.
   Навстречу ему, сквозь толпу, пробиралась Алина с Томми на руках. Джек с радостью обнял ее. Они были живы, они были вместе, и он был исполнен благодарности к ней.
   Неожиданно он всем своим существом ощутил усталость, скопившуюся за эти двое суток. Ему смертельно захотелось лечь и уснуть. Но ему не дали. Двое молодых каменщиков схватили его и усадили себе на плечи. Гул одобрения пронесся по толпе. Джека куда-то понесли, и все двинулись за ними. Он хотел было сказать им, что это не он, а они сами спасли себя, но его бы никто не стал слушать. Им нужен был герой.